Кражи и грабежи как преступления против собственности

Д., Ж. и З. были осуждены за кражу 1410 фунтов, и безуспешно апеллировали в Апелляционном суде, который постановил, что в момент присвоения, который произошел тогда, когда деньги были поделены после ограбления, деньги принадлежали П. по параграфу 5(3), так как Д. изначально получил чек от П. по обязательству хранить и пользоваться им и доходом с него определенным образом. Тот факт, что П. получил чек незаконным образом, и не смог бы оспорить его в суде, не повлиял на существование данного обязательства.

В этом случае очень сложно наблюдать существование законного обязательства. Апелляционный суд постановил, что было начальное обязательство хранить и распоряжаться чеком, или его доходом особым способом, и это подходит под определение параграфа 5(3), даже если это обязательство не может быть защищено в суде, после того как Д. раскрыл мошенничество П.

Суд основал начальное обязательство на том факте, что Д. знал о своем обязательстве к П., но параграф 5(3) не говорит ничего об обязательстве, которое предполагает или не предполагает обвиняемый. Он говорит собственно об обязательстве. Более того, такое обязательство должно существовать в момент присвоения. Конечно, странно, что по точке зрения Апелляционного суда, обязательство, которое возможно никогда не существовало, и совершенно точно не существовало в момент присвоения, может удовлетворять требования параграфа 5(3) .

Когда обвиняемый получает собственность как зависимый держатель, или держатель трастового фонда, эта собственность принадлежит другому лицу по параграфу 5(1), или по параграфу 5(2) в случае благотворительного трастового фонда, по ранее обсуждавшимся причинам. Соответственно, несмотря на то, что собственность, которая была заложена, или передана в трастовый фонд, принадлежит другому лицу по параграфу 5(3) .

Вполне возможно, что параграф 5(3) вообще не нужен, поскольку почти каждый второй случай управляется этим параграфом, то может быть установлено, по гражданскому праву, что если кто-то отличный от рецепента, то есть обвиняемого, имел пропреитарное право или интерес в спорной собственности, или доходов от этой собственности, то она принадлежала другому в соответствии с параграфом 5(1). Даже если это так, то гражданское право в этой области крайне запутанно, и параграф 5(3) играет важную роль, разъясняя, что в обстоятельствах, ясно объясненных в этом параграфе, собственность или доход от этой собственности является "принадлежащим другому" для нужд кражи.

Нельзя не упомянуть то, что для того, чтобы собственность принадлежала другому лицу по параграфу 5(3), обвиняемый должен быть иметь определенные обязательства перед тем лицом, от кого и на чей счет он получил эту собственность, для того чтобы хранить и распоряжаться этой собственностью особым образом. Тот факт, что он имеет определенные контрактные обязательства перед этим лицом, не означает то, что он должен хранить и распоряжаться собственностью особым образом. Например, если П. заключает контракт с Д. на то, чтобы Д. покрасил его дом, и платит Д. начальную сумму в 50 фунтов, то эти 50 фунтов будут принадлежать только Д. Эти деньги не будут принадлежать П., в смысле параграфа 5(3) так как, несмотря на то, что Д. имеет контрактное обязательство покрасить дом, он ни в коем случае не имеет обязательства хранить и пользоваться этими деньгами, или доходом с них особым образом. В случае если 50 фунтов были выданы Д. на то, чтобы он купил необходимые материалы для покраски дома, Д. будет иметь обязательство хранить и пользоваться деньгами, или доходом с них для покраски дома. Таким образом, они принадлежат П. по параграфу 5(3), и Д. может быть осужден за кражу, если он бесчестно присвоит их. Это различие может быть проиллюстрировано делом Hall.

Д., агент по продаже путешествий, получил деньги от своих клиентов как депозиты и оплату билетов в Америку: иногда большие суммы вносились директорами школ, желающими зафрахтовать чартерные рейсы для своих учеников, в других случаях деньги вносились частными лицами, для их собственного путешествия. Ни в одном из семи случаев путешествия не случились, и ни в одном случае деньги не вернулись. Д. заявил, что заплатил все суммы на общий счет своей фирмы, и то, что эти деньги стали его собственностью. Д. был осужден, но успешно апеллировал в Апелляционном суде, который постановил, что в отсутствие других договоренностей, не было установлено, что Д. имел обязательство хранить и пользоваться деньгами определенным образом. Поэтому эти деньги не принадлежали другому лицу в свете параграфа 5(3). Решение суда было бы другим, если бы Д. был обязан по условиям контракта, положить деньги на отдельный счет и использовать их для покупки билетов. В том случае он имел бы обязательство хранить и пользоваться деньгами или доходом с них особым образом, и эти деньги принадлежали бы другому лицу по параграфу 5(3).

Другой пример пределов и действия параграфа 5(3) такой: если Д. нанят П. собрать квартплату с жильцов П., и Д. должен отчитаться за все собранные деньги, минус комиссионные, то собранные деньги будут являться собственностью П. по параграфу 5(3) в том случае, если по их договору, Д. обязан передать полученные деньги П. Однако собранные деньги не будут принадлежать П. по параграфу 5(3), если П. и Д. соотносятся между собой как должник и кредитор. В этом случае Д. не совершит кражи, бесчестно присвоив деньги, если только деньги не собирались в какой-нибудь специальный фонд. В этом случае деньги и доход с этих денег будут принадлежать жильцам по параграфу 5(3).

В некоторых случаях, когда Д. получает собственность как следствие ошибки П., то собственность будет принадлежать П. по параграфу 5(1). В одном случае П. просто намеревался передать право владения Д., и оставить право собственности себе, таким образом, что П. продолжит иметь пропреитарные права в этой собственности по параграфу 5(1), и Д. сможет быть осужден за кражу, если впоследствии он бесчестно присвоит эту собственность. В другом случае П. действительно намеривается передать Д. как право собственности, так и право обладания, но делает это по ошибке, известной Д. Ошибка может относиться как к личности Д., так и к передающейся собственности, или к сумме денег. Так как ошибка предотвращает передачу права собственности, то у П. остается пропреитарное право на эту вещь. Таким образом, если Д. пишет письмо П. и называется Х., одним из постоянных клиентов П., и просит в этом письме продать некоторое количество товаров в кредит, (чего П. никогда бы не сделал, если бы знал, что его контрагентом является Д.), то Д. может быть осужден за кражу товаров, если он в последствии присваивает их, так как контракт на продажу товаров недействителен по причине ошибки в установлении личности покупателя. По параграфу 5(1) П. останется хозяином товаров, и Д. присвоит товары, принадлежащие другому лицу. То же самое случится в том случае, если П., намереваясь дать Д. слиток свинца, дает ему слиток золота, и эта ошибка очевидна для Д.

Несмотря на то, что ошибка не предотвратит П. на передачу вещи, эта собственность будет принадлежать П., если факты окажутся похожими на недавно принятое гражданским правом, правило выведенное в деле Chase Manhattan Bank NA v Israel-British Bank(London) ltd. Это правило было применено к краже в деле Shadrokh-Cigari. Оно заключается в том, что в случаях судебного действия по возвращению вещи, или денег из незаконного владения, после передачи по фактической ошибке, лицо, платящее деньги, либо передающее другую собственность по ошибке, оставляет себе пропреитарное право справедливости (бенефициарный интерес) на эту вещь. В деле Shadrokh-Cigari, 286001 фунтов, вместо 286 фунтов, было переведено из американского банка в английский банк, на счет Х. несовершеннолетнего. Опекун Х., Д., от имени Х., разрешил Английскому банку оплатить выписанные им чеки на большую часть 286000 фунтов. Д. затем использовал деньги на свое же благо. Апелляционный суд поддержал осуждение Д. за кражу денег из Английского банка. Д. присвоил деньги, поскольку они принадлежали другому лицу -- английскому банку. Несмотря на то, что, банк передал право собственности, он оставил себе пропреитарное право справедливости (бенефициарный интерес) на эти деньги.

По праву справедливости, если лицо передает деньги или другую собственность по ошибке и оставляет себе пропреитарное право справедливости в этой собственности, а в дальнейшем эта собственность обменивается на другую собственность, то это лицо может проследить за своим интересом в другой собственности или в фонде, созданном посредством его собственности, с тем результатом, что у него останется пропреитарный интерес в этих вещах, если они являются следствием его вещей, и будут принадлежать этому лицу в контексте значения параграфа 5(1).

Не стоит возлагать слишком больших надежд на решение по делу Shadrokh-Cigari, так как ситуации, где в случаях судебного действия по возвращению вещи, или денег из незаконного владения, после передачи по фактической ошибке, крайне редки. То, что там сказано об обязательстве вернуть, равно применимо в настоящем контексте.

До настоящего момента мы рассмотрели влияние действия параграфа 5(1) на передачу собственности по ошибке. Но параграф 5(1) прямо не говорит об ошибке, тогда так параграф 5(4) прямо к ней относится.

Параграф 5(4) говорит, что: "Если лицо получает собственность по ошибке другого лица, и обязан вернуть (целиком или частично) эту собственность, доход от этой собственности, или стоимость этой собственности, то эта собственность должна считаться принадлежащей тому лицу, которому нужно ее вернуть, и намерение не возвращать эту собственность, должно считаться намерением лишить другого лица этой собственности, или дохода от этой собственности". Нужно подчеркнуть, что для того, чтобы задействовать параграф 5(4), не достаточно только того, что П. действовал по ошибке, Д. должен иметь законное обязательство вернуть вещь (целиком, или частично) или доход от этой вещи, или стоимость этой вещи. Только тогда и только в границах этого обязательства, спорная собственность будет считаться принадлежащей другому лицу в контексте параграфа 5(4). Вопросом права здесь является проблема -- были или не были обязательства вернуть в настоящих условиях, но этот вопрос нельзя решить, не установив, предварительно всех фактов дела.

Применение параграфа 5(4) хорошо иллюстрируется делом Davis. Д. должен был получать жилищную субсидию от местных властей. По ошибке, каждый месяц в течение 8 месяцев ему приходило два чека, каждый на полную причитавшуюся ему сумму. Д. затем перестал получать жилищную субсидию, но каждый месяц он получал один чек. Вместо того чтобы вернуть чеки, Д. их бесчестно индоссировал. Некоторый из этих двойных чеков были индоссированы на имя его домовладельца. В этом случае Апелляционный суд отменил его приговор за кражу денег, так как Д. денег не получал, а, следовательно, не мог их и присвоить.

Один комплект двойных чеков и некоторые из одинарных чеков, Д. индоссировал на имя владельцев магазинов за наличные. Апелляционный суд поддержал его осуждение за кражу. По отношению к одинарным чекам, Апелляционный суд постановил, что поскольку чеки, были получены по ошибке, и Д. имел законное обязательство вернуть эти чеки, и поскольку наличные, являются доходом с этих чеков, то Д. был обязан вернуть эти чеки, и поэтому они принадлежали другому лицу (местным властям) по параграфу 5(4). В том случае, когда был каширован комплект двойных чеков, было невозможно определить, который из них был получен по ошибке. Апелляционный суд решил эту задачу постановив, что к обоим этим чекам нужно относиться как к полученным по ошибке, таким же образом, если бы в один единственный чек был выписан на излишнюю сумму.

Так, когда же возникает законное обязательство вернуть чужую вещь в контексте значения параграфа 5(4)? Ответ на этот вопрос не прост, и может заключаться только в длительном рассмотрении норм гражданского права. Таким образом, этот вопрос находится вне компетенции этой книги. Можно сказать, что самый явный пример возникновения обязательства вернуть, и где ошибка не предотвратила переход права владения, это тот, где П. переводит деньги, как следствие ошибки о том, что Д. действительно должен получить эти деньги. Это тот тип правоотношений, для которого был разработан параграф 5(4). Например, работодатель П. платит работнику Д. недельную зарплату в 180 фунтов, забыв о том, что он уже выплатил Д. аванс в 60 фунтов. Здесь ошибка не относится к личности, поскольку П. так и так намеривался выплатить Д. недельную зарплату, но Д. должен вернуть П. лишние 60 фунтов. Эти деньги рассматриваются, как принадлежащие П. Если Д. потратит лишние деньги, и будет знать или догадываться о случившейся ошибке, то он может быть осужден за кражу 60 фунтов, так как они принадлежат другому лицу по параграфу 5(4).

Другой пример приводится в деле A-G Reference (No1 of 1983). Обвиняемая была офицером полиции. Ей платили прямым дебитом. Однажды ей переплатили 74 фунта. Когда она поняла это, она решила эти деньги не брать, и они остались на ее банковском счете. Когда ее судили за кражу, судья снял с нее все обвинения. По запросу Генерального прокурора, Апелляционный суд постановил, что долг банка обвиняемой был собственностью, принадлежавшей другому лицу по параграфу 5(4). Это случилось потому, что обвиняемая получила собственность по ошибке другого лица, и по гражданскому праву, она была обязана вернуть эти деньги ее работодателю. Поэтому, долг банка был признан собственностью, принадлежащей другому лицу, и работодатель должен был получить возмещение по параграфу 5(4).

Пределы действия параграфа 5(4) показаны в решении по делу Gilks, где Д. поставил деньги на лошадь по имени Fighting Scot. Эта лошадь не выиграла скачки, но менеджер совершил ошибку и заплатил Д. такие деньги, как если бы Fighting Scot победил. Д. знал об ошибке, но деньги оставил себе. На первый взгляд, этот случай подпадает под действие параграфа 5(4). Однако так как это был игровой долг, то не было законного обязательства вернуть деньги, и, как постановил Апелляционный суд, параграф 5(4) не применялся. Д. не ушел от уголовной ответственности. Апелляционный суд постановил, что передача менеджером денег не воздействовало на передачу собственности, и деньги принадлежали его конторе. Апелляционный суд обосновал свое решение на деле Middleton, старом деле о краже, где почтовый служащий выплатил деньги по ошибке личности, но решение в том деле было совершенно не применимо к фактам в деле Gilks поскольку ошибки личности не было ни в каком виде, и кажется, что решение о том, что владение не перешло к другому лицу не правильно.

Как мы видели в деле Shadrokh-Cigari, Апелляционный суд, применил к закону о краже правило гражданского права о том, что в случаях судебного действия по возвращению вещи, или денег из незаконного владения, после передачи по фактической ошибке, лицо, платящее деньги, либо передающее другую собственность по ошибке, оставляет себе пропреитарное право справедливости (бенефициарный интерес) на эту вещь, который может быть прослежен к тем вещам, в которую спорная собственность была конвертирована. Соответственно, начальная собственность или доход от этой собственности, или деньги от продажи этой собственности будут принадлежать другому лицу для параграфа 5(1). В свете приложения данного принципа, неясно какая ситуация, регулируемая параграфом 5(4), также не регулируется параграфом 5(1). Вывод этот заключается в том, что параграф 5(4) объясняет в достаточно простых словах, что при существующих определенных условиях, собственность будет являться принадлежащей другому лицу. Наличие этого положение устраняет необходимость применять нормы гражданского права и удаляться в длительные рассуждения о пропреитарных правах. Как Апелляционный суд признал в Shadrokh-Cigari, параграф 5(4) являлся альтернативным способом узнать в данном случае то, что спорная собственность принадлежала другому лицу.

Есть много случаев, в которых лицо получает собственность как следствие ошибки другого лица, но не обладает обязательством вернуть эту собственность владельцу. Когда П. дарит книгу Д., предполагая по ошибке, что она стоит немного, а в дальнейшем узнает, что эта книга была ценнейшим первым изданием, то Д. не будет виновен в преступлении, даже если он знал об ошибке с самого начала. Причина на это в том, что ошибка П. не заключается в идентификации книги, или Д., и не помешает праву собственности перейти к Д. У П. не останется никаких пропреитарных прав на эту книгу. Они все перейдут к Д., а у Д. не будет обязанностей вернуть книгу П., поскольку книга не принадлежит другому лицу в смысле значения параграфов 5(1) и 5(4) .

Если Д. убедит П. продать ему товары в кредит, нечестно заявив то, что он является очень богатым человеком, и П. передаст ему эти товары, есть ощущение того, что П. передает товары Д. по ошибке. Однако товары не будут принадлежать другому лицу в смысле параграфов 5(1) и 5(4), потому, что совершенная в этом примере ошибка не принадлежит к тому типу ошибок, которые предотвращают передачу права собственности, и оставляют П. пропреитарный интерес. Также, несмотря на то, что Д. обязан уплатить цену этих товаров, он не обязан вернуть их, доход за них, или их стоимость. Безусловно, что Д. виновен в получении товаров обманом, но на этом этапе его нельзя осудить за кражу. Если П. впоследствии оспорит договор продажи по причине мошенничества Д., то право владения товарами вернется к П., и они будут явно ему принадлежать по параграфу 5(1), и Д. будет виновен в краже, если он впоследствии присвоит товары, имея необходимый means rea.

Из-за сложности права, относящегося к ошибке и ее воздействия на работу закона о краже, не может быть сомнения в том, что когда собственность передается по ошибке вызванной обманом, лучше обвинять подозреваемого в получении собственности обманом.

5. Единоличная корпорация

Параграф 5(5) имеет дело с различными видами случаев, отличных от обсуждавшихся в параграфах с (4) по 5(2). Этот параграф говорит, что собственность единоличной корпорации, примерами которой являются Епископ и Солиситор Казны, должна считаться принадлежащей корпорации, несмотря на то, что лица, выражающего интересы этой корпорации, нет. Это сделано для охраны собственности единоличной корпорации оттого, что, когда лица, выражающего корпорацию нет, то собственность может считаться никому не принадлежащей, а потому ее нельзя украсть.

Параграф 1(2) Акта о краже говорит о том, что для суда не важно то, что присвоение произошло без умысла на наживу, или присвоение произошло не для собственного права вора. Таким образом, Д. может быть обвинен в краже за то, что он бросит кольцо П. в реку или разорвет одежду П. в клочья, хотя обвинение в преступном повреждении было бы более пристойно. Means rea, требуемый для кражи параграфом 1(1), это то, что присвоение должно произойти бесчестным образом и с намерением навсегда лишить другое лицо, которому принадлежит собственность.

Ширина термина "присвоения" означает, что все эти требования, предъявляемые к Means Rea, особенно требование нечестности, играют важную роль в квалифицировании этого преступления. Не каждое присвоение собственности, принадлежащей другому, является кражей. Это зависит от душевного состояния подозреваемого.

Вопрос нечестности является фактическим вопросом, который должны решать присяжные. Судья не должен решать этот вопрос. В параграфе 2(1) Акта о краже перечислены виды душевного состояния, которые исключаются из вида нечестных.

В Параграфе 2(1) сказано: "Присвоение лицом собственности другого лица не должно считаться нечестным тогда:

· когда лицо присваивает собственность, предполагая, что у него, или у третьего лица есть законное право лишить другого этой собственности;

· когда лицо присваивает собственность, предполагая, что получит согласие другого лица, если бы другое лицо знало о присвоении и обстоятельствах присвоения, или;

· за исключением тех случаев, когда собственность перешла к лицу как к держателю трастового фонда, или личному представителю, когда лицо присваивает собственность, предполагая, что лицо, которому эта собственность принадлежит, не может быть найден разумными действиями".

Когда утверждается присутствие одного из этих предположений, неважен тот факт, было ли предположение разумным, или даже "пьяным", как в деле Cf Jaggard v Dickinson, хотя, конечно, разумность утверждаемого предположения имеет доказательственную важность, когда рассматривается вопрос истинности данного предположения.

В параграфе 2(1) (а) сказано о праве (то есть предположение в наличие законного права лишить собственности) на защиту от кражи. Это значит, что ошибка права может защитить, например, кредитора, который захватывает собственность должника, намериваясь этим восполнить свои потери, по ошибочному убеждению в том, что закон разрешает возвращать долги таким образом. Заключительные слова параграфа 2(1) (а) ясно гласят, что тот, кто присваивает собственность, предполагая, что он имеет право на эту собственность от имени, например, компании, в которой он работает, не виновен в краже. Если обвиняемый истинно верит в то, что у него есть законное право лишить собственности другое лицо, он не может быть осужден за кражу, даже если он знает то, что у него нет законного права присваивать собственность определенным способом, например, силой.

Параграф 2(1) (а) ограничен предположениями в законном, а не моральном праве лишить другого собственности. Случаи, где обвиняемый верит в то, что у него есть моральное право лишить другое лицо его собственности.

Параграф 2(1) (б) (предположение, что лицо, которому принадлежит собственность, согласился бы с присвоением, если бы знал о присвоении или об обстоятельствах присвоения) явно подходит под случай, когда студент колледжа берет бутылку пива из комнаты друга, свято веря в то, что этот друг согласился бы с этим, если бы знал об обстоятельствах. Убеждение обвиняемого в том, что у него бы было согласие другого лица должно быть убеждением на получение согласия истинного, и честно полученного.

Параграф 2(1) (с) (предположение, что лицо, которому принадлежит собственность, не может быть найдено разумными путями) не применяется, когда обвиняемый получил собственность в качестве держателя трастового фонда, или личного представителя. Этот параграф направлен на то, чтобы защитить лицо, нашедшее собственность. Нечестности нет, следовательно, нет и кражи, если лицо, присваивая собственность, предполагает, что хозяин товаров или денег, найденных им, не может быть найден разумными путями.

Важно правильно оценивать очень ограниченную природу защиты честного нашедшего лица. В первую очередь, собственность может, как мы уже видели, принадлежать более чем одному лицу. Несмотря на то, что лицо, нашедшее товары, закопанные в чьей-то земле, может вполне разумно предполагать то, что их владелец не может быть найден разумными шагами, эти товары будут признаны принадлежащими владельцу земли, на которой они были найдены, поскольку у владельца земли будет право владения этими товарами. Присвоение, производящееся лицом, сознающим права владельца, будет считаться кражей. Во-вторых, если, владея товарами, нашедшее лицо узнает о существовании владельца этих вещей, он может быть виновен в краже, если в последствии присваивает их, или продает их, с намерением навсегда лишить владеющее лицо этих товаров. Соответствия с защитой честных покупателей по параграфу 3(2) нет.

Параграф 2(1) (с) не ограничен защитой честных нашедших лиц. Он также, например, защищает сапожника, который, предполагая, что не сможет найти владельца незабранной обуви, присваивает ее.

Негативное определение нечестности в параграфе 2(1) является только частичным определением. Соответственно, присвоение собственности обвиняемым могло не быть бесчестным, даже если дело не подпадает под определения параграфа 2(1). Это было указано в решении по делу Feely, Апелляционным судом. Суд постановил в этом деле, что в ситуациях, не относящихся к параграфу 2(1), значение нечестности не является вопросом права для судьи, но вопросом факта для присяжных. Это означает, что судья не должен говорить присяжным -- было или не было данное присвоение нечестным, но присяжные сами должны это решить.

В деле Feely Д. был нанят букмейкерской фирмой в качестве менеджера одного из подразделений. Работодатели Д. разослали циркуляр ко всем менеджерам с требованием прекратить занимание денег из кассы. После получения этого циркуляра Д. знал, что у него не было никакого права занимать деньги из кассы или сейфа для личных целей. Позже Д. взял примерно 30 фунтов из сейфа, чтобы дать их отцу. Когда недостача была обнаружена, Д. выдал долговую расписку другому менеджеру, и сказал, что он собирается вернуть эти деньги, после того как получит зарплату, которая должна была составлять примерно в два раза больше. Судья, завершая дело, сказал присяжным: "...как вопрос права... я должен инструктировать вас, что даже если вы собирались вернуть деньги на следующий день, и даже если вы были миллионером, для права, регулирующего это преступление, это не имеет значения". Апелляционный суд постановил, что судья был неправ: вопрос о том действовал менеджер честно или бесчестно, когда достал деньги из сейфа, должны решить присяжные. "Мы не соглашаемся, -- сказал судья Lawton, -- что судьи должны определять то, что значит слово "нечестность". Таким образом, вопрос о том, было ли присвоение обвиняемого честным или бесчестным, должны решить присяжные, и они должны применять к этому вопросу стандарт обычных честных людей.

"Нечестность" не характеризует направление поведения, а просто душевное состояние. Это значит, что присяжные, определяя душевное состояние обвиняемого, существовавшее в момент присвоения, должны спросить себя, действовал обвиняемый честно или бесчестно, присваивая собственность, находясь в данном душевном состоянии, в соответствии со стандартом обычных честных людей.

Решение по делу Gosh, которое касается других преступлений, связанных с нечестностью по Акту о краже, но напрямую связано с самой кражей, Апелляционный суд добавил второй вид проверки к тому, который был выведен в Feely. Суд постановил, что для того, чтобы определить наличие или отсутствие нечестности, присяжные, в первую очередь, должны удостовериться в том, является или нет, как указано выше, поведение обвиняемого нечестным, в соответствии со стандартом обычных честных людей. Если действия обвиняемого не признаны нечестными, то дело заканчивается. Однако, во вторую очередь, присяжные должны решить понимал или нет обвиняемый то, что его действия были нечестными в соответствии со стандартами разумных честных людей. Если он этого не понимал, как бы иррационально и неразумно не было его душевное состояние, то присвоение не будет считаться нечестностью. Вторая проверка сводится к следующему: для лица бесчестно действовать таким образом, который другие обычные разумные люди воспримут нечестным, и понимать, что его действия являются нечестностью, даже если он верил, что его действия являются морально обоснованными. В большинстве случаев, где имея определенное состояние обвиняемого, действия обвиняемого, скорее всего, будут восприняты как нечестность, не будет и тени сомнения, что обвиняемый знал о том, что его действия являются нечестностью по стандартам обыкновенных, разумных и честных людей.

Нужно подчеркнуть, что вторая проверка не заключается в знании или незнании обвиняемым того, что его действия не были нечестными по его стандартам. Для него не будет оправданием высказывание типа: "Я знал, что то, что я делаю обычно считается нечестностью, но я не относился к своим действиям как к бесчестности". С другой стороны, оправданием для обвиняемого будет следующее высказывание, учитывая, конечно, что ему поверят: "Я не знал, что обычные люди отнесутся к моим действиям как к нечестности". В других словах, по этой проверке, "нечестность" не определяется собственными моральными стандартами обвиняемого, а его пониманием моральных стандартов простых честных людей, конечно, чем более одиозно его понимание их, тем меньше шансов у него на то, что ему поверят.

В деле Gosh Апелляционный суд заметил, что Робин Гуд действовал нечестно, так как он знал, что обычные люди отнесутся к его поведению как к нечестности. Принимая во внимание то обстоятельство, что присяжные, например, действительно посчитали его поведение нечестным, по существующим стандартам обычных честных людей, достаточно очевидно, не так просто будет доказать то, что Робин Гуд сам считал, что обычные люди воспримут его поведение нечестным.

Подход, использованный в деле Gomesh, может породить большое количество противоречивых процессов, осложнить положение судьи, и привести к арбитрарным и несостоятельным вердиктам присяжных, по вопросу того, что же считать нечестностью. Было бы гораздо проще, если бы статут предложил полное определение того, что считается, а что не считается нечестностью.

Несмотря на то, что судья в подведении итогов дела должен поставить присяжных в известность по поводу того, что нечестность является одной из составляющих кражи. Он не должен определять этот термин, если в деле нет сомнения о том, что Д. присвоил собственность при обстоятельствах, которые могут заставить присяжных признать, что обвиняемый действовал не бесчестно.

Тот факт, что судья не должен инструктировать присяжных о вопросе нечестности, если нет доказательств наличия у обвиняемого определенного душевного состояния, которое может заставить присяжных признать, что у обвиняемого не было нечестных намерений, представляет собой противоречие с точкой зрения использованной Палатой Лордов в деле DPP v Stonehouse, где суд постановил, что там, где имеется вопрос факта. Как в вопросе о нечестности, лежащим вне поля деятельности параграфа 2(1) судья должен поставить этот вопрос перед присяжными, даже если все доказательства оставляют только один ответ -- против обвиняемого.

Взаимосоответствие частичного определения нечестности в параграфе 2(1) с проверкой наличия нечестности, указанной в деле Feely и Gosh может быть суммировано следующим образом.

Если есть доказательства наличия одного из предположений, указанных в параграфе 2(1), то судья должен сказать присяжным, что как вопрос права они должны вынести оправдательный приговор, если прокурор не докажет обратное в пределах разумного сомнения.

Если есть доказательства существования душевного состояния отличного от предположений, указанных в параграфе 2(1), и эти доказательства могут заставить присяжных вынести оправдательный приговор, то судья должен поставить вопрос о наличии состава нечестности в данном деле. Судья не должен инструктировать присяжных о том, что присвоение, совершенное обвиняемым, принимая во внимание то, что версия обвиняемого не опровергнута, было или не было нечестностью. Вместо этого, судья должен попросить присяжных определить какое душевное состояние имелось у обвиняемого в момент совершения присвоения. Если утверждаемое душевное состояние обвиняемого не было поставлено под сомнение прокурором, то присяжные должны признать то, что оно существовало. Судья затем должен продолжить, сказав присяжным, что, определив истинное душевное состояние подозреваемого, присяжные должны узнать были ли действия обвиняемого бесчестными в соответствии со стандартами обычных честных людей. Если присяжные признают, что поведение обвиняемого не было бесчестным, то дело закрывается. Судья продолжает, говоря, что если действия обвиняемого были нечестностью со стороны обычных разумных людей, присяжные должны выяснить, знал или не знал подозреваемый о том, что его действия являются нечестностью в соответствии с этими стандартами, и что если он не понимал, что его действия являются нечестностью, в соответствии с этими стандартами, то присвоения не было нечестным, тогда как если он знал об этом, то присвоение будет нечестным.

Для полноты нужно отметить, что параграф 2(2) говорит о том, что уже подразумевалось выше: "присвоение лицом собственности, принадлежащей другому, может считаться бесчестным, даже если он хочет заплатить за эту собственность". Лицо, которое знало о том, что хозяин картины не хочет продавать эту картину, может быть обвинен в краже, если он возьмет эту картину, намериваясь лишить ее владельца, но оставив деньги. С другой стороны, студент колледжа, который берет бутылку пива из комнаты друга, оставляя в комнате стоимость этой бутылки, не действует бесчестно, даже если он не предполагает того, что хозяин согласится с этим присвоением, так, что этот случай не подпадает под действие параграфа 2(1).

Собственно вечное лишение не требуется для квалификации кражи, но все же должно быть доказано то, что обвиняемый, во время присвоения собственности, принадлежащей другому, намеривался лишить другого этой собственности навсегда. Если Д. бесчестно берет часы П., намериваясь навсегда лишить П. этих часов, то Д. виновен в краже, даже если он был арестован полицией сразу после присвоения, и часы возвращаются П.

Намерение навсегда лишить относится собственно к присвоенной вещи, таким образом, что если присваиватель денег, который присваивает деньги с намереньем вернуть их другими купюрами, все равно имеет намерение навсегда лишить другое лицо. То же самое относится к другой собственности, например, к пинте молока, которая присваивается с намерением потребить и вернуть такую же.

Обычно Д. намеривается навсегда лишить П. самим действием присвоения, но это не обязательно. Хватит одного намерения лишить П. собственности когда-нибудь в будущем последующим действием.

Вопрос о том было или нет намерение навсегда лишить лицо, которому принадлежит собственность, не порождает проблем в обычных случаях, так как отношение обвиняемого с собственностью часто даст ясный ответ на все возникающие вопросы. Например, если Д. возьмет пирог П. и съест его или если Д. возьмет кирпичи П. и построит из них стену на своей земле, или если Д. возьмет деньги П. и потратит их в пивном баре, то в этих случаях очень легко сделать заключение о наличии намерения навсегда лишить, хотя со стороны судьи будет большой ошибкой говорить об этом присяжным.

С другой стороны, если Д. берет со стола в комнате для занятий книгу П., и читает ее за своим столом в той же комнате, или если Д. берет теннисную ракетку П., и после использования оставляет ее в спортзале, то нельзя себе представить возможности умозаключения о наличии в этих делах намерения навсегда лишить.

Похоже, что в некоторых случаях лицо может намериваться навсегда лишить, даже если он намеривается просто одолжить на время. Это происходит тогда, когда жертва присвоения имеет ограниченный интерес в этой собственности. Например, если П. берет на неделю у Х. инструмент в прокат, а в течение этой недели Д., зная о всех обстоятельствах, берет этот инструмент, намериваясь вернуть его Х. через десять дней, то Д. может быть осужден за кражу инструмента у П. (так как он намеривался навсегда лишить П. его целого интереса в этой вещи) но не в краже вещи у Х., так как у него не было никаких злых намерений по отношению к Х.

В некоторых исключительных случаях, лицо может быть осуждено за кражу, даже если это лицо не намеривалось навсегда лишить, и даже если это лицо наверняка собиралось вернуть собственность ее владельцу когда-нибудь в будущем, и действительно возвращало. Осуждение в таком случае возможно в делах, которые подпадают под определение параграфа 6 настоящего Акта, которая расширяет значение слов "намерение навсегда лишить".

Нужно выделить то, что параграф 6 не предоставляет полного определения "намерения навсегда лишить", вместо этого он просто расширяет значение и объясняет эту фразу. В подавляющем большинстве случаев, к этому параграфу можно вообще не обращаться, и к ней совершенно точно не нужно обращаться, если факт наличия или отсутствия намерения навсегда лишить, может быть разрешен без нее. Апелляционный суд в своем решении по делу Lloyd сказал, что к параграфу 6 нужно обращаться только в исключительных случаях. К таким случаям относятся дела, где обвиняемый не хотел, чтобы другое лицо потеряло собственность навсегда, но действовал особым образом, подпадающим под определение параграфа 6.

Часть 1 Параграф 6(1) говорит, что лицо, присваивающее собственность, принадлежащую другому лицу, не намериваясь навсегда лишить другое лицо этой собственности, должно считаться имевшим намерение навсегда лишить другое лицо этой собственности, если оно намеривается пользоваться вещью как своей, или распоряжаться ею, невзирая на права другого лица. Ниже приведены примеры случаев, которые подпадают под параграф 6(1) .

Д. забирает китайскую вазу П., намериваясь продать ее обратно П., или держать ее с целью получения выкупа. Д. собирается держать вазу у себя до тех пор, пока П. не заплатит требуемый выкуп. Д. явно собирается пользоваться и распоряжаться вазой как своей, невзирая на права другого лица (П.), так как он намеривается вернуть принадлежащую П. вазу только в том случае, если П. заплатит за нее, даже если он не намеривается навсегда лишить П. этой вещи, так как он надеется, что П. заплатит требуемый выкуп. Также Д. намеривается пользоваться вазой как своей, или распоряжаться ею невзирая на права собственника, если он ее закладывает и посылает квитанцию П., даже если он надеется на то, что П. выкупит эту вазу.

Другой случай, который подпадает под действие параграфа 6(1) заключается в следующем: если обвиняемый абандонирует собственность и безразличен найдет ее владелец или не найдет, и если по обстоятельствам абандонирования, и/или сути вещи, собственность вряд ли будет найдена, то обвиняемый, учитывая, что он знал или догадывался об этом, может быть признан имевшим намерение пользоваться вещью как своей и распоряжаться ею, невзирая на права собственника. Явным примером дела, подпадающего под параграф 6(1), будет, если Д. возмет часы П. в городе Лейчестер, и абандонирует их в Ньюкастле. С другой стороны, если Д. взял попользоваться теннисную ракетку П., а затем забыл ее в спортзале, то Д. не будет признан имевшим намерение пользоваться вещью как своей и распоряжаться, невзирая на права собственника. Так же и угонщик автомобиля не подпадает под действие параграфа 6(1), так как тот факт, что брошенные автомобили чаще всего возвращаются своим владельцам, общеизвестен.

Если Д. присваивает пианино П., притворяясь владельцем пианино, и пытается продать его Х., зная, что неизбежный приход П. предотвратит забирание пианино, он может быть осужден за кражу пианино, так как он намеривается пользоваться им как своим и распоряжаться, невзирая на права П. Поэтому по параграфу 6(1) будет считаться, что он имел намерение навсегда лишить П. этого замечательного музыкального инструмента. Однако было бы правильнее обвинить П. в получении собственности обманом. Решение Тайного совета в деле ChanMan-sin v A-G of Hong Kong дает нам еще один интересный пример того факта, что требования параграфа 6(1) могут быть удовлетворены, даже если знает, что лицо, которому принадлежит собственность, ничего не потеряет. Бухгалтер компании выписал на свое имя и представил к оплате на счет своей компании поддельные чеки. Тайный совет постановил, что "...из предоставленных доказательств можно сделать заключение, что это присвоение бестелесной вещи, коей является кредитный счет в банке, сопутствовалось намерением навсегда лишить компании этой вещи, так как он отнесся к банковскому счету, принадлежащему компании как к своему, и пользовался им, невзирая на права настоящего собственника, и что факт того, что он отдавал себе отчет в том, что его мошенничество будет раскрыто, и баланс фирмы будет не поврежден.

Часть 2 Параграфа 6(1) продолжается утверждением того, что занимание или одалживание собственности может считаться пользованием как собственностью обвиняемого, или распоряжением, невзирая на права собственника, только в том случае, если, и только если, занимание или одалживание собственности происходит на такой период времени, что можно говорить о прямом присвоении и распоряжении.

В деле Lloyd, Апелляционный суд постановил, что эта часть параграфа 6(1) "существует для того, чтобы показать, что простое одалживание недостаточно для того, чтобы создать достаточный Means Rea, если только вещь не возвращается в таком измененном виде, что можно сказать, что она потеряла всю свою стоимость и/или полезность". Из примера, приведенного в решении по делу Lloyd, что измененное состояние не означает того, что именно физическая сторона вещи должна быть изменена.

Пример, подходящий под определение второй части параграфа 6(1), предлагается Апелляционным судом в решении по делу Lloyds. Кто-то берет железнодорожные предметы, намериваясь вернуть их в кассу после поездки. Ясно, что одалживание здесь происходит на определенный срок, а обстоятельства дела являются распоряжением, так как если билеты возвращаются, то теряется вся их ценность. То же самое можно сказать в том случае, когда Д. берет сезонный билет на футбол, принадлежащий П., намериваясь вернуть его в конце сезона. Д. одалживает на определенное время, но по обстоятельствам дела его действия являются присвоением, так как по окончании сезона билет превратится в бесполезный кусок бумаги. Его намерение присвоить этот билет является намерением относиться к вещи как к своей и распоряжаться ею, невзирая на права собственника.

Тот же самый анализ будет использоваться в случае, где Д. берет чек, выписанный на имя Д., но который должен был перейти к Д. только после выполнения определенных действий, намериваясь депозитировать этот чек на свой банковский счет. Если этот чек оплачивается банком П., то чек, который после этого становится бесполезным куском бумаги, в конце концов, вернется к П. Естественно, что одалживание чека происходит на определенный срок, но при существующих обстоятельствах одалживание становится прямым взятием, и, даже отдавая себе отчет в том, что чек рано или поздно вернется, Д намеривается навсегда лишить П. этого чека. Также если Д. возьмет батарейку из магазина П., намериваясь использовать ее для своего фонаря, и вернуть тогда, когда она сядет, то будет считаться, что Д. намеривался навсегда лишить П. этой батарейки. Также Д. можно будет обвинить в извлечении электричества, что в этом случае является более правильным.

Во всех вышеперечисленных примерах, возвращаемая собственность на момент возвращения потеряет почти всю свою ценность. Остается непонятным, что произойдет, если возвращаемая собственность будет продолжать иметь некоторую ценность, но гораздо меньшую, чем перед одалживанием, например, если возвращаемый билет будет действителен на один матч. Можно ли сказать в этом случае, что вещь потеряла всю свою ценность, и что одалживание произошло на определенное время, и по обстоятельствам является присвоением? Наверное, ответ на этот вопрос все-таки "нет".

Перечисленные выше примеры можно сопоставить с фактами, дела Lloyd. Обвиняемый забирал фильмы из кинотеатра, на несколько часов каждый день, для того, чтобы сделать пиратские копии этих фильмов. Апелляционный суд постановил, что это действие не являлось кражей, так как, несмотря на большой вред, причиненный владельцу этого фильма, и другим лицам, ценность этих пленок не потерялась из-за того, что они забирались из кинотеатра, их можно продолжать показывать зрителям. Поэтому, происшедшее одалживание не являлось присваиванием, или распоряжением.

Параграф 6(2) дает дальнейшее объяснение формулировки "пользоваться вещью как своей и распоряжаться ею, невзирая на права собственника". В этом параграфе говорится, что когда лицо расстается с собственностью, принадлежащей другому лицу, намереваясь вернуть ее, хотя он может не выполнить это намерение, то это (если сделано для личных целей, и без согласия владельца) считается пользованием вещью как своей, не взирая на права собственника. Таким образом, если Д. берет собственность, принадлежащую П., закладывает ее, намереваясь выкупить и вернуть, если выиграет в лотерею, то это действие является "пользованием вещью как своей, невзирая на права собственника", и его намерения сделать это является намерением навсегда лишить П. этой собственности.

Условное намерение -- достаточно непонятный термин используется для описания душевного состояния обвиняемого в делах, где он ищет предмет кражи, например, роясь в сумке П., намереваясь присвоить что-либо стоящее, но не ничего не находящий. В таком случае, обвиняемый не может быть осужден за кражу сумки, или содержимого этой сумки, но он может быть осужден за попытку кражи. Настоящая причина того, почему Д. не может быть осужден за кражу, и того, почему термин "условное намерение" является непонятным описанием душевного состояния обвиняемого, только в том, что если действия обвиняемого можно описать как присвоение, у обвиняемого не было намерения навсегда присвоить сумку Д. или содержимое этой сумки. С другой стороны, если Д. найдет что-либо ценное, и оставит эту вещь себе для более детального ознакомления, то кража присутствует, поскольку присвоение сопутствуется намерением навсегда лишить П. этой вещи.

За исключением случаев, к которым применим параграф 6, требование присутствия намерения навсегда лишить, исключает из кражи неразрешенное одалживание. Многие специалисты считают, что оно должно быть включено, но этот вопрос регулируется другой отраслью уголовного права. Должны ли наказываться люди, которые всего лишь мешают другим? Мудро ли иметь запрещающие законы (их очень много) которые работают только в том случае, если мелкие дела не рассматриваются судами?

6. Преступления, рассматриваемые в акте о краже, но не являющиеся кражей

Мы рассмотрели основы закона о краже и некоторые применимые к ней определения. В этой главе мы рассмотрим несколько других преступлений, также подпадающих под действие Актов о краже 1968 и 1978 гг. Некоторые из них действительно прямо относятся к краже, но другие отличаются от нее одним или более чем одним жизненно важным аспектом. Параграфы 146 - 150,152 - 163 и 172 - 175 проекта уголовного кодекса дополняют определения этих преступлений некоторыми важными поправками. Большинство из них разработано просто для того, чтобы упростить существующие положения, но две из них имеют принципиальное значение, слегка изменив существующие определение некоторых преступлений. О них будет говориться в соответствующих местах этой главы.

В параграфе 8 Акта о краже 1968 г. говорится, что лицо виновно в ограблении, если оно использует силу немедленно до, или немедленно после, и непосредственно для совершения кражи, или угрожает другому лицу использованием силы во время совершения кражи. Ограбление судимо только по обвинительному заключению, максимальное наказание -- это пожизненное заключение.

Ограбление -- это кража, отягченная использованием силы или угрозой использования силы. Из этого следует, что должны быть доказаны все необходимые элементы кражи, таким образом, что лицо, вынудившее другое лицо отдать деньги, веря в то, что он имеет полное на них право, не виновен в ограблении, так как, не будучи нечестным, он не виновен в краже, и это так, даже если обвиняемый не предполагал, что он имеет право на использование силы для получения денег. В деле Robinson, например, жена П. была должна Д. 7 фунтов, Д. подошел к П., держа в руках нож. Последовала драка, во время которой П. уронил 5 фунтов. Д. подобрал их и потребовал оставшиеся два фунта. Разрешая апелляцию Д., Апелляционный суд постановил, что обвинение должно было доказать то, что Д. был виновен в краже. Обвинение этого не сделало, так как по параграфу 2(1) (а) Акта о краже 1968 г. обвиняемый не может быть осужден за кражу, если честно предполагал, что у него есть законное право лишить П. этих денег, даже если он знал, что законного права на использование ножа у него не было. Поэтому судья был неправ, когда сказал присяжным, что Д. должен был верить в наличие законного права на эти деньги.

Дела, где обвиняемый использует силу на другом лице для того, чтобы украсть, но не достигает присвоения собственности -- не являются грабежом. Их можно классифицировать, как нападение с намерением ограбить, что подсудно только по обвинительному заключению и наказывается сроком заключения до пожизненного.

Для наличия ограбления необходимы следующие элементы: примененная сила, или угроза применения силы непосредственно до или во время совершения кражи. Она не должна обязательно применяться против владельца или обладателя похищенной собственности; таким образом, если банда использует силу по отношению к сигнальному служащему только с целью остановить поезд и совершить там кражу, то участникам банды будет предъявлено обвинение в ограблении. Могут возникнуть проблемы с классификацией преступления. Если сигнального служащего связали и всунули кляп за час до совершения кражи в поезде, и в это время участники банды оперировали сигналами, то может быть обжалован тот факт, что сила применялась непосредственно перед кражей, но при этом должны быть установлены приделы, после которых словосочетание "непосредственно до" потеряет смысл. Вопросов о степени тяжести, так или иначе, сложно избежать, если определение ограбления воспринять в особо широком смысле.

Ясно, что разбойное нападение не имело места, если сила или угроза применялись после совершения кражи. Д., применяющий силу с целью защиты присвоенного, может быть обвинен в грабеже, только в том случае если возможно установить, что он применял силу во время совершения кражи. Это не ограничивается каким-то определенным периодом времени, во время которого происходит начальное присвоение, обладающее признаками кражи. Присяжные должны решить вопрос об окончании кражи, хотя, им должны дать указания об этом. Может быть так, что "время" совершения кражи продолжается до тех пор, пока кражу можно охарактеризовать как происходящую или имеющую место, исходя из здравого смысла, но при этом так же неизбежны определенные границы.

Когда применена сила, она должны быть применена по отношению к лицу. В деле Clouden Апелляционный суд постановил, что не является обязательным применение силы в отношении конкретного лица, чтобы пересилить его сопротивление, и что только сила, примененная только с целью достижения владения собственностью, может быть применена по отношению к лицу. В этом деле суд постановил, что человек, вырвавший из рук женщины корзину с покупками, был совершенно справедливо осужден за грабеж. Эта точка зрения Апелляционного суда разительно контрастирует с мнением Комитета по Пересмотру Уголовного Права, который не считает выхватывание вещей из рук использованием силы для нужд определения грабежа. В случае угрозы насилия, недостаточно угрозы применения силы в будущем. Угроза должна присутствовать "там и тогда", чтобы действия обвиняемого подпали под определение грабежа. Вопрос о том, являются или нет действия обвиняемого насилием, должны решать присяжные.