Имущественная ответственность за причинение морального вреда

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат

имущественная Ответственность за причинение морального вреда

Исаев В.И., mag.iur., преподаватель Даугавпилсского университета

правонарушение моральный вред компенсация ответственность

Настоящий реферат посвящен проблемным вопросам правового регулирования ответственности за правонарушения в сфере личных нематериальных отношений, которые, в соответствии с широко распространенным взглядом, сами по себе регулируются нормами морали. В отдельных специально предусмотренных законом случаях предусматривается ответственность за нарушение нематериальных прав и интересов в виде возложения обязанности опубликовать опровержение, а также имущественной компенсации. В таких случаях правонарушение признается в силу закона и, по крайней мере, в части квалификации не вызывает существенных противоречий. Установление размера компенсации относится к сферам соглашения сторон или - в спорных случаях - судейского усмотрения, которое приобретает некоторую определенность в обобщении судебной практики и частично управляется законодательными средствами.

К таким относительно беспроблемным случаям в Латвийском праве относится ответственность за распространение порочащих сведений, не соответствующих действительности, клевету, оскорбление (унижение чести и достоинства в узком смысле), сексуальное насилие против женщины, ограничение личной свободы, нарушение авторских прав, нарушение государством личной неприкосновенности, неприкосновенности частной жизни и других конституционных и международно-признанных личных неимущественных прав и свобод.

Вместе с тем, не вызывает сомнения, что диапазон деяний, независимо от причинения физического или имущественного вреда, причиняющих существенный моральный вред, гораздо шире. Однако, не имея позитивного законодательного регулирования, и при тотальном отрицании судейского правотворчества, правовая и, соответственно, судебная системы Латвии в указанных случаях оказываются беспомощными, что приводит к небеспочвенному представлению о несправедливости права и неравенстве лиц перед законом.

К примеру, можно сравнить гипотетические ситуации, когда изнасилованная взрослая женщина в соответствии со ст.2353 Гражданского закона Латвийской Республики вправе требовать компенсацию морального вреда, однако подросток мужского пола, подвергшийся сексуальному насилию педофила (как, впрочем, и любой мужчина, подвергшийся сексуальному насилию), следуя нормативистскому правопониманию, такую компенсацию требовать не вправе.

Кроме указанной ситуации, закон не предусматривает права на компенсацию морального вреда в случае противоправного причинения смерти, телесных повреждений, хищения и повреждения имущества, жестокого обращения c детьми, неисполнения родительских обязанностей, реализации недоброкачественных товаров и услуг, и при многих других с моральной точки зрения равноценных ситуациях. Очевидно, эта проблема ждет своего теоретического и практического разрешения.

Вопросы компенсации морального вреда нельзя причислить к обойденным вниманием правоведов и комментаторов судебной практики. В то же время следует признать, что возникающие специфические правовые проблемы в достаточной степени не урегулированы законодателем и той же судебной практикой. Большинство исследователей указывают, что препятствием для нормализации положения является методологическая неопределенность понятия морального вреда, которое, по существу, находится преимущественно в области этики, а не теории права. Немаловажное значение имеет также устоявшийся стереотип позитивистского правопонимания, согласно которому моральные явления не имеют имущественного эквивалента, поэтому имущественная компенсация морального вреда не может быть предметом правового рассмотрения.

В отличие от последнего замечания законодательство и прецеденты большинства правовых систем семьи Западного права в более или менее широком аспекте предусматривают материальную ответственность за причинение морального вреда. И все же использование зарубежного опыта не представляется достаточно эффективным, поскольку в каждой национальной правовой системе существуют сугубо своеобразные решения этих проблем, основанные на собственном практическом опыте и в минимальной степени основанные теоретически.

Мало в данной ситуации способна помочь также и практика Европейского суда по правам человека, поскольку рассматриваемые в этом суде споры касаются исключительно обязательств государства перед человеком. Отношения же между физическими лицами, поскольку они имеют значение для разрешения жалобы против государства, рассматриваются с точки зрения национального права и устоявшейся практики его применения.

Поэтому более рациональной представляется теоретическая разработка основ юридической ответственности за причинение морального вреда в пределах науки национального обязательственного права, что дало бы возможность установить связь практики провоприменения с всеобщими принципами права, такими как принципы соразмерности (правовой рациональности), равенства, правовой надежности, недискриминации, защиты прав человека, а также высшими нравственными ценностями, такими как справедливость (которая является центральной идеей права), демократизм (то есть учение о целости человеческой личности в физическом и нравственном аспектах как высшей ценности правового общества), либерализм (как учение о суверенности свободы, то есть также и ответственности личности) и т.д.

Как ранее было замечено, нет недостатка в высоко теоретических и философских трудах. Проблема же заключается в их недостижимой оторванности от насущных проблем законотворчества и судопроизводства.

В латвийской юридической литературе практически отсутствует полемика по отдельным правовым проблемам, критический обзор законотворческой и судебной практики с позиций высокой теории и философии права. И, напротив, наблюдается гипертрофическое внимание к авторитетным (и в силу этого унитарным) доктринальным комментариям законодательства, которые, таким образом, становятся своеобразным обязательным продолжением закона. То есть, в такой форме доктрина служит не столько развитию и рационализации права, сколько его формализации и окостенению.

В теории обязательственного права вопросы компенсации морального вреда обсуждаются предельно осторожно, неизменно отмечая некоторую второстепенность и факультативность этого материально правового института. Так, известный специалист в области обязательственного права профессор О. Ёкстс, рассматривая проблемы причинения и компенсации морального вреда, отмечает что нарушение моральных или личных неимущественных прав является таким же важным как материальный ущерб, вред здоровью и последствия различных преступных деяний. Конечно, важнейший фактор в этом аспекте сопряжен с безопасностью лица, в том числе с жизнью, неприкосновенностью имущества и другими материальными и физическими ущемлениями. Однако, также неприкосновенность личных неимущественных прав таких, как честь и достоинство, личная свобода, следует защищать. Joksts O. Morвlais kaitзjums: zaudзjumu atlоdzinврana//Jurista Vвrds 26.04.2005., Nr. 15 (370)

Из контекста следует, что личные неимущественные права следует защищать, но важнее, все-таки, материальный ущерб.

Абстрактно рассуждая, признается, что моральный вред, причиненный действиями, нарушающими имущественные права, подлежит компенсации независимо от подлежащего возмещению имущественного вреда и привлечения к уголовной ответственности. Компенсация осуществляется в денежной форме. http://www.businessvoc.ru/bv/Term.asp?theme=&word_id=6514

Однако комментарии применения норм обязательственного права конкретизируют, что Гражданский закон не дает понятия морального вреда и что на возмещение морального вреда не распространяется принцип всеобщего деликта, то есть, имущественную компенсацию морального вреда можно требовать только в указанных законом случаях: ст.2349-2353 Гражданского закона Латвийской Республики и определенные статьи специальных законов. Civillikuma komentвri. Saistоbu tiesоbas. R.2000., 625.lp.

Не совсем понятно, почему в данном случае комментатор в принципе выделяет деяния, причиняющие моральный вред из разряда деликтов (даже в том случае когда те же деяния одновременно наносят имущественный или физический вред и, в таком аспекте, при наличии прочих элементов состава, все же являются деликтами). Неужели только отсутствие в законе дефиниции морального вреда позволяет отнести неоправданное причинение страданий другому лицу к разряду правомерных действий, не смотря на то, что в ряде конкретно предусмотренных в законе случаях аналогичные действия признаются правонарушением?

Во всяком случае, отнесение вышеуказанных деяний в принципе к разряду квазиделиктов было бы просто нелогичным, поскольку в большинстве случаев наличие умысла причинителя вреда очевидно.

Прежде всего, следует заметить, что категория правонарушения вообще в традиционной юриспруденции разработана недостаточно четко. Нередко им и в теории и на практике обозначают явление нарушения закона или иного нормативного акта. Так, в Большой советской энциклопедии этот термин раскрывается как “виновные противоправные деяния, совершенные достигшими установленного законом возраста и вменяемыми людьми. Правонарушения делятся на преступления и проступки (гражданские, административные, дисциплинарные). За правонарушение устанавливается соответственно уголовная, гражданская, административная или дисциплинарная ответственность”. Большая советская энциклопедия//

http://slovari.yandex.ru/search.xml?text=enc_abc&enc_abc=*&how=enc_abc_rev&encpage=bse

Деяние противоправно, считает И.С. Самощенко, если оно представляет собой неисполнение юридической обязанности или злоупотребление правом, то есть если оно правом запрещено и влечет за собой применение санкции правовых норм в случае его совершения. Причем, не является правонарушением то, что правом не запрещено. Теория государства и права: учебник под ред. А.И.Королева и Л.С. Явича., Ленинград, 1987, с.504.

На наш взгляд, в данном случае происходит подмена понятий “право” и “закон”, которые очевидно неравнозначны. По существу, правонарушением в объективном смысле следовало бы считать неправомерное поведение, то есть противоречащее нормам, принципам и духу права (а не только нормам нормативного акта), которое нарушает субъективные права, в том числе и неимущественные.

В этой связи распространенное “психологическое” определение морального вреда, как физические и нравственные страдания, явно не достаточно. Моральный вред означает негативные изменения в человеческой психике, которые выражаются в физических или духовных страданиях человека. Моральный вред как страдания означает, когда конкретная деятельность влияет на сознание потерпевшего и вызывает у потерпевшего некую определенную физическую реакцию. К такой деятельности относятся также нарушения защищаемых законом неимущественных прав и ценностей, которые могут выразиться в форме неприятных ощущений (физические страдания) или переживаниях (духовные страдания). В основе переживаний могут быть страх, стыд, унижение или другое негативное состояние человека в психологическом аспекте. Любое противоправное деяние или бездействие может вызвать страдания различной степени и полностью или частично лишить человека психологического благополучия. Одна из главных особенностей морального вреда такова, что негативные изменения происходят в сознании потерпевшего и форма проявления в большой мере зависит от психики каждого человека (например, слезы как реакция на причиненную боль), но это только косвенное доказательство причинения морального вреда. См.: Kuzmane G. Vai kompensвcija pienвkas par jebkuru morвlo kaitзjumu. Jurista Vвrds: 12.02.2002  Nr.3 Очевидно не может быть речи о требовании компенсации морального вреда в случае причинения боли пациенту (если это неизбежно во время лечения), или переживания отрицательных эмоций - страха, раздражения - военнослужащим во время учений. Определяющим критерием здесь является противоправный характер причинения страданий, то есть именно деликтная (квазиделиктная) природа деяния, со всеми вытекающими требованиями общего порядка. Не может считаться препятствием проблема определения количественной характеристики компенсации, которая является проблемой факта, а не права. В подтверждение можно указать на родственную проблему при взыскании материального ущерба - упущенной выгоды.

Определенные требования, вытекающие из квазиделиктов, могли бы быть факультативными и основанными только на законе.

К сожалению, действующее законодательство не содержит норм, устанавливающих имущественную ответственность за причинение собственно морального вреда. При таких обстоятельствах было бы логично руководствоваться общими принципами возмещения внедоговорного вреда, причиненного виновными действиями. По существу, такое правоприменение не требовало бы даже нетривиальной интерпретации правовых норм, поскольку понятие “моральный вред” по общему признанию наряду с понятиями “материальный ущерб” и “вред здоровью (физический вред)” вместе составляют родовое понятие “вреда” как такового.

Все же до сих пор латвийская судебная система в данном вопросе придерживается несправедливой практики следования исторической казуистике, проявляющейся в отнюдь не безупречной форме Гражданского закона.

Типичным примером кризиса нормативистского правопонимания может служить дело по иску о компенсации морального вреда жительницы г. Лиепая Надежды Заволок к А.А., автоводителю - виновнику смерти ее двенадцатилетней дочери. В 1997 году А.А. был осужден за нарушение правил дорожного движения, в результате которого были сбиты две девочки, одна из которых от полученных телесных повреждений скончалась. Мать погибшей девочки в порядке гражданского судопроизводства подала иск против А.А. о компенсации морального вреда, причиненного смертью дочери. В суде первой инстанции иск был отклонен (1998 год). Апелляционный суд по жалобе истицы удовлетворил иск полностью на основании аналогии ст.1635 Гражданского закона Латвийской Республики, предусматривающей общие условия возмещения вреда. Именно:

“всякое правонарушение, то есть всякая сама по себе неразрешенная деятельность, дает тому, кому она причинила вред, право требовать удовлетворение от нарушителя, поскольку его за эту деятельность можно винить”.

В 1998-1999 годах по жалобе ответчика дело рассматривалось в кассационной инстанции, и на первом заседании сенаторы пришли в замешательство от неразрешимости данной правовой проблемы, поэтому были вынуждены приостановить рассмотрение дела в кассационной инстанции и просить Пленум Верховного Суда истолковать смысл ст.1635 Гражданского закона Латвийской Республики.

Постановлением № 1 от 26 февраля 1999 не опубликовано года Пленум постановил:

“1. Разъяснить, что ст.1635 Гражданского закона Латвийской Республики предусматривает взыскание материальных убытков в пользу потерпевшего с лица, которое виновно в причинении вреда. Основания возмещения морального вреда устанавливает только 2 часть первого подраздела 19 раздела Гражданского закона “Право на возмещение от деяний против личной свободы, чести, достоинства и против женской непорочности”.

2. Просить Министерство юстиции рассмотреть вопрос о возможности внесения в Сейм законопроекта о введении института оплаты страданий (sвpju nauda) в уголовном и гражданском законодательстве”.

Может показаться странным, но это весь текст постановления Пленума. Правда, этого оказалось достаточно, чтобы Сенат, возобновив рассмотрение кассационной жалобы А.А., пришел к выводу, что

“в статьях 2352 - 2353 Гражданского закона законодатель установил, в каких случаях лицо имеет право на возмещение морального вреда, и моральный вред, причиненный истице, которая в результате противоправного поведения ответчика потеряла ребенка, к таким установленным в законе случаям не относится. ... Апелляционный суд, неправильно применил правила третьей части ст.11 Гражданского процессуального кодекса, ошибочно считая, что нет закона, который регулирует спорное отношение. При этом следует отметить, что аналогия правовых норм, как известно, применяется только тогда, если нет закона, который регулирует спорное правоотношение, и то, что законодатель, в целом регулируя вопросы возмещения морального вреда, не установил право матери на возмещение - в виде возмещения морального вреда от деяния, в результате которого наступила смерть ребенка, не дает основания для заключения, что применима аналогия правовой нормы”.

Таким образом, в иске было отказано. Вопрос об обоснованности такого вывода суда выходит за пределы рассматриваемой темы, однако невозможно не заметить, что он, очевидно, противоречит изложенному мнению Пленума. Обращение Пленума к Министерству юстиции с законодательной инициативой о введении нового института обязательственного права может свидетельствовать только о признании неполноты закона и о неспособности закона регулировать реально существующие и требующие правового регулирования отношения.

Однако при внимательном рассмотрении и мнение Пленума о неполноте закона в рассматриваемом случае представляется преувеличенным. Ни вышеприведенный текст ст.1635 Гражданского закона, ни положение этой статьи в структуре Гражданского закона (общая часть Обязательственного права) не указывает на то, что термин “вред” подразумевается в контексте данной статьи только как синоним термина “материальный ущерб”, а термин “удовлетворение” - только как синоним термина “возмещение материального ущерба”. Также в Гражданском законе Латвийской Республики и других законах нет прямого указания на то, что основания возмещения морального вреда устанавливает только 2 часть первого подраздела 19 раздела Гражданского закона. К сожалению, Пленум не разъяснил, на основании чего он пришел к такому заключению.

Судьба же предложения Пленума о введении института имущественной ответственности за страдания и переживания (sвpju nauda) до настоящего времени остается весьма неопределенной. Фрагментарно в законодательстве в последнее время приняты относительно близкие новеллы.

Так в новой редакции Закона обязательного страхования гражданской ответственности собственников сухопутных транспортных средств от 7 апреля 2004 года (ч.2 ст.19) предусматривается выплата страховой суммы потерпевшим в дорожно-транспортных происшествиях по случаю причиненных нематериальных убытков и убытков, которые связаны с болью и духовными страданиями в связи с физической травмой, увечьем, инвалидностью, смертью или инвалидностью I группы кормильца, иждивенца или супруга. Методика расчета страховых сумм предусматривается Правилами Кабинета Министров от 17 мая 2005 года № 331, которые применяются с 1 мая 2005 года.

Не вступая в дискуссию о том, насколько предусмотренные суммы способны действительно компенсировать причиненный моральный вред, и отвлекаясь от, видимо, небесспорного с теоретической точки зрения словосочетания “неимущественные убытки”, а тем более “убытки, которые связаны с болью и духовными страданиями”, следует отметить, что в предусмотренных случаях компенсацию указанных “убытков” выплачивает потерпевшему не виновное лицо, а страховщик. Сам же потерпевший вроде бы и не вправе обратиться с иском против причинителя морального вреда. Перед страховщиком виновное лицо отвечает в регрессном порядке также не на основании причинения им (виновным) кому-либо морального вреда, а на основании возникновения у страховщика материальных расходов в связи с выплатой компенсации потерпевшему на основании закона (ст.41 указанного закона). Таким образом, собственно имущественная ответственность за причинение морального вреда в данном случае не предусматривается.

До сих пор оплата страданий (sвpju nauda) в общем законе не предусмотрена. Вряд ли можно рассматривать как достаточный эквивалент предвосхищенного в упомянутом постановлении Пленума Верховного Суда института обязательственного права планируемые изменения в тексте ст.1635 Гражданского закона (законопроект Кабинета Министров № 4421, А, внесен в Сейм 16.06.2005) http://www.saeima.lv/saeima8/reg.likprj.

В указанном законопроекте, кроме прочих изменений в Гражданском законе, планируется изложить ст.1635 в следующей редакции:

“1635. Всякое правонарушение, то есть всякая сама по себе неразрешенная деятельность, в результате которой причинен вред (также моральный вред) дает право потерпевшему требовать удовлетворение от нарушителя, поскольку его за эту деятельность можно винить.

Под моральным вредом следует понимать физические или духовные страдания, которые вызваны нарушением имущественных или неимущественных прав потерпевшего, причиненным в результате противоправной деятельности. Размер возмещения за моральный вред назначает суд по своему усмотрению, принимая во внимание тяжесть и последствия морального вреда.

Если упомянутая в части второй настоящей статьи противоправная деятельность выражается как преступное деяние против жизни, здоровья, сексуальной неприкосновенности, свободы, чести, достоинства лица или против семьи или несовершеннолетнего, предполагается, что потерпевшему в результате такой деятельности причинен моральный вред. В других случаях потерпевший должен доказать моральный вред.

Примечание. Деятельность здесь принята в широком смысле, охватывая не только действие, но и воздержание от него, то есть, бездействие”.

Возвращаясь к обсуждению дела Н. Заволок, следует признать, что в приведенном проекте новой редакции ст.1635 по существу нет никакого нормативного изменения. Данная в первой части статьи, в скобках, оговорка (также моральный вред) носит не новационный, а явно разъяснительный характер. Понятно, что, в данном случае, видовое понятие “моральный вред” без остатка включается в родовое по отношению к нему понятие “вред”:

И ранее и в настоящее время из контекста общей нормы ст.1635 Гражданского закона не усматривается, что термин “вред” должен пониматься как любой вред за исключением некоего особенного (например морального) вреда. В специальных нормах статей 2352 - 2353 Гражданского закона также не оговаривается, что право на возмещение от деяний против личной свободы, чести, достоинства и против женской непорочности было бы принципиально несовместимо с правом требования удовлетворения в связи с причинением прочих видов вреда. Как мы можем убедиться, даже и название данной 2 части первого подраздела 19 раздела Гражданского закона - “Право на возмещение от деяний против личной свободы, чести, достоинства и против женской непорочности” - явно не претендует на регулирование общих вопросов возмещения морального вреда, а тем более на исключительную компетенцию в этой сфере. Это было бы просто невозможно, поскольку вопросы компенсации морального вреда специально рассматриваются и в других отраслях права: трудовом, авторском, уголовно-процессуальном и т.д.

Кроме того, было бы просто несерьезно с грамматической, аксиологической, логической и любых других точек зрения заявлять, что в настоящее время термин “вред” принципиально не включает в себя “моральный вред”, а после возможного вступления в силу соответствующих изменений ст.1635 Гражданского закона - будет включать и это понятие, причем только на правах младшего брата, потому, что не “само собой разумеется”, а только “также”.

По сути дела, признание такого положения означало бы грандиозное крушение правовой системы Латвии, признание того прискорбного факта, что и ранее и в настоящее время латвийский законодатель и судья рассматривают материальные предметы как ценность более высокого порядка, нежели человеческая личность.

Видимо, невозможно найти простой и эффективный способ реального разрешения вышеизложенной проблемы. Основное препятствие - не столько отсутствие общепринятого критерия права возмещения морального вреда, сколько - практическая невозможность влияния на развитие практики правоприменения.

Также как право не следует сводить к правилам, так и процесс правоприменения (административный или судебный процесс), на наш взгляд, не следует сводить только к применению правил. Правоприменение связано с установлением правил поведения в конкретной ситуации, тогда как собственно применение правил составляет содержание исполнительного производства. Такое понимание предусматривает гораздо более высокий уровень автономности правоприменителя в отношениях с законодательством и авторитетным его толкованием. Но трудность и заключается в неготовности правоприменителя в целом критически переоценить укоренившиеся стереотипы правового мышления, восстановить преобладание телеологического и аксеологического “векторов” правопонимания и правоприменения.

В очередной раз с сожалением приходится признать, что в настоящее время практика правоприменения характеризуется преобладанием даже не формально-логического, а скорее обыденного и интуитивного элемента. И при настоящем уровне коммуникативности административного и судебного процесса положительные изменения накапливаются недопустимо медленно и нецеленаправленно.

Теоретически не исключена возможность кардинального решения проблемы возмещения морального вреда законодательным путем, например введением в закон нового подразделения, подробно и, по возможности, исчерпывающе регулирующего институт возмещения морального вреда. Но практически это маловероятно, судя по пятилетней истории вышеописанной законодательной инициативы. А главное то, что возмещение морального вреда - не единственная правовая проблема, требующая оптимизации правоприменения, и в этом смысле экстенсивный метод не только невозможен, но и нежелателен.

В сложившейся ситуации, пожалуй, единственным относительно эффективным средством, способным в обозримом будущем качественно изменить ситуацию, может быть подготовка нового поколения юристов-практиков, способных не только формулировать суть правовой проблемы, но и на достаточном теоретическом и идеологическом уровне предлагать варианты совершенствования правоприменения именно при рассмотрении реальных случаев, а также способных вести широкую публичную полемику по злободневным вопросам права.

Размещено на Allbest.ru