Общее и особенное в государственном строе современной России и стран третьего мира

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Общее и особенное в государственном строе современной России и стран третьего мира

Введение

Российская Федерация - это федеративное государство, созданное по воле ее многонационального народа. Ее правовой статус определяется Конституцией РФ, Декларацией о государственном суверенитете РСФСР от 12 июня 1990 г., Федеративным договором от 31 марта 1992 г.

Конституционно-правовой статус Российской Федерации характеризуется прежде всего тем, что, она является суверенным государством, обладающим всей полнотой государственной (законодательной, исполнительной, судебной) власти на своей территории, кроме тех полномочий, которые в соответствии с Конституцией РФ находятся в ведении органов власти ее субъектов.

Основная цель работы рассмотреть общее и особенное в государственном строе современной России и стран третьего мира. Для достижения поставленной цели необходимо рассмотреть следующие вопросы:

- рассмотреть понятие термина «страны третьего мира»;

- общая характеристика государственного устройства Российской Федерации;

- соотношение России и стран «третьего мира».

1. Страны «третьего мира»

Третий мир - географический термин второй половины XX века, обозначавший страны, не участвующие прямо в холодной войне и сопутствующей ей гонке вооружений. В современном употреблении мало отличается от термина «развивающиеся страны».

В настоящее время, когда стала уменьшаться конфронтация между Востоком и Западом, приходит осознание того, что человечество подстерегают и другие опасности глобального характера. Многие ученые считают, что в проблемах стран «третьего мира» заложен взрывной потенциал, не уступающий по своей силе ядерному.

Интересен тот факт, что термин «третий мир» возник в 1960-х годах во Франции, в исследовательской группе демографа Альфреда Сови и социолога Жоржа Баландье, которые усмотрели сходство между государствами, добившимися независимости после Второй мировой войны и «третьим сословием», существовавшим во Франции до революции 1789 года. Тогда Национальная ассамблея (Французский парламент) формировалась из представителей трех основных социальных групп: дворянства, духовенства и так называемого «третьего сословия», которое во время Великой французской революции покончило со старым режимом.

Правомерность исторической аналогии может показаться сомнительной, однако термин прижился. Сейчас «третий мир» являет собой комплекс нерешенных социальных, культурных и демографических проблем, которые нельзя бездумно передать в наследство будущим поколениям.

Изначально он относился к странам, которые во время холодной войны не относились ни к первому миру (НАТО), ни ко второму миру (Варшавский договор). Третий мир являлся ареной соперничества развитых держав. С 1974 года с «третьим миром» идентифицировали себя маоисты, обличая так называемые социал-империализм и «ревизионизм» СССР. Движение неприсоединения явилось попыткой превратить третий мир в самостоятельную международно-политическую силу. После угасания холодной войны во второй половине 1980-х гг. в качестве определяющего признака Третьего мира стали понимать низкий уровень доходов на душу населения и человеческого развития. Однако, с середины 1990-х гг. некоторые страны «третьего мира» обогнали по этим показателям бывшие «страны развитого социализма», очутившиеся в полосе экономических и демографических трудностей.

«Третий мир» - весьма условная общность стран Азии, Африки, Латинской Америки и Океании, составлявших в прошлом колониальную и полуколониальную периферию развитых капиталистических стран. Это понятие лишено, по мнению ученых и политических деятелей, какого бы то ни было конкретного социально-экономического содержания. Деление на «миры» - первый, второй, третий - условно. Не может быть и развития по «третьему» пути.

Для этой группы стран зарождение и обострение глобальных проблем имеет свою специфику, вытекающую из особенностей развития их культуры и экономики. И на первом плане стоит проблема унаследованной от колониального прошлого социально-экономической отсталости. В результате распада колониальной системы в мире появилось более 120 новых государств, в которых сосредоточено свыше половины населения планеты.

Эти страны, хотя и получили политическую независимость, продолжают испытывать последствия колониального прошлого, а в настоящее время и негативное воздействие политики неоколониализма.

При определении группы развивающихся стран или стран «третьего мира» мы будем придерживаться классификации, используемой в статистических изданиях специализированных организаций ООН, согласно которой страны мира подразделяются на три основные группы: развитые страны с рыночной экономикой; развивающиеся страны; постсоциалистические и социалистические страны. Таким образом, в группу развивающихся отнесены более 150 стран Азии, Африки, Латинской Америки и Океании.

Вместе с тем, в «третьем мире» выделяются так называемые «новые индустриальные страны» (НИС): Аргентина, Египет, Бразилия, Мексика, Турция. Однако наиболее устойчиво в этой группе фиксируются Гонконг, Сингапур, Тайвань и Южная Корея.

2. Основы государственного устройства Российской Федерации

Конституция как основной закон государства закрепляет основы конституционного строя, одним из элементов которых выступает форма государственного устройства.

Проблемы территориальной организации государства традиционно находились в центре внимания отечественных и зарубежных исследователей. На сегодняшний день в силу ряда субъективных и объективных факторов, возникших в отдельных странах мира (разрушение СССР, раскол Югославии и др.), актуальность учения о формах государственного устройства приобрела новое звучание. Что, в свою очередь, способствовало обострению интереса современных исследователей к теоретическим и практическим проблемам территориальной организации государства и привело к появлению самых разнообразных подходов к определению понятия и классификации формы государственного устройства Абдулатипов Р.Г., Болтенкова Л.Ф. Опыт федерализма. М., 1994; Алебастрова И.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран. М., 2000; Чистяков О.И. Об "организации государственного единства" вообще, России в частности и в особенности // Вестник Московского университета. Сер. 11. Право. 2003. № 3 и др..

В конце XX в. в литературе усилился критический подход к определению понятия «форма государственного устройства», взамен которого современные исследователи предлагали понятия «территориальное устройство государства», «национально-государственное устройство», «территориальная организация государства», «территориальная организация публичной власти», «территориально-политическая организация государства», «система разделения властей по вертикали» и многие другие.

Однако в целом авторы признавали, что для обозначения системы взаимоотношений между центральной государственной властью и действующими в территориальных составных частях органами публичной власти полностью адекватный обобщающий термин еще не найден. Конституционное (государственное) право зарубежных стран / Отв. ред. Б.А. Страшун. М., 1993 - 1995. Т. 2. С. 352 - 353; Сравнительное конституционное право / Отв. ред. В.Е. Чиркин. М., 1996. С. 729. Практически все существующие на сегодняшний день подходы подвергаются критике, так как многие из перечисленных терминов не лишены недостатков. Например, понятие «государственное устройство» является весьма неопределенным, не отражает существа обозначаемого им института, т.е. не акцентирует внимание на территориальном аспекте организации государственной власти. Чиркин В.Е. Государствоведение. М., 1999. С. 161 - 162. В.Е. Чиркин допускает использование данного термина лишь в силу преемственности.

Термин «национально-государственное устройство» не является универсальным: им можно обозначать устройство только тех многонациональных государств, население которых исторически сгруппировано в пространстве по этническому принципу.

По мнению В.В. Лазарева и С.В. Липеня, термин «государственное устройство» кроме употребления в узком специально-юридическом смысле может использоваться и более широко - как характеристика в целом государственного строя страны. Именно это обстоятельство и предопределяет его не вполне удачное применение в узком смысле. Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права. М., 2000. С. 126.

Другие авторы, напротив, используют в своих работах привычный термин «форма государственного устройства». Так, например М.Н. Марченко под формой государственного устройства понимает «внутреннее деление государства на составные части - административно-территориальные единицы, автономные культурные, политические образования или суверенные государства». Марченко М.Н. Теория государства и права. М., 2002. С. 306.

Форма государственного устройства - это не некое застывшее, установившееся в данный момент явление, а постоянно развивающееся, изменяющееся в связи с изменениями экономических и социально-политических условий жизни общества явление. Демина Т.А. Развитие понятия формы государственного устройства в конституционных проектах Российской империи и Конституциях СССР // Государственная власть и местное самоуправление. 2010. № 7. С. 12 - 15.

Российская Федерация - государство с уникальной государственной структурой. Российская Федерация состоит из республик, краев, областей, городов федерального значения, автономной области, автономных округов - равноправных субъектов Российской Федерации. Федеративное устройство Российской Федерации основано на ее государственной целостности, единстве системы государственной власти, разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Российской Федерации и органами государственной власти субъектов Российской Федерации, равноправии и самоопределении народов России (ч. 1, 3 ст. 5 Конституции).

До подписания Федеративного договора Российская Федерация строилась по национальному принципу. Субъектами Федерации были республики, автономные области и автономные округа. Российская Федерация после принятия Конституции 1993 г. образована по территориально-национальному принципу, что предопределяет некоторые особенности статуса различных субъектов Федерации.

В сравнении с Конституцией РСФСР 1978 г. число субъектов Российской Федерации значительно возросло. Изменились их наименования и правовой статус. В число субъектов Российской Федерации вошли 49 областей и шесть краев, а также два города федерального значения. Статус республики, кроме 16 бывших автономных республик, приобрели четыре автономные области - Адыгейская, Карачаево-Черкесская, Горно-Алтайская и Хакасская, и из автономных областей осталась только одна - Еврейская. В 1992 г. Чечено-Ингушская Республика была разделена на Чеченскую Республику и Ингушскую Республику.

10 апреля 1992 г. Постановлением Съезда народных депутатов РФ Федеративный договор был включен в Конституцию (Основной закон) Российской Федерации как ее составная часть. В новую Конституцию РФ, принятую всенародным голосованием 12 декабря 1993 г., Федеративный договор не включен. В соответствии с ее заключительными положениями в случае несоответствия положений Федеративного договора положениям Конституции РФ действуют положения Конституции РФ. 15 февраля 1994 г.

До подписания Федеративного договора РСФСР не была федеративным государством в общепризнанном смысле этого слова. Автономные республики, автономные области и автономные округа не были решающим фактором, определявшим федеративный характер страны. Края и области, в которых проживало более 80% населения, оставались административно-территориальными единицами, отсутствовало разграничение предметов ведения и полномочий между ними и центром.

Летом 2001 г. ряд регионов выступили с инициативой расторжения договоров о разграничении полномочий, заключенных ими с федеральным центром.

Видовой состав субъектов Федерации предопределяется в ч. 1 ст. 5 Конституции. В юридическом смысле это означает, что членами Российской Федерации могут быть образования только установленной формы - республика, край, область, город федерального значения, автономная область, автономный округ. Наименования субъектов Федерации в Конституции Российской Федерации даны в том виде, как они определены ими самими, т.е. в конституциях республик, в уставах других субъектов Федерации или в иных нормативных актах.

Таким образом, на март 2008 г. в состав Российской Федерации входят 84 субъекта, в том числе: 21 республика; девять краев (изменился состав Красноярского края, появились Камчатский край и Забайкальский край), 46 областей, два города федерального значения, одна автономная область, пять автономных округов (Таймырского (Долгано-Ненецкого) автономный округ и Эвенкийский автономный округ вошли в состав Красноярского края, Камчатская область и Корякский автономный округ объединились в Камчатский край). Сейчас Россия является мировым лидером среди государств с федеративным устройством по количеству субъектов федерации. Мелехин А.В. Теория государства и права: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. // СПС КонсультантПлюс. 2009.

Самые крупные по численности населения субъекты Российской Федерации - города федерального значения Москва (более 9 млн. человек) и Санкт-Петербург (более 5 млн. человек), а также Московская область (почти 7 млн. человек) и Краснодарский край (более 5 млн. человек) - входят в состав Российской Федерации наряду с такими относительно малочисленными субъектами, как Республика Тыва - 307 тыс. человек, Республика Калмыкия (Хальмг Тангч) - 328 тыс. человек, Камчатская область - 473 тыс. человек.

Особенности субъектов не влияют на конституционно-правовой статус субъектов Российской Федерации. Практика изменения конституционно-правового статуса субъектов РФ пока отсутствует. В настоящее время республики, автономную область и автономные округа по-прежнему отличают особенности национального состава населения, быта и культуры. Именно поэтому республики, где данные особенности выражены наиболее рельефно, наделяются некоторыми специфическими правами. Вместе с тем независимо от государственно-правовой формы все члены Российской Федерации объединены одним понятием - «субъект Российской Федерации»; они равноправны в этом качестве (ч. 1 ст. 5 Конституции РФ), а также равноправны между собой во взаимоотношениях с федеральными органами государственной власти (ч. 4 ст. 5 Конституции России).

3. Соотношение России и стран «третьего мира»

Среди других выделяются три принципиально различающихся ответа на вопрос о соотнесении России и стран с запаздывающими темпами развития.

Первая точка зрения сводится к утверждению: Россия никогда не принадлежала и не принадлежит к третьему миру (равно как и не развивается по Западному либо Восточному пути) в силу ее уникальности, невписанности ни в какие общеклассификационные схемы прогресса. Россия идет собственным - витиеватым, сложным и неповторимым - маршрутом; вся ее история есть подтверждение неспособности и пагубности попыток повторить чужой опыт, равно как и поделиться своим. Это мнение, традиционно увязываемое с позицией славянофилов, формулируется тем отчетливее, чем явственнее в нашем обществе распознаются возможности альтернативных путей движения российской истории. Таков был интеллектуальный импульс дискуссии, предвосхищавшей отмену крепостничества и обсуждавшей сценарии капиталистической будущности. Таков и заряд споров о рыночной реформе 1990-х годов. Именно уподобление России птице-тройке, которая может свернуть и направо, и налево, остановиться или понести, теряя ездоков, есть самая точная метафора состояния нашей страны как персонифицированной уникальности. Заметим, что традиция отмежевания России, от каких угодно классификационных схем не является достоянием истории, равно как нельзя списать ее и на националистические предрассудки.

Исходя из этого следует привести доводы, отказывающие нашей державе в принадлежности к странам с запаздывающими темпами развития.

Россия имеет качественные отличия от стран третьего мира, а именно: она прошла стадию индустриализации (при этом без серьезной помощи, в ограниченные сроки и хронологически близко к западному варианту), победила безграмотность, блокировала расползание бедности и экспансию криминала. Последнее еще дает о себе знать в переломные моменты истории, но не является характеристикой российской действительности в условиях стабильности. Наконец, Россия дала отсчет дуалистическому разделению всего мира в целом, что конституировало сам третий мир как неполюсное пространство. Уже одно это не дает право отождествлять Россию с «запаздывающей страной». Другими словами, перечень достижений не позволяет уравнять Россию с мировой периферией, а перечень неудач - с мировым центром. Отсюда - и акцент на ее уникальности.

Россия характеризуется качественным отличием институциональной модели государственно-политического устройства по сравнению с западными странами. Оставляя в стороне детальное описание этих моделей, определяемых как унитарно-централизованная и федеративно-субсидиарная, выделим лишь основные сущностные расхождения между ними. По территориальной организации государства: российская иерархия регионов противостоит западной самостоятельности компетенций и невмешательству в дела субъектов федерации (не случайно, что применительно к России обычно а говорят лишь об «иерархическом федерализме». Именно в этом совпадает государственное устройство стран «третьего мира» и России. По практике управления: российское вертикальное управление с центром контрастирует с западным самоуправлением, т.е. добровольной передачей полномочий и ресурсов на более высокий управленческий уровень. По кадровой политике: российская традиция назначения диссонирует с западным конкурсным занятием должностей. По практике принятия решений: российская соборность и единогласие не совпадают с традицией демократического большинства в условиях западной многопартийности. По механизмам исполнительского контроля: российская легитимизация административных жалоб противоречит западной практике судебных исков. Очевидно, что институциональная модель России, сильно отличающаяся от западной, вовсе не уподобляет ее третьему миру, базовые институты которого находятся в стадии формирования и вряд ли пригодны для идентификации в качестве сложившейся модели. Более того, отсутствие сильного политического, административного, распределительного и культурного центра у большинства развивающихся стран не позволяет трактовать формирующуюся в них институциональную схему как унитарно-централизованную.

Российский тип социально-экономического развития не может быть определен ни как «лидирующий», ни как «догоняющий», поскольку он являет собой модель импульсного развития. Суть ее состоит в колоссальной амплитуде подъемов и спадов, приводящих в течение непродолжительного времени к превращению нашей страны из анклава экономической и культурной нищеты в один из центров мирового пространства, и к быстрому откату на прежнюю позицию.

Россия выпадает из структуры взаимоотношений Запада и третьего мира, сводящихся к отношению силы и слабости, диктата и подчинения, передовика и отстающего. Безусловно, в определенных смыслах Запад испытывает давление развивающихся стран в ходе демпинговых баталий на рынке продукции и труда, но это всегда есть конкуренция «снизу», т.е. конкуренция, обусловленная признанием своей ущербности и желанием конвертировать ее в заполнение маргинальных продуктовых и трудовых ниш. Россия же в ряде областей конкурировала и до сих пор конкурирует с Западом на равных, а воспетая социальная система западного мира складывалась во многом под давлением «советского примера». Кроме того, по отношению к третьему миру Россия служила не внутренним фактором мобилизации (как один из членов данного сообщества), а внешней силой, дарующей ресурсы для освободительного движения и блокирующей агрессию метрополий установлением практики двухполярного мира. На этом основании акцентируется особенность положения России в геополитическом пространстве.

Если третий мир легко вычленить с помощью использования технико-экономических критериев как ареал, проигрывающий в сравнении с так наз. развитыми странами, то «второй мир», центром которого был СССР, не выделяем в рамках технико-центристской парадигмы. Различие первых двух миров строилось на основе использования идеологоценностных критериев: при сопоставимых технико-экономических характеристиках эти миры отличались по идеологическим установкам. Из этого, казалось, следовала безусловная близость двух миров в случае преодоления идеологической несовместимости их целеполагания. Очевидно, что подобного не произошло. И после разрушения социалистической целеустремленности Россия не была принята даже в качестве периферийного члена европейского сообщества. Отсюда и вывод: выделение России как особого мира - результат не идеологической, а культурологической специфики, сохранение которой и после разрушения идеологии социализма отделяет Россию от «первого мира», никак при этом не сближая с развивающимися странами ввиду все еще сохраняющихся технико-экономических различий. Принципиальной сущностью «самости» России, по мнению А. Панарина, является ее мессианство как «мощная нейтрализация потребительски-гедонистического аппетита» западного общества, переживающего «томление по аскезе».

Вторая точка зрения сводится к безусловному признанию «запаздывающего развития» России как имманентного свойства ее истории последнего столетия. В этой традиции особенность и загадочность российского пути трактуются лишь как неудачная попытка сравнения с западным миром, тогда как сопоставление с историей стран третьего мира объявляется методологическим приемом «расколдовывания» российской истории и придания ей черт типичного и обыденного.

Другая точка зрения допускает отнесение России к третьему миру, но как результат ее деградации в последнее десятилетие ХХ века. То есть проводится идея не генетической, а привнесенной в ходе неудачной реформы 1990-х годов «запаздывающего развития» России. Из-за широкого распространения этой позиции мы уделяем ей особое внимание.

Принятие суждения о современной России как о развивающейся стране и даже готовность признать ее в начале века представителем этой группы, как считают сторонники данной точки зрения, не снимает вопроса о месте России в советский период истории. Здесь логика примерно следующая. Будучи центром «второго мира», СССР не мог одновременно принадлежать еще одному сегменту мировой диспозиции. Соответственно, либо пафос побед заслонял истинную и неизменно присущую России «третьемирскость» (т.е. она самозванно назначила себя центром второго мира), либо утрата завоеванных позиций вернула Россию в ареал развивающихся стран, откуда она действительно вышла в советский период.

Заметим, что признание успехов советской России не означает автоматического прославления диктатуры Сталина, волюнтаризма Хрущева, царственной немощи Брежнева. Все достижения советского общества трактуются как следствие мощного социального импульса, ставшего реальностью не благодаря, а вопреки контурам внутренней политики тех лет. Ввиду того, что многочисленные предложения корректировки курса, направленные на снижение социальной цены продвижения вперед, подавлялись с разной степенью жесткости и жестокости, крах советского строя зачастую рассматривается как непосредственное следствие недальновидной политики тех лет. То есть советская властвующая элита объявляется ответственной за создание критического потенциала недовольства, задействованного в ходе реформы 1990-х годов.

Внедрение рыночного механизма в данном случае истолковывается отнюдь не в терминах «мирового заговора», а в смысле реализации интересов номенклатурного слоя. Согласно этому мнению, партийный аппарат и государственная бюрократия, первоначально соглашаясь с игрой в чины и ордена, неминуемо потянулась к имущественным благам. Неустойчивость прав бюрократии и вопрос о наследовании достигнутого подводили государственную и партийную номенклатуру к вопросу о правах собственности. Это лежало в основе инициирования, поддержки и беспрецедентно массового участия номенклатуры в реформе 1990-х годов, превратившей советскую бюрократию из управляющего в правящий класс общества. Но это был сугубо специфический класс по своим генетическим характеристикам.

Не личные заслуги и не интеллектуальные способности являлись признаком селекции, а прямо противоположные склонности. Ни для кого не секрет, что с начала 1930-х годов «советское руководство развивалось по закону снижающегося уровня посредственности». Советская аристократия была «аристократией всегда правильно думающих конформистов». Эта генетическая посредственность обусловила ограниченность духовного мира «прорабов перестройки» интересами карьеры и присвоения собственности. Осуществив реформу, социально-экономическая направленность, которой моментально заблокировала социальный импульс (на нем вопреки бездарности руководства «держался» СССР), бывшая номенклатура подтолкнула страну к состоянию «третьемирскости», уход от которой дался колоссальным напряжением сил нескольких поколений советских людей 18. Такова в очень общем виде логика сторонников мнения об откате России назад - к третьему миру.

Усиливающееся имущественное неравенство российского населения не оставляет сомнений по поводу причисления страны к третьему миру, равно как уравнительный достаток советского периода не давал для этого никакого повода. На смену дифференцирующему критерию определения места в структуре властных отношений пришел критерий имущественного неравенства.

Сторонники мнения об успешности прорыва советской России в ареал развитых стран трактуют ее опыт как доказательство возможности и необходимости осуществления нелиберальной модернизации в странах, обремененных наследием традиционного общества. Сверх того, неизбежность выбора между ускоренной модернизацией и политическими, экономическими свободами истолковывается как обязательная примета традиционных обществ. Россия пожертвовала свободами и решила задачу ускоренной модернизации (нечто подобное демонстрирует современный Китай), тогда как могла выбрать свободу и вместе с ней отставание. Последующие события (милитаристские амбиции нацистской Германии, претензии на мировое господство послевоенной Америки и т.д.) вряд ли позволяют квалифицировать состоявшийся выбор как неудачный. Можно считать, что советский период истории продемонстрировал специфическую для традиционной страны модель модернизации, обозначив цену использования подобной стратегии.

Зачастую Россия соотносится не с третьим миром вообще (что вполне разумно, учитывая его разнообразие), а с конкретным сегментом латиноамериканских стран. Заметим, что «латиноамериканизмы» в таких рассуждениях совсем не обязательно сопровождаются пессимистичными прогнозами. Наоборот, подчеркивается, что успехи последних десятилетий развития Латинской Америки внушают оптимизм по поводу принципиальной разрешимости проблем, природа которых угадывается и в России. Более того, выгодные отличия России от многих латиноамериканских стран по ряду экономических и социальных показателей, включая образовательный уровень, обеспеченность жильем и прочее, внушают надежды на относительно легкое преодоление этих проблем. Так, мнение о том, что по типу интеграции в мировую экономику России уготовано место лишь на периферии мировой экономической системы, вовсе не эквивалентно прогнозу застоя, поскольку и на периферии развитие реально, о чем свидетельствует опыт Латинской Америки последних 50 лет.

В доказательство латиноамериканизации российского общества часто приводят доводы, апеллирующие к масштабности неформальной экономики. Однако самые добросовестные авторы все же проводят различия в причинах и ресурсной базе неформальной экономики России и Латинской Америки. В частности, отмечается несходство социально-культурных контекстов возникновения неформального сектора в России и в странах Латинской Америки. Так, неформальный сектор последних был инициирован избытком трудовых ресурсов, порожденным разложением традиционных форм хозяйства и миграцией сельского населения в города, чего не наблюдалось в России. Социальная деградация и безграмотность также придают важный отличительный нюанс латиноамериканским «неформалам».

Для латиноамериканского конституционализма XX в. характерно то, что даже при самых жестких диктатурах творцы конституции были вынуждены сохранять ее «демократический фасад». Авторитарные методы правления не означали исключения из конституций развернутых и детально разработанных глав или целых разделов, посвященных политическим правам и личным свободам граждан. Даже в Парагвае, где несколько десятилетий держалась полуфашистская диктатура Стресснера, конституция декларировала «запрещение эксплуатации человека человеком». Определенное значение имели конституционные положения, предусматривающие социальные гарантии (право на труд, пенсию, на ограниченную рабочую неделю и т.д.). Идеи «социального партнерства» нашли свое отражение не только в странах с относительно демократическими конституциями (Мексика, Коста-Рика и др.), но и в странах с военными и военно-гражданскими режимами. Так, в ряде конституций 60-70-х гг. частная собственность трактовалась вслед за другими странами Запада как «социальная функция», а отсюда предусматривалась и возможность ее ограничения, в том числе национализация частной собственности в «интересах общества».

Конституции большинства страх субконтинента, отражая тенденцию к концентрации политической власти, закрепляют унитаризм с ярко выраженной централизованной системой администрации, но сохраняют муниципальное самоуправление. В тех странах, где сохраняется федерация, последняя выступает прежде всего как исторически унаследованная форма административно-территориальной организации государства (Бразилия, Аргентина, Мексика, Венесуэла).

Основным стержнем конституционного механизма является президент республики, избираемый, как правило, сроком на 6 лет, причем не парламентом, а непосредственно населением. Это, по сути дела, выводило президента и правительство из-под парламентского контроля. Утвердившаяся в XX в. на субконтиненте своеобразная «суперпрезидентская» республика с обширными полномочиями президента является весьма удобным инструментом для установления режима личной власти. В Латинской Америке, согласно конституциям, в руках президента концентрируется правительственная власть: он осуществляет руководство государственным аппаратом и вооруженными силами. Велика роль президента и в законодательном процессе (право вето, президентские послания конгрессу, право издавать президентские декреты или «декреты-законы» и т.д.). Президенты-диктаторы, контролировавшие процесс избрания парламентариев, грубо вмешивались во внутренние дела конгресса, а в ряде случаев обходились без него. В период правления Перона в Аргентине за «неуважение к президенту» членов конгресса заключали в тюрьму. Крашенинникова Н., Жидкова О. История государства и права зарубежных стран. Издательство НОРМА--ИНФРА - М Москва, 1998.

Таким образом, общим в государственном устройстве стран Латинской Америки и России будет республика с общирными полномочиями президента, с централизованной системой администрации. Также в странах с большей территорией исторически сложилась федерация, как форма административно-территориальной организации государства (Бразилия, Аргентина, Мексика, Венесуэла).

В современной России - в отличие от стран третьего мира - значительную часть обедневшего российского населения представляют специалисты с высоким уровнем образования и квалификации. Рыночные условия поставили перед ними дилемму: отказаться от малооплачиваемого профессионализма в пользу более доходных «рыночных» видов деятельности (что зачастую ведет к депрофессионализации под видом переквалификации, когда, например, врач начинает работать продавцом) или сохранить верность профессии, амортизируя свое решение участием в неформальной экономике. Таким образом, если в третьем мире низкодоходные группы населения характеризуются недостатком «человеческого капитала», что делает их участие в неформальной экономике безальтернативной стратегией выживания, то в России группа новых бедных, будучи довольно гетерогенной, по образовательному и квалификационному признакам, включает в себя значительную долю высокообразованных специалистов, сознательно воздерживающихся от профессиональной мобильности на легальном рынке труда. Стратегия комбинаторного совмещения формальной и неформальной экономической деятельности кажется им более приемлемой, так как позволяет сохранить профессионализм (увы, малодоходный) и получить необходимые средства к существованию (к сожалению, не всегда законным путем). В этой ситуации трактовать российскую неформальную экономику исключительно как резервуар отверженных формальным рынком труда вряд ли корректно.

Итак, аргументация в пользу мнения о возвращении России в ареал развивающихся стран как главного «достижения» отечественных реформ 1990-х годов довольно разнообразна. Можно с ними соглашаться либо выстраивать систему контрдоводов, но отказываться от таких аргументов как от беспочвенных вряд ли разумно.

Курс на неолиберализм в экономике и демократизацию общественной и политической жизни характерен и для России и для многих стран «третьего мира. Но по-прежнему значительная часть населения рассматриваемых государств с традиционным недоверием относится к демократическим институтам и считает, что только «сильная рука» способна устранить неэффективность и коррумпированность государственного аппарата.

Заключение

Форма государственного устройства - это не некое застывшее, установившееся в данный момент явление, а постоянно развивающееся, изменяющееся в связи с изменениями экономических и социально-политических условий жизни общества явление.

Субъектный состав России определен в ч. 1 ст. 65 Конституции России. Российская Федерация по состоянию на февраль 2008 года состоит из 85 субъектов, а именно из 21 республики, 6 краев, 49 областей, 2 городов федерального значения, 1 автономной области, 10 автономных округов (девять из них входят в состав краев и областей, а чукотский - непосредственно в состав Российской Федерации). Сейчас Россия является мировым лидером среди государств с федеративным устройством по количеству субъектов федерации.

Россия характеризуется качественным отличием институциональной модели государственно-политического устройства по сравнению с западными странами и странами «третиьего мира». Оставляя в стороне детальное описание этих моделей, определяемых как унитарно-централизованная и федеративно-субсидиарная, выделим лишь основные сущностные расхождения между ними. По территориальной организации государства: российская иерархия регионов противостоит западной самостоятельности компетенций и невмешательству в дела субъектов федерации (не случайно, что применительно к России обычно а говорят лишь об «иерархическом федерализме». Именно в этом совпадает государственное устройство стран «третьего мира» и России. По практике управления: российское вертикальное управление с центром контрастирует с западным самоуправлением, т.е. добровольной передачей полномочий и ресурсов на более высокий управленческий уровень. По кадровой политике: российская традиция назначения диссонирует с западным конкурсным занятием должностей. По практике принятия решений: российская соборность и единогласие не совпадают с традицией демократического большинства в условиях западной многопартийности. По механизмам исполнительского контроля: российская легитимизация административных жалоб противоречит западной практике судебных исков. Очевидно, что институциональная модель России, сильно отличающаяся от западной, вовсе не уподобляет ее третьему миру, базовые институты которого находятся в стадии формирования и вряд ли пригодны для идентификации в качестве сложившейся модели. Более того, отсутствие сильного политического, административного, распределительного и культурного центра у большинства развивающихся стран не позволяет трактовать формирующуюся в них институциональную схему как унитарно-централизованную.

Список использованной литературы

государственный страна третий устройство

1. Конституция Российской Федерации. В редакции ФКЗ от 30 декабря 2008 г. №6-ФКЗ и от 30 декабря 2008 г. №7-ФКЗ. // Собрание законодательства Российской Федерации. 2009. Ст. 445.

2. Федеративный договор от 31 марта 1992 г. // СПС Гарант.

3. Постановление от 7 июня 2000 г. №10-П «По делу о проверке конституционности отдельных положений Конституции Республики Алтай и Федерального закона «Об общих принципах организации законодательных (представительных) и исполнительных органов государственной власти субъектов Российской Федерации» // Собрание Законодательства Российской Федерации. 2000. Ст. 2728.

4. Абдулатипов Р.Г., Болтенкова Л.Ф. Опыт федерализма. М., 1994;

5. Алебастрова И.А. Конституционное (государственное) право зарубежных стран. М., 2000.

6. Власенко Н.А. Теория государства и права: учебное пособие (2-е издание, переработанное, дополненное и исправленное). - М.: Проспект, 2011.

7. Демина Т.А. Развитие понятия формы государственного устройства в конституционных проектах Российской империи и Конституциях СССР // Государственная власть и местное самоуправление. 2010. №7. С. 12 - 15.

8. Козлова Е.И., Кутафин О.Е. Конституционное право России: учебник. 3-е изд., перераб. и доп. М.: Юристъ, 2004.

9. Комментарий к Конституции Российской Федерации / Под ред. В.Д. Зорькина, Л.В. Лазарева. - М.: «Эксмо», 2010.

10. Конституционное (государственное) право зарубежных стран / Отв. ред. Б.А. Страшун. М., 1993-1995. Т. 2. С. 352 - 353.

11. Конституция Российской Федерации: доктринальный комментарий (постатейный) (под ред. Ю.А. Дмитриева). - М.: «Деловой двор», 2009.

12. Крашенинникова Н., Жидкова О. История государства и права зарубежных стран. Издательство НОРМА-ИНФРА - М Москва, 1998.

13. Лазарев В.В., Липень С.В. Теория государства и права. М., 2000. С. 126.

14. Марченко М.Н. Теория государства и права. М., 2002. С. 306.

15. Мелехин А.В. Теория государства и права: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. // СПС КонсультантПлюс. 2009.

16. Сравнительное конституционное право / Отв. ред. В.Е. Чиркин. М., 1996. С. 729.

17. Тихомирова Л.А. Конституционные основы разграничения предметов ведения и полномочий Российской Федерации и ее субъектов в области охраны окружающей среды: научно-практическое исследование. - Система ГАРАНТ, 2010 г.

18. Чиркин В.Е. Государствоведение. М., 1999. С. 161 - 162.

Размещено на Allbest.ru