Право собственности в Киевской Руси

Размещено на http://www.allbest.ru/

Право собственности в Киевской Руси

право киевский русь прохирион

Источники права. Обычай

Основным источником права в данный период являлся правовой обычай, причем как поземельные отношения большей части русского народа, так и (применительно к властвующей верхушке) отношения князя с дружиной, отношения между дружинниками и т. п. покоились на пошлине, заведенном порядке, которому и надлежало следовать ради сохранения мира.

Ясно, что в обычном праве различных частей территории раннефеодального Русского государства имелись существенные расхождения. Далее, можно с достаточной уверенностью утверждать, что обычное право земледельческого населения и в районах, удаленных от торговых путей, серьезно отличалось от права, принятого в купеческих кругах ранних русских городов. Между такими комплексами "купеческих норм" тоже должны были существовать серьезные различия в зависимости от того, в связях с каким торговым регионом эти нормы образовывались: либо в контактах с Хазарским каганатом и арабским миром, либо с Византией, либо же со скандинавскими народами. Однако ничего более конкретного сказать по этому вопросу практически невозможно -- отдельные сведения об обычаях, принятых в том или ином регионе Руси, не позволяют квалифицировать их как местные или общие, а тем более строить предположения о характерных особенностях региональных правовых систем.

Договоры

Договоры, дающие нам информацию о праве собственности в Киевской Руси, суть следующие: 1) договоры Олега с греками 907 и 911 гг. (договор 907 г. по сей день многим историкам представляется сомнительным, и толкуется как вымысел летописца или следствие путаницы в летоисчислении. Из-за одновременного существования в Киевской Руси четырех временных "эр": константинопольской, почитавшей годом сотворения мира 5508 до Р. Х., иной, относящей начало мира к 5504 году, "антиохийской" -- 5500 год и "болгарской эры", в основе которой лежал лунный календарь -- один и тот же договор мог быть при объединении начальных известий в свод упомянут дважды, с разницей именно на четыре года [Историография истории России до 1917 г., в 2-х тт. Под ред. М. Ю. Лачаевой. Т. 1. М., 2003. С. 29, 36.]); 2) договор Игоря с греками 944 года. Помимо имеющихся сомнений в достоверности данных договоров, спорным остается и характер правовых норм, в них закрепленных -- можно ли на основании договоров судить о праве Древней Руси, или они передают положения своего рода "международного частного права", или являются одной из упрощенных редакций византийского права. На раннем этапе развития науки истории отечественного государства и права высказывался взгляд, что договоры отражают скандинавское право, право дружинников, однако исторические сравнительно-правовые исследования показали необоснованность такового подхода -- за исключением норм, общих вообще подавляющему большинству раннефеодальных обществ, никаких аналогий со скандинавскими нормами в договорах выявлено не было. Тем не менее в целом на данном этапе признается, что в договорах с греками нашли реальное отражение нормы раннегосударственого быта Древней Руси, какового мнения мы и будем придерживаться.

Законодательство

Законодательство в данный период носит спорадический характер. Правотворческая деятельность князя проявляется весьма поздно -- сначала в виде отдельных судебных решений (как прояснявших обычай, так и вводивших новые нормы общественного быта), а затем уже в законодательном порядке. Памятники этого рода делятся на три группы:

Русская Правда;

уставы русских князей;

судные грамоты (Псковская и Новгородская).

Рассмотрение судных грамот как более поздних правовых источников, характеризующих правовой быт удельной Руси, будет сделано ниже. Различие между двумя первыми категориями источников состоит в том, что Русская Правда была нацелена на установление единообразных правовых отношений, имела характер общего правового установления; княжеские же уставы являлись по преимуществу локальными актами, призванными установить правовой статус отдельного субъекта права (монастыря, епископии и т. п.). Однако уставы имеют важное значение -- будучи в большинстве случаев даны отдельным субъектам, в дальнейшем они выступали образцами правового регулирования сходных отношений. Это значение уставов подтверждается тем, что практически ни один из них не дошел до нас в виде, близком к первоначальному -- они многократно переделывались, дополнялись, перерабатывались в соответствии с изменением ситуации, долженствуя быть адекватным регулированием актуальных ситуаций.

Основные (ценные нам как правовые источники) уставы русских князей суть следующие:

Устав кн. Владимира;

Устав кн. Ярослава;

Устав кн. Всеволода;

уставные грамоты монастырям и церквам (уставная грамота кн. Всеволода Мстиславича Новгородского церкви Иоанна Предтечи на Опоках; устав новогородского кн. Святослава; уставная грамота кн. Ростислава Мстиславовича и епископа Мануила; грамота В. К. Мстислава и сына его Всеволода Юрьеву монастырю).

Русская Правда

По сей день остается сложным вопрос о правовом статусе Русской Правды. В ходе длительных (занимающих уже более полутора веков) дискуссий сформировались две основные позиции: 1) Русская Правда есть акт княжеского законодательства, в качестве такового имевшая общеобязательную силу и подлежавшая непременному применению в судах (В. И. Татищев, Н. М. Карамзин, Г. Эверс, И. Д. Беляев); 2) Русская Правда есть частный сборник правовых норм, не законодательный памятник, а фиксация наличных на тот период времени норм, имевших силу в качестве общепризнанных, обычных. В. О. Ключевским была высказана оригинальная гипотеза, согласно которой Русская Правда является памятником церковного суда, будучи создана для приведения в известность тех норм суда княжеского, что были потребны в соответствии с нуждами и целями церковного судопроизводства. Русская Правда, по определению В. О. Ключевского, есть "церковный судебник по недуховным делам лиц духовного ведомства", образующий пару уставу Ярослава, каковой есть "церковный судебник по духовным делам лиц духовного и светского ведомства" [Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций в 3-х кн. Кн. 1. М., 1994. С. 233.]. Последняя позиция впервые была высказана Н. В. Калачовым в его работе 1846 г. "Предварительные юридические сведения для полного объяснения Русской Правды" (Вып. 1), однако солидные основания под данный тезис были подведены В. И. Сергеевичем:

Русская Правда по литературному стилю несет явные следы частной работы. В качестве примера приводилась ст. 4: "По Ярославе же паки совкупившеся сынове его: Изяслав, Святослав, Всеволод и мужи их: Коснячко, Перенег, Никифор и отложиша оубиение за голову, но кунами ся выкупати, а ино все, яко же Ярослав судил, такоже и сынове его оуставиша". Сергеевич заключал: "это не устав сыновей Ярослава, а сообщение о нем знающего человека" [Сергеевич В. И. Лекции и исследования по истории русского права. 4-е изд. СПб., 1910. С. 99.]; как пример, подтверждающий выдвинутый тезис, Сергеевич приводил также ст. 88: "А се иже холоп оударит свободна мужа... то Ярослав оуставил оубити и: но сынове его, по отци, оуставиша на куны", указывая, что "здесь, в одной статье, знающий человек соединил новое и старое право" [Там же.];

гипотеза о практическом значении Русской Правды отвергалась, во-первых, ссылкой на то, что до нас не дошло ни одного указания об пользовании Русской Правдой при решении практических вопросов, "о пользовании же византийскими сборниками мы имеем указания" [Там же. С. 102.]. Второй довод состоял в том, что признание практического значения Русской Правды означало бы: в Киевской Руси судебные решения княжеской власти в массовом порядке выносились на основании писаного права, а обязательным требованием к судьям была грамотность -- "ни то, ни другое предположение недопустимо" [Там же.];

обилие дошедших до нас списков этого правового памятника не является доказательством практического применения, так как Русскую Правду переписывали не только в XIV - XV вв., но и в XVI - XVII, когда о практическом ее применении речи идти не может [Там же.].

Итоговый вывод Сергеевича состоял в том, что "Практического значения она [т. е. Русская Правда. -- А. Т.] не имела, а потому едва ли кто учился читать ее. С нею имели дело только переписчики книг, эти светочи нашего древнего просвещения. Они и сохранили ее до наших дней" [Там же. С. 103.]. Мнение Сергеевича было поддержано, в частности, М. Ф. Владимирским-Будановым, добавившим к аргументам первого также следующие соображения в пользу частного происхождения Правды: 1) разнообразие состава памятника в разных списках, 2) внесение в состав Правды незаконодательных материалов, 3) встречающееся иногда смешанное изложение ее статей с нормами византийского происхождения [Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор истории русского права. Ростов-н/Д., 1995. С. 116 - 117.].

На данный момент основной является первая (легалистская) позиция, рассматривающая Русскую Правду как законодательный акт. В упрочении ее большую роль сыграла изыскательская работа С. В. Юшкова, посвятившего данному памятнику отдельное обстоятельное исследование. Он отделил вопрос истории текста от вопроса истории норм, вошедших в состав Русской Правды. Касательно многочисленных редакций (Юшков выделял 5 редакций, некоторые из которых также подразделяются на изводы) нет сомнений, что они есть труд частных лиц -- переписчиков, влиявших на вид памятника как сознательно, так и по причинам небрежности, непонимания древнего текста, но вопрос о происхождении норм и целых их комплексов не разрешается рассмотрением одной только текстологической стороны проблемы.

Из рассмотрения истории текста Русской Правды С. В. Юшков извлек следующие частные выводы, имевшие немаловажное значение для разрешения общей стоящей перед ним проблемы: во-первых, Русская Правда входила в состав таких сборников, что включали одни только русские юридические памятники. Во-вторых, существование таких сборников может быть отнесено по меньшей мере к началу XIII века. В-третьих, данные сборники являлись сборниками действующего русского права. В-четвертых, хотя в состав названных сборников входили церковные уставы, однако это не может являться доводом в пользу признания церковного происхождения Правды, поскольку и светским судьям, дабы не вторгаться в сферу церковного суда, надлежало знать его юрисдикцию и иметь в распоряжении списки церковных уставов. В-пятых, в ходе переработок для сборников и Кормчих Правда подвергалась изменениям, крупнейшим из которых стало объединение Устава Ярослава и Устава Владимира Всеволодовича. Приблизительно тогда же в состав Правды входят Устав Ярослава о мостех и Судебник царя Константина, болгарского происхождения [Юшков С. В. История государства и права России (IX - XIX вв.). Ростов-н/Д., 2003. С. 167.].

Данные специальные выводы и ряд других (в первую очередь -- касающиеся происхождения т. н. "Сокращенной Правды") позволили С. В. Юшкову сделать вывод, что Русская Правда являлась действующим источником права Древней Руси в Краткой и Пространной редакциях, остальные же списки появились "в тот период, когда Русская Правда уже входила в состав Сборников и Кормчих и стала терять значение действующего источника права" [Там же. С. 188.].

Собственно Русскую Правду как единый акт считать памятником княжеского законодательства невозможно, она представляет собой объединение (и в разных редакциях в разной степени -- переработку) действительных законодательных актов князей, и в этом качестве являлась практически используемым источником права. В Русской Правде объединены следующие памятники:

Древнейшая Правда, или Правда Ярослава, издание которой относится к 30-м годам XI века (более точная хронологическая привязка, попытка которой предпринята, например, М. Н. Тихомировым, оказывается весьма сомнительной и по существу произвольной).

Правда Ярославичей, возможно, принятая на княжеском съезде в 1072 году в Вышгороде.

Дополнительные статьи к Правде Ярославичей, носящие разнотематический характер и по всей вероятности являющиеся отображением последующей указной или судебной деятельности князей.

"Покон вирный", положения о распределении судебных доходов между вирником и князем, носящие довольно арахические черты, вследствие чего сам памятник может быть с достаточными основаниями приписан тому лицу, с которым он связан в тексте -- кн. Ярославу.

"Урок мостников", содержащий нормы о вознаграждении мостникам за ремонт моста и представляющийся классическим образчиком раннего казуального регулирования.

Итак, Русскую Правду можно с достаточными основаниями признать действительным памятником княжеского законодательства и практическим источником древнерусского права, если только искусственно не вкладывать в данные понятия современного содержания. Вместе с тем С. В. Юшков подчеркивал, что Русская Правда оставалась сводом частных, казуальных решений тех ситуаций, где князь (или иные силы в лице князя) проявлял свою волю и устанавливал нормы, отличные от ранее существующих, или вносил в прежний порядок известное однообразие. Эти нормы имели значение только в массиве обычного права, от последнего получая смысл и надлежащее место в юридическом порядке Древней Руси.

Судные грамоты

Если касательно истории Киевской Руси возникают вопросы о системе источников права и наличии княжеского законодательства, то в удельный период отечественной истории указная и уставная деятельность князей сомнений не вызывает, равно как и правотворчество северных русских республик. В XIII -- XIV вв. указная деятельность русских князей носит почти исключительно частно-хозяйственный характер, являясь распоряжениями владельца, а не государя. Общих законодательно зафиксированных правовых норм в данный период практически нет -- значение Русской Правды падает в связи с изменением общественных и хозяйственных условий, торговый, городской быт Киевской Руси, на который в основном была ориентирована Правда, сходит на нет, а как основной выступает быт земледельческий, натурально-хозяйственный, в который втягиваются и высшие слои русского общества. Гражданско-правовые отношения в данный период регулируются почти исключительно обычным правом, а также посредством частных соглашений и выданных местными князьями особых иммунитетных (тараханных) грамот.

К концу XIV века, однако, в северных русских республиках появляется потребность зафиксировать имеющиеся правовые нормы. Вызвано это было рядом причин: во-первых, интенсификацией экономической жизни Новгорода и Пскова, увеличением числа субъектов соответствующих правовых отношений: отношения между ними уже не могли быть всецело сведены к прежним обычно-правовым связям, но требовали ясности, публичного освещения основных вопросов, могущих порождать споры. Во-вторых, причиной явилось развитие связей с иностранными купцами, по большей части принадлежавшими к Ганзейскому союзу и обладавшими кодексом как внутренних, так и "международных" торговых правил -- в такой ситуации русскому купечеству требовалась адекватная внутренняя система норм. Третьей причиной, имевшей преимущественное значение в появлении Новгородской судной грамоты, стало обострение конфликта с Московским княжеством, к тому времени усилившимся достаточно, чтобы заявить претензию на общерусскую гегемонию, а в споре с Новгородом навязавшим ему собственных судей, обязанных судить по новгородской пошлине. Новгородская судная грамота была попыткой кодифицировать пошлину и письменным актом поставить предел московским юридическим притязаниям.

Время происхождения Псковской судной грамоты (ПСГ) пребывает в числе спорных вопросов русской исторической науки, основания к чему дает уже самое ее титло, где говорится об издании ее "всем Псковом на вечи в лето 6905 по благословению попов всех пяти соборов". Хотя в грамоте, казалось бы, прямо указывается год ее издания -- 6905, т. е. 1397, однако пятый собор в Пскове был освящен только в 1462 году, в связи с чем и предлагают следующую конъюнктурную правку текста -- читать не 6905, а 6975 год, т. е. отнести время издания грамоты к 1467 году. Более того, в числе источников ПСГ сама упоминает грамоту кн. Константина Дмитриевича, а последний княжил в Пскове с 1407 года. С другой стороны, против датировки 1467 годом приводится тот факт, что в 1395 г. была отменена действовавшая до тех пор в Пскове грамота Дионисия, и замена ее иной была бы более естественной, чем 70-ти летний промежуток в законодательном регулировании. Можно предположить, что ПСГ является хронологически неоднородным источником, разные части которого имеют разновременное происхождение. Согласно гипотезе М. Ф. Владмирского-Буданова, первая редакция ПСГ была составлена в 1397 г., затем же, по постройке 5-го псковского собора, была издана вторая редакция, в которую включены положения грамоты кн. Константина и указание на новый собор. Владимирский-Буданов полагал также, что ПСГ дополнялась и в третий раз -- в конце XV века, перед самой потерей Псковом государственной самостоятельности [Владимирский-Буданов М. Ф. Указ. соч. С. 119.].

ПСГ является сводом обычного псковского права с теми дополнениями и изменениями, что были внесены грамотами князей Александра Михайловича Тверского (1327 - 1330 и 1331 - 1337) и Константина Дмитриевича, утвержденными на вече. В ПСГ можно выделить три редакционных пласта, последний из которых С. В. Юшков относит к 1467 г. [Юшков С. В. Указ. соч. С. 455.], а Владимирский-Буданов -- к еще более поздней дате. Как бы то ни было, ПСГ позволяет увидеть достаточно целостную картину древнерусского права Северо-Западной Руси, а равно направление правового развития и склад юридического мышления той эпохи, поскольку ПСГ содержит в себе не только нормы, имевшие силу на момент ее последнего издания, но и нормы, позднейшими статьями отмененные.

Новгородская судная грамота (НСГ) сохранилась только в одном отрывке, вследствие чего обстоятельной картины новгородского правового быта и особенностей самого названного правового памятника мы воспроизвести не в состоянии. Составлена НСГ в середине XV века, а по завоевании Новгорода Иваном III в 1471 году переписана на его имя. Сохранившийся отрывок содержит исключительно нормы процессуального права, потому значение НСГ для истории права собственности в России по преимуществу косвенное.

Византийские (и болгарские) источники права

Принятие христианства на Руси означало создание в русском государстве церковной иерархии и появление особой группы "церковных" людей. Разумеется, что вхождение в русскую жизнь столь сложного и к тому времени уже более чем древнего института, как православная церковь, вызывало необходимость правового урегулирования новой ситуации, наиболее естественным путем к чему являлось заимствование хорошо разработанных норм византийского права. Перенесение византийских правовых памятников на русскую почву и их практическое применение были связаны также с тем, что киевская митрополия являлась составной частью константинопольского патриархата и, стало быть, должна была следовать правовым узаконениям, принятым в последнем. Из Византии на Русь пришли следующие правовые источники:

Номоканоны. Ко времени принятия христианства в греческом мире были распространены два номоканона: в 50 титулов и в 14. Номоканон в 50 титулов был составлен из двух сборников: первый имел каноническое содержание: это был свод церковных правил; второй -- сборник светских законов по делам церковным, включал в себя выборку из разных новелл и состоял из 87 глав. Номоканон в 14 титулов, приписываемый патриарху Фотию (883), также был составлен из канонов и светских законов. Первоначальная редакция номоканона в 14 титулов относится к VII веку, в период же патриаршества Фотия он был пересмотрен и дополнен постановлениями шестого и седьмого вселенских соборов и соборов поместных, бывших при Фотии [Сергеевич В. И. Лекции и исследования... С. 39.]. В пользовании на Руси и в переводах на славянский были оба номоканона [Павлов А. С. Курс церковного права. СПб., 2002. С. 83 -- 84.], они использовались при дальнейших обработках русского церковного права.

Эклога (букв. -- "выбор") -- краткое и общеупотребительное наименование кодекса византийского права VIII века, изданного в правление исаврийской (иконоборческой) династии, полное название которого следующее: "Выборка законов вкратце, учиненная Львом и Константином, мудрыми и благочестивыми царями, из Институций, Дигест, Кодекса и Новелл Великого Юстиниана, с исправлением в смысле большего человеколюбия". Официально Эклога была отменена вместе с падением иконоборческой династии, поскольку содержала положения, направленные против увеличения влияния духовенства, а именно -- ограничения церковных иммунитетов, препятствия к расширению монастырского землевладения и т. п. Однако поскольку свод оказался чрезвычайно удачным, а адекватно заменить его не было возможно, Эклога длительное время после официальной отмены сохраняла свое значение как источник права и в таковом качестве была воспринята на Руси. Эклога состоит из 18 титулов, первые 16 из которых посвящены гражданскому праву.

Прохирион (т. е. "ручная книга законов") -- законодательный акт македонской династии (сменившей исаврийскую), изданный между 870 и 878 гг., призванный вытеснить из употребления Эклогу и возвратить византийское право к юстиниановым началам. По факту этого не получилось, а на практике возникла система, в которой взаимодействовали Эклога, Прохирион и Эпанагога [Сергеевич В. И. Лекции и исследования... С. 42 - 43.] (букв. -- "воспроизведение", издана Василием Македонянином с сыновьями-соправителями в 886 - 888 гг. в качестве новой редакции Прохириона). На Руси Прохирион стал известен под заглавием "Градской закон".

И Эклога, и Прохирион были принесены на Русь первыми христианскими епископами, поскольку являлись необходимыми источниками церковного суда. Однако вопрос о моменте появления на Руси первых славянских переводов византийских судебников остается нерешенным. Первые древние русские кормчие содержали не полные переводы этих памятников, но только извлечения [Там же. С. 43.]. Достоверно известный первый полный перевод Прохириона, имевший хождение на Руси, содержался в сербской кормчей, полученной митрополитом Кириллом II из Болгарии уже после монгольского нашествия (предъявлена собору 1274 г., собравшемуся во Владимире-на-Клязьме). По замечанию А. С. Павлова, "эта Кормчая сделалась родоначальником если не всех, то громадного большинства списков русского номоканона, идущих от последней четверти XIII в. до конца XVII" [Павлов А. С. Указ. соч. С. 86.].

Размещено на Allbest.ru