Специальный орган конституционной юстиции

Размещено на http://www.allbest.ru/

СПЕЦИАЛЬНЫЙ ОРГАН КОНСТИТУЦИОННОЙ ЮСТИЦИИ

Исходя из сути функционирования правового демократического государства, вопрос о месте специального органа конституционной юстиции в механизме такого государства, возможно, рассматривать в контексте двух направлений исследования: во-первых, место относительно принципа разделения властей, то есть к какой из ветвей власти следует отнести институт конституционной юстиции. И, во-вторых, место в системе сдержек и противовесов, во взаимном балансе различных ветвей власти, определяя, таким образом, связки (взаимосвязи), контрбалансы - смысл существования подобного органа в этой системе. То, что это не однопорядковые объекты исследования, убеждает опыт Соединенных Штатов Америки. Однако то что, и природа, и функции этого органа, являются определяющими для позиционирования в обоих случаях - сомнения не вызывает.

Исследование природы и места специального органа конституционной юстиции необходимо требует поставить ряд вопросов, относительно предмета исследования, а попытка на них ответить, используя разные подходы, даст объективную картину относительно этих категорий. В первую очередь, следует определиться, существует ли подобная проблема, то есть установить ее актуальность, что в свою очередь требует ответа на вопрос: Для чего нужен специальный орган конституционной юстиции, и нужен ли он вообще?

Предыдущие замечания относительно этого тезиса, возможно, сформулировать таким образом: во-первых, в качестве верховного хранителя ценностей конституционного уровня (функция конституционного контроля). И действительно, государству нужен орган, который бы исполнял роль платоновских «аристократов духа», приближая, таким образом, существующее государство к его идеальной форме. И вполне вероятно, что им мог бы стать специальный орган конституционной юстиции, в качестве верховного хранителя верховных ценностей (при условии, что таковые реально существуют и исповедуются значительной частью общества, вмещая в своем составе маккиавелевских «львов и лисиц», и используя в зависимости от потребностей государства и общества преимущества первых, или последних).

Во-вторых, ключевой элемент системы баланса властей (арбитражная функция). Это явные функциональные потребности, однако, кроме них существует ряд латентных.

Основа необходимости конституционной юстиции в рамках любой модели, прежде всего в том, что соответствующий орган играет роль «клапана», не давая перерастать любому конфликту в обществе и государстве, в откровенное противостояние. Поскольку бесконфликтное общество, на сегодня, дело будущего, конституционная юстиция позволяет цивилизованным путем, опираясь на собственный авторитет и конституцию (как договор между государством и обществом и общественный договор) разрешать любой конфликт в принципе. Это и именно это роднит такого рода орган, конечно в рамках европейской модели, с судом. Такая сущность, обычно влияет на форму. Однако ввиду того, что это лишь одна из равнозначных сущностей, специальный орган конституционной юстиции в своей деятельности и месте в системе сдержек и противовесов, разделения властей, идет намного дальше. Потому даже название «суд» не достаточно подходяще. Для подчеркивания уникальности природы органа, и его полномочий, скорее подходит название «совет», или что-либо подобное.

Вторая половина вопроса - зачем был нужен именно специальный орган, притом, что уже достаточно успешно функционировала американская модель. При условии убедительного на нее ответа, как минимум не позволит вести речь о специальном органе конституционной юстиции, как о суде, в общеупотребительном смысле, в лучшем случае как об органе, который кое в чем напоминает суд.

Как, и в каких случаях его использовать? Определяется потребностями для каждой из национальных моделей государственного механизма и конституционной юстиции отдельно.

Теоретический аспект базируется на допущении того, что любые стороны функционирования правового демократического государства должны иметь соответствующее теоретическое обоснование, а теория органического конституционализма должна приобрести черты завершенности. Ведь на сегодня метание между определениями конструкции типа современного государства, от welfare к workfare и т.д., выглядит не более чем попытка скрыть недостатки и нелепости современного государства, в том числе благодаря отсутствию единственной, завершенной теоретической концепции функционирования последнего.

Практический аспект требует:

- оптимизации государственного механизма в целом;

- эффективности использования этой институции вообще (в т.ч. как части единой, но разделенной государственной власти) - и отдельных его полномочий;

- формирования адекватного поставленным перед государством проблемам, необходимого, оптимального перечня его полномочий (инструментария).

Представляется, что место специального органа конституционной юстиции в механизме современного правового государства, следует определять согласно трех позиций. Во-первых, место такого органа в системе разделения властей, поскольку этот орган наделен публично властными полномочиями, определенного функционального типа, а значит, где-нибудь в области единственной, однако разделенной ветви власти, он должен содержаться, причем не эвентуально, а как реально функционирующая составляющая публичной власти, со своим, и только своим местом. Во-вторых, место в системе сдержек и противовесов, поскольку разделение единственного механизма государственной власти, допускает взаимное переплетение и противовесы разных ветвей власти, для создания работоспособного механизма. В-третьих, его место в системе государственных органов, согласно разделению полномочий, то есть их количественной и качественной характеристики, и в первую очередь с точки зрения их уникальности, что выделяют и специализируют этот орган среди других. Первые две позиции, требуют анализа, и в свою очередь составляют, горизонталь власти. Третья - определяет место этого органа в вертикали власти, то есть в смысле высший государственный орган, или нет.

Исследовать в нашем случае значит определить. Определение необходимо, чтобы понять. Понять, для того, чтобы использовать целеустремленно, при этом использовать эффективно и оптимизировано.

Совокупный ответ на поставленные вопросы с учетом указанных аспектов позволяет установить логическую взаимосвязь в смысловой «цепи» категории «институт конституционной юстиции европейской модели», с точки зрения создания специального органа конституционной юстиции:

- почему не была воспринята американская модель;

- почему была создана европейская модель;

- какие функции выполняет орган, который создается согласно этой модели, и какие средства ему для этого предоставляются.

Такой подход даст возможность концептуально оптимизировать поиски действительного места специального органа конституционной юстиции в механизме управления процессами, которые происходят в современном государстве.

Проблема с определением местонахождения органа конституционной юстиции и его природы в первую очередь связана с тем, что это была и остается наибольшая и возможно самая противоречивая количественная и качественная инновация в механизм осуществления публичной власти современного правового государства, что значительно осложняла его структуру (в первую очередь в смысле взаимосвязей между разными институтами). Однако основной аргумент в пользу создания специального органа конституционной юстиции - существование писаной конституции и необходимость обеспечивать ее верховенство, недостаточно определенно позиционирует судебный орган конституционной юстиции в государственном механизме, поскольку эту проблему возможно решать и другими путями, и сами по себе они не являются достаточно определяющими ни для природы судебного органа конституционной юстиции, ни для его места в государственном механизме.

Концепция специального органа конституционной юстиции лежит вполне в духе материализма и технократического развития европейской цивилизации. Решение проблем бытия конституции, ее взаимодействия с гражданским обществом, усовершенствование государственного механизма, осуществлено путем механистического увеличения количества органов, которые обеспечивают функционирование государства. Его появление более всего напоминает «deus ех machine».

В основе европейской модели конституционной юстиции лежит ряд теорий Х. Кельзена о необходимости и роли подобного органа в механизме правового государства, сентенции выстроенные с точки зрения теории «чистого права» (кстати, совсем не безукоризненной), представления ее автора об идеальном праве и государстве и институциях, которые их обслуживают [1]. Однако задания, которые стояли перед этим органом требовали соответствующих полномочий (в значительной степени суперполномочий), которые в значительной же мере расшатывали привычные представления о классическом трехчленном делении властей. При этом, конструируя орган с суперполномочиями (и подсознательно суперпозицией в государственном механизме), Х. Кельзен мало беспокоился относительно теоретической институционализации места этого органа в механизме осуществления государственной власти. Важно было обеспечить эффект действия «чистого права», причем согласно условий тогдашней европейской действительности, и представлений о правовом государстве и тенденций и перспектив ее развития. В конечном итоге это отразилось на том, что любая страна, которая создавала подобную институцию, самостоятельно пристраивала ее к своим собственным потребностям, отсюда непохожесть национальных институтов конституционной юстиции в рамках европейской модели. Как результат появились такие непохожие друг на друга Федеральный Конституционный Суд Федеративной Республики Германии, Конституционный совет Франции, Конституционный трибунал Польши, конституционные суды Италии, Российской Федерации, Болгарии и др., с точки зрения их места и роли в государственном механизме. Более того, даже функциональное назначение этих органов во многом отличаются.

Из аргументов Кельзена в пользу необходимости существования конституционного суда:

а) условие конституционного правопорядка - логическое единство, которое обеспечивается отношением к конституции, как к высшему закону;

б) конституционные органы могут вступать, и вступают в споры друг с другом, а их акты могут противоречить конституции. Должен существовать элемент единственного государственного механизма, который разрешает эти споры. Он дополняет функции законодателя (негативный законодатель);

в) защита прав меньшинства (определение границ своеволия большинства), а это в свою очередь, чуть ли не самый главный залог стабильности демократии [2].

Анализ теории органического конституционализма, изъяна государственного механизма современного государства, позволяют выдвинуть, также и контраргументы против создания специального органа конституционной юстиции:

- позволяя суду контролировать законы - открытие пути для судебного правотворчества (параллельное создание конституции);

- суд не должен силы реализовать свои решения в политическом пространстве, как следствие защита конституции становится слабой и бессистемной (кстати, этот аргумент просто таки требует включения в качестве элемента составной природы такого органа - политического фактора с одной стороны, который бы в т.ч. осуществлял связь с этой сферой государства, и необходимость комплексного анализа таких, в значительной степени оценочных категорий, как, например «авторитет специального органа конституционной юстиции», ведь его власть покоится на таких составляющих, как беспристрастие и т.д., то есть синтезе критериев психологического и юридического плана).

Дополнительные аргументы, которые базируются на практике функционирования подобных органов в странах Европы, возможно, сформулировать таким образом:

- создание специального органа конституционной юстиции может свидетельствовать о непропорциональном укреплении одной из ветвей власти, как способе устранения неурядиц только что реформированного или основанного государственного механизма (Национальный совет Франции, в замысле);

- политизируясь, а подобный орган чрезвычайно склонен к такой тенденции, нивелирует ценности демократии, способный создавать конфликтные ситуации, при этом, даже защищая демократию, не имеет практических средств такой защиты, кроме собственного авторитета (позиция Конституционного суда Российской Федерации в 1993 году);

- существующая практика назначения свидетельствует против демократической сущности этого органа и создает возможности для предубежденности в его работе, политизации и т. (опыт Федерального Конституционного Суда Федеративной Республики Германии).

При отражении (нивелировке) этих аргументов специальный орган конституционной юстиции не будет играть роль горьких, но необходимых лекарств для «организма» демократии. В этом заключается задание законодателя и науки конституционного права. Нужно отыскать и реализовать способы такого отражения. Установление рационального места такого органа в системе сдержек и противовесов, действительной его природы, функциональных характеристик, оптимального объема полномочий, в конце концов, определение его позиции согласно принципу разделения властей - едва ли не единственное средство нейтрализации искусственных и органических изъянов этого органа. Такое противодействие негативным сторонам в функционировании специального органа конституционной юстиции, может заключаться: в наиболее оптимальном и эффективном подборе полномочий этого органа, именно для определенной модели государственного строя; адекватный модели разделения властей и механизма их контрбалансов, способ формирования такого органа; критериями соответствия, принципами ротации и непосредственным его составом; средствами извне, под которыми следует понимать контрбалансы по отношению к специальному органу конституционной юстиции, для создания невозможной ситуации его выхода из конституционного поля.

Собственно говоря, аргументация Кельзена относительно создания специального органа конституционной юстиции (синтез трех теорий - институционной, органической, общественного договора плюс собственные аргументы абстрактного характера) объясняют лишь необходимость такого органа и вполне подходят для американской модели конституционной юстиции. Относительно появления подобного органа, мотивацию Кельзена следовало бы дополнить некоторыми дополнительными аргументами. Появление европейской модели конституционной юстиции в первую очередь связано с особенностями континентальной правовой семьи - закон как основной (единственный) источник права. Отсюда невозможность судебного правотворчества. Особенности государственного режима подавляющего большинства европейских стран, а именно парламентской модели, и как следствие, необходимость политико-юридического органа, который бы охранял конституцию. Анализируя тогдашние тенденции и состояние государственного строительства в Европе, приходишь к выводу, основной фактор который лежит в основе необходимости создания такого органа, по существу психологического характера, который концентрировано, возможно, определить как страх. Традиционный страх европейского гражданского общества и властных кругов перед судейским своеволием, а в связи с контролем за конституцией - страхом перед вмешательством судов в законодательную сферу, традиционно в Европе она всегда имела сакральный характер. Следовательно, основа, от которой отталкивался Кельзен в своей аргументации, больше психологического плана. Именно она, совокупно с особенностями организации государственной власти подавляющего большинства европейских стран плюс глобальное изменение приоритетов (гражданское общество выше государства, качественное и немедленное обеспечение прав человека и т.д.), вместе с особенностями исторического развития Европы (І и ІІ мировые войны), позволили создать новый орган государственной власти.

Таким образом, теория Х. Кельзена институционализирует необходимость, или желание, или же в любом случае возможность существования в условиях парламентской демократии ограниченной конституцией - института конституционной юстиции, то есть, подводится теоретическая база (на основе трех теорий, органической, институционной, общественного договора) под основу подобного института. При этом место подобного института, исходя из этого учения, при условии действия принципа разделения властей и реальной системы сдержек и противовесов определить вряд ли возможно, опять же нужно учитывать, что, например, Конституционный суд Украины наделен полномочиями (официальное толкование конституции), которые в еще большей мере, чем для Конституционного совета Франции или Федерального Конституционного Суда Федеративной Республики Германии, специфицируют его место и запутывают ситуацию с его определением. Полномочия плюс связи и взаимосвязи с другими органами государственной власти влияют на определение такого места.

Осложнение общественных отношений всегда является коррелирующим фактором относительно отношений на государственном уровне. Это в свою очередь требует изобретения более эффективного государственного механизма, способного отвечать новым реалиям, плюс обеспечивать традиционные ценности цивилизации. При этом следует помнить, известный принцип Оккама о том, что никогда не стоит преумножать сущности без крайней необходимости. Однако эффективный - не значит и не всегда более сложный, основанный на рациональном принципе, не значит искусственно подстроенный под собственных представлением о рациональности и целесообразности. Действительно совершенный государственный механизм в первую очередь отвечает принципу простоты, ведь именно она способна обнаруживать совершенство, и как следствие эффективность. Идеальное не может быть слишком сложным.

Специальный орган конституционной юстиции значительно осложняет правовой механизм в государстве, порождая новые типы и направления связей и взаимосвязей этой системе. Его появление вызывало к жизни множество вопросов связанных со статусом этого органа, на некоторые из них нет ответа до сих пор. Даже, казалось бы, в совершенстве вмонтированная в государственный механизм американская модель конституционной юстиции, в течение истории не раз давала сбои. Признание Верховным судом Соединенных Штатов Америки конституционности рабства, сегрегации, «дикого капитализма», противодействие рациональному «Новому курсу» правительства - это тоже вехи деятельности Верховного суда, в качестве органа конституционной юстиции [3]. Что говорить о европейской модели, функционирующей достаточно ограниченно и во времени, и в пространстве (во всяком случае, реально), и достижения которой отчасти достаточно спорны. Целесообразность специального органа конституционной юстиции, скорее в теории, чем на практике. На практике же Федеральный конституционный суд Федеративной Республики Германии признал это государство в границах 1937 года, значительно ограничивал права и свободы граждан, осуществлял преследования политических партий и объединений (например, «зеленых» в 80-ые годы), в Италии при молчаливом согласии Конституционного суда возможно в зависимости от политических настроений элиты (премьер-министра), манипулирования иммунитетом ради ее собственной безопасности, курс конституционных судов Беларуси и России способствовал структурным и властным кризисам, в России это вылилось в вооруженное противостояние. Обычно не существование конституционного суда причина такой ситуации. Скорее легкость, с которой такой орган можно приспособить, его совершенство, к искривлению сути правового государства, при этом беззащитность и беспомощность его, перед тиранией, безнаказанность игнорирования верховного хранителя ценностей высшего порядка, втягивания и использования его «суперполномочий» для достижения узкополитических целей. Фактически до сих пор специальный орган конституционной юстиции, в значительной степени посторонний предмет в государственном механизме, который к тому же нетрудно использовать в качестве обеспечения диктаторских функций, тем более при условиях действия несовершенной конституции. Для Украины актуальность приобретает несколько другой аспект проблемы, а именно, всегда ли нужно обеспечивать верховенство конституции, при любых ли условиях. С формальной точки зрения, то есть с позиции следования соответствующему конституционному принципу - конечно, однако с точки зрения здравого смысла не всегда, а лишь тогда когда настоящий документ отвечает принципам органического конституционализма, есть структурно и концептуально совершенным без существенных внутренних противоречий. В любом другом случае противоречия лишь углубляются, а конституционное поле, в лучшем случае, поддается негативным стагнациям. Другое дело если бы работа органа конституционной юстиции способствовала позитивному превращению (изменениям) основного закона, как, например, в США, однако у нас это работа законодателя. А это сигнал того, что статус этого органа не приобрел структурно концептуального совершенства и определенности, а его действительное место в механизме правового государства нуждается в дополнительных исследованиях. Необходимы поиски новых путей оптимизации государственного механизма и места специального органа конституционной юстиции в этом механизме.

Позиционирование специального органа конституционной юстиции в государственном механизме представляется невозможным без комплексного совокупного анализа трех базисных основ, которые определяют его статус: природа - функции - полномочия.

Природа специального органа конституционной юстиции, а значит - и место, которое является следствием этой природы, должно учитывать такие моменты, из которых выплывают такие следствия.

1. Этот орган консолидирует согласие двух ветвей власти, исполнительной и законодательной (при любой форме государственного правления, именно они вынуждены тесно сотрудничать, исходя из их функциональных характеристик, необходимости «переливания» полномочий и т.д.), на осуществление между ними арбитражной функции, в необходимых случаях, для предупреждения возможных кризисных ситуаций в работе государственного механизма. Арбитражная функция является видовым признаком любого суда, и потому определяет судебную составляющую природы специального органа конституционной юстиции. Следствием этого утверждения является тот факт, что формирование этого органа должно осуществляться на основе согласительных процедур в первую очередь или только, между этими ветвями власти, в случае если мы инсталлируем этот орган в государственный механизм, на основе классических представлений о разделении властей. Таким образом, мы предупреждаем возможные противостояния внутри этого органа, обеспечивая его целостность, качественную и эффективную работу.

2. Он, безусловно, направлен против и за ограничение публичной власти, в защиту конституции (цель органической конституции - разграничение государства и гражданского общества с приоритетной защитой последнего от первого). К тому же, лишь он составляет свои суждения о том, что есть конституция, и что такое ее нормы. Как следствие, идеальный состав этого органа, по возможности, должен быть наиболее удален от настроений и страстей власть предержащих, для того, чтобы абсолютно отвечать формуле «sine ira et studio». Дополнительно, таким образом, уменьшается негативный уровень политизации. При этом беспристрастие и высокое качество работы может быть обеспечено привлечением высококвалифицированных специалистов, которые имеют наивысшую компетенцию в области права, причем преимущественно научных работников и представителей судебной ветви власти, возможно в определенном их соотношении. Современный этап функционирования подобных органов обнаруживает очевидное противоречие между способами формирования этого органа, его функциями и максимальной незаангажированностью.

Первая позиция четко указывает на то, что эффективные поиски места специального органа конституционной юстиции, должны базироваться на анализе системы сдержек и противовесов вообще, то есть с точки зрения теории, и опыта отдельных стран. Цель, ради которой создавался специальный орган конституционной юстиции, и средства, которые ему предоставляются для реализации целей, стоящих перед ним, совокупно определяют (влияют на определение) функций, которые выполняет такой орган в механизме правового государства, а, следовательно, влияют на определение его места в этом механизме. Функции указывают на ту роль, которую определенный элемент системы выполняет относительно ее потребностей в целом, в данном случае государства.

ЛИТЕРАТУРА

специальный орган конституционный юстиция

1. Kelsen H. General Theory of Law and State. 1ed. Cambridge. 1945.

2. Шайо А. Самоограничение власти. - М., 1999. - С.233-234

3. См.: Dred Scott v. Sanford 60 U.S. (19 How.) 393 (1857); Lochner v. New York 198 U.S.45 (1905); Morehead v. New York ex rel. Tipaldo 298 U.S. 587 (1936).

Размещено на Allbest.ru