Понятие доказательства в свете теории отражения

ПОНЯТИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА В СВЕТЕ ТЕОРИИ ОТРАЖЕНИЯ

В настоящее время почти не встречается утверждений о том, что доказательства - это факты объективной действительности, "те же совершающиеся в жизни явления, те же вещи, те же люди", "... их физиологическое и психическое состояние..., а также явления природы и события, не зависящие от воли людей".

Как это показано В.Я. Дороховым и другими авторами, реальные явления действительности не могут фигурировать в материалах дела в качестве доказательств, ибо в мышлении следователя, судьи существуют и взаимодействуют не вещи, а их образы.

Подтверждением этому служит и анализ процесса формирования доказательств. Важно подчеркнуть, что данный процесс характеризуется многократным отражением события, составляющего предмет исследования: сначала оно отражается в окружающем мире, оставляя в нем материальные (место происшествия, предметы, телесные повреждения и др.) и идеальные (память участников события) следы, затем эти следы воспринимаются субъектом доказывания (следователем, судом), отражаются его сознанием и объективизируются в материалах дела, превращаясь в доказательства в уголовно-процессуальном смысле. Именно в процессе "вторичного отражения" формируются доказательства, как фактические данные, запечатленные в предусмотренной законом процессуальной форме.

Любой отражательный процесс, представляя собой воспроизведение до определенной степени полноты и точности и в иной форме объекта, существующего вне сознания познающего субъекта, сопровождается преобразованием отражаемого объекта.

Представляется бесспорным, что в процессе формирования доказательства также происходит преобразование оригинала: реально существующие объекты и устные сообщения трансформируются в идеальный объект - познавательный образ, который сохраняется затем путем преобразования его в протокольную запись или иную надежную форму сохранения информации. Здесь в полной мере действует характеристика различия между психическим отражением и отражаемым, согласно которой чувственное представление не есть существующая вне нас действительность, а только образ этой действительности.

Воспроизведение оригинала в иной форме - закономерность отражения при собирании любых доказательств, хотя по отношению к отдельным из них она проявляется с разной степенью очевидности. Например, вполне наглядно преобразование фактических данных при осмотре места происшествия, следственном эксперименте и некоторых других следственных действиях: восприятие физических признаков и состояний материальных объектов формирует в сознании следователя, судьи познавательный образ, который трансформируется затем в протокольное описание. В ходе допроса образ, хранившийся в памяти допрашиваемого, объективируется и оформляется с помощью устной речи. Восприятие речи формирует познавательный образ на этот раз в сознании следователя, судьи, после чего он также объективируется допрашиваемым в протокольном описании.

Аналогичные преобразования нетрудно обнаружить при анализе процесса получения заключения эксперта. Иначе, на первый взгляд, обстоит дело с получением вещественных доказательств, когда отражаемый объект сохраняется в том виде, каким он стал, испытав воздействие исследуемого события. В действительности же рассматриваемая закономерность распространяется и на эти объекты: субъект доказывания, наряду с приобщением самого объекта, выделяет внешнюю среду и условия, в которых он был обнаружен, а также собственные признаки и свойства объекта, имеющие доказательственную ценность, и фиксирует эти данные в протоколе. В результате этого материальный объект оказывается "преобразованным" в систему суждений, зафиксированных в знаковой форме, без которых он утратил бы свое доказательственное значение. Данные соображения в определенной части относятся и к приобщению документов: оно нередко сопровождается исследованием и фиксацией обстоятельств изготовления и получения документа, уточнением его смысла, выявлением скрытых свойств путем проведения экспертизы и т.д. В результате этого содержание документа может восприниматься существенно иным, чем при непосредственном ознакомлении с ним.

В свете сказанного представляется очевидным, что даже непосредственно воспринимаемые следы события, реально существующие явления: место происшествия и его отдельные элементы (труп, повреждения на нем, орудия преступления), помещения и хранящиеся в них предметы, тело человека, документы и тому подобное в процессе формирования доказательств подвергаются преобразованию, а информация, заключенная в следах, при переносе ее в материалы дела меняет свою первоначальную форму. Еще более многократному преобразованию подвергаются явления действительности, воспринимавшиеся будущими свидетелями, обвиняемыми, подозреваемыми: сначала они трансформируются в образы памяти, затем (на допросе) - в устные сообщения и, наконец, в протокольную запись.

Эти соображения еще раз говорят о том, что доказательства ни при каких условиях не могут трактоваться как факты объективной действительности. Подобный взгляд не только противоречит реальному содержанию доказывания как отражения, но и приводит к смешению таких важных понятий теории доказательств, как предмет доказывания и доказательство. Отражательные процессы, сопровождающие собирание доказательств, состоят в переносе информации (сведений) со следов события в материалы уголовного дела. Поэтому следует согласиться с теми авторами, которые трактуют "фактические данные" как сведения о подлежащих доказыванию обстоятельствах дела.

При таком положении представляется неточной позиция В.З. Лукашевича, считающего доказательствами те реальные факты действительности, которые непосредственно воспринимаются следователем и судьями. Анализируя это суждение, Ф.Н. Фаткуллин правильно замечает, что одни из таких явлений (следы, пулевое отверстие на теле убитого и т.д.) сохраняются в материалах дела лишь в виде протокольных описаний, слепков, фотоснимков, т.е. в виде сведений, а другие, хотя и продолжают существовать к моменту доказывания (шрамы на лице потерпевшего, состояние и профиль дороги, техническое состояние автомашины и т.п.), реально находятся вне уголовного дела, в котором имеются лишь их описания, схемы и т.д., т.е. также сведения об этих фактах.

В то же время Ф.Н. Фаткуллин считает, что в случае приобщения к делу предметов, сохранивших на себе следы преступления, доказательством станет реальный факт действительности (например, рубаха потерпевшего со следами крови, часть филенки двери с пробоинами). С таким утверждением трудно согласиться. Существование вещественного доказательства - это действительно реальный факт. Однако доказательственную ценность имеет не этот факт сам по себе, а информация, носителем которой служит предмет, и обстановка, в которой он находился. Такое суждение в полной мере согласуется с современными представлениями о различных формах существования информации, в том числе и в материальных объектах. Кроме того, как отмечалось ранее, материальные объекты также "преобразуются" при их отображении в систему суждений, в протокольное описание. Сам по себе предмет, без отражения места и условий его обнаружения, отличительных признаков и так далее, доказательственной ценности не имеет. И в этом случае доказательством является не реальный факт действительности, а его отражение в материалах дела.

Ряд ученых к числу фактических данных относят не только сведения об обстоятельствах, подлежащих доказыванию, но также и доказательственные (промежуточные) факты. Так, по мнению Ф.Н. Фаткуллина, доброкачественные сведения об обстоятельствах дела, отражая явления реального мира, тоже имеют относительно самостоятельную доказательственную природу. На базе таких сведений следователем (судьей, прокурором) создается образ (модель) соответствующего факта объективной действительности. Недопустимо отождествление такой модели с самими реальными фактами. В то же время, выявляя посредством таких образов содержание исследуемых фактов объективной действительности, субъекты доказывания ощущают себя в мире этих фактов, говорят об установлении самих исследуемых фактов. Поэтому изображения (модели) реальных фактов, полученные на основе конкретных и доброкачественных сведений о них, обычно именуются фактами, установленными по делу.

П.С. Элькинд также полагает, что понятие "факт" охватывает и факты, образующие предмет доказывания, и промежуточные факты, при помощи которых предмет доказывания познается. Доказательственные факты выступают косвенными доказательствами при установлении искомого факта. В этом же смысле С.А. Альперт называет доказательствами такие факты, как нахождение обвиняемого в том месте, где вскоре был обнаружен труп потерпевшего, наличие у обвиняемого вещей, принадлежащих убитому, а Е.А. Матвиенко считает доказательствами по делу об убийстве факт неприязненных отношений, факт угрозы убийством, приискания оружия и т.п.

Против подобной трактовки выступают исследователи, ограничивающие понятие фактических данных только сведениями о фактах, подлежащих установлению. Так, по мысли В.Я. Дорохова, "доказательствами в уголовном процессе нельзя называть ни факты, входящие в предмет доказывания, ни побочные факты". Исходя из того, что в самом общем виде факт - это объективная реальность, существующая независимо от человека, Л.М. Карнеева замечает, что понимание доказательств в качестве сведений о фактах исключает их толкование в качестве фактов. Факт, фигурирующий в логическом доказательстве, -это знание, выведенное на основании сведений о фактах (доказательств), которое нельзя путать с самими доказательствами. Точку зрения Л.М. Карнеевой разделяет М.М. Михеенко.

Представляется, что позиции названных авторов не столь уж далеки друг от друга. Расхождения во взглядах обусловлены, на наш взгляд, различным смыслом, вкладываемым в термин "факт", неоднозначной трактовкой соотношения "процессуального" и "логического" доказывания.

В теоретическом смысле термин "факт" нередко трактуется как фрагмент объективной действительности, "действительное, реально существующее, невымышленное событие", "нечто реальное, в противоположность вымышленному". Однако это лишь одно из значений данного понятия. Не менее важным (а в аспекте теории доказательств, на наш взгляд, более важным) является второе его значение: "синоним понятия истина", "знание, достоверность которого доказана". Б.М. Кедров понимает под фактом "дискретный кусок действительности, установленный человеком, познанный им", чем подчеркивает преобразованность реального явления, ставшего фактом. По мнению В.А. Штоффа, термин "факт" обозначает не только фрагмент действительности, но и особого рода эмпирические высказывания или предложения (фактофиксирующие предложения), в которых описываются подлинные события или явления. Недопустимость отождествления понятия "факт" с объективной реальностью подчеркивает В.Ф. Кузьмин. Он отмечает, что констатация факта- это прежде всего форма отражения человеческим сознанием реальной действительности. Факт - элемент знания, единство объективного и субъективногоhttp://www.ssu.samara.ru/~process/ - 24.

Таким образом, факт следует трактовать как продукт познавательной деятельности, знание, достоверность которого доказана. Думается, что при такой трактовке рассматриваемого термина нет никаких оснований выводить доказательственные факты за пределы понятия "фактические данные", ибо на основе их логического обобщения, т.е. в процессе косвенного доказывания, следователь или суд могут установить обстоятельства, образующие предмет уголовно-процессуального познания. Налицо существенный признак доказательства.

В последние годы мысль о том, что доказательственные факты -это не сама объективная действительность, а знание о ней, сформировавшееся на основе сведений об этих фактах, которые (сведения, а не факты действительности) и являются доказательствами, высказывается многими процессуалистами.

Исключение подобных фактов из понятия доказательств можно было бы обосновать тем, что оперирование достоверными сведениями, т.е. аргументами-посылками не представляет собой процессуального доказывания, так как является мыслительной деятельностью, присущей любой форме человеческого познания. Однако попытки исключить мыслительную деятельность из доказывания (равно как и ограничить доказывание только мыслительной деятельностью) не получили поддержки в теории доказательств. Как уже отмечалось, вряд ли можно согласиться с тем, что в уголовном судопроизводстве, наряду с "процессуальным доказыванием" и за его пределами, существует "логическое доказывание", которое сводится лишь к оперированию доказательственными фактами, к обоснованию конечных выводов. Практическая и мыслительная деятельность в процессе доказывания неотделимы друг от друга, точно так же, как познавательная и удостоверительная стороны доказывания образуют неразрывное единство. Следовательно, оперирование доказательственными фактами в целях выведения из них заключения о предмете доказывания - это тоже доказывание, хотя на первый план здесь выступает логическая, мыслительная деятельность. Сказанное не устраняет различий между доказательствами-сведениями и доказательственными фактами. Эти различия касаются целей использования доказательств и уровней доказывания.

Как известно, философская наука выделяет в познавательной деятельности людей эмпирический и теоретический уровни, различающиеся спецификой применяемых методов познания и глубиной проникновения в сущность познаваемого. По мнению ряда процессуалистов и криминалистов, подобные уровни могут быть выделены и в доказывании, представляющем специфическую процессуальную форму познания в судопроизводстве.

На чувственно-практическом уровне доказывания, путем непосредственного контакта с носителями информации, следователем (судом) осуществляется получение, проверка и оценка доказательств - сведении о фактах в целях достоверного установления отдельных обстоятельств, подлежащих доказыванию.

При переходе доказывания на уровень, обеспечивающий познание явлений, недоступных чувственному восприятию (рационально-заключительный, логический), на первый план выступают приемы опосредованного познания. Здесь доказывание состоит в оперировании аргументами, доказательственными фактами в целях построения логически обоснованных выводов об искомых фактах, т.е. о предмете доказывания.

Следует подчеркнуть, что выделение данных уровней не расщепляет единую познавательную деятельность - доказывание - на две самостоятельные и автономные части. В то же время становится ясным, что основной элемент содержания доказательств - фактические данные -меняет свое содержание по мере углубления уголовно-процессуального познания от явления к сущности.

Продолжает оставаться дискуссионным вопрос о соотношении:

фактических данных и показаний, заключений эксперта, вещественных доказательств, протоколов, иных документов. Критикуя позицию сторонников двойственного понимания доказательств, Ф.Н.Фаткуллин исходит из того, что доказательства - это только фактические данные (т.е. сведения о фактах и доказательственные факты). Показания допрошенных лиц, заключения экспертов, вещественные доказательства, протоколы следственных и судебных действий и документы именуются им (как и некоторыми другими авторами) источниками доказательств, которые, таким образом, исключаются из понятия доказательства. Последовательно разграничивают доказательства и источники доказательства Л.М. Карнеева, М.М. Михеенко, Е.А. Матвиен-ко. Еще раньше аналогичные суждения высказывали М.А. Чельцов, Б.А. Галкин, Ф.М. Кудин и другие авторы.

В то же время М.С. Строгович, А.И. Трусов, Р.Л. Рахунов, В.Д. Арсеньев, П.А. Лупинская, А.М. Ларин, Н.П. Кузнецов и другие авторы поддерживают концепцию, согласно которой показания, заключения, вещественные доказательства, протоколы и документы (независимо от того, именуют ли их источниками доказательств, средствами доказывания или как-то иначе) входят наряду с фактическими данными в общее понятие доказательства. Подобный взгляд представляется убедительным.

Широкое признание в теории доказательств (в том числе и среди противников включения "источников" в понятие доказательств) получило представление о том, что показания, заключения, вещественные доказательства, протоколы и иные документы - это та процессуальная форма, в которой сохраняются и используются фактические данные, полученные следователем или судом. Считая такое представление правильным, нельзя не придти к выводу о невозможности отделения "фактических данных", составляющих содержание доказательства, от "источника", т.е. его формы.

В современной философской науке не вызывает сомнений мысль о том, что в любом явлении, объекте соотношение содержания и формы выражается в их единстве, причем форма есть способ выражения содержания. Применительно к понятию доказательства это означает, что фактические данные, если они не облечены в требуемую законом форму, не могут считаться доказательством по делу. С другой стороны, показания, протоколы, документы могут считаться доказательством лишь при условии, что они содержат информацию о существенных обстоятельствах дела. Эта мысль удачно выражена в ст. 83, 87, 88 УПК РСФСР, называющих предметы, протоколы и документы, если они могут служить средствами установления обстоятельств дела, доказательствами. В противоположность этому УПК Украины, Киргизии, Азербайджана и Узбекистана упоминают в соответствующих случаях об источниках доказательств. При таком положении исключение "источника" из понятия доказательства может означать лишь, что доказательствами служит информация, хранящаяся в памяти людей и на предметах материального мира, независимо от того, извлечена ли она субъектом доказывания из следов события и облечена ли в надлежащую форму или нет. Однако подобное представление противоречит прямым указаниям закона и бесспорному, на наш взгляд, положению о том, что формирование доказательства завершается в тот момент, когда фактические данные приобретают форму показаний, заключений, протоколов и т.д. Поэтому "источники" так же неотделимы от фактических данных, как форма от содержания. Единое понятие доказательства раскрывается со стороны формы и со стороны содержания.

Выделение "источников" в самостоятельное правовое явление часто мотивируется необходимостью изучения и учета тех особенностей носителей информации и способов её сохранения, которые влияют на допустимость и достоверность доказательств. Указывается так же, что включение "источников" в понятие доказательств может привести к подмене конкретных сведений, ссылками на свидетелей, экспертов и т.д., как это бывает в практике. Думается, однако, что повышение внимания к определению допустимости и достоверности показаний, заключений и т.д., равно как и устранение ошибок практики при обосновании процессуальных решений, на что справедливо указывают авторы, не будет затруднено, если рассматривать "источники" как форму соответствующих доказательств, неотделимую от фактических данных.

Следует заметить, что сам термин "источник доказательств" небезупречен как с логической, так и с гносеологической точек зрения.

По этимологическому смыслу "источник - это то, что дает начало чему-нибудь, откуда исходит что-нибудь". Логично утверждать, что источник какого-либо явления не может быть элементом, частью этого явления, а должен находиться вне его. Как заметил С.В. Курылев, "никто не объяснил, почему процессуальная теория должна отступать от этого смысла, называть источником не свидетеля, из которого "истекает" показание, а само показание, из которого ничего не "истекает". "Ни теоретически, ни практически, - пишет В.Д. Арсеньев, - невозможно отделить сведения о фактах от показаний свидетелей, документов и других средств, в которых они содержатся".

Исходя из таких представлений, С.В. Курылев называет источниками доказательств свидетелей и иных лиц, от которых исходят сведения о фактах, имеющих значение для дела, и материальные предметы, несущие информацию. В.Я. Дорохов ограничивает круг источников доказательств только лицами: свидетелями, потерпевшими, обвиняемыми, подозреваемыми, экспертами, а также следователями и понятыми (при получении вещественных доказательств). Сходные суждения об источниках доказательств высказаны В.Д. Арсеньевым, который относит к ним лиц, а также документы, место обнаружения и изъятия вещественных доказательств. Независимо от того, насколько точны эти представления, они несомненно, свидетельствуют о спорности, неясности термина "источник доказательств".

Недостаток рассматриваемого понятия выявляется и при анализе его с познавательной точки зрения. По мнению Ф.Н. Фаткуллина, "судебные доказательства добываются и используются посредством определенных источников". Об извлечении фактов из источников доказательств говорил в свое время М.А. Чельцов. Такие суждения могли бы считаться правильными при условии, что "источники доказательств" существовали до начала познавательного процесса. Однако в действительности все обстоит как раз наоборот. Приступая к доказыванию, следователь не располагает "источниками доказательств", ибо показания, заключения, протоколы и даже вещественные доказательства еще не существуют. Поэтому он не извлекает фактических данных из "источника", а, наоборот, создает "источники доказательств" путем преобразования получаемых сведений в надлежащую процессуальную форму. В этой форме доказательства подвергаются проверке, оценке и использованию для установления доказательственных фактов.

Следует прийти к выводу, что термин "источник доказательств" не способствует уяснению сущности доказательств по уголовному делу. Более предпочтительным является известный процессуальной науке термин "виды доказательств", способный отразить различия как в способах сохранения и передачи фактических данных, так и в процессуальном положении носителя доказательственной информации.

Итак, доказательство представляет собой неразрывное единство содержания (фактические данные, т.е. сведения о фактах, подлежащих установлению), и формы (показания, заключения экспертов, вещественные доказательства и документы).

Однако в последнее время наблюдается попытка переосмыслить понятие доказательства, сделав акцент на его форме, в ущерб содержанию. Так, по мнению С.А. Пашина "доказательствами служат процессуально оформленные сообщения, а также документы или другие предметы, которые правомерно использовать в судопроизводстве для установления фактов, учитываемых при вынесении процессуальных решений, в особенности приговоров". По мнению автора все доказательства - суть материалы, под которыми понимаются сообщения, документы или другие предметы, используемые при судопроизводстве. Вряд ли такое представление является более точным и полным, чем традиционное. В нем отсутствует указание на весьма существенное свойство доказательства - его относимость, т.е. связь доказательства с предметом доказывания (не любые сообщения являются доказательствами, а лишь такие, которые указывают на обстоятельства, подлежащие доказыванию). Нет в нем и четкого указания на способ получения доказательства ("процессуально оформленными" могут быть и сообщения, полученные незаконным способом), а главное - не разграничиваются содержание и форма доказательства, присущие любому явлению (сообщения, т.е. сведения, фактические данные, стоят в одном ряду с "документами или другими предметами").

Не представляются убедительными и возражения автора против традиционного определения доказательства, основанные на том, что сведения о фактах "становятся объектом, помещенным в сознание", ибо сведений, информации не существует "помимо воспринимающего и транслирующего субъекта", они "создаются людьми в собственных целях".

Фактически такое суждение отрицает объективную основу доказательств, каковой является информация, содержащаяся в материальных и идеальных следах исследуемого события. Нам кажется более точным представление о том, что доказательства не существуют изначально в природе, но и не создаются от начала до конца субъектом доказывания. Они формируются в результате восприятия им объективно существующих следов, оставленных событием, преобразования содержащейся в них информации в иную форму (что является закономерным в любом отражательном процессе) и ее закрепления, путем облечения в процессуальную форму. Но познано, отображено может быть то, что существует объективно.