Построение и функционирование системы судов общей юрисдикции

2

Построение и функционирование системы судов общей юрисдикции в 1719-1722 гг.

Между тем, какие бы сложности не возникали с формированием нормативной основы деятельности новоучрежденных органов правосудия, формирование системы этих органов происходило скорыми - по меркам первой четверти XVIII в. - темпами. Быстрее всех сформировала штаты сама Юстиц-коллегия. В составе ее аппарата уже в ноябре 1719 г. одних только канцелярских служащих числилось 72 человека. Неудивительно поэтому, что если еще 10 января 1719 г. Сенат указывал продолжить работу Расправной палаты, «покамест Юстиц-колегия в совершенство придет», то не прошло и полугода, как палата 1 июня 1719 г. прекратила существование, будучи реорганизована в Санкт-Петербургский надворный суд. Что касается иных надворных судов, то еще раньше Санкт-Петербургского, по особому именному указу от 8 апреля 1719 г., был открыт Московский гофгерихт.

Фактическое создание прочих надворных судов произошло в 1720-1721 гг. Из числа гофгерихтов, упомянутых в именном указе от 8 января 1719 г., позднее остальных начал функционировать Тобольский надворный суд. Первые двое судей этого суда (СМ. Козловский и М.И. Вадбольский) вступили в должность не ранее конца 1720 г. А вот президент и вице-президент были впервые назначены в Тобольский гофгерихт лишь сенатскими указами от 20 июля и от 7 августа 1722 г.

Самым же последним открылся надворный суд в Енисейске. Акта об основании данного суда (не фигурировавшего в именном указе от 8 января 1719 г.) обнаружить к настоящему времени не удалось. Учитывая, однако, что назначение президента и вице-президента в Енисейский гофгерихт последовало 20 июля 1722 г., а первых судей - 26 июля 1722 г., следует полагать, что учреждение этого суда состоялось в 1722 г.

На те же 1719-1721 гг. пришлось и создание системы «нижних» судов - провинциальных и городовых. Достаточно сказать, что к концу 1719 г. на судебные должности в названные суды Юстиц-коллегия определила 97 человек, а к августу 1720 г. - 199 человек. По ходу формирования системы «нижних» судов проступило и различие между ними: городовые суды организовывались как единоличные по судейскому составу, провинциальные - как коллегиальные. Характерно, что отмеченное различие сложилось в безуказном порядке, не будучи регламентировано никаким особым нормативным правовым актом.

Как и в случае с надворными судами, первый провинциальный суд появился в бывшей столице. Преобразованный из старинного Земского приказа Московский провинциальный суд был открыт по распоряжению Юстиц-коллегии от 13 августа 1719 г. Далее, распоряжениями коллегии от 27 и от 31 августа 1719 г., были основаны Нижегородский и Ярославский провинциальные суды. Что касается Санкт-Петербургского провинциального суда, то он начал работу только в 1720 г. (причем оберландрихтер был назначен в этот суд лишь в июне 1721 г.).

Необходимо отметить, что, несмотря на наименование, провинциальные суды были учреждены далеко не во всех городах - административных центрах провинций. Названные суды появились лишь в Санкт-Петербурге, Москве, Воронеже, Казани, Нижнем Новгороде, Новгороде, Симбирске, Смоленске и Ярославле. В итоге, реформированные органы правосудия оказались дислоцированы весьма неравномерно: в семи губернских и провинциальных городах разместились одновременно и надворные, и провинциальные суды (в Санкт-Петербурге, Москве, Воронеже, Казани, Нижнем Новгороде, Смоленске и Ярославле). В то же время в 36 провинциальных и в трех губернских городах (в Архангельске, Астрахани и Киеве) новая судебная система была представлена лишь городовыми судами. Вместе с тем, по воле царя-реформатора, один из гофгерихтов - Курский - расположился вообще в уездном городе.

Остается добавить, что предусмотренные законом от 19 декабря 1718 г. «нижние» суды не были учреждены в единственном регионе - в незадолго до того присоединенной Прибалтике, в Ревельской и Рижской губерниях. На территории этих губерний, не подвергшись какой-либо реорганизации, продолжили функционировать основанные еще шведскими властями вышеупомянутые оберландгерихт в Ревеле и ландгерихты в Дерпте, Пернове, Риге, Вендене и на острове Эзель. Названные судебные органы были сохранены в соответствии с Жалованной грамотой шляхетству и земству Эстляндии от 1 марта 1712 г. (содержавшей, в частности, положение о сохранении за местным дворянством и горожанами «древних их привилегий, прав, суда, правости, рецессов, статутов»), а также в соответствии с содержавшей аналогичное положение Жалованной грамотой городу Ревелю от 13 марта 1712 т.

Далее имеет смысл перейти к вопросу о внутреннем устройстве реформированных органов правосудия. По общей структуре Юстиц-коллегия (как и все прочие коллегии) состояла из трех уровней: руководящий состав («присутствие»), канцелярский и технический персонал («канцелярские и нижние служители»). В коллегиально организованное «присутствие» входили президент, вице-президент, советники и 3 асессоры. Младший канцелярский персонал образовывали] вчерашние подьячие, именовавшиеся на новый манер копиистами, подканцеляристами и канцеляристами, старший канцелярский персонал - нотариус (или протоколист), актуариус, дьяки и постепенно заменявшие последних секретари. Непосредственное руководство коллежской канцелярией осуществлял оберсекретарь (до упразднения этой должности в Юстиц-коллегии по именному указу от 8 ноября 1723 г.). К «нижним служителям» относились сторожа, курьеры («розсыльщики») и палачи («заплечные мастера»).

Первоначально аппарат Юстиц-коллегии делился (как и в приказные времена) только на столы и повытья, во главе которых стояли недавние старшие подьячие - канцеляристы. Впоследствии, распоряжением от 13 сентября 1723 г., Юстиц-коллегия была дополнительно разделена на три более крупных структурных подразделения - «правления» (будущих департамента). Первое и третье правления ведали судебными вопросами, второе - организационными.

Необходимо добавить, что, по именному указу от 19 января 1722 г., были учреждены «конторы» (представительства) Сената и коллегий в Москве. В числе прочих в 1722 г. была создана и Московская контора Юстиц-коллегии. Контора возглавлялась советником коллегии и выполняла на практике главным образом административные и судебно-исполнительские функции.

Численность персонала Юстиц-коллегии не оставалась в петровское время неизменной. Так, в 1720 г. в коллегии состояло восемь членов «присутствия», 218 (!) канцелярских и 29 технических служащих. А уже в 1723 г. (после вычленения из Юстиц-коллегии Вотчинной коллегии) количество канцелярских «служителей» сократилось до 88 человек.

Надворные суды строились по той же организационной модели, что и коллегии: судейский состав («присутствие»), канцелярский и технический персонал. В судебное присутствие входили президент, вице-президент и асессоры (в отличие от коллегий, в гофгерихтах отсутствовали советники). Канцелярию составляли копиисты, подканцеляристы, канцеляристы и нотариус, которых возглавлял дьяк или же секретарь. Наконец, «нижние служители» были представлены теми же сторожами, рассыльщиками и заплечными мастерами.

Крупнейшим по численности канцелярского и технического персонала среди отечественных надворных судов являлся Московский. По состоянию на январь 1722 г. в Московском гофгерихте трудились семеро судей (вице-президент и шесть асессоров), 28 канцелярских служащих (два секретаря, два дьяка, нотариус, пять канцеляристов, восемь подканцеляристов, 11 копиистов) и шестеро сторожей (по курьерам и заплечным мастерам сведения отсутствуют). По данным же на 1726 г., в Московском надворном суде работали шестеро судей (президент и пять асессоров), 27 канцелярских служащих, трое сторожей, 12 рассыльщиков и двое заплечных мастеров.

В прочих гофгерихтах штаты были скромнее: 4-6 судей и 14-16 канцелярских «служителей». Например, в Воронежском надворном суде в феврале 1723 г. состояли четверо судей и 14 канцелярских служащих. Четыре года спустя, в 1726 г. в Воронежском гофгерихте числилось уже шесть судей (президент, вице-президент и четверо асессоров), по-прежнему 14 канцелярских служащих и двое сторожей. А вот в наиболее удаленном от столиц Енисейском надворном суде в 1726 г. трудились шестеро судей, 14 канцелярских служащих (двое секретарей, четверо канцеляристов и восемь копиистов) и двое сторожей.

Особое устройство имел Рижский гофгерихт, в котором был в неприкосновенности сохранен штат, установленный еще шведами в 1630 г. Подобная специфика организации суда в Риге была - в общем виде - подтверждена в Жалованной грамоте городу Риге от 30 сентября 1710 г. В данной грамоте оговаривалось, что рижские жители сохраняли «все их привилии [привилегии] градские, права, статуты, суды… \ как они отдревле оные и от государей до государей до сего числа получали и имели».

Впоследствии особость рижского судоустройства нашла дополнительное закрепление в ст. 21 сенатского указа от 15 июня 1722 г., изданного в ответ на обращение депутации жителей Риги и поныне не освещавшегося в историко-правовой литературе. В итоге, в 1726 г., как и в XVII в., в Рижском надворном суде состояли 13 судей (президент, вице-президент и 11 асессоров), оберфискал, четверо канцелярских служащих и шесть технических сотрудников (четверо «служителей при заседании» и двое «гофгерихтских слуг») К Российское влияние проявлялось лишь в том, что президентом названного суда на протяжении 1715-1729 гг. назначался рижский генерал-губернатор.

Что касается провинциальных судов, то, подобно Юстиц-коллегии и гофгерихтам, они состояли из коллегиального судебного присутствия, канцелярских и технических служащих. Глава провинциального суда носил нововведенный чин обер-ландрихтера (что, несомненно, являлось отзвуком рассмотренного выше проекта А.А. Матвеева от 15 ноября 1718 г.). Под началом обер-ландрихтера обыкновенно работали 3-4 судей-асессоров и 18-20 канцелярских служащих. Так, в Ярославском провинциальном суде в апреле 1722 г. трудились обер-ландрихтер, четверо асессоров, 21 канцелярский служащий и двое сторожей. И только в крупнейшем Московском провинциальном суде в январе того же 1722 г. числились четверо судей (обер-ландрихтер и три асессора) и 39 канцелярских служащих (не считая неокладных).

Сведений о штатах городовых судов выявить к настоящему времени не удалось. Насколько можно понять по косвенным данным, таковые штаты были невелики: при городовом судье состояли 2-3 младших канцелярских служащих и 1-2 технических сотрудника. Ни дьяков, ни секретарей, ни нотариусов в городовых судах не предусматривалось.

Остается добавить, что, как можно видеть из архивных материалов, штаты руководителей «присутствий» реформированных органов правосудия укомплектовывались в первой четверти XVIII в. не полностью. Скажем, весь период существования без президентов проработали Ярославский и Санкт-Петербургский (!) надворные суды. В Московском же гофгерихте президент впервые появился лишь в июне 1725 г., на шестой год после основания суда. Всего два года (1722-1724 гг.) отработал вице-президент в Казанском надворном суде. Да и сама Юстиц-коллегия - после последовавшей 3 июля 1721 г. кончины Г. Бреверна - оставалась без вице-президента до 1726 г.

Далее стоит затронуть вопрос об объеме юрисдикционных полномочий реформированных органов правосудия. Для начала имеет смысл оговорить, что отечественный законодатель первой четверти XVIII в., в отличие от современного, не разделял - на теоретическом уровне - суды общей и специальной юрисдикции. Вместе с тем, подобное деление уже начинало мало-помалу осознаваться - если и не самим Петром I, то руководителями Юстиц-коллегии. Весьма показательный в этом отношении фрагмент был внесен в охарактеризованный выше «Доклад о Коллегии юстиции» от мая 1718 г.

Стоит повторить, что в начальном разделе доклада, посвященном шведским апелляционным судам, было, по существу, дано определение суда общей юрисдикции: это такой суд, в котором «без всякого изъятия все дела отправляются, которые до юстиции надлежать. Если учесть, что доклад подписал А.А. Матвеев, а раздел о шведском судоустройстве готовил Г. Бреверн, то можно констатировать, что идея о судах общей юрисдикции уже выкристаллизовывалась на российской почве.

В окончательном виде компетенция Юстиц-коллегии была определена законодателем в принципиально важном для развития всей отечественной коллежской системы упоминавшемся законе от 12 декабря 1718 г., основной раздел которого имел отвечавшее содержанию заглавие: «О должности коллегей, что в которой управлять надлежит». В названном законе круг ведения Юстиц-коллегии регламентировался сколь емко, столь и исчерпывающе: «Судныя и розыскныя дела. В той же коллегии и Помесной приказ».

Ключевое установление приведенного фрагмента - закрепление в ведении коллегии «судных и розыскных дел» - означало, что рассмотрению Юстиц-коллегии подлежали без изъятия все уголовные («розыскные») и гражданские («судные») дела. При этом нельзя не обратить внимание на значительное сходство приведенного фрагмента именного указа от 12 декабря 1718 г. с рассмотренной выше формулировкой Петра I из предварительной росписи коллегий 1717 г.: «Юстиц-колегиум - всякой суд во въсех делех». Тем самым, следует констатировать, что в декабре 1718 г. законодатель (в соответствии со своим исходным замыслом) наделил Юстиц-коллегию полномочиями суда общей юрисдикции.

Наряду с этим, в ст. 3 закона от 19 декабря 1718 г. было подчеркнуто, что Юстиц-коллегия учреждена «особливо только для разправы [отправления правосудия/». Кроме того, стоит вспомнить, что, по ст. 3 названного закона, Юстиц-коллегия заняла в реформированной судебной системе России положение суда третьего звена. Тем самым, не вызывает сомнений, что Юстиц-коллегия возникла именно как орган правосудия. По всему этому наименование подобного судебного органа «коллегией» - каковым общеевропейски принятым термином обозначались тогда центральные органы власти с исключительно (или преимущественно) административной компетенцией - следует признать неточным.

Неудивительно, что эта терминологическая несообразность (оставшаяся, правда, незамеченной историками и правоведами XIX - начала XXI в.) вызвала возражения у Генриха Фика, который попытался добиться переименования Юстиц-коллегии. В записке от 9 ноября 1723 г. Г. Фик предложил назвать Юстиц-коллегию «Юстиц-ревизией», справедливо отметив, что «по обыкновению всех народов от государственной коллегии апеляцию учинить не можно». Впрочем, по части наименования коллегии свои резоны могли быть и у Петра I.

Во-первых, необходимо повторить, что номинально Стокгольмский апелляционный суд (Svea hovnitt) также входил в число коллегий (что было закреплено еще Формой правления 1634 г.), о чем, конечно же, было известно российскому царю. Во-вторых, необходимо отметить, что - в значительное отступление от шведских (и вообще европейских) образцов - Петр 1 счел необходимым ввести в России институт судебного управления, что предполагало создание в том числе и центрального органа судебного управления. Этим-то органом и стала Юстиц-коллегия - хотя наделение ее какими-либо административными полномочиями напрямую не оговаривалось ни в одном законодательном акте первой четверти XVIII в.

Для начала стоит отметить, что в описываемый период Юстиц-коллегия занималась кадровым обеспечением судебных органов общей юрисдикции. Именно Юстиц-коллегия представляла в Правительствующий Сенат кандидатуры для назначения на следующие судебные должности: асессоров и советников в собственное присутствие, асессоров надворных судов, обер-ландрихтеров и асессоров провинциальных судов. Назначение городовых судей Юстиц-коллегия производила самостоятельно (за исключением Сибири).

Соответственно, по представлению Юстиц-коллегии осуществлялось и увольнение судей надворных и провинциальных судов. Городовых судей отстраняла от должности и увольняла сама Юстиц-коллегия. Например, распоряжением от 8 января 1722 г., Юстиц-коллегия отстранила от должности муромского судью С. Владыкина, в связи с ненадлежащим выполнением которым служебных обязанностей был совершен побег группы содержавшихся под стражей в городовом суде особо опасных преступников.

Кроме того, Юстиц-коллегия обладала правом налагать на судей нижестоящих судов дисциплинарные взыскания, в том числе в форме денежных штрафов. Так, за нарушение порядка делопроизводства Юстиц-коллегия оштрафовала в 1723 г. на внушительную сумму в 300 рублей судебное присутствие Московского надворного суда, а в 1724 г. - на сумму в 100 рублей судебное присутствие Казанского гофгерихта. Но разрешением кадровых вопросов организационно-руководящая роль Юстиц-коллегии не ограничивалась.

При всем том, что, насколько известно, Юстиц-коллегия (в отличие от Министерства / Наркомата юстиции XIX-XX вв.) не проводила в петровское время ревизий судов, она регулярно получала от гофгерихтов разнообразную отчетность, начиная со сведений о наличной денежной казне и до сведений о количестве лиц, находившихся под стражей. Порядок предоставления отчетности (каковой исходно регламентировался разрозненно изданными и не выявленными доныне ведомственными актами) предполагалось закрепить в Инструкции надворным судам, проект которой был, стоит напомнить, разработан в Юстиц-коллегии и направлен на утверждение в Сенат в декабре 1722 г. В ст. 27 и 28 названного проекта предлагалось, чтобы отчеты о поступлении денежных средств надворные суды направляли в Юстиц-коллегию помесячно, а отчеты о вынесенных и утвержденных приговорах, в которых назначались смертная казнь или ссылка на каторгу, - по третям года.

Помимо истребования отчетности, Юстиц-коллегия издавала общеобязательные для нижестоящих судов распоряжения административного характера. Так, распоряжением

Юстиц-коллегии от 14 августа 1719 г., надворным и «нижним» судам было запрещено расходовать собиравшиеся ими пошлинные суммы без согласования с коллегией. А распоряжением от 12 января 1722 г. Юстиц-коллегия предписала «подчиненным судам» ускорить разбирательство тех дел, по которым содержались под стражей подсудимые и доносители.

Весьма показательно, что, когда в 1723 г. проявилась тенденция игнорирования гофгерихтами распоряжений Юстиц-коллегии (а заодно тенденция невыплаты их судьями наложенных коллегией штрафов), это послужило основанием для обращения прокуратуры Юстиц-коллегии в генерал-прокуратуру Сената. В январе 1724 г. генерал-прокуратура представила Сенату доклад о надворных судах, «из которых по многим посланным от Юстицколегии указом не исполняют… и во всем чинятца от них [надворных судов] ослушания». В ответ, указом от 17 января 1724 г., Сенат предписал Юстиц-коллегии «неослабно» взыскивать наложенные на судей надворных судов штрафы. Остается добавить, что Юстиц-коллегия определяла места дислокации городовых и, по всей вероятности, провинциальных судов, а также добивалась - при необходимости - отвода для них помещений (о чем еще пойдет речь ниже).

Уместно также упомянуть, что в 1723 г. в аппарате Юстиц-коллегии появилось и структурное подразделение, на которое были возложены подготовка и реализация мероприятий коллегии в области судебного управления. Таковым подразделением - согласно уже упоминавшемуся распоряжению Юстиц-коллегии от 13 сентября 1723 г. о разделении аппарата коллегии на три «правления» - стал Приказной стол Второго правления. В круг ведения Приказного стола вошли, в частности, вопросы кадрового обеспечения нижестоящих судов («список всех надворных и нижних судов судьям и секретарям».

Исходя из вышеизложенного, следует со всей определенностью констатировать, что Юстиц-коллегия осуществляла в первой четверти XVIII в. функцию судебного управления - причем для разрешения задач как контрольно-оперативных, так и организационно-хозяйственных. Однако приобретение Юстиц-коллегией функции судебного управления отнюдь не означало ее трансформации в классическую коллегию, в преимущественно административный орган. Как представляется, Юстиц-коллегия являлась все-таки судебным органом, просто заполучившим - в качестве дополнительной функции - полномочия по управлению нижестоящими органами правосудия. Именно поэтому наименование Петром I суда третьего звена «коллегией» следует признать терминологической неточностью, вполне, впрочем, объяснимой напряженной обстановкой масштабных государственных преобразований.

Что бы там ни было, судебный орган, именовавшийся «Юстиц-коллегией», аккумулировал в своей компетенции судебные полномочия ряда дореформенных административно-судебных органов. Еще А.А. Матвеев отмечал в докладе, направленном Петру I в конце 1721 г., что «положено на Коллегию юстиции прежних семь приказов, то есть Помесной, судные все, Сыскной, Земской…». В самом деле, даже при беглом взгляде на судоустройство России XVII - начала XVIII в. очевидно, что Юстиц-коллегия заменила собой семь существовавших к 1696 г. приказов (Владимирский судный, Дворцовый судный, Земский, Московский судный, Патриарший судный, Поместный и Сыскной - бывший Разбойный), а также не упомянутую в докладе А.А. Матвеева функционировавшую с 1713 г. Расправную палату Сената.

Из перечисленных приказов пять оказались упразднены в 1698-1709 гг. (Сыскной, Московский, Владимирский, Патриарший и Дворцовый судные), один - реорганизован в 1719 г. (Земский приказ - в Московский провинциальный суд). Поместный приказ в 1718 г. вошел в состав Юстиц-коллегии в качестве отдельного структурного подразделения - Вотчинной канцелярии (переименованной затем в Вотчинную контору). Расправная палата Сената, как уже упоминалось, была в 1719 г. преобразована в Санкт-Петербургский надворный суд.

Показательно, что сама Юстиц-коллегия особенно ревниво отнеслась к унаследованным от Сыскного (Разбойного) приказа полномочиям монопольного рассмотрения дел по таким преступлениям, как умышленное убийство, разбой и грабеж (татьба). Таковые собственные полномочия коллегия сочла необходимым подтвердить в специальном распоряжении от 15 января 1719 г., в котором оговаривалось, что «кроме иноземцов, никаким людям изъятым из суда той колегии не быть… в делах убивственных, разбойных и татиных, кроме одних особ офицерских и солдатских, или которые особо ведомы в канцелярии Преображенского и Адмиралтейства».

В отличие от Юстиц-коллегии, круг ведения которой определял законодатель, компетенция надворных и «нижних» судов регулировалась в петровское время ведомственными актами. Первым из подобных актов явился вышеназванный типовой Наказ городовым судьям 1719 г. Согласно Наказу, к ведению городового суда были отнесены «судныя и розыскныя и сыскныя и протчия земския дела, принадлежащия до Государственной коллегии юстиции». Таким образом, по широте закрепленных в Наказе полномочий городовой суд также следует отнести к судам общей юрисдикции.

Менее подробно оказалась в первой четверти XVIII в. нормативно закреплена компетенция надворных судов. Лишь в распоряжении Юстиц-коллегии от 15 июля 1719 г. об организации работы реформированных органов правосудия между иного оговаривалось, что юрисдикция гофгерихтов распространялась на «всякие судные и розыскные и прочие принадлежащие до Коллегии юстиции дела». Сходным образом в ст. 1 разработанного Юстиц-коллегией проекта Инструкции надворному суду от декабря 1722 г. было внесено предложение, что данный суд «должен в содержании… дел, принадлежащих до Юстиц-коллегии, поступать и решение чинить». Иными словами, судебные полномочия гофгерихтов признавались идентичными с соответствующими полномочиями Юстиц-коллегии.

Обратившись к вопросу о функционировании новоявленных судов обшей юрисдикции, можно увидеть, что приведенные выше нормы, регулирующие их компетенцию, отнюдь не остались мертвой буквой. Например, в производстве городового суда Кашина в 1720 г. находились дела: об умышленном убийстве, о разбое, о нанесении побоев крестьянину чужим помещиком, о потраве поля, о незаконном пользовании земельным участком, о невыплате заемных денег, о возвращении прежнему владельцу беглых крестьян. В свою очередь, в Санкт-Петербургском провинциальном суде в 1721 г. разбирались дела: об установлении владельца «приводной коровы», о бегстве крестьянина (сопряженного с кражей хозяйской лошади), о словесном оскорблении (каковое выразилось в назывании жены истца «воровкою и куропаткою»), о разбое, об убийстве, о служебном подлоге. Тот же суд продолжил в 1721 г. рассмотрение инициированного фискальской службой дела о взяточничестве комиссара Панфила Обрютина.

Сходная картина вырисовалась при ознакомлении с Записной книгой решений и приговоров Санкт-Петербургского надворного суда за 1720 г. В указанном году в столичном гофгерихте производились дела: о приеме беглых крестьян, о спорном земельном участке, о детоубийстве, об установлении права собственности на группу крепостных крестьян, об оскорблении. А вот в 1723 г. в производстве Санкт-Петербургского надворного суда находились, например, дело по обвинению подьячего Ф. Соколова в недонесении об изготовлении фальшивых денег (а также в составлении «приворотных писем, чтоб судьи [начальники} и жена ево любили»), дело по обвинению подьячего Камер-коллегии И. Казимерова в подделке коллежской печати, дело по обвинению печника Е. Жукова в «блудном воровстве с коровою»\

Что касается Юстиц-коллегии, то в ее производство в первой четверти XVIII в. поступали дела также весьма разнообразные по содержанию. Скажем, в 1719 г. коллегия рассматривала - по первой инстанции - дело о словесном оскорблении князем А.М. Черкасским графа П.М. Апраксина, дела об утверждении в правах наследования подполковника А. Щепотева и о разделе выморочного имущества думного дьяка Е.И. Украинцева, дело о нападении разбойников на Нилову пустынь и дело по обвинению ландрата А.И. Нарышкина в преступлениях против интересов службы. А, к примеру, в январе 1722 г. на заседаниях Юстиц-коллегии разбирались дела о спорных 100 четвертях земли в Московском уезде и о признании прав собственности на полученную в приданое земельную недвижимость.

Сообразно положению в реформированной судебной системе, Юстиц-коллегия выступала, прежде всего, в качестве апелляционной инстанции. Так, за 1719 г., по данным Л.М. Балакиревой, Юстиц-коллегия вынесла в апелляционном порядке 46 решений и приговоров (главным образом по поместно-вотчинным делам). При всем том, что Юстиц-коллегии эпизодически приходилось (особенно в начальный период деятельности) рассматривать дела также по первой инстанции, коллегия воспринимала себя именно как апелляционную инстанцию. Как отмечалось в доношении Юстицколлегии Сенату от 23 сентября 1719 г., «та коллегия учинена на разнимательство неправых вершеных дел и росправы».

Что касается надворных судов, то они разбирали в ту пору дела как по первой инстанции, так и в качестве ревизионно-решаюшей и апелляционной инстанций. Как уже говорилось, в соответствии с распоряжением Юстиц-коллегии от 5 июля 1721 г. (воспроизведенным затем в законе от 10 ноября 1721 г.), на утверждение гофгерихтов в обязательном порядке поступали все приговоры, вынесенные «нижними» судами, в которых в качестве меры наказания предусматривались смертная казнь или ссылка на каторгу. Впрочем, как видно из архивных материалов, ревизионно-решающая линия компетенции надворных судов реализовывалась на практике относительно редко. Так, Санкт-Петербургский провинциальный суд за май-декабрь 1721 г, направил на утверждение Санкт-Петербургского гофгерихта всего четыре приговора.

Еще менее интенсивно действовали надворные суды в качестве апелляционной инстанции. Например, за январь-сентябрь 1720 г. Санкт-Петербургский гофгерихт вынес по первой инстанции 97 приговоров и решений, а в апелляционном порядке - лишь один. А Ярославский надворный суд за январь-март 1725 г. рассмотрел 20 дел по первой инстанции, два дела в ревизионно-решающем порядке и вовсе ни одного - в апелляционном.

Тем самым, следует констатировать, что, в отличие от зарубежного образца - шведского hovratt, отечественные гофгерихты функционировали главным образом как суд первой инстанции (являясь de jure, стоит вспомнить, судом второго звена). Более того: в качестве суда первой инстанции российские надворные суды принимали к производству дела, независимо от характера преступления и суммы иска. В итоге, вперемешку с делами о разбоях и умышленных убийствах, Санкт-Петербургский гофгерихт разбирал, к примеру, в январе 1720 г. дело о краже чепца (в мае - о краже галстука), Ярославский надворный суд - в феврале 1725 г. дело о краже на базаре «козлиных штанов».

Таковая особенность судебной практики гофгерихтов сложилась как продолжение рассмотренной выше старомосковской традиции, по которой судебный орган, независимо от формального статуса, выступал первой инстанцией для жителей той местности, в которой он располагался. Характерно, что подобная практика вызвала некоторую озабоченность у Петра I. По крайней мере, при обсуждении на заседании Сената 6 ноября 1724 г. вопроса о целесообразности сохранения должности санкт-петербургского воеводы император прямо высказался, что возникавшим в среде сельского населения «малым делам в надворном суде быть неприлично».

Наконец, необходимо добавить, что в компетенцию надворных судов - в качестве дополнительных функций - вошло, во-первых, руководство местами содержания под стражей подсудимых - «колодничыши палатами»; во-вторых, осуществление судебно-исполнительской деятельности; в-третьих, руководство нотариальными органами - «крепостными конторами»; в-четвертых, руководство борьбой с разбоями. В-пятых, надворные суды осуществляли в отношении городовых и провинциальных судов функцию судебного управления.

Что касается мест содержания под стражей подсудимых, то таковые оборудовались в первой четверти XVIII в. непосредственно при судах. При этом количество заключенных («колодников» или «тюремных сидельцев») заметно различалось в зависимости от региона и статуса судебного органа. Наиболее «населенными» были, разумеется, колодничьи палаты при судах Москвы и Санкт-Петербурга. Скажем, если в кол од ничьей палате Ярославского надворного суда в июне 1722 г. содержалось 17 подсудимых, то в колодничьей палате Санкт-Петербургского гофгерихта в мае 1720 г. - 102 подсудимых, а в июне 1723 г. - 109. При самой Юстиц-коллегии в 1719 г. (до начала работы Санкт-Петербургских надворного и провинциального судов) содержался 121 колодник, а в феврале 1723 г. - 23 колодника.

Судебно-исполнительская деятельность реформированных органов правосудия заключалась в организации приведения в исполнение как собственных приговоров и решений, так и утвержденных приговоров нижестоящих судебных инстанций. К примеру, 11 марта 1725 г. Ярославский надворный суд, утвердив приговор, вынесенный судебным органом Кинешмы по делу о двойном убийстве, предписал произвести смертную казнь двоих осужденных по месту совершения преступления - в Кинешме, а третьего осужденного - в Ярославле. Если приговоренный заявлял перед казнью о желании дать новые показания, суд мог предписать отложить «эксекуцию».

Нотариальные органы (состоявшие с 1701 г. в ведении особого Приказа крепостных дел) были переданы в ведение Юстиц-коллегии именным указом от 16 февраля 1719 г. Во исполнение данного указа, распоряжениями Юстиц-коллегии от 2 и 4 марта 1719 г., в Санкт-Петербурге при коллегии была создана Крепостная контора, ставшая руководящим органом российского нотариата. Действовавшие на местах в роли современных нотариусов «.писцы крепостных дел» либо вошли в состав крепостных контор, учрежденных при надворных судах, либо перешли в подчинение «нижним» судам.

Примечательно, что организационное прикрепление нотариальных органов к судам различных уровней предполагалось в общем виде закрепить в ст. 33 гл. 2-й кн. 1 проекта Уложения Российского государства 1723-1726 гг. («все дела крепостных кантор, где пишутца крепости, ведать и оным содержание иметь в Коллегии юстиции и в подчиненных судах»). Кроме того, прикрепление нотариальных органов к надворным и провинциальным судам предлагалось регламентировать в ст. 36 проекта Инструкции надворному суду от декабря 1722 г. и в ст. 16 проекта Инструкции провинциальному суду от июня 1722 г. В итоге, по авторитетным данным И.К. Кирилова, в 1726 г. крепостные конторы функционировали при всех гофгерихтах - за исключением Рижского и Санкт-Петербургского.

Возложенное на реформированные судебные органы руководство борьбой с разбоями предполагалось закрепить в ст. 32 проекта Инструкции надворному суду от декабря 1222 г. и в ст. 14 проекта Инструкции провинциальному суду от июня 1722 г. На практике эта линия компетенции реализовывалась, прежде всего, в руководстве со стороны надворных судов воинскими командами, направлявшимися в сельскую местность «для сыску воров и разбойников». Например, в 1722 г. Ярославский гофгерихт руководил соответствующими мероприятиями команд поручика Е. Знаменщикова и капитана И. Крюкова.

Остается добавить, что в силу, с одной стороны, межрегиональной дислокации надворных судов, а с другой - возложения на них полномочий суда второго звена, вокруг гофгерихтов образовались своего рода судебные округа*. Соответственно, в округ надворного суда входили расположенные на территории близлежащих провинций городовые и провинциальные суды (правда, последние размещались, как уже отмечалось, по большей части в тех же городах, что и гофгерихты). Систематические данные о том, какие именно «нижние» суды относились к тем или иным судебным округам, выявить на сегодня не удалось. Исчерпывающие сведения на этот счет довелось встретить лишь касательно округа Санкт-Петербургского надворного суда, в который в 1721 г. входили два провинциальных суда (Санкт-Петербургский и Новгородский) и 14 городовых судов.

Что касается функции судебного управления, то здесь следует, прежде всего, отметить, что в подчинение гофгерихтам попали входившие в их округа городовые и провинциальные суды. Характерно, что наделение надворных судов функцией судебного управления никак не было (как и в случае с Юстиц-коллегией) закреплено на законодательном уровне. Ведомственные же акты на этот счет были впервые изданы, насколько удалось установить, только в 1721 г. Согласно распоряжениям Юстиц-коллегии от 15 и 31 мая 1721 г. (подтвержденным затем распоряжением от 24 апреля 1722 г.), провинциальным и городовым судам надлежало выполнять все указания гофгерихтов, а также обращаться к ним за разрешением любых вопросов. Несколько ранее, распоряжением Юстиц-коллегии от февраля 1721 г., надворным судам было предоставлено право накладывать на судей нижестоящих судов дисциплинарные взыскания (в том числе и в форме денежных штрафов) без согласования с Юстиц-коллегией («не описываясь в Государственную юстиц-коллегию»).

О том, что судебно-управленческие полномочия гофгерихтов являлись отнюдь не символическими, возможно убедиться на примере конфликта, разгоревшегося между Московским надворным и Московским провинциальным судами. Образовавшийся, стоит напомнить, путем реорганизации старинного Земского приказа, а потому привыкший к самостоятельности и располагавший компетентным судейским и канцелярским персоналом Московский провинциальный суд сразу занял независимую позицию в отношении Московского гофгерихта, неоднократно (и небезуспешно) вступая с ним в споры по процессуальным вопросам (в частности, по поводу подведомственности конкретных дел). Естественно, по мере обретения надворным судом полномочий по судебному управлению Московский провинциальный суд оказывался во все более уязвимом положении. В итоге, судьи провинциального суда дрогнули и известили Юстиц-коллегию - до-ношением от 28 февраля 1721 г. - о своих опасениях, что судьи гофгерихта «будут нам мстить всякими своими происки, дабы нас в правде нашей в нем повредить и обесщестить безвремянно, на что [они] уже и хвалятца…».

Насколько административная подчиненность «нижних» судов надворным успела в начале 1720-х гг. утвердиться на практике, можно видеть и на ином примере. Первым сообщением, которое власти получили о масштабной антиправительственной акции - произошедшем 27 мая 1722 г. в сибирском городе Таре массовом отказе жителей присягать новому (безымянному) наследнику престола - стало краткое донесение («отписка»), тайно посланное 29 мая 1722 г. тарским городовым судьей Л. Верещагиным. И донесение это судья Лукьян Верещагин направил не в Сибирскую губернскую канцелярию и не в Преображенский приказ, а строго «по команде» - в Тобольский надворный суд.

Необходимо добавить, что функцию судебного управления гофгерихты осуществляли недолго, лишь до середины 1722 г., до ликвидации «нижних» судов, полномочия которых перешли к губернским и провинциальным канцеляриям. И хотя, как следует отметить, забегая вперед, провинциальные и губернские канцелярии сохранили подчиненность надворным судам по всем вопросам, связанным с отправлением правосудия (причем таковую их подчиненность предполагалось закрепить в ст. 1 проекта Инструкции надворным судам от декабря 1722 г. и в ст. 2, 10 и 13 проекта Инструкции провинциальному суду от июня 1722 г.), вести речь о судебном управлении здесь уже не приходится, поскольку по компетенции губернские и провинциальные канцелярии были не только органами правосудия, но и - в первую очередь - органами общего управления.

Возвращаясь к рассмотрению событий судебного строительства 1719-1720 гг., следует кратко остановиться на вопросе о том, как в действительности происходили свертывание судебной деятельности местных органов общего управления и передача соответствующих полномочий реформированным органам правосудия. Из архивных материалов и трудов предшественников очевидно, что процесс таковой передачи далеко не всегда происходил беспрепятственно. Привыкшие к исстари сложившемуся единовластию региональные и местные администраторы нередко противились - в самых разнообразных формах - утверждению на подведомственных территориях никак не подчиненных им новоявленных судей. Воеводы и комиссары не передавали судьям дела, отказывались от всякого взаимодействия с ними, продолжали (вопреки охарактеризованным выше положениям Инструкций 1719 г.) заниматься отправлением правосудия.

Так, воевода Великолуцкой провинции не предоставил для присланного городового судьи никакого служебного помещения, сам разбирал судебные дела, причем челобитчиков, которые все же обращались к судье, воевода «устращивал». Сходная ситуация имела место и в Угличе, где провинциальный воевода не передал прибывшему в феврале 1720 г. городовому судье ни дел, ни колодников, а для размещения суда отвел избу, у которой «кровли развалились, и течь от дождя великая, и в окошках окончин нет». Не менее тягостная ситуация сложилась с отводом помещений для суда и в Новгороде. Там воевода - причем уже после вмешательства лично А.А. Матвеева - предложил суду разместиться в нескольких маленьких комнатках, расположенных над местным кабаком.

А комендант Олонца генерал-майор В.И. Геннин и вовсе отказался принять определенного туда судью М.И. Желтухина. В адресованном Юстиц-коллегии доношении от 18 августа 1721 г. В.И. Геннин прямолинейно предложил, чтобы назначавшийся на Олонец судья находился «под моею командою и без моего б ведома ничего не делал». В подобной обстановке не приходится удивляться, что назначенный в 1721 г. городовым судьей в Хлынов И.Д. Телепнев заблаговременно обратился к Юстиц-коллегии с просьбой направить вятскому провинциальному воеводе специальное распоряжение «о запрещении… в дела, касающиеся до Юстиц-колегии, вступать и… помешателства чиниты.

Не все шло гладко и в новой столице. Санкт-Петербургская губернская канцелярия, оперативно передав в 1720 г, надворному суду содержавшихся под стражей подсудимых, основательно затянула с передачей касавшихся их дел. Произошло это, впрочем, не по злонамеренному умыслу, а по более прозаической причине: отвечавший за передачу дел подьячий Сапогов (вероятнее всего, повытчик) надолго оказался под арестом.

Достойно упоминания, что в 1719-1722 гг. (в бытность президентом А.А. Матвеева) Юстиц-коллегия предпринимала немало усилий, чтобы оградить судей от неправомерных действий местных администраторов, на практике обеспечить независимость органов правосудия от органов управления. Данная линия деятельности Юстиц-коллегии проявлялась в различных формах.

Во-первых, коллегия воспрещала руководителям реформированных судебных органов принимать во внимание такие требования органов общего управления, необходимость исполнения которых не была прописана в ведомственных инструкциях. Во-вторых, Юстиц-коллегия многократно указывала губернаторам и воеводам и на необходимость содействия органам правосудия, и на недопустимость вмешательства в судебные дела. В-третьих, распоряжением коллегии от 6 июня 1720 г., фискальской службе было предписано уделять особое внимание выявлению эпизодов нарушения главами местных органов общего управления вышерассмотренных предписаний Инструкций воеводам и земским комиссарам 1719 г.

Наконец, для полноты картины имеет смысл добавить, что не всегда проблемы в становлении новой судебной системы возникали из-за противодействия региональных властей. Случалось, что новоназначенные судьи сами не торопились принимать дела, сами вступали в конфликты с воеводами и губернаторами, а то и вовсе не являлись к месту службы.

Известно, например, что определенный 3 июля 1719 г. городовым судьей в Бежецкий Верх В.Н. Тараканов, получив наказ, так и не приступил к исполнению обязанностей, в результате чего Юстиц-коллегия оказалась вынуждена назначить туда нового судью. В 1720 г. от приема у воеводы судебных дел и колодников всячески уклонялся городовой судья в Торопце. Определенный судьей в Архангельск И.А. Хрипунов сразу по прибытии вступил в конфликт с вице-губернатором П.Е. Лодыженским.

Как бы то ни было, несмотря на все возникавшие затруднения, реформированная судебная система России заработала. В «новоманерные» суды потянулись челобитчики, в них повели схваченных татей и душегубцев, понесли доношения фискалы. Достаточно сказать, что, по неопубликованным данным О.Е. Кошелевой, в 1723 г. в Санкт-Петербургский надворный суд одних только исковых челобитных поступило: в январе 100, в феврале 76, в марте 114. В свою очередь, за период с 10 января по 21 сентября 1720 г. тот же Санкт-Петербургский гофгерихт вынес 98 приговоров и решений, а также издал 427 постановлений, распоряжений и приказов судебно-следственного, судебно-исполнительского, организационного и хозяйственного содержания.

Фигура обособленного от воеводы самостоятельного судьи начала мало-помалу становиться привычной как для крестьян и посадских, так и для чиновников. Глубоко показательно, что в доношении от 27 марта 1721 г, тамбовский провинциал-фискал М.А. Данилов счел необходимым отметить как негативное явление, что отдельные городовые судьи провинции «с воеводами и з другими командиры имеют такой союз, якобы подданной ево». Иными словами, уже в 1721 г. руководитель территориального органа фискальской службы воспринимал как неприемлемую (хотя и не противозаконную) ситуацию, когда судьи отказывались вести себя независимо по отношению к представителям администрации.

Итак, резюмируя вышеизложенное, следует констатировать, что на протяжении 1718-1720 гг. в нашей стране были созданы три звена судов общей юрисдикции: Юстиц-коллегия, надворные и «нижние» суды (городовые и провинциальные). При этом Юстиц-коллегия, надворные и «нижние» суды явились еще и первыми отечественными органами правосудия, структурно и функционально отделенными от органов управления.