Санкции норм права

Реформаторы- законодатели знали, конечно, уже тогда, что быть кодекса без пробелов не может, что никакой закон не может предусмотреть решение всех проблем, возникающих в жизни, что человеческий язык неизбежно многозначен. Но в этом случае право должны были интерпретировать не судьи, а специальные комиссии, которые работали то при исполнительной, то при законодательной власти. Типична формулировка ст. 47 Введения в прусское пандектное право: «Если судья считает, что смысл закона вызывает сомнение, он должен заявить свои сомнения законодательной комиссии и запросить ее суждение, не называя стороны, ведущие процесс».

Теоретически эта позиция восходит к законодательству эпохи Просвещения, учению Монтескье о разделении властей, оказавшему чрезвычайно большое влияние на законодательство эпохи Просвещения. Его точка зрения: «В деспотических государствах закон не существует: судья сам себе руководящий принцип… В условиях республиканского правления в природу государственной формы входит правило: судьи следуют тексту закона». «Судьи нации являются, как уже говорилось, только рупором, озвучивающим текст закона, это существа без души, которые не могут уменьшать ни силу, ни строгость закона»[21] .

Чтобы юридически осмыслить политический фон, вероятно, целесообразно прибегнуть к цитате Цезаря Беккария, который считал, тоже накануне буржуазной революции, что лучше иметь абсолютного правителя в стране, чем быть во власти множества «маленьких тиранов и полувластителей» в лице интерпретирующих судей. Толковать неясные законы подлежит законодателю.

Эта цитата полна глубокого недоверия в профессии судьи, она обобщает в очень наглядной форме то, что думали или говорили французский император Наполеон, прусский король Фридрих II или позже вожди коммунистической партии. На самом деле нельзя подходить у строгому законодательному позитивизму как к вневременной и абстрактной познавательной проблеме, следует отразить те специфические условия, в которых этот позитивизм защищался. Просвещенному прусскому законодателю конца 18 века было очень важно воспрепятствовать тому, чтобы прусское пандектное право подвергалось толкованию в духе традиционных прав, предписаний и обычаев. Провозглашенное намерение Гражданского Кодекса заключалось в том, чтобы закрепить результаты буржуазной революции и подавить всякую попытку реанимации старых, феодальных отношений: обязательства должны возникать из договора, из других действий или актов волеизъявления или непосредственно из позитивного закона (ст. 1370 Гражданского Кодекса) и не из чего другого, т. е. не из традиций, легитимированных естественным правом, не из церковных заповедей или оживления персональных зависимостей. Запрет на толкование был обращен скорее на защиту нового права от судопроизводства, направленного вспять, чем на заботу о слишком бойком судейском корпусе.

Не нужно было ждать опыта 20 века и профессионально-социологических исследований, чтобы понять, что во все времена большинство судей более привержено существующему устройству и его защите, чем итогам реформ или даже революций, нашедшим свое отражение в новом праве, и что в переходные периоды они с удовольствием вдохновляются предопределенными отношениями. Не будучи в состоянии подтвердить это высказывание эмпирически, рискну утверждать, что и в постсоветских государствах найдутся доказательства этому выводу.

В эту аргументацию может быть включено и следующее: в периоды, когда экономические и политические отношения прочно устоялись и существует высокий общественный базисный консенсус, законодатель относится к работе судей спокойнее, менее недоверчиво. Примерно такую позицию занимал немецкий законодатель в конце 19 века. Он без смущения констатировал то, что было известно и раньше: «ни один закон не может быть полным в том смысле, что способен дать в руки правило непосредственного применения для каждого мыслимого… отношения»[22] .

Для изменений постоянно свершающихся в потоке жизненных обстоятельств, законодатель рекомендовал судейское толкование и даже аналогию, однако их результаты не должны находиться «вне позитивного права». Даже императивный и диспозитивный характер нормы должен со временем меняться.

Немецкие судьи приняли эти одобрительные слова очень нерешительно. В первые десятилетия своего существования имперский Верховный суд считался оплотом «верности закону», он «ступал на новый путь…с большой осторожностью», а новый немецкий Верховный суд, открыто и осознанно принял судейскую задачу по развитию писанного правопорядка в соответствии с социальными запросами и моральными ценностями общества[23].

Самосознание достигало в некоторых решениях уровня, которое Книпер критиковал как проблему «открытого судейского неповиновения закону» и называл это выражением «мальчишества», которое затрагивает порой «основы разделения властей, а это значит основы демократического государственного строя». Более точно выразился Бернд Рютерс в своем новом сочинении, к которому в Германии отнеслись с большим вниманием. Он говорит об изменении менталитета правоприменителей - от слуги к победителю законов, и напоминает, что судья являются «слугами закона, их обязанность - осмысленное повиновение закону». У них должно быть четкое представление о том, «когда они применяю закон, когда они развивают законы для законодательства и когда они исправляют законы с целью собственных регулирующих намерений, т. е. когда они хотят оказать неповиновение закону».

Временные рамки приведенных мною цитат охватывают период с 1748 до 2002 года, т.е. 250 лет; содержательные рамки охватывают спектр мне6ний от строгой привязки судьи к тексту закону до легитимации судейского развития права, которая в исключительных случаях связана даже с решением, направленным против определенного закона. Совершенно не удивляет то обстоятельство, что в государствах, где только начинаю утверждаться принципы демократии и разделения властей и еще идет поиск непротиворечивых решений, существует атмосфера неуверенности. Тем не менее необходимо констатировать, что подобная неуверенность только таким может быть плодотворно использована для решений, где есть реальная борьба за разделения властей, а не просто констатация неких прав и свобод в конституциях, которые не принимаются всерьез. Там, где например, могущественная исполнительная власть господствует над законодательной, едва ли дело дойдет до конфликтов между законодательной и судебной ветвями власти, поскольку все будет решено с помощью вездесущего «телефонного права»

Проблемы и неуверенность проявляется на многих уровнях и в различных ситуациях, причем постановка вопросов, спектр мнений и палитра решений в принципе почти не изменилась за 250 лет, на зато меняется, само собой разумеется, соответствующий социальный и политический контекст. Как и прежде, а особенно после падения руководящей роли партии, важны модальности, методы и объем допустимого толкования и развития права, в том числе и методы устранения пробелов, а также определение инстанций, имеющих право на устранение этих пробелов и соответствующее толкование.

Для понимания неуверенности важно понять наследие советской правовой практики. П. 5 ст. 121 Конституции 1977 г. в краткой форме определял, что Президиум Верховного Совета СССР толкует законы. Идентичные полномочия имели президиумы верховных советов республик. Хотя это специально не оговаривалось, результаты толкование имели официальное и обязательное действие. В комментариях это аспект подчеркивался и противопоставлялся работе судов, чьи функции были многократно урезаны: они должны были на сколько это возможно, ограничиваться применением текста закона. Там, где избежать толкования было не возможно, хотя бы по причине неясной терминологии, оно не имело обязательной силы. Такая традиция продолжает существовать в некоторых странах СНГ, однако компетенции толкования претерпели за это время заметные изменения[24] .

Ввиду сложной ситуации в странах переходной экономики, и не только там, а также большого практического опыта и теоретической рефлексии, я считаю неизбежным, что суды во всех государствах, реально ориентирующихся на демократию, разделение властей и рыночную экономику, должны будут заниматься интерпретацией законов и нормативных актов в качестве основной профессиональной задачи.

Для выполнения этой задачи представляется необходимым признать его в качестве задачи первостепенной важности, справиться с которой можно не просто путем исполнения судебных решений, а с помощью создания солидного инструментария, теоретического обоснования и соответствующей методологии.

Методы толкования, обращения с текстом законов и включение его в систему, понимание законодательной интенции, учет изменившихся обстоятельств, охват «содержание справедливости» норм на фоне компромисса интересов и распределения рисков в конкретных жизненных обстоятельствах, по которым судья должен принять решение и, наконец, самокритичное осознание собственной пристрастности - все это не приходит само собой. Это нужно развивать, по возможности сочетая теорию и практику.

Уровень новаций должен быть узнаваем в судейских решениях. В том числе и при восполнении пробелов. Надо признаться, что иногда встречаются такие судебные решения, где невозможно в полной мере проследить ход аргументации, приведшей к определенному заключению. Иначе говоря, невозможно установить связь между использованием определенной нормы (аналогии нормы) и решения по существу конкретного конфликта между спорящими сторонами. Даже в решениях Верховного Суда редко можно найти полемику с прежней судебной практикой, несогласие с публикациями отклоняющегося или поддерживающего характера, в смысле разъяснения мотивации, которые доводят до понимания сторон то, почему было вынесено такое решение. Но как раз это и создает транспорентность и рациональность судебной деятельности; как раз это и способствует качеству метода вынесения решений; как раз это создает признание и доверие к юрисдикции и формирует правовую культуру. Правовая культура складывается из многих составляющих, в том числе и обоснования собственных убеждений в спорах с людьми, придерживающимися других мнений и аргументов. При этом инакомыслие не презирается, а преодолевается с помощью фактов, аргументов, приемов, доводов.

Насколько необходимо поддерживать и защищать и автономию судей и судей, следуя конституционно-правовому принципу разделения властей, настолько же очевидным представляется мне тот факт, что в конечном итоге решающее значение имеет только качество судейской работы, обуславливаемое соответствующими механизмами государственного устройства. Автономия и независимость - это ценности, которые нужно заслужить. «Местом» толкования, как уже отмечалось, является состязательный процесс в нормальном движении дела по инстанциям. Именно в этом состоит благороднейшая задача кассационных судов, а не в издании общих разъяснений и рекомендаций, а тем более не в законодательной инициативе, стремление к которой вновь обнаруживается в некоторых странах, например, в Казахстане.

Очевидно, что когда-нибудь будут ограничены полномочия парламентских комиссий, конституционных судов, пленумов, президиумов и других учреждений на более или менее обязательное общее толкование законов, а также производство по надзору за законностью. Это означает, что институт обязательного и официального толкования изживет себя.

Законодательства многих стран с переходной экономикой смотрит на толкование с определенным недоверием и некоторой отстраненностью. Они удивительно великодушно позволяют судьям заполнять пробелы в законе посредством аналогии закона и права, хотя это заполнение заходит гораздо дальше, чем толкование, и затрагивает более деликатные проблемы разграничения компетенций законодательной и судебной властей. Легитимация аналогии имеет место, например, в ст. 4 Гражданского Кодекса Франции или в ст. 4 Грузинского ГК, где эксплицитно прописан долг судьи разрешать споры и в том случае, если нет нормы, регулирующей данное спорное отношение или если нормы неясны и двусмысленны.

Несмотря на эту легитимацию и на законодательно выраженное побуждение здесь начинается то, что Гюнтер Хирш назвал «заминированной пограничной зоной» между первой и третьей ветвями власти. Судья может, на мой взгляд, передвигаться в этой зоне успешно и невредимо только в том случае, если он тщательнее соблюдает методологию и прозрачнее раскрывает причины своего решения.

Нужно действительно установить пробел, чтобы оправдать аналогию; он может быть заполнен только при помощи методов, находящихся внутри систематики законов. Результаты не должны лежать «вне позитивного права», о чем убедительно свидетельствует немецкий Гражданский Кодекс. Обращение к выражениям типа «природа вещи», «изменение ценностей», «принципы естественного права», - служит как правило тому, что субъективные ценности представлений некоторых судей (в состязательном процессе или в президиуме) ставятся на субъективными ценностными представлениями парламентского большинства, причем только последние, благодаря выборам, имеют право следовать своим субъективным убеждениям. Судья является согласно убедительному мнению Рютерса, слугой закона, обязывающего его к мыслящему повиновению, слугой, который должен само развитие права поставить на службу законодательству.

В целом, по моему нению, целесообразно выносить спорную правовую политическую практику в парламенты, а не в суды. Что касается часто упоминающейся гибкостью судопроизводства по отношению к законодательству, то для юристов континентально-европейской школы интересно узнать, что в США критики государственной судебной практики утверждают: она не гибка, не ориентирована на экономическую реальность, носит доктринерский характер, участники бизнеса предпочитают третейские суды и посредничество[25] .

Тот, кто размышляет над этими вопросами, понимает, что спасение не в той или иной системе, а в осознании деликатного разделения задач и отношений трех ветвей власти, которые необходимо снова и снова строить на принципах взаимоуважения, сдержанности и осознания собственного достоинства.

2.3 Разработка рекомендаций по применению санкций норм права в современной России

Среди разнообразных функций государственной власти важнейшими являются руководство, управление и координация волевых действий людей. Общественная практика свидетельствует, что люди, находясь под влиянием каких-либо факторов, не всегда добровольно и надлежащим образом соблюдают обязательные для них нормы, что вызывает потребность в некой независимой координирующей силе, а именно в государственной власти. Государственная власть представляет собой нечто большее, она выступает как высший авторитет добровольно или вынужденно признаваемый всеми членами общества.

Люди обладают свободой поведения, однако их свобода не может быть безграничной: свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого, поэтому в своей деятельности человек не может не учитывать волю и интересы других людей, социальных групп. Общество выработало многообразные средства социального регулирования, которые корректируют поведение человека и оказывают сопротивление общественно-вредным поступкам.

На разных этапах развития общества и у различных народов преобладали те или иные средства социального регулирования. Так, например, жизнь первобытного общества регулировалась обычаями; феодального западно-европейского общества - религиозными догмами. В Англии до сих пор большое влияние на поведение людей оказывают традиции. Как правило, различные средства социального регулирования переплетаются друг с другом, в современном обществе каждый человек в той или иной мере соблюдает нормы морали, права, этикета, культуры, эстетические нормы, политические и др. Но все же нормы права занимают особое место в жизни общества и отличаются особыми свойствами, которые позволяют им решить задачи непосильные другим социальным нормам.

Итак, в современном обществе сосуществуют две системы - юридические нормы и все остальные неюридические нормы, что явилось основанием для поиска разграничительного критерия. Для решения проблемы предлагались различные критерии, наиболее распространенными из которых являются принуждение и «порядок рассмотрения». Оба критерия подверглись анализу и справедливой критике Ж. Карбонье. Принуждение свойственно не только праву: «мы сталкиваемся с трудностью разграничения права и нравов в широком смысле слова (то есть и повседневных обыкновений), поскольку и то и другое равным образом опирается на принуждение, исходящее от общества. Граница между правом и нравами, таким образом, проходит и здесь».

В российском праве происходит постоянное реформирование института санкций. Впрочем, российское правосудие и сегодня нуждается в преобразованиях. Чтобы, во-первых, судили по справедливости, а, во-вторых, неукоснительно выполняли судебное решение. Вот и на VII Всероссийском съезде судей, который проходил 2 декабря 2008 года, в Москве, в Колонном зале Дома Союзов обсуждался вопрос, посвященный реформированию судебной системы РФ. Так же, Дмитрий Медведев, в своем выступление затронул вопрос о санкциях норм права, о сроках их применения: «Требуют усовершенствования и названные мной в Послании вопросы сокращения сроков рассмотрения гражданских дел, установления механизма возмещения - в разумные сроки - ущерба, причинённого на судопроизводстве при нарушении прав граждан на полное и своевременное исполнение судебных решений. Для граждан важна доступность как самого суда, так и информации по его деятельности».

Немного ранее, 5 ноября 2008 года, в своем Послании Федеральному Собранию Российской Федерации, Дмитрий Медведев затронул вопросы реформирования властных институтов, в том числе и судебной системы. Реформирование судебной системы, передача на федеральный уровень вопросов деятельности мировых судей позволит сформировать стройную вертикаль судебной власти, которая будет гарантировать санкционирование норм права. Медведев дает четкое объяснение необходимости реформирования судебной системы: «Такие изменения вводят ясные и понятные для граждан правила и процедуры. И, в конечном счёте, способствуют усилению национального механизма применения Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. При этом нам необходимо принять ещё целый ряд серьёзных решений. И в первую очередь добиться строгого исполнения судебных решений. Это важнейшая составляющая права граждан на справедливое судебное разбирательство». Так же он подчеркивает, что «…исполнение судебных решений - всё ещё огромная проблема. Причём проблема всех судов, включая Конституционный. Причины везде, конечно, разные. Однако отмечу одну общую - это отсутствие реальной ответственности должностных лиц, да и самих граждан, которые не исполняют решения суда. Такая ответственность должна быть введена.

Нельзя забывать и о таком принципиальном вопросе, как гуманизация закона и порядка его применения. Судам следует более взвешенно относиться к избранию мер пресечения в виде ареста и к назначению наказаний, связанных с изоляцией от общества. В то же время правоохранительная и судебная системы должны обеспечивать действенную защиту прав и интересов лиц, пострадавших от совершённых преступлений»[26] .

Рассмотрение таких вопросов Всероссийским съездом говорит о важности и актуальности данной темы, о том что пробелы в российском праве несомненно влияют на решение дел, на выполнение и применение принятых санкций по тому или иному делу.

Несомненно, избрание мер наказания должно быть взвешенным и обдуманным, т.к. зачастую приравниваются нелегальные экономические сделки и убийства, совершенные при определенных обстоятельствах, которые по своей сути имеют различную тяжесть преступления. Так же, считаю, что необходимо разграничить места отбывания срока, для лиц совершивших те или иные преступления, потому что лицо, способное к исправлению, находясь рядом с лицами, совершившими более тяжкие преступления, «впитывает» в себя ту атмосферу и таким образом деформируется. При выборе санкций необходимо учитывать психологический фактор преступника, правонарушителя. Не должно быть такой «уравниловки», когда человек, совершивший преступление без корыстных побуждений приравнивается к лицу, совершившему преступление, преследуя определенные цели. Рассматривая нормы уголовного права, можно сказать, что, несомненно, при разрешении дела все это учитывается, и психологический фактор, и личность подсудимого, этому свидетельствует статьи, учитывающие и предусматривающие смягчение наказания либо освобождение от него. Напр., освобождению от ответственности и наказания посвящен целый раздел УК РФ. Постоянное изменение статей, внесение коррективов говорит о том, что идет постоянное реформирование института санкций.

Сегодня перед Россией, несомненно, стоит сложнейшая задача построения правового государства и формирования гражданского общества. Решение данного вопроса невозможно без четкого определения научно-теоретических основ права. Развитие демократических тенденций привело к изменению в понимании значения правовых санкций, потребовало их новой дефиниции. Представление о санкциях как о наказаниях и других принудительных мерах в условиях цивилизованного государства является слишком узким. Государство, которое заинтересовано в соблюдении гражданами установленных правил поведения, осуществляя технику санкционирования права, должно использовать не только наказания и другие принудительные меры, но и иные меры, направленные на обеспечение действия правовых норм.

Такое понимание санкций порождает вопросы о разработке новых соответствующих классификаций и применении их на практике.
Практическое решение вопроса о санкциях, связанных с правонарушениями, нельзя решить без теоретического осмысления проблем юридической ответственности как одной из форм реализации санкций и важного фактора осуществления правового санкционирования.

Таким образом, можно сделать вывод о социально-политической и теоретико-методологической актуальности проблемы правового санкционирования на современном этапе развития юридической мысли.

Заключение

Обобщая все выше изложенное, можно выявить несколько теоретических аспектов:

1. Правовое санкционирование - это придание государством юридической силы, существующим и вновь создающимся социальным нормам, обусловленных требованиями общественного развития, попавших в круг государственных интересов и получивших юридический характер. Право, имея свою внутреннюю силу, основывающуюся на осознании людьми необходимости реализации правовых норм, на иных социальных нормах, нуждается в дополнительных внешних гарантиях, источниках силы, то есть в санкционировании его государством. Правовое санкционирование является одним из критериев, позволяющим отграничить правовые нормы от неправовых: социальная норма не может считаться правовой, если она не санкционирована государством, в то же время не любая социальная норма, санкционированная государством, является правовой.

2. Сущность правового санкционирования выражается во властном стремлении, исходящем от внешнего авторитета и вытекающем из требований социально-экономической, политической необходимости что-то вытеснить и запретить и, напротив, что-то разрешить, поощрить.

3. Основные формы реализации правового санкционирования, обнаруживаются в следующих видах государственной деятельности: в осуществлении непосредственного государственного правотворчества; в проведении референдумов; в санкционировании норм негосударственных организаций; в придании юридической силы нормативным договорам, правовым прецедентам, правовым обычаям; в обеспечении реализации права, его охраны, развития системы права.

4. Правовое санкционирование осуществляется посредством государственной силы, которая использует различные методы: убеждение, поощрение и иные стимулы, прямое принуждение или угрозу его применения, пропаганду, апеллирование к общественному мнению и другие.

5. Государственное принуждение - разновидность социального принуждения, которое заключается во внешнем физическом, психическом или ином воздействии уполномоченных государством органов, должностных лиц, общественных организаций на волю, сознание и поведение субъектов посредством применения к ним соответствующих неблагоприятных правовых мер, выражающихся, как правило, в нравственных и физических страданиях, несущих правоограничение субъекту, в целях охраны прав человека и гражданина, обеспечения законности и общественного порядка. Правовое санкционирование может осуществляться посредством не всякого государственного принуждения, а только правового. Если социальные правила поведения поддерживаются неправовым государственным принуждением, то речь идет не о санкционировании права, а о санкционировании государством произвола, насилия.

6. Монополия на осуществление правового санкционирования принадлежит только государству в силу его особых свойств. По своей природе и назначению государство содержит в себе идею ограничить и сбалансировать все социальные силы, оно представляет волю, которая способна повелевать и разрешать, регулировать и обеспечивать, эта воля не тождественна с волей того, к кому обращено ее воздействие, но она признает и поддерживает ее права и обязанности по отношению к другим и к себе самой. Монополию государства на осуществление правового санкционирования установило само общество с целью создания единого всеобщего действующего права, поддержания мирного порядка, сокращения случаев частного насилия и произвола.

7. Санкцию следует рассматривать как обязательный элемент нормы права, предусматривающий вид и меры государственного обеспечения диспозиции правовой нормы и содержащий итоговую оценку. В соответствии с этим правовые санкции можно классифицировать на негативные, квазинегативные и позитивные. К негативным относятся санкции, которые связаны с совершением правонарушений: штрафные санкции и правовосстановительные санкции-наказания. Квазинегативные санкции применяются в случае нарушений права, не являющихся правонарушениями, к ним относятся: санкции ничтожности и защитительные санкции. Позитивные санкции являются последствием общественно-полезной деятельности, превосходящей обычные требования, и представлены поощрительными санкциями.

8. Все негативные санкции реализуются через юридическую ответственность. Юридическая ответственность - санкционированное государством применение в установленном порядке неблагоприятных мер, содержащих отрицательную итоговую оценку общества и государства к лицу, совершившему правонарушение. Юридическая ответственность реализуется, когда правовое предписание уже нарушено, но она направлена на предупреждение совершения новых правонарушений, на охрану права в целом, выступая одним из способов его гарантированности, что определяет ее значимость в осуществлении правового санкционирования.

В настоящее время в отечественной юридической литературе отсутствуют монографические исследования, специально посвященные проблеме правового санкционирования. Исследователи обращали внимание только на некоторые аспекты данной темы: государственное принуждение, правовые санкции, правоохранительные органы, юридическая ответственность и другие.

Список использованной литературы

1. Серков Н. Утомленные органы //Литературная газета. 1998. 9 декабря.

2. Бержель Ж.-Л. Общая теория права /Под общ ред. В.И. Даниленко. М.: Изд. дом NOTA BENE, 2000.С. 80.

3. Концепция стабильности закона (Серия «Конфликт закона и общества»). М.: Проспект, 2000. С. 168.

4. Кузнецова Н.Ф. Новый Уголовный кодекс Франции //Вестник МГУ. 1994. № 2. С. 34-43.

5. Теория государства и права. /Под редакцией Н.И.Матузова и В.Малько М. 1997 г. С. 143.

6. Спиридонов Л. И. Теория государства и права. М,1998 г. С. 67.

7. А.В. Наумов. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. - М.: Издательство БЕК, 1996. С. 359-361

8. Филимонов В.Д. Норма уголовного права. - СПб.: Изд - во Р.Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. - С. 221-225.

9. Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н.И. Матузова и А.В. Малько. - М.:Юристъ, 2003. - С. 361

10. Филимонов В.Д. Указ. соч. - С. 206.

24. О внесении изменений и дополнений в Уголовный кодекс Российской Федерации: Федеральный закон РФ от 8 декабря 2003 г. № 161 // Российская газета. 2003. 16 декабря.

11. Трахов А. Конструирование диспозиций статей с различными по степени тяжести составами преступлений // Уголовное право. - 2002. - № 2. - С. 62.

12. Зубкова В. Проблемы построения и взаимообусловленности санкций и категорий преступлений в УК РФ // Уголовное право. - 2002. - № 4. - С. 18-20; Михаль О. Судейское усмотрение при назначении наказания // Уголовное право. - 2004. - № 4. - С. 36-38.

13. Кленова Т.В. Кодификация и текущее уголовно - правовое регулирование / Отв. ред. Л.В. Коробов, Изд - во «Самарский университет», 1995. - С. 61; Трахов А. Указ соч. - С. 61-63.

14. Зубкова В. Указ соч. - С. 18.

15. Архив Алексеевского районного суда, дело № 1 - 78 - 2005 г

16. Плешаков А.М. Применение более мягкого наказания, чем предусмотрено законом. - М., 1982. - С. 7.

17. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учеб./ под ред. А.И. Рарога. - М.: ТК Велби, Изд - во Проспект, 2006. - С. 322.

18. Комментарий к Уголовному кодексу РФ: расширенный уголовно - правовой анализ с материалами судебно - следственной практики / под общ. ред. А.П. Новикова. - М.: Изд - во «Экзамен», 2006. - С. 278

19. Питецкий В.В. Составные нормы в уголовном праве России. Дисс… канд. юрид. наук. Красноярск, 2004. - С. 9-10.

20. Лазарев А.Е. Пробелы в праве. М. 1974 г. С. 43-46.

21. Книпер Р. Закон и история. Бремен, 1996. С. 139.

22. Монтескье Ш. О духе законов. Кн. 6. Гл. 3.

23. Виккер. Ю. История частного права нового времени. Берлин, 1967. С.530.

24. Генкин Д. М. Советское гражданское право. Т. 1. М., 1953. С. 107.

25. Фридман В. Право и социальные изменения. Нью-Йорк, 1969. С. 24.

26. www.kremlin.ru