Метафорический ландшафт алкогольной аддикции в современной англоязычной культуре

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»

Метафорический ландшафт алкогольной аддикции в современной англоязычной культуре

Александра Викторовна Нагорная

г. Москва

Аннотация

На материале автобиографической прозы рассматриваются особенности метафорического осмысления опыта алкогольной аддикции в современной англоязычной культуре. Определяется роль преднамеренных метафор и описываются механизмы их конструирования; обсуждается фреймирующая функция дискурсивных метафор и анализируются наиболее релевантные из них; выявляются метафоры, циркулирующие в нарративах алкоголизма, устанавливается степень их популярности и моделируется метафорический ландшафт алкогольной аддикции.

Ключевые слова: дискурсы алкогольной аддикции, дранкалог, метафора, метафорический ландшафт, преднамеренная метафора, дискурсивная метафора, английский язык



Abstract

Metaphoric landscape of alcohol addiction in contemporary English-speaking culture

Alexandra V. Nagornaya

National Research University Higher School of Economics, Moscow, Russian Federation,

The paper presents a systemic linguistic analysis of the subjective experience of alcohol addiction looking into the ways it is metaphorically described in English drunkalogs - personal memoirs of drinking and recovery. The research is carried out within the general paradigm of Conceptual Metaphor Theory. Of particular relevance are three main approaches. One is the Deliberate Metaphor Theory (G. Steen), which focuses on the mechanisms of metaphor construction when a new source domain is being consciously introduced into a piece of discourse. The deliberate character of the metaphor is seen in the degree of detail with which the different aspects of the source domain are explicated, in the presence of special markers (analogy / the way / similar to, etc.) and extended metalinguistic comments (to use a metaphor / it requires an analogy / how about a mixed metaphor?, etc.), as well as in the structure of the context, where the addressee is being carefully prepared for the new metaphoric vision of the subject before the metaphor is finalized. The relevance of deliberate metaphors in discourses under study is accounted for by the highly idiosyncratic character of alcohol addiction, which necessitates original metaphorical mappings in order to convey the individual nuances of this experience. Another approach is the Discourse Metaphor Theory (J. Zinken), which focuses on the framing potential of metaphors deliberately introduced into discourse and negotiated within it. Metaphor becomes an efficient mechanism of discursive construal imposing a certain vision of the subject and regulating ways of describing it. Chief among the discourse metaphors of alcohol addiction is ADDICTION IS A DISEASE, which has replaced the earlier metaphor ADDICTION IS A SIN, morally legitimizing alcoholism and invalidating the idea of personal responsibility. The paper describes the phenomenon of metaphoric clustering: once alcoholism was classified as a disease, its discursive space was opened to all kinds of metaphors commonly used as means of conceptualizing the latter, including the dominant military metaphor. An alternative discourse metaphor is ADDICTION IS A JOURNEY, which is actively promoted by Alcoholics Anonymous and other sobriety activists. Both metaphors serve as active framing devices stabilizing the discourses of addiction and regulating metaphorical creativity within the discourse community. Most importantly, we use the Metaphoric Landscape Theory (J. Lawley, P. Tompkins) which enables us to systematically analyze addiction as a type of subjective experience in all its possible symbolic representations, considering both common (conventional) and idiosyncratic (creative) metaphors, and reveal general conceptual and discursive trends. The research is based on 25 drunkalogs, with the sample containing 498 units, 88 of which are analyzed in the paper. Among the groups of metaphors are ADDICTION IS PARTNERSHIP, ADDICTION IS A TRAP, ADDICTION IS INCARCERATION, ADDICTION IS MOVEMENT and others, all of them represented with a variety of verbal variants. Among idiosyncratic metaphors are ADDICTION IS PART OF THE BODY, ADDICTION IS A WEAPON, ADDICTION IS A PLANT and others.

Keywords: discourses of alcohol addiction, drunkalog, metaphor, metaphoric landscape, deliberate metaphor, discourse metaphor, English language



Основная часть

Алкогольная аддикция представляет собой чрезвычайно сложное явление, в котором тесно переплетены биолого-физиологические, индивидуально-психологические и социокультурные факторы. Эта многоаспектность позволяет подходить к ее изучению с принципиально разных позиций, выявляя как объективные механизмы ее возникновения, так и связанные с ней субъективные переживания.

Весомый вклад в исследование субъективной составляющей алкогольного опыта может внести современная метафорология, релевантность которой в этом исследовательском поле обусловлена несколькими обстоятельствами.

Во-первых, дискурсы алкогольной аддикции буквально пронизаны метафорами. С одной стороны, метафора служит эффективным механизмом осмысления и описания собственного аддиктивного опыта, позволяя «упаковать» сложные идиосинкретические переживания в относительно простые концептуальные формы и донести их до потенциального слушателя. Заметим, что процесс проговаривания собственных ощущений составляет основу терапевтического лечения алкогольной аддикции в рамках известной программы «Анонимные алкоголики». Следуя общему шаблону «каким я был, что со мной произошло и каков я сейчас» [1. Р. XXI], человек входит в формат «катартического нарратива» [2. Р. XIV], буквально выстраивая себя заново посредством конструируемого им монолога, «разговором выводя себя из саморазрушающего пристрастия к новой идентичности» [2. Р. 3]. Как метко замечает Ш. О'Хэллоран, этот нарратив подобен двуликому римскому богу Янусу: он одновременно направлен и внутрь и вовне, действуя на границе между индивидуальным и общественным. «Именно через разговор мы проецируем образы себя внутрь, самим себе, и вовне, окружающему нас миру» [2. Р. 3]. Выбор слова «образ» (image) не случаен и отражает самую суть этого типа рефлексии: перед человеком не ставится задача объективной оценки ситуации, он предлагает собственную интерпретацию происходящего с ним и волен выбирать наиболее соответствующие своим переживаниям концептуальные и языковые средства. Сложный характер этих переживаний и желание придать им удопонятную форму вынуждают рассказчика прибегать к разнообразным аналогиям, метафорам и сравнениям.

С другой стороны, метафора активно используется психотерапевтами при работе с лицами, страдающими алкогольной зависимостью [3. Р. 9]. Описывая преимущества метафорического, или аллегорического, метода, Дж. Сандоз отмечает, что он помогает более эффективно общаться с пациентами, а самим пациентам и их семьям глубже понимать тонкую и сложную динамику проблемы. Метод помогает избегать чрезмерной интеллектуализации и позволяет применять визуальные и аффективные инструменты, с помощью которых достигается «трехмерность» в объяснении природы аддикции. Кроме того, динамика этого состояния описывается в таком нарративном формате, который является забавным и способен привлечь внимание пациента и пробудить его воображение [1. Р. XV].

Системный анализ метафор, циркулирующих в дискурсах алкогольной аддикции, позволит моделировать субъективную структуру этого опыта и послужит определенным вкладом в развитие самой метафорологии, заполнив одну из существующих тематических лакун.

Во-вторых, современная метафорология располагает необходимым методологическим и методическим инструментарием для исследования феномена алкогольной аддикции с целью моделирования связанных с ней психических процессов. Общий базис для научных изысканий в данной области составляет теория концептуальной метафоры (Дж. Лакофф, М. Джонсон, Р. Гиббс, З. Кёвечеш, В. Эванс и др.), позволяющая «видеть» в словесных репрезентациях познавательные процессы, которые необходимы человеку для осмысления того или иного явления - в данном случае это фрагмент собственного субъективного опыта.

В рамках этого общего методологического подхода можно выделить несколько концепций и теорий, которые обладают наибольшим эвристическим потенциалом для настоящего исследования.

К их числу относится теория преднамеренной метафоры, разрабатываемая Х. Стейном и его коллегами в Амстердамском университете. Преднамеренная метафора (deliberate metaphor) определяется как «сознательное использование метафоры в качестве метафоры» [4. Р. 67]. Ее функция заключается в том, чтобы добиться от адресата необходимого концептуального видения обсуждаемого предмета посредством сознательной фокусировки на области источника. Регулирование фокуса внимания адресата обеспечивается некоторыми особенностями структуры преднамеренной метафоры. Так, для нее свойственна подробная экспликация домена источника, часто предшествующая самой метафорической проекции. Ср.:

(1) Trying to describe the process of becoming an alcoholic is like trying to describe air. It's too big and mysterious and pervasive to be defined. Alcohol is everywhere in your life, omnipresent, and you're both aware and unaware of it almost all the time; all you know is you'd die without it, and there is no simple reason why this happens, no single moment, no physiological event that pushes a heavy drinker across a concrete line into alcoholism (C. Knapp В тексте статьи указано лишь авторство дранкалогов, их названия и выходные данные представлены в Списке источников примеров. Все цитируемые дранкалоги доступны в электронной Kindle версии на сайте https://www.amazon.com/).

Кроме того, могут использоваться особые металингвистические пометы, эксплицитно описывающие лингвокогнитивный статус предлагаемого выражения (to use a metaphor; how about a metaphor?; if we compare…, etc). Ср.:

(2) If you sip from the straw of support, taking small sips here and there, instead of loading on big gulps (how «s that for mixing metaphors) (B. Robertson).

Принципиальную важность для нас имеет то обстоятельство, что преднамеренная метафора трактуется как коммуникативный прием. По утверждению Х. Стейна, она является специфическим средством общения между носителями языка и реализует коммуникативное измерение метафоры [4. Р. 67]. Она подчеркнуто интерактивна и приглашает собеседника к продуцированию ответных реплик типа «Почему вы использовали эту метафору?» или «Это удачный образ». Это свойство приобретает особую значимость в дискурсах алкогольной аддикции, значительную часть которых составляют исповедальные, катартические нарративы, конструируемые осознанно в попытке понять природу собственного переживания, донести ее до собеседника и получить интеллектуальный и эмоциональный отклик.

Значительную ценность представляет для нас и теория дискурсивной метафоры, разрабатываемая Й. Зинкеном. Он определяет дискурсивную метафору как «вербальное выражение, содержащее некоторую конструкцию, которая вызывает заранее согласованную (negotiated) в дискурсивном сообществе аналогию» [5]. Особое значение имеет здесь требование «согласования», которое выводит нас в плоскость дискурсивного конструирования. Метафорические обозначения того или иного явления не возникают спонтанно; они тщательно выстраиваются, выражая «нужные» (часто идеологически нагруженные) смыслы, и способны вызывать концептуальную перестройку соответствующего фрагмента общего дискурсивного пространства. Новая метафора может оказаться многозначной и допускать несколько, порой противоположных, интерпретаций [6], поэтому ее появление сопровождается периодом согласования, в ходе которого участники дискурсивного процесса заключают своего рода «концептуальный пакт» относительно ее значения [7]. Это согласование представляет собой сложный, нелинейный процесс, включающий многократное повторение метафоры, ее переформулирование, отвержение, повторное принятие и окончательную семантическую стабилизацию. Чрезвычайно важно то, что, обретя смысловую стабильность и укоренившись в коллективном когнитивном пространстве, дискурсивная метафора начинает выполнять «функцию ключевого средства фрейминга в рамках определенного дискурса в течение определенного периода» [8], задавая общий концептуальный формат для осмысления и вербализации некоторого круга явлений.

Следует отметить, что дискурсивное пространство алкогольной аддик - ции всегда было и остается концептуально подвижным и неустойчивым образованием, полем для разнообразных идеологических манипуляций. Часть из них может быть описана через систему смысловых оппозиций, представленных в работе Дж.Р. Гасфилда «Оспариваемые значения: Конструирование проблемы алкоголизма» [9. Р. 20-39]:

- troubled person (человек с проблемой) vs troublesome person (проблемный человек). Речь здесь идет о том, как следует воспринимать алкоголика: как лицо, нуждающееся в помощи и требующее человеческого участия, или же как источник проблем для общества.

- abusive substance (вызывающее зависимость вещество) vs substance abuse (злоупотребление веществом). В первом случае в качестве источника проблемы предстает сам алкоголь (его свойства и его повсеместная доступность как товара); во втором случае вина возлагается на человека, который неумеренно потребляет в целом безобидный продукт.

- problematic drinker (проблемный потребитель алкогольной продукции) vs problematic drinking (проблемное потребление алкогольных напитков). В данном случае алкоголизм предстает либо как индивидуальная, либо как социальная проблема.

- drinking problems vs drinking problems. В первом случае предлагается сфокусироваться на решении тех специфических проблем, которые связаны с неумеренным потреблением алкоголя (например, разработка специальных устройств, повышающих безопасность вождения либо блокирующих возможность управления транспортным средством в нетрезвом состоянии). Во втором же случае усилия должны быть направлены на борьбу с потреблением алкоголя вообще.

Однако главное, центральное противопоставление выглядит куда менее казуистически и обладает гораздо большим метафорическим потенциалом: sinful (грешный) vs sick (больной).

На протяжении длительного времени в англоязычной культуре пьянство признавалось грехом, моральным падением, первопричиной многочисленных проблем: преступности, обнищания, безумия, разводов и многих других. При таком подходе пьяница однозначно подвергался общественному осуждению, а пьянство превращалось в социальную стигму (см., например: [10]). Однако в середине ХХ в. дискурсы алкоголизма подверглись глобальной перестройке под воздействием активно продвигаемой концепции алкогольной аддикции как болезни. Эта идея была впервые сформулирована Е.М. Еллинеком в 1960 г. [11] и популяризовалась благодаря деятельности общества «Анонимные алкоголики» и Йельского центра исследования алкоголизма.

Как подчеркивают многие исследователи, за этой идеей не стояло никакое серьезное научное открытие биологического или физиологического плана. Это «социальное достижение» совершенно иного типа, которое свершилось благодаря усилиям определенных акторов посредством масштабной дискурсивной интервенции. Как отмечает историк медицины Ш. Розенберг, «болезнь не существует до тех пор, пока мы не договариваемся о том, что она есть, воспринимая и фреймируя ее, а также реагируя на нее как на таковую». Определяя нечто как «болезнь», мы используем часть «поколенчески специфичного репертуара вербальных конструктов», в которых отражается «интеллектуальная и институциональная история медицины» [12. Р. 1-2]. В данном случае, однако, эта терминологическая инновация отражает и определенные сдвиги в общественном сознании, способствуя их дальнейшему закреплению.

Единодушно признавая «нозологическую» концепцию алкоголизма дискурсивным конструктом, специалисты в области медицинской антропологии квалифицируют «болезнь» как метафору, мотивируя такую позицию отсутствием соматического базиса (см., например: [10, 13]). «Концептуальный пакт», заключенный членами дискурсивного сообщества, состоит из ледующих пунктов: 1) алкоголизм «морально легитимен» [10]; он более не считается постыдным состоянием и не связывается с идеей грехопадения; 2) алкогольная аддикция признается патологическим состоянием, не подконтрольным человеку, а следовательно, не находящимся в зоне его ответственности [14. Р. 367]; 3) алкоголик нуждается в профессиональном лечении и реабилитации; 4) алкоголик достоин сочувственного отношения, подобно любому другому больному.

Алкогольная аддикция - это болезнь, которая стала ключевой дискурсивной метафорой алкоголизма в современной англоязычной культуре, сняв полемическую остроту перечисленных выше оппозиций и отчасти стабилизировав соответствующее дискурсивное пространство.

Наличие ключевой дискурсивной метафоры отнюдь не исключает возможности существования других метафор в пределах дискурсивного пространства алкогольной аддикции, задавая лишь общую концептуальную рамку. Сама природа этого опыта, его несводимость к единому стандарту способствует принципиальной множественности метафорических трактовок, каждая из которых обладает объяснительной силой и коммуникативным потенциалом. Именно поэтому важной методологической составляющей нашего исследования является концепция метафорического ландшафта, предложенная Дж. Лоули и П. Томпкинс в рамках их авторского психотерапевтического метода символического моделирования [15].

Метод символического моделирования в оригинальной его трактовке используется для изучения структуры субъективного опыта на основе так называемых аутогенных, т.е. порождаемых самим клиентом, метафор. В ходе сессии специалист-терапевт задает серию вопросов, поощряющих клиента к использованию тех образов, которые наилучшим образом отражают его внутренние переживания. Важным условием является использование терапевтом так называемого «чистого языка», свободного от каких бы то ни было образно-метафорических компонентов во избежание эффекта семантического прайминга. Метафоры, которыми оперирует клиент, могут иметь совершенно разный концептуальный генез, по-разному коррелировать друг с другом и образовывать любые комбинации. Терапевт лишь направляет метафорическую креативность клиента, помогая ему найти выход из реальной жизненной проблемы в условном символическом мире продуцируемых им форм. Совокупность этих форм образует уникальный метафорический ландшафт - «четырехмерный психоактивный мир, который возникает внутри клиента и вокруг него» [16]. Метафорический ландшафт представляет собой подвижное, развивающееся, постоянно эволюционирующее образование: внутри него метафоры могут менять свое положение, набирая либо теряя концептуальный вес и, соответственно, перемещаясь в центр или на периферию; одни метафоры могут вытесняться другими; может производиться разворачивание определенных, наиболее продуктивных метафорических сценариев и сворачивание других и т.д. Выстраивая собственный метафорический ландшафт, человек меняет свое видение ситуации, отношение к ней и собственные поведенческие паттерны. По наблюдениям авторов метода, он помогает как в решении бытовых проблем, так и в разрешении сущностных экзистенциальных кризисов, к числу которых относятся поиск смысла жизни, внутренние конфликты, самоидентификация, определение духовных приоритетов и т.д. Заметим, что именно этот круг проблем составляет суть экзистенциальных исканий людей, стремящихся избавиться от алкогольной зависимости.

Несмотря на то, что концепция метафорического ландшафта первоначально разрабатывалась для моделирования индивидуального субъективного опыта, она может быть с успехом применена и при описании более крупных фрагментов психической реальности, в том числе и коллективного когнитивного пространства. Ее основное преимущество заключается в том, что она позволяет не ограничиваться анализом одной метафоры в дискурсе определенного тематического типа, а описывать тот или иной фрагмент субъективной реальности комплексно, во всей совокупности его возможных символических прочтений, учитывая как привычные, конвенциональные метафоры, так и индивидуальные способы метафорического осмысления того или иного явления и общие концептуально-дискурсивные тренды.

Материалом нашего исследования послужил специфический тип мемуарной прозы, для которого в английском языке существует компактное и семантически ёмкое название - drunkalog. Это автобиографическое описание опыта алкогольной аддикции и излечения от нее, автором которого может выступать как человек, профессионально работающий со словом (писатель, журналист), так и рядовой обыватель.

Дранкалог представляется весьма перспективным объектом исследования при изучении метафорического ландшафта алкогольной аддикции. Это повествование от первого лица, приближенное к устному монологу (но отнюдь не идентичное ему) и обладающее свойством реалистичности. Дранкалог отражает частный опыт переживания алкогольной аддикции, структурируя его и превращая из «истории, представляющей лишь частный интерес, в нечто значимое для незаинтересованного читателя» [17]. Он обладает некоторой эстетической ценностью, заполняя «серую зону» между романом и документальной прозой. Он удобен для анализа, поскольку является готовым текстовым продуктом, представленным в достаточном количестве и в относительно свободном доступе. Так, по некоторым подсчетам, электронный сервис Amazon предлагает 489 дранкалогов

[18] Настоящее исследование проведено на материале 25 из них, и корпус метафор набирался методом сплошной выборки. В корпусе текстов метафоры распределены неравномерно, отражая индивидуальные особенности концептуализации опыта алкогольной аддикции, и некоторые из прочитанных дранкалогов не представлены в выборке, поскольку они не содержат искомого материала. Общее количество пригодных для анализа контекстов составило 498 единиц, 88 из которых проанализированы в статье.

На основе анализа материала можно выделить ряд общих тенденций в конструировании метафорического ландшафта алкогольной аддикции в современной англоязычной культуре.

Одна из них заключается в востребованности структур, соответствующих определению «преднамеренная метафора». В полной мере осознавая сложность передаваемых смыслов, авторы могут прибегать к пространной аналогии, эксплицитно маркируя ее как таковую. Так, в примере (3) автор предлагает развернутый сценарий, персонифицируя алкоголь и репрезентируя его как партнера по романтическим отношениям. Формирование зависимости предстает как период влюбленности, первая романтическая фаза длительного союза. Интересна структурная динамика контекста: предваряющий описание металингвистический комментарий (analogy) подготавливает читателя к переходу в пространство образов; сам же переход маркируется аппроксимирующим сравнением (like falling in love) (об аппроксимирующем сравнении см.: [19]), выстраивающим проекцию между двумя экспериенциальными областями (романтические отношения и алкоголизм). Установив эту концептуальную связь, автор изымает маркер сравнения из описания, переходя к собственно метафорическому формату.

(3) Trying to explain alcoholism to someone unaffected requires analogies. A relatable scenario. Alcohol is like falling in love. The romance phase. When you think about her all day. Can't wait to see her. Taste her. You love the way she makes you feel when you're with her. Powerful. Creative. Handsome. And miss her when you wake up. She «s gone. Until the coast is clear again (T. Collins).

Эксплицитно маркированная аналогия представлена и в примере (4), где образно описываются изменения, происходящие с человеком, который страдает алкогольной зависимостью. Этот процесс репрезентируется как превращение свежего огурца в соленый, причем внимание адресата фокусируется не на качественных характеристиках этого процесса, а на его однонаправленности и необратимости:

(4) A lot of alcoholics use the cucumber-to-pickle analogy to describe that phenomenon: a true alcoholic is someone who's turned from a cucumber into a pickle; you can try to stop a cucumber from turning into a pickle, but there «s no way you can turn a pickle back into a cucumber (C. Knapp).

Особый интерес представляют преднамеренные метафоры, снабженные развернутым металингвистическим комментарием. Его наличие говорит об осознанности выстраиваемой проекции, а содержание часто свидетельствует о развитой метафорической компетенции [20]. Так, в примере (5) автор не только маркирует используемую метафору, относя ее к разряду тропов, но и характеризует как «уставшую», утратившую образную силу и риторическую мощь:

(5) I was wary of trotting out the tired tropes of the addictive spiral, and wary of the tedious architecture and tawdry self-congratulation of a redemption story (L. Jamison).

В примере (6) автор предлагает собственную развернутую метафору и сопровождает ее критическим комментарием, оправдывая ее наличие в собственном репертуаре лингвокогнитивных средств особыми юмористическими свойствами:

(6) If there was a Bermuda Triangle for alcoholics and addicts, my ship was heading for disaster (I know that «s a horrible metaphor, but it makes me laugh, so I'm leaving it in) (D. Foster).

Тот же автор усиливает метафору иронией, предлагая заведомо грубый, вульгарный образ и называя его «тонкой метафорой»:

(7) Our ego is our worst enemy. We think we have all the answers until one day we realize that our lives have turned into a cesspool, and we «re drowning in our own shit (how «s that for a subtle metaphor?) (D. Foster).

Разумеется, не все содержащиеся в текстах метафоры имеют столь выраженное «преднамеренное» оформление, однако само наличие подобных образований свидетельствует о высокой степени осознанности в употреблении лингвоконцептуальных ресурсов, о понимании функции и роли метафор в нарративах алкогольной аддикции.

Перейдем к рассмотрению дискурсивных метафор, концептуально форматирующих дискурсы алкогольной аддикции. Как было показано выше, важнейшей здесь оказывается метафора болезни. Собственно, само становление жанра «дранкалог» во многом обусловлено укоренением этой метафоры, морально легитимирующей алкогольную зависимость.

Авторы дранкалогов разнообразно и порой весьма креативно обыгрывают эту метафору. Так, К. Нэпп избирает этимологический путь, напоминая нам об изначальном смысле слова disease (dis-ease, отсутствие покоя, комфорта) и провозглашая алкоголизм болезнью в самом явном, чистом ее виде:

(8) Seen in this light, alcoholism may be a disease in the purest sense: a physiological state producing a sense of overwhelming dis-ease (C. Knapp).

В ряде случаев этой болезни приписываются определенные свойства, уточняется ее природа и симптоматика. Ср.:

(9) Alcoholism, after all, is a progressive illness (C. Knapp) / But I've learned this is a progressive disease (T. Collins).

(10) Alcoholism is a disease of relapse <…> (C. Knapp).

(11) A woman I know named Liz calls alcoholism «the disease of more,» a reference to the greediness so many of us tend to feel around liquor, the grabbi - ness, the sense of impending deprivation and the certainty that we «ll never have enough (C. Knapp).

Примечательно, что многие называют алкоголизм «болезнью равных возможностей», которая, вопреки распространенному заблуждению, распространена среди представителей разных социальных слоев общества:

(12) One thing that is certain about addiction; it doesn «t discriminate across race, gender, class, or social status. It «s an equal-opportunity disease that welcomes everyone into its home. Everyone is invited (D. Foster).

Примечательно, что в попытке оправдать алкоголизм, придать ему статус соматической проблемы, возникновение и развитие которой неподконтрольно человеку, его часто эксплицитно сравнивают с раком. Выбор онкологического заболевания, очевидно, обусловлен ее общепризнанной тяжестью, длительностью лечения, исход которого непредсказуем, высокой летальностью. Ср.:

(13) It «s like with cancer,» she says. «People don't say, `Stop having cancer!' My mental illness is a disease. Your alcoholism is a disease. It doesn't define who we are as people.» Her voice rises in intensity. «We can't stop. We need help. It's like that with you.» (T. Collins).

(14) Alcoholism will ruin your life and kill you as surely as a raging cancer if it is not properly treated and contained (G. McGovern).

Особого внимания заслуживает пример (13), в котором очень четко сформулировано главное концептуальное преимущество метафоры АЛКОГОЛЬНАЯ АДДИКЦИЯ - ЭТО БОЛЕЗНЬ: она не затрагивает сущностной природы человека, не стигматизирует его как личность, будучи всего лишь атрибутом, внешним, преходящим признаком. Такое видение закреплено и в современной дискурсивной тенденции избегать употребления слова alcoholic, заменяя его словосочетанием a person with alcoholism / alcohol addiction (см.: [21. С. 208]). Заметим, что терапевтический эффект «Анонимных алкоголиков» во многом строится именно на развенчании этого представления, поскольку человека принуждают отказаться от всех новомодных дискурсивных конструкций, напрямую объявив себя алкоголиком: Hello, I am X and I am an alcoholic.

Та же идея неподконтрольности прослеживается и в сравнении алкоголизма с аллергической реакцией, хотя автор и признает, что эта реакция имеет несколько иную природу:

(15) An alcoholic «s allergy is internal. Psychological. An abusive communication between the body and the brain you will never see or hear. But it is just as real as your peanut allergy friend twitching in the corner (T. Collins).

Алкоголизм сравнивают и с безумием, приближаясь к более научно состоятельному его пониманию как болезни психического свойства:

(16) What I could never accept, from the very beginning, was that there is an irrational, collective insanity that is alcoholism (W. Porter).

(17) But I left the clinic with the notion that alcohol was an escalating madness (S. Hepola).

Подобные примеры многочисленны и не представляют особого исследовательского интереса вследствие изрядной «заезженности» метафоры болезни. Есть, однако, одно заслуживающее внимания явление, которое мы предлагаем условно назвать эффектом метафорического кластеринга. Представляя алкоголизм как болезнь, мы открываем его дискурсивное пространство для тех метафор, которые традиционно служат средством ее осмысления. Наиболее ярким примером здесь может послужить военная метафора, которая уже более ста лет пронизывает все англоязычные дискурсы болезни. Сетка метафорических проекций достаточно разветвлена, но наиболее сущностные ее концептуальные узлы включают ПРОЦЕСС ЛЕЧЕНИЯ - ЭТО БИТВА, БОЛЬНОЙ - ЭТО ВОИН, ИЗЛЕЧЕНИЕ - ЭТО ПОБЕДА, ОТСУТСТВИЕ ПРОГРЕССА - ЭТО ОТСТУПЛЕНИЕ, СМЕРТЬ - ЭТО ПОРАЖЕНИЕ и т.д. Иллюстрацией могут стать следующие примеры из нашей выборки:

(18) In AA, I was surrounded by others like me, all of us helping each other fight the battle of recovery (D. Foster).

(19) And I personally know self-proclaimed alcoholics who, rather than finding peace, fight a daily battle for sobriety (A. Grace).

Весьма показательно название книги Дж. МакГоверна, влиятельного американского сенатора, дочь которого страдала алкогольной аддикцией, приведшей в конечном итоге к ее смерти: Terry: My Daughter «s Life-and - Death Struggle with Alcoholism. Сквозной метафорой всего повествования стала her lifetime battle with alcoholism.

Примечателен и пример (20), в котором явственно ощущается жанровая перекличка с некрологом, типичным для случаев, когда человек умирает от онкологического заболевания:

(20) Today would have been my mother's 66th birthday. In June, she lost a 35-year battle with alcoholism (T. Collins).

Военная метафора пользуется особой популярностью при описании терапевтических сессий в «Анонимных алкоголиках», участники которых предстают как бойцы одного подразделения, прошедшие через сражения и понесшие потери:

(21) Four pages and 22 questions later, the group takes turns giving feedback on everything they heard. The responses are unique based on personal experiences. They are similar in camaraderie. Platoon soldiers. Stuck in the same foxhole. Fighting the same war (T. Collins).

(22) The bonds formed in the early days of recovery are often intense and long-lasting, similar to soldiers who fought in the same war. There is a shared understanding and honesty between the combatants that other people, outside the sacred circle, simply can't understand (D. Foster).

(23) All of us broken soldiers trying to pick up the pieces of their shattered lives together (D. Foster).

Не зная тематическую принадлежность приведенных выше контекстов, их вполне можно было бы принять за классические нарративы тяжелых органических заболеваний.

Следует заметить, однако, что военная метафора в дискурсах алкогольной аддикции может использоваться и самостоятельно, вне связи с ключевой дискурсивной метафорой АЛКОГОЛИЗМ - ЭТО БОЛЕЗНЬ. Она традиционно пользуется популярностью в прогибиционистской риторике. Одним из ярчайших примеров здесь служит речь британского премьер - министра Д.Л. Джорджа, произнесенная им в 1915 г.: We are fighting Germany, Austria, and Drink, and as far as I can see, the greatest of these deadly foes is Drink (цит. по: [22. Р. 241]).

Военная метафора может выполнять прямо противоположную функцию, репрезентируя алкоголь как орудие борьбы с психологическими проблемами. Так, в примере (24) представлен целый военный сценарий, в котором рассказчик описывает свою депрессию как действие невидимых террористов, засевших в его голове, а алкоголь превращается в оружие, позволяющее вести сражение:

(24) I have given myself free rein to drink with a vengeance while I am in Abu Dhabi, even though I take antidepressants. I need a full arsenal to combat the invisible terrorists in my head-which feel like a far greater threat to my existence than the ISIS rebels in nearby countries (N.S. Bercaw).

Анализ материала, как и знакомство с теоретическими работами по проблеме, позволяет убедиться в релевантности еще одной метафоры, популярной в дискурсах болезни и весьма востребованной в дискурсах алкоголизма: АЛКОГОЛЬНАЯ АДДИКЦИЯ - ЭТО ПУТЕШЕСТВИЕ. Она также обладает свойствами дискурсивной метафоры, фреймируя нарративы аддикции. С ее помощью описывается как возникновение зависимости, так и излечение от нее. Ср.:

(25) Somehow, we found each other and took the journey together into the realms of self-destruction and addiction (D. Foster).

(26) However, I have discovered that most people who are successful at getting sober and staying sober, travel a similar road to recovery (D. Foster).

Основное концептуальное преимущество этой метафоры заключается в том, что она в наибольшей степени приспособлена для обозначения длительных процессов, причем сам процесс оказывается не менее, а порой и более значим, чем его результат. Ср.:

(27) And remember, sometimes what you are searching for is in the journey rather than the destination (A. Grace).

Эта метафора, в отличие, скажем, от военной, не «требует» скорейшего разрешения конфликта; она позволяет «путешественнику» перемещаться с комфортной для него скоростью, «поощряя» медленный прогресс. Ср.:

(28) getting sober <…> was a series of small steps in the same direction. You say «I'll do this today,» and then you say the same thing the next day, and you keep going, one foot in front of the other, until you make it out of the woods (S. Hepola).

Кроме того, она предоставляет широкие возможности для «концептуального маневра», схватывая сложную, нелинейную динамику процесса: во время путешествия возможны незапланированные остановки, возникновение труднопреодолимых препятствий, долгие объезды, ошибки навигации, аварии и другие события, препятствующие достижению конечного пункта назначения. Ср.:

(29) I thought about backing out. The mountain in front of me looked so big. So real (T. Collins).

Метафорический фрейм ПУТЕШЕСТВИЕ позволяет использовать широкий спектр географических образов. Ср.: that slippery slope of alcohol (T. Collins); to return to the land of excess, but also to cross yet another boundary (T. Collins); camping out on the road of good intentions (T. Collins); strange land of sobriety (L. McKowen); a plateau of cleverness (S. Hepola).

Особенно примечателен в этом отношении пример (30), описывающий промежуточный этап излечения от алкогольной аддикции:

(30) Not only do you feel better on Day 180 BUT you can look up, look around, see where you've come from AND where you «re going. It «s like arriving on a hill and having a fantastic clear view ahead (B. Robertson).

Л.М. Фройлих устанавливает метафорический фрейминг в самом названии своего мемуара - «Дранкалог: Дорога к выздоровлению» - и описывает этапы избавления от алкогольной аддикции как «регионы», в которых ей пришлось побывать:

(31) I would have to reside in various regions along the way to that better world; The first region was the region of total hopelessness and despair; The second region was a grey little world without any clear rewards; The last region in which I came to live was one of empowerment, where I have found new meaning and purpose for my life (L.M. Froehlich).

В дранкалогах других авторов подобные метафорические «регионы» могут получать более ёмкие и креативные названия: languishing in Hangoverland (S. Hepola); hibernate on Smirnoff Island (T. Collins); Sobrietyville (T. Collins). Несмотря на их инновационный характер, они легко дешифруются адресатом, поскольку вписываются в привычную метафорическую канву.

Заметим, что метафора путешествия применима и к самому алкоголю, который интерпретируется как транспортное средство, перемещающее человека в область нездорового пристрастия. Ср.:

(32) Alcohol is a vehicle, and I didn't care which vehicle I used to travel. When the fancy stuff was gone, I was content to drink boxed white. I didn't let a room-temperature light beer stop me (B. Robertson).

Вариантом такой интерпретации является наделение алкоголя функцией водителя транспортного средства. В этом случае человеку, страдающему аддикцией, отводится пассивная роль пассажира, который не волен определять маршрут перемещения, его скорость и пункт назначения:

(33) I had a clear vision of what I could do if alcohol wasn't always in the driver's seat. Determining and demanding the constricted parameters of what could realistically be accomplished (T. Collins).

Перемещение в кресло водителя означает обретение контроля над ситуацией и возможность метафорического движения в сторону выздоровления:

(34) So here you are, sitting in your little sober car on the side of the road, ready to begin. You put your hands firmly on 10-and-2, and you have someone sitting beside you, pointing out the big speed bumps and helping to navigate your sober car into the correct lane (B. Robertson).

Пример (34) интересен и тем, что он вписывает в сценарий путешествия на машине особенности рельефа местности, метафорически коррелирующие с трудностями избавления от зависимости, и наличие попутчика, помогающего проложить правильный маршрут и добраться до места назначения. Последний метафорически соотносится с так называемым «спонсором» - человеком, который в обязательном порядке назначается наставником каждому новообращенному «анонимному алкоголику».

В случае удачного «путешествия» и прибытия в «конечный пункт» полного избавления от зависимости алкоголь остается «далеко позади», попадая лишь «в зеркало заднего вида»:

(35) Little did I understand that it would be more than a year before I was able to secure any meaningful sobriety, to put alcohol somewhat solidly in my rearview mirror (A.D. Johnston).

Путь к исцелению долог; он представляет собой «эпическое путешествие» (epic journey - D. Foster), требующее терпения и осторожности, учета множества внешних факторов и готовности к переменам. Оно далеко не всегда приятно и бывает особенно тяжелым в начале, но с приобретением «дорожного опыта» способно приносить удовольствие:

(36) There is a certain amount of concentration that is required in the beginning that will ease off as you go along. Like learning to drive, you start with your senses on high alert and feel some unease because everything is new. Then eventually you are driving along, you have momentum, you can listen to the radio. You slow down in bad weather, you put fuel in your sober car, and you keep going no matter what (B. Robertson).

Метафора путешествия может встречаться в нарративах аддикции и в принципиально ином формате, обозначая перемещение не в пространстве, а во времени. Такой вид «путешествия» происходит в том случае, если человек испытывает так называемый blackout - свойственный алкоголикам провал в памяти, часто упоминаемый в дранкалогах и порой полностью дезориентирующий человека:

(37) In my early 30s, I used to have brunch with a sardonic guy who actually bragged about his blackouts. He called it «time travel,» which sounded so nifty, like a supernatural power. He wasn't drinking too many Long Island iced teas; he was punching a hole in the space-time continuum (S. Hepola).

Еще более экзотической версией путешествия является выход за границы собственного Я. Ср.:

(38) Without stating so explicitly, that image had to do with the places alcohol can take you. It had to do with transportation, with the very real-and, to alcoholics, enormously seductive-phenomenon of taking psychic flight, ingesting a simple substance and leaving yourself behind (С. Knapp).

Этот «выход», описываемый в (38) как «психический полет», представляет собой, по сути, обретение новой идентичности. Многие авторы пишут о «трансформирующей» функции алкоголя, о его способности обращать их в некие «улучшенные версии» самих себя, свободные от комплексов, фобий, дурных мыслей и моральных ограничений. К. Нэпп, например, называет алкоголь «инструментом самотрансформации»:…a simple tool of selftransformation - a way to relax and feel less inhibited, a way to be more sexual and open and light (C. Knapp). Она же предлагает ряд уравнений, описывающих трансформационные возможности алкоголя: Discomfort + Drink = No Discomfort; Fear + Drink = Bravery; Repression + Drink = Openness; Pain+Drink = Self-Obliteration.

Наконец, метафора путешествия может использоваться и для обозначения генетической предрасположенности к алкоголю: Alcohol travels through families (C. Knapp); I can say that alcohol traveled in my family (C. Knapp).

Таким образом, метафора путешествия обширно и разнообразно манифестируется в дискурсах алкогольной аддикции. Как и в случае с метафорой болезни, ее популярность во многом объясняется тем, что она целенаправленно вводилась в дискурс, главным образом, активистами программ по излечению от алкогольной зависимости (прежде всего, «Анонимными алкоголиками»). Обретя статус и функции дискурсивной метафоры, она оказала форматирующее влияние на коллективное и индивидуальное восприятие алкогольной аддикции и во многом предопределила выбор лингвокогнитивных ресурсов в ее нарративах.

Фреймируя дискурсы алкогольной аддикции, метафора путешествия создает благоприятные условия для лингвокогнитивных экспериментов с глаголами (и производными от них существительными) движения.

Наиболее значимыми характеристиками движения, релевантными для осмысления опыта аддикции, оказываются направление, траектория и скорость.

Направление становится салиентным признаком при описании процесса формирования аддикции и излечения от нее. В этом случае движение осуществляется преимущественно по вертикальной оси, где низ ассоциируется с состоянием зависимости, а верх - с трезвым образом жизни. Очевидно, это объясняется особенностями ориентационной метафоры в целом (ВЕРХ - ЭТО ХОРОШО / НИЗ - ЭТО ПЛОХО) и связанной с ней ментальной привычкой ассоциировать алкоголизм с моральным падением.

Признак «направление движения» может быть заложен в самом глаголе или производном от него существительном (sink, dive, fall, descend / descent, climb, etc) либо передаваться сателлитом (down, up) [23]. Ср.:

(39) My descent to rock bottom took years, and I'm grateful to have survived. But the day I went to my first meeting was only the beginning. I had a long way to go to climb out of the deep hole of addiction, which had left me spiritually and psychologically wounded (D. Foster).

(40) It was the true constant in my life, and I was now deep into an unhealthy relationship with alcohol and totally unaware I was heading down a dark and dangerous rabbit hole (S. Chapple).

Особая изобретательность наблюдается при описании нисходящего движения, характер которого может уточняться с помощью дескрипторов, ср.: a lifelong kamikaze dive (L. Jamison).

Заметим, что одним из ключевых образов в дискурсах алкогольной ад - дикции является лифт, движущийся вниз, - архетипический образец идеально точного вертикального перемещения:

(41) If alcohol is an elevator that only goes down, the goal is to step off, not to ride down any more. Stop drinking now. Start feeling better now (B. Robertson).

Вектор движения может дополняться признаком траектории, позволяющим подчеркнуть нелинейный характер формирования аддикции и излечения от нее. Ср.:

(42) My own descent had the feel of a swan dive, a long, slow curving arc, the outlines of which I was able to see only in retrospect (С. Knapp).

В наиболее компактной форме комбинация признаков «направление» и «траектория» содержится в метафоре downward spiral, являющейся одной из наиболее распространенных в англоязычных дискурсах алкогольной аддикции. То же нелинейное спиралеобразное движение может обозначаться и предикатом spin:

(43) I began to spin downward at an accelerated rate of speed (D. Foster).

Признак «скорость» манифестируется достаточно разнообразно, при

этом общая тенденция в употреблении соответствующих лексических единиц отвечает официально рекомендуемым стратегиям выхода из алкогольной зависимости: не рассчитывать на быстрый результат, действовать медленно и поэтапно, перемещаясь «маленькими шажками». Ср.:

(44) <…> getting sober wasn't some giant leap into sunlight. It was a series of small steps in the same direction (S. Hepola).

(45) I've spent the last decade inching closer to this day (T. Collins).

Низкая скорость перемещения особенно интересно представлена в

дранкалоге Т. Коллинз, которая использует метафору спотыкающегося шага (stumble), вынося ее в заглавие и делая ее, таким образом, концептуальным стержнем собственного повествования: Stumbling Into Sobriety: And the Things I Learned on the Way Back Up. Предикат stumble заслуживает особого внимания, поскольку обозначает движение, осуществляемое с нарушением кинетической нормы [24. C. 8], и отражает не только скорость перемещения, но и его характер. Ср.:

(46) Stumbling. An unsteady walk. A misstep. When the right leg gives out, the left snaps to attention, pushing forward in an attempt to steady the whole body. Then the right jumps back in, follows through, and so on and so on until we are stable again (T. Collins).

Обратим внимание еще на одно описание, уникальность которого заключается в том, что в фокусе оказываются не физические параметры движения (направление, траектория, скорость и т.д.), а те субъективные ощущения, которые с ним связаны. Экспериментальный характер устанавливаемой концептуальной проекции вынудил автора эксплицитно маркировать свое описание как аналогию, что позволяет охарактеризовать его как преднамеренную метафору:

(47) There are a lot of similarities between running and being sober. On long runs, I often feel like a bag of shit for the first half, and I have now learned that that «s normal for me. I know to keep going through the crappy part, and then I feel better. I have learned (the hard way) to never quit during the first part, just wait, it improves-and it always does. If I stop and have to start again, I beat myself up; it «s easier to keep going (B. Robertson).