Афоризм как объект лингвистики: основные признаки

Общее прямое значение переосмысленного афоризма (или его прототипа) не обязательно является обобщённым в отличие от общего образного значения, обобщённость которого остается в данном случае единственно надёжным семантическим критерием для квалификации данной устойчивой фразы как афоризма, напр.: В Тулу со своим самоваром не ездят (`С собой не берут того, чего много там, куда едут, чем славится то место, куда едут') [33. С. 63] -- афоризм (переносное значение обобщённое); англ. Don't teach your grandmother to suck eggs (“Не учи свою бабушку, как высасывать яйца”, переосмыслено как `Не давай советов тому, кто более опытен, чем ты') [34. Prov. 147] -- афоризм (переносное значение обобщённое); бел. Сёння гукнула, а заутра ручк1 згарнула (`Кажуць пра што-небудзь нетрывалае, ча- совае, не разлшанае на доуп век') [35. С. 211--212] -- не афоризм (переносное значение конкретизированное); польск. Pies na sianie lezy, sam go nie je, a krowie go nie da (`Говорится о скупых, о тех, кто действует безрассудно; осуждается бесхозяйственность, когда напрасно растрачивается то, что может быть полезным себе или другим') [36. С. 71] -- не афоризм (переносное значение конкретизировано, выражение не может употребляться применительно ко всем, имеет смысл только по отношению к определенному индивиду, о скупости которого идёт речь, или к определённой ситуации, бесхозяйственные результаты которой осуждаются).

Исследование показало, что обобщённое содержание присуще всем афоризмам в их традиционном понимании, уходящем корнями в античность, когда др.-греч. афорюцо^ означало, как известно, специфическое по языковой форме и логической структуре высказывание [23. С. 12--13]. Афоризмами изначально назывались именно обобщённые по содержанию высказывания, что нашло отражение в первой в европейской литературе Нового времени, ставшей классической книге афоризмов «Oraculo Manual, y Arte de Prudencia. Sacada de los Aforismos Quese Discurre En las obras de Lorenco Gracian» (1647), которая в подавляющем большинстве состоит из изречений обобщённо-универсальной семантики (вневременных, персонально и пространственно нелокализованных, всеобщих утверждений) [37].

Можно утверждать, что обобщённость в его специфическом проявлении -- универсальном обобщении -- является облигаторным свойством афоризма, а также его дифференциальным признаком, поскольку позволяет однозначно и непротиворечиво отграничить афоризмы от всех иных сверхсловных единиц, в том числе тех, которые используются для обобщения свойств единичных объектов или для сообщения об ограниченных количествах неединичных объектов.

Номинативность

Номинативность как семантическое свойство, присущее прежде всего словам и фразеологизмам, в афоризмах приобретает специфический характер и играет иную роль, что требует специального объяснения [18].

Так, номинативная специфика афоризмов обусловлена тем, что они используются в речи не для передачи актуальной по отношению к действительности информации, а для выражения всеобщих и вневременных утверждений, в которых сообщается об универсальных связях между целыми классами объектов, т.е. о закономерностях отношений между неединичными объектами, действиями, свойствами, объединенными в классы. Закономерности такого типа целесообразно определить как универсальные. Исходя из этого можно утверждать, что афоризмы предназначены для обозначения такой разновидности фрагментов действительности, как универсальные закономерности (необходимые и регулярные свойства целых классов количественно неисчислимых объектов и/или связей между классами таких объектов в реальном или вымышленном мире).

Универсальные закономерности как факты действительности существуют в сознании носителей языка и порождаются в результате когнитивной и познавательной деятельности способом индукции или дедукции, основанной на наблюдении за объективно существующими (или искусственно созданными) существенными, необходимыми и регулярными связями между объектами. Общее количество универсальных закономерностей ограничено их объёмом как фрагментов коллективной или индивидуальной картины мира (реального или вымышленного). Афоризмы создаются и используются в речи как речевые произведения или как языковые единицы для вычленения и обозначения универсальных закономерностей. В этом смысле каждый афоризм соотносится в сознании носителей языка с той универсальной закономерностью, которую он обозначает в речи. Соотношение афоризма и обозначаемой им универсальной закономерности является изоморфным соотношению в сознании носителей языка слов и тех фрагментов действительности, которые слова обозначают в речи (и то, и другое соотношение имеет номинативный характер). Вот почему афоризмы в нейтральной позиции (вне речевого контекста) представляют собой единицы номинации, а не коммуникации, и используются в речи одновременно как в коммуникативной, так и в номинативной функции.

Номинативная природа афоризмов формально проявляется, во-первых, в возможности их создания и воспроизведения в качестве полностью автономных текстов, т.е. вне коммуникативного акта (напр., в многочисленных книгах, сборниках, подборках афоризмов), а во-вторых, в их использовании в речи как дискурсивно независимых высказываний, т.е. в такой семантической и структурной позиции, когда удаление афоризма из контекста никак не изменяет ни смысл, ни структуру сообщения, напр.: А тебе, мой друг, не следовало не в своё дело вмешиваться. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Девчонка провинилась, и я её наказала. Она моя, и я что хочу, то с ней и делаю (М.Е. Салтыков-Щедрин); англ. King. `Tis only title thou dis- dain'st in her, the which I can build up. Strange is it that our bloods, Of colour, weight, and heat, pour'd all together, Would quite confound distinction, yet stand off In differences so mighty. If she be All that is virtuous, save what thou dislikest, A poor physician's daughter, thou dislikest Of virtue for the name: but do not so: From lowest place when virtuous things proceed, The place is dignified by the doer 's deed: Where great additions swell's, and virtue none, It is a dropsied honour. Good alone Is good without a name. Vileness is so: The property by what it is should go, Not by the title. ' (W. Shakespeare); бел. Дзядзька Іван адхінууся і за- думауся. Потым загаварыу, як бярвенне варочау: -- Вялікі ты стау, Алёша. Прьівьіклі мы да цябе... Бацьку успамінаеш? -- Успамінаю, -- ціха адказау Алёшка. -- Правільна. Бацькоу не вибіраюць. Бацька ёсць бацька. На усё жыццё... (А. Варановіч) и т.п.

Есть и ещё один аргумент в пользу приоритетности номинативной, а не коммуникативной природы афоризма. По синтаксической структуре афоризмы представляют собой, как уже говорилось, особые, абстрактные предложения, содержащие «универсальные или вневременные утверждения» [3. С. 30]. А в абстрактных предложениях их коммуникативно детерминированные свойства (модальность, темпоральность и персональность) реализуются формально, хотя и могут быть актуализированы в речи в определённых контекстах. Так, именные компоненты афористической фразы в синтаксической позиции актантов (субъекта и объекта) нереферентны (не соотносятся ни с каким фактом действительности), что в совокупности с нереферентно- стью именных компонентов в позиции предиката (указывают не на факт действительности, а на его признаки) обусловливает нереферентность высказывания целиком, когда оно в нейтральной позиции (независимо от контекста) не соотносится ни с какой ситуацией действительности (хотя и может использоваться в речи для обозначения какой-либо данной ситуации -- конкретизироваться, приобретать референтность). Напр.: Иная слава солнца, иная слава луны, иная -- звёзд; и звезда от звезды разнится в славе (1 Кор., 15, 41), ср.: 1881 год начался для русской литературы двумя потерями. 21 января умер в Москве А.Ф. Писемский, 27 января умер в Петербурге Ф.М. Достоевский... Это были звёзды, участники созвездия знаменитых «сороковых годов». Но «звезда от звезды разнится в славе» (Н.К. Михайловский) (где звезда от звезды означает `А.Ф. Писемский от Ф.М. Достоевского'); бел. Вайна усё спіша (пословица с прямой мотивировкой общего значения `Гаворыцца як апрауданне якіх-н. дзеянняу, учынкау, спрау у ва- енны час' [38. С. 108]), ср.: -- Калі гэта паспелі ліпавую абсаду выразаць і навошта? -- Тады ж, у вайну. Хто на начоукі, хто на дзежачку-ліпауку, хто на сявеньку, а хто на дровы... -- Вапшчэтю, так, раз пачалі ужо, то рэж, палі, нішчьі -- вайна усё спіша!.. (А. Кудравец) (где вайна означает `Вялікая Айчынная вайна') и т.п.

Афоризмы близки по своей синтаксической семантике к номинативным предложениям, но между ними есть два весьма существенных различия. Во- первых, номинативные предложения никогда не употребляются в нейтральной позиции, независимо от контекста, как афоризмы, а во-вторых, номинативные предложения выделяются как тип на основе не семантикограмматических характеристик, как абстрактное предложение в качестве синтаксической формы афоризма, а формально-грамматических -- односоставного предложения, а также именного компонента (или количественноименного сочетания) в качестве главного члена предложения. Следует отметить, что абстрактные и номинативные предложения взаимно пересекаются по своим характеристикам, т.е. некоторые абстрактные предложения по формально-грамматическим признакам могут принадлежать к номинативным, а некоторые номинативные предложения по семантико-грамматическим свойствам могут быть абстрактными (приобретать обобщённо-универсальное значение). Так, есть группа афоризмов, которые по формальнограмматическим признакам являются номинативными предложениями (обычно используются как слоганы, девизы, призывы), напр.: Осторожность, осторожность! Осторожность, господа! (Н.А. Некрасов); Православие, самодержавие, народность; Свобода или смерть!; Смерть шпионам!; Стойкость и сила; Честь и верность; англ. Unity and Faith, Peace and Progress!; бел. Гонар i годнасць; Смерць ворагам!; польск. Bog, Honor, Ojczyzna; Wolnosc! Rфwnosc! Braterstwo!; Z Dziesiзciorga Przykazan wysnulem jedenaste: zwiзzlosc (S.J. Lec) и т.п. В свою очередь, номинативные предложения довольно часто выступают в роли структурных компонентов афоризмов, синтаксически организованных как сложное предложение (в качестве одной из его предикативных частей) или намеренно сегментированных своим автором (в качестве одного из сегментов такого афоризма), напр.: Человек! Это великолепно! Это звучит... гордо! (М. Горький); англ. Deeds, not words (proverb); бел. Восень -- на дзень пагод восем (прыказка); Закон природы: / хто блжэй да неба, / Таму абавязкова халадней (У. Скарынкш); польск. Jutro: wielkq tajemnicq (S. Wyspianski) и т.п.

Синтаксическую форму номинативных предложений в редких случаях могут иметь устойчивые фразы, не обладающие обобщённо-универсальным значением, которые благодаря их использованию в нейтральной позиции, вне речевого контекста (в качестве названий, надписей, девизов, призывов, лозунгов), а также своему философскому смыслу воспринимаются как близкие афоризмам (и нередко ошибочно квалифицируются как афоризмы), напр.: Слова, слова, слова < англ. Words, Words, Words (W. Shakespeare) -- крылатое выражение (реплика Гамлета из одноименной трагедии У. Шекспира), которое употребляется в речи для обозначения говорильни, пустой болтовни, подменяющей собой дела (не является афоризмом), ср.: «Слова, слова и слова» (А.П. Чехов) -- название рассказа (1883); Что такое справедливость, лишённая огня, самоотверженности и любви? Слова, слова, слова. (М.Е. Салтыков-Щедрин); англ. «Words, Words, Words» (D. Ives) -- название пьесы (1987) и т.п.

Можно утверждать, что номинативность свойственна всем афоризмам (является облигаторным признаком), поскольку прямо и непосредственно обусловлена их обобщённо-универсальной семантикой, однако не может рассматриваться как дифференциальный признак, поскольку одновременно характеризует строевые единицы языка (лексические и фразеологические), а также одну из синтаксических моделей предложения. Номинативность, как показывает функционирование афоризмов в речи, является их сущностным свойством, более значимым, чем коммуникативность, которая проявляется в формальном плане и не определяет отношение афоризма к действительности.

Дискурсивная автономность

Такое свойство афоризма, как дискурсивная автономность, проявляется в способности афоризма сохранять при употреблении в любых видах дискурса целостность формы и содержания, а также функциональную независимость от контекста в структурном и содержательном плане [19].

Дискурсивная автономность афоризма обусловлена тремя факторами: 1) независимость содержания (не требует для своего адекватного понимания никакого речевого контекста); 2) функциональная незакреплённость (может использоваться как структурно, так и содержательно независимо от других высказываний в речи); 3) контекстная обособленность (может употребляться в контексте в нейтральной позиции, без смысловых и структурных видоизменений). Факторы дискурсивной автономности афоризма связаны между собой отношениями последовательной детерминации: независимость содержания способствует функциональной незакреплённости, которая прямо обусловливает контекстную обособленность. В свою очередь, контекстная обособленность предполагает функциональную незакреплённость, а также независимость содержания афоризма в речи, что позволяет выделить (извлечь) его из контекста как автономную по форме и содержанию фразу. Напр.: Здесь лежат ленинградцы. / Здесь горожане -- мужчины, женщины, дети. / Рядом с ними солдаты-красноармейцы. / Всею жизнью своею / Они защищали тебя, Ленинград, / Колыбель революции. / Их имён благодарных мы здесь перечислить не сможем. / Так их много под вечной охраной гранита. / Но знай, внимающий этим камням, Никто не забыт и ничто не забыто (О.Ф. Берггольц) (строка из стихотворения употребляется в русском языке как крылатое выражение, а также часто используется в качестве отдельного текста как надпись, призыв, девиз); англ. Books are where things are explained to you; life is where things aren't. I'm not surprised some people prefer books. Books make sense of life. The only problem is that the lives they make sense of are other people's lives, never your own (J. Barnes); бел. Яна [Фрузы- на] часта казала людзям i самой сабе: кожнаму сваё, што каму на раду натсана, таго не мтеш. I яна пакрысе прывыкла да адзтокага лёсу нема- ладой бабылк1, цешыла сябе людскт шчасцем, радавалася чужой радасцю i бедавала з чужых бедау. Свайго -- т добрага, т благога, т асаблтых тры- вог -- у яе не было (В. Быкау); польск. Wszyscy mqzczyzni sq dziecmi. Nie mogq zyc bez fajerwerkфw, wielkich slow i wspanialych gestфw. Ale na szczзscie, jestesmy my, kobiety, na swiecie, ich nianki, ktфre uwazajq, zeby dzieci nie upadly i nie rozbily sobie nosa (T. Rittner) и т.п.

Следует отметить, что независимость содержания присуща не только афоризмам, но и всем произведениям малых литературных жанров, а также многим видам однофразовых текстов (как известно, содержание большинства однофразовых текстов обусловлено условиями их создания и использования, в силу чего является актуальным только в рамках определенного дискурса [39. С. 94--95]). Однако и произведения малых литературных жанров, и однофразовые тексты, которые не принадлежат по содержанию и форме к афоризмам, в значительной степени функционально ограничены, поскольку за весьма редким исключением не употребляются и не воспроизводятся вне того вида дискурса, в котором были созданы (и те, и другие почти не встречаются среди широко распространенных в речи цитат). Следует отметить, что произведения малых литературных жанров (в том числе и афоризмы, созданные в виде отдельных текстов) нечасто становятся массово употребительными и исчезающе мало представлены среди крылатых изречений и пословиц, хотя в отдельных случаях и могут приобретать широкую известность. Ограниченное функционирование произведений малых литературных жанров и однофразовых текстов не позволяет объективно оценить ни характер, ни степень их дискурсивной автономности.

Афоризмы не всегда употребляются в речи в структурно и семантически автономной позиции, могут разово и регулярно видоизменяться, приобретать различные коннотации, что характерно прежде всего для устойчивых единиц (пословиц и крылатых изречений). Однако тот же самый афоризм может быть использован в ином контексте без модификаций и коннотаций, в нейтральной (структурно и семантически независимой) позиции, а также может быть выделен из речи в нейтральной форме как семантически самодостаточное высказывание, что подтверждает независимость содержания, функциональную незакреплённость, контекстную обособленность афоризмов как проявления его дискурсивной автономности. Напр.: Обаяние новизны прошло, удивление -- тоже. Увидев то, чего раньше он никогда не видел, услышав разговор о том, что ещё вчера средства массовой информации старательно обходили молчанием, зритель лишь «заморил червячка». Аппетит, как известно, приходящий во время еды, требовал продолжения, но его не было (Известия, 14.03.1987) ^ Аппетит приходит во время еды (крылатое выражение, ставшее пословицей); англ. Tradition may be defined as an extension of the franchise. Tradition means giving votes to the most obscure of all classes, our ancestors. It is the democracy of the dead (G.K. Chesterton) ^ Tradition is the democracy of the dead (афоризм в нейтральной форме); бел. Ну, як табе ужо не абрыдне Казаць адно сто раз на тыдт? Сказала сорак раз i -- квта! -- Мгхал адказвае сярдзта <..>. -- Бо прауда вочы табе коле, І не мінеш ты, нябось, Сроля, Не людская твая натура, Не пахне дом свой і пячура: Абы гарэлка на прымеце -- Ты усё гатоу забыць на свеце! (Я. Колас) ^ Прауда вочы коле (пословица); польск. Niszczy nas bolesc i jawnie i skrycie: Ktфz temu winien? my sami (F.D. Kniaznin) ^ Niszczy nas bolesc i jawnie i skrycie: temu winny my sami (афоризм в нейтральной форме) и т.п.

В некоторых случаях афоризмы используются в речи в таком смысле, который невозможно адекватно воспринять или вообще восстановить вне авторского контекста. Наличие контекстуально обусловленного смысла может препятствовать выделению афоризма из авторского контекста без известной семантической трансформации, однако не лишает афоризм независимости его содержания (ни в авторском контексте, ни в отрыве от него). Напр.: [Пепел:] Никто здесь тебя не хуже... напрасно ты говоришь... [Клещ:] Не хуже! Живут без чести, без совести... [Пепел (равнодушно):] А куда они -- честь, совесть? На ноги, вместо сапогов, не наденешь ни чести, ни совести... Честь-совесть тем нужна, у кого власть да сила есть... [Бубнов (входит):] У-у... озяб! [Пепел:] Бубнов! У тебя совесть есть? [Бубнов:] Чего-о? Совесть? [Пепел:] Ну да! [Бубнов:] На что совесть? Я -- не богатый... [Пепел:] Вот и я то же говорю: честь-совесть богатым нужна, да! А Клещ ругает нас, нет, говорит, у нас совести... (М. Горький) ^ Честь-совесть богатым нужна (афоризм, извлечённый из авторского текста, теряет свой первоначальный смысл -- логически правильного вывода, но приобретает новый смысл -- парадоксального утверждения); бел. І стала ясна з той размовы, Якія цяжкія умовы -- Няхай іх людзі лепш не знаюць -- Прадаць зямельку прымушаюць [Фядос Хадыка:] -- Пакрыудзгу бог мяне сьінамі, Ядзяць іх мухі з камарамі! Няма сыноу -- няма падмогі, А сам я стау слабы на ногі, Бракуе сільї мне, браточкі! Няма, мінуліся гадочкі, Калі зямлю вярнуу Хадыка Не горш вала таго ці быка. (Я. Колас) ^ Няма сы- ноу -- няма падмогі (смысл выделенного из авторского текста афоризма может пониматься в плане не только вообще отсутствия у родителей сыновей, но и отсутствия совместного проживания сыновей с родителями) и т.п.

Свойство дискурсивной автономности присуще всем без исключения афористическим фразам (как свободным, так и устойчивым), поэтому является облигаторным. Вместе с тем дискурсивная автономность характеризует также различные типы фразовых текстов, поэтому не может квалифицироваться как дифференциальный признак афоризма.

Текстовая форма

Текстовая форма как признак афоризмов реализуется в их способности создаваться, существовать и воспроизводиться в речи в качестве текстов, состоящих из одной фразы (как фразовые, или однофразовые, тексты) [20]. Данный признак манифестирует важное свойство афоризма -- употребляться в нейтральной позиции (как проявление еще одного признака -- дискурсивной автономности), которая может быть абсолютной (полностью независимой от речевого контекста) и относительной (структурно и содержательно зависимой от речевого контекста). В соответствии с этим текстовая форма афоризма имеет две разновидности своего проявления -- абсолютную и относительную.

Афоризмы в форме отдельного текста (абсолютное проявление признака) -- это самая ранняя их фиксация в письменной речи. Один из первых известных письменных юридических памятников «Кодекс Хаммурапи» (фр. «Code de Hammurabi») в Древнем Вавилоне (собрание законов, высеченных около 1750 до н.э. на базальтовой стеле в виде клинописной записи) состоял из кратких обобщённых высказываний (всего 282 «постановлений») на аккадском языке (каждое из которых начиналось sum-ma `Если...'). Европейская доантичная философия VII--VI вв. до н.э. была изложена преимущественно в форме афоризмов как отдельных текстов (напр., гномы предфилософской традиции Древней Греции). Наивысшего расцвета афоризм как отдельный текст достиг в европейской публицистической и художественной литературе, начиная с первой классической книги афоризмов «Oraculo Manual, y Arte de Prudencia. Sacada de los Aforismos Quese Discurre En las obras de Lorenco Gracian» (1647) Б. Грасиана и заканчивая всемирно известными книгами афоризмов «Mysli nieuczesane» (1957) и «Nowe mysli nieuczesane» (1966) С.Е. Леца. Создание и употребление афоризмов в форме отдельных текстов остается актуальным до сегодняшнего дня в большинстве функциональных стилей литературного языка, однако утратило в настоящее время свой элитарный характер и всё чаще реализуется в разговорной речи посредством письменного электронного общения (в социальных сетях, на форумах, в чатах, блогах, группах и т.д.).

Относительное проявление текстовой формы афоризмов заключается, во-первых, в их способности употребляться как текст в тексте (в структурно и содержательно автономном виде в любых речевых контекстах), а во- вторых, в возможности выделять их из речи в форме отдельного текста. Употребление афоризмов как текста в тексте (преимущественно в виде структурно и семантически автономных изречений автора или цитат из чужой речи) является весьма продуктивным способом их функционирования, который известен с самых ранних письменных памятников, реализуется на всех уровнях построения (композиции) письменного текста, во всех разновидностях и в большинстве жанров устной речи, а также в современных устно-письменных текстах (в сфере интернет-коммуникации).

В письменных текстах употребление афоризмов как текста в тексте подразделяется на 1) обрамляющее (заголовок, эпиграф, вводная фраза, заключительная фраза) и 2) композиционное (функционально незакреплённая фраза, которая структурно и содержательно автономна в контексте). В устной речи использование афоризмов как текста в тексте также подразделяется на два вида: 1) отдельная реплика в диалоге; 2) функционально незакреплённая фраза в монологе. Формальными показателями употребления афоризма как текста в тексте в виде функционально незакреплённой фразы (помимо её структурной и содержательной автономности) являются, во-первых, чужой язык (иноязычные вкрапления), во-вторых, дискурсивные маркеры интертекста (вводные слова или ссылки в тексте, содержащие информацию об авторе или источнике афоризма как отдельного текста), в-третьих, оформление афоризма в виде точной цитаты, использование параграфемных (в основном супраграфемных и топографемных) средств введения афоризма в контекст и др. Напр.: Береги честь смолоду (пословица) (эпиграф к повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка»); Логические требования голого ума непременно так или иначе достигают своих, в данную минуту крайних, пределов и непременно поэтому укладываются в известные формы, известные теории. Прилагаемые к быстротекущей жизни, формы эти оказываются несостоятельными чуть что не в самую минуту своего рождения, потому что ведь они сами, в сущности, суть не что иное, как результаты сознанной, т.е. прошедшей жизни, и к ним как нельзя более прилагается глубокий стих из глубокого стихотворения Тютчева «Silentium!» -- Мысль изречённая есть ложь... (А.А. Григорьев); Эта деятельность, сколько я мог судить по фактам, была не бесплодна, по крайней мере, отрицательно; и я ни за что её не брошу, потому что -- чёрт её знает -- может быть, она принесёт на основании пословицы «Gutta cavat lapidem non vi, sed saepe cadendo» (авось либо хоть этой старой пословицы переводить не надо?) и своего рода положительную пользу (А.А. Григорьев); англ. All's Well That Ends Well (W. Shakespeare) (название пьесы); Measure for Measure (W. Shakespeare) (название пьесы); A delivery boy was trying to enter a yard with some bundles but stopped at the gate because of a vicious, barking dog on the other side. “Oh, come on in, ” encouraged the owner from a window. “You know the old proverb: `A barking dog never bites'... ” “Yeah, I know the proverb, ” admitted the boy, “and you know the proverb. But what worries me is, does the dog know the proverb?” (E. Esar); бел. «Апетыт прыходзщь у час яды». А у мяне вельмг часта думанне пачынаецца над паперай. Вучуся тсаць, як калтьщ тсау, -- для сябе (Я. Брыль); Мужчыны усе тут загудзел(Ды дружна так яны насел1, Што Ганна тройчы прыгубша I чарку усю перакулша. -- Ну, во гэтак, малайчына, Хай будзе ж добрая часта! -- Ой, буду п'яна -- аша- ломщь. -- Касцей гарэлка не паломщь! -- Крычыць Базыль (Я. Колас); польск. Powiedziat Heraklit: «Panta rhei». Rzekl Kowalskides: «Cholera!» Zauwazyt krytyk: «Konkurowali ze sobq w zwigztosci epigramatycznej» (S. J. Lec).

Употребление афоризма как текста в тексте может быть имплицитным в случаях, когда он является прецедентным (по Ю.Н. Караулову), т.е. известным как участникам речевого акта, так и широкому кругу носителей языка (включая предшественников и современников) в силу хрестоматийности (опознаваемости всеми как общеизвестного текста), эпистемологической актуальности и востребованности, воспроизводимости и т.д. При имплицитном употреблении афоризма как прецедентного текста в речи актуализируется его структурный компонент (прецедентный феномен), который отсылает адресата к оригиналу. В качестве прецедентных феноменов обычно выступают начальные структурные части или первые по порядку лексические компоненты афоризма, а также отдельные слова (или сочетания слов) из его лексического состава, которые являются наиболее запоминающимися, отражают основные (ключевые) понятия или образы афоризма, образуют регулярные ассоциации с ним в структуре фоновых знаний носителей языка. Напр.: Обратились к древнему миру; к его искусству чувствовалась симпатия; хотели усвоить его зодчество, ясное, открытое, как чело юноши, гармоничное, «как остывшая музыка» (А.И. Герцен) -- Архитектура -- застывшая музыка (И.В. Гёте); англ. There are good excuses, particularly good bogus excuses, for the “never, ” but there is seldom an acceptable one for the “late. ” (G.J. Nathan) -- Better late than never (proverb); бел. -- А людзям нашым няважна жылося да рэвалюцыг. Рэвалюцыя была вельмг патрэбна. Цар М1калай -- ён быу дурны, дурнейшы яшчэ за Хрушчова... -- Таю vox populi -- увосень шэсцьдзесят трэцяга. (Я. Брыль) -- лат. Vox populi -- vox dei (афоризм англосаксонского богослова Флакка Альбина Алкуина, около 732--804); польск. Co mozepowstac z niczego? Prowokacja (S.J. Lec) -- Nic nie powstaje z niczego (Lukrecjusz, «O naturze wszechrzeczy», I, 265--266) и т.п.

От употреблении афоризма как текста в тексте необходимо отличать использование афористической фразы как неотъемлемого композиционного элемента малых литературных или фольклорных жанровых форм -- апофегмы, хрии, велеризма, басни и др., в которых афоризм является органичной частью их содержания и структуры, их смысловым центром, без которого эти малые тексты не могут существовать. Такое употребление афоризма как текста в тексте можно квалифицировать как жанрово обусловленное.

Выделить из речи в виде отдельного текста можно любой афоризм -- как производимый, так и регулярно воспроизводимый в речи, как дискурсивно автономный, так и модифицированный в речевом контексте, как с контекстно независимым, так и с детерминированным смыслом. Именно благодаря такой возможности создаются сборники литературных афоризмов и пословиц, в которых речевые и языковые единицы искусственно закрепляются в виде отдельных текстов. Так, одним из первых известных письменных сборников литературных афоризмов является «Menandri sententiae» -- собрание изречений, извлечённых Менандром (около 343 -- около 291 до н.э.) из произведений древнегреческих драматургов V--IV вв. до н.э. (сборник пользовался огромной популярностью в Древнем мире и средневековой Европе, был переведён и на старославянский язык [40. С. 381]).

При выделении из речи в виде отдельного текста устойчивых или содержательно детерминированных контекстом афоризмов их смысл может довольно существенно отличаться от первоначального. Это не противоречит ни самой возможности, ни репрезентативности такого выделения, поскольку изменения смысла, хотя и могут быть весьма значительными, не влияют на прямое значение извлечённых из речевого контекста афоризмов, которое остается неизменным. Напр.: Мысль изречённая есть ложь (извлечённый из авторского контекста афоризм сохраняет общее значение, но противоречит здравому смыслу, который нейтрализуется в исходном тексте, где сообщается о невозможности передать словами богатый мир чувств и мыслей человека), ср.: Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймёт ли он, чем ты живёшь? Мысль изречённая есть ложь. (Ф.И. Тютчев); бел. Пан не мае спагадання (выделенный из авторского контекста афоризм сохраняет своё общее значение, но приобретает гораздо более широкий смысл, чем в исходном тексте, `Пан не мае спагадання по отношению ко всем людям, зависимым от него, а не только к тем, кто на него непосредственно работает'), ср.: Няужо ж і век прабыць слугою І чуць пагрозу над сабою, Што пан у кожную хвіліну Цябе пагоніць, як скаціну? Пагоніць вон без разважання, Бо пан не мае спагадання, Што трэба жыць з сям'ёй на свеце, Што ты, як рыба тая у сеці, Не маеш волі, ні разгону, Што ты не чуеш жыцця звону, Што гэты свет табе завязан І шлях прасторны твой заказан (Я. Колас).

При выделении из авторской речи афоризма с переносной, образной мотивировкой общего значения или значений отдельных компонентов он требует специального пояснения или устойчивой ассоциации с исходным текстом, без чего воспринимается либо в совершенно ином смысле, либо как вообще лишённый всякого смысла. Напр.: Дважды два -- стеариновая свечка (извлечённый из авторского контекста афоризм, который стал крылатым [41. С. 95], в буквальном значении является парадоксальным, а для понимания своего переносного смысла `У женщин отсутствует логическое мышление', должен устойчиво ассоциироваться с содержанием исходного контекста), ср.: Мужчина может, например, сказать, что дважды два не четыре, а пять или три с половиною; а женщина скажет, что дважды два -- стеариновая свечка. (И.С. Тургенев); бел. Падатак кожнай дай часіне (извлечённый из авторского контекста афоризм, в котором употребляется сочетание слов в переносном значении падатак даць `отдать должное', приобретает совершенно иной общий смысл, чем в исходном контексте, где обозначает решимость быть готовым ко всему, что может произойти в будущем), ср.: Ну, што ж, Антось, здароу будзь, браце! Няхай дае бог лад у хаце, Дабра, пры- бытку прыспарае, Каб у хляве ды усё пладзілась, Каб жыта у полі ка- ласілась, Няхай раяцца добра пчолы, І самі будзем мы вясёлы; За год дай божа дачакаць Здаровым новы год спаткаць. -- Дай божа! -- дзядзька адазвауся І сам з прамовай зварачауся, П'ючы цяпер да гаспадьіні, -- Падатак кожнай дай часіне, На усё гатовы у кожным часе. (Я. Колас).

Следует отметить, что изменение значения у пословиц при выделении их из речи в виде отдельных текстов может быть не менее существенным, чем изменение смысла у литературных афоризмов при извлечении из авторского контекста. Так, пословица бел. Будзе (Прыйдзе) і на крапіву мароз (буквально `Будет (Придёт) и на крапиву мороз') зафиксирована в бесконтекстных паремиографических источниках [42. С. 152; 43. Т. 1. С. 342], в которых воспринимается только в переносном смысле (поскольку в прямом не обнаруживает той эпистемологической ценности для носителей языка, которая присуща жанру пословиц), однако в речи регулярно употребляется как в переносном смысле (`Дождётся кто-н. наказания; говорится с уверенностью о неизбежности возмездия, наказания' [38. С. 100]), так и в прямом значении (наряду с другими народными изречениями о жгучести крапивы), ср.: Пра тую нязвычную расліну Марыля ужо забылася. Урэшце яна такі выскачыла на дарожку. -- Ой, настрыкала, ой, пячэ! Ды жаліцца няма каму. Тым больш, што і гневацца няма на каго: сама запрапанавала зняць панчохі. Сы- мон пажартавау: -- Колькі разоу табе казалі: ад жьігучкі трымай далей ручкі!... -- Нічога, Марылька! -- пашкадавау яе Адам. -- «Прыйдзе і на крапіву мароз!» (У. Дубоука).

При выделении из речи в качестве отдельных текстов афоризмов, которые структурно и семантически изменены, модифицированы в контексте, реконструкция их нейтральной формы часто может быть вариативной (что не всегда позволяет однозначно восстановить форму афоризма вне авторского контекста, но не противоречит самой возможности реконструкции нейтральной формы афоризмов, трансформированных в речи). Напр.: Фёкла Степановна зазевала, закрывая рот большой работящей рукой: -- А я... век свой прожила. Мужика у меня убили на царской войне, жить нечем, и сну будешь рада (А.П. Платонов) ^ <Если (Когда)> жить нечем, и сну будешь рад или И сну будешь рад, если (когда) жить нечем и т.д. (извлечённый из авторского контекста афоризм одинаково успешно реконструируется в виде нескольких формальных вариантов); бел. То ж гэткт Лэдзі нараджаюцца не вельмі часта сярод сабак, як генії і таленты сярод людзей (М. Гарэцю) ^ Геніі і таленты не вельмі часта нараджаюцца сярод людзей или Геніі і таленты сярод людзей нараджаюцца не вельмі часта или Не вельмі часта сярод людзей нараджаюцца геніі і таленты или Не вельмі часта геніі і таленты нараджаюцца сярод людзей или Сярод людзей не вельмі часта нараджаюцца геніі і таленты или Сярод людзей геніі і таленты нараджаюцца не вельмі часта и т.д. (при выделении афоризма из авторского контекста возможны различные варианты его реконструкции в форме отдельного текста).

Текстовая форма как свойство афоризма обусловлена его дискурсивной автономностью, однако в отличие от неё является не облигаторным признаком, а факультативным, поскольку не все афоризмы создаются и функционируют в виде отдельного текста, многие из них невозможно выделить из авторского контекста без существенного изменения смысла и/или однозначно (адекватно) реконструировать их форму выражения. В этом плане модифицированные в речи устойчивые и воспроизводимые афоризмы могут восприниматься не знакомыми с ними носителями языка в иной текстовой форме, а также с иным содержанием, чем те, которые были изначально присущи данному афоризму. Такая вариативность является формальным показателем факультативности текстовой формы для афоризма. Текстовая форма не может рассматриваться и как дифференциальный признак афоризмов, поскольку свойственна кроме них ещё и другим видам текстов.

Воспроизводимость

Воспроизводимость как признак афоризмов обусловлена прежде всего их функциональной природой повторяться в речи с разной степенью регулярности от разового до массового использования. Это означает, что каждый афоризм создаётся для того, чтобы после быть повторенным либо в такой же самой (или похожей) речевой ситуации в аналогичной (или иной) функции, либо в качестве отдельного текста как источника знаний о действительности, мировоззрении своего автора (если таковой имеется), духовной культуры того языкового окружения, в котором он был создан или функционирует [21]. Именно в этом (в создании для воспроизведения в речи) и проявляется коммуникативность афоризма, которая реализируется в неразрывной связи с его номинативностью как облигаторным признаком (см. выше).

Свойство афоризмов создаваться, чтобы повторяться (воспроизводиться) не только обусловлено их функциональной природой, но и определяется рядом таких его характеристик, как обобщённость, сверхсловность, одно- фразовость, дискурсивная автономность, а также устойчивость (которая коррелирует с воспроизводимостью).

Так, обобщённость предполагает неоднократное обращение к каждому афоризму, его многократное использование как фразового текста (устойчивой фразы), с одной стороны, для номинации обозначаемой им универсальной закономерности, а с другой, для обозначения конкретных проявлений данной универсальной закономерности в актуальной для участников речевого акта действительности. Напр.: Андрэй і Янка весела пасмейваліся, чыта- ючы гэтае пісьмо, але раскрываць тайну з'яулення артыкула палічьілі непатрэбным і нават шкодным. Яны напісалі Райскаму, шмат вьїказвалі радасці, надзей на шчаслівьі канец і накідаліся на ткчэмства усяе чьгноуніц- кай тармасні вакол настауніцкага сходу. I усё ж такі дадалі евангельскія словы, упэуненыя у тым, што іх пісьмо чьіноуніцкіх рук не міне: «Бойся усявышняга і не гавары лішняга». (Я. Колас) (где афоризм употребляется для номинации выраженной в нём универсальной закономерности `Не разглашай секрет, чтобы не навредить делу' [35. С. 39]); бел. Міжвольна пры- гадаліся княжацкія пірьі, пітво і ежа, вьісокія пакоі, у якіх зіхаціць святло і грьіміць музыка, упрыгожаныя тройкі. А блізка у водблісках вогнішча відаць было яму папялішча, нара, калыска з хворым малым, над якім заснула Мацвеіха, і бярозавая каша у чарапку, пасоленая яго соллю. I ужо само сабой так падумалася: «Бог не роуна дзеліць». (М. Лупсякоу) (где афоризм используется для обозначения одного из конкретных проявлений выраженной в нём универсальной закономерности `Между людьми существует социальное и иное неравенство' [38. С. 94]) и т.п. Сверхсловность афоризма обеспечивает его сочетаемость в речи с другими фразовыми единицами, а также сверхфразовыми единствами, как правило, за счёт корреляции ключевых понятий содержания сообщения и плана содержания афоризма, которая может формально основываться на присловной связи (когда афоризм относится к одному из слов речевого контекста) или лексическом повторе (когда в речевом контексте употребляется один из лексических компонентов афоризма, как правило, выражающий ключевое понятие сообщения и афористической мысли), напр.: бел. -- Чаму гэта ты не нарабоце? -- спытала Куля так1м тонам, быццам была яго начальткам. -- Ад работы нават валы дохнуць, -- аджартавауся Комлт, -- а я хачу жыць, любавацца жыццём. (Р. Сабаленка). Однофразовость афоризма прямо и непосредственно влияет на степень его запоминаемости, что является необходимым условием для продуктивного воспроизведения в речи (запоминаемость афористической фразы уменьшается пропорционально увеличению её линейных параметров и синтаксического объёма). Дискурсивная автономность афоризма позволяет воспроизводить его в речи без структурных и семантических видоизменений, а также включать в речевой контекст любой синтаксической организации и любой композиции практически без ограничений.

Воспроизводимость по отношению к афоризмам следует рассматривать двояко -- как их реальное и как потенциальное свойство, поскольку не все афоризмы, которые порождаются в речи, впоследствии воспроизводятся (как массово, так и разово). Воспроизведение афоризмов в составе их различных и довольно многочисленных сборников, энциклопедий, словарей, отдельных подборок, циклов и т.п. имеет искусственный характер, не имеющий никакого отношения к речевой коммуникации и может не учитываться. Большинство литературных афоризмов не повторяется в чужой речи, но каждый из них может быть в любой момент повторен и начать воспроизводиться, благодаря актуализации своего содержания в сознании носителей языка (индивидуально или массово). Свойство воспроизводимости целесообразно рассматривать как потенциальное для каждого без исключения афоризма, однако реально воспроизводятся в речи только афоризмы из числа пословиц и крылатых изречений, а также разовых цитат. В этом смысле воспроизводимость афоризма обладает дуалистичным характером: в функциональном плане (как реальное свойство пословиц, крылатых изречений, цитат) является факультативным признаком, тогда как в субстанциональном плане (как потенциальное свойство большинства литературных афоризмов) может квалифицироваться как признак облигаторный. И в том, и в другом случае воспроизводимость не является дифференциальным признаком афоризма, поскольку присуща широкому кругу сверхсловных единиц языка и речи.

Устойчивость

Устойчивость афоризма не только обусловлена его воспроизводимостью (когда посредством повторения в речи за ним закрепляется определённая форма), но и является одним из собственно лингвистических факторов, способствующих воспроизводимости, поскольку форма каждого афоризма уникальна (не имеет шансов на своё повторное порождение в речи), что детерминирует неизменность его компонентов (по отношению как к плану содержания, так и друг к другу в составе афоризма), т.е. наличие изначально «готовой» к воспроизведению формы [21].

Устойчивость по оношению к афоризму следует рассматривать как сохранение его лексической организации и синтаксической структуры при воспроизведении в речи в одном и том же значении. Устойчивость афоризмов является прямым результатом не столько их воспроизводимости (в том числе пословиц и крылатых изречений), сколько уникальности выбора и комбинации лексических компонентов афоризма для обозначения данной универсальной закономерности. Одна и та же универсальная закономерность в каждом новом случае её вербального обозначения в форме афоризма выражается всякий раз по-разному (прежде всего посредством различной лексической организации фразы). Лексические компоненты и их комбинации могут в той или иной степени повторяться в разных афоризмах, выражающих одну и ту же универсальную закономерность, однако никогда полностью не совпадают (очень мало шансов на то, чтобы для выражения в разных речевых контекстах одной и той же универсальной закономерности порождались фразы с одной и той же лексико-грамматической организацией). Напр.: Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем (Еккл. 1, 9); Бывает нечто, о чем говорят: «смотри, вот это новое»; но это было уже в веках, бывших прежде нас (Еккл. 1, 10); Что было, то и теперь есть, и что будет, то уже было (Еккл. 3, 15); Ничто не ново под луною: что есть, то было, будет ввек (Н.М. Карамзин); И старым бредит новизна (А.С. Пушкин); Так было -- так будет (Л.Н. Андреев); И повторится всё, как встарь (А.А. Блок) (во всех литературных афоризмах выражена одна универсальная закономерность `В мире всё повторяется'); англ. Don't cut off your nose to spite your face; Don't cut the bough you are standing on; Don't make a rod for your own back (все пословицы обозначают одну универсальную закономерность `Не делай ничего такого, что может навредить тебе самому'); бел. Век жыць -- не мех сшыць; Век звекаваць -- не пальцам пакгваць; Век звекаваць -- усяго пав1даць (пазнаць); Век перажыць -- не поле перайсцг; Век пражыць -- не кашулю пашыць; Век (Год) пражыць -- не лукошка сшыць; Век пражыць -- не мора пераплыць; Жыццё пражываць -- не канфетку з'есщ; Жыццё пражыць -- не песеньку спець; Жытку пражыць -- не поле перайсцг (во всех пословицах выражена одна универсальная закономерность `Жить нелегко');

польск. Ucieka niepowrotnie czas (Wergiliusz); Strata czasu jest nieodwracalna (Piotr I); Czasu, gdy przeminie, juz za nic nie kupim (A. Gorecki) (во всех литературных афоризмах выражается одна универсалььная закономерность `Время исчезает безвозвратно') и т.п.

Уникальность состава и соотношения лексических компонентов каждого афоризма является главным фактором его устойчивости при воспроизведении в различных речевых контекстах. Устойчивость формы афоризма дополнительно обусловлена различными семантическими, грамматическими, риторическими, просодическими, стилистическими средствами, которые могут соотносится с лексической организацией фразы, однако не характерны для всех афоризмов, чаще встречаются в пословицах и крылатых изречениях.

Вторым по важности фактором устойчивости афоризмов является то, что в их плане содержания происходят сдвиги, которые проявляются в образной мотивировке как семантики отдельных структурных компонентов (слов, сочетаний слов, предикативных частей), так и общего значения фразы. Наличие в составе афоризма отдельных переосмысленных компонентов существенно ограничивает свободу сочетаемости на уровне фразы, а переносное общее значение афоризма прямо детерминирует несвободу его формы. Узуальный или окказиональный характер переносной мотивировки семантики структурных компонентов, общего значения афоризма, соответственно, ослабляет или усиливает устойчивость его формы.

Устойчивость афоризма является одновременно его функциональным и содержательным признаком, который по-разному актуализируется для разных групп афоризмов и по-разному проявляет свое качество. Для тех афоризмов, которые порождаются в речи, устойчивость -- это субстанциональное качество, которое при их воспроизведении актуализируется как функциональное свойство. Для афоризмов, которые воспроизводятся в речи, устойчивость -- это функциональное свойство, которое после их извлечения из речи в форме отдельных текстов воспринимается уже как субстанциональное качество. Отношения между функциональным и субстанциональным проявлениями устойчивости афоризма, как правило, взаимно детерминированы (так, проявление устойчивости литературного афоризма как функционального свойства невозможно без её существования как субстанционального качества, которое, в свою очередь, проявляется в речи как функциональное свойство).

Структурные характеристики устойчивости афоризма в основном формируются как субстанциональное качество (при его порождении в речи), а семантические -- как функциональное свойство (при его воспроизведении в речи), поскольку сдвиги в плане содержания фразы, во-первых, гораздо более динамичное явление, чем в плане выражения (лексико-грамматической форме), а во-вторых, возникают и закрепляются в сознании носителей языка, как правило, в связи с массовым воспроизведением афоризма в речи, а также часто обусловлены узуальными сдвигами в семантике отдельных лексических (и фразеологических) компонентов афоризма. Напр., широко известный крылатый афоризм бел. Другі баран -- ні “бэ”, ні “мя ”, а любіць гучнае імя (К. Крапіва) имеет как структурные характеристики устойчивости (состав и сочетание лексических и фразеологических единиц, грамматические формы слов, синтаксическую организацию предложения), так и семантические -- образную мотивировку общего значения и семантики отдельных компонентов фразы. Структурные характеристики устойчивости данного крылатого афоризма имеют субстанциональную природу (возникли при его порождении в авторской речи), а семантические -- функциональную природу (актуализировались при воспроизведении вне авторского контекста), поскольку его переносное общее значение `Славы, известности алчет тот, кто не способен приобрести их собственным умом', а также характеристика ситуации его употребления `Говорят (чаще с неодобрением или с иронией), когда умным, достойным уважения желает казаться бездарь' [44. С. 68] не зависят от содержания авторского источника (басни «Дыпламаваны баран»), а полностью состоят из комбинации узуальных прямых и переносных значений лексических и фразеологических компонентов фразы -- другі (разг.) `какой-нибудь', баран (перен., бран.) `о глупом, невежественном человеке, ні «бэ», ні «мя» (перен., прост. неодобр.) `совсем ничего (не знать, не понимать)' как стихотворный вариант фразеологизма ні «бэ», ні «мэ» <ні ку- карэку>, гучны (перен.) `который пользуется большой популярностью, широко известный', імя `известность, слава, репутация' [45. Т. 1. С. 141; 46].

Устойчивость следует рассматривать как реальный и как потенциальный признак афоризмов, поскольку, с одной стороны, для её реализации они должны регулярно воспроизводиться в речи уже в готовом виде, а с другой, каждый афоризм создается в уже готовой для воспроизведения форме. Как потенциальное свойство устойчивость формы присуща всем афоризмам без исключения, а как реальное характеризует воспроизводимые единицы -- прежде всего пословицы и крылатые изречения. В своём функциональном проявлении (как реальное свойство) устойчивость -- это факультативный признак, а в своём субстанциональном качестве (как потенциальное свойство) -- облигаторный, что свидетельствует в пользу собственно языковой природы афоризма.

Идиоматичность

Идиоматичность свойственна как афоризмам, так и фразеологизмам, однако в афористических высказываниях (устойчивых фразах) она, как уже отмечалось [13], приобретает своеобразный характер, что требует специального обсуждения [17].

Так, идиоматичность по отношению к афоризмам можно рассматривать в самом широком смысле как определяющее свойство сверхсловных единиц, которое обусловлено тремя факторами и состоит из трёх соответствующих субкатегорий (по А.Н. Баранову и Д.О. Добровольскому): переинтерпретация, непрозрачность, осложнение способа указания на денотат [47. С. 30-- 33]. Эти факторы идиоматичности, на наш взгляд, основаны на асимметрии плана выражения и плана содержания языкового знака, формируя его различными способами [47. С. 33--50], поэтому идиоматичной целесообразно считать такую сверхсловную единицу, содержание которой (полностью или частично) не вытекает (для всех или большинства носителей языка) из суммы значений её структурных компонентов (эквивалентных слову или больших, чем слово). Рассмотрение содержания афоризма в терминах идиоматики соответствует современным лингвистическим взглядам на её границы и характер [48], а также на семантическую природу афоризмов [13. С. 8--10].