Чешская идентичность: лингвокультурологический аспект (на материале немецкоязычного романа Л. Мониковой "Die Fassade" ("Фасад") и его чешского перевода)

К этой группе мы отнесем цитаты из русских произведений («Капитанская дочка» А.С. Пушкина, «Железная дорога» Н.А. Некрасова, «Тарас Бульба» Н.В. Гоголя), встречающиеся в романе и написанные по-русски:

1. «Чем триста лет питаться падалью, лучше раз напиться живой кровью, а там что бог даст» [Monнkovб 1987:74].

2. «Быстро лечу я по рельсам чугунным, Думаю думу свою» [Monнkovб 1987:414]

3. «Да разве найдутся на свете такие огни, муки и такая сила, которая бы пересилила русскую силу!» [Monнkovб 1987:76]

4. «Сибирь, я не боюсь тебя, ты тоже русская земля!» [Monнkovб 1987:243]

Во всех случаях автор сначала вводит русский текст, и лишь затем его перевод на немецкий язык. Такой порядок уверяет нас в том, что единственной целью русского вкрапления было передать русский колорит и, возможно, чуждость культуры и языка воспринимающим, так как немецкоязычный читатель не сможет понять смысла написанного без перевода.

В таких случаях Либуше Моникова не использует курсив или кавычки, однако это и не требуется: высокая дистанцированность написанного и без этого достигается самим языком написания.

Итак, автору требовалось подчеркнуть национальность говорящего и чуждость звучания для слушающих. Интересно сознавать, что немецкоязычный читатель, не знающий русского языка, воспримет такого рода иноязычные вкрапления как набор символов. Сила отстранения для читателя в таком случае будет чрезвычайно высока.

Однако, как видим, примеры такого рода в романе весьма немногочисленны (в противном случае, читатель, скорее всего, утомился бы или заскучал), и этот факт добавляет чувство отстранения при использовании данного приема.

Итак, к четвертому типу русских вкраплений относятся цитаты из русских произведений и одна реплика героя. Вкрапления такого рода характерны наибольшей силой отстранения.

Подводя небольшой итог по теме русских вкраплений, отметим, что элементы русской культуры в романе встречаются едва ли не чаще, чем чешские. Конечно, это обусловлено самим сюжетом романа и пребыванием персонажей на территории СССР, но в то же время столь подробная картины русской жизни в романе играет роль четко прописанной «другой» стороны, с которой сравнивается чешская самобытность. Это не удивительно: во-первых, на контрастном фоне намного ярче вырисовываются отличные от него черты, а во-вторых, обилие деталей русской жизни ярко показывает, сколько различий, по мнению автора, существует в этих двух славянских культурах. То есть, на наш взгляд, русские вкрапления служат созданию в романе «другого», «чужого» мира, и мы отметим, что эта тенденция представлять русскую культуру в свете «чужого», как отмечается в современных социолингвистических исследованиях, продолжается до сих пор [Форет].

2.4 Иноязычные вкрапления и элементы культур других языков

В романе Либуше Мониковой «Die Fassade» происходит яркое столкновение трех культур: немецкой, чешской и русской, и потому наибольшее число иноязычных вкраплений и мест культурной памяти относится именно к чешской и русской культурам. Однако стоит упомянуть, что герои романа (как и автор) - образованные люди, обладающие широким кругозором, и потому в их речи нередко встречаются вкрапления и из других языков:

· Латынь: mastodontus sibiricus [Monнkovб 1987:427], pyrhocoris apterus [Monнkovб 1987:187], plecotus austriacus [Monнkovб 1987:104] и др. Латинские наименования встречаются в романе лишь в речи одного из героев - Квиетоне, который, будучи биологом, использует латынь для определения тех ли иных организмов.

· Финский язык: «Turun Yliopisto» [Monнkovб 1987:173] (название газеты). Вкрапление на финском языке встречается в романе лишь один раз: главные герои обсуждают газеты разных стран и пару слов говорят и об этой финской газете.

· Итальянский язык: газеты «Osservatore Romano» [Monнkovб 1987:173], «Il Manifesto» [Monнkovб 1987:173]. Итальянский язык также используется при обсуждении газет разных стран. Представленные два вкрапления - названия двух газет на итальянском языке (первая - газета, издающаяся в Ватикане, вторая - в Италии).

· Французский язык: Boudeuse [Monнkovб 1987:202] (небольшой двухместный диванчик), confident [Monнkovб 1987:202] (S-образное кресло) и др. Французские вкрапления в романе используются в различных случаях: если не существует перевода французского слова на немецкий язык (Point de lendemain) или, например, если это цитаты из произведения, в котором она уже является иноязычным вкраплением и потому не требует перевода; если необходимо подчеркнуть (часто иронически) особое происхождение того или иного предмета (Boudeuse, confident) и т.д. Нередко после использования французских вкраплений Либуше Моникова дает его немецкий перевод читателю, что уменьшает чувство отстранения от их использования.

· Английский язык: barber chair [Monнkovб 1987:202] (рус. парикмахерское кресло), New York Times [Monнkovб 1987:172], Science [Monнkovб 1987:172], Scientific American [Monнkovб 1987:172], Boston Globe [Monнkovб 1987:172] и др. Использование английского вкрапления в данном случае также весьма иронично. Несмотря на то, что в немецком языке существует слово-аналог, автор выбирает его английский вариант, чтобы иронией подчеркнуть его особенность.

· Японский язык: Nippon [Monнkovб 1987:424], Konnichiwa [Monнkovб 1987:434] («Добрый вечер»). Японские вкрапления также немногочисленны, они встречаются в последней части романа и также используются автором с разной целью. Слово «Nippon» (название Японии по-японски) используется героем в диалоге, скорее всего, лишь чтобы обнаружить свою некоторую образованность. Второй же пример (Konnichiwa) встречается в речи героя, который намерен посмеяться над несостоявшимися путешественниками в Японию.

Итак, по сравнению с многочисленными чешскими и русскими вкраплениями, вкрапления других языков встречаются намного реже. Автор использует их для указания на образованность героя, для выражения иронии, а также при отсутствии перевода вкрапления на немецкий язык.

Выводы к главе 2

Роман Либуше Мониковой «Die Fassade» - транснациональный роман, в котором читатель наблюдает столкновение трех культур: немецкой, чешской и русской. Автор упоминает в романе элементы русской и чешской культур, а также широко использует иноязычные вкрапления этих языков.

Элементы чешской культуры в романе представлены двумя формальными способами: на немецком и чешском языках. Используя прием контраста, Либуше Моникова выделяет особенно важные для чешского народа элементы культуры с помощью чешского написания. Среди собственно чешских вкраплений также выделяется два их типа: те, что были ранее переведены на немецкий язык или имеют аналог в немецком языке, но представлены автором на чешском, и те, которые таких аналогов не имеют - то есть реалии.

Автор использует чешское написание некоторых чешских произведений искусства, чтобы отделить их от общемировых, обнаружить их самобытность, а также чтобы представить читателю колорит чешского быта, чешской культуры.

Система использования Либуше Мониковой русских вкраплений и элементов русской культуры в тексте сложнее. Так, элементы русской культуры могут быть представлены с помощью перевода на немецкий язык. Данный способ мы обозначали в работе как нейтральный: сила отстранения в таких случаях будет для немецкого читателя минимальной. К таким элементам мы отнесли, в первую очередь, имена русских культурных и политических деятелей, названия русских произведений искусства, а также имена персонажей русского фольклора.

Во втором случае элементы русской культуры представлены в романе с помощью немецкой транслитерации. В таких случаях чувство отстранения для читателя усиливается. К такого типа вкраплениям мы отнесли элементы быта, истории, культуры русского народа, а также некоторые цитаты из русских песен.

Третий тип вкраплений отличается от второго лишь тем, что русские слова переданы в тексте с помощью чешской транслитерации. В данном случае мы можем говорить о главенствующей роли чешского языкового сознания, о возможной близости данного элемента культуры к Чехии.

Четвертый тип - собственно русские вкрапления на русском языке, обладающие наибольшей силой отстранения, так как для немецкого читателя символы кириллицы вряд ли будут понятны.

Помимо выбора разных языков для вкраплений, Либуше Моникова также использует кавычки и курсив для еще более сильного выделения вкрапления или добавления новых коннотаций.

Кроме чешских и русских вкраплений, в романе встречаются вкрапления и на других языках: итальянском, английском, финском, французском и японском. Такие вкрапления очень немногочисленны и используются автором для выражения некоторой иронии, для указания на образованность того или иного персонажа или при отсутствии немецкого перевода.

Глава 3. Чешский перевод романа «Die Fassade»

3.1 Элементы чешской идентичности в переводе

Перевод романа Либуше Мониковой на чешский язык был опубликован сравнительно недавно, в 2004 году. К этому времени произведение уже было переведено на многие иностранные языки, и несмотря на то, что сам роман с самого своего выхода нередко упоминался в литературных чешских кругах, о его переводе задумались значительно позже. Возможно, причина этого кроется в самом сюжете романа: как уже было сказано в предыдущей главе, для чехов он не был особенно интересен по своей сути. Однако художественные особенности романа, несомненно, требовали глубокого изучения.

Обращаясь к чешскому переводу Яны Зубковой (Jana Zoubkovб), мы стремимся выделить в нем те особенности, которые помогли бы нам лучше разобраться в чешской идентичности. Для этого мы коснемся тех же самых аспектов, что были рассмотрены в предыдущей главе и в том же порядке - исключительно для удобства анализа и будущего ознакомления с ним.

В этой части работы мы обратим внимание на то, каким образом функционируют в переводе иноязычные вкрапления и места культурной памяти, каковы особенности их оформления, и попытаемся понять, смог ли переводчик передать те нюансы оформления и смысла, которые показались нам важными в предшествующем анализе.

Чешские вкрапления и места культурной памяти в романе играют большую роль в произведении Либуше Мониковой, что многократно подчеркивается особенностями их оформления в тексте. Как уже было сказано выше, многие чешские элементы культуры фигурируют в тексте на чешском языке, что выделяет их из повествования на немецком языке. В переводе выделение подобных элементов усложняется, так как язык вкраплений остается прежним.

Проанализируем, как исследуемые нами элементы в предыдущей главе оформлены в чешском переводе:

· Произведения чешских авторов

В то время как в немецком тексте наименования произведений, написанных чешскими авторами, различаются (представлены на чешском или немецком языке), в переводе они встречаются только в чешском переводе.

Отметим, что примеры употребления названий произведений в чешском тексте взяты в кавычки только потому, что являются цитатами романа. В самом тексте названия произведений в кавычки не взяты по правилам чешского языка.

Итак, по решению переводчика названия чешских произведений переданы в переводе по-чешски. Подобное употребление наименований исключает какое-либо чувство отстранения, дистанцированности, выделения роли одних деятелей культуры и их произведений, и смягчение значимости других. Никаких графических средств для разграничения наименований Яна Зубкова также не использует, и тем самым употребление этих элементов в тексте становится нейтральным.

· Географические наименования Чехии

Важность выбора чешского и немецкого вариантов написания географических наименований была доказана в предыдущей главе. То, насколько велика, по мнению автора, связь определенного места с историей Чехии, показывает язык его наименования. Ярче всего это проявилось в разных способах написания районов Праги: два из них были употреблены в тексте на немецком: «Die Sьdstadt», «Nordstadt» [Monнkovб 1987:152], два - на чешском: «Hostivaш», «Prosek» [Monнkovб 1987:126]. В чешском переводе и это нивелируется. Все наименования чешских городов даны на чешском языке: Severnн Mмsto, Jiћnн Mмsto, Hostivaш, Prosek [Monнkovб 2004:126].

Это же касается и других географических наименований: Litomyљl [Monнkovб 2004:96], Vyљehrad, Hlubokб, Љumava, Tшeboт, Zvнkov, Malљe, Luћnice, Neћбrka [Monнkovб 2004:115]

· Реалии чешской культуры, а также имена чешских деятелей

Реалии чешской культуры, предметы бытового характера, которые употреблялись в оригинале по-чешски из-за особенностей языковой личности героев, представлены в переводе романа также по-чешски. Переводчик опять же никак не выделяет эти слова и не указывает на их особое значение для героев, что делала Либуше Моникова. Так, слова nanuk, иapka, љodу [Monнkovб 2004:114] и другие также становятся абсолютно нейтральными в тексте перевода.

То же касается и чешских имен в переводе: так же как и в оригинале, они представлены на чешском языке, однако никак не выделяются своим оформлением.

· Другие элементы культуры

Во второй главе нами были выделены такие элементы культуры, которые не вошли в предыдущие группы, и потому были вынесены отдельно: это названия чешских журналов и название чешского фильма-мюзикла «Kdyby tisнc klarinetщ». Если второй случай довольно типичен и представлен в переводе на чешском языке без каких-либо добавочных маркировок, то названия чешских журналов, хоть и представлены на чешском, выделены переводчицей курсивом: Lidovб demokracie, Prбce, Veиernн Praha, Ћivot strany, Frэdlantskй ozvмny [Monнkovб 2004:144] и др.

Так же как и в случае с наименованиями произведений искусства, названия журналов в кавычки не берутся. Стоит отметить, забегая вперёд, что все названия журналов в романе - и чешские, и русские, и немецкие, и итальянские - выделены переводчицей курсивом. То есть Яна Зубкова не стремится выделить конкретно чешские журналы: особенности оформления касаются названий изданий всех языков.

Таким образом, элементы чешской идентичности, столь ярко представленные в романе Либуше Мониковой, теряют свою значимость в переводе. Этот факт кажется нам тем более удручающим, что далеко не все элементы чешской культуры Либуше Моникова давала на чешском языке, действуя избирательно и тем самым представляя немецкому читателю самые значимые для нее места культурной памяти.

3.2 Элементы русской идентичности в переводе

Элементы русской культуры в немецкоязычном романе показались нам наиболее интересными из-за большого спектра возможностей оформления. В чешском же переводе эти возможности логичным образом сокращаются: теперь русские вкрапления не передаются через немецкий шрифт. Переводчица использует либо русскую кириллицу, либо чешский алфавит, либо элементы русской культуры переведены на чешский язык.

Мы начнем наш анализ с последнего случая, так как он кажется нам самым простым из всех.

· Элементы русской культуры, переведенные на чешский язык

К таким элементам относятся, в первую очередь, названия русских произведений. Точно так же, как они переведены в оригинале романа на немецкий язык, в его переводе они представлены по-чешски. Очевидно, здесь переводчица строго следует за автором романа и никак не подчеркивает принадлежность этих элементов к русской культуре:

· «Kapitбnskб dcerka» [Monнkovб 2004:62] («Капитанская дочка»);

· «Osud иlovмka» [Monнkovб 2004:219] («Судьба человека»);

· «Mrtvй duљн» [Monнkovб 2004:66] («Мёртвые души»);

Переведенные на чешский язык названия русских произведений не дополняются курсивом или какими-либо другими маркерами, что отмечается в других случаях, описанных ниже.

· Элементы русской культуры, транскрибированные по-чешски

Это самая большая группа из выделенных нами русских элементов. К ней относятся те случаи в оригинале романа, когда русские вкрапления были представлены с помощью чешской и немецкой транскрипции. Либуше Моникова с помощью разных способов транскрибирования указывала на ту или иную степень близости чешскому человеку элементов русской культуры. В переводе же это разграничение отсутствует.

Так, например, один из самых ярких примеров, указывающих на важность выбора языка транскрибирования - употребление цитаты из песни «Путь-дорожка, фронтовая» с помощью разных языковых систем - теряет свое значение в переводе. Переводчица использует чешский вариант в каждом варианте: Put' doroћka, frontovaja [Monнkovб 2004:74, 206].

Так же транскрибированы случаи:

· Прямой речи русских персонажей: Akadмmija nauk [Monнkovб 2004:206], druћba [Monнkovб 2004:206]

· Прямой речи чешских персонажей: Nмt, kak dolgo jiљиo [Monнkovб 2004:198]

· Упоминания реалий русской жизни: vezdмchod [Monнkovб 2004:306]

· Упоминания русских песен: Љiroka strana moja rodnaja, My jedim. Jedim, jedim v daljokie kraja [Monнkovб 2004:307]

В употреблении названий русских песен в переводе есть один интересный момент, который требует особого комментария. Обычно переводчица использует для написания названий русских песен чешский язык с курсивом: напр., Putґ doroћka [Monнkovб 2004:284], то же самое происходит в использовании песенных цитат. Однако один раз за повествование переводчица отходит от этого правила и не использует курсив, то есть тем самым снижает чувство дистанцированности:

«Kalinku! Katґuљu!» volajн matematici. «Љiroka strana moja rodnaja!» ozve se os dveшн hlubokym hlasem». [Monнkovб 2004:255] («Калинку! Катюшу!» - кричат математики. «Широка страна моя родная!» - звучит из-за дверей низкий голос»).

В этом случае в одном предложении соединяются два разных способа написания русских песенных названий, хотя в оригинале Либуше Моникова никакого различия между ними не показала. Здесь, возможно, имеет место личное языковое сознание переводчицы, которая не пожелала первые два названия делать слишком отстраненным и потому использовала в их написании стандартный шрифт. Это говорит о том, что, возможно, Яне Зубковой, переводчице, первые две песни не кажутся столь далекими от чешской культуры.

Интересны также случаи, когда переводчица играет с вкраплениями, которых нет в оригинальном тексте. Так, например, слово Sammelkarte [Monнkovб 1987:389], никак не выделенное Либуше Мониковой в романе, Яна Зубкова меняет на слово bumбћka [Monнkovб 2004:322] и выделяет его курсивом, тем самым добавляя в роман еще одно вкрапление и усиливая чуждость русской культуры для чешских персонажей.

Есть и обратный случай: в предыдущей главе мы рассматривали использование слово «частушка» в немецком тексте. Либуше Моникова взяла его в кавычки, делая его более дистанцированным от немецкого читателя. Она транскрибировала его по-немецки, чтобы показать, что в данный момент истории эта «частушка» воспринималась чешскими персонажами как чуждая и, возможно, неприятная.

Яна Зубкова использует в тексте чешское написание этого слова: иastuљka [Monнkovб 2004:291] и никак при этом не выделяет его, что говорит о полной гармонии этого слова с чешским языком. Мы согласимся с выбором переводчицы: чешский читатель, скорее всего, не понял бы причины выделения слова «частушка» в чешском тексте, ведь она является общей реалией славянского народа.

· Русские вкрапления с использованием кириллицы

Напомним, что подобные вкрапления в тексте встречаются очень мало - всего 4 раза. Мы не станем подробно останавливаться на них, так как эти вкрапления никак не отличаются от параллельных вкраплений в оригинале романа. При этом переводчица подчеркивает их чуждость курсивом, чего не делает Либуше Моникова.

Стоит отметить, что переводчица Яна Зубкова во всех перечисленных выше случаях упоминания в тексте элементов русской культуры, русских вкраплений, использует выделение курсивом. Также курсив она использует при написании названий журналов: русских, чешских, немецких и изданий на других языках. На наш взгляд, это делает использование курсива не совсем продуманным.

Либуше Моникова пользуется курсивом намного осторожнее и реже: в латинских наименованиях или вкраплениях других, редко встречающихся в тексте языках, или же для передачи иронии. Именно это позволило ей, например, так ярко выделить слово «голубчик» в немецком тексте и указать читателю на его коннотации.

Частое употребление курсива переводчицей смазывает это чувство, однако делает вкрапления более заметными глазу.

Итак, элементы русской культуры в чешском переводе в целом сохраняют свою чуждость, которую стремилась передать Либуше Моникова. Это работает и на дихотомию «свой-чужой», которая ярко проявляется в романе. Однако способы выделения вкраплений в переводе сокращаются, а переводчица слишком часто, на наш взгляд, использует курсив - тем самым теряются некоторые художественные особенности оригинала.

3.3 Иноязычные вкрапления и элементы других культур в переводе

Все иноязычные вкрапления, перечисленные нами в предыдущей главе (японские, итальянские, финские и другие), оставлены в романе в незыблемом виде, что кажется нам вполне закономерным ввиду их небольшой значимости, однако абсолютно все выделены курсивом.

Единственное отличие заключается в том, что в переводе романа появляется еще один язык вкраплений - немецкий. Немецкие вкрапления встречаются в тексте очень редко:

· «Wir schreiten kaum, doch kamen wir schon weit. Du siehst mein Sohn, zum Raum wird hier die Zeit» [Monнkovб 2004:295]

· «Es tut weh, Jesuskotte! Weil du tiefer gekommen bist als sonst» [Monнkovб 2004:112]

· Несколько названий немецких газет: «Neues Deutschland», «Volksstimme», «Die Welt», «Frankfurtet Allgemeine Zeitung» [Monнkovб 2004:155]

Без учета последнего случая с упоминанием немецкой периодики, немецкие вкрапления появляются в переводе тогда, когда есть уточнение, что персонаж говорит фразу по-немецки. При этом Яна Зубкова не дает перевод этих немецких вкраплений, и вопрос о необходимости подобных вкраплений кажется нам вполне закономерным. С одной стороны, переводчица передает ощущение чуждости немецкого языка чешским героям и чешскому читателю соответственно, с другой стороны, Либуше Моникова этого не делала: никаких особенностей выделения или дополнительных коннотаций в оригинале романа в этих местах нами не выявлено. Кроме того, отсутствие перевода немецкого текста может запутать чешского читателя, так как далеко не все читатели владеют немецким языком.

Итак, в данной главе мы проанализировали некоторые вкрапления, встреченные нами в переводе романа. Их немного - нами были выбраны самые показательные примеры, так как их использование в переводе весьма однообразно, и по нескольким вкраплениям можно судить и о других элементах.

Подводя итог, отметим, что перед переводчицей стояла сложная задача: ей было необходимо не только передать чуждость одних мест культурной памяти и близость других героям, но и разобраться в сложной системе оформления вкраплений. Но так как перевод совершался на один из языков этих вкраплений - на чешский, избежать потерь не удалось.

Выводы к главе 3

Мы рассмотрели роль иноязычных вкраплений и мест культурной памяти в переводе романе «Die Faasade» на чешский язык.

Чешские вкрапления и места культурной памяти, упомянутые в оригинале, в переводе оказались утеряны. К сожалению, переводчице не удалось подчеркнуть роль таких культурных деятелей в истории Чехии, по мнению Либуше Мониковой, как Б. Немцова или Б.Сметана, и показать незначимость для автора других лиц чешского возрождения. Также не удалось показать значение некоторых географических мест Чехии в сравнении с другими.

Однако Яна Зубкова смогла увидеть отстранение и дистанцированность многих русских вкраплений, выявленных в романе. Они представлены в переводе с помощью чешской транслитерации или собственно на русском языке и успешно выделяются в тексте за счет использования курсива. Но чрезмерное использование курсива в тексте, на наш взгляд, стало причиной смазанности восприятия реалий, мест культурной памяти, цитат и пр. Частый курсив сделал их более выделенными и заметными, однако заставил исчезнуть многие нюансы, которые привносила с помощью него в текст Либуше Моникова.

Нельзя не отметить и некоторые изменения в области иноязычных вкраплений, внесенные переводчицей в текст: так, иногда Яна Зубкова, как бы полемизируя с Либуше Мониковой, уменьшает дистанциированность и чуждость вкраплений, а иногда - добавляет вкрапления, которых не было в оригинале текста. Это говорит о реальном влиянии языкового «я» переводчицы на текст, что подтверждает известное выражение о том, что любой перевод - это интерпретация.

Иноязычные вкрапления на латыни, английском, французском, итальянском, финском и японском языках сохранились в тексте в том же виде, что и в оригинале. Единственным отличием стало наличие в переводе нового языка вкраплений - немецкого, и мы в работе поставили под сомнение необходимость таких вкраплений, так как они не предполагались Либуше Мониковой и непонятны для чешского читателя без перевода.

Итак, перевод Яны Зубковой удачно передал чуждость элементов русской культуры, однако полностью игнорирует чешские вкрапления и места культурной памяти, представленные в оригинале. Также за счет чрезмерного использования курсива потеряны многие коннотации и оттенки смысла, играющие немалую роль в романе. Однако отметим, что избежать этих потерь для переводчика было сложно из-за того, что чешский язык перевода совпал с языком чешских вкраплений. Любой перевод - это всегда потеря определенного пласта смыслов. Вопрос о том, можно ли было уменьшить эти потери, остается открытым.

Заключение

Итак, данная работа, посвященная анализу чешской идентичности на материале немецкоязычного романа чешской писательницы Либуше Мониковой, имеет своей теоретической базой, в первую очередь, открытия в области лингвокультурологии и имагологии. Именно этим двум дисциплинам посвящена первая часть исследования. В ней была кратко представлена история становления лингвокультурологии как науки, изучены её особенности, а также рассмотрено такое понятие как идентичность. Было выявлено, что лингвокультурология, наука, которая занимаются изучением взаимодействия языка и культуры, имеет все предпосылки для анализа идентичности того или иного народа, т.е. национальной идентичности. Идентичность, или самосознание, может выражаться текстах с помощью различных художественных особенностей, использования уникальной лексики, реалий, упоминания концептов, присущих той или иной культуре. Всё это отображает языковую картину мира представителя определенного народа и тем самым раскрывает его национальную идентичность.

В этой же главе мы постарались доказать реальность проблемы поисков национальной идентичности в современном обществе, опираясь на многочисленные исследования в этой области в разных странах и пришли к выводу, что процесс глобализации, затрагивающий сегодня все больше стран и народов, воспринимается их представителями как посягательство на их самобытную культуру. И потому появляются закономерные попытки определить свое место в мире, отделиться от «чужих», разделить мир на «свое» и «чужое».

Наиболее ярко этот процесс отражается в произведениях, написанных авторами с гибридной идентичностью, т.е. в транснациональных произведениях. Так как столкновение культур, выраженное в тексте, максимально четко выделяет черты, присущие различным культурам и мировоззрениям. Элементы идентичности, представленные в подобных текстах, часто можно выявить с помощью иноязычных вкраплений или упомянутых в произведении мест культурной памяти.

Также в первой главе мы коснулись проблемы поиска чешской идентичности и пришли к выводу, что эта область достаточно молода, однако она стремительно развивается, что доказывается наличием современных исследований в этой области.

В то время как первая глава носит в целом теоретический характер, вторая глава определена нами как практическая. В ней мы попытались проанализировать элементы чешской идентичности, представленные в романе Либуше Мониковой «Die Fassade». Нами были выявлены многочисленные иноязычные вкрапления, а также места культурной памяти, важные для автора. Было доказано, что важнейшую роль среди иноязычных вкраплений романа играют чешские вкрапления: именно они указывают на близость тех или иных реалий, памятников культуры и природы, культурных деятелей чешскому народу. Не менее значимую роль играют в романе и русские вкрапления: они служат для создания русского колорита во второй части романа, но, в первую очередь, способствуют усилению дихотомии «свой-чужой», чем резко отделяют чешскую культуру от русской.

Таким образом, в ходе работы над второй главой нами были выявлены те произведения искусства, те культурные и научные деятели, те элементы быта и реалии, которые, по мнению Либуше Мониковой, являются неотъемлемой частью чешской культуры. В то же время за счет избирательного использования иноязычных вкраплений мы обнаружили те элементы чешской культуры, которые автор не относит к местам культурной памяти.

Третья глава посвящена исследованию перевода романа «Die Fassade» на чешский язык. Нами было выявлено резкое сокращение различных смысловых коннотаций, но также и сохранение дихотомии «свой-чужой» в отношении к русской культуре. Однако мы в то же время отметили намеренное отхождение переводчицы Яны Зубковой от автора в некоторых случаях, что говорит о её несогласии с некоторыми представлениями о чешской культуре.

Итак, на основе проведенной работы мы делаем вывод, что роман Либуше Мониковой «Die Fassade» представляет собой богатый материал для изучения чешской идентичности в лингвокультурологическом аспекте, в то время как его перевод представляет для исследователя меньший интерес за счёт серьезных смысловых потерь. Однако их сравнительный анализ может оказаться весьма продуктивным, так как снизит субъективную составляющую произведения и позволит выявить более универсальные места культурной памяти чешского народа.

Библиография

1. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка: Попытка системного описания \\ Вопросы языкознания. 1995. № 1. С. 37-67.

2. Арутюнова Н. Д. Язык и мир человека М., 1999. 896 с.

3. Баранова К.М. Идентичность и художественный текст: формирование национальной идентичности в контексте американской литературы. М., 2016. 86 с.

4. Бахтин М. М. Из предыстории романного слова // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. М., 1975. С. 408-446.

5. Болдырева А.Н. Роль элементов русской культуры в романе Либуше Мониковой «Die Fassade» («Фасад») \\ Lingua Viva. С.35-43.

6. Болдырева А.Н. Чешская идентичность и транснациональный роман Либуше Мониковой «Die Fassade» \\ Мировая литература на перекрестье культур и цивилизаций. 2017. №3

7. Бутенина Е.М. Гибридная идентичность как литературная проблема: На материале китайско-американской женской прозы XX века: диссертация кандидата филологических наук: 10.01.03. Москва, 2006. 205 с.

Размещено на Allbest.ru