Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

Наименование домашних животных и птиц в сказках (по сборнику русских народных сказок А.Н. Афанасьева)

Специальность 10.02.01 - русский язык

На правах рукописи

Томова Ульяна Александровна

Москва - 2010



Работа выполнена на кафедре истории русского языка и общего языкознания Московского государственного областного университета.

Научный руководитель: Копосов Лев Феодосьевич, доктор филологических наук, профессор.

Официальные оппоненты: Войлова Клавдия Анатольевна, доктор филологических наук, профессор (Московский государственный областной

университет, кафедра славянской филологии);

Устинова Людмила Юрьевна, кандидат филологических наук (Институт содержания и методов обучения Российской академии образования; Лаборатория литературного образования).

Ведущая организация: Московский областной государственный гуманитарный институт (г. Орехово-Зуево).

Защита состоится «20» мая 2010 г. в ___ часов ___ минут на заседании диссертационного совета Д 212.155.02 по защите докторских и кандидатских диссертаций (специальности: 10.02.01 - русский язык, 13.00.02 - теория и методика обучения и воспитания [русский язык]) при Московском государственном областном университете по адресу: 105005, г. Москва, ул. Ф. Энгельса, д. 21а.

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Московского государственного областного университета (105005, г. Москва, ул. Радио, д. 10а).

Автореферат разослан «___» ___________ 2010 г.

Ученый секретарь диссертационного совета доктор филологических наук, профессор В.В. Леденёва.

русский немецкий сказка языковый

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В окружающей человека действительности предметы, вещи, явления, живые существа - все имеют свои наименования, которые обусловлены теми или иными факторами. Что лежит в основе того или иного названия, куда уходят его этимологические корни, как происхождение слова связано с его повседневным употреблением в определённом контексте? Эти вопросы интересовали человека всегда. Одной из основных задач современной лингвистической семантики стало исследование языковой картины мира, изучение того, как язык представляет мир. Русская народная сказка является богатым материалом для многочисленных исследований в данном направлении.

Выбор темы диссертационного исследования обусловлен необходимостью изучения наименований птиц и домашних животных с целью раскрыть особенности взаимоотношений человека с окружающим его животным и птичьим миром, через специфику номинации получить представление об укладе жизни, быте наших предков, об особенностях ведения ими домашнего хозяйства, об их представлениях о семейных и дружеских связях, выявить отличительные черты менталитета русского человека.

Материал: в ходе исследования наименований домашних животных и птиц нами было изучено 600 текстов русских сказок из сборника «Народные русские сказки» А.Н. Афанасьева (в трех томах, издательство «Наука», Москва, 1984-1985), 200 немецких сказок из собрания сочинений братьев Гримм в переводе под редакцией П.Н. Полевого (издательство «Алгоритм», СПб., 1998). Далее в тексте автореферата иллюстративный материал из этих источников сопровождается указанием сокращенной фамилии автора, года издания, номера тома и номера страницы.

Поскольку немецкие сказки рассматривались нами в переводе, установить семантику наименований домашних животных и птиц в оригинале не представилось возможным, их данные привлекаются частично, прежде всего, для выявления особенностей русской номинации. В структуру научного текста введено, обработано и изучено около 372 лексемы (245 наименований домашних животных, 127 наименований птиц), количество которых изначально ограничено рамками исследуемого нами сборника сказок.

Объектом исследования стали тексты сказок из сборника русских народных сказок А.Н. Афанасьева, из сборника немецких сказок, собранных Братьями Гримм, в переводе под редакцией П.Н. Полевого.

Предметом исследования - наименования птиц и домашних животных из сборника русских народных сказок под редакцией А. Н. Афанасьева, из сборника немецких сказок, собранных Братьями Гримм, в переводе под редакцией П.Н. Полевого.

Актуальность диссертационного исследования связана с недостаточной изученностью языковой картины мира у разных народов и необходимостью дальнейшего исследования ее отдельных фрагментов, к которым можно отнести и народную сказку. Нами предпринимается попытка исследования одного из множества лингвистических аспектов изучения текстов сказок - наименований сказочных домашних животных и птиц, недостаточно изученных в лингвистической науке с точки зрения важного информационного источника, дающего сведения об особенностях культуры и быта русского народа, его нравственных устоев, эстетических и религиозных представлений, специфики осмысления явлений окружающей действительности. Изучение наименований домашних животных и птиц, встречающихся в русских народных сказках, осуществляется с привлечением переводных немецких народных сказок, что позволяет сравнить некоторые из аспектов русской и немецкой картин мира.

Цель диссертационного исследования - выявление специфики русской номинации животных и птиц с точки зрения этимологии и их символики в русских сказках при привлечении сказок немецких авторов.

Достижение указанной цели осуществляется через постановку и решение следующих задач:

1) дать тематическую классификацию наименований животных и птиц;

2) проанализировать наименования животных и птиц с позиций этимологии и контекстуального употребления;

3) показать связь этимологических данных с символическим значением слова в сознании народа, определить, в какой степени символическое значение мотивировано этимологическим;

4) выявить оценочную характеристику животных и птиц и способы выражения оценки;

5) провести сравнительный анализ наименований птиц и животных в русских и немецких сказках.

Основная гипотеза исследования: наименования домашних животных и птиц в сказках отражают языковую картину мира русских людей.

Языковое и символическое значения наименований домашних животных и птиц в русской народной сказке (на фоне немецкой сказки) не становилось объектом изучения, что определило новизну диссертационного исследования.

Теоретическая значимость работы заключается в том, что в диссертации предпринимается попытка анализа текстов русских народных сказок, а также переводных немецких сказок с точки зрения способа наименования в них птиц и домашних животных, этимологии и символики этих наименований, соответствия этимологического и символического значений друг другу с целью выявления отразившихся в сказках представлений русского человека об окружающем его мире животных и птиц, являющихся одним из многочисленных составляющих фрагментов языковой картины мира.

Практическая значимость диссертационной работы состоит в том, что её результаты могут быть использованы при дальнейшем изучении сказки, как произведения, отражающего языковую картину мира, в курсе преподавания русского языка и литературы в школе, в вузовских курсах предметов филологического цикла, лингвоанализа текста, спецкурсах и спецсеминарах по современному русскому языку и русской литературе. Сопоставительное исследование способов русской и немецкой номинации приведет к выявлению ряда межъязыковых сходств и различий, что имеет важное практическое значение.

При анализе языкового материала нами использовались описательный, структурный, лексико-семантический, лингвогеографический, сравнительно-сопоставительный, этнолингвистический и сопоставительный методы исследования.

Положения, выносимые на защиту:

1. Этимологическое значение наименований животных и птиц, в одних случаях, находит отражение в символике исследуемых сказок (ворон, лебедь, бык), в других случаях, не всегда совпадает с народными представлениями о том или ином животном, птице (воробей, утка).

2. Номинация домашних животных и птиц в русских народных сказках из сборника А.Н. Афанасьева в большей степени базируется на символике, нежели на этимологии. Символическое значение не всегда мотивировано этимологическим значением.

3. Для сказок характерно явление антропоморфизма.

4. Национальные особенности образа жизни русского и немецкого народов определили различия в восприятии животных и отношении к ним, при этом представления славян и германцев о некоторых животных являются общими.

6. Русская номинация домашних животных и птиц в сказках является в большей степени распространенной, вариативной, имеет оценочный характер, нежели немецкая номинация, насколько об этом можно судить, исходя из перевода немецких сказок.

Апробация работы. Основные теоретические положения диссертации изложены в трех публикациях, в том числе в издании списка ВАК. Материалы исследования обсуждались на заседаниях кафедры истории русского языка и общего языкознания Московского государственного областного университета (2008, 2009).

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, двух глав, Заключения, Библиографического списка и Приложения.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обобщены сведения об изучении сказки как явления фольклора. Перечислены научные направления, сложившиеся на разных этапах изучения сказки: мифологическая школа (братья Якоб и Вельгельм Гримм, А.Н. Афанасьев, Ф.И. Буслаев), историческая школа (В.Ф. Миллер), компаративистская школа (А.Н. Веселовский), структурный подход (В.Я. Пропп) и другие.

Нами обосновывается актуальность выбранной темы, её научная новизна, теоретическая и практическая значимость работы, определяются объект, предмет, цели, задачи и методы исследования, характеризуется теоретическая и практическая значимость диссертации, языковой материал, его источники.

В первой главе «Наименование домашних животных в сказках» нами рассматриваются наименования домашних животных, всегда находящихся рядом с человеком. Это конь, лошадь, бык, корова, баран, овца, коза, свинья, кошка, собака. Через отношение человека к домашним животным, переданное в сказках, мы получаем представление об укладе жизни, быте наших предков, об особенностях ведения ими домашнего хозяйства, об их представлениях о семейных и дружеских связях, взаимопомощи людей и животных.

Каждое слово рассматривается нами с точки зрения лексического и этимологического значений. С этой целью используются данные этимологических, лексических и диалектных словарей. В диссертации проведено сопоставление этимологии наименований того или иного животного и символической роли этого животного в жизни людей с целью выявления степени мотивированности их друг другом. В качестве этнолингвистических источников нами использовались работы А.В. Гуры («Символика животных в славянской народной традиции»), О.Н. Трубачева («Этногенез и древнейшая культура славян»), М.М. Маковского («Индоевропейская этимология: Предмет - методы - практика»), В.Н. Топорова («Исследования по этимологии и семантике» в трех тт.) и др.

Осознание языковой картины мира невозможно без сопоставления языков разных народов. В нашем случае мы обратились к сборнику сказок Братьев Гримм в переводе П.Н. Полевого, потому что он типологически схож со сборником А.Н. Афанасьева; оба сборника относятся к одному временному периоду их создания, времени активного изучения сказки как одного из видов устного народного творчества; наблюдается схожесть сюжетов русских и немецких сказок.

Исходя из сборника сказок А. Н. Афанасьева, наиболее часто встречаемое в сказках животное - это лошадь, конь. В народной традиции это одно из наиболее мифологизированных и почитаемых животных, воплощение связи с миром сверхъестественного, «тем светом», атрибут мифологических (эпических) персонажей. Это животное занимает особое место в жизни человека. В ходе исследования материала этимологических словарей П.Я. Черных, И.И. Срезневского,

А.Г. Преображенского, М. Фасмера относительно этимологии слов лошадь и конь мы пришли к убеждению, что она сложна.

В сборнике А.Н. Афанасьева в качестве наименования этого животного наиболее часто встречается слово лошадь: «Волк пошел рубить дрова на сани, а лиса осталась пасти лошадь» [Афан.,1984, I: 16], «Король приказал шестерку лошадей под карету заложить…»[Афан., 1985, II: 47], «Пришли к сказанному кусту, а там уж их лошадей-то и нет…» [Афан., 1985, III: 93]. По нашим наблюдениям, слово лошадь в исследуемом нами сборнике является обобщающим для обоих полов словом: «Ехали два брата: один бедный, другой именитый; у обоих по лошади: у бедного кобыла, у именитого мерин.» [Афан., 1985, III: 19]. Любовное отношение к животному выражается у русских в таких наименованиях, как лошадушка, лошадка: «Как хватились хозяева своих лошадушек, давай искать…» [Афан., 1985, III: 92] , «Скажи, мужичок, кто твою лошадку пежил? Ишь, какая рябенькая да славная!» [Афан., 1984, I: 61], чего не встретишь в сборнике сказок Братьев Гримм (пер. под ред. П.Н. Полевого), где это животное воспринимается, прежде всего, как одно из средств передвижения.

В сборнике А.Н. Афанасьева представлено много сказок, где бедность крестьянского двора подчеркивается наличием лошаденки: «…лошаденка у него была дрянная, на работе замученная…» [Афан., 1985, III: 162].

В ходе исследования текстов сказок нами установлено, что для обозначения самки животного используются наименования: кобыла, кобылица, кляча: «Завтра встань, старик, ты пораньше, запряги кобылу в дровни… [Афан., 1984; I: 113], «Вскочила на свою быстролетную кобылицу и ударилась в погоню за Иваном-царевичем: кобылица бежит, земля дрожит!» [Афан., 1984, I: 358], «…а бери шелудивую клячу, что вся в гною на заднем дворе лежит» [Афан., 1985, II: 169].

Как видно из последнего примера, этимологическое значение слова кляча (`гнуть, кривой гнутый') расширилось представлением о кляче, как о худой, изнурённой лошади, и нашло отражение в наименованиях животного в сказках. В сборнике сказок Братьев Гримм, рассматриваемом нами в переводе по редакцией П.Н. Полевого, редко встретишь наименование кляча, чаще говорится о животном, находящемся в хорошей физической форме: «…увидел всадника, который бодро и весело прорысил мимо него на славной лошади…» [Гримм, 1998, 132]. Связано это, по-видимому, с тем, что вся жизнь германцев в древности проходила в охоте и военных занятиях. В отличие от славян, они мало занимались земледелием, не имели определенных земельных участков и вообще земельной собственности.

Для обозначения самца используются наименования конь, жеребец, мерин: «…и скачет конь выше лесу стоячего, ниже облака ходячего, горы, реки и озера меж ног пропускает, поля-луга хвостом устилает» [Афан., 1984, I: 361-362], «…у дубовых столбов стоят два жеребца, на железных цепях прикованы…» [Афан., 1984, I: 278], «Я с попом судился, судился, сивого мерина да рыжую коровку цап-царап!..» [Афан., 1985, III: 140]. Чаще всего слово конь используется в сочетании с различными определениями, имеющими, прежде всего, положительную оценку: « Ходит по лугу конь необыкновенной красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать» [Афан., 1984, I: 371], «…отец-то ему важного коня купил!» [Афан., 1985, II: 270], «Привязал Фомка сильномогучего коня к столетнему дубу…» [Афан., 1985, III: 161].

То же наблюдаем и в немецких сказках: «Для такого чудного коня будет прямым позором, если я не оседлаю его хорошим седлом…» [Гримм, 1998, 94].

Среди перечисленных определений в сборнике сказок А.Н. Афанасьева преобладают качественные прилагательные добрый и богатырский: «…к вечеру он домой ворочается, под ним добрый конь спотыкается» [Афан., 1984, I: 302]; «Теперь у меня славный богатырский конь, словно птица летит» [Афан., 1984, I: 305].

В исследуемом нами сборнике сказок встречается и цветовая характеристика: «…бежит до него серый конь…» [Афан., 1984, I: 240], «…и люди чёрные, и кони вороные…» [Афан., 1985, II: 272], «…оседлала для себя коня сивого, коня сивого-сивогривого…» [Афан., 1985, II: 376], «…вот мне и явились буры кони…» [Афан., 1985, III: 125]. В немецких сказках говорится о животных «огненного» окраса: «Чуть они причалят к берегу, ему навстречу выбежит конь золотисто-рыжей масти» [Гримм, 1998, 14], «…если он возьмется добыть для него золотого коня, который мчится быстрее ветра…» [Гримм, 1998, 94]. Связано это, по-видимому, с древними представлениями германцев о конях, впряженных в колесницу Солнца.

В русских сказках некоторые наименования даются животному в связи с определёнными признаками. Эти названия выполняют в какой-то мере эвфеместическую функцию (функцию замены): «Что ты, воронье мясо, спотыкаешься: друга слышишь али недруга? Отвечает добрый конь…» [Афан., 1984, I: 219], «Что ты, собачье мясо, спотыкаешься..? …под ним конь споткнулся…» [Афан., 1984, I: 228], «…но Иван-царевич ухватил ее за гриву и говорит: «Стой, конь, волчье мясо, сорокаалтынная кляча!» [Афан., 1984, I: 365], «…ах ты, волчья сыть, травяной мешок…» [Афан., 1985, II: 330] и имеют, как правило, просторечно-ругательный оттенок употребления.

Ряд наименований не содержит в себе прямого указания на лошадь: «…катит коляска, четверней запряжена…» [Афан., 1985, II: 23], «Сели верхами и поскакали нагонять Аленушку…» [Афан., 1985, III: 42], «…у крыльца стоит тройка вороных - так и рвут, копытами землю роют!» [Афан., 1985, III: 64].

В сборнике русских сказок есть несколько наименований, которые представлены именами собственными. Одно из них обозначает и кобылу, и жеребца, а, в общем, лошадь: «Сивка-бурка, вещая каурка! Стань передо мной, как лист перед травой» [Афан., 1984, I: 219].

Это имя собственное относится к числу вымышленных говорящих имен. Этимология имени соотносится с внешним обликом.

Детёныш животного имеет наименование жеребёнок: «…а три кобылы ожеребились тремя жеребятами» [Афан., 1984, I: 236], «Иван-царевич откормил жеребенка в зеленых лугах; стал из него чудный конь» [Афан., 1984, I: 304].

В текстах сказок сборника А.Н. Афанасьева используются также ласкательные словоформы жеребёночек, коняшка: «Не пей, братец, а то сделаешься жеребеночком» [Афан., 1985, II: 260], «Нет, не пей, братец, коняшка будешь» [Афан., 1985, II: 254].

Надо сказать, что в сборнике сказок А.Н. Афанасьева нет чёткой границы в употреблении наименований животного, они реализуются в одном контексте, хотя каждое из них имеет своё собственное значение: «Да мы этаких клячей и даром не возьмем. …хотели купить себе по доброму коню… Нешто подарить вам по лошадке? …отворяет чугунную дверь и выводит богатырских коней…» [Афан., 1984, I: 279].

Воплощением идеи плодородия, размножения, достатка у славян был крупный рогатый скот. Естественно, что корова и бык занимают особое положение и в сказках исследуемого нами сборника.

Помимо конкретного называния самки животного: «У богатого мужика отелилась сегодня корова и принесла красного бычка…» [Афан., 1985, III: 65], слово корова употребляется как обобщающее для обоих полов, например, «…там коровы дёшевы: телушка за мушку, за быка слепня дают…» [Афан., 1985, III: 150]. По народным представлениям корова несёт в дом здоровье, сытость и потому всегда была и есть объект постоянной заботы и внимания. Любовное человека к животному проявляется в наименованиях коровушка, коровка: «Жил-был старик да старушка, у них была кошечка-судомоечка, собачка-пустолаечка, овечка да коровушка» [Афан., 1984, I: 63], «Променял, ведет коровку за рога…» [Афан., 1985, III: 134].

В немецких сказках, исследуемых нами в переводе П.Н. Полевого, также встречаем любовное и уважительное отношение к этому животному: «- А где же мать Доилица? - Во хлеву коровушку доит» [Гримм, 1998, 203]; «…ну, а все же, если ты подкопишь денег и на те деньги коровку купишь, то ты отлично сделаешь» [Гримм, 1998, 233]. Объясняется это тем, что немцы, как и другие народы, почитали корову за священное животное, связанное с культом плодородия [Петрухин, 2005, с. 16].

В сборнике сказок А.Н Афанасьева встречается и такое наименование, как буренушка: «Мачеха не залюбила Марьи-царевны, послала ее пасти коровушку-буренушку… » [Афан., 1984; I: 122]. Происхождение слова буренушка, надо полагать, связано с бурым окрасом коровы. Оно является также уменьшительно-ласкательной формой распространенной коровьей клички - Бурена.

Для обозначения коровы в сборнике сказок А.Н. Афанасьева используются наименования собачье мясо, комолая, живот: «Вот все коровы в сарай вошли, только последняя у ворот остановилась и хвост оттопырила. «Ты чего, собачье мясо, дожидаешься?» [Афан., 1985, II: 64], «Что ж ты коров в сарай не загнал? Ведь одной-то, комолой, нету!» … «Отворяй ворота, принимай живота!» [Афан., 1984, I: 266].

Нами установлено, что этимологические данные не могут напрямую мотивировать ту или иную символику, приписываемую корове. Основа символического значения слова корова связана с почитанием коровы как кормилицы семьи, священного животного, являющегося символом плодородия, изобилия, благоденствия, тогда как в этимологическом толковании слова акцент сделан на наличии рогов у этого животного.

Говоря о символической роли быка, надо сделать акцент на том, что он - опора земли, надёжность. Это особо почитаемое, жертвенное животное, что отразилось в одном из распространенных наименований: «…перед ним является бык печёный, в боку нож точёный, в заду чеснок толчёный…» [Афан., 1985, II: 122], «…ходит тут бык печеный, в боку нож точеный. Кому надо закусить, изволь резать да кроить» [Афан., 1985, III: 153].

Несмотря на то, что в немецких сказках это животное, также как и в русских сказках, является воплощением силы, оно выступает, как отрицательный персонаж: «Близехонько он увидел большого черного быка и прекрасного оленя, которые жестоко между собою бились. Долго длился бой.., но наконец олень вонзил свои рога в бок быку, и бык со страшным ревом пал на землю…» [Гримм, 1998, 225].

Можно сказать, что этимологическое значение исследуемого слова бык нашло отражение в символике русских сказок. Этимон «звук - рёв, мычание», низкий, томный голос - символ силы, т. е. несёт в себе ощущение чего-то большого, агрессивного, сильного.

Детёныш коровы имеет наименование телёнок: «…куда Макар телят не гонял» [Афан., 1985, III: 96], «…беру с них на обмен корову с теленком…» [Афан., 1985, III: 145].

Для обозначения детеныша в сборнике сказок используется слово бычок: «У богатого мужика отелилась сегодня корова и принесла красного бычка…» [Афан., 1985, III: 65]. В «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даль отмечает, что бычок - малый, молодой бык, теленок [Даль, 1956, I:149]. В нескольких сказках сборника А.Н. Афанасьева детёныш коровы воспринимается как человек и имеет соответствующие имена, схожие с человеческими, - Иван Быкович и Буря-богатырь Иван коровий сын: «Родился у коровы сын Иван Быкович» [Афан., 1984, I: 225], «Ах, матушка, вашего сына, а моего мужа, погубил Буря-богатырь Иван коровий сын» [Афан., 1984, I:221].

Еще одним важным в хозяйстве славян животным была коза. Источник заимствования слова коза исследователями точно не определён; есть указания на связь значения этого слова с русским словом кожа. В сборнике сказок Афанасьева наиболее часто встречаемым наименованием самки и самца взрослого животного являются слова коза и козел соответственно: «Жила-была коза, сделала себе в лесу избушку и нарожала деток» [Афан., 1984, I: 64] «Смотрит, на горе стоит большой козел» [Афан., 1984, I: 67]. Встречаются и более расширенные наименования, основанные на символической роли животного: «…приказал добыть козу золотые рога, что в заповедных лугах гуляет…» [Афан., 1985, II: 119], «Я - коза рухлена, половина бока луплена; выйду - все бока повыбью!» [Афан., 1984, I: 75], «Сторожит ту печку коза о семи глазах» [Афан., 1985, III: 146]. В сказках сборника встречаются примеры наименований козы и козла, переводящих животных в ранг человека: «Козлятки впустили мать и рассказали ей, как приходил к ним бирюк» [Афан., 1984, I: 64], «В одной семье было три брата: большего прозывали Бараном, середнего Козлом, а меньшего звали Чуфиль-Филюшка» [Афан., 1984, I: 136], «Пойдём, брат Козьма Микитич…» [Афан., 1984, I: 58].

Обращаясь к символической роли козы и козла, отмечаем ее общность для животного женского и мужского пола. Коза, козел - символ и стимулятор плодородия. В то же время козел считается животным, имеющим демоническую природу; выступает как ипостась нечистой силы и одновременно как оберег от нее. Христианская церковь утвердила отношение к козлу как «нечистому» животному. Нечистую силу стали изображать с козлиными рогами и копытами. Можно предположить, что в связи с этим появилось такое двойное наименование мрасище-козлище, имеющее грубую оценку животного: «…поднялся старший брат мрасище-козлище, разбежался, ударился - и ворота отворились» [Афан., 1984, I: 57].

Первоначальное этимологическое значение и связь со словом кожа непосредственно в наименованиях козы, козла в сказках исследуемых сборников не имеет яркого выражения.

Для наименования детенышей козла и козы используются слова козленок, козлята и их уменьшительно-ласкательные формы: «Воротится коза, постучится в дверь и запоет: «Козлятушки, детятушки!» [Афан., 1984, I: 64], «Яблочко отпадет, козленка ушибет…» [Афан., 1984, I: 65].

В известной сказке сборника А.Н. Афанасьева «Сестрица Аленушка, братец Иванушка» с образом козленка связан обряд жертвоприношения, бытовавший у восточных славян и подтверждающий, что козел - одно из древнейших жертвенных животных. Братец Иванушка, ставший козленочком, плачется сестрице Аленушке на свою горькую долю: «Вот козленочек прибежал к морю, стал на берегу и жалобно закричал: Аленушка, сестрица моя! Выплынь, выплынь на бережок. Огни горят горючие, котлы кипят кипучие, ножи точат булатные, Хотят меня зарезати!» [Афан., 1985, II: 251].

Таким образом, мы делаем вывод, что наименования этого животного в большей степени связаны с его древней культовой ролью, а не с этимологическим значением, которое крайне трудно установить, поэтому в данном случае не приходится говорить о том, что этимологическое значение мотивирует символическое.

Образы овцы и барана в целом реализуют общий круг символических значений (их приносили как чистую жертву солнечным богам), хотя в ряде случаев подчеркиваются разные нюансы этих значений (что, в частности, определяется и различиями по полу). Так, в образе овцы чаще выступает связь с мотивами кротости, нежности, невинности, а в образе барана подчеркивается плодовитость, связь с солнцем и отдельными божествами, но в отрицательном смысле говорится о глупости (баран-дурень) и бестолковости барана.

Этимология слова баран связана со значением «резать», «колоть», «возделывать». Слово овца понимается как отглагольное именное производное, обозначавшее животных по их густому шерстяному покрову.

В исследуемом нами языковом материале русских сказок это животное чаще всего называется по половому признаку словами баран и овца: «Баран разбежался, ударил со всей мочи и сшиб волка…» [Афан., 1984, I: 56], ««…поди на задний двор да заколи овцу…» [Афан., 1984, I: 270]. Мы можем наблюдать, переход слова баран из имени нарицательного в имя собственное, в результате чего животному приписываются человеческие черты: «В одной семье было три брата: большего прозвали Бараном,..» [Афан., 1984, I: 136]. В качестве уменьшительно-ласкательного наименования животного используются слова барашек, овечка: «Взяла за гуська барашка и пошла еще в один дом» [Афан., 1984, I: 20], «Вот медведь много раз приходил, хочется ему съесть овечку - не тут-то было!» [Афан., 1984, I: 70].

Детеныш овцы и барана называется в сказках сборника традиционно ягненком: «Где волчица зарежет ягненка, а все я, бирюк, виноват» [Афан., 1984, I: 25].

Нами рассматривается гипотеза О.Н. Трубачева по поводу происхождения этого слова: название ягнёнка происходит от названия огня (индоевропейское *ognis). Кроме того, известно, что именно молодые животные по целому ряду религиозных и практических соображений чаще всего приносились в жертву богам [Трубачёв, 1960: 71, 73]. Название агнец, а впоследствии ягненок появилось в речи в связи с культовыми потребностями, символ жертвы изначально связан с первичным этимологическим значением слова, что нашло контекстуальное отражение в сказках из сборника А.Н. Афанасьева: «Волк притащил за уши свинью да ягненка,… и пошли наши стряпать» [Афан., 1984, I: 25].

Таким образом, можно сделать вывод, что этимологическое значение слов баран, овца, ягнёнок исследователи сводят к жертвоприношению, и это отразилось в символике языка сказок сборника А.Н. Афанасьева.

Наряду с лошадьми, коровами, козами и овцами восточные славяне занимались разведением свиней. Различны точки зрения на этимологию слова свинья:

1) названа по плодородности;

2) названа по причине склонности к болоту, грязи;

3) звукоподражательное происхождение слова.

Мнение о том, что под словом свинья подразумевается взрослое животное, подтверждаем примерами из сборника сказок А.Н. Афанасьева. В ряде из них определить пол животного, названного словом свинья, не представляется возможным: «Шла свинья в Питер богу молиться» [Афан., 1984, I: 41], «…а его заставила свиней пасти» [Афан., 1985, II: 69]. В других примерах под словом свинья однозначно подразумевается самка животного: «Сходила свинья со двора, сводила за собой махоньких и беленьких (т.е. поросят)» [Афан., 1984, I: 29], «Доложи барыньке, что свинья-то ваша пестра, моей жене сестра…» [Афан.,1985, III: 113], на что указывает наличие при ней детенышей-поросят и социальный статус сестры. Исходя из контекста примеров, в русских народных сказках словом свинья называется только одомашненное животное. Дикое животное обозначается словом кабан: «Несет домой, а навстречу ей лесной кабан» [Афан., 1984, I: 54], «Вот когда б ты принес мне какого-нибудь кабана, так я бы разжирел, как свинья!» [Афан., 1984, I: 67]. Наименование свинья является в данном примере эмоционально окрашенным эпитетом, появившимся в результате укоренившегося взгляда отрицательного свойства. Считается, что человек может быть грязным, как свинья, жирным, как свинья, мерзким, как свинья.

Еще одним наименованием бранного характера, обращенным к свинье, является свиная харя: «…волк… увидал свинью с поросятами и просился

было схватить поросенка; а свинья не дает. «Ах ты, свиная харя! - говорит ей волк» [Афан., 1984, I: 67]. Ласковое обращение наблюдается в наименованиях свинушка, свинка: «…на те деньги куплю свинушку, она принесет мне двенадцать поросеночков» [Афан., 1985, III: 206], «…добыл свинку золотую щетинку с двенадцатью поросятами…» [Афан., 1985, II: 13].

В исследуемых нами сказках из сборника А.Н. Афанасьева детеныши свиньи называются поросятами: «…она принесет мне двенадцать поросеночков; поросятки вырастут, принесут еще по двенадцати…» [Афан., 1985, III: 206]. В сказках встречается пример называния детенышей свиньи по окрасу: «Сходила свинья со двора, сводила за собой махоньких и беленьких (т.е. поросят)» [Афан., 1984, I: 29], что противоречит первоначальной этимологии слова поросенок (`пятнистый').

В рассматриваемых нами сказках свинья практически всегда выступает в сопровождении поросят. По-видимому, связано это с ее известной плодовитостью, что послужило появлению и таких наименований, как милая жена, супоросная свинья, матушка свинья: «…свинье челом отдал: «Здравствуй, милая жена, супоросная свинья!» [Афан., 1984, I: 63], «А вы скажите: ах, матушка свинья, возьми от нас этого дурака, он давно надоел нам…»[Афан., 1984, I: 222]. Можно провести параллели между наименованием матушка свинья и древним представлением о свинье, как о символе плодовитости Великой Матери.

В сборнике сказок А.Н. Афанасьева в наименованиях свиньи нет яркого проявления к ней человеком любовного (как к лошади, корове) или неуважительного (как к козлу) отношения. Нельзя назвать этот персонаж только лишь положительным или отрицательным. С одной стороны, свинья - существо, которое было одомашнено человеком для получения от него мяса и сала к столу. С другой стороны, свинья воспринимается, как грязный, неопрятный обитатель двора.

Поскольку в названиях свиньи наблюдается четкое различие по возрасту и полу животного, отдельно мы говорим о мужской особи - борове (`кастрированное животное').

Представления народа о борове, как об откармливаемом на убой животном, нашли в сказках отражение в контексте следующих примеров: «У нас другой год рябой боров кормится; такой жирный стал, что и на ноги не подымается!» [Афан., 1985, III: 19], «…все други, все приятели как боровы лежат, в зубах блины торчат…» [Афан., 1985, III: 178]. Неспособность борова к размножению и увеличению крестьянского хозяйства так же следует из контекста: «Жил себе старик со старушкой, и у них только и было именья, что один боров» [Афан., 1984, I: 41].

Интересно, что в противовес домашнему борову, фигурирующему в русских сказках, в исследуемом нами переводе немецких сказок под редакцией П.Н. Полевого, говорится о диком кабане: «До свадьбы портной должен был изловить ему в лесу страшного кабана, который наносил большой вред лесу…» [Гримм, 1998, 39]. Кабан предстает животным, обладающим разрушительной силой, направленной против человека.

Таким образом, исходя из этимологического значения слов боров и кабан, можно сделать вывод, что русские люди чаще имели дело с одомашненным видом самца свиньи, тогда как немцы испытывали вполне понятный страх перед дикими кабанами, обитающими в большом количестве в местных лесах.

Возвращаясь к русским сказкам, скажем, что свинья в них называется в соответствии с полом и возрастом животного. Неоднозначность этимологического значения слова свинья нашла отражение в наименованиях. В сказках наибольшее распространение получила идея называния свиньи по ее развитой плодородности, что соответствует и символической роли животного. Наименования боров и поросенок используются согласно своему этимологическому значению. Несмотря на полезность, приносимую свиньями в хозяйстве, они не пользуются любовью людей, и это отражается на их нераспространённых наименованиях.

Помимо животных, которые живут в хлеву, в сказках говорится и о тех, кто живёт в самом доме. Это кошка и собака.

В славянских представлениях кошка обладает двойственной символикой и различными демоническими функциями, поэтому и оценивается неоднозначно: и как чистое животное, и как нечистое. Двойственность образа этого животного обусловлена, по-видимому, реальными чертами его характера и ночным образом жизни, связью с волшебным потусторонним миром. У всех народов кошка была спутницей колдунов: «Баба-яга бросилась в хатку, увидела, что девочка ушла, и давай бить кота и ругать, зачем не выцарапал девочке глаза» [Афан., 1984, I: 126], «Немного спустя, ведьма со страшным криком промчалась мимо солдата на дикой кошке…» [Гримм, 1998, 183].

Частым персонажем русских народных сказок является именно кот: «Кот в поле услыхал, пустился в догоню, петуха отбил и домой принес» [Афан., 1984, I: 49]. Наиболее актуальным признаком для называния кота в русских сказках стали издаваемые им звуки - мурчание: «…где ни взялся котишко-мурлышко, серый лобишко, идет да таково жалостно плачет», «Тут мурлыко вину свою приносил и прощенья просил», «…мурлышко уже добыл бересты, обернул козлу рога и велел ему с баранком стукнуться лбами» [Афан., 1984, I: 57]. В состав распространенных наименований кота входят качественные прилагательные, характеризующие животное по цвету шерсти: «Кот-коток, серенький лобок! О чем ты, ходя, плачешь, на трех ногах скачешь?», «Заревели козел и баран: «Ах ты серый кот, бестолковый лоб!», «…а за ними скачет на трех ногах кот серый лоб» [Афан., 1984, I: 57].

В сборнике А.Н. Афанасьева не встретилось ни одной кошки черного цвета, несмотря на то, что именно в ее облике часто представляют нечистую силу. В сборнике сказок Братьев Гримм в переводе под редакцией П.Н. Полевого находим: «…две большие черные кошки быстрым прыжком подскочили к нему, сели по обеим его сторонам и уставились дико на него своими огненными глазами» [Гримм, 1998, 9].

По народным представлениям славян, кот способен благотворно влиять на сон. Поэтому образ кота часто встречается в колыбельных песнях. Часто сказка начинается с кота. Не зря домашнего духа - Баюнка - представляли в виде кота, рассказывающего сказки. В соответствии с этими представлениями появилось двойное наименование кот-баюн: «Ступай, - говорит, - за тридевять земель, в тридесятое царство, и достань мне кота-баюна» [Афан., 1985, II: 128]. С образом кота-баюна перекликается образ кота ученого - неотъемлемого представителя сказочного мира: «А Симеон меньшой взял с собою в путь сибирского кота ученого» [Афан., 1984, I: 258].

Кошка, кот являются персонажами «низшей мифологии», дающей представления о разных духах природы. Считается, что персонажи «низшей мифологии» вмешиваются в человеческую жизнь, встречаются с людьми и превращаются в них. Русский народ и в сказках называет кота то добрым молодцем, то молодым мужем: «Поклонилась коту и спрашивает: «Скажись, добрый молодец, кто ты таков…», «…отправилась лиса добывать припасов, чтоб было чем с молодым мужем жить; а кот остался дома» [Афан., 1984, I: 51].

Мотивы превращений человека в кошку, совмещающих элементы кошки и человека, неуловимость границ между кошачьим и человеческим, отчасти позволяет объяснить происхождение таких фольклорных имен, как Кот Котонаевич, Котофей Иванович, Котонайла Иваныч, Котай Иванович и других: «Кот Котонаевич, отыми меня!» [Афан., 1984, I: 48], «… зовут меня Котофей Иванович» [Афан., 1984, I: 51], «…не идет ли Котофей с лисою?» [Афан., 1984, I: 52], «О чем ты плачешь, Котай Иванович?» [Афан., 1984, I: 53], «Лиса вышла замуж за Котанайла Иваныча», «Ну, - говорят, - кому же идти за Котонайлом?» [Афан., 1984, I: 54]. В сказках сборника А.Н. Афанасьева кота называют еще и Васькой: «…сена клок - и тот пополам, а коли вилы в бок - так одному коту Ваське» [Афан., 1984, I: 57]. Связано это, по-видимому, с тем, что славяне почитали всемогущего бога подземного царства, скота, богатства и всех лесных животных - Велеса (после введения христианства на Руси - покровитель скота Святой Власий), чьим спутником и священным животным был кот.

В отличие от кота, женский образ кошки встречается в русских народных сказках не часто. Для называния используются слова кошка и ласковое кошечка: «Была у мужика еще кошка; перестала ловить мышей и ну проказить…» [Афан., 1984, I: 72], «…взял он свою собачку да кошечку и пошел себе в поле» [Афан., 1985, III: 253].

Слова котёнок, котёночек, котик называют в сказках детеныша кошки: «…вот сиротинка купил котёнка…», «…и говорит сиротинке: «Дай мне своего котика…» [Афан., 1985, II: 134], «…полюбился дураку один котёночек…» [Афан., 1985, III: 253].

Часто в паре с кошкой выступает собака. Верный друг-сторож человека - собака - постоянная героиня русских народных сказок. Исходя из данных словарей, слово собака заимствовано из иранских языков.

В русских сказках слово собака выступает в качестве родового наименования животного: «Идет дорогой зайчик да плачет, а ему навстречу собаки: «Тяф, тяф, тяф!..» [Афан., 1984, I: 26], «…приказчика привязал к лошадиным хвостам. «Собаке собачья и смерть!» [Афан., 1985, II: 58]. Мы можем наблюдать случай перехода значения слова собака из нейтрального в бранное. Словом собака называют в сказках и самку, и самца животного: «Здорово, кобель! Ну как поживаешь - хлеб поедаешь? - «Слава богу!» - отвечает собака» [Афан., 1984, I: 71], «…а у того человека сука была (про неё же) … чем кормить собаку-то будем» [Афан., 1985, III: 253]. Словоформа собачка в русских сказках указывает скорее не на размер животного, а на ласковое отношение к нему, что характерно для исследуемого жанра: «Хочешь, я покажу тебе мою любимую собачку?...» [Афан., 1984, I: 299]. В переводах немецких сказок мы наблюдаем противоположную картину, когда суффисы -чк-, -онк- образуют словоформы, передающие пренебрежительное отношение к данному животному: «Да пошла же прочь!» - все еще думая, что это собачка» [Гримм, 1998, 104], «…есть там собачонка маленькая, которая тотчас начинает лаять…» [Гримм, 1998, 176].

Наряду с наименованиями собака и собачка в сборнике сказок А.Н. Афанасьева распространено наименование пёс, известное с самого начала как родовое обозначение животного: «А мы все слушали, далеко ли псы гонят» [Афан., 1984, I: 35]. Выполнение словами собака и пёс одной и той же функции - родового обозначения животного - привело к тому, что в представлениях народа эти слова оказались взаимозаменяемыми: «…изловили охотничью собаку, привязали к столбу и бьют ее палками… За что вы бедного пса так бьете…» [Афан., 1985, II: 36].

В русских сказках встречаются примеры употребления слова пёс с резко отрицательной оценкой: «Тут старуха как гроза разразилась и старика разбранила: «Что ты наделал, старый пес?..» [Афан., 1984; I: 115],

«Мамай безбожный, пёс смердящий идёт на святую Русь» [Афан., 1985, II: 379].

Самка собаки называется сукой, самец - кобелем: «на её бессчастье и сука ощенилась» [Афан., 1985, II: 301], «А что, кобель, хочется тебе есть?» [Афан., 1984, I: 71].

Подробные данные о развитии значения слова кобель отсутствуют. Его современное значение 'самец собаки' бралось как исконное, и в этом виде слово считалось исключительно русским, без соответствий в других славянских языках. Однако есть сведения о том, что существовало сложение *kо-Ьe1-, обозначавшее какую-то разновидность светлой окраски, масти и именно в этой функции употребленное первоначально как название собаки [Трубачёв, 1960, с.29].

В сборнике А.Н. Афанасьева мы можем наблюдать утрату словом кобель своего первоначального значения: «Ну, бегал ты черным кобелем, а теперь полети дятлом» [Афан., 1985, II: 239].

Звукоподражательное происхождение имеет необычное наименование собаки гам-гам, образованное, видимо, от гамкать `лаять': «Прибрела собака и стучится: «Кто в хоромах, кто в высоких?» - …«А я гам-гам!» [Афан., 1984; I: 105].

В сказках из сборника А.Н. Афанасьева встречаются различные клички собак: «Серка, Берка! На хвост!» [Афан., 1984, I: 38], «А вот он - Журка!» - и кажет ей на собаку» [Афан., 1985, II: 37], «Я слышала - ты большой охотник; подарю тебе двух собак. Эй, Тяжелый и Легкий!» [Афан., 1985, II: 91], «…суке Галяме да матери Ульяне тридцать четвертей» [Афан., 1985, III: 143].

Детёныш собаки обозначается словами щенок, щенёнок щеночек: «…зарезал двух щенков, вынул из них потроха…» [Афан., 1985, II: 56], «…а вместо его подложили щенёнка…» [Афан., 1985, II: 310], «Не надо мне ваших денег, а дайте вы мне лучше того щеночка…» [Афан., 1985, III: 253].

Исследование способов наименования домашних животных в сказках показало, что русский человек не только отразил в них свои представления о внешнем виде животных, их повадках и роли в домашнем хозяйстве, но и выразил личное к ним отношение: осуждение, заботу, дружбу, любовь, уважение, страх, симпатию и др. Номинация в большей степени базируется на символике, нежели на этимологии. Символическое значение не всегда мотивировано этимологическим значением.

Вторая глава «Наименование птиц в сказках» построена по аналогии с первой главой. В ней анализируется номинация реально существующих видов птиц, находящихся в той или иной близости к человеку. Среди них орел, сокол, ворон, воробей, голубь, лебедь, гусь, петух, курица, утка.

Русский человек постоянно обращался к птицам или сравнивал себя с ними. Исходя из данных используемых нами этимологических словарей, мы делаем вывод о том, что этимология наименований птиц отражает наблюдения человека за особенностями:

1) жизни, полета, поведения во время охоты:

- этимологическое значение слова орёл предположительно связано со способностью данной птицы подниматься высоко в небо, что соответствует представлению об орле, как о божьей птице, царе, владыке небес.: «Иван сел на орла, обхватил его крепко руками; орел взмахнул крыльями, поднялся высоко вверх и забрался за третьи облака» [Афан., 1985, II: 204], «…не рассудишь - полечу искать суда-расправы у своего царя, орла» [Афан., 1985, II: 157];

- этимологическое значение слова гусь связано с поведенческими особенностями птицы во время издавания ею характерных звуков. Этимология нашла отражение в наименовании ярко выраженного звукоподражательного характера Гагатей Гагатеевич: «…не бывал ли ты в городе Горшанске, не знавал ли там Гагатея Гагатеевича?» [Афан., 1985, III: 116];

- слово петух своими корнями уходит к словам петь, певец: «…как петух запоет - так и ступай на работу на весь день… …пора бы батрака будить, да петух не поет!» [Афан., 1984, I: 266];

2) внешнего вида, цвета оперения:

- этимология слова лебедь восходит к слову белый: «…сделалось озеро, махнула правой рукой - и поплыли по воде белые лебеди…» [Афан., 1985, II: 266]. Этимологическое значение слова лебедь усиливается прилагательным белый;

- этимологическое значение слова голубь также связано с цветом оперения. В сказках сборника чаще указывается на белый цвет птицы: «…хозяин всех нас двенадцать выпустит белыми голубями - перо в перо, хвост в хвост и голова в голову ровны» [Афан., 1985, II: 226], что связано с символической ролью голубя - светлой птицы, несущей благо;

3) издаваемых звуков:

- слово курица имеет звукоподражательный корень («кричать», «реветь», «выть»). Примеров яркого отражения данной этимологии в исследуемом сборнике русских народных сказок нами выявлено не было. Чаще всего птица называется словами кура и курица: «…на двор к мужику и полезла на насесть к курам. Только что подкралась и хотела схватить одну курицу, а петуху пришло время петь…» [Афан., 1984, I: 27];

- слово воробей звукоподражательное. Его этимологическое значение связано со словами «звенеть», «звонить». Ошибочна версия «народной этимологии» о происхождении слова воробей от словосочетания «вора - бей!», основанной на таких качествах птицы, как хитрость, назойливость и вороватость. Примеров номинативного или контекстуального отражения этимологического значения слова воробей нами выявлено не было. Поскольку номинация этой птицы в сказках сборника А.Н. Афанасьева базируется на символической роли воробья - народного символа брачных отношений, представлении о воробье-воришке: «…жили мышь с воробьём ровно тридцать лет так дружно…» [Афан., 1985, II: 142], «Вот и стал воробей пуще прежнего воровать», [Афан., 1985, II: 146].

Наименования птиц представляются ясными с точки зрения этимологии. Каждое из них имеет конкретное толкование. Исключение составляют слова:

- ворон (птица названа по цвету оперения («жечь», «сжигать», «обгорать», «делаться чёрным»), возможно, в связи с издаваемыми ей звуками: «Черный ворон поднялся вверх и улетел в темные леса» [Афан., 1985, II: 42], «…а на воротах черный ворон сидит да громко каркает…» [Афан., 1985, III: 91];

- сокол (трактуется как звукоподражательное (образовано от звукоподражания сок- с пом. суф. -ол (из -ел),), этимология слова связывается также с размерами птицы, цветом ее оперения.

Как отмечает, в частности, И.И. Петлева, значение прилагательного ясный, входящего в состав наименования ясный сокол, в данном случае не `ясный, светлый, прозрачный, чистый', а скорее всего именно `быстрый' (Этимология, 2003, с.23): «Сердито взвился ясен сокол в поднебесье и улетел за темный лес» [Афан., 1985, II: 196].

Мы отметили, что народ наделяет птиц «говорящими» именами и отчествами: Ворон Воронович (о вомроне): «Она оделась и вышла на крылечко; Ворон Воронович схватил ее и унес» [Афан., 1984, I: 109]; Финист ясен сокол (о соколе): «Откуда ни возьмись - взвился перед ней Финист ясен сокол, цветные перышки…» [Афан., 1985, II: 194]; Гагатей Гагатеевич (о гусе): «…не бывал ли ты в городе Горшанске, не знавал ли там Гагатея Гагатеевича?» [Афан., 1985, III: 116]; Лебедь Захарьевна (о лебеди): «…а Лебедь Захарьевна за ним гонится» [Афан., 1984, I: 359]; Петя (о петухе): «…а петух все молчал. Лиса говорит: «Что это, уж ныне Петя нем стал!» [Афан., 1984, I: 49]. Эти и другие наименования содержат в себе прямое указание на того, о ком идет речь.

Исследование показывает, что в сказках большое число примеров превращения в птиц людей. Женские образы ассоциируются в народном сознании с голубкой, лебедью, уткой: «Красные девицы принесли волшебный [Афан., 1985, II: 199], «А вот за что: дай мне Лебедь-птицу, красную девицу, сквозь перьев бы тело виднелось…» [Афан., 1985, II: 365], «Видит он, что пришли двенадцать девушек - одна другой лучше, разделись, обернулись серыми утицами и полетели купаться» [Афан., 1985, II: 144]; мужские образы - с орлом, соколом, голубем, воробьем: «…как ударил гром, распалася крыша, раздвоился потолок, и влетел орел; ударился об пол и сделался добрым молодцем…» [Афан., 1984, I: 300], «Иван-царевич ударился о сырую землю, сделался ясным соколом, взвился и полетел в тридесятое государство…» [Афан., 1984, I: 313], «…солдат обернулся голубем…» [Афан., 1985, II: 96], «Вот прилетели … и воробей, ударились о землю и сделались добрыми молодцами…» [Афан., 1985, II: 97].

Отрицательное отношение к вомрону и воромне выразилось и в отсутствии в русских сказках примеров превращения в них человека.

Отношение человека к птицам в сказках исследуемого нами сборника проявляется в использовании различных аффиксов оценочного характера, в основном уменьшительно-ласкательных суффиксов: «Воробышек-воробей! Ты прилетел зернышков покушать…» [Афан., 1984, I: 229], «…прилетели два голубка, разобрали ей ячмень…» [Афан., 1985, II: 318], «…прилетают в окно двенадцать лебёдушек, ударились об пол и сделались красными девицами…» [Афан., 1985, II: 120], «Вот увидели братаны, что две уточки плывут; одна уточка белешенька, а другая-то что снег» [Афан., 1985, III: 139], «Кикареку-петушок, золотой гребешок, масляна головка!» [Афан., 1984, I: 49], «Как у нашей бабушки в задворенке была курочка-рябушечка» [Афан., 1984, I: 83] и др.

Сравнение русских народных сказок с немецкими народными сказками из сборника Братьев Гримм в переводе под редакцией П.Н. Полевого показало, что восприятие в них человеком символической роли той или иной птицы полностью совпадает и отражается в номинации. Общими являются представления славян и германцев:

а) об орле (это сильная, величественная и мудрая птица): «А вот, бабушка, пришел я по приказу сильного Идолища попросить у тебя могучей птицы орла, чтобы она вытащила меня на Русь» [Афан., 1984, I: 188], «Прилетел и просит: «Батюшка сизый орел! Дай нам праведный суд на шельму ворону» [Афан., 1984, I: 86],«Девочки подбежали и с ужасом увидели, что большой орел подхватил их старого знакомца карлика и собирается его унести» [Гримм, 1998, 224];

б) о вомроне и воромне (их образы связаны со смертью и миром мертвых, символизируют зло, раздор): «В то самое время увидел серый волк одного ворона и двух воронят, которые летали над трупом и хотели спуститься на землю и наесться мяса Ивана-царевича» [Афан., 1984, I: 342], «Ах ты шельма ворона, шаловая (глупая) голова, непотребный нос, г… хвост!» [Афан., 1984, I: 74], «…как услышал вдруг свист крыльев у себя над головою, глянул вверх и видит - низко-низко летят над ним семь черных воронов» [Гримм, 1998, 46], «Ну ты, пуганая ворона! - сказала ей старшая сестра. - Ты и куста боишься!» [Гримм, 1998, 204];