Русский язык в восточном зарубежье (на материале русской речи в Харбине)

В работе (п. 2. 4. 3) также проанализированы факты русской орфографии в восточном зарубежье первой половины ХХ в, не связанные с реформой и, следовательно - не обусловленные законодательно и идеологически. Эти факты отразили состояние орфографической нормы того времени и ее вариативные участки. Орфографическая вариативность в периодических изданиях восточного зарубежья наблюдается в следующих основных случаях: (1) слитное, дефисное и раздельное написание слов (двенадцати-летний, быть на чеку, потомучто); (2) правописание удвоенных согласных (официальный - оффициальный); (3) выбор О и Е после шипящих в корне и суффиксе (шопот, рученка); (4) выбор Э или Е в заимствованных словах (проэкт - проект). Сразу отметим тот факт, что эти случаи демонстрировали вариативность не только в языке русского восточного зарубежья в первой половине ХХ века. По данным Т.М. Григорьевой и С.В. Науменко, в конце ХIХ - начале ХХ вв. в русской письменной практике отмечалось шесть основных типов вариантных написаний, в том числе три из отмеченных нами в письменной речи восточного зарубежья, а именно: написания слитно/раздельно/через дефис; одиночная/удвоенная согласная; Е/О после шипящих в корне и суффиксе [Григорьева, Науменко 2006 : 151]. Однако в метрополии шел постепенный процесс избавления от орфографической вариативности через кодификацию, без которой она не может быть исчерпана. Кодификация же представляет собой законодательный акт и может быть осуществлена лишь в метрополии. Следовательно, орфография в зарубежье вряд ли смогла бы преодолеть вариативность без какого-либо внешнего вмешательства, сопровождающегося кодификацией.

К числу основных тенденций в орфографии русского восточного зарубежья первой половины ХХ в. в отсутствие четкой орфографической нормы относятся: (1) стремление к дефисному написанию сложных слов, особенно если первой частью выступает заимствованный интернациональный элемент типа радио-, электро-, фото- и т.п., а также частиц со знаменательными словами; (2) стремление к удвоению согласных в заимствованных словах в соответствии с удвоением в языке-источнике; (3) стремление к фонетическому написанию гласных в заимствованных словах. На последние две особенности в связи с анализом орфографии эмигрантской прессы западного русского зарубежья по материалам 1919-1939 гг. обращал внимание А. В. Зеленин [Зеленин 2007 : 53]. Обе они связаны с правописанием заимствованных слов и отражают практическую целесообразность унификации правописания и произношения одних и тех же слов в разных языках.

В целом по данным периодических изданий русского Харбина можно составить представление о языке русского восточного зарубежья как живом развивающемся организме, качественно-количественные характеристики которого отличаются от соответствующих естественных изменений такого же характера в языке метрополии в силу обстоятельств социального характера (тесные контакты с народом страны проживания, пестрый социальный состав русского населения в восточном зарубежье; относительно стабильный, традиционно устроенный быт и др.).

В проанализированных нами источниках начала и середины ХХ в. нами не было отмечено явлений, свидетельствующих о разрушении системы русского языка, не наблюдалось также и интерференции в русской речи восточного зарубежья в рассматриваемый период.

Третья глава «Русский язык в восточном зарубежье в конце ХХ в. (на материале записей речи последних представителей русской диаспоры в Харбине)» посвящена речи последних русских харбинцев, чья лингвистическая компетенция формировалась в Харбине.

В п. 3. 1. речь идет о высоком уровне владения русской литературной речью в Харбине, об особом русском языке харбинцев, о чем сохранилось немало упоминаний в различных источниках. Русский язык Харбина и - шире - восточного зарубежья уже в середине ХХ в. отличался от русского языка в метрополии: бывшие харбинцы в своем языковом сознании противопоставляли русскую речь советских граждан и русскую речь эмигрантского Харбина. Весьма частым в источниках является и упоминание о том, что в Харбине был распространен так называемый «петербургский выговор». Высокий образовательный уровень харбинцев, наличие, с одной стороны, речевого эталона, а с другой - естественной пестрой русскоговорящей среды, а также мероприятия общественной языковой политики обусловили хорошую сохранность русского языка, высокую степень его устойчивости вне метрополии, в контакте с другими языками.

В начале 60-х гг. ХХ в. практически все русское население покинуло Китай. В Харбине оставались жить последние представители русской диаспоры - остатки некогда обширной русской колонии на территории Китая. К середине 80-х гг. ХХ в. их осталось чуть более 200 человек, в январе 2000 г. - шестеро, в 2006 г. в возрасте 96 лет умерла последняя русская харбинка Е. А. Никифорова.

В главе (п. 3. 2) нами предпринят опыт речевого портретирования последних представителей русского восточного зарубежья - харбинцев на материале записей их устной речи. В качестве дополнительных источников. Использовались и материалы частной переписки с русскими харбинцами, их дневниковые записи [Личные архивы Е. А. Оглезневой, А. В. Ярошенко, Ю. Б. Климычевой]. Нами была записана речь шести русских, постоянно проживавших в Харбине: М. М. Мятова, 1912 г.р.; Е. А. Никифоровой, 1910 г.р.; Н. А. Давиденко, 1910 г.р.; М. И. Антоновой, 1926 г.р.; П. В. Свининниковой, 1931 г.р.; В. А. Зинченко, 1935 г. р., Все представители немногочисленной русской диаспоры были людьми преклонного возраста, все они - граждане России, в которой либо никогда не были, либо были увезены оттуда детьми. Пятеро из шести сохранили хороший русский язык. Самым неожиданным фактом было то, что четверо из шести русских не знали китайского языка - языка страны проживания. Это были в основном одинокие люди, не пожелавшие уезжать от родных могил в Китае (Мятов М.М., Никифорова Е.А., Зинченко В.А., Давиденко Н.А.), или те, кто связал себя узами брака с китайцами (Свининникова П.В., Антонова М.И.), имел детей от смешанных браков, проживающих в Китае. Также нами были сделаны записи речи Валентины Павловны Хан (Хан Минг Хай), 1924 г. р., хорошо говорящей по-русски кореянки, примкнувшей к русской диаспоре, и записи речи потомков от смешанных браков русских и китайцев - сестер Елены и Зинаиды Лукьяновых, 1924 и 1933 г. р. соответственно. Кроме того, нашими информантами были и русские харбинцы, эмигрировавшие в начале 60-х гг. ХХ в. в Австралию Н. Н. Заика и В. С. Стаценко.

Таким образом, в число информантов оказались включены представители разных миграционных волн и разных поколений эмигрантов из России в Китай. Совокупность сведений об эмигрантах всех волн и поколений русского восточного зарубежья позволило представить русский язык восточной ветви русской эмиграции на протяжении всего периода его существования как динамический процесс.

В фокусе нашего исследовательского внимания главным образом - последние представители русской диаспоры в Харбине: те, которые оказались вне исхода из Китая и остались в Харбине до конца своих дней. Десятки лет проживания в инонациональной среде естественно ведут к необходимости знать язык страны проживания и к угасанию способности говорить на родном языке при отсутствии постоянной языковой среды. Иной результат заставляет искать особые причины сохранения родной речи в неблагоприятных для этого условиях. Последние представители русской диаспоры в Харбине - уникальные языковые личности, демонстрирующие факт длительного сохранения родной речи в иноязычном окружении.

В речи последних русских харбинцев имеются общие черты и черты, специфичные для каждого из них. Различие обусловлено как собственно лингвистическими, так и экстралингвистическими и факторами: принадлежностью к определенной волне и поколению эмиграции, происхождением, образованием, профессией, полом, семейным положением, темпераментом и др.

Условия жизни в городе на территории Китая, многонациональном и многоязычном в первой половине ХХ в., с возрастающим преобладанием китайского населения и доминированием китайского языка во всех сферах жизни во второй половине ХХ в., казалось бы, должны неизбежно подталкивать к овладению другим языком, и ситуация билингвизма в этом случае представляется естественно прогнозируемой. Однако реально сложившееся в русской диаспоре Харбина во второй половине ХХ в. положение демонстрирует разнообразие типов по количеству используемых в общении языков. В нашей работе мы делаем акцент на том фрагменте языковой ситуации в Харбине, который касается русско-китайского и китайско-русского языкового взаимодействия. Она демонстрирует как минимум шесть (6) типов языкового существования, характеризующихся разной языковой компетенцией русских эмигрантов разных волн в Китае в первом - третьем поколениях, которые условно обозначены нами как А, Б, В, Г, Д, Е:

Тип А. Хорошее сохранение родного - русского - языка, знание других языков - европейских и восточных при незнании китайского языка (М. М. Мятов, Н. А. Давиденко).

Тип Б. (оптимальный) Сохранение родного - русского - языка при хорошем владении языком страны проживания - китайским (В. А. Зинченко).

Тип В. Знание только русского языка (Е.А. Никифорова, М.И. Антонова, А.Е. Мичкидяева; а также Н. Н. Заика, В. С. Стаценко - до эмиграции в Австралию).

Г. Знание русского и китайского языков при доминировании китайского (П. В. Свининникова, Е. и З. Лукьяновы).

Д. (неординарный тип) Хорошее знание неродного русского языка в Китае нерусским по национальности и происхождению лицом при знании других языков (В. П. Хан).

Е. Хорошее сохранение родного - русского - языка, знание других языков - европейских и восточных, в том числе китайского языка (Т. Н.Федорова, Т. И. Золотарева)

Представленные типы демонстрируют возможные способы языкового существования личности, определяемые социально и лингвистически. Их объединяет ориентированность на сохранение русского языка как языка родины и великой культуры.

Способом лингвистического описания разных типов языковой личности избрано социально-речевое портретирование, показывающее языковую личность в совокупности ее социальных и собственно языковых особенностей, находящихся в отношениях взаимообусловленности. Каждый из последних представителей русской диаспоры в Харбине представляет интересный объект для социально-речевого портретирования, т. к. демонстрирует тип языковой адаптации конкретной личности, характеризующейся своими собственными социолингвистическими переменными, в неординарной языковой ситуации, каковой являлась ситуация в русском восточном зарубежье, а именно в Харбине.

Создание речевых портретов с учетом особенностей на всех языковых уровнях, особенностей речевого поведения, личных, профессиональных, биографических сведений, по мнению Е.А.Земской, является одним из возможных направлений исследования русского языка зарубежья. «В результате такого изучения мы получаем речевой портрет определённого человека, отражающий как его общие черты, присущие ему как представителю разных множеств и подмножеств эмигрантов, распределенных по тем или иным признакам, так и его индивидуальные черты, присущие ему как личности» [Земская 2001 : 28]. При речевом портретировании представителей русской восточной эмиграции и их потомков были описаны фонетические, морфологические, словообразовательные, синтаксические и лексические особенности их речи в сопоставлении с нормами русского языка. Кроме того, нас интересовала социолингвистическая составляющая: как формировалась языковая компетенция представителей того или типа.

Русский язык последних представителей восточного зарубежья в Харбине демонстрирует высокую степень сохранности на всех уровнях системы, хотя эта степень различна и зависит от типа языкового существования личности, обусловленного экстралингвистическими факторами (смешанный брак, образование и др.).

Типы А и В демонстрируют необязательность знания языка страны проживания -китайского - вследствие высокого статуса русского языка и широты сфер его применения в Харбине в течение жизни представителей этого типа.

Тип Б является оптимальным и свидетельствует о культурной необходимости помнить родной язык и знать язык страны проживания для наилучшей социальной самореализации.

Тип Г по своей сути является прагматическим. Он мог бы считаться естественным при равенстве культур или более высоком уровне культуры принимающей страны. В нашем случае данный тип представляют носители диалектно-просторечного типа языковой культуры (=не элитарной культуры с ее неизменным атрибутом - литературной формой языка), что является одним из факторов, формирующих данный тип языкового существования в многоязычной среде. К числу факторов того же порядка будут относиться следующие: брачные отношения с представителями китайской национальности, культурная революция в Китае, когда языковая политика в отношении русского языка перестала быть лояльной и было выгодно «забыть» о своей этнической принадлежности. Все это способствовало угасанию русского языка у метисов - потомков от смешанных браков русских и китайцев.

Тип Д определяется нами как неординарный, уникальный: нерусский по национальности родившийся и живущий в Китае носитель языка, не принадлежащий титульной - китайской - нации, но являющийся гражданином Китая, начинает учить китайский язык только в зрелом возрасте - во второй половине жизни, и при этом очень хорошо говорит по-русски и считает русский языком, на котором думает. Речь идет о русскоговорящей кореянке В.П. Хан, прекрасно говорившей по-русски, считавшей себя русской по духу и культуре, что было воспитано в ней русским Харбином. Этот тип так же, как типы А и В, показывает высокий статус русского языка и русской культуры в Харбине.

Речевое портретирование последних представителей русской диаспоры в Харбине показало, что при наличии индивидуальных речевых черт у каждого из наших информантов были обнаружены и общие особенности. Укажем на них.

1. Отсутствие фонетической, грамматической и лексической интерференции в речи последних представителей русской диаспоры в Харбине (кроме типа Г, который представляют потомки от смешанных браков русских и китайцев).

2. Консервативные тенденции в речи, проявлявшиеся в употреблении устаревшей лексики и устаревших грамматических форм и конструкций.

3. Небыстрый темп речи, четкая артикуляция.

4. Активное использование религиозной лексики.

5. Употребление «собственно харбинской» лексики.

При всем том нарушения норм русской речи на отдельных участках языковой системы наблюдались, хотя и не были частотными (скорее - единичными). Это участки, характеризующиеся неустойчивостью не только в языке восточного зарубежья, но и западного зарубежье, и метрополии, следовательно, они имеют универсальный характер.

Значительные нарушения наблюдаются в речи представителей китайско-русского двуязычия - потомков от смешенных браков русских и китайцев или состоявших на протяжении десятков лет в браке с китайцами, постоянно находившихся в их среде и приобщившихся к китайской культуре (тип Г). В их русской речи прослеживается интерференция на фонетическом, лексическом и грамматическом уровнях, хотя русский язык они считают престижным и всячески подчеркивают свою отнесенность к русскому этносу.

Русский язык в восточном зарубежье испытал консервацию, что проявилось в активном употреблении в речи харбинцев устаревшей в метрополии лексики, в существенной доле книжных слов в разговорной речи и др. Но вместе с тем русский язык восточной ветви эмиграции представлял собой развивающееся, эволюционирующее явление. Так, в речи последних представителей русской диаспоры в Харбине присутствовали наименования, возникшие в речи восточного зарубежья обычными для языка способами (заимствование, словообразование, полисемия): менялка, тофу, полукровец «потомок от смешанного брака», австралиец «русский харбинец, эмигрировавший в Австралию» и др. В разговорном дискурсе последних русских харбинцев отмечено употребление лексики, зафиксированной нами в периодических изданиях русского восточного зарубежья первой половины и середины ХХ в. и условно обозначенной нами как «собственно харбинская», поскольку это название указывает на региональность ее употребления. См., напр.: дорога «Китайско-Восточная железная дорога» [1919; Мятов 2000; Зинченко 2001], европеец «одно из самоназваний русских в Харбине, подчеркивающее отношение к другому типу цивилизации - европейскому в противоположность азиатскому типу» [1943; Зинченко 2000], ламоза «русский» (заимств. из кит. яз.) [1940; Никифорова 2001], Желсоб «здание Железнодорожного Собрания в Харбине» [1927; Золотарева 2000] и др. В этом смысле обнаруживается преемственность речевой традиции, сложившейся в Харбине, что характеризует харбинский речевой континуум как единое целое на протяжении века своего существования.

Лексическое обогащение, коммуникативно удобная унификация или другое какое-либо прогрессивное изменение в языке свидетельствуют о его естественном развитии, в нашем случае - несколько ином, в отличие от метрополии пути, обусловленном существованием в другом социальном контексте.

Речь последних представителей русской диаспоры в Харбине была проанализирована нами с точки зрения ее произносительных особенностей (п. 3. 2. 9). Полученные результаты были соотнесены с описываемыми в научной литературе орфоэпическими вариантами нормы - петербургским и московским. Конечной целью такого анализа было установление того, какой же из двух произносительных вариантов нормы доминировал в русском восточном зарубежье, а именно в Харбине, а также подтверждение или опровержение существующего в мемуарной и научной литературе нелингвистического характера мнения о петербургском произношении в Харбине и установление причин такого доминирования при его подтверждении.

Выводы были сделаны на основании непосредственного наблюдения над живой звучащей речью информантов при ее многократном прослушивании. Кроме пяти основных отличий московского и петербургского вариантов произносительной нормы, в перечень включены некоторые периферийные, но помогающие диагностировать орфоэпический статус речи наших информантов отличия. Нами были отобраны 15 особенностей петербургского варианта произносительной нормы из полного списка, представленного в исследовании Л.А. Вербицкой [Вербицкая 2001 : 59-62]. Полагаем, что такое количество характеристик достаточно для того, чтобы сделать выводы о доминирующей в социуме произносительной норме в рамках неспециального исследования.

Мы располагали как аудиозаписями, так и их цифровым аналогом, а также расшифровкой записей, что, с одной стороны, позволяло с помощью компьютерной техники получить достаточно объективное представление о фонетических особенностях речи наших информантов, а с другой стороны, рассмотреть все многообразие искомых звуковых реализаций. Объем материала (=устных речевых произведений), записанный от информантов, оказался различным, поэтому по некоторым позициям особенности произношения некоторых информантов осталась невыясненными.

Анализ данных, которые были получены при сравнении различных произносительных систем, показал, что русская речь в Харбине по своим произносительным особенностям была близка к петербургскому произносительному варианту нормы, который в начале ХХ в. еще существовал в метрополии, но постепенно разрушался, двигаясь в сторону единой произносительной нормы литературного языка. Наш материал показывает, что в устной речи русского восточного зарубежья произносительный вариант, близкий петербургской норме, сохранялся в течение более длительного периода времени.

Соответствие харбинского произношения петербургской норме происходит по 12 из 15 рассмотренных нами позиций. В числе произносительных особенностей русских харбинцев имеются такие, которые соответствуют только петербургскому произношению: эканье; звук [а] средненижний и средний в первом предударном после твердых на месте а и о; конечные согласные губные твердые - по преимуществу; отсутствие ассимиляции в возвратных формах глаголов, которые, как правило, произносятся как [тса] и [тс`а] и реже - как [ца]. Реализации, совпадающие только с московским (старомосковским) вариантом произносительной нормы, непоследовательно встречаются в речи отдельных информантов (напр., у Е.А. Никифоровой, которая в ряде случаев произносит -ут (-ют) в окончаниях глаголов 3 л. мн. ч.).

Большинство же из отмеченных в речи русских харбинцев орфоэпических реализаций, совпадая с петербургским (чаще) или московским (реже) вариантами произносительной нормы, одновременно совпадают и с современной орфоэпической нормой, что демонстрирует однонаправленное движение произносительной нормы в метрополии и восточном зарубежье. Таким образом, интуитивно определяемая многими наблюдателями харбинская речь как речь петербургского (ленинградского) типа действительно таковой является по целому ряду признаков.

В ходе исследования возник вопрос о том, как в восточном зарубежье мог появиться один из двух столичных произносительных вариантов и сохраняться длительное время в речи русских харбинцев, а также их потомков, выдерживая и влияние других языков, и влияние других форм национального языка - диалектной, просторечной, с носителями которых вступали в контакт носители русского литературного языка в Харбине.

М.В. Панов в своей книге «История русского литературного произношения ХVIII-ХХ вв.» писал о падении орфоэпической культуры в обществе и в поисках истоков этого явления обращался к послереволюционному периоду в истории нашего государства и в истории русского языка, в частности. Причину падения орфоэпической культуры М.В. Панов видел в отсутствии «общественно признанного, общезначимого авторитета в области культуры произношения» [Панов 2002 : 16 - 17]. Общепризнанный и общезначимый авторитет в области культуры произношения не исчез в восточном зарубежье, был массово распространенным, в частности, в Харбине, до самого исхода русских из Китая, а затем сохранялся в речи последних представителей русской диаспоры в Харбине и до сих пор сохраняется в русской речи бывших русских харбинцев, реэмигрировавших в другие страны. Образцом произношения и эталоном для подражания в Харбине выступала речь образованных людей, приехавших на строительство КВЖД в Китай. Среди харбинцев первой волны было немало петербуржцев: это были инженеры-путейцы, врачи, педагоги, получившие прекрасное образование в России и создавшие в Харбине ту культурную среду, которая и выступала эталоном во многих отношениях, в том числе и эталоном грамотной хорошей речи для остального довольно пестрого русского населения Харбина. Во вторую, послереволюционную волну, русское население Харбина также пополнилось немалым количеством образованных людей из России, составлявших элиту больших провинциальных городов Сибири и Дальнего Востока. На протяжении всего существования русского Харбина этот эталон поддерживался в русских лицеях и гимназиях, а затем в русских высших учебных заведениях Харбина.

Таким образом, можно считать, что петербургская произносительная норма в Харбине появилась вместе с ее исконными носителями - петербуржцами, и затем как образцовая получила там дальнейшее распространение, сознательно прививаясь. Однако сознательное привитие нормы хотя и может быть весьма действенным актом, особенно если оно происходит в условиях отрыва от метрополии при понимании носителями языка необходимости этнического самосохранения, все же требует поддержки факторами объективного свойства.

Фактор, который способствовал утверждению и доминированию петербургского варианта произносительной нормы в Харбине, в свое время, как нам представляется, сыграл существенную роль и в формировании самого петербургского варианта нормы. Петербургское произношение обычно определяют как буквенное, педантично-книжное: «оно возникло в городе, который заселялся поспешно и в языковом отношении беспорядочно. Образовался диалектно-пёстрый конгломерат; произносительного единства в нем можно было добиться только при ориентации на письмо. Другого объединителя не было», - так писал М.В. Панов, формулируя одно из «обвинений» петербургскому произношению [Панов 2002 : 150], которое тут же переформулирует «в мелиоративном тоне»: книжное произношение Петербурга уменьшает пропасть между русским письмом и произношением [Панов 2002 : 150].

Русское население Харбина также являлось пестрым, включая людей разных социальных групп, представлявших разные регионы страны. Произносительный вариант, близкий к буквенному, был поддержан в харбинском обществе, поскольку лишь такой вариант мог объединить всех русскоязычных, приехавших в Харбин и имевших в своей речи региональные и социальные особенности.

В направлении сближения произношения с написанием постепенно двигалась орфоэпическая норма и в метрополии, что выразилось в постепенном вытеснении петербургскими произносительными вариантами многих московских произносительных вариантов.

Учитывая все вышесказанное, мы пришли к выводу о том, что произносительная норма в Харбине имела особенности, и это проявлялось в своеобразном распределении возможных произносительных вариантов. Доминировали варианты, совпадающие с петербургскими и теми, которые впоследствие стали характеризовать единую произносительную норму русского языка - современную норму. Общей характеристикой этих вариантов является их большая близость к прямому звуковому значению буквы.

В заключении обобщены результаты проведенного исследования, обозначены дальнейшие перспективы.

Русский язык в восточном зарубежье продемонстрировал высокую степень своей сохранности на протяжении столетнего своего существования. Охранительными факторами являлись:

1. Формирование в восточном зарубежье языковой среды, близкой к естественной, вследствие того, что восточную эмиграцию составляли люди разных социальных слоев и сословий, репрезентирующих в своей речи разные варианты национального языка.

3. Широта сфер применения русского языка в восточном зарубежье, статус официального языка и обслуживание им таких важных общественных институтов, как религия, образование, печать.

2. Значительная коммуникативная мощность русского языка среди других языков многонацинального харбинского сообщества и его высокий престиж у местного китайского населения, стремившегося говорить по-русски и получать образование на русском языке.

4. Наличие речевого эталона в восточном зарубежье и общественная языковая политика, направленная на его сохранение в течение длительного отрезка времени: до массового исхода русских из Харбина в конце 50-х - начале 60-х гг. ХХ в.

5. Высокий статус русского языка в восточном зарубежье как языка русской национальной культуры, как средства их этнического объединения русских, когда родиной, по образному выражению бывших харбинцев, становился язык.

Русский язык в восточном зарубежье демонстрирует большую степень сохранности по сравнению с западным зарубежьем. Об этом свидетельствуют случаи естественного угасания языка вне метрополии, проявляющиеся в нарушении его норм на аналогичных участках системы позже на одно-два поколения в восточном варианте. Главная причина этого в том, что эти поколения оказались не потерянными для родного языка, потому что находились в среде своего языка, волей исторического случая созданной на территории чужого государства.

Русский язык на протяжении всего своего существования в Харбине развивался так, как если бы он развивался в России, не случись там революционного перелома. С одной стороны, он остался в стороне от «языка революции», от последствий революционной демократизации языка, как это случилось в метрополии, законсервировавшись в дореволюционном своем виде, с другой стороны, он эволюционировал, удовлетворяя постоянно возникающие потребности в новых номинациях.

Это естественное движение языка в восточном зарубежье имело социально обусловленный характер (если дело касалось словаря, его обновления) и было разнонаправленным с аналогичным процессом в языке метрополии (словарь в зарубежье и метрополии, как правило, пополнялся разными единицами в зависимости от социальной потребности в номинации). Вместе с тем происходило и однонаправленное с языком метрополии эволюционное движение языка, не обусловленное социально и касающееся более глубоких уровней языковой системы: например, развитие аналитизма в грамматике.

Все указанные выше факты позволяют характеризовать русский язык в восточном зарубежье как исторически возникшее явление со своей собственной языковой спецификой, обусловленной действием различных лингвистических и социальных факторов, сочетание которых определило своеобразие и уникальность данного явления.

Описанный вариант русского языка, более века существовавший вне метрополии, имевший свой состав носителей и обусловленную территориальной оторванностью языковую специфику на всех уровнях языковой системы, позволяет определять его статус как особую форму существования русского языка в ХХ в.

Приложения содержат краткие сведения об информантах - представителях русской диаспоры в Харбине и их потомках (приложение I) и расшифрованные записи речи последних русских харбинцев (приложения II - VII).

Основное содержание работы отражено в следующих публикациях

Монография

1. Оглезнева, Е.А. Русско-китайский пиджин: опыт социолингвистического описания / Е.А. Оглезнева. - Благовещенск: АмГУ, 2007. - 264 с. (Глава «Русско-китайский пиджин в Харбине - центре русской восточной эмиграции в начале и середине ХХ в.», с. 90 - 118).

Публикации в ведущих научных журналах и изданиях, рекомендованных

Высшей аттестационной комиссией

2. Оглезнева, Е.А. Русский язык зарубежья: восточная ветвь / Е.А. Оглезнева // Известия Рос. акад. наук. Сер. литер. и яз. - Т.63. - 2004. - №2. - С.42 - 52.

3. Оглезнева Е.А. Русско-китайский пиджин: особенности функционирования и языковая специфика / Е.А. Оглезнева // Известия Рос. акад. наук. Сер. литер. и яз. - Т. 66. - 2007. - № 4. - С.35 -52.

4. Оглезнева, Е.А. Русский язык в восточном зарубежье: орфографический аспект / Е.А. Оглезнева // Вестник Томского университета. - 2007. - № 299. - С. 16 - 23 .

5. Оглезнева, Е.А. Явление грамматической интерференции при русско-китайском двуязычии (на материале речи представителей восточной ветви русского зарубежья) / Е.А. Оглезнева // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. - 2008. - Вып. 2. - Ч. II. - С. 279 - 286.

6. Оглезнева, Е.А. Русская периодика восточного зарубежья в первой половине и середине ХХ в.: о динамике общественно-политического дискурса / Е.А. Оглезнева // Вестник Томского государственного университета. - 2008. - № 314. - С. 26 - 33.

7. Оглезнева, Е.А. Русский язык восточного зарубежья в первой половине ХХ в.: к вопросу о своеобразии / Е.А. Оглезнева // Проблемы Дальнего Востока. - 2008. - № 6. - С. 135 - 150.

8. Оглезнева, Е.А. Дальневосточный региолект русского языка: особенности формирования / Е.А. Оглезнева // Русский язык в научном освещении. - 2009. - Вып.16. - С.119 - 136.

Публикации в других изданиях

9. Оглезнева, Е.А. Русская диаспора в Харбине: уровни лингвистической адаптации / Е.А. Оглезнева // Восточная Азия - Санкт-Петербург - Европа: межцивилизационные контакты и перспективы экономического сотрудничества. Санкт-Петербургский университет Восточный и специальный восточный факультеты. - СПб: Фонд восточных культур, 2000. - С.250 - 254.

10. Оглезнева, Е.А. Русская диаспора в Харбине: опыт социолингвистического анализа / Е.А. Оглезнева // Исторический опыт освоения Дальнего Востока. - Вып.4. Этнические контакты. - Благовещенск: АмГУ, 2001. - С.258 - 263.

11. Оглезнева, Е.А. Жанр воспоминания в речи представителей харбинской диапоры: мотивы и настроения / Е.А. Оглезнева // Россия и Китай на дальневосточных рубежах.2. - Благовещенск: АмГУ, 2001. - С.196-201.

12.Оглезнева, Е.А. Язык русского зарубежья в Китае: к проблеме взаимодействия языков и культур / Е.А. Оглезнева // Международная научная конференция «Язык и культура», Москва, 14-17 сентября 2001г. - Тезисы докладов. - М.,2001. - С.109 - 110.

13. Оглезнева, Е.А. Языки в условиях многонационального Харбина: к проблеме языкового взаимодействия / Е.А. Оглезнева // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. 3. - Благовещенск: АмГУ, 2002. - С.445 - 451.

14.Оглезнева, Е.А. Явление фонетической интерференции в условиях русско-китайского двуязычия ( на материале речи потомков русской диаспоры в Китае) / Е.А. Оглезнева // Фонетика сегодня: актуальные проблемы и университетское образование. - Тезисы IV Международной научной конференции, Звенигород, 11-13 апреля 2003г. - М., 2003. - С.85 - 86.

15.Оглезнева, Е.А. Русский язык в зарубежье: анализ языковой ситуации в русском Харбине / Е.А. Оглезнева // II Международная научная конференция «Язык и культура», Москва, сентябрь 2003г. - Тезисы докладов. - М.,2003. - С.79 - 80.

16.Оглезнева, Е.А. Языковая ситуация в русском Харбине: динамический аспект / Е.А. Оглезнева // Актуальные проблемы русистики. Материалы Международной научной конференции, посвященной 85-летию томской диалектологической школы и 125-летию Томского государственного университета (Томск, 21-23 октября 2003 г.) / Отв. ред. Т.А.Демешкина. - Томск: Изд-во Том.ун-та, 2003. - Вып.2. - Ч.1. - С.228 - 236.

17.Оглезнева, Е.А. Явление интерференции при русско-китайском двуязычии (на материале речи представителей русской диаспоры в Харбине) / Е.А. Оглезнева // Россия и Китай на дальневосточных рубежах. 5. - Благовещенск: АмГУ, 2003. - С.252 - 256.

18.Оглезнева, Е.А. О русском языке восточного зарубежья / Е.А. Оглезнева // Язык и литература русского восточного зарубежья. Материалы областного научно-методического семинара «Региональный компонент в преподавании русского языка и литературы». - Благовещенск: АмГУ, 2003. - С.6 - 32.

19. Оглезнева, Е.А. Тематическое своеобразие жанра воспоминания в речи представителей русской диаспоры в Харбине / И.С. Оглых, Е.А. Оглезнева // Язык и литература русского восточного зарубежья. Материалы областного научно-методического семинара «Региональный компонент в преподавании русского языка и литературы». - Благовещенск: АмГУ, 2003. - С.78 - 84.

20. Оглезнева, Е.А. Книга Т.И.Золотаревой «Маньчжурские были» как исторический и лингвистический источник / И.К.Степанова, Е.А. Оглезнева // Язык и литература русского восточного зарубежья. Материалы областного научно-методического семинара «Региональный компонент в преподавании русского языка и литературы». - Благовещенск: АмГУ, 2003. - С.84 - 90.

21.Оглезнева, Е.А. Явление фонетической интерференции при русско-китайском двуязычии (на материале речи представителей русской диаспоры в Харбине) / Е.А. Оглезнева // Бюллетень Фонетического Фонда русского языка. Исследования по языковой интерференции (Европейская Россия, Сибирь, Дальний Восток). - Октябрь, 2004. - №9. - Бохум (Германия), 2004. - С.105 -120.

22. Оглезнева, Е.А. Речевой портрет эмигранта (на материале речи представительницы русской диаспоры в Харбине В.П.Хан) / Е.А. Оглезнева // Слово: Фольклорно-диалектологический альманах. - Вып.3. Формы существования современного русского языка / Под ред. Е.А.Оглезневой, Н.Г.Архиповой. - Благовещенск: АмГУ, 2005. - С. 101 - 108.

23. Оглезнева, Е.А. Семиотика названий русской зарубежной периодики (на материале периодических изданий первой волны русской эмиграции) / Е.А. Оглезнева // Вестник Амурского государственного университета. - Вып.32. - Благовещенск: АмГУ, 2006. - С. 68 - 71.

24. Оглезнева, Е.А. Речевой портрет последней русской харбинки Е.А.Никифоровой / Е.А. Оглезнева, Т.А. Волгузова // Русский Харбин, запечатленный в слове: Сборник научных работ / Под ред. А.А. Забияко, Е.А.Оглезневой. - Вып. 1. - Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2006. - С.157 - 169.

25. Оглезнева, Е.А. Речь русских эмигрантов из Харбина в Австралию: нормативный аспект / Е.А. Оглезнева, Н.В. Радкевич // Русский Харбин, запечатленный в слове: Сборник научных работ / Под ред. А.А. Забияко, Е.А.Оглезневой. - Вып. 1. Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2006. - С.182 - 193.

26. Оглезнева, Е.А. Благовещенск в письмах из эмиграции (на материале эпистолярного наследия Т.И.Золотаревой) / Е.А. Оглезнева, А.С. Блохинская // Русский Харбин, запечатленный в слове: Сборник научных работ / Под ред. А.А. Забияко, Е.А.Оглезневой. - Вып. 1. - Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2006. - С.209 - 217.

27. Оглезнева, Е.А. Русско-китайский пиджин на Дальнем Востоке: опыт описания / Е.А. Оглезнева, Е. Басистая // Русский Харбин, запечатленный в слове: Сборник научных работ / Под ред. А.А. Забияко, Е.А.Оглезневой. - Вып. 1. - Благовещенск: Амурский гос. ун-т, 2006. - С.218 - 224.

28. Оглезнева, Е.А. Дальневосточный региолект русского языка в начале ХХ в.(по материалам книги А.А.Кауфмана «По новым местам», СПб, 1905) / Е.А. Оглезнева // Функциональный анализ значимых единиц языка. - Межвузовский сборник научных статей. - Вып. 2. - Новокузнецк, 2007. - С. 42 - 50.

29. Оглезнева, Е.А. Территориально-хронологические варианты русско-китайского пиджина / Е.А. Оглезнева // Вестник АмГУ. - Вып. 40. - Благовещенск: АмГУ, 2008. - С.72 - 76.

30. Оглезнева, Е.А. Функционирование и языковые особенности русско-китайского пиджина на Дальнем Востоке в начале ХХ века (по материалам книги А.А.Кауфмана «По новым местам», СПб, 1905) / Е.А. Оглезнева // Филология. Сборник, посвященный 10-летию филологического факультета. - Благовещенск: АмГУ, 2007. - С. 187 -198.

31. Оглезнева, Е.А. Реформа русской орфографии и восточное зарубежье / Е.А. Оглезнева // Лингвистический ежегодник Сибири. - Красноярск, 2007. - С. 56 - 62.

32. Оглезнева, Е.А. Языки и языковая политика в многонациональном Харбине первой половины ХХ в. / Е.А. Оглезнева // Россия - Азия: механизмы сохранения и модернизации этничности. - Материалы международной научно-практической конференции (18-21 июня 2008 г.). - Вып. 3. - Улан-Удэ: Изд-во Бурятского госунивеситета, 2008. - С.188 -189 (Тезисы).

33. Оглезнева, Е.А. Заметки о судьбе старой орфографии в русском зарубежье / Е.А. Оглезнева // Памяти Учителя: сборник статей по филологии к 75-летию Л.В.Лебедевой. - Благовещенск: АмГУ, 2008. - С.119 - 129.

34. Оглезнева, Е.А. Русский язык в восточном зарубежье: о причинах высокого уровня сохранности / Е. А. Оглезнева // Слово: Фольклорно-диалектологический альманах. Материалы научных экспедиций. - Вып. 6, специальный. Русское слово в восточном зарубежье / Сост. и ред. Е.А. Оглезнева. - Благовещенск: АмГУ, 2008. - С. 6 - 21.

35. Оглезнева, Е.А. Речевой портрет Михаила Михайловича Мятова, представителя русской диаспоры в Харбине / Е.А. Оглезнева // Слово: Фольклорно-диалектологический альманах. Материалы научных экспедиций. - Вып. 6, специальный. Русское слово в восточном зарубежье / Сост. и ред. Е.А. Оглезнева. - Благовещенск: АмГУ, 2008. - С. 54 - 74.

36. Оглезнева, Е.А. О проекте словаря харбинской лексики / Е.А. Оглезнева // Слово: Фольклорно-диалектологический альманах. Материалы научных экспедиций. - Вып. 6, специальный. Русское слово в восточном зарубежье / Сост. и ред. Е.А. Оглезнева. - Благовещенск: АмГУ, 2008. - С.113 - 117.

37. Оглезнева, Е.А. Словарь харбинской лексики (фрагменты) / Е.А. Оглезнева, Г.М. Старыгина // Слово: Фольклорно-диалектологический альманах. Материалы научных экспедиций. - Вып. 6, специальный. Русское слово в восточном зарубежье / Сост. и ред. Е.А. Оглезнева. - Благовещенск: АмГУ, 2008. - С. 117 - 124.

Размещено на Allbest.ru