Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии (на материале православного вероучения)

На правах рукописи

Бобырева Екатерина Валерьевна

Религиозный дискурс:

ценности, жанры, стратегии

(на материале православного вероучения)

10.02.19 - теория языка

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Волгоград - 2007

Работа выполнена в Государственном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Волгоградский государственный педагогический университет»

Научный консультант - доктор филологических наук, профессор Карасик Владимир Ильич.

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Олянич Андрей Владимирович,

доктор филологических наук, профессор Прохватилова Ольга Александровна,

доктор филологических наук, профессор Супрун Василий Иванович.

Ведущая организация - Саратовский государственный университет им. Н.Г.Чернышевского.

Защита состоится 14 ноября 2007 г. в 10:00 на заседании диссертационного совета Д 212.027.01 в Волгоградском государственном педагогическом университете (400131, г. Волгоград, пр. им. В. И. Ленина, 27).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Волгоградского государственного педагогического университета.

Автореферат разослан « » сентября 2007 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

кандидат филологических наук,

доцент Н. Н. Остринская

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Данная работа выполнена в русле теории дискурса. Объектом исследования выступает религиозный дискурс, который понимается как общение, основная интенция которого - поддержание веры или приобщение человека к вере. В качестве предмета изучения рассматриваются ценности, жанры и языковые характеристики религиозного дискурса.

Актуальность выбранной тематики определяется следующим:

1. Религиозный дискурс является одним из древнейших и важнейших типов институционального общения, вместе с тем в науке о языке его конститутивные признаки еще не были предметом специального анализа.

2. Изучение религиозного дискурса осуществляется в теологии, философии, психологии, социологии и культурологии, и поэтому синтез различных аспектов описания религиозного дискурса в лингвистическом исследовании позволяет расширить потенциал лингвистической теории за счет привлечения достижений, полученных в смежных областях знания.

3. Важнейшим компонентом религиозного дискурса является заключенная в нем система ценностей, и поэтому освещение ценностных характеристик религиозного дискурса направлено на обогащение лингвистической теории ценностей - лингвоаксиологии.

4. Жанры религиозного дискурса сложились на протяжении длительного исторического периода, и поэтому их описание позволяет понять не только природу данного дискурса, но и принципы жанрового устройства общения в целом.

5. Изучение языковых характеристик религиозного дискурса дает возможность раскрыть специфику языковых и речевых средств, используемых в институциональном общении.

В основу выполненного исследования положена следующая гипотеза: религиозный дискурс представляет собой сложный коммуникативно-культурный феномен, основу которого составляет система определенных ценностей, который реализуется в виде определенных жанров и выражается посредством определенных языковых и речевых средств.

Целью данной работы является характеристика ценностей, жанров и языковых особенностей религиозного дискурса. Для достижения поставленной цели решаются следующие задачи:

определить конститутивные признаки религиозного дискурса,

выделить и охарактеризовать его основные функции,

определить основные ценности религиозного дискурса,

установить и описать его базовые концепты,

определить и охарактеризовать систему жанров религиозного дискурса,

выявить прецедентные явления в данном дискурсе,

описать коммуникативные стратегии, специфичные для религиозного дискурса.

Материалом исследования послужили текстовые фрагменты религиозного дискурса в виде молитв, проповедей, акафистов, притч, псалмов, пасторских обращений, хвалебных молитвословий и др. на русском и английском языках. Использовались публикации в массовой печати и Интернете.

В работе применялись следующие методы: понятийный анализ, интерпретативный анализ, интроспекция, ассоциативный эксперимент.

Научная новизна работы состоит в определении конститутивных признаки религиозного дискурса, в выделении и объяснении его основных функций и базовых ценностей, в установлении и описании системообразующих концептов религиозного дискурса, в характеристике его жанров и прецедентных текстов, в описании коммуникативных стратегий, специфичных для религиозного дискурса.

Теоретическую значимость исследования мы видим в том, что данная работа вносит вклад в развитие теории дискурса, характеризуя один из его типов - религиозный дискурс с позиций аксиологической лингвистики, теории речевых жанров и прагмалингвистики.

Практическая ценность работы заключается в том, что полученные результаты могут найти применение в вузовских лекционных курсах языкознания, стилистики русского и английского языков, межкультурной коммуникации, в спецкурсах по лингвоконцептологии, лингвистике текста, теории дискурса, социолингвистике и психолингвистике.

Выполненное исследование основано на положениях, доказанных в работах по философии (А.К. Адамов, С.Ф. Анисимов, Н.Н. Бердяев, Ю.А. Кимлев, А.Ф. Лосев, В.А. Ремизов, Э. Фромм), культурологии (А.К. Байбурин, И. Гофман, А.И. Кравченко, A.H. Bahm), теории дискурса (Н.Д. Арутюнова, Р. Водак, Е.В. Грудева, Л.П. Крысин, Н.Б. Мечковская, А.В. Олянич, О.А. Прохватилова, Н.Н. Розанова, Е.И. Шейгал, А.Д. Шмелев), лингвоконцептологии (С.Г. Воркачев, Е.В. Бабаева, В.И. Карасик, В.В. Колесов, Н.А. Красавский, М.В. Пименова, Г.Г. Слышкин, И.А. Стернин).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Религиозный дискурс представляет собой институциональное общение, целью которого является приобщение человека к вере или укрепление веры в Бога, и характеризуется следующими конститутивными признаками: 1) его содержанием являются священные тексты и их религиозная интерпретация, а также религиозные ритуалы, 2) его участники - священнослужители и прихожане, 3) его типичный хронотоп - храмовое богослужение.

2. Функции религиозного дискурса распадаются на дискурсивные, характерные для любого типа дискурса, но получающие специфическую окраску в религиозном общении (репрезентативная, коммуникативная, апеллятивная, экспрессивная, фатическая и информативная), и институциональные, характерные только для данного типа общения (регулирующие существование религиозного сообщества, регулирующие отношения между его членами, регулирующие внутреннее мироощущение члена социума).

3. Ценности религиозного дискурса сводятся к признанию существования Бога и вытекающей отсюда идеи ответственности человека перед Творцом, к признанию истинности данного вероучения и его догматов, к признанию религиозно обусловленных моральных норм. Эти ценности группируются в виде оппозиций «ценность-антиценность». Механизмы формирования и функционирования ценностей религиозного дискурса различны.

4. Системообразующими концептами религиозного дискурса являются концепты «Бог» и «вера». Концептуальное пространство религиозного дискурса формируется как специфическими концептами, характерными для данного типа общения («вера», «Бог», «дух», «душа», «храм»), так и концептами, являющимися общими для религиозного дискурса с другими типами общения, но получающими специфическое преломление в данном дискурсе («любовь», «закон», «наказание» и др.). Концепты религиозного дискурса могут функционировать в различных нерелигиозных контекстах, приобретая особые оттенки значения, с другой стороны, нейтральные (никак не связанные с религиозной сферой) концепты получают особое преломление в рамках религиозного дискурса.

5. Жанры религиозного дискурса можно дифференцировать по степени их институциональности, субъектно-адресатной направленности, социокультурной дифференциации, событийной локализации, функциональной специфике и полевой структуре. Выделяются первичные и вторичные жанры религиозного дискурса (притчи, псалмы, молитвы - проповедь, исповедь), противопоставляемые по признаку прямой либо ассоциативной связи с исходным библейским текстом.

6. Религиозный дискурс прецедентен по своей сути, поскольку основан на Священном Писании. Выделяются внутренняя и внешняя прецедентность религиозного дискурса: первая основана на упоминании событий и участников, о которых повествуется в Священном Писании, в рамках религиозного дискурса, вторая характеризует упоминание об этом вне рамок рассматриваемого дискурса.

7. Используемые в религиозном дискурсе коммуникативные стратегии распадаются на общедискурсивные и специфические.

Апробация. Материалы исследования докладывались на научных конференциях: «Языковое образовательное пространство: Личность, Коммуникация, Культура» (Волгоград, 2004), «Язык. Культура. Коммуникация» (Волгоград, 2006), «Речевая коммуникация на современном этапе: социальные, научно-теоретические и дидактические проблемы» (Москва, 2006), «Эпический текст: проблемы и перспективы изучения» (Пятигорск, 2006), «Культура XIX века» (Самара, 2006), «XI Пушкинские чтения» (Санкт-Петербург, 2006), «Ономастическое пространство и национальная культура» (Улан-Удэ, 2006), «Изменяющаяся Россия: новые парадигмы и новые решения в лингвистике» (Кемерово, 2006),. «Язык и национальное сознание: Проблемы сопоставительной лингвоконцептологии» (Армавир, 2006), «Проблемы культуры речи в современном коммуникативном пространстве» (Нижний Тагил, 2006), «Прогрессивные технологии в обучении и производстве» (Камышин, 2006), «Общетеоретические и практические проблемы языкознания и лингводидактики» (Екатеринбург, 2006), «Актуальные проблемы лингвистики XXI века» (Киров, 2006), «Житниковские чтения VIII. Информационные системы: Гуманитарная парадигма» (Челябинск, 2007), «Актуальные проблемы лингвистики и лингводидактики: теоретический и методологический аспекты» (Благовещенск, 2007), «Языковые коммуникации в системе социально-культурной деятельности» (Самара, 2007), на ежегодных научных конференциях Волгоградского государственного педагогического университета (1997-2007), на заседаниях научно-исследовательской лаборатории Волгоградского государственного педагогического университета «Аксиологическая лингвистика» (2000-2007).

Основные положения исследования изложены в 48 публикациях общим объемом 43,2 п.л.

Структура. Работа состоит из введения, четырех глав, заключения, списка литературы и приложения. В первой главе работы рассмотрено содержательное и знаковое пространство религиозного дискурса, описаны участники общения, рассмотрены системообразующие и системно-нейтральные категории религиозного дискурса, выявлены основные функции, а также определено место религиозного дискурса среди других типов общения. Во второй главе описаны основные концепты религиозного дискурса, раскрыты особенности концептосферы данного типа общения; проанализированы механизмы формирования и функционирования ценностей религиозного дискурса. В этой же главе показана прецедентность религиозного дискурса, выявлены наиболее характерные виды прецедентных единиц. Третья глава работы посвящена жанровой специфике религиозного дискурса; раскрыты особенности структурирования жанров. В данной главе описаны первичные (псалмы, притчи, молитвы) и вторичные (проповедь, исповедь) религиозного дискурса. В четвертой главе проанализированы основные стратегии религиозного дискурса.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Первая глава «Религиозный дискурс как тип общения» посвящена рассмотрению содержательного пространства религиозного дискурса, его семиотики, его участников, функций, системообразующих и системноприобретенных признаков и соотношения религиозного дискурса с другими типами общения.

Религия, как мировоззрение, и церковь, как ее основной институт, возникли прежде всех ныне существующих и функционирующих в обществе институтов -- института политики, школы; все существующие институты возникли именно из религиозного. Религия есть определенное мировоззрение и мироощущение, а также соответствующее поведение индивида и определенные культовые действия, основанные на вере в божественное, в существование высшей силы. В узком смысле религиозный дискурс - совокупность речевых актов, используемых в религиозной сфере; в широком - набор определенных действий, ориентированных на приобщение человека к вере, а также речеактовые комплексы, сопровождающие процесс взаимодействия коммуникантов.

Границы религиозного дискурса выходят далеко за рамки церкви. В зависимости от ситуации и особенностей взаимоотношений коммуникантов мы выделяем следующие виды религиозного общения: а) общение в церкви как основном религиозном институте (отличается высокой клишированностью, ритуализованностью, театральностью; существует четкое разграничение ролей между участниками общения, большая дистанция); б) общение в малых религиозных группах (общение не скрепленное рамками церковного ритуала и религиозными нормами); в) общение человека с Богом (случаи, когда верующий не нуждается в посредниках для обращения к Богу, например, молитва).

Религиозный дискурс жестко ритуализован, применительно к нему можно говорить о вербальном и невербальном ритуале. Под невербальным (поведенческим) ритуалом мы понимаем определенные действия, совершающиеся в строго определенном порядке и сопровождающие вербальное, речевое высказывание (простертые вверх руки, приклоненная голова, взмах кадилом при совершении обряда внутреннего (духовного) и внешнего (телесного) очищения; склонение головы как знак смирения; коленопреклонение, как знак мольбы или благодарности Всевышнему; осенение себя крестным знамением как знак ограждения верующего от возможной опасности, врагов, страстей и т.п.). Под вербальным ритуалом мы имеем в виду совокупность речевых образцов, очерчивающих границы ритуального действия - начало церковной службы оформляется фразой: «Во имя Отца и Сына и Духа Святаго, Аминь»; началу молитвы может соответствовать: «Отче Наш, Иже еси на небесах! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на Небеси, так и на земли»; окончание службы или коллективной молитвы подытоживается емким: «Аминь!». Ритуал религиозного дискурса значим уже сам по себе.

Общественный институт религии включает совокупность участников религиозного дискурса, набор религиозных ролей и норм. Анализ референтной структуры религиозного дискурса позволил выделить составные части данной структуры: субъекты религии, религиозные направления (учения, концепции), религиозная философия, религиозные действия. Категория субъектов религии является ведущей и включает: религиозные институты и их представителей (церковь, храм, приход, монастырь, мечеть, епископ, митрополит, мулла, пастырь и т.д), агентов религии - религиозные течения и их сторонников (мармонизм, индуизм, Церковь Христа, буддисты, иудаисты, христиане, Свидетели Иеговы и т.д), религиозные антропонимы (Патриарх Московский и Всея Руси Алексей, Иоанн Павел II, Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Иоанн и т.д.), религиозные системы и направления (христианство, католицизм, иудаизм, ислам, буддизм и т.д.). Религиозная философия включает религиозные ценности, принципы и символы («вера», «братство», «благоденствие», «умиротворение», «духовная свобода», «спасение», «вечная жизнь» и т.д.). Религиозные действия отражают наиболее характерную деятельность, совершаемую в рамках института религии («причастие», «молебен», «псалмопение», «крещение», «омовение», «каждение», «отпевание», «соборование», «миропомазание» и т.д.).

Семиотическое пространство религиозного дискурса формируется как вербальными, так и невербальными знаками. По типу физического восприятия знаки религиозного дискурса могут быть слуховыми или акустическими (звон колокола, призыв к началу и окончанию коллективной молитвы и т.п.), оптическими или визуальными (поклоны, жесты одорации, элементы одежды священнослужителей), осязательными или вкусовыми (ароматические бальзамы и благовония), тактильными (ритуальное целование иконы, целование поручи священнослужителя). По степени абстракции в рамках религиозного дискурса представляется возможным выделить знаки-копии (или иконы), знаки-символы и знаки-индексы. Знаки-копии (или иконы), безусловно, занимают приоритетное положение в данной классификации. Кроме указанных, в религиозном дискурсе функционируют и знаки-артефакты, к которым относятся: а) обозначения предметов (убранства) храма: «алтарь», «аналой», «иконостас»; б) предметы одежды и головные уборы священнослужителей: «апостольник», «мантия», «митра», «ряса»; в) объекты религиозного культа: «кадило», «крест», «икона», «ладанка», «свеча»; г) здания и сооружения (предметы и части храма): «амвон», «звонница», «колокольня», «паперть», «ризница».

В некоторых ситуациях в религиозном дискурсе священнослужитель выступает как своего рода знак, он может выступать как: а) представитель определенной группы: «монах», «епископ», «архиепископ», «архиерей», «дьякон» и др.; б) действующее лицо, исполнитель определенной роли: «проповедник», «духовник» (роль учителя); «послушник», «инок» (роль ученика) и т.п.; в) носитель определенной функции: совершение молитвы (монах, послушник), выступление с проповедью (проповедник), совершение таинства покаяния (духовник), подвиг добровольного пребывания в келье с целью непрестанной молитвы (затворник), руководство церковным хором (регент) и др.; г) воплощение определенного психологического архетипа: «аскет» (подвижник веры, живущий в посте и молитве), «духовник» (священнослужитель, совершающий таинство покаяния, помогающий молитвой и советом) и т.д.

Участниками религиозного дискурса выступают: Бог (Высшая сущность), который скрыт от непосредственного восприятия, но потенциально присутствует в каждом коммуникативном акте религиозного дискурса; пророк -- лицо, которому открылся Бог и которое по воле Бога являясь медиумом, доносит до коллективного адресата его мысли и суждения; жрец -- священнослужитель, совершающий богослужения; адресат -- прихожанин, верующий. В отличие от любого другого типа общения адресант и адресат религиозного дискурса оказываются разведены не только в пространстве, но и во времени. Кроме того, тогда как в ряде типов дискурса адресант и автор полностью совпадают, в отношении религиозного дискурса можно говорить о разведении данных категорий: автор - высшая сущность, Божественное начало; адресант - служитель культа, лицо, доносящее до слушающих слово Божье

Во всей массе адресатов религиозного дискурса мы выделяем две группы: верующие (разделяющие основные положения данного религиозного учения, верящие в высшее начало) и неверующие или атеисты (люди, не принимающие основы религиозного учения, отвергающие идею наличия высшего начала). В каждой из данных групп можно указать определенные подтипы: к разряду верующих мы относим как глубоко верующих, так и сочувствующих; в группе неверующих (атеистов) нами выделяются сочувствующие атеисты и воинствующие. Между классом верующих и неверующих располагается некоторая прослойка, которую мы обозначаем термином «колеблющиеся» или «сомневающиеся».

Любая социально значимая позиция порождает более или менее одинаковое, стереотипное ее восприятие со стороны всех (или большинства) членов общества, представители общественных институтов наделяются чертами, свойственными им не как личностям, а как характерным представителям данных институтов. В работе рассматриваются стереотипные образа монаха, монахини, батюшки.

В русском обществе ранее существовало негативное отношение к образу «монаха» и монашеству вообще: «Монах и черт -- родные братья», «Монах -- вином пропах». В современном обществе институт монашества возрождается, во многом формируясь заново; сейчас оно ассоциируется с безграничным, всеобъемлющим служением Богу. Проведенный анализ позволил выделить следующие черты и характеристики, свойственные монаху и формирующие данный стереотип. Внешние характеристики: аскетичный образ, наличие особого головного убора, отсутствие любых аксессуаров в одежде (исключая наличие четок в руках -- символ смирения духа и плоти) и др. Такой внешний облик монаха соответствует внутренней сущности человека, который добровольно отрекся от мира и посвятил свою жизнь монашеству: внутренний аскетизм, кротость и скромность, немногословность при постоянном погружении во внутреннюю молитву (постоянный внутренний монолог с Богом), сосредоточенность и замкнутость (отрешенность от внешнего мира и погружение во внутреннее «я» - образ монаха-отшельника, обитающего в келье), посвящение себя Богу, отсутствие открытого внешнего проявления эмоций, облачение в черные одежды (подпоясан «вретищем» -- веревкой), мудрость, умиротворенность.

В противоположность образу монаха, образ монахини воспринимается языковым сознанием практически полностью как положительный, до некоторой степени, идеальный - скромная, богобоязненная, ведущая праведный образ жизни, никогда не допускающая отступлений от закона и положений религиозного канона. Среди внешних признаков данного образа можно отметить: грустный вид, опущенные вниз («долу») глаза; частое осенение себя крестным знамением; облаченность в черные одежды (ничего не должно отвлекать от служения Богу), тихий голос, немногословность. Внутренний образ монахини характеризуется следующими качествами -- богобоязнь, настороженность (страх) по отношению ко всему мирскому (закрытость для окружающей жизни, всего суетного и, наоборот, открытость, растворенность в духовности), высокая нравственность, целомудрие, скромность и т.п.

В рамках проводимого нами исследования оказалось интересным рассмотреть и стереотипный образ «попа». Нередко в прошлом всех служителей культа именовали «попами», а все религиозное учение в целом -- «поповщиной». Негативное отношение к данному образу нашло отражение в паремиологическом фонде языка: «Поп, да черт -- родные братья». В образе попа обличаются: жадность: «Монаху и попу Бог одной меры карманы шьет», «Поп любит блин, да чтоб ни один»; мздоимство: «Поп, да дьяк в руку глядят», «Поп с живого и мертвого дерет»; властолюбие (желание устанавливать свои требования): «У всякого попа по-своему поют». Опрос информантов позволил выделить следующие черты внешности, присущие образу попа и формирующие данный стереотип: толстый, любящий хорошо покушать и выпить, с большим крестом на «животе», обладающий громким голосом (как правило, говорит басом), облачен в рясу, с кадилом в руках.

В отличие от сложившегося в русском языковом сознании во многом отрицательного образа «попа», стереотипный образ «батюшка», наоборот, рассматривается как положительный. «Отцом», «Отцом Небесным» (англ.: «Father», «parson») именуют Всевышнего, который в религиозной концепции действительно выступает в качестве родителя, отца всех людей. В русском языке, кроме номинативной единицы «отец небесный», существует еще одна -- «батюшка», с яркой стилистической и эмотивной окраской, которая используется при обращении к священнослужителю. Духовная близость создает ситуацию, при которой верующий может обратиться к своему духовнику «батюшка», до определенной степени проводя параллель между своим отцом и духовником, а также «Отцом небесным». Английские лексические единицы «father» и «parson» не воспринимаются столь эмоционально, не происходит такого сокращения коммуникативной дистанции, не создается ощущения того духовного родства, какое имеет место при функционировании русскоязычной лексической единицы «батюшка». Анализ данного стереотипного образа позволил выделить только положительные его характеристики: спокойный умиротворенный вид, отсутствие тревоги или неуверенности, способность расположить к себе, создать психологически благоприятный климат для общения, отсутствие дистанции, готовность выслушать и помочь, эмоциональная близость к человеку, душевная теплота, способность к всепониманию и всепрощению (подобно родителю, готовому простить все своему ребенку).

В работе рассмотрены системообразующие, системноприобретенные и системно-нейтральные категории религиозного дискурса. Среди системообразующих выделены: категория автора, категория адресата, категория информативности, категория интертекстуальности, которые имеют ряд особенностей реализации в рамках данного типа общения. В числе системно-приобретенных характеристик дискурса выделяются его содержательность, структурированность, жанрово-стилевая принадлежность, целостность (когерентность), специфические участники и обстоятельства общения. Системно-нейтральные, включают факультативные категории, не свойственные данному типу дискурса, но присутствующие в нем в определенный момент реализации. Сочетание всех указанных признаков формирует религиозный дискурс, определяя его развитие.

Все функции религиозного дискурса мы разделяем на два класса: общедискурсивные (характерные для всех типов общения, но имеющие некоторые особенности реализации в дискурсе религиозном) и частные или специфические - характерные только для религиозного дискурса. Среди общедискурсивных функций в работе рассмотрены репрезентативная, коммуникативная, апеллятивная, экспрессивная (эмотивная), фатическая и информативная функции. На первое место по степени актуальности выходит апеллятивная функция, поскольку любой жанровый образец религиозного дискурса предполагает обязательную апелляцию к воле и чувствам человека (проповедь), либо апелляцию к всемогуществу Бога (молитва). Второе по значимости место занимает эмотивная или экспрессивная функция - в религиозном дискурсе значительно снижен компонент рациональности, все держится на силе веры, на эмоциональном начале. Следующее место занимает репрезентативная функция (представление, моделирование особого мира верующих), которая имеет важное значение для формирования информационного пространства религиозного дискурса.

Кроме общедискурсивных в религиозном дискурсе реализуется и ряд частных (специфических) функций, присущих только данному типу общения, либо модифицированных к данной сфере коммуникации. Все частные функции религиозного дискурса мы объединяем в три класса: 1) регулирующие базовые принципы существования социума в целом (функция проспекции и интроспекции, интерпретации действительности, распространения информации, магическая функция), 2) регулирующие отношения между членами данного социума (функция религиозной дифференциации, религиозной ориентации, религиозной солидарности), 3) регулирующие внутреннее мироощущение, мировосприятие конкретного индивида (призывно-побудительная, прескриптивная, прохибитивная, волюнтативная, инспиративная, молитвенная, комплиментарная функции).

Религиозный дискурс занимает особое место в структуре типов общения. С педагогическим дискурсом религиозный объединяет наличие схожих целей и задач. Центральный участник педагогического дискурса -- учитель - передает ученикам знания, сообщает нормы поведения и основы морали, выступая выразителем концентрированного опыта. Как педагогический, так и религиозный дискурс отличает наличие особого ритуала. Адресант как религиозного, так и педагогического дискурса обладает неоспоримым авторитетом и любое его указание, наставление должно беспрекословно исполняться, не подвергаясь сомнению. Однако последствия неповиновения различаются в данных видах дискурса (порицание, удаление из класса :: отлучение от церкви). Религиозный и педагогический дискурс не лишены театральности; сценой выступает либо аналой и другие места храма, либо класс и кафедра преподавателя. Однако если вся информация, передаваемая в ходе религиозного дискурса, принимается на веру; в педагогическом дискурсе информация обязательно аргументируется. Религиозный дискурс практически полностью лишен рациональности, его основой является эмоциональное переживание чуда, единение с Богом в отличие от дискурса педагогического, который основан на рациональности.

Религиозный и научный дискурс полярно противостоят друг другу, поскольку всякая религия строится на вере и поэтому противостоит научности как апробированной и доказанной истине. Отличие кроется и в концептосферах этих сфер общения. Центральными концептами научного дискурса являются абсолютная истина, знание; центральные концепты религиозного дискурса - «Бог» и «вера». Цель религиозного дискурса -- приобщение к вере, сообщение догматов учения; цель научного дискурса - поиск истины, вывод нового знания. В религиозном дискурсе истина постулируется и не требует доказательств, любое сомнение в истинности религиозных положений может означать отход от веры.

В религиозном дискурсе, как и в политическом, имеет место мифологизация сознания, данные виды общения строятся на внушении. Язык религии и политики оказываются «языком для посвященных», но вместе с этим они должны быть доступны широким массам («чужим»), которые, в случае принятия определенных идей, готовы перейти в класс «своих». Языку присуща эзотеричность (тайноречие). Эзотеричность в религиозном дискурсе основана на внутренней мистике языковых знаков, которые создают эффект нереального, божественного, в которое хочется верить как в некую сказку: «Судия всех придет; комуждо отдати по делом его; да не падше и обленившееся, но бодрствующее и воздвижении в делание обрящемся готови, в радость и Божественный чертог славы Его совнидем, ижеде празднующих глас непрестанный, и неизреченная сладость зрящих Твоего лица доброту неизреченную». Мифологизация сознания подкрепляется соответствующей атрибутикой: икона, хоругвь, кадило -- в религии и портреты вождей, скульптурные произведения, политические плакаты -- в политике. И религиозный, и политический дискурс театральны и суггестивны по своей природе. Конечной целью как религиозного, так и политического дискурса является воспитание личности.

Дискурс религиозный и медицинский объединяет их сакральный характер. Оба в центр внимания ставят жизнь человека с той разницей, что для медицинского дискурса более значима физическая составляющая, а психическая, эмоциональная выступает как сопровождающая первую и оказывающая на нее влияние; тогда как в религиозном дискурсе важен эмоциональный компонент, состояние души человека. Схож ритуал (система ритуальных знаков) религиозного и медицинского дискурса -- ряса, митра, кадило, крест и ряд других предметов -- у служителей культа и белый халат, медицинская шапочка, стетоскоп -- у медицинских работников. Данные два вида общения сближает наличие внушения как способа воздействия на сознание и психику человека.

Ряд точек соприкосновения прослеживается и между религиозным и художественным дискурсом. В рамках обоих отчетливо проявляется функция эстетического воздействия на адресата. Кроме того, для этих видов общения актуальна функция передачи информации, но религиозный дискурс оказывается богаче в плане информирования по сравнению с дискурсом художественным. Тематика религиозного дискурса настолько разнопланова, что трудно найти хотя бы тему, которая не получила бы в нем отражения. Как и художественному дискурсу, дискурсу религиозному присуща театральность, перед адресатом религиозного дискурса разыгрывается тот или иной сюжет, и адресат оказывается вовлечен в театральное действо. Для этих видов дискурса характерны высокая эмоциональность и манипулятивность.

Во второй главе «Базовые концепты и ценности религиозного дискурса» анализируются характеристики концептосферы этого дискурса и виды его прецедентности.

Все концепты религиозного дискурса по степени принадлежности религиозной сфере разделены на первичные -- первоначально принадлежавшие области религии, а затем перешедшие в нерелигиозную сферу («Бог», «ад», «рай», «грех», «дух», «душа», «храм») и вторичные -- охватывающие как сферу религиозную, так и светскую, мирскую, с явным превалированием в светской сфере («страх», «закон», «наказание», «любовь» и др.). В работе выделены: а) концепты религиозной сферы, ассоциативное поле которых замыкается сферой религиозного дискурса или неизбежно остается в рамках религиозных ассоциативных границ («Бог», «вера», «дух», «душа», «грех»); б) концепты, первоначально возникшие в рамках религиозного дискурса, но в настоящее время функционирующие одинаково как в религиозном дискурсе, так и сфере, далекой от религии («ад», «рай», храм»); в) концепты, которые были перенесены в религиозный дискурс из обиходной коммуникации и в настоящее время имеют широкий ассоциативный потенциал («чудо», «закон», «наказание», «страх», «любовь»).

Концепты «вера» и «Бог» выступают в числе центральных в религиозном дискурсе. Концепт «вера» в русском языке актуализируется посредством лексической единицы, с идентичным семантическим и структурным наполнением; тогда как в английском языке можно найти лексические единицы «faith», «belief», «trust» -- отражающие сущность данного концепта. Лексическая единица «faith», которая ближе всего подходит по своему общему значению к русскоязычному «вера», имеет общий уточняющий компонент «belief in truth without proof». Данный компонент «принятие чего-либо как данности, без доказательств» -- является базовым для русского языка. Для английского характерно разведение понятий: «вера во что-то реальное», «доверие» (trust) и «вера в нечто сверхъестественное, высокое, божественное» (faith). «Trust» предполагает доверие, веру, основанную на фактах, объективно доказанную, тогда как «faith» в самой своей семантике несет оттенок «бездоказательности», «слепой веры» -- именно такая вера свойственна религиозному мировоззрению и мироощущению. Лексическая единица «belief» занимает промежуточное положение, дополняя лексический потенциал «faith» и «trust». Внутренняя компактность лексической единицы «вера» в русском языке определяет ее мощный содержательный и понятийный потенциал. Ядром концепта «вера» в русском языке выступает значение -- «твердое убеждение в существовании Бога», тогда как к числу периферийных компонентов можно отнести - «уверенность, убежденность в чем-либо». В широком смысле под верой имеется в виду все религиозное учение; в более узком - фундаментальное отношение человека к Богу.

Понятийные планы концепта «Бог» в английском и русском языках практически полностью совпадают. Как в английском, так и в русском языках существует огромное количество лексических способов вербализации данного концепта: «Бог» -- 1. верховное существо, управляющее миром; 2. идол, кумир. «God» -- 1. thе Supreme Being, creator and ruler of the universe; 2. person greatly adored and admired, very influential person. Лексические средства актуализации концепта «Бог» в русском языке богаче и разнообразнее по сравнению с английским: «Бог», «Отец (небесный)», «Отче», «Пастырь мой», «Владыко владеющих», «Судья живых и мертвых», «Всевышний», «Всемогущий», «Господь», «Создатель», «Наставник мой», «Владыка» :: «God», «Lord», «Father», «Almighty». Кроме того, в русском языке имеются и различные заместители, расширяющие и конкретизирующие наполнение данного концепта: «Человеколюбче», «Владыка(о)», «Хранитель», «Спаситель» («Спасе»), «Создатель», «жизни Податель», «Святый Крепкий», «Цареви наш Бог», «Сотворитель и Податель», «Творче», «Безначальный и Присносущный Свете», «Господь Вседержитель», «Безсмертный Царь», «Утешитель», «Царю Небесный», «Святый Крепкий», «Всевышний», «Всемогущий», «Наставник мой», «Владыко», «Пресильный», «Предивный», «Преславный» и т.д. Концепт «Бог» акцентирует внимание на следующих качествах субъекта: а) высокое статусное положение, б) обладание властью над людьми, в) безграничная любовь к людям, г) охрана, защита человека, дающая внутренний покой и уверенность, д) надежда на спасение через безграничную веру и бескорыстное служение Богу. В паремиологическом фонде русского языка концепт «Бог» находит весьма противоречивое воплощение. С одной стороны имплицируется идея полной и безграничной власти Бога, его всемогущества: «Бог и рога прикует, так будешь носить», «Бог накажет, никто не укажет». С другой стороны подчеркивается, что, несмотря на власть и силу Бога, существуют вещи, неподконтрольные даже ему: «Бог высоко, царь далеко». Все высказывания о Боге варьируют от восхваления Бога, признания его силы и власти («Бог видит, кто кого обидит») до сомнений в его могуществе («Бог правду видит, да не скоро скажет»). В паремиях находит отражение и тот факт, что Бог по-разному относится к людям: «Вам бог дал, а нам только посулил». Все высказывания о Боге нами разделены на четыре группы: рационально-констатирующие: («Бог правду видит, да не скоро скажет»); критически-оценочные («Бог высоко, царь далеко», «Бог и леса не уровнял»), призывно-молитвенные («Дай бог тому честь, кто умеет ее несть», «Дай бог раз жениться, раз креститься и раз умирать»); предупреждающие («На Бога надейся, да сам не плошай»).

Религиозному дискурсу присуща особая система ценностей. Ценности религиозного дискурса сводятся к ценностям веры - признание Бога, понятие греха, добродетели, спасения души, ощущение чуда и др. Ценности религиозного дискурса распадаются на четыре базовых класса: суперморальные, моральные, утилитарные, субутилитарные (см.: Карасик, 2002). Однако религиозный дискурс делает акцент на суперморальные и моральные ценности. Применительно к дискурсу религиозному мы разграничиваем механизм формирования ценностей, с одной стороны, и механизм их функционирования, с другой. Ценностную картину религиозного дискурса можно представить в виде оппозиций - «добро - зло», «жизнь - смерть», «истина (правда) - ложь», «божественное - земное».

«Добро» в христианской религиозной концепции реализуется и функционирует в следующих значениях: хорошие, положительные поступки человека («Уповай на Господа, и делай добро; живи на земле и храни истину»); честное, незапятнанное имя человека («Доброе имя лучше доброй масти, а день смерти -- дня рождения»); праведность человека («Не оставляй умной и доброй жены»); умиротворение, покой («Нет добра для того, кто постоянно занимается злом») и т.п. Абсолютное благо, в конечном счете, есть сам Господь. Добру противопоставляется зло. Под понятие зла попадает любой дурной поступок, противоречащий религиозной морали, божественному миропорядку («Не будь мудрецом в глазах твоих, бойся Господа и уклоняйся от зла»), нечто негативное, неприемлемое в этическом плане («Не уклоняйся ни направо, ни налево; удали ногу твою от зла»), отрицательные качества человека («Злой глаз завистлив даже на хлеб, и в столе своем терпит скудость»); противозаконный поступок («Не замышляй против ближнего твоего зла, когда он без опасения живет с тобой»); негативное отношение человека к окружающим и себе («Кто зол для себя, для кого будет добр?»). Категории добра и зла разделяют весь мир верующего человека на то, что хорошо -- а значит, есть благо, одобряемое Богом и то, что постулируется как плохое, запрещается религиозной и моралью, положениями закона.

Категория «жизни-смерти» делит жизнь человека на «до» и «после». Жизнь рассматривается как кратковременный отрезок пребывания человека в мире («И жизнь ваша в этом мире -- забава легкая да тщета, и лишь в приюте будущего мира -- истинная жизнь»). Смерть, с одной стороны, вызывает вполне естественный страх перед неизвестностью, а, с другой стороны, рассматривается как избавление от тягот жизни при условии, что человек прожил праведную жизнь («Со смертью человека нечестивого исчезает надежда, и ожидание беззаконных погибает. Праведник спасается от беды…»). Смерть видится мученику спасением, ему дана привилегия соединиться с Христом - в этом кульминация всей жизни.

Категория правды (истины) и лжи также представляется неотъемлемым компонентом религиозного дискурса. Знаком «истинности» отмечено все, что соответствует религиозным нормам, а, все отклоняющееся от нормы, выступает как ложное. Неслучайно, в любом религиозном мировоззрении существует понятие «истинное учение». Правда, истина рассматриваются как высшие качества Божественного: «Правда Твоя -- как горы Божии, и судьбы Твои -- бездна великая!» и единственный путь к спасению человека: «Тот, кто ходит непорочно, и делает правду, и говорит истину в сердце своем…..Поступающий так; не поколеблется вовек». Ложь не просто отрицается и отвергается («Не скажут уста мои неправды, и язык мой не произнесет лжи!»), но влечет наказание, которое воспринимается как проявление силы Бога («Ты погубишь говорящих ложь; кровожадного и коварного гнушается Господь») и торжество божественной справедливости («Лжесвидетель не останется ненаказанным, и кто говорит ложь, погибнет»). Если правда ассоциируется с Богом и спасением, то ложь ведет к гибели: «Нет в устах их истины; сердца их -- пагуба, гортань их -- открытый гроб», ассоциируется с разрушительной силой: «Ложь говорит каждый своему ближнему; уста льстивые, говорят от сердца притворного. Истребит Господь уста льстивые, язык велеречивый…».

Важное место в системе ценностей занимает оппозиция: «земное - божественное». Все, идущее от Бога и связанное с ним, имеет непреходящую ценность и, напротив, мир людей -- несовершенен и ведет к погибели: «Когда взираю я на небеса Твои, дело Твоих перстов, на луну и звезды, которые Ты поставил: то, что есть человек, что Ты помнишь его?...». Мир людей и мир божественного противопоставляются как мрак и бездна с одной стороны («Я сравнился с нисходящими в могилу; я стал как человека без силы… Ты положил меня в ров преисподний, во мрак, в бездну..») и свет, безграничная сила, с другой («От края небес исход Его, и шествие Его до края их, и ничто не укрыто от теплоты Его»). Среди ценностей божественного постулируются: сила божественного, вечность божественного, безграничная власть божественного, божественное как источник мудрости, божественное как благодать (нисходящая на человека), праведность божественного, истинность суда Бога, божественное как защита человека.

Противопоставление богатства и бедности дополняет ценностную картину религиозного дискурса - все материальное кратковременно и преходяще, человек не должен придавать этому значения, не должен стремиться к богатству («Спешащий к богатству и не думает, что нищета может постигнуть его»). Притеснение бедного рассматривается как выступление против самого Господа («Кто теснит бедного, тот хулит Творца его; чтущий же его благотворит нуждающемуся»). Бедность в глазах Всевышнего не порок и недостаток, а, напротив, качество, возвышающее человека и позволяющее заслужить благосклонность Бога. В религиозном дискурсе как эксплицитно, так и имплицитно постулируется положение о бесполезности материальных благ для человека истинно верующего и необходимости заботиться о душе. Бедный человек рассматривается как существо близкое к Богу, которому Господь помогает и которого поддерживает в трудных жизненных ситуациях.

Поскольку любая оценка предполагает обязательное наличие субъективного фактора, в работе рассмотрены некоторые виды модальности, которая накладывается на дескриптивное содержание высказывания в единой картине ценностей религиозного дискурса: модальность оценки («Лучше блюдо зелени, и при нем любовь, нежели откормленный бык и при нем ненависть»); модальность побуждения и долженствования («Ходи путем добрых, и держись стезей праведников, уклоняйся от зла»); модальность желания и просьбы («Господи! Услышь молитву мою, и вопль мой да придет к Тебе. Не скрывай лица Твоего от меня; в день скорби моей приклони ко мне ухо Твое…»), модальность предпочтения и совета («Надейся на Господа всем сердцем своим, и не полагайся на разум Твой»); модальность предостережения и запрета («….удали ногу твою от зла. Потому что пути праведные наблюдает Господь, а левые -- испорчены», «Не вступай на стезю нечестивых, и не ходи по пути злых»); модальность угрозы. («Доколе невежды, будите любить невежество?...когда придет на вас ужас, как буря, и беда, как вихрь, принесется на вас; когда постигнет вас скорбь и теснота, тогда будут звать меня и не услышу; с утра будут искать меня и не найдут меня»).

В работе рассмотрены вопросы прецедентности религиозного дискурса, выделена внутренняя и внешняя прецедентность. Под внутренней прецедентностью понимается воспроизводимость хорошо известных первичных образцов религиозного дискурса -- фрагментов Священного Писания в процессе построения вторичных жанровых образцов религиозного дискурса -- в первую очередь, проповеди: «Мы не имеем право рассчитывать на то, что, прожив жизнь кое-как, недостойно ни себя, ни Бога, в последнее мгновение сможем сказать: Боже милостив буди ко мне, грешному!».

Говоря о внешней прецедентности религиозного дискурса, мы выделяем прецедентные имена, прецедентные высказывания, прецедентные ситуации, прецедентные феномены - каждая из указанных групп имеет ряд особенностей построения и функционирования в рамках религиозного дискурса. К разряду прецедентных имен могут быть отнесены как имена нарицательные: «ангел», «сатана», «бог», «богиня», «папа», так и собственные: «Иисус», «Илья», «Моисей», «Николай Чудотворец», «Святой Петр», «Магдалина», «Иуда», «Бенедикт XYI»; а также такие имена собственные, которые в силу их частого употребления, частично перешли в разряд нарицательных: «Адам», «Ева», «Господь», «Всевышний» и др. Большое количество библейских личных имен перешли в разряд прецедентных: «Лазарь» («Беден как Лазарь», «Лазаря петь»), «Магдалина» («Кающаяся Магдалина»), «Фома» («Фома неверующий), «Валтасар» («Валтасаров пир»), «Каин» («Каинова печать»), «Мамона» («Служить Христу и Мамоне). Использование прецедентного имени, как правило, всегда влечет за собой актуализацию прецедентной ситуации, например, прецедентные имена «Адам», «Ева» неизбежно влекут реализацию прецедентной ситуации -- миф о создании мира. В качестве прецедентных могут выступать единицы, обозначающие титул, звание священнослужителя -- «папа», «архимандрит», «митрополит», «епископ» и т.п.: «Одного из ватиканских кардиналов спрашивают: -- Кто станет новым папой? -- Не могу сказать…...но точно знаю, кто не станет…- Кто же? -- У питерских шансов мало». Ряд прецедентных имен связаны с положительной оценкой -- «Иисус», «Адам», «Ева», «Петр» и др., тогда как другие в самой своей семантике содержат отрицательный оценочный компонент -- «Иуда», «Пилат», «Ирод». Прецедентное имя может выступать как заместителем определенной ситуации, так и использоваться в качестве символа, заместителя всего религиозного учения: «Великий комбинатор не любил ксендзов. В равной степени он отрицательно относился к раввинам, далай-ламам, попам, муэдзинам и прочим служителям культа». Особенностью прецедентного имени является его способность функционировать в качестве сложного знака.

Прецедентное высказывание входит в когнитивную базу носителей языка; в качестве прецедентных высказываний в религиозном дискурсе функционируют: «алчущие и жаждущие», «бить себя в грудь»; «внести свою лепту», «возвратиться на круги своя», «выпить/испить чашу до дна», «глас вопиющего в пустыне», «грехи молодости», «дар божий», «запретный плод», «злачное место», «злоба дня», «камень преткновения», «не оставить камня на камне», «за семью печатями», «корень зла», «плоть от плоти», «краеугольный камень», «кто не с нами, тот против нас», «лицом к лицу», «между небом и землей», «на седьмом небе», «нести свой крест», «соль земли», «умыть руки», «хлеб насущный», «the golden calf», «kill the fatted calf», «to bear (carry) one's cross», «a crown of thorns», «the crumbs which fell from the rich man's table», «a dead dog», «eat the fat of the land», «to go through fire and water»? «all flesh is grass», «be one's flesh», «a forbidden fruit», «serve God and Mammon», «сlean hands», «the Holy of Holies» и т.д. Прецедентное высказывание, как и прецедентное имя, ассоциируется с целой ситуацией; за ним стоит прецедентный текст. Таким образом, прецедентное высказывание перестает быть единицей языка и становится единицей дискурса. Оно акцентирует внимание на более значимых репликах Священного Писания: «У нас под носом власть устраивает бордели. Вы, мусульмане, не должны допускать этого. Обратитесь к шариату, покарайте неверных!». В ряде случаев дальнейший контекст корректирует значение прецедентного высказывания, меняя смысл ситуации: «И пошел друг на друга, брат на брата, сын на отца….Д-а-а-а, страшная это вещь: третий день свадьбы». В данном случае присутствует некий эффект обманутого ожидания, при котором окончание высказывания совершенно не соответствует серьезности его начала. Снижение серьезности смысла прецедентного высказывания может достигаться либо за счет изменения общего контекста его функционирования, либо смены лица, от которого оно исходит: «Миссионер в пустыне встретился со львом. В ужасе он молится: -- О, Великий Боже! Молю Тебя, внуши этому льву христианские чувства!....... Вдруг лев садится на задние лапы, склоняет голову и произносит: -- Благослови, Господи, пищу, которую я сейчас приму!». Значение прецедентного высказывания может претерпевать изменения под влиянием контекста: «Бабушка, а правда, что по-христиански за каждое зло надо платить добром? -- Правда, внучек! -- Ну, так дай мне сто рублей -- я твои очки сломал!». Прецедентные высказывания, функционирующие в рамках религиозного дискурса, разделены нами на: а) канонические -- употребляющиеся без изменений, б) трансформированные -- те, в которых присутствуют изменения (замещение, контаминация, изменение смыслового вектора).