Феномен речевой манипуляции: лингвоюридические аспекты

На правах рукописи

БЕЛЯЕВА ИРИНА ВАСИЛЬЕВНА

ФЕНОМЕН РЕЧЕВОЙ МАНИПУЛЯЦИИ:

ЛИНГВОЮРИДИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

Автореферат диссертации

на соискание ученой степени доктора филологических наук

по специальности 10.02.19 - теория языка

Ростов-на-Дону - 2009

Работа выполнена на кафедре теоретической и прикладной

коммуникативистики Ростовского государственного экономического университета

Научный консультант - доктор филологических наук доцент

Элла Германовна Куликова

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук профессор

Скрипникова Надежда Николаевна;

доктор филологических наук профессор

Хазагеров Георгий Георгиевич;

доктор филологических наук профессор

Чесноков Петр Вениаминович.

Ведущая организация - Кубанский государственный университет

Защита состоится «25» июня 2009 г. в 10 часов на заседании диссертационного совета Д 212. 208. 17 по филологическим наука при ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу: 344082, Ростов-на-Дону, ул. Б. Садовая. 33, ауд. 202

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Педагогического института ФГОУ ВПО «Южный федеральный университет» по адресу: 344082, г. Ростов -на-Дону, ул. Б. Садовая, 22. ауд. 209.

Автореферат разослан « » 2009 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета Н.О. Григорьева

Общая характеристика работы

Лингвистика ХХI века неуклонно расширяет сферы своего влияния: процесс лингвистической экспансии направлен в сторону снятия априорно постулируемых ограничений на право исследовать такие лингвистические феномены, которые представляются недостаточно наблюдаемыми и формализуемыми. К числу таких феноменов относится и один из типов речевого воздействия - манипулятивная коммуникация.

Вербальная манипуляция сегодня стала объектом внимания социологов, философов, политиков, культурологов, педагогов, журналистов, специалистов по теории коммуникации, управленцев, психологов, лингвистов (С.Г. Кара-Мурза, С. Московичи, Д. Болинджер, Х. Вайнрайх, Р. Блакар, Дж. Лакофф, Г. Шиллер, Г. Франке, Э. Ноэль-Нейман, Г.С. Джоуэтт, В.О'Доннэл, Н.В. Глаголев, Г.Г. Почепцов, Б.Н. Паршин, И.Ю. Черепанова, А.Н. Тарасов, Э. Шостром, К. Бредемайер, В.П. Москвин, Е.Л. Доценко, П.С. Гуревич, А.А. Осипова, Г.В. Грачев, И.К. Мельник, К.В. Никитина, Т.Е. Васильева, В.Г. Байков, М.Ю. Кочкин и мн. др.), причем усилия представителей междисциплинарного подхода к изучению феномена манипуляции направлены прежде всего на создание моделей оптимальной (исключающей манипулятивные приемы) коммуникации. Анализ исследований, посвященных феномену манипуляции, показал, однако, отсутствие единой универсальной теории манипулятивного воздействия, что может объясняться недостаточной разработанностью проблемы и связанного с ней понятийного аппарата. Сегодня не существует единой и общепринятой для всех наук или только для лингвистики (в рамках теории речевого воздействия) дефиниции манипулирования (речевой манипуляции).

При всем многообразии современных научных разработок, посвященных различным аспектам речевого воздействия, вербальная манипуляция остается мало изученным феноменом. А.А. Леонтьев справедливо отмечает, что серьезный профессиональный анализ приемов манипулирования в последние годы не производился, между тем как обращение к данной проблематике могло бы сыграть важную роль в развитии демократии в России, «в защите общества от недобросовестного манипулирования общественной психологией со стороны отдельных лиц, политических и иных группировок» (Леонтьев, А.А. Психолингвистические особенности языка СМИ [Текст] / А.А. Леонтьев // Язык средств массовой информации. Учебное пособие для вузов - М.: Академический проект; Альма Матер, 2008. С. 168). С пробуждением саморефлексии даже обычный среднестатистический человек желает знать о скрытых пружинах и рычагах воздействия на него со стороны власти, общества и рекламы (Шуберт, Э.Э. Дискурсные единицы, уровни, приемы и принципы речевого воздействия в когнитивном аспекте [Текст] / Э.Э. Шуберт Автореф. дис. … канд. филол. наук. Краснодар, 2006. С 4). Знание манипулятивных техник позволит рядовому носителю языка перейти от уровня наивного коммуниканта на уровень коммуниканта сознательного. Думаем, что именно этим обстоятельством обусловлена общественная значимость предпринятого исследования. Можно сказать, что актуальность диссертации определяется существованием настоятельного социального заказа на разработку такой проблематики. Характерно, что эту актуальность хорошо осознали представители прикладных сфер социальных наук - разработчики разного рода курсов и тренингов: Интернет пестрит предложениями об «антиманипуляционных» тренингах, где всех желающих берутся научить «конструктивному блокированию манипуляций» или «элегантному противодействию манипуляциям».

Внимание к феномену манипуляции, которое характерно для лингвистики последнего десятилетия, пока еще не привело к созданию целостной концепции манипулятивного воздействия, нет однозначного понимания этого феномена (более того - до сих пор отсутствует теоретико-методологическое единство и единообразие базовой терминологии, что затрудняет предметно ориентированное общение). Этому много причин, важнейшая из которых - сложность и неоднозначность самого объекта исследования, связанного с речедеятельностным аспектом коммуникации, с трудностью определения истинных целей высказывания и эффективности коммуникативных ходов в конкретной ситуации общения и мн. др. Достигнуто, однако, понимание того, что манипулятивное воздействие отличается от цивилизованного, что оно деструктивно (в конечном счете, от манипуляций страдает и сам манипулятор, например - в случаях манипулятивной рекламы, которой в конце концов перестают доверять).

Многообразие коммуникативных форм манипулирования и многочисленные языковые манифестации манипулятивной стратегии делают манипуляцию одной из сложнейших и актуальнейших проблем в науке о языке. Феномен манипуляции неотделим от более общей проблемы - оптимизации речевого воздействия. Актуальность этой проблемы вполне очевидна, что подтверждается большим массивом работ, рассматривающих различные ее аспекты. Наиболее традиционным является анализ вербальных единиц и их блоков, используемых в эффективных информационно-психологических операциях. Типично рассмотрение под этим углом зрения особенностей употребления в манипулятивном дискурсе лексико-фразеологических элементов языка. Грамматические структуры, поддерживающие манипуляцию, анализируются реже. И практически отсутствуют работы, где манипулирование анализируется в аспекте междисциплинарной научной парадигмы, получившей название «юридическая лингвистика».

Теоретическая неразработанность проблемы и практические потребности позволяют говорить об актуальности исследования феномена манипуляции.

В качестве основного объекта избран феномен речевой манипуляции: исследованы вербальные единицы (тексты, фрагменты текстов, высказывания, отдельные лексемы и грамматические формы) манипулятивного дискурса, то есть корпус текстовых и словарных единиц, подпадающих под определение «манипулятивный». Предметом диссертации являются лингвоюридические и прагматические аспекты манипулятивного дискурса. Весь спектр наблюдаемых в дискурсе фактов - лексических единиц и грамматических форм, с помощью которых реализуется манипулятивная стратегия, - стал предметом диссертационного исследования. Анализ ведется на различных уровнях - на макроуровне (то есть в контексте современных идей глобализации, дискурсивных стратегий) и на микроуровне (анализ сложного синтаксического целого, предложения, словосочетания и слова). Типологическая специфика диссертации предопределяет более пристальный интерес к микроуровню (при том, естественно, что наблюдения, относящиеся к макроуровню, становятся базой для конструирования общей теории манипуляции с помощью вербальных средств).

Комплексный подход к объекту - феномену речевой манипуляции - потребовал использования инструментария теории речевой деятельности, теории речевых актов, опоры на идеи и методы когнитивной науки. Лингвокогнитивный подход к материалу позволяет выяснить, каким образом в лингвистических построениях проявляются структуры знаний о мире, присущие личности, социальной группе или лингвокультурному сообществу в целом.

Феномен манипуляции как тип речевого воздействия рассматривается в широком контексте - в качестве одного из аспектов когнитивной деятельности. Особенность работы - пристальное внимание к речевому инвентарю, отражающему процесс реализации когнитивного плана манипулятивной коммуникации. По нашему мнению, исследовать феномен речевой манипуляции возможно только с опорой на концептуальный арсенал современной междисциплинарной парадигмы, включающий положения когнитологии, лингвистической прагматики, теории речевого воздействия и юридической лингвистики.

Методологической базой диссертационного исследования стали труды, в которых отстаивается необходимость учета взаимоотношений языка и психики, а психология рассматривается как «базисная наука» лингвистики, причем признание лингвистики психосоциолингвистической наукой сочетается с антропоцентризмом (И.А. Бодуэн де Куртене, К. Бюлер, А. Гардинер, Э. Сепир, А.А. Леонтьев, А.А. Залевская), труды по когнитологии (Дж. Лакоффа, Р. Лангакера, Л. Талми, А. Вежбицкой, Р. Ван Валина, С. Андерсона, В.З. Демьянкова, П.В. Чеснокова, Е.С. Кубряковой, В.А. Плунгяна, А.Г. Баранова, Е.В. Рахилиной), работы социолингвистичской направленности (М. Пеше, П. Серио, Т.А. Ван Дейка, Ю.С. Степанова, Н.Д. Арутюновой, Д. Болинджера, Х. Вайнриха, В.И. Карасика, Г.П. Немца, В.В. Красных, М.Н. Эпштейна, J.L. Mey, R. Rathmayr и др.). Истоки теории речевого воздействия содержатся в трудах В. фон Гумбольдта, А.А. Потебни, В. Вундта, В.Н. Волошинова (М.М. Бахтина); современная ее разработка - в исследованиях И.А. Стернина, Б.Л. Борухова, К. Бредемайера, К.Ф. Седова, О.С. Иссерс, Ю.Н. Караулова, Л.Ю. Буяновой и мн. др. Были привлечены труды по юридической лингвистике (А.Н. Баранова, Н.Д. Голева, А.Г. Рихтера, Н.Б. Лебедевой, Х.-Т. Томмола, Э.Л. Страунинга, О.Б. Кузнецова, Тарасова Е.Ф., П.Б. Паршина, О.В. Головачевой, А.В. Коряковцевой, И.В. Некрасова, Т.В. Чернышева, Б.Я. Шарифуллина и мн. др.) и работы, непосредственно посвященные феномену речевой манипуляции (Е.В. Аргуновой, В.Г. Байкова, Ю.С. Басковой, Т.М. Бережной, Н.Н. Большевой, Э.В. Булатовой, А.Д. Васильева, Л.Ю. Веретенкиной, О.В. Гайкова, Г.В. Грачева и И.К. Мельника, Г.С. Джоуэтт и В.О'Донелл, Е.В. Денисюк, И.Л. Дергачевой, Е.И. Доценко, Н.В. Евсюковой, С.Г. Кара-Мурзы, М.Ю. Кочкина, Н. Лимнатис, А.А. Любимовой, С.А. Мегентесова, О.Л. Михалевой, К.В. Никитиной, А.А. Осиповой, Ю.К. Пироговой, Е.С. Поповой, А.Д. Похилько, Е.Н. Рядчиковой, Д.Л. Стравского, Г.Г. Хазагерова, Е.И. Шейгал, В.П. Шейнова, Э. Шостром, Ch. Adam, P. Bourdieu, W.N.Riker и мн. др.).

Основная цель диссертации - исследовать феномен манипуляции в его текстовой реализации, дать лингвоюридическую интерпретацию феномена речевой манипуляции.

Общая цель предопределила необходимость решения следующих конкретных задач:

1. характеристика ведущих направлений в исследовании манипуляции и суггестивного воздействия; систематизация способов концептуализации понятия «манипуляция» в общем языке и метаязыке лингвистики;

2. выявление сущностных механизмов манипулирования, характеристика собственно лингвистических, психолингвистических, социолингвистических и лингвоюридических аспектов феномена манипуляции;

3. изучение многообразия языковых форм и средств реализации манипулятивной стратегии, установление «маркеров» манипуляции; описание инструментария речевой манипуляции, его исследование на лингвистических основаниях и анализ конкретных языковых единиц, функционирующих в манипулятивном дискурсе;

4. анализ феномена манипуляции в лингвоправовом поле;

5. установление эффективных способов когнитивного и лингвокультурологического противодействия манипулированию;

6. разработка принципов создания словаря манипулятивных техник.

Для достижения указанной цели и решения поставленных задач был применен комплекс исследовательских методов, выбор которых во многом обусловлен имплицитностью манипулятивной семантики:

- методы дефиниционного и контекстуального анализа;

- когнитивно-семантический анализ;

- метод прагматической интерпретации, состоящий в выявлении различных типов коннотационных приращений;

- элементы трансформационного, дистрибутивного и компонентного анализа.

Был привлечен инструментарий теории речевых актов, метод семантической и модальной экспликации речевого акта, а также метод глубинной интроспекции, апеллирующий к интуиции и «внутреннему опыту» (Л. Теньер) и позволяющий эксплицировать манипулятивную семантику единиц различных языковых уровней. Естественно, что интроспективный метод применим только к родному языку исследователя. Этот метод предполагает, что лингвист является одновременно субъектом речи. Диссертация выполнена на материале русского языка (данные других языков привлекались только для сопоставления). Выбор языка обусловлен тем, что проблема речевой манипуляции, будучи актуальной для мировой лингвистики в целом, имеет особую научную и социальную остроту в условиях российской действительности ХХI века (на Западе проблемы языкового манипулирования находятся в центре исследовательского внимания, по крайней мере, с 50-х гг. ХХ века; в нашей стране они стали объектом анализа только в постперестроечные годы).

Материалом для исследования послужили в первую очередь такие тексты, чье манипулятивное воздействие наиболее очевидно (тексты политической рекламы и агитационные тексты политического дискурса, телевизионные политические передачи, тексты коммерческой рекламы). Источниками фактического материала стали в первую очередь современные СМИ («Аргументы и факты», «Комсомольская правда», «Известия», «Собеседник», «Российская газета», «Итоги», «Отечественные записки», «Советская Россия», «Караван историй», «Город N», «Труд», «Ростовский курьер», «Мой Ростов», «Красота и здоровье» и др., в том числе и чисто рекламного характера - «Ва-Банкъ», «РОСТOFF/ON», «Реклама-Юг», «Салон-интерьер» и др.), материалы теле- и радиопередач, а также отдельные художественные и публицистические тексты. Всего было привлечено для анализа более 5000 вербальных единиц и контекстов их употребления.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в постановке ранее не изученной проблемы вербальной манипуляции в аспекте юридической лингвистики. Разработаны концепция манипулятивной коммуникации как сложного лингвопсихологического и социального феномена и процедуры оценки ее влияния на реципиента. Обоснована правомерность лексикографического описания манипуляции и предложен новый тип словаря манипулятивных техник.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в построении общей теории вербального манипулятивного воздействия, в рамках которой манипулятивный дискурс проанализирован как семиотический объект, что позволяет осмыслить когнитивную и лингвистическую природу манипулятивного воздействия. Исследовано многообразие языковых форм и средств реализации манипулятивной стратегии, проведена диагностика основных лингвистических средств выражения манипулятивного воздействия. Описание закономерностей порождения манипулятивного дискурса теоретически значимо для тех сфер знания, для которых релевантны аспекты теории речевого воздействия. Исследование вносит определенный вклад в теорию речевого воздействия, в психолингвистику и социолингвистику. Работа способствует дальнейшему развитию лингвистической прагматики вообще и прагматики общения в частности, а также изучению глубинных механизмов, лежащих в основе манипулятивного дискурса. Проведенное исследование содействует и более адекватному описанию функционирования языка в социуме.

Практическая ценность работы. Результаты и выводы диссертационного исследования могут быть полезны для разработчиков социальных информационных технологий, в том числе - разработчиков стратегий коммуникационной деятельности рекламных фирм, ибо только детальное изучение феномена манипуляции может обеспечить адекватное реагирование на речевое воздействие и информационно-психологическую безопасность личности реципиента. Материалы могут использоваться для лингвоидеологического анализа получаемой информации. В работе осуществлен перевод теоретического осмысления проблемы с позиций когнитивной лингвистики в область прикладных исследований - в лингвоюридическую практику и лексикографию. Материалы и выводы диссертации могут быть использованы при изучении языка в правовом пространстве. Практическая ценность работы определяется также возможностью применения ее основных положений, выводов и материалов в таких вузовских курсах, как общее языкознание, теория речевого воздействия, функциональная и экспрессивная стилистика, теория коммуникации, психолингвистика, лингвистическая прагматика, семиотика, общая и юридическая риторика, теория рекламы, лингвокультурология, информационное право.

На защиту выносятся следующие положения:

1. «Манипуляция» - лингвистический термин с высоким креативным потенциалом, актуальный прежде всего в рамках теории речевого воздействия. Будучи метафорой-катахрезой, термин «манипуляция» может быть отнесен к категории «удачных» с точки зрения семантической мотивированности, поскольку образ, лежащий в основе переносного употребления, проясняет существо обозначаемого явления. Помимо общей позитивной прагматики особого информационного знака, несущего знание, термин «манипуляция» обладает и яркой пейоративной оценочностью, присущей ему и как словарной единице, и в контекстном употреблении. В широком и размытом семантическом поле термина «манипуляция» выделяются ключевые элементы: «отрицательная» интенциональность адресанта и скрытый (неявный для адресата) характер воздействия. Манипулятивные функции дискурса образуют скрытый, замаскированный пласт лингвистических данностей, который нелегко отграничить от собственно информационного содержания. В зависимости от характера высказывания (его обращенности к прошлому или будущему) более существенное значение приобретает либо соответствие объективному положению вещей (если речь идет о том, что уже случилось), либо прагматический фактор (искренность оратора, чья речь обращена к будущему).

2. Языковые механизмы, обслуживающие процессы естественно-языкового убеждения и речевого воздействия, сложились стихийно, поскольку язык сам по себе в известной мере способствует искажению объективной действительности, ибо предлагает не только точные, но и неточные, нечеткие, размытые обозначения. Манипулятивный дискурс занимает промежуточное положение между двумя крайними точками - между достоверной (правдивой, полной) информацией и ложью. Ложь и манипуляция противопоставлены разным типам истины: ложь противостоит «семантической истине», манипуляция - «прагматической истине» (в терминологии Ч. Филлмора).

3. Манипуляция осуществляется тогда, когда адресант не может увидеть за реально сказанным намеренно завуалированной интенции адресанта. Поскольку одним из ключевых параметров манипулятивного высказывания (текста) является особая интенциональность, для распознавания манипуляции необходим анализ таких параметров, как цель вербального общения, коммуникативное намерение, причина, мотив. Манипуляция - прагматический акт, достигающий своей цели без явного обнаружения коммуникативной интенции: сознательно избирается такая форма высказывания, в которой отсутствуют прямые сигналы об интенциональном состоянии адресата. Увеличивая степень неадекватного восприятия информационного поля, манипулирование расширяет иллюзорную субъективную реальность. Манипуляция - негативное социально-психологическое явление, оказывающее разрушающее воздействие на личность и общество в целом.

4. Вербальное манипулирование может быть протяженным во времени, представлять собой как сложную, многошаговую поэтапную процедуру (таковы информационно-пропагандистские и информационно-рекламные кампании), так и единовременным, относительно простым актом воздействия на реципиента в межличностном общении. Субститутивный характер манипуляции предопределяет опору на такие лингвистические единицы и категории, как иноязычные (лишенные внутренней формы) слова, эвфемизмы, аллеотеты различного содержания и состава. При этом собственно языковые черты своеобразия манипулятивного дискурса с трудом поддаются идентификации, ибо в целом они не выходят за рамки нормативной речевой практики. Активное использование в манипулятивном дискурсе определенных грамматических форм и синтаксических конструкций не создает специфической «манипулятивной грамматики», поскольку эти же языковые средства используются и в иных функциях. В то же время учет типичных для манипулятивных текстов языковых средств важен для идентификации факта манипулирования. Манипулятивным дискурс делает не наличие специфических единиц лексического или грамматического уровней, а, прежде всего, интенции адресанта, неявный воздействующий характер высказывания, обстоятельства, при которых происходит коммуникация (социальный контекст) и конативная (в терминологии Р. Якобсона), или регулятивная функция. Язык предоставляет говорящим целый арсенал средств осуществления манипулятивных целей. Речевая манипуляция маркируется разноуровневыми языковыми показателями, позволяющими интерпретировать намерения говорящего.

5. Манипулятивное воздействие относится к проблемам лингвоправового пространства. Оценка правовой силы языковых действий, будучи объектом новой комплексной дисциплины на стыке наук - юридической лингвистики, должна быть распространена и на феномен манипулирования. До настоящего времени манипулятивные методы (в политическом дискурсе, в рекламе или текстах гороскопов, помещаемых в СМИ) позволяют избежать разоблачения и применения правовых санкций. Юридическое разрешение конфликтов затруднено вследствие неразработанности и несистематизированности манипулятивной стороны языка, отсутствия специализированного словаря, описывающего манипулятивные техники, а также правовых механизмов, которые учитывали бы как стихийные закономерности естественного языка, так и систему правовых норм. Аналогично диагностированию прямой лжи, противостоящей онтологической истине, можно диагностировать (хотя, по-видимому, с бульшими усилиями) и манипуляцию, противостоящую гносеологической истине. Поскольку семантическая деструкция как метод манипулирования наносит ущерб участникам избирательной кампании, а недобросовестная реклама - потребителям продукции, это может и должно стать предметом юридической лингвистики. Обоснование понятия этико-речевой нормы и квалификация манипулятивности как нарушения этой нормы позволит более адекватно описать данное явление.

6. Лексикографический жанр, будучи особым способом лингвистического постижения языковых явлений, способен вместить и такой феномен, как языковая манипуляция. В словарь манипулятивных техник целесообразно включить дистрибутивный анализ самого наименования «манипуляция» («лексикографический портрет» феномена манипуляции), описание концептов, актуализируемых при манипулятивных стратегиях, и перечень манипулятивных техник с обстоятельным представлением разноуровневых языковых способов их реализации. Составление словаря манипулятивных техник есть наиболее адекватный способ познания феномена манипулятивности; лексикографирование манипулятивных приемов может помочь в решении вопросов, связанных с этико-лингвоюридической квалификацией тех или иных способов речевого воздействия на реципиента.

7. Исключение из современной политической практики манипуляционной составляющей позволит утвердить действительно демократическую политическую культуру. Партнерская, диалогическая, гуманитарная коммуникация, в ходе которой взаимодействующие субъекты считают своей коммуникативной задачей максимально полное открытие своих намерений и аргументов, может стать антиподом манипулятивного воздействия. В условиях демократизации российского общества необходимо сделать прозрачными механизмы манипулятивного воздействия, осуществляемого посредством СМИ, и выработать критерии распознавания соответствующих суггестивных приемов. Поэтому столь важно лексикографическое представление феномена манипулирования: не пропущенное через словарь языковое явление не может считаться по-настоящему описанным.

Апробация полученных результатов осуществлена в более чем 40 публикациях как научного, так и научно-практического, учебного характера. По теме диссертации автором были сделаны доклады на следующих конференциях:

Международная научно-практическая конференция «Современное состояние университетского филологического и журналистского образования», Ростов н/Д, РГУ, 2004; 3-я Межвузовская научно-практическая конференция «Речь. Речевая деятельность. Текст», Таганрог, ТГПИ, 2004; ХХ11 Чеховские чтения, Таганрог, ТГПИ, 2004; Региональная конференция «Русский язык и молодежная субкультура». Ростов н/Д, РГЭУ, «РИНХ», 2005; Всероссийская научная конференция «Актуальные проблемы современной лингвистики», Ростов н/Д., РГПУ, 2005; Всероссийская научно-практическая конференция «Актуальные проблемы действующего законодательства РФ». РГЭУ «РИНХ», Ростов н/Д., 2005; Ростовская областная УI научно-практическая конференция «Актуальные направления воспитательной работы в системе непрерывного профессионального образования» РГЭУ «РИНХ», Ростов н/Д., 2006; Всероссийская научно-практическая конференция «СМИ и реалии нового века. Журналистика в 2006 г.» МГУ им. М.В. Ломоносова, М., 2006; Межвузовская научно-методическая конференция «Роль гуманитарных и социально-экономических дисциплин в формировании личности государственного служащего», СКАГС, Ростов н/Д., 2006; Международная научно-практическая конференция «Язык в контексте социально-правовых отношений современной России», РГЭУ «РИНХ», Ростов н/Д., 2006; Всероссийская научно-практическая конференция «Транспорт-2006», Рос. гос ун-т путей сообщения, Ростов н/Д., 2006; Международная научная конференция «Роль идеологии в трансформационных процессах в России: общенациональный и региональный аспекты», РГУ, Ростов н/Д., 2006; Международная научно-практическая конференция профессорско-преподавательского состава «Изменяющаяся правовая система России в условиях современного социально-экономического развития», РГЭУ «РИНХ», Ростов н/Д., 2006; Региональная научно-практическая конференция «Философские проблемы глобализации: общество, культура, право», РГЭУ «РИНХ», Ростов н/Д., 2007; Межрегиональная научно-практическая конференция «Социализация молодежи Юга России в ХХI веке», Институт социологии РАН, ЮФУ, Ростов н/Д., 2007; Международная научно-практическая конференция «Правовая политика Российской Федерации в условиях современного социально-экономического развития», Туапсе, 2007; Международная научно-практическая конференция «Юридическая риторика в современном информационном пространстве», Ростов н/Д: РГЭУ «РИНХ», 2007; Международная научно-практическая конференция «Язык профессиональной коммуникации: функции, среды, технологии», Ростов н/Д.: Ростовский филиал Российской Академии Правосудия; III Международная научно-практическая конференция «Юридическая наука и методология преподавания юридических дисциплин в условиях реформирования системы высшего образования», Туапсе, 2008; Всероссийская научно-практическая конференция «Проблемы воспитания толерантности и профилактики экстремизма в молодежной среде», М.: Российский институт социологии РАН, Ростов н/Д.: ИППК ЮФУ, 2008; Всероссийская научная конференция «Текст: филологический и библиопсихологический анализ», Таганрог: ТГПИ, 2008; Всероссийская научно-практическая конференция «Журналистика в 2007 году: СМИ в условиях глобальной трансформации социальной среды», Москва: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2008; Журналистика в 2008 году: «Общественная повестка дня и коммуникативные практики СМИ», Москва: МГУ им. М.В. Ломоносова, 2009; Международная конференция «Проблемы коммуникации и художественного текста», М.: РУДН, 2009 и др.

Структура диссертации подчинена целям и задачам исследования. Работа состоит из введения, шести глав, заключения, библиографии и списка источников языкового материала.

Основное содержание работы

Во Введении обосновывается актуальность исследования, определяются основные квалификационные характеристики, в том числе методологические основы, научная новизна, теоретическая и практическая значимость, апробация результатов.

В первой главе «Когнитивные и лингвистические параметры вербальной манипуляции» представлен понятийный аппарат диссертации, проанализированы различные подходы к феномену манипуляции в отечественном и зарубежном языкознании. В советское время анализ манипулирования общественным сознанием был связан с разоблачением «буржуазной пропаганды», однако в последние годы стало ясно, что многие манипулятивные приемы характерны для самых разнообразных практик социально ориентированного общения. Создается даже впечатление, что речевая манипуляция, как и манипулятивная основа взаимоотношений власти и общества, межличностных отношений, абсолютны и универсальны. Однако это не может устраивать общество, ибо манипуляция деструктивна по своей сути.

Заключение о манипулятивном характере коммуникации делаются в соответствии с оценкой коммуникативного намерения адресанта (которое всегда завуалировано). «Расшифровать» его можно с учетом всего комплекса лингвистических, паралингвистических средств и с учетом самого широкого «контекста ситуации». О речевом манипулировании правомерно говорить тогда, когда из множества возможных языковых средств описания некоторого положения дел выбираются именно те, которые несут в себе необходимые адресанту оттенки значения, ассоциации, которые вызывают соответствующий эмоциональный отклик у реципиента и подталкивают его к действиям, необходимым манипулятору и наносящим ущерб манипулируемому. В манипулятивном дискурсе неизбежно преобладание оценок над фактами, воздействия над информированием, эмоционального над рациональным. Манипулирование по сути своей побудительно, нацелено на оказание скрытого влияния, на стимулирование реципиента к необходимым манипулятору действиям.

Применяя манипулятивные стратегии, адресант рассчитывает на сильный перлокутивный эффект, так как адресат, по замыслу отправителя речи, должен не просто принять к сведению сообщаемые сведения, но и совершить какие-либо невербальные действия. Существенность перлокутивной нагрузки, оказываемой на адресата в результате манипулятивного воздействия, обусловливает выбор для манипулятивного воздействия комиссивных и экспрессивных речевых актов.

Широкое распространение феномена манипулятивной коммуникации определяет его социальную значимость и диктует потребность его тщательного изучения. С этической точки зрения манипуляция неприемлема. Общественное признание может получить только открытое словесное состязание с опорой на современную риторику, достижения лингвопрагматики, семиотики, социолингвистики и междисциплинарной когнитивной науки.

Во второй главе «Манипулятивная коммуникация и дискурсивные практики» подробно рассмотрены особенности осуществления манипулирования в тех дискурсивных практиках, для которых оно наиболее типично, а именно: в отдельных параграфах проанализированы манипулятивный политический дискурс, манипулирование в коммерческой и политической рекламе, а также внимание уделено такому жанру современного магического манипулятивного дискурса, как гороскоп. Очевидно, что для определенных дискурсивных практик вербальная манипуляция наиболее типична (из этого не следует, конечно, что те или иные типы институциального дискурса облигаторно нацелены на манипуляцию). Однако именно в политическом дискурсе и рекламе наиболее регулярно обнаруживаются языковые и речевые единицы, свидетельствующие об осуществлении манипуляции. Манипулятивность тоталитарного дискурса обусловлена обилием готовых трафаретов, клише, штампов, которые способствуют стереотипизации мышления. Стандартизированные метафоры, тиражируемые СМИ, становятся для рядового носителя языка формой интерпретации мира. Суггестивные возможности метафорических штампов активно использовались для создания «новояза», не без помощи которого осуществлялся тотальный контроль государства над личностью. Увеличивая степень неадекватного восприятия информационного поля, манипулирование расширяет иллюзорную субъективную реальность.

Языковое воздействие, в том числе и манипулятивное, неотделимо от ряда профессий (дипломатии, политики, рекламного дела, PR, журналистики, теологии, психотерапии, адвокатуры и др.). В ходе интерпретации действительности воссоздается мысленный мир с характеристиками людей, предметов, событий, обстоятельств, и в этот мысленный мир включаются домысливаемое интерпретатором на основе его жизненного опыта выводы, оценки, которые в общении навязываются адресату. Адресант политической речи нередко в манипулятивных целях вуалирует содержание сообщения; манипулятивный политический дискурс не оперирует доводами к логосу. Тиражирование манипуляций формирует ставшее массовым недоверие к политической речи вообще. Манипуляции в политическом дискурсе рождают скепсис, который выливается в политическую индифферентность людей, в недоверие к любым формам политического дискурса, что пагубно для социума в целом.

Реклама не только выполняет экономическую функцию, содействуя сбыту товара, но является специфической формой массовой коммуникации, в результате которой меняется мотивационно-поведенческая сфера реципиентов. Ключевое свойство рекламы - амбициозная самоманифестация - реализуется с опорой на важнейшее из человеческих побуждений - на стремление к обладанию; реклама необходима как информация, предваряющая обладание. Успешность рекламного сообщения зависит от того, насколько учтены психологические особенности предполагаемых потребителей. Эффективность или неэффективность рекламных сообщений определяется общими ценностными ориентациями, формируемыми в процессе рекламной деятельности и закрепляемыми затем в сфере социальных отношений. Манипуляция в рекламе направлена на создание запланированной иерархии ценностей, на формирование необходимых рекламодателю предпочтений и оценок.

Позитивным является переход от речевых актов вторжения в волевую сферу потребителя рекламы к речевым актам информативного типа, предполагающим обращение, в первую очередь, к «рацио», но вместе с тем осуществляющим воздействие на эмоционально-волевую сферу потребителя - на его воображение, амбиции, симпатии, приоритеты, ибо эмоции играют исключительную роль при совершении покупки. Манипулятивный характер имеет нарочитая нелогичность рекламы, особенно ощущаемая при реализации приема сравнения с непроясненным основанием для сравнения.

Манипулятивная сущность текстов гороскопов, популярных в современных СМИ, проявляется в том, что адресату внушается реальность той картины обстоятельств и событий, которая нарисована адресантом (информация о благоприятных днях для путешествий или, напротив, неблагоприятных для финансовых сделок). Воздействие на сознание и поступки адресата текстов гороскопов (особенно - в случаях, когда авторы далеко отходят от общих рекомендаций заботиться о здоровье) отнюдь не всегда благотворно и может быть квалифицировано как манипулятивное (ср.: Козероги, сегодняшний день не подходит для публичной деятельности. Даже выступление на внутреннем совещании пройдет скомкано и оставит неприятное впечатление. Труд, 27 июня 2008 г.)

В третьей главе «Лексические индикаторы манипулятивных стратегий» анализируется манипулятивная функция иноязычных слов, эвфемия как разновидность референциальной манипуляции, а также манипуляции с количеством и мерой. Языковые механизмы, обслуживающие процессы естественно-языкового убеждения и речевого воздействия, сложились стихийно, ибо язык сам по себе в известной мере способствует искажению объективной действительности, так как предлагает не только точные, но и неточные, нечеткие, размытые обозначения. Эвфемизмы, как и любые языковые единицы, сами по себе не подразумевают обязательного манипулирования: эвфемизмы могут использоваться в целях политкорректности - только как «смягченные» наименования и вовсе не подталкивать реципиента к мыслям и действиям, противоречащим его интересам. Однако возможно (и в современных условиях коммуникации обычно) употребление их в манипулятивных целях. Манипулятивная коммуникация не оперирует категорией ясности, не стремится прояснить существо дела. Подмена понятий при использовании «квазисинонимических» рядов дает «свой отсвет на общую синонимическую картину русского языка, на всю сеть лексико-семантических связей и отношений» (Шапошников, В.Н. О стилевой конфигурации русского языка на рубеже ХХI века [текст] / В.Н. Шапошников // Словарь и культура русской речи. К 100-летию со дня рождения С.И. Ожегова. - М.: Индрик, 2001. С. 355).

Ср. характерный пример подмены понятий в языке последнего десятилетия: использование вместо слова образование (или словосочетаний типа система среднего и высшего образования) новой единицы - образовательные услуги. Против такой подмены понятий выступила научная общественность:

Я работаю в системе высшего образования 35 лет… Но мне, как и подавляющему большинству моих коллег, никогда не приходило в голову считать, что я занимаюсь обслуживанием своих учеников, оказываю образовательные услуги. По моему глубокому убеждению, образование - не способ добиться преимуществ в конкурентной борьбе, не инструмент, с помощью которого делается карьера, не оружие в схватке за место под солнцем, а нечто совершенно иное. Образование может быть инструментом, но в сущности своей - оно ценность не инструментальная. Образование - ценность сама по себе, величайшее из благ, наполняющее жизнь человека глубоким содержанием. <…>Некоторые из моих коллег бездумно повторяют словосочетание «образовательная услуга», полагая, что это всего лишь очередная бюрократическая блажь высокого начальства. <…> Услугу оказывает продавец покупателю, парикмахер клиенту… Покупатель получил товар, продавец взял за него деньги - все. Они теперь навсегда могут забыть о существовании друг друга. Следующий (Р. Лившиц «Два образа образования» // Отечественные записки, 2007, № 132). То есть, внедрение оборота образовательные услуги исключают традиционные для нашей культуры представления о том, что обучение всегда включает в качестве неотъемлемого компонента воспитание (даже если в процессе преподавания учитель не произносит ни одного слова назидания!), и ведет к безмерной примитивизации роли педагога в обществе.

Так как широкий объем значения эвфемистической единицы делает их удобным инструментом манипулирования, само их использование должно привлечь пристальное внимание реципиента, желающего избежать манипулятивного воздействия.

Иноязычные слова, прежде всего - неосвоенные или недоосвоенные системой принимающего языка, обладают высоким манипулятивным потенциалом в силу отсутствия у них (для сознания носителей языка-рецептора) внутренней формы и естественных парадигматических и синтагматических связей. Иноязычные слова могут использоваться с манипулятивной целью в различных стилях и жанрах - от научного стиля до языка СМИ и рекламных текстов, причем, вне зависимости от стиля и жанра, манипуляции с иноязычными словами нередко носят имиджевый характер, нацелены на повышение статуса, соответствие престижу и моде (в том числе - моде в сфере научной терминологии). Однако по мере освоения, в том числе и прагматического, манипулятивный потенциал иноязычного слова существенно снижается.

К важным индикаторам манипулятивности следует отнести и разнообразные приемы, связанные с количеством и мерой («софизмы точных чисел», лексические и лексико-грамматические повторы, развертывание грамматической категории на оси комбинаторики).

В четвертой главе «Грамматические средства манипулятивного воздействия» рассмотрены интенциональные грамматические единицы как средство манипуляции. Реализация грамматических (морфологических) категорий не может быть сведена к простому представлению отношений, существующих в онтологическом простанстве: нередко это еще и реализация особых интенций адресанта, в том числе и манипулятивных. Манипулятивный потенциал обнаруживают грамматические категории с развитым интерпретационным компонентом и креативными возможностями (глагольные категории залога, времени и наклонения, лицо, персональность, грамматическая категория числа существительных и местоимений, степени сравнения прилагательных). Манипулятивный дискурс на грамматическом уровне характеризуется преобладанием пассивного залога над активным, деперсонализацией; напротив, стратегия общения, для которой приоритетны информативность, ясность, точность, конкретность и доказательность, характеризуется максимальной заменой пассивного залога активным.

Грамматическая образность вообще имплицитна, поэтому аллеотета лишена назойливой идейности, нередко свойственной обычной метафоре. Вследствие этого именно грамматические тропы более пригодны для целей скрытого манипулятивного воздействия. Семантика грамматических единиц, которые способны выражать значимые для коммуникантов смыслы, актуализируется в дискурсе со значительными отклонениями от общеязыкового стандарта. Средством манипуляции часто выступают транспозитивные числовые формы - можественное гиперболическое, множественное сенсационное, множественное пейоративное, единственное синекдохическое.

В рамках манипулятивных техник выделяется контакт, который имеет тенденцию сам себя поддерживать в силу положительного эмоционального, мотивационного или смыслового отношения к нему. Типичным примером экспликации такого контакта может служить числовая грамматическая форма местоимения первого лица мы, которая способствует тому, чтобы слушающий ясно осознавал: говорящий такой же, как он сам. Инклюзивное мы является маркером единения, выступает как идеологема единения, которую любят использовать политики всех рангов, ибо для них актуальна задача сплочения народа вокруг лидера. При использовании инклюзивного «мы» границы референтной группы оказываются подвижными, сужаются и расширяются в зависимости от устанавливаемых отношений между отправителем и реципиентами текста. «Мы-дискурс» выступает одним из способов маскировки манипулятивного воздействия через механизм формирования идентичности адресата и адресанта.

В пятой главе «Манипулятивный дискурс как проблема юридической лингвистики» речь идет о проблемах этики и права в юридической лингвистике и манипулирование анализируется как нарушение этико-речевой нормы. В этой же главе реклама рассмотрена как объект юридической лингвистики.

Актуализация проблем на стыке лингвистики и права обусловила закономерный характер становления и развития юридической лингвистики, в орбиту интересов которой входят нормативность языка в юридической практике, инвективность, лингвистические методы в криминалистике и многие другие проблемы этики, права и лингвистики. Юридическую лингвистику по определению должны интересовать разнообразные формы языковых правонарушений. К числу таких правонарушений, очевидно, может быть причислена и манипуляция, способная принести не меньший ущерб, чем обман или оскорбление. Оценка правовой силы языковых действий, будучи объектом юридической лингвистики, должна быть распространена и на феномен манипулирования. Манипуляция может быть идентифицирована по перлокутивному эффекту (состоящему, например, в том, что преувеличение достоинств товара в рекламе побудило к покупке товара, которая не имела бы места в случае достоверной информации).

Сложность идентификации связана, конечно, с различными представлениями о границах понятия «манипуляция». Так, С.Г. Кара-Мурза в своем бестселлере «Манипуляция сознанием» анализирует в качестве примеров манипуляции кинофильмы - «Ворошиловский стрелок» С. Говорухина и американскую ленту «Ночной экспресс». Фильм «Ночной экспресс», считает С. Говорухин, манипулирует зрителями, внушая им расистские взгляды. Но такое же обвинение можно предъявить самому С.Г. Кара-Мурзе, который, излагая основную коллизию фильма, упускает (намеренно?) важное обстоятельство: наибольшее негодование у зрителя вызывает не столько то, что «хороший» американец оказался в «плохой» турецкой тюрьме, сколько неоправданно большие сроки наказаний, возможность их продления после приговора, двойное наказание за одно и то же преступление. О фильме «Ворошиловский стрелок» сказано, что это «прекрасный пример эффективной эксплуатации и канализирования стереотипов в манипуляции сознанием» (Кара-Мурза, С. Г. Манипуляция сознанием [текст] / С.Г. Кара-Мурза - М.: Эксмо. 2006. С. 646), ибо здесь в качестве «носителей зла» выбираются те, которые уводят внимание от реальных виновников всеобщей катастрофы; носителями зла представляются близкие, осязаемые социальные или этнические фигуры, а это испытанный способ возбудить простые, черно-белые чувства и канализировать общественную ярость в сторону фундаментализма (характерно, что свою критическую статью о фильме в газете «Завтра» С.Г. Кара-Мурза назвал «Болотные огни»). Думаем, что обвинения режиссера (у которого, очевидно, иные политически взгляды, чем у критика) в манипуляции массовым сознанием вряд ли правомерно.

Оптимальное функционирование языка в социуме с развитой политической и общественной структурой должно опираться на постоянное регулирование не только со стороны права, но и со стороны общества. Объем понятия экологии языка, введенного в научный лингвистический обиход в последние десятилетия, следует дополнить фактами манипуляций. Специалисты в области юридической лингвистики традиционно относят к области нарушения этико-речевых норм использование инвективной лексики. Манипулятивное использование языка может быть тоже причислено к нарушениям этико-речевой нормы.

Современное законодательство о рекламе, представляя собой действующую модель регулирования информационных отношений, по многим позициям предотвращает манипулятивное воздействие на рекламопотребителя, чаще всего - через запрет ненадлежащей рекламы или с помощью обязывающих норм (требования сопровождать рекламу информацией о потенциальном вреде некоторых рекламируемых товаров). В современных условиях реклама представляет собой не только массированный поток информации о товаре или услуге, но определенный институт рыночного общества, выступающий мощным механизмом производства социальных норм и ценностей, поведенческих установок широких слоев населения. Реклама, как специфическая область массовой коммуникации, несет в себе огромный культурный потенциал, играет важную роль не только в развитии так называемой массовой культуры, но и духовной культуры в глобальном смысле. Именно в такой рекламе заинтересованы и рекламист и потребитель. Публикация разборов манипулятивных рекламных текстов, производимых компетентными критиками, специально привлеченными экспертами, может изменить отношение потребителей к рекламе (а в нашем обществе традиционно сильна вера в печатное слово) и сформировать навыки самостоятельного выявления в ней манипулятивных элементов.

Манипулятивная реклама может принести лишь краткосрочную выгоду рекламисту. В долгосрочной перспективе она деструктивна, ибо каждый член социума желает, чтобы в рекламе были учтены его интересы и потребности. Понимание коммуникации как социального процесса создания общности и взаимопонимания соответствует сущности демократического устройства общества. Партнерская, диалогическая, гуманитарная коммуникация, в ходе которой взаимодействующие субъекты считают своей коммуникативной задачей максимально полное открытие своих намерений и аргументов, должна стать антиподом манипулятивного воздействия.

В рамках юридической лингвистики сегодня поставлены важнейшие лингвоправовые вопросы, в частности - о лингвистической дискриминации. Рекламные объявления (или их фрагменты), эргонимы и маркировки, выполненные латиницей, делают человека (особенно - пожилого) исключенным из полноценной коммуникации (ср. описанный в лингвистике случай, когда написанное латиницей соса было прочитано пожилым человеком как написание в рамках русского алфавита). Без его согласия человека фактически вынуждают находиться одновременно в нескольких семиотических системах. В современной лингвистике поставлена проблема права человека на лингвистическую экологию, по которому человек не должен оказываться во враждебной языковой среде, где он унижен как якобы недостаточно культурный или малообразованный гражданин, где он терпит подобные коммуникативные неудачи.

И.В. Некрасова (Некрасова И.В. Правовое регулирование рекламы [Текст] / И.В. Некрасова // Адвокат, 2007, № 7. С. 91) считает, что рекламу «Вас ждет отличный шопинг» следует рассматривать как нарушение пункта 1. ст. 5 Закона 2006 года «О рекламе», который закрепляет, что в рекламе не допускается использование иностранных слов и выражений, способных привести к искажению смысла информации (при этом не относятся к нарушениям названия на иностранных языках зарубежных рекламодателей, например - SONY, названия рекламируемой продукции на языке ее производителя - Xerox). Ср. пример, показывающий прекрасную семантическую освоенность этого слова, наличие производных (что также является признаком ассимиляции заимствования): Психологи выделяют несколько причин, по которым шопинг поднимает настроение и является, по крайней мере, для женщин самым легким и действенным снятия стресса. <…> В то же время ученые признают, что шопинг может вызвать зависимость, когда человек теряет контроль. - Вообще зависимость - болезнь, более присущая мужчинам, чем женщинам, - объясняет профессор Александр Бухановский… И только в двух случаях преобладают женщины, склонные к нарушению пищевого поведения и шопоголизму. Шопоголизм (неадекватное поведение, неконтролируемая тяга к покупкам) - явление новое распространившееся с появлением супермаркетов и распродаж. <…> Одной из немаловажных причин шопоголизма анзывают недостаточно насыщенную событиями жизнь - люди пытаются заполнить пустоту бессмысленными покупками (Наш Ростов, 26 июня 2008 г.). Как видим, англицизм понадобился и для производного наименования, однословного русского аналога которому нет и, по известным экстралингвистическим причинам, прежде не могло быть. В конце цитируемой статьи авторы предлагают тест: Шопоголик ли вы? В ответах на тест различаются шопоголик целеустремленный, шопоголик осознанный, шопоголик спонтанный, шопоголик разумный и шопоголик истинный (неразумный).