Опасные эвфемизмы

Опасные эвфемизмы

Введение

В последние десятилетия особенно резко изменились условия функционирования языка. Прежде всего, это касается устной публичной речи. Расширение рамок публичной речи (телевидение, радио, митинги, собрания) дало возможность приобщить к ней новые слои населения. Кроме того-и это главное-изменился сам характер речи.

Также общество начала нового столетия характеризуется повышенным интересом к жаргонизмам, в современном русском языке можно наблюдать тенденцию к увеличению количества жаргонной лексики в его составе. Социальные сдвиги нашего времени, связанные с изменениями в структуре общественно-политического строя, сменой форм собственности и состава активных участников коммуникации, приводят к известному «расшатыванию» традиционных литературных норм. Это выражается, прежде всего, в росте ненормативных вариантных элементов, возникающих под влиянием нелитературного просторечия, диалектов и полудиалектов, в обилии новых иностранных слов и терминов (не всегда функционально оправданных) и, наконец, в стилистическом снижении современной устной и письменной речи, в заметной вульгаризации бытовой сферы общения. Если раньше жаргонизмы употреблялись только в непринужденном общении хорошо знающих друг друга людей, то теперь их можно услышать в радио- и телепередачах и увидеть на страницах самых разных газет.

Не менее страшен процесс стилистического снижения и вульгаризации современного языка. Издаются и читаются произведения современных авторов, откровенно ориентированные на вульгарно-сниженную, а то и просто инъективную речь. «Снижение» и огрубение речи в наши дни связано с недостаточностью языковой и общей культуры, снижением уровня интеллигентности говорящих и пишущих, низким уровнем языковой и речевой компетенции.

В то же время возрос интерес ученых к проблемам русской социальной диалектологии и, в частности, к жаргону. Это связано с проникновением жаргонизмов в общенародную русскую речь, в результате чего перед лингвистами встала проблема языковой экологии. Важным является изучение функционирования жаргонизмов в различных системах общенародного языка, а также выработка языковой политики в отношении жаргонной лексики. Этим и определяется актуальность настоящей работы.

Следует отметить, что влияние лексического состава публицистического и в частности газетного стиля текста на процесс восприятия самого сообщения реципиентом и на процесс его перевода на другой язык довольно велико. Следовательно, изучение и анализ некоторых лексических особенностей газетного текста имеют большое значение для переводоведения.

Публицистический стиль текста, помимо преобладания «точной» информации, такой как имена собственные и топонимы, наличие терминологии, характеризуется большим количеством разговорной лексики, включая жаргонизмы, сленг, диалектизмы. В связи с этим прием эвфемизации такой лексики необходим для перевода газетного текста.

Изложенное выше доказывает актуальность моей работы. Наличие эвфемизмов в газетном стиле уже доказано и подтверждено, однако язык постоянно развивается, появляется новая лексика, многие слова забываются. Исходя из этого можно сделать вывод, что есть необходимость дополнять сведения о том или ином стиле текста, о его особенностях в сфере лексики, грамматики и синтаксиса.

Актуальность: Судьба русского языка - тема, которая не может оставить равнодушным ни одного человека, интересующегося родным языком. Выбор этой темы актуален в связи с постоянными изменениями, происходящими прямо на глазах нашего поколения. И эти языковые изменения связаны с социальными преобразованиями, изменениями русскоязычного общества. В данной работе нами предлагается освещение ряда проблем, связанных с существованием такого явления, как сленг.

Задачи этой работы сводятся к сфере бытования сленга, исследованию его истоков, исследованию молодежного сленга, составление словаря школьного сленга.

Гипотеза исследования: Если мы употребляем в речи сленг, то мы будем отличаться от взрослых.

Основная цель проведённого исследования - дать характеристику современного русского нелитературного языка; анализ роли эвфемизмов в языке.

Для достижения этой цели в работе необходимо решить ряд соответствующих задач:

ѕ Выяснить какие слова использует молодёжь в разговорной речи.

ѕ Исследовать влияние сленга на формирование общекультурных ценностей сверстников.

ѕ Воспитывать культуру речевого общения.

ѕ Развивать коммуникативную культуру.

ѕ Рассмотреть понятие нелитературного языка

ѕ Описать суть понятий «арго», «жаргон», «диалект» и др.

ѕ Выявить причины возникновения нелитературных форм русского языка, проследить динамику их развития

Объектом исследования является разговорная речь молодежи.

Предметом исследования являются особенности употребления в речи сленга и эвфемизмов.

Методы исследования:

ѕ метод сплошной выборки материала, с помощью которого был отобран материал по основным особенностям газетного стиля и употреблению в них эвфемизмов;

ѕ метод анализа и синтеза, с помощью которых был собран и обобщен теоретический материал по исследуемой теме, а также подведены итоги исследования;

ѕ описательно-аналитический метод, позволивший обработать отобранный лексический материал;

ѕ сравнительно-сопоставительный метод, давший возможность сравнить наблюдения, полученные при анализе американских и английских газет;

ѕ метод лингвостилистического анализа, позволивший описывать особенности употребления лексических, морфологических и синтаксических единиц языка в прямом и переносном значении;

ѕ метод наблюдения, с помощью которого был исследован письменный текст газетного стиля;

ѕ метод дефиниционного понятия, давший возможность изучить научные определения понятия с целью проникновения в его содержание.

Методологической основой исследования послужили работы Г. Б. Антрушиной, М. А. Аполловой, И. В. Арнольда, С. Влахова, И. Р. Гальперина, В. В. Елисеевой, Т. А. Зражевской, Т. А. Казаковой, В. Н. Комиссарова, Л. П. Крысина и других.

Логика исследования и последовательность решения поставленных задач обусловили структуру работы.

1. Культура речи в разговоре молодёжи

С самого раннего детства и до глубокой старости вся жизнь человека неразрывно связана с языком. Ребёнок ещё не научился как следует говорить, а его чистый слух уже ловит журчание бабушкиных сказок, материнской колыбельной песенки. Но ведь сказки и прибаутки-это язык.

Всё, что люди совершают в мире действительно человеческого, совершается при помощи языка. Нельзя без него работать согласованно, совместно с другими. Без его посредства немыслимо ни на шаг двинуть вперёд науку, технику, ремёсла, искусство-жизнь.

Каждое орудие приносит наивысшую пользу в руках того, кто его как можно глубже изучил, кто им владеет как мастер. А мастерски владеть любым из них - стамеской или кистью художника, крошечным чертёжным пером или гигантским блюмингом - это значит, до тонкостей узнать, как они устроены, из каких частей состоят, как работают и в чём изменяются во время работы, какого обращения с собой требуют.

Из всех орудий язык - самое удивительное и сложное. Так достаточно ли мы знаем его?

И поныне в грамматиках некоторых народов встречаются сложные, и для нас непонятные, «грамматические классы». Один из учёных обнаружил в языке негров Африки роды «одушевлённый» и «неодушевлённый», или «род существ» и «род предметов». Бывает и так, что все предметы разделяются на «род сидячих», «род стоячих» и «род лежачих» предметов или на «водяной», «каменный», «глиняный», «пенистый», «мясной» и другие роды.

Вероятнее всего, что и в языке наших очень далёких предков существовало немало таких своеобразных «классов», на которые они делили, по уже неясным для нас основаниям, известные им предметы и называющие их слова.

Затем, по мере развития и человеческого языка и той способности людей, которая, как мы знаем, с ним тесно связана, - способности логически думать, мыслить, - многие из этих классов стали ненужными. Они исчезли, как гораздо позднее в русском языке исчезло двойственное число.

Но они исчезли не везде, не всюду в одно время и не всегда с одинаковой полнотой. Есть языки, где от них ничего не осталось. Есть языки, в которых сохранились те или иные следы грамматических классов.

Они - одно из тех удивительных ископаемых, в которых наш язык доносит до нас свидетельство о том, как жили, мыслили и пользовались языком наши далёкие-далёкие пращуры.

Удивительно не то, что такие отпечатки давно прошедшего сохранились; удивительно, что мы и сейчас, спустя много веков, пользуемся в нашей речи приёмами и грамматическими правилами, которые были выработаны в совершенно другом, давно исчезнувшем мире.

Но это не так: основные принципы грамматического строя любого языка живут, не видоизменяясь заметно, целыми веками, и общество иногда в течение ряда долгих эпох спокойно подчиняется им, несмотря на их бросающуюся в глаза нелогичность и нелепость.

«Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, переданное нашими предшественниками!» - призывал в одной из своих статей замечательный знаток и мастер языка Иван Сергеевич Тургенев. Что значит: «беречь» язык? От кого или от чего «беречь»? Разве у языка есть враги или ему грозят какие-то опасности?

Да. На своём историческом пути каждый язык такие опасности встречает. Приходится бороться с ними нашему языку.

Под аркой ворот одного дома висел такой плакат-объявление:

Граждане! Просьба сдавать весь утиль дворнику, который накопился!

Не знаю, видели ли вы когда-нибудь, как «накопляется дворник». Мне этого наблюдать не приходилось. Конечно, каждый грамотный человек, прочтя эти строки, улыбался, мысленно исправив синтаксическую ошибку, он всё-таки понимал, что хотел сказать автор. Но для этого требовалось некоторое усилие. Хорошо, что перед нами была одна безграмотная фраза. А если бы так была написана целая страница? Каких бы трудов стоило её прочесть и понять?!

Первая опасность, грозящая языку, - это искажение в результате невежества, невладения языком.

Искажения бывают не только в синтаксисе речи. Ещё чаще они возникают из-за неверного употребления слов. При этом иногда не так-то легко разобраться в допущенной ошибке.

На улицах встречается красиво напечатанный в типографии плакатик пожарной охраны:

Не ставьте электроплитки на сгораемые предметы!

Смысл и справедливость плаката не вызывают сомнения. Но что вы скажите о самом слове «сгораемый»?

От глагола «летать» можно легко образовать действительное причастие «летающий». Это тот, кто летает. Но можно ли произвести от него страдательное причастие «летаемый»? Ни в коем случае. Летаемый - это тот, кого «летали бы другие». А ведь никого «летать» нельзя…

Точно так же можно тот или иной предмет «сжигать», но «сгорать» может только он сам. Поэтому легко указать на «сгорающие» вещи, «сгораемых» же - нет и быть не может. «Сгорать» - глагол непереходный; законам русского языка противоречит образование от него страдательных причастий…

«Да… А как же «несгораемые» шкафы?» - спросите вы. Это дело особое. Русский язык знает ряд прилагательных типа «неувядаемый», «непромокаемый» и прочие, но все они начинаются с отрицания «не». Не бывает «увядаемых цветов» или «иссякаемой» энергии. Не может быть и «сгораемых предметов». Они встречаются лишь в речи тех, кому нет дела до чистоты языка.

Но нас она заботит. Так не будем же наводнять язык «летаемыми машинами», «спимыми детьми» или «умираемыми со смеху людьми»! Будем считать ошибкой и слово «сгораемый».

Слово «сгораемый» ошибочно по своему грамматическому строению. А вот слово «звонит», которое то и дело произносят с ударением на первом слоге, неправильно по звучанию, по самому произношению своему. Такие неверные, противоречащие нормам литературной речи ударения мы допускаем часто.

Искалеченные слова сильно засоряют наш язык, тем более что изгнать их из него, раз уж они привились среди малограмотных людей, бывает очень трудно.

Однако даже тут положение небезнадёжно.

Вот пример. Больше четверти века миллионы русских людей произносили «молодёжь»: в просторечье часто незаконно переносят ударения на начало слова («портфель», «процент» и т.п.). С этим боролись педагоги в школах, об этом писали языковеды и мастера языка, - всё напрасно.

И вдруг за последние два-три года произошло чудо: теперь все стали произносить «молодёжь» совершенно правильно. Что случилось?

Это очень интересный факт. Поэт Лев Ошанин написал широко известный «Гимн молодёжи». Помните, там есть строки:

«Эту песню запевает молодёжь,

Молодёжь, молодёжь!

Эту песню не задушишь, не убьёшь,

Не убьёшь, не убьёшь!»

Тут уж никак не произнесёшь «молодёжь»: этому мешает и ритм песни и рифма. Песню поют все, и правильное произношение прививается само собою, хотя, возможно, поэт совершенно не думал о том, что его произведение выполнит, наряду с другими, и эту полезную работу.

Стоит обратить внимание на одну очень важную сторону этого вопроса. Не всегда легко разобраться в том, что является правильным и что неправильным в языке. Ведь язык всё время меняется; меняются понемногу, постепенно и его слова и сама грамматика. Бывшее правильным становится сомнительным сегодня и совсем неверным завтра. При этом нередко новое правило распространяется не сразу на все слова определённого типа, а сначала лишь на некоторые из них, временно оставляя другие в покое. Это очень осложняет положение: порою ответить на вопрос, как надо говорить, какая из двух форм слова или какое из двух его значений правильно, оказывается далеко не так-то просто.

Чтобы стало совершенно ясно, о чём я говорю, стоит разобраться в нескольких примерах.

Возьмём для начала такое широко известное слово, как «рентген». Оно имеет несколько значений: так называют и определённое физическое явление, лучи Рентгена, и медицинский аппарат для облучения ими, и саму процедуру этого облучения, и, наконец, - едва ли не чаще всего, - весь тот амбулаторный или больничный кабинет, который занят рентгеноскопией. Все поминутно говорят: «Меня назначили на рентген», «Рентген - великое дело!», «В этой больнице даже рентгена нет…» И в 99 случаях из 100 произносят это слово так: «рентген», с ударением на последнем слоге. Именно с этим ударением слово «рентген» напечатано и в словаре Ушакова. Очевидно, такое произношение надо считать правильным, литературным. Тем не менее, случается слышать жаркие споры между сторонниками этой формы и людьми, которые предпочитают говорить «рентген», делая ударение на первом слоге слова. Любопытно послушать аргументы и доказательства обеих сторон.

«Рентген» произносят обычно люди, во-первых, немолодые и, во-вторых, знающие иностранные языки. «Слово «рентген», - говорят они, - это, собственно говоря, фамилия учёного Вильгельма-Конрада Рентгена, открывшего знаменитые лучи. Рентген был немцем, а немецкие фамилии всегда несут ударение на первом слоге». Особенно бесспорно это в данном случае, потому что фамилия «Рентген» по-немецки произносится как «Рентген», а пишется через «ое»: «Roentgen».

Так какие же основания у нас менять эту фамилию, переиначивая расположение ударений в ней и вообще искажая её? Ведь у нас теперь даже улицу Рентгена называют улицей Рентгена. Разве это не возмутительно? Тогда придётся, пожалуй, фамилию Гёте произносить как «Гете», хотя она тоже пишется по-немецки «Goethe»; сделать из «Либиха» - «Лийбиха» или из «Майера» - «Майера»… Это безграмотно!!!

Так сердито говорят так называемые «пуристы», сторонники строгой правильности в нашей речи. Мы уже сталкивались с ними, рассуждая о словарях. Что же отвечают им их противники? Ведь доказательства как будто довольно сильны!

Противники указывают вот на что. Всё только что сказанное, без сомнения, справедливо. Нам нельзя было бы отходить от правильного произношения данного слова, восходящего к немецкой фамилии, если бы наш язык всегда и всюду до сих пор соблюдал такую точность. Но этого не только нет, этого никогда и не бывало.

Очень многие иностранные фамилии мы употребляем, допуская в них значительные переделки, «русифицируя их». Так, например, фамилия гениального английского драматурга по-настоящему (то есть по-английски) выговаривается как «Шэйкспиэ», а мы её произносим (и, вероятно, всегда будем произносить!) как «Шекспир». Мы очень долго говорили (да и сейчас этот обычай вовсе не вывелся) «Дон-Жуан», хотя, как нам с вами теперь хорошо известно, испанского имени «Жуан» нет и быть не может; в Испании есть имя «Хуан»: недаром Пушкин в «Каменном госте» всюду называл своего героя «Дон-Гуаном». Мы называем Гейне-«Гейне»; а ведь точное произношение этой фамилии будет «Хайнэ». Мы говорим «Париж», хотя французы именуют свою столицу «Пари». Мы говорим «Стамбул» про тот город, который по-турецки называется «Истанбул». Ещё более причудливо коверкаем мы имена менее известных языков-голландского, датского, шведского. Исправить всё это просто невозможно, да вряд ли и необходимо. А уж что касается тех случаев, когда имя собственное стало названием вещи, так тут и говорить ничего не приходится. Все произносят «рентген»; значит, и нам, грамматикам, надо подчиниться этому без особых рассуждений. Попытки же ввести точную передачу немецкого слова здесь совершенно неуместны: они отзывают языковой манерностью, щёгольством, пуризмом…

Некоторые неправильности речи объясняются очень благородными причинами: стремлением людей, не слишком хорошо владеющих литературной речью, как можно точнее и лучше подражать ей. Они чересчур стараются и нередко перегибают палку. У них получается то, что языковеды зовут «гиперурбанистическим», то есть «слишком уж городским» произношением. Вместо давно обрусевшего слова «рельсы» начинают говорить «рэльсы»; слово «пионер» произносят как «пионэр»; даже простую шинель заменили «изящной шинэлью»; выговаривают «райион» вместо обычного «район», который в правильной речи должен просто звучать как «раён». Всё это заведомо неверно.

Произношение слов надо устанавливать не большинством голосов, а в соответствии с данными науки, в соответствии с историей нашего языка. Иначе мы его страшно испортим.

Таким образом, обрисовываются две точки зрения на язык и на те изменения, которые каждый день, каждую минуту происходят в нём. Представители одной призывают к бережной охране нашего литературного языка от всевозможных нововведений, от всяких новых слов, новых фонетических навыков и привычек, от какого бы то ни было отступления от языка, который завещали нам великие мастера слова XIX и начала XX века. Другие считают этот взгляд нежизненным и требуют свободы для развития всех явлений, которые словесно создаёт в языке его творец и хозяин-народ. Спрашивается теперь: кто же прав, а кто нет? Какая из двух позиций на самом деле полезна для нашего языка, а какая бесполезна или, может быть, даже вредна? Если вы потребуете от маня ответа на эти вопросы, ваши требования будут естественными и законными.

Но, как это ни неожиданно, дать на них прямой и безоговорочный ответ просто немыслимо. Потому что в обеих точках зрения есть и здравые и неправильные стороны. Крайности обеих, безусловно, вредны для развития языка. Если бы какая-нибудь из них возобладала, то язык либо окаменел бы навсегда в своём развитии, либо же литературная речь перестала бы отличаться от породивших её народных говоров, утратила бы присущие ей рамки и законы и перешла в то состояние беспорядка и хаоса, из которого выбралась давно.

Вторую опасность можно связать с той же, быстро исчезающей бедой - недостаточной культурой, слабым знанием общерусского языка. Она заключается в том, что великое множество новичков, каждый день всё в большем масштабе овладевающих вершинами нашей культуры, а значит, и литературным языком, приходит из разных областей страны. А в большинстве областей нередко говорят в быту ещё не на общерусском языке, а в значительной мере областных диалектах.

Опасность засорения языка «диалектизмами» не очень велика. Получая образование, сталкиваясь с книгой, газетой, ораторскими выступлениями, каждый из нас начинает стараться «говорить как все» и сам вытравляет из своей речи «областные» словечки своего детства.

Хуже обстоит дело с другим слоем «языкового мусора», с так называемыми «варваризмами».

Каждый из нас, говорящих по-русски, должен на своём небольшом участке бороться против всех трёх опасностей, ведущих к порче и ослаблению нашего великого и могучего русского языка.

Много столетий назад жили наши предки - сначала гордые и свободолюбивые анты, потом создавшие своё могучее государство русичи. И они на заре истории говорили уже по-русски, на том языке, которым пользуемся и мы с вами.

Русский народ шёл своим великим историческим путём век за веком. Как ни менялось его лицо, лицо многомиллионного народа, он оставался самим собой и при Владимире Киевском, и при Иване IV, и во дни 1812 года, и в наши величайшие в истории годы. Что же скрепляло его единство? Что такое живёт в этих долгих веках неистребимое, что заставляет нас чувствовать своим братом и соплеменником и сурового воина Святослава, и мудрого летописца Нестора, и славного флотоводца Ушакова?

Я думаю, мы не ошибёмся, если ответим: «Русский язык! Он прожил долгие, очень долгие столетия. Он менялся из года в год, из века в век, и всё же за тысячелетия остался тем же русским языком. Да, тем же самым!»

Ни на миг не прерывалась за тысячелетие волшебная нить языка, соединившая в одно целое предков и потомков, создавшая русское племя, русский народ и нацию. За это время русский язык стал одним из самых совершенных, отточенных, гибких и полновесных языков мира.

Сыны России и иностранцы удивляются его простоте и мощи. Михаил Ломоносов находил в нём соединённые вместе «великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность итальянского, сверх того богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языка».

Изменения в литературном языке обусловлены не столько демократизацией контингента владеющих литературной речью (как это было, например, в 20-е годы, когда к традиционному носителю литературного языка - интеллигенции - прибавились значительные по численности группы выходцев из рабочих и крестьян), сколько вхождением в публичную жизнь таких групп людей, которые в своих привычках и пристрастиях связаны с разного рода жаргонами и другими формами нелитературной речи.

Десять-двадцать лет -- ничтожный срок для развития языка, но в истории бывают такие периоды, когда скорость языковых изменений значительно увеличивается. Так, состояние русского языка в семидесятые и девяностые годы может служить прекрасным подтверждением этого факта. Изменения коснулись и самого языка, и в первую очередь условий его употребления. Очевидно, что и сами языковые изменения, и их скорость в данном случае вызваны не внутренними причинами, а внешними, а именно-социальными преобразованиями и пертурбациями, или, иначе говоря, изменениями в жизни русскоязычного общества.

В советское время возникла любопытная, но никак не уникальная ситуация, которая в лингвистике называется диглоссией (греч. двуязычие), то есть сосуществование двух языков или двух форм одного языка, распределенных по разным сферам употребления. Рядом с обыденным русским языком возникла (или была создана) еще одна его разновидность. Ее называют по-разному: советским языком, деревянным языком, канцеляритом (слово К. Чуковского), «новояз» (от англ. «newspeak» Дж. Оруэлла). Диглоссия случалась и раньше и на самой Руси, и в других обществах. Так, в Древней Руси соседствовали разговорный русский язык и литературный церковно-славянский.

В действительности в советском обществе употреблялись и другие формы языка, например, просторечие, сленг и т.п. Все эти формы почти не взаимодействовали между собой, поскольку относились к разным слоям общества и к разным ситуациям общения.

Горбачевская перестройка изменила не сам русский язык, она изменила условия его употребления. Исчезли границы между разными формами языка и между сферами их употребления. В публичной речи, например, М.С. Горбачева или Б.Н. Ельцина причудливо сочетаются элементы литературного языка, просторечия и новояза.

Резко увеличился поток заимствований из английского языка. Влияние Америки очевидно, и не только на русский язык и не только на язык вообще. Эти изменения также связаны с уничтожением границ и перегородок, но только внешних. Наибольшее число заимствований приходится на новые области, где еще не сложилась система русских терминов или названий. Так происходит, например, в современной экономике или вычислительной технике.

Это свидетельствует, кроме всего прочего, еще и о том, что современный русский литературный язык, хотя и может рассматриваться как язык от Пушкина до наших дней, не остается неизменным. Он постоянно нуждается в нормировании.

Все исследователи языка сходятся во мнении, что русскоговорящее сообщество переживает время резкой активизации жаргона (арго, сленга). Жаргонизмы переполняют речь людей, СМИ, художественную литературу. Этот процесс часто называют варваризацией. То есть появляется потребность в новых словах, поскольку появляются новые реалии и понятия. Кроме того, варваризация, как правило, сопровождает крайне нестабильные периоды в жизни общества. Идет интенсивный и неупорядоченный поиск средств выражения. Нестабильность языка отражает нестабильность общества.

Итак, вся лексика того или иного языка делится на литературную и нелитературную. К литературной относятся:

ѕ книжные слова

ѕ стандартные разговорные слова

ѕ нейтральные слова

Вся эта лексика, употребляемая либо в литературе, либо в устной речи в официальной обстановке. Существует также нелитературная лексика, в которой выделяют:

ѕ Профессионализмы

ѕ Вульгаризмы

ѕ Жаргонизмы

ѕ Сленг

Эта часть лексики отличается своим разговорным и неофициальным характером.

Профессионализмы - это слова, используемые небольшими группами людей, объединенных определенной профессией.

Вульгаризмы - это грубые слова, обычно не употребляемые образованными людьми в обществе, специальный лексикон, используемый людьми низшего социального статуса: заключенными, торговцами наркотиками, бездомными и т.п..

Жаргонизмы - это слова, используемые определенными социальными или объединенными общими интересами группами, которые несут тайный, непонятный для всех смысл.

Сленг - это слова, которые часто рассматриваются как нарушение норм стандартного языка. Это очень выразительные, ироничные слова, служащие для обозначения предметов, о которых говорят в повседневной жизни.

Необходимо отметить, что некоторые ученые жаргонизмы относят к сленгу, таким образом, не выделяя их как самостоятельную группу, и сленг определяют как особую лексику, используемую для общения группы людей с общими интересами.

Описание эвфемистической лексики невозможно без характеристики социально-культурного и языкового фона, на котором возникает потребность в эвфемизмах. Л.П. Крысин пишет: «Для полноты картины приходится упоминать такие реалии и такую лексику, которые обычно находятся вне поля внимания языковедов. Как у носителя литературного языка и просто человека, следующего определенным культурным нормам, это и у самого исследователя может вызывать внутреннее неприятие и протест, однако в качестве беспристрастного наблюдателя, фиксирующего все, что происходит в языке, он обязан изучать и такого рода «неприятные факты», способные вызвать нравственный дискомфорт.

В различных стилях современного русского языка в процессе его функционирования сформировались две противоположные особенности: с одной стороны, огрубление речи, с другой стороны - ее эвфемизация.

Первая особенность выражается в увеличении количества грубо-просторечных и жаргонных наименований, слов, относящихся к различным частям речи: клевый, мани, мусор, обалденно, фенька. Вульгаризмы и жаргонизмы активизировались не только в разговорно-бытовой речи, но и средствах массовой информации, в художественных текстах, в различных жанрах публичной речи. «Непечатное» слово стало «печатным». Снятие запрета на употребление обсценной лексики вызвало к жизни такие словари, как «Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона», «Русская феня», «Словарь блатного воровского жаргона», «Слова, с которыми мы встречались», «Большой словарь русского жаргона», «Толковый словарь молодежного сленга», «Словарь современного жаргона российских политиков и журналистов».

Под влиянием обсценной лексики изменился не только нормативный статус целого ряда слов, но и их значение. Используется жанр речевой инвективы, в которой применяются различные средства негативной оценки поведения личности, внешности адресата: жаргонизмы, вульгаризмы, просторечные слова и выражения: «Олигархи ведут себя, как Шура Балаганов: с миллиардами в кармане тырят сумочку в трамвае...». Процессу «огрубления» речи прямо противоположен процесс эвфемизации, усилившийся под влиянием дисфемизации речи.

«Чувствительные» к общественным оценкам, эвфемизмы довольно быстро меняют свой статус, превращаясь в недопустимую грубость, требующую эвфемистической замены. В этом смысле показателен пример с эвфемизацией глагола «высморкаться»: если у Гоголя дамы, речь которых отражает вкус определенной эпохи, говорят «освободила нос посредством носового платка», а Л.П. Крысин, описывая эвфемизмы в современной русской речи, называющие физиологические процессы и состояния, приводит пример «освободи нос!» (вм.: высморкайся), то у учащейся молодежи выражение «освободи нос» вызывает улыбку. У опрошенных студентов филологического факультета более 90% предпочли прямое наименование - «высморкаться». Зато выражение «очистить кишечник», «очистительные процедуры», «вызвать рвоту» и им подобные воспринимаются как нейтральные, приемлемые для характеристики физиологических процессов и состояний.

В свое время Б.А. Ларин писал: «Эвфемизмы недолговечны. Существенным условием действенности эвфемизма является наличие «грубого», «недопустимого» эквивалента. Как только это подразумеваемое неудобопроизносимое выражение выходит из употребления, эвфемизм теряет свои «облагораживающие» свойства, так как переходит в разряд «прямых» наименований, и тогда требует новой подмены».

Нам думается, что все эти явления должны быть исследованы на материале не только классических текстов, считающихся образцами современного русского языка, но и на материале текстов, отражающих язык начала XXI века.

Актуальность темы определяется необходимостью тщательного исследования ресурсов эвфемистической лексики, способной в данный момент развития современного русского языка противостоять натиску огрубления речи.

Ориентируясь методологически на когнитивно-прагматическую парадигму, необходимо отметить, что XX век - это период развития структурализма в языкознании, наложивший отпечаток и на исследование эвфемистической лексики. Но, очевидно, нужно было подвергнуться искусу структурализма, чтобы, благодаря развитию структурного направления, уйти от работ, написанных в духе краеведения и приблизиться к подлинно научному исследованию эвфемистической лексики.

Сегодня мы не можем с полной уверенностью заявить о том, что структурализм исчерпал себя как направление, однако развитие когнитивно-прагматической парадигмы позволяет по-новому взглянуть на эвфемистическую лексику, в результате чего появляется возможность:

1) выявить причины ее появления на уровне обыденного познания, насчитывающего десятки, а может быть, и сотни тысяч лет, в отличие от научного познания, возникшего сравнительно недавно;

2) вскрыть механизмы появления эвфемизмов на уровне сознания, мышления, восприятия, понимания, порождения речи, производных в своей основе от обыденной рецепции мира человеком;

3) рассмотреть лексику русского языка (на материале эвфемизмов) как феномен «размытых множеств», в отличие от традиционной лингвистики, где язык описывается и интерпретируется как дискур-сивно-логическое явление;

4) описать прагматические особенности эвфемизмов. Рабочая гипотеза была сформулирована следующим образом: если в процессе лингвистического исследования эвфемизмов в современном русском языке и в речи применить когнитивно-прагматические основания, использовав разработанные нами единицы комплексного анализа (классификационную схему понятий, подвергающихся эвфемизации, сценарии применения эвфемизмов в речи, схему комплексного анализа эвфемизмов), то это позволит:

а) описать лексико-грамматические особенности эвфемизмов на уровне системных связей;

б)обосновать возможности их лексикографирования на когнитивной основе;

в)вскрыв причины их появления на уровне обыденного сознания, выявить сценарии применения эвфемизмов в речи;

г)описать принципы прагматического исследования эвфемистической лексики, а также ее прагматические функции.

В качестве объекта исследования была избрана эвфемистическая лексика современного русского языка, в качестве предмета - ее лексико-грамматические, когнитивные и прагматические особенности. И это неслучайно. В лингвистике существует достаточно большое количество работ, посвященных анализу эвфемистической лексики в разных языках: английском (Н.И. Босчаева, 1989; В.И Заботкина, 1988; A.M. Кацев, 1975; 1976; 1977; 1981; 1987; 1988; 1999; В.А. Кравченко, 1991; Е.К. Темирбаева, 1991), французском (В.Т. Клоков, 1992; Л.С. Турганбаева, 1989), немецком (Н.М. Бердова, 1981), туркменском (С. Алтаев, 1955), азербайджанском (Х.М. Джаббаров, 1972), норвежском (О.А. Комарова, 1985), грузинском (К.К. Шахжури, 1956) и др.

Удельный вес современных исследований, посвященных проблемам эвфемизации в русском языке, недостаточно велик. Исключение составляет написанная Л.П. Крысиным глава «Эвфемизмы в современной русской речи», в которой автор анализирует понятие эвфемизма, темы и сферы эвфемизации, цели и ее языковые способы и средства [Русский язык конца XX столетия, 1996].

Это также послужило одной из причин, почему в качестве объекта исследования была выделена эвфемистическая лексика современного русского языка.

В качестве аналитического материала использовались единицы эвфемистического характера: слова, словосочетания, предложения, тексты, извлеченные из произведений русской литературы XIX и XX вв., начала XXI в., из текстов публицистического, официально-делового, научного характера, из разговорной речи. Была составлена картотека, включающая около пяти тысяч примеров, отражающих особенности употребления эвфемизмов.

Использовался комплексный анализ значений и функций, разработанный на основе лингвостилистической абстракции. Описательный механизм языкового материала, извлеченного из разных источников, включает сплошную выборку языкового материала, составление картотеки, лексикографическую обработку, систематизацию эвфемистической лексики. Описание используется как метод качественно-количественного исследования языковых единиц: слова, словосочетания, предложения, текста.

Теоретическая значимость исследовательской работы состоит в том, что изучение и анализ эвфемизмов современного русского языка расширяет и дополняет, во-первых, существующие исследования эвфемистической лексики, во-вторых, разыскания в области когнитивистики и прагматики.

Полученные данные могут быть использованы в общей и учебной лексикографии.

На защиту выносятся следующие положения:

1) исследование эвфемизмов русского языка на когнитивно-прагматической основе позволяет выявить причины их появления на уровне обыденного сознания, составить типовые сценарии и выявить речевые ситуации их применения, описать прагматические функции эвфемизмов, разработать принципы их исследования;

2) лексикографирование эвфемизмов на тезаурусной основе дает возможность их описания на уровне системных связей;

3) комплексный метод исследования ориентирован на описание иерархии значений и функций эвфемизмов.

Научная новизна исследования определяется недостаточной изученностью эвфемистической лексики как целостной системы, выступающей не только как объект традиционного языкознания, но и как объект когнитивной и прагматической лингвистики.

Впервые описаны особенности лексикографирования эвфемизмов русского языка на тезаурусной основе, составлены сценарии использования эвфемистических средств. В научный обиход введен языковой материал, отражающий употребление эвфемистической лексики в последнее десятилетие.

Цель проведенного исследования - выявить основные эвфемистические группы и описать их как объект традиционного, когнитивного и прагматического языкознания.

В процессе исследования были поставлены следующие задачи:

1) создать картотеку эвфемизмов современного русского языка и' составить на тезаурусной основе эвфемистические классификационные группы;

2) определив на основе существующей лингвистической литературы значение понятия «эвфемизм», отграничить эвфемистическую лексику от других видов иносказаний;

3) осуществить комплексный анализ значений и функций эвфемизмов на основе метода лингвостилистической абстракции;

4) описать особенности лексикографирования эвфемизмов;

5) рассмотрев эвфемизмы как объект когнитивной лингвистики, выявить причины их появления на уровне обыденного сознания и составить сценарии их применения в речи;

6) описать прагматические функции эвфемизмов, принципы их исследования с учетом интенций, намерений участников речевой ситуации.

Наряду с общеизвестными в языкознании методами и приемами анализа (описательный метод, компонентный анализ, контекст.

2. Эвфемизмы в традиционном языкознании

2.1 Определение эвфемизмов в лингвистической литературе XIX-XX веках

В исследовании мы рассматриваем эвфемистическую лексику на материале современного русского языка, хотя проблема эвфемизации разрабатывалась применительно к разным языкам. В языкознании существует целый ряд работ, на которых мы будем останавливаться в процессе изложения материала.

Необходимо также отметить, что отправным пунктом описания материала во всех этих работах служит определение понятия «эвфемизм», которое в лингвистике употребляется достаточно давно.

Так же, как и множество других древнегреческих терминов, оно применялось античными авторами уже в V веке.

В европейской языковой культуре появление термина «эвфемизм», по утверждению Е.Е. Речицкой, относится к XVI в. Позже, в XIX-XX вв., были созданы работы, специально посвященные проблемам эвфемистической лексики или затрагивающие ее в связи с другими языковыми явлениями.

А.Ю. Кудрявцевым и Г.Д. Куропаткиным составлен «Англорусский словарь-справочник табуированной лексики и эвфемизмов», вышел словарь В.М. Мокиенко, включающий эвфемистическую лексику.

Внешне проблема описания эвфемизмов выглядит как достаточно «прозрачная», однако толкование понятия «эвфемизм» расходится у разных авторов.

Выделяется целый ряд трактовок, иллюстрирующих многоплановость современных дефиниций.

Генезис термина «эвфемизм» общеизвестен: сам термин происходит от греческих слов «ебсруцл еб-хорошо, руцд-молва, слух, речь». Первоначально он толковался как произнесение «слов, имеющих хорошее предзнаменование, воздержание от слов, имеющих дурное предзнаменование (особенно при жертвоприношениях), благоговейное молчание». Подобное понимание эвфемизма сближает его с табу, но не уравнивает.

Впоследствии вторая часть определения («благоговейное молчание») будет утрачена, однако два противоположных значения, заложенные в формулировке, еще долго будут сохраняться.

Двойственный характер эвфемизмов отмечал в свое время Д.К. Зеленин.

На парадоксальность толкования греческого термина «эвфемизм» указывает Э.Бенвенист, объясняя подобное явление смешением языка и речи.

С одной стороны, «произносить слова, несущие доброе предзнаменование», обратно тому, что за этим стоит: «избегать слов, сулящих недоброе», откуда и «хранить молчание». В обряде «хранить благоговейное молчание» и тут же второе значение «кричать, торжествуя». «В неправильном толковании слов повинно смешение между «языком» и «речью» (в соссюровском смысле)».

Э. Бенвенист, как никто другой, детально, шаг за шагом вскрывает процесс формирования, возникновения и функционирования эвфемизма: «Чтобы охарактеризовать какой-либо эвфемизм, нужно восстановить, насколько это возможно, условия его употребления в разговорной речи.

Такое выражение, как «если со мной что-нибудь случится» (= если я умру), разумеется, не позволяет просто приписать глаголу случиться значение «умирать». Только ситуация определяет эвфемизм, и в зависимости от того, является ли она типичной или случайной, она формирует тип эвфемистического выражения в соответствии с нормами того или иного языка». Как доказывает изучение литературных данных и источников языкового материала, на смену одним эвфемизмам приходят другие. Зачастую выстраивается цепочка эвфемистических наименований. Совсем не случайно мы находим у Э. Бенвениста следующую мысль: «Все зависит от характера того понятия, которое хотят вызвать в сознании и вместе с тем избежать его называния. Если это понятие принадлежит к числу тех, которые осуждаются моральными и социальными нормами, то эвфемизм не сохраняется надолго. Получив отпечаток этого понятия, он в свою очередь требует обновления».

Согласно А.В. Александрову, существует два типа определений эвфемизма, к которым и сводится все многообразие трактовок: 1) «слова, синонимически заменяющие грубые, вульгарные выражения» (Галкина-Федорук Е.М., Шанский Н.М. и др.); слова и словосочетания, появляющиеся в языке для обозначения понятий, которые уже имеют названия, «но считаются почему-либо непристойными, грубыми, неприличными или низкими»;

2) второй тип определений эвфемизма представлен у А.А. Реформатского, Л.А. Булаховского и др.: «заменные, разрешенные слова, которые употребляются вместо запрещенных (табуированных)».

К первому типу трактовок можно отнести толкование эвфемизма Д.Н. Шмелевым «как слова и выражения, служащего в определенных условиях для замены таких обозначений, которые представляются говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резкими».

С определением И.Р. Гальперина перекликается толкование Н.С. Араповой: «Эмоционально нейтральное слово или выражение, употребляемое вместо синонимических слов или выражений, представляющихся говорящему неприличными, грубыми или нетактичными.

Узкое значение понятия «эвфемизма», характерное для А.А. Реформатского, встречается и в других работах: «слово или выражение, заменяющее табуизированные слова».

Все эти формулировки восходят к древнегреческой традиции, в которой, как известно, подход к определению любых явлений отличался «синтетичностью». А именно: теория эвфемизмов входила в целостное учение, синтезирующее в себе акустическую, зрительную, смысловую стороны, тесно взаимосвязанные с выбором слов, их сочетанием и фигурами, в которых эти критерии находят свое выражение. Так, эвфония считалась учением о благозвучии, изучавшим качественную сторону речевых звуков. К области эвфонии относятся такие стилистические приемы, как ритм, рифма, анафора, эпифора, аллитерация, ассонанс, диссонанс, все виды звуковых повторов. Затем учение об эвфонии легло в основу античной теории о тропах, под которыми понимался «отказ от обычного значения слов и сопровождаемый некоторой приятностью переход речи к иносказанию», где часто использовался эвфемизм «...либо во избежание непристойности, либо для возвеличивания предмета..., либо для украшения». Но если в античной теории эвфемизм был своеобразным звеном единой цепи, то впоследствии под влиянием дальнейшей специализации лингвистического знания возникли те парадоксальные формулировки, на которые в свое время указывал Э. Бенвенист, а также многообразие определений, бытовавших в научной и учебной литературе XX века. При этом возникали ситуации, когда в процессе анализа эвфемизмов исследователи противоречили самим себе. Известен классический пример с автором «Введения в науку о языке» Р.А. Будаговым, который, определив эвфемизм как «смягчение», в качестве примера привел английское слово tank (танк), которое употреблялось не для «смягчения», а в совершенно определенных целях: скрыть от известной части общества подлинное наименование, а заодно и назначение перевозимых предметов.

Поэтому, рассматривая вопрос определения эвфемизма, мы решили опираться не на толкования, которые каждый автор дает, ориентируясь, как правило, на традицию, находясь под «гипнозом» традиционных определений, а на содержание работ, описывающих различные стороны эвфемистической лексики. В результате были смоделированы определения, дающие полное представление о концепции того или иного автора:

1) Эвфемизмами следует называть многочисленные и разнообразные средства языка (слова, словосочетания, сокращения, графический пропуск и др.), употребляемые в качестве замены слов, прямое наименование которых по каким-либо причинам, связанным с социальным характером людей (профессия, эпоха, культурный уровень своего народа), является нежелательным.

2) Эвфемизмы -- слова, используемые как «переименования по запрету», цель которых «приукрасить» свой предмет, чтобы отвратить его дурное воздействие, что может приводить не только к позитивному эффекту, но и к языковым явлениям, порождаемым лживой моралью, ужимками жеманности, лицемерием, ханжеством, либеральной фразой и политической позой; одна из разновидностей тропа, ориентированная не на образное представление действительности, а на затемнение, прикрытие неприглядных явлений жизни или нескромных мыслей, намерений; условно-обязательный способ выражения преимущественно в дипломатии, публицистике, ораторской речи и необязательный в разговорной речи.

3) Эвфемизмы - слова или выражения, считающиеся благопристойными и употребляемые в речевой деятельности, подчиняющейся принятым в коллективе нормам, сложившимся под влиянием обычаев, взамен определенных слов и выражений, относимых к неприличным, грубым, недопустимым в разговоре, что в отдельных случаях приводит к крайностям: благопристойность поневоле подменяется жеманством в результате отсутствия у говорящих подлинной речевой культуры и языкового вкуса.

4) Эвфемизмы - синонимические замены запрещенных слов, точных названий пугающих предметов или явлений, дающие возможность говорить о них без «опасности» вызвать стоящие за словом злые силы, выражения, являющиеся «предохранительными» формулами вроде «чтоб не сглазить», заменные названия болезней, злых духов, умерших, наименований, связанных с проклятием, карой и местью, названий страшных животных, устрашающих явлений природы; названия предметов и действий по соображениям приличия, вежливости; замены, смягчающие то, что относится к смерти, болезням и т.п., непрямые названия слабостей (пристрастия к вину, опьянения и т.п.), шутливые замены для слов, указывающих на глупость.

В целом, в наши дни чрезвычайно высок уровень агрессивности в речевом поведении людей, начиная с бытовых разговоров соседей по дому, перепалок в магазинах и кончая митингами на площадях и дебатами в парламенте, где звучащая речь характеризуется такими чертами, как жесткость в оценке поведения собеседников, крайняя негативная экспрессивность при обсуждении того, с чем не согласен говорящий. В определенной степени противоположным по характеру, целям и результатам является процесс эвфемизации речи, также весьма характерный для современного ее состояния. Говорят даже о «синдроме эвфемии».

Рассмотрение сущности процесса эвфемизации было бы целесообразно начать с определения самого понятия «эвфемизм». В энциклопедии «Русский язык»: эвфемизм (от греч. euphemia-воздержание от неподобающих слов, смягченное выражение) трактуется как слово или выражение, служащее в определенных условиях для замены таких обозначений, которые представляются говорящему нежелательными, не вполне вежливыми, слишком резкими: задерживается вместо опаздывает, поправился вместо потолстел…

Язык социален по своей природе и во всех своих проявлениях не может ни функционировать, ни развиваться вне связи с жизнью. Назначение языка - средство общения между людьми - имеет ярко выраженный социальный характер, и общественные функции языка активно воздействуют на его структуру, во многом предопределяя направление его развития.

Проблематика «язык» и «общество» включает в себя вопросы взаимоотношений литературной разговорной речи с ее антиподом-нелитературной речью, социально-профессионального варьирования и функционально-стилистической дифференциации словарного состава в разных коммуникативных сферах.

Нестандартные элементы литературного языка имеют определенный коммуникативный статус и языковую ценность, прежде всего как общепринятые экспрессивные средства стилистически сниженной речи, отражающие функционально-стилистическое варьирование словарного состава литературного языка. Они имеют все основные признаки разговорности:

ѕ отражение психологии среднего носителя языка и ситуаций повседневной жизни;

ѕ спонтанный характер выражения;

ѕ эмоциональность;

ѕ конкретность;

ѕ образность;

ѕ фамильярность.

Оценка говорящим того или иного предмета речи с точки зрения приличия (неприличия), грубости (вежливости) обычно бывает ориентирована на определенные темы и сферы деятельности людей (или отношений между ними). Традиционно такими темами и сферами являются:

ѕ определенные физиологические процессы и состояния: она ждет ребенка;

ѕ отношения между полами, например: находиться в близких, интимных отношениях;

ѕ болезнь или смерть: недомогать, плохо себя чувствовать (вместо болеть, хворать); она совсем плохая (о безнадежной больной); кончина (вместо смерть); летальный исход - как медицинский эвфемизм, заменяющий слово смерть; следует заметить, что темы смерти и похорон вербализуются почти исключительно с помощью эвфемизмов;

ѕ возраст, внешность, интеллект, психическое состояние, свойства характера, поступки человека, если прямое обозначение этих характеристик, по мнению говорящего, может расцениваться как недостаточно тактичное: она не первой молодости; его трудно назвать красавцем; он не вполне нормальный (ср.: сумасшедший, псих); ум не относится к числу его достоинств; говорить неправду (вместо врать, лгать) и т.д.

Напряженность в межнациональных отношениях породила описательные обороты для обозначения представителей различных народов Кавказа и Средней Азии: лица армянской национальности (вместо армяне) и даже лица кавказской национальности (хотя такой национальности, как кавказец, не существует).

Основная цель, которая преследуется говорящим при использовании эвфемизмов в социальных и межличностных отношениях, -стремление уйти от конфликтов, не создавать у собеседника ощущения коммуникативного дискомфорта.

Русские писатели, мастера слова, восхищались русским языком, отмечали особенности его, своеобразие, неповторимость. Известный писатель К.Г. Паустовский, обращаясь к современникам, напоминает: «Нам дан во владение самый богатый, самый меткий, могучий и поистине волшебный русский язык».