Проблемы и перспективы российско-американских отношений на современном этапе

2. Проблемные сюжеты современных российско-американских отношений

Российско-американские отношения являются системообразующим фактором международной безопасности. Однако в условиях системной конфронтации способность Вашингтона и Москвы сотрудничать по борьбе с глобальными угрозами, оказывать эффективное содействие урегулированию региональных кризисов и вести конструктивный диалог по минимизации рисков двусторонней эскалации существенно деградировала. В свете снижения степени управляемости международной системой, а также отсутствия доверия и механизмов урегулирования кризисных ситуаций в российско-американских отношениях выбранные для анализа сюжеты представляются оправданными. В данной главе будут рассмотрены проблемы в отношениях между Москвой и Вашингтоном, связанные с безопасностью, стратегической стабильностью и подходами к урегулированию региональных кризисов. Говоря о стратегической стабильности, мы намеренно выделяем для анализа лишь несколько аспектов сферы ядерных вооружений, а именно позиции России и США по сокращению стратегических наступательных вооружений (СНВ) и противоракетной обороне (ПРО). В частности, будут детально рассмотрены разногласия Москвы и Вашингтона по Договору о стратегических наступательных вооружениях (СНВ-3), который имеет особое значение на фоне выхода сторон из Договора об обычных вооружённых силах в Европе (ДОВСЕ) и Договору по противоракетной обороне (ПРО), а также неэффективности Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности (РСМД). Таким образом, всеобщее ядерное разоружение, проблема ядерных испытаний и режим контроля ракетных технологий остаются за рамками нашего исследования, поскольку требуют апелляции к широкому кругу ведущих (Китай, Франция, Великобритания) и относительно молодых (Индия, Пакистан, КНДР, Израиль) ядерных держав, а также негосударственных акторов. В рамках проблемы безопасности будут проанализированы разногласия России и США по вопросу о расширении НАТО. Говоря о кризисном реагировании (урегулировании кризисов, кризис-менеджменте), мы исследуем украинский и сирийский конфликты как проблему российско-американских отношений путём сравнения восприятия Москвой и Вашингтоном этих конфликтов, а также подходов к их урегулированию. Проблема международного терроризма будет освещена в рамках сирийского конфликта. Опираясь на сделанные в первой главе выводы о природе современных российско-американских отношений и на проведённый во второй главе анализ проблемных сюжетов в них, мы надеемся получить комплексное представление о глубине и разрешимости дилемм двусторонней повестки. Это поможет нам исследовать возможности и риски российско-американских отношений в третьей главе.

2.1 Проблема стратегической стабильности

Циклы советско-американских отношений начиная с 1945 года во многом объяснялись способностью сторон договориться по вопросам стратегической стабильности. Сегодня проблематика контроля над вооружениями по-прежнему остаётся центральной в отношениях между Россией и США как ключевыми мировыми акторами Торкунов А. В. Современные международные отношения и мировая политика //М.: Просвещение. - 2016. С. 465. В условиях системной конфронтации, которая характеризуется повышенной напряжённостью политического взаимодействия, а также отсутствия прочных экономических связей или общих ценностей, главным стабилизатором двусторонних отношений остаются вопросы стратегической стабильности. Однако усилия, связанные с её обеспечением, а именно контроль над вооружениями, их ограничение и необходимость модернизации ракетно-ядерных потенциалов неизбежно повторяют логику военно-политической конфронтации в российско-американских отношениях. Другими словами, диалог по вопросам стратегической стабильности между Москвой и Вашингтоном может оказывать как укрепляющее, так и разрушающее воздействие на двусторонние и международные отношения, что повышает научно-практическую значимость изучения проблемы контроля над вооружениями в российско-американских отношениях.

Сокращение стратегических наступательных вооружений

Начнём рассмотрение проблемы стратегической стабильности с Договора СНВ-3, поскольку «центральной повесткой российско-американских отношений до 2020 г. останется способность Москвы и Вашингтона договориться о взаимовыгодной ревизии» этого договора. Так называемый «Пражский компромисс» 2010 года, достигнутый в ходе переговоров Д.А. Медведева и Б. Обамы, сменил Вайомингский процесс 1990-х и до сих пор является действующей основой российско-американского диалога по проблемам контроля и ограничения вооружений. В центре Договора находится ограничение и сокращение стратегических носителей, которые включают в себя межконтинентальные баллистические ракеты наземного или мобильного базирования (МБР) с дальностью свыше 5500 км Расстояние в 5500 км принято как кратчайшее расстояние между территориями РФ и США через Северную Атлантику; баллистические ракеты межконтинентальной дальности, размещённые на подводных лодках (БРПЛ), и тяжелые бомбардировщики (ТБ), покрывающие расстояние свыше 5500 км без дозаправки в воздухе. Главное достижение Пражского договора состоит в том, что впервые с 1991 года было зафиксировано не только ограничение, но и реальное сокращение потолков боезарядов до 1550 единиц, то позволяет достичь военно-стратегического паритета. Однако уже на данном этапе существует ряд сложностей, связанных с учётом возможностей стратегических носителей. Договор исходит из того, что каждый ТБ несёт только один заряд, в то время как реальное число ядерных ракет или бомб на нём может быть бульшим. Помимо этого, Договор учитывает только фактические размещённые на МБР и БРПЛ заряды, число которых при желании можно увеличить. Всё это создаёт правовые «лакуны» и повод для трактовок, а значит, снижает эффективность соглашения. СНВ-3 также устанавливает ограничения на развёрнутые стратегические носители ядерного оружия в размере 700 единиц; число же развёрнутых и неразвёрнутых единиц для каждой стороны не должно превышать 800 единиц. За счёт этого достигается сокращение числа стратегических носителей вдвое по сравнению с договором СНВ. «Но фактическая ликвидация будет опять же менее масштабной, поскольку на момент заключения СНВ-3 стороны уже ликвидировали или складировали часть своих стратегических носителей». Другие положения формально являются выгодными для России по сравнению с прежними договорами (СНВ-1, не ратифицированный СНВ-2 и СНП), но на деле вызывают разногласия. Во-первых, за Россией и США сохраняется право на «возвратный потенциал» Возможность резкого наращивания другой стороной - в случае внезапного выхода из договора - количества боезарядов на «оперативно развёрнутых» стратегических носителях. Однако, несмотря на то, что право иметь его закреплено за обеими сторонами, российские технологические возможности не позволяют превращать складированные боезаряды в оперативно развёрнутые. США, в свою очередь, отказываются юридически закрепить обязательство по уничтожению (вместо перевода в резерв) сокращаемых боезарядов. Во-вторых, стороны также соглашаются на учёт проблемы ПРО в стратегической триаде. Тем не менее, взаимосвязь стратегических наступательных и оборонительных вооружений, которая закреплена в преамбуле Договора, остаётся одним из главных противоречий. США признают эту взаимосвязь, но отказываются конкретизировать, в чём она состоит. Это даёт повод для различных трактовок: Россия воспринимает положения о взаимосвязи СНВ и ПРО как обязательство партнёров ограничить количество систем ПРО, а Соединённые Штаты видят в этом положении не более чем рамочные условия для будущих переговоров. Серьёзным поводом для противоречий являются действия США по переоснащению стратегических носителей с целью выполнения неядерных задач. Прежде всего, очевидна возможность переоборудования неядерных носителей обратно в ядерные. Также при подобных действиях американская сторона не уничтожает пусковые установки под МБР и БРПЛ, которые являются потенциальными носителями ядерных боезарядов. Наконец, по Договору стороны получают право автономно определять состав и структуру своих стратегических наступательных вооружений. Они не ограничены в разработке МБР, в том числе с разделяющими головными частями индивидуального наведения (МБР РГЧ ИН), БРПЛ и ТБ. Учитывая скорость развития ядерных технологий, высокоточного неядерного и кибер-оружия, эти положения в дальнейшем могут вызвать дополнительные противоречия между Россией и США. Таким образом, уже на этапе выработки и ратификации Договора возник ряд серьёзных противоречий, которые сохраняются до сих пор. В условиях системной конфронтации они представляют барьер для развития российско-американского диалога по стратегической стабильности и осложняют общий контекст отношений. Выход сторон из Договора чреват серьёзной дестабилизацией и поэтому маловероятен, поскольку Россия и США получат теоретическую возможность изменять баланс своей стратегической «триады», перестанут обмениваться данными, прекратят взаимный контроль.

Однако существует несколько причин, объясняющих необходимость ревизии Договора СНВ-3. По-нашему убеждению, эти причины следует искать прежде уже на этапе ратификации. Условия, поставленные Конгрессом США и Государственной Думой РФ при ратификации, отражают причины возможного выхода сторон из Договора и проблемные точки, которые будут влиять на дальнейший диалог России и США по вопросам безопасности. Так, Конгресс заявил о праве Соединённых Штатов на модернизацию американского ядерного потенциала, предусмотрел отсутствие ограничений на развёртывание своих систем ПРО и высказался за начало переговоров по сокращению тактического ядерного оружия (ТЯО) в российско-американском формате. Государственная Дума, в свою очередь, сделала условием развитие ядерного потенциала России и поддержании боеготовности её стратегических ядерных сил (СЯС), а также признание взаимной связи проблем СНВ и ПРО. Российская сторона пошла дальше, прописав обстоятельства возможного выхода из Договора. В их числе «развёртывание США, другим государством или группой государств системы ПРО, способной существенно снизить эффективность стратегических ядерных сил РФ» Фененко А. В. Военно-техническая модернизация и “циклы” сближения между США и Россией //Международные процессы. - 2011. - Т. 9. - №. 26. - С. 46. Второй причиной, требующей пересмотра Договора СНВ-3, является необходимость дальнейшего сокращения СЯС. Для России это выгодно ввиду естественного устаревания её стратегических ядерных сил. Для двусторонних отношений и международной безопасности этот вопрос является ключевым, поскольку он тесно связан с проблемой ТЯО, ПРО и появления оружия в космосе. Однако следует учитывать, что сокращение Россией и США стратегических ядерных сил имеет смысл лишь в случае учёта всего комплекса угроз современной системы международной безопасности. К ним следует отнести размещение ядерного оружия на территории неядерных государств, появление стратегических носителей в неядерном оснащении, растущие диспропорции России и США в области обычных вооружений, одностороннее наращивание стратегической системы ПРО, а также создание региональных систем ПРО США, угрожающих российской безопасности.

Вопросы противоракетной обороны

«Главным для отношений Восток - Запад, а также для российско-американских отношений по-прежнему остаётся вопрос о ПРО». В рамках данного аспекта проблемы стратегической стабильности важным представляется: а) изучить особенности, текущее состояние и ход модернизации американской системы ПРО; б) проанализировать европейскую региональную систему ПРО США, дав оценку исходящим от неё угрозам для России и г) рассмотреть основные противоречия между Россией и США в сфере ПРО на текущем этапе. Сегодня США обладают единой системой противоракетной обороны, которая состоит из двух эшелонов и четырёх подсистем, позволяющих автоматически классифицировать цели и наносить по ним удар. Первый эшелон, включающий подсистемы Ground Based Midcourse Defense (GBMD) и «Aegis», позволяет сбивать ракеты на начальном или среднем участке траектории полёта. Второй эшелон, охватывающий подсистемы Terminal High Altitude Area Defense (THAAD) и «Patriot», рассчитан на поражение ракет противника на конечном участке траектории. США уже обладают зональной системой ПРО, которая представлена подсистемами наземного, воздушного и морского базирования и направлена на защиту важных промышленных и военных районов. Параллельно ведётся разработка территориальной системы ПРО, которая географически охватит всю страну. Концепцией, отражающей подход Вашингтона к противоракетной обороне, является Программа развития глобальной системы американской ПРО до 2020 года. Согласно Центру военно-политических исследований, в основе Программы лежит принцип поэтапного создания и развёртывания многоуровневой системы ПРО, при условии, что к 2020 году мощности ПРО должны обеспечить защиту от всех видов ракет (ближнего, среднего, промежуточного и межконтинентального действия).

Одним из первостепенных раздражителей между Россией и США является европейская региональная система ПРО, которая является ключевым компонентом в рамках интегрированной системы ПРО США. Вашингтон активно сотрудничает с европейскими странами на двусторонней основе и в рамках НАТО с целью реализации оборонных программ. Помимо большинства европейских государств, подобные договорённости существуют с некоторыми азиатскими государствами, с Австралией, Израилем и другими. На саммите НАТО в Брюсселе (июнь 2007 года) была единогласно одобрен план создания общеевропейской системы ПРО, «ядром» которой планировалось сделать объекты в Чехии и Польше. На лиссабонском саммите альянса в 2010 году было принято непосредственное решение о создании ЕвроПРО. Оно должно было проходить в четыре фазы: до 2011 года в Средиземноморье появились комплексы Aegis и ракеты-перехватчики “Standard-3? и “SM-3?. Также был размещен радар в Турции. Вторая фаза связана с размещением ПРО в Румынии. Третья должна быть завершена в 2018 году с развёртыванием комплексом наземного базирования в Польше. Наконец, до 2020 года намечена модернизация всей системы ПРО США. Озабоченность России многократно возросла после официального согласия некоторых европейских странна размещение компонентов американской ПРО на своей территории. Так, в августе 2014 года Дания заявила о намерении оснастить два эсминца системой «Aegis». В случае с Румынией импульсом к партнёрству в военно-стратегической сфере стал приход к власти администрации Обамы и визит тогдашнего вице-президента Джо Байдена в Бухарест в 2009 году. Почти сразу после этого были запущены переговоры, которые дали реальный результат уже 12 мая 2016 года с введением в эксплуатацию первого объекта ЕвроПРО в Восточной Европе. Речь идёт о противоракетном комплексе (ПРК) «Aegis Ashore» на базе Девеселу в южной части Румынии. Параллельно этому началось строительство ПРК в посёлке Редзиково на севере Польши, начало функционирования которого намечено на 2018 год.

Тот факт, что администрация Обамы отложила завершающий этап размещения более совершенных систем обороны в Европе (Польше и Чехии) в связи с растущим раздражением Москвы, не ослабил общей напряжённости российско-американских отношений. Во-первых, отложить не означает отменить. Во-вторых, «будет все труднее провести различие между тактической и стратегической системой ПРО по мере развития технологий сетевых сенсоров и интегрированной многоуровневой защиты», считает авторитетный эксперт Р. Вайц. Следует также отметить, что европейское направление политики ПРО США не эксклюзивно. Это подтверждает недавнее размещение комплекса противоракетной обороны THAAD в Южной Корее. В рамках проблематики ПРО до начала кризиса на Украине (ноябрь 2013 года) Россия высказывалась за создания коллективной системы реагирования на ракетные вызовы и сотрудничество в области противоракетной обороны. На деле это означало бы переход российско-американского взаимодействия в военно-стратегическое партнёрство для облегчения борьбы с потенциальными угрозами безопасности на евроатлантическом пространстве и дальнейшего сокращения ядерных арсеналов. Однако кризисные события 2014-2016 годов - геополитическая схватка за Украину и обострение ситуации вокруг Сирии с началом операции российских ВКС - обвалили двустороннюю инфраструктуру переговоров и наработок по противоракетной обороне и контролю над вооружениями.

2.2 Проблема безопасности

Расширение НАТО

Перейдём теперь к проблематике НАТО в российско-американских отношениях. Обоснование Соединёнными Штатами роли альянса в системе американской и международной безопасности во многом определяет положение проблемы о расширении НАТО в российско-американских отношениях. Так, ещё в 1990-е в Соединённых Штатах началась бурная общественно-политическая дискуссия, расколовшая истеблишмент на сторонников и противников немедленного расширения альянса. Основным аргументом в пользу быстрых мер стали опасения, что Россия может возродить своё влияние в Центрально-Восточной Европе и попытаться силой присоединить Украину или страны Балтии Brown H. Transatlantic Security // the Washington Quarterly. - Vol. 18. - № 4 (Autumn 1995). - P. 82-83. Ведущие эксперты RAND Corporation в статье, опубликованной в Foreign Affairs, отмечают, что «националистические тенденции в Восточной Европе неизбежно приведут к соперничеству между отдельными странами и росту нестабильности, возрождению российско-американского противостояния» Asmus R., Kugler R., and Larrabee F. Building a New NATO // Foreign Affairs. - Vol 72. - № 5 (September 1993). - P. 28-40. Уже в середине 1990-х как на официальном, так и на экспертом уровне сложилось чёткое понимание, что расширение НАТО обеспечит альянсу необходимую общественную поддержку и подтвердит реноме США как гаранта безопасности. Уже на брюссельском саммите НАТО 1994 года Б. Клинтон объявил о программе «Партнёрство ради мира» (ПРМ), в которой «прямо говорилось о дальнейшем преобразовании политических и военных структур альянса и об эволюционности процесса расширения» Шаклеина Т. А. Россия и США в новом мировом порядке //М.: Институт США и Канады РАН. - 2002. - С. 349. Во внешнеполитических рекомендациях по реорганизации НАТО указывалось на ведущую роль США в обеспечении безопасности за пределами Европы, а также сдерживании российского экспансионизма. Видение американской элитой России не как союзника или равного партнёра, а как потенциальной угрозы исключало российское членство в НАТО. Более того, США активно декларировали планы по предоставлению членства Польше, Чехии, Словакии и Венгрии. Всё это положило конец позитивному диалогу двух стран о расширении НАТО. Принципиально важно отметить, что первоначально политика альянса преследовала цель расширить границы либерально-демократического порядка и, соответственно, американского влияния. Уже с конца 1990-х НАТО стала восприниматься как военный блок, основной целью которого сегодня является сдерживание России.

Совет Россия-НАТО (СРН), созданный на Римской встрече в верхах в 2002 году, наглядно демонстрирует влияние столкновения евроатлантических и российских интересов на динамику российско-американских отношений. Вплоть до 2008 года он считался эффективным каналом решения проблем безопасности на двусторонней и многосторонней основе. С 2008 года работа Совета была приостановлена в связи с участием России в грузино-южноосетинском конфликте, а с 2014 года и вовсе заморожена как реакция на присоединение Россией Крыма. Однако в марте 2017 года военно-политические контакты по линии СРН возобновились в связи с ростом напряжённости по ряду международных и региональных проблем, которые требуют согласования российского и американского подходов. К ним, в первую очередь, относятся проблема нестабильности в Ираке и Сирии, угроза международного терроризма. Тем не менее, возврат к отношениям доверия и стратегического партнёрства начала 2000-х, когда рабочие группы НАТО и Совета обменивались данными раннего предупреждения и совместно изучали ракетные угрозы, вряд ли возможны в условиях конфронтации.

Теперь обратимся к деятельности НАТО, которая сегодня зачастую воспринимается в России как угроза национальной безопасности и подрывает конструктивную основу российско-американских отношений. Есть основания утверждать, что США используют НАТО как основной инструмент военно-политического сдерживания России. Об этом свидетельствует повестка трёх последних саммитов альянса: 2012 года в Чикаго, 2014 года в Ньюпорте и 2016 года в Варшаве. Саммит 2012 года необходим для анализа текущих событий, поскольку на нём был принят ряд решений и документов, косвенно заложивших основу сдерживания России. Последовавшая эскалация российско-американских отношений на Украине и в Сирии лишь придали открытый характер артикуляции политики НАТО в отношении Москвы. конфронтация стратегический безопасность риск

На саммите 2012 года был принят так называемый чикагский оборонный пакет. Его основу составила программа «Разумная оборона» (Smart Defense), предполагавшая поставки в том числе странам Прибалтики беспилотных летательных аппаратов (БЛА) RQ-4 Global Hawk. Также было принято решение о постоянном патрулировании воздушного пространства Латвии, Эстонии и Литвы, после чего эти страны заявили об увеличении финансирования программы «Baltic Air Policing» с 2.2 до 5 млн евро. Обратим внимание на один из центральных аспектов «Разумной обороны» - противоракетный потенциал альянса. Уже в 2012 году было объявлено о достижении «предварительной оперативной готовности» системой ЕвроПРО. Члены альянса подтвердили приверженность созданию эшелонированной системы противоракетной обороны театра военных действий НАТО (ПРО ТВД НАТО) с акцентом на её европейский региональный компонент. Помимо этого, саммит примечателен решением о проведении учений «Steadfast Jazz» в Балтии в 2013 году, что свидетельствует о повышении приоритетности сил первоочередного задействования (СПЗ) и сил спецопераций альянса. Важным решением саммита стало принятие «Обзора построения сил сдерживания и обороны», согласно которому НАТО должен сохранять баланс ядерного, противоракетного компонентов и сил общего назначения. Руководство альянса выразило готовность сотрудничать с Россией по ПРО, однако в ситуативном ключе; сам же противоракетный комплекс был объявлен «исключительно оборонительным» и не направленным против России. Из итоговой декларации саммита также очевидно, дальнейшее сокращение ТЯО в Европе маловероятно без симметричной политики Москвы. Позиция НАТО по России уже в 2012 году давала основание для опасений. Формально выступив за продолжение стратегического партнёрства с Москвой на афганском направлении, в деле борьбы с терроризмом и пиратством, проявив заинтересованность в России как партнёре в вопросах контроля над вооружениями, впервые отметив на официальном уровне, что ПРО не направлена против Москвы, альянс уже обвинял Россию в наращивании военного присутствия в Грузии и дислоцировании войск у границ членов НАТО. Продолжалась критика якобы невыполнения Россией условий Договора об обычных вооружённых силах в Европе (ДОВСЕ) и признания Абхазии и Южной Осетии. Наконец, альянс подтвердил намерение разделить системы ПРО России и НАТО. Таким образом, итоги Чикагского саммита наглядно демонстрируют раздражители в отношениях Россия-НАТО и Россия-США по проблеме расширения альянса, программы ПРО, деятельности НАТО в Прибалтике и Восточной Европе. Неприятие Москвой подобных инициатив вблизи российских границ и растущее усиление американского сдерживания России стимулировали дальнейшие кризисные события.

Саммит 2014 года является ключевым для понимания текущей политики альянса и прежде всего Соединённых Штатов на российском направлении. «Практически все проблемы обсуждались в контексте… отношений с Российской Федерацией с учетом её роли в украинском кризисе». Оценка действий России в Крыму сводилась к непризнанию «аннексии» и требованию прекратить «оккупацию». Особый акцент был сделан на правовых рамках российской внешней политики: утверждалось, что Россия нарушила нормы международного права, а также суверенитет и территориальную целостность крупнейшей страны постсоветского пространства. Помимо риторики, на саммите был предпринят ряд конкретных решений антироссийской направленности. Так, «План действий по повышению готовности НАТО к реагированию на кризисы» означал усиление военного присутствия в Восточной Европе и Прибалтике с созданием сил повышенной готовности. Также было условлено обеспечить постоянное присутствие НАТО вдоль восточных границ (Польша, Румыния и Прибалтика) сухопутными, морскими и воздушными силами альянса. Дальнейшее развитие получила «Платформа оперативной совместимости», участниками которой являются шесть бывших советских республик, в том числе Грузия и Украина. В отношении Грузии была ускорена подготовка к вступлению в НАТО, а на украинском направлении - начато наращивание боевого потенциала Вооружённых сил Украины и увеличено финансирование совместных программ. Однако, несмотря на заявление о долгосрочном характере сотрудничества с Украиной, руководство НАТО не сделало отсылок на решение Бухарестского саммита 2008 года о членстве Украины в альянсе. Таким образом, итоги Уэльского саммита 2014 года свидетельствую о качественной трансформации политики альянса и Соединённых Штатов на российском направлении, когда большее сдерживание Москвы обусловлено якобы наличием «имперских амбиций» России и угрозы с её стороны членам НАТО.

Наконец, Варшавский саммит 2016 года зафиксировал углубление конфронтации между Россией и США на фоне украинских и сирийских событий. Во-первых, Украине было уделено приоритетное внимание, о чём свидетельствует заседание комиссии НАТО - Украина на высшем уровне, в результате чего Украине предоставили «всеобъемлющий пакет помощи» по сотрудничеству в сфере обороны и безопасности. Во-вторых, повестка альянса в отношении России была сведена к принятию мер по её стратегическому сдерживанию. Москва была негласно объявлена основным источником угроз безопасности альянса, в частности за счёт «дестабилизации обстановки в Европе… и создания… рисков для НАТО посредством наращивания оборонного потенциала и усиления российского военного присутствия в Черноморском регионе и Сирии». Руководство НАТО обтекаемо сформулировало условия нормализации отношений с Россией, апеллируя не к конкретным договорённостям, а к соблюдению международного права, которое в Москве и Вашингтоне понимают по-разному. Таким образом, единственным полем взаимодействия НАТО с Россией оставалось предотвращение военных инцидентов и эскалации напряжённости через каналы связи Вооружённых сил (ВС) РФ и Объединённых вооружённых сил (ОВС) блока. Важно отметить, что руководство стран НАТО не исключило возможность применения ядерного оружия против России в случае создания угрозы безопасности одному из членов альянса Зарубежное военное обозрение. 2016, №8, С. 3-10. В отношении системы противоракетной обороны была зафиксирована поступательная антироссийская динамика: руководство НАТО подтвердило планы по размещению наземного комплекса Aegis Ashore в Польше к 2018 году, аналогичного румынскому. Более того, было заявлено о дислокации в 2017 году в странах Балтии и Польше усиленных батальонных тактических групп (БТГ). Линию наращивания военного присутствия непосредственно у российских границ продолжает решение о размещении в шести странах Восточной Европы с февраля 2017 года подразделений американской бронетанковой бригады, штаб которой будет находиться в Польше. Наконец, саммит зафиксировал рост активности НАТО в акватории Северной Атлантики, Балтийского и Чёрного морей. В то время как основным «географическим вызовом» для НАТО являлся международный терроризм, в частности в регионе Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА), ключевым источником «гибридных угроз» была признана Россия. Лидеры стран НАТО не исключили сценарий военного ответа на «российскую гибридную агрессию», поскольку киберпространство было квалифицировано как сфера ведения военных действий. По итогам Варшавского саммита можно констатировать преемственность политики сдерживания в отношении России, минимизацию военно-политических контактов Россия - НАТО и утверждение «российской угрозы» в качестве основания для активности альянса на определённых направлениях.

В завершение анализа проблемы расширения НАТО в российско-американских отношениях рассмотрим взаимодействие альянса и России на текущем этапе. По данным российского МИД, «взятый на саммите блока в Уэльсе… открытый курс на «сдерживание» России все более приобретает очертания долгосрочного военного планирования». Сегодня продолжается наращивание военного потенциала альянса в приграничных с Россией территориях: растёт количество и интенсивность учений, усилено патрулирование акватории и воздушного пространства Балтики, участились случаи захода в Чёрное море кораблей альянса, в Румынии развёрнут комплекс ПРО НАТО и ожидается введение в эксплуатацию польского. Запущено вступление в альянс Черногории, что только подтверждает неизменный курс НАТО на расширение. Несмотря на ряд инициатив НАТО, дестабилизирующих российско-американские отношения, Москва не намерена втягиваться в конфронтацию, чреватую угрозами евроатлантической и международной безопасности. Точками соприкосновения Москвы и Вашингтона по-прежнему остаётся борьба с международным терроризмом и другие вопросы безопасности.

2.3 Кризисное реагирование

Конфликт на Украине

С началом украинского кризиса в ноябре 2013 года стало очевидно, что отношения России с Западом и главным образом с Соединёнными Штатами перешли в качественно новую фазу. Накопленные за более чем два десятилетия с распада биполярной системы противоречия в оценках итогов Холодной войны, ключевых категорий миропорядка и конкретных событий вышли на поверхность при столкновении стратегических интересов Москвы и Вашингтона на Украине. Скорость развития событий, их слабая предсказуемость и радикализация перевели то, что могло стать очередным кризисом, в глубокую конфронтацию России и США, а также поляризацию по линии Россия - Запад.

Начиная анализ событий на Украине с ноября 2016 года, следует рассмотреть, что именно по-разному воспринимают Россия и Соединённые Штаты в отношении этого конфликта. Во-первых, крымский референдум и дальнейшее вхождение Крыма в состав России воспринимаются на Западе исключительно как «аннексия» и «незаконная оккупация» полуострова. Российская формулировка звучит как «присоединение» Крыма или его «историческое воссоединение» с Россией. Также США обвиняют Россию в ведении тайной войны и поддержке сепаратистов на Юго-Востоке Украины, Москва отрицает эти обвинения. Участие России в событиях на Украине, согласно позиции Москвы, обосновано беспрецедентной геополитической экспансией США, НАТО и ЕС. Во-вторых, Вашингтон обосновывает антироссийскую линию недемократическим режимом в России, указывая на подавление Кремлём гражданских свобод, в частности во время протестов 2011-2012 и марта 2016 года, а также использование наличия ядерного оружия в политических целях. Российские оценки перечисленных событий диаметрально противоположны: ядерное оружие воспринимается как ключевой фактор взаимного сдерживания, а в отношении протестного движения российское руководство указывает Вашингтону на попытки вмешательства в российские внутренние дела через спонсирование оппозиции. В-третьих, США обвиняют Москву в военных провокациях против их союзников в Европе, в то время как Россия расценивает действия НАТО вблизи границ России как угрозу своей национальной безопасности. Наконец, Вашингтон использует антироссийскую риторику для целей внутриполитической борьбы: Москве предъявляются обвинения во вмешательстве в ход американских выборов 2016 года, и президенту Трампу - в связях с Россией. Вышеперечисленные разночтения обнаруживают разрыв двух политических парадигм, без преодоления которого Москве и Вашингтону будет сложно вернуться к прежнему статус-кво.

Рассмотрим развитие конфликта на Украине, чтобы понять эволюцию внешнеполитической стратегии Москвы и сравнить российский и американский подходы к урегулированию. На 2013 год Украина оставалась сложным, но готовым к сотрудничеству с Россией партнёром. В. Янукович был более лоялен политике Кремля, чем его предшественник В. Ющенко, и воспринимался на Западе как пророссийский лидер. Сразу после прихода
В. Януковича к власти в 2010 году, Россия активизировала усилия по предотвращению вступления Украины в НАТО. Более того, украинский лидер согласился продлить аренду базы российского ВМФ в Крыму до 2042 года в обмен на выгодные условия поставки российского газа. Важной составляющей сохранения Украины в орбите российского влияния оставалось укрепление экономических связей на фоне переговоров об ассоциации с ЕС между Киевом и Брюсселем. Таким образом, на конец 2013 года российская политика на Украине сводилась к предотвращению сценария вступления Украины в ЕС через использование фактора торгово-экономических преференций и взаимозависимости. Несмотря на углубившийся экономический кризис на Украине и недовольство Москвы, В. Янукович демонстрировал готовность заключить Соглашение об ассоциации. За осень 2014 года В. Путин и В. Янукович встречались несколько раз: Украине предлагался пакет финансовой помощи и выгодные условия закупки российского газа в обмен на прекращение педалирования темы о вступлении в ЕС. В преддверии саммита «Восточного партнёрства» в Вильнюсе В. Янукович объявил о приостановке процесса подписания Соглашения об ассоциации, выступив за трёхсторонние переговоры об экономической кооперации с участием России и ЕС. Ответом на это стала резкая критика со стороны украинского бизнеса, общества и политической оппозиции, которые переросли в массовые протесты на Майдане Незалежности в Киеве. Отказ В. Януковича подписать соглашение и подавление протестов стали поводом для обвинения Украины в проведении пророссийской политики, коррупции и нарушении гражданских свобод.

17 декабря В. Путин и В. Янукович подписали соглашение - по сути экономическую сделку, по условиям которой Россия предоставляла Украине экономический транш в размере 15 млрд. долл. и скидки на газ в обмен на политическую лояльность. Однако уже в январе стало очевидно, что экономической сделкой конфликт не решён. В начале февраля антиправительственные выступления в Киеве и на Западе Украины переросли в открытые столкновения с полицией, в то время как в восточной части назревали сепаратистские тенденции. На фоне эскалации конфликта под давлением России В. Янукович был вынужден начать переговоры с лидерами оппозиции и пойти им на уступки. Неустойчивое политическое положение В. Януковича и низкая лояльность ему со стороны сил безопасности Украины привели к государственному перевороту 22 февраля, в результате которого к власти пришли прозападные силы. Теперь уже бывший украинский лидер покинул страну, а возглавляемая им Партия Регионов вскоре распалась. Дальнейшие события развивались стремительно: 6 марта крымский парламент объявил о проведении референдума, 16 марта Крым провозгласил независимость от Украины и вошёл в состав России, а 18 марта В. Путин выступил с обращением к обеим палатам Федерального Собрания РФ. Вхождение Крыма в состав России объясняется рядом факторов. Прежде всего, в Москве понимали, что возврат В. Януковича к власти невозможен и, следовательно, Запад использует все рычаги давления на новые власти для включения Украины в свою орбиту влияния. Под угрозой также оказались экономические вложения в Украину, сделанные за счёт ресурсов национального резервного фонда в условиях экономической напряжённости в самой России. Ключевым фактором, повлиявшим на принятие исторического решения, стала безопасность и стабильность. Мы убеждены, что угроза уничтожения политических каналов между Москвой и Киевом в условиях серьёзной дестабилизации на Украине, статус российской военной базы в Крыму и вероятность вступления стратегического партнёра и соседнего с Россией государства в НАТО сыграли решающую роль во внешнеполитическом планировании. Наконец, одной из причин радикального развития крымского сценария, по мнению авторов доклада американского Центра стратегических и международных исследований CSIS. Recalibrating U.S. Strategy toward Russia. March 2017. P. 49., могла стать внутриполитическая ситуация в России. В докладе утверждается, опыт протестов 2011-2012 годов и украинская революция 2014 года могли стимулировать антиправительственные силы в России. Учитывая особую значимость Украины в системе внешнеполитических приоритетов России, В. Путину было важно минимизировать риски, чтобы сохранить доверие политических союзников и граждан. Официальной формулировкой действий России в Крыму стало уважение права крымского народа на самоопределение, с одной стороны, и защита его от радикальных действий Киева, с другой. Таким образом, Крым - уникальный прецедент, объединивший ряд факторов, которые позволили России быстро, консолидированно, легитимно и с минимальными потерями осуществить процесс присоединения. Среди этих факторов уместно назвать наличие военной базы России в Крыму, культурную общность и историческую общность крымского и российского народов, политическую лояльность Крыма и, наконец, выгодно рассчитанное время операции по присоединению. Контраст очевиден при сравнении Крыма с Юго-Востоком Украины, где подобный сценарий не был реализован в силу высоких рисков военно-политической эскалации. Другими словами, политика России в отношении украинского Юго-Востока изначально была риск несклонной. Giuliano E. The Origins of Separatism: Popular Grievances in Donetsk and Luhansk. PONARS, Oct. 2015 Тем не менее, в апреле 2014 года Донецк и Луганск провозгласили себя народными республиками, а в мае того же года провозгласили независимость, не признанную Россией. К июню 2014 года урегулирование конфликта приняло форму Нормандской контактной группы (Украина, Россия, Франция, Германия). Новое обострение обстановки, не только региональной, но и международной, не позволило достичь прогресса в рамках нормандского формата. Вина за крушение малазийского Боинга над востоком Украины была возложена на якобы поддерживаемых Россией сепаратистов, после чего Запад ввёл новый пакет антироссийских санкций, предпринял меры по усилению НАТО и принял решение о поставках Украине нелетальных вооружений. В начале сентября 2014 года Украина, Россия, ДНР и ЛНР подписали Минский протокол (Минск-1), однако режим прекращения огня был нарушен вскоре после подписания. После очередной эскалации в январе 2015 года лидеры «нормандской четвёрки» и представители от ОБСЕ встретились в Минке для согласования второго пакета соглашений (Минск-2), который был принят в конце февраля. Договорённости подразумевают: режим прекращения огня и выведение тяжёлой техники из зоны конфликта; проведение местных выборов с предоставлением большей автономии Донбассу, в частности через признание особого статус Донецка и Луганска, а также восстановление контроля Украины над российско-украинской границей. После подписания Минских соглашений украинский кризис перешёл в конфликт средней степени интенсивности, а боевые действия обрели форму позиционной войны. Тем не менее, высокая напряжённость на Юго-Востоке Украины сохраняется до настоящего времени. Для Запада события на Украине превратились из главного международного кризиса в один из вопросов повестки. США продолжают использовать Минские соглашения как условие снятия санкций с России, однако неэффективность их реализации ввиду сохранения фундаментальных противоречий между Москвой, Киевом и Вашингтоном отодвигает само урегулирование украинского кризиса на долгосрочную перспективу.

Таким образом, события на Украине привели Россию и США к состоянию конфронтации со сложно преодолимыми последствиями. Проблема урегулирования состоит в разных целях и подходах сторон к событиям на Украине. Россия воспринимает её как ключевого партнёра на постсоветском пространстве, а вмешательство Запада в политическое развитие страны как угрозу своей национальной безопасности и интересам. США в начале конфликта рассматривали Украину в качестве потенциального реципиента западных ценностей демократии и либеральной экономики, пытаясь повлиять на российский политический режим через трансформацию украинского. На более поздней стадии конфликта в Вашингтоне пришло понимание, что российское общество и политическая элита сплотились на фоне украинских событий, что ограничило возможность влияния на Москву через Киев. Вхождение Крыма в состав России дестабилизировало европейскую военно-политическую обстановку, вызвав ужесточение западной политики в отношении Москвы на уровне официальной риторики, санкций и курса «сдерживания». Главный многосторонний механизм урегулирования украинского кризиса - Минские соглашения - показал свою неэффективность. Также украинские события продемонстрировали слабость «мягкой силы» России, вынужденной прибегнуть к давлению на
В. Януковича по вопросу о заключении Соглашения об Ассоциации, присоединению Крыма, а затем и масштабной поддержке Донбасса с целью не допустить превращения Украины в полностью антироссийское государство. В своей статье колумнисты авторитетного журнала Foreign Affairs заключают, что «способность России обеспечивать свои национальные интересы, не прибегая к политике силы, терпит крах» Foreign Affairs. Trump Time. Vol. 96, No.2. March-April 2017. P. 98. США, в свою очередь, продолжают курс на сдерживание Москвы даже в условиях, когда украинский конфликт остаётся по сути «замороженным». Примат антироссийских военно-политических, экономических и информационных мер над дипломатическим урегулированием препятствует преодолению российско-американской конфронтации. Разрешение базовых противоречий между Москвой и Вашингтоном, а также создание механизма урегулирования, учитывающего интересы всех сторон конфликта, позволит перейти от взаимных обвинений к непосредственному урегулирования украинского конфликта.

Сирийский кризис

Для анализа событий в Сирии с ноября 2015 года Россия начала военную операцию в Сирии по просьбе легитимных властей страны и степени влияния на них России и США необходимо рассмотреть более широкий контекст. Советский Союз установил дипломатические отношения с Сирийской арабской республикой (САР) в 1944 году, когда её независимость оставалась не признанной мировым сообществом. Начиная с 1950-х СССР и Сирия развивали тесное военно-техническое сотрудничество, а в течение Холодной войны Сирия оставалась основным стратегическим союзником СССР на Ближнем Востоке. Унаследовав партнёрские отношения с Сирией, Россия списала ей 10 из 13 млрд. долл. долгов советских времён, продолжила продавать вооружения Дамаску и сохранила военно-морскую базу в Тартусе. С начала 2000-х РФ и САР подписали несколько контрактов на закупку военной авиации, систем противовоздушной обороны (ПВО) и береговой обороны, а также противокорабельных ракет (ПКР). Россия восприняла события Арабской весны через призму «цветных революций» начала 2000-х на постсоветском пространстве, которые, как считалось в стране, были спровоцированы Западом. В частности, события в Ираке и Ливии вызвали резко негативную реакцию Москвы, которая выступила против попыток социальной инженерии, вмешательства в дела суверенных государств под надуманным предлогом и искусственного насаждения собственной модели развития ближневосточным или иным государствам со стороны Запада. В 2012 году Россия и Китай наложили вето на резолюцию СБ ООН по интервенции в Сирию. Россия продолжала настаивать на том, что Б. Асад - легитимный правитель и гарант стабильности Сирии, и только сирийский народ имеет право решать, кто должен управлять им. В 2013 году благодаря усилиям российской дипломатии удалось предотвратить военную интервенцию Соединённых Штатов и их союзников в Сирию под предлогом наличия у режима Б. Асада химического оружия. России удалось убелить сирийского лидера присоединиться к Конвенции о химическом оружии, а также взаимодействовать с США и международным сообществом в деле вывоза запасов химического оружия с территории страны. В сентябре 2014 года началась военная операция по борьбе с ИГИЛ (запрещена в России) в рамках международной коалиции, возглавляемой Соединёнными Штатами. В сентябре 2015 года В. Путин также анонсировал начало авиаударов по позициям боевиков в Сирии по приглашению легитимных властей САР. Важно отметить, что операция российских ВКС в Сирии, во-первых, не нарушает международного права, а во-вторых, опирается на подписанное в августе 2015 года «Соглашение между РФ и САР о размещении авиационной группы ВС РФ на территории САР».

Перейдём к оценке причин легитимного военного вмешательства России в Сирию. Прежде всего, к сентябрю 2015 года в результате действий радикальных исламистов из Джабхат ан-Нусра и ИГИЛ (обе организации запрещены в России) сложилась реальная угроза режиму Б. Асада, дружественного России. Захватив стратегически важную для режима провинцию Идлиб, боевики стали продвигаться к Хаме, Хомсу и Латакии на юге страны. Также перспектива свержения Б. Асада угрожала российским интересам в Сирии. Наконец, не последнюю роль сыграло противостояние России и США за влияние в регионе и возможность быть участником процесса урегулирования. Ещё одним фактором могло стать желание российского руководства усилить внутриполитические позиции через мобилизацию патриотических настроений, считают эксперты The Washington Post. Российский подход к сирийскому урегулированию предполагал ограниченную по времени интервенцию, направленную на борьбу с терроризмом и предотвращение хаоса в Сирии и регионе. На Западе действия Москвы восприняли как попытку поддержать недемократический режим Б. Асада и отвлечь внимание от вмешательства в события на Украине. Перспектива сближения подходов России, Соединённых Штатов и Евросоюза на основе объединения усилий двух воюющих коалиций выглядела всё более реальной на фоне терактов в Париже, Брюсселе, над Синайским полуостровом и т.д. Однако учитывая, что в Сирии пересекаются интересы множества акторов (США и ЕС, России, легитимных сирийских властей и оппозиции, террористических группировок, Ирана, Турции и Саудовской Аравии), а также различие их целей - от борьбы с терроризмом до поддержки или свержения режима Б. Асада - успех и оправданность российской военной интервенции оставались спорными. Противоречие интересов и целей наглядно иллюстрирует инцидент со сбитым турецкой стороной российским военным самолётом в ноябре 2015 года. Помимо этого, важно иметь в виду риск затягивания военной операции без достижения конкретных результатов и опасность активизации террористических сил внутри самой России как реакции на удары по позициям сирийских исламистов. Тем не менее, на всём протяжении военной интервенции Москва пыталась закрепить достигнутое средствами дипломатии. Так, в феврале 2016 года при посредничестве России и США между сирийским правительством и повстанцами был согласован режим прекращения огня. Однако, в отсутствие реальных каналов политического взаимодействия между правительственными и повстанческими силами Сирии и учитывая неприсоединение к этому режиму ИГИЛ и ан-Нусры (запрещены в России), прогресс был сорван. Следующий режим прекращения огня, согласованный при участии Ирана и Турции без США, был объявлен в декабре 2016 года. Его успех также спорен. Несмотря на то, что 14 марта 2016 года президент Путин объявил о частичном выводе российского контингента из Сирии, легальное российское военное присутствие в САР продолжается через механизм бессрочного использования военно-воздушной базы в Хмеймиме.

Последним важным событием на сирийском направлении, которое позволяют рассмотреть хронологические рамки данной работы, является предполагаемая химическая атака в Идлибе 4 апреля и последовавший за ней авиаудар США по сирийской авиабазе Шайрат 7 апреля 2017 года. Оценки этих действий российской стороной сводятся к стремлению администрации Трампа добиться внешнеполитических побед, которые бы компенсировали первые внутренние неудачи, через применение силы, под надуманным предлогом и против «неугодных» игроков международного сообщества. Официальная позиция Соединённых Штатов состоит в обвинении режима Б. Асада в использовании химического оружия против собственного населения и, следовательно, необходимости осуществить переход власти в Сирии. Таким образом, инцидент с предполагаемой химической атакой, в отсутствие расследования, был использован американским президентом как предлог для авиаударов по суверенному государству. С одной стороны, это обозначает качественную смену подхода новой администрации к Сирии, в которой Б. Обама за два президентских срока не решался применять силу.

С другой стороны, есть основания полагать, что это лишь разовая акция, рассчитанная на устрашение и достижение внешнеполитических целей. Помимо этого, у новой администрации отсутствует ближневосточная стратегия в целом, что не позволяет судить о событиях в Сирии с высокой степенью уверенности. С одной стороны, обилие заинтересованных в конфликте сторон мешает эффективному взаимодействию игроков. С другой стороны, это позволяет создавать и апробировать различные форматы мирного урегулирования. Так, женевским мирным переговорам предшествовало несколько месяцев подготовки с участием всех заинтересованных сторон и Международной группы поддержки Сирии (МГПС), что получило название «Венский переговорный процесс». Далее с января по июль 2016 года в три раунда прошли мирные переговоры в Женеве, нацеленные на прекращение гражданской войны в арабской республике. Несмотря на то, что цель не была достигнута, переговоры положили начало процессу размежевания умеренной оппозиции и радикальны исламистов. Однако, помимо традиционных противоречий региональных игроков (Иран и Саудовская Аравия), а также вполне предсказуемого отсутствия консенсуса между сирийской властью и оппозицией, переговорный процесс постоянно осложнялся российско-американской конфронтацией. Вышеперечисленные усилия были дополнены переговорами в Астане 2017 года, когда впервые в истории гражданской войны в Сирии за столом переговоров оказались как легитимные власти страны, так и широко представленная оппозиция. Наконец, на переговорах В. Путина и Р. Эрдогана 3 мая 2017 года была достигнута договорённость о создании четырёх зон де-эскалации в Сирии для скорейшей стабилизации обстановки, что впоследствии обсуждалось на переговорах Д. Трампа и С. Лаврова 10 мая.