"Арийский миф" как фронтирный случай изобретения традиций и исторического воображения незападных национализмов

Размещено на http://www.allbest.ru/

"Арийский миф" как фронтирный случай изобретения традиций и исторического воображения незападных национализмов

Кирчанов Максим Валерьевич (a)

(a) ФГБОУ ВО «Воронежский государственный университет».

"Arian myth" as a frontier case of invention of traditions and historical imagination of nonwestern nationalisms

Maksym W. Kyrchanoff (a)

(a) Voronezh State University. Voronezh, Russia.

The author analyses the features of the genesis and history of Aryan myth in Iranian, Indian and Tajik nationalist ideologies as frontier cases of the development of nationalism.

The author analyzes the development of the Aryan myth in frontier nationalistic imaginations. Indian nationalists had experience of use of the Aryan myth, but the Aryan idea was never central in the ideology of nationalism. Iranian political elites tried to modernize and westernize Iran and used the Aryan myth because in their efforts to replace the Muslim religious foundations of the Iranian identity with Aryan ones, which they imagined as more secular. Tajik nationalists were able to use the Aryan myth only after the de-Sovietization of the country and the collapse of the USSR as one of the instruments of political mobilization in their attempts to combat the radical Islamic project.

Keywords

Aryan myth; nationalism; frontier; West / East; frontier cases of the development of nationalism; intellectuals; colonialism; orientalism; Iran; India; Tajikistan; nationalization of the past; invention of traditions

Аннотация

Автор анализирует особенности генезиса и истории арийского мифа в иранском, индийском и таджикском национализме как фронтирных случаях развития национализма.

Автор анализирует развитие арийского мифа во фронтирных националистических воображениях: во-первых, предполагается, что индийские националисты имели опыт использования арийского мифа, но арийская идея никогда не принадлежала к числу центральных в идеологии национализма; во-вторых, автор полагает, что иранские политические элиты, которые пытались модернизировать и вестернизировать Иран, использовали арийский миф, потому что пытались подменить мусульманские религиозные основания иранской идентичности арийскими, воображаемыми ими как более светские; в-третьих, таджикские националисты, как полагает автор статьи, смогли использовать арийский миф только после десоветизации страны и распада СССР как один из инструментов политической мобилизации для борьбы с радикальным исламским проектом.

Ключевые слова

Арийский миф; национализм; фронтир; Запад / Восток; фронтирные случаи развития национализма; интеллектуалы; колониализм; ориентализм; Иран; Индия; Таджикистан; национализация прошлого; изобретение традиций арийский миф национализм фронтир

ПОСТАНОВКА ПРОБЛЕМЫ

Национализм, как доктрина, появившаяся на Западе достаточно поздно, на рубеже XVIII-XIX в., утратил свой исключительно европейский характер уже в 20 веке, став универсальной идеологией, используемой политиками всего мира: от границ Европейского Союза до Латинской Америки, а также в странах Азии и Востока. Если в XIX веке национализм был преимущественно частью европейской истории, то в XX веке уже многим странам Востока удалось осознать мощный мобилизационный потенциал национализма. В отличие от Европы, националистическая идея в странах Востока и Азии развив а- лась в качественно иных условиях. Если европейский национализм представлял собой фактор национальной, политической и экономической консолидации, то неевропейский восточный национализм, был, прежде всего, антиколониальным, а, следовательно, и антизападным и антиевропейским.

В тоже время правящие элиты Востока не могли игнорировать мобилизационный потенциал национализма, активно используя его для мобилизации масс ради решения своих собственных задач. История некоторых стран Востока в XX веке - это история попыток перенести ценности и принципы западного национализма в неевропейские культурные и социальные пространства, в качественно другие пол и- тические и экономические реалии. Восточные страны трансплантировали идеи и принципы национализма, по -разному ассимилировав или интегрировав их в местный культурный контекст, но результаты и и с- торическое значение этих попыток, в целом, имеют много общего, хотя в зависимости от региона могут и варьироваться. Западный и нез а- падный, восточный и азиатский национализм формально едины в том, что их теоретики и идеологи понимают мобилизационный потенциал идеи создания политической и этнической нации, позиционируя ее как «воображаемое сообщество». Кроме этого, политическая история свидетельствует о том, что не существует наций, которые могли бы эффективно функционировать без изобретенных традиций. Для некоторых незападных национализмов, включаемых иранский, таджикский и индийский, такой искусственно созданной, изобретенной, тр а- дицией стал «арийский миф» или «арийская идея».

ЦЕЛЬ СТАТЬИ

В связи с этим, анализ особенностей генезиса и инструментал и- зации арийской составляющей в политических воображениях иранского, таджикского и индийского национализма как фронтирных случаев и форм развития националистического дискурса между Ориен- том и Оксидентом является главной целью автора данной статьи.

ОБОСНОВАНИЕ ОБЪЕКТА ИССЛЕДОВАНИЯ

Почему автор анализирует именно эти национализмы? Во - первых, идеологи и теоретики иранского, таджикского и индийского национализма обладали уникальным опытом развития и политического использования арийского мифа. Во-вторых, арийский миф сыграл важную роль в консолидации этих групп населения в нации, их трансформации из традиционных сообществ в современные нации и национальные государства. В -третьих, арийский миф в этих странах стал предметом политических манипуляций, национализации истор и- ческого воображения и создания новых изобретенных традиций. В - четвертых, несмотря на значительные формальные внешние особенности и различия, иранский, таджикский и индийский национализмы активно используют арийский миф, интегрируя его в политическое воображение и изобретаемые в его рамках идеологические доктрины.

ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИОГРАФИИ

Российские и зарубежные историки в своих работах уже анализировали проблемы истории арийской идеи, ее генезиса, эволюции и трансформации в различных национализмах, но эта статья, как пол а- гает автор, отличается от ранней историографии. Историографические предшественники автора предпочитали анализировать и описывать арийский миф в координатах и контекстах истории идей или интеллектуальной истории. В результате, арийский миф описывался как часть националистического мышления, политической или интеллектуальной изобретенной традиции.

Виктор Шнирельман (Shnirelman, 2001) признанный классик в историографии арийского мифа (Шнирельман, 2015), который проанализировал генезис и трансформацию арийской идеи в различных национализмах, включая русский, украинский, индийский, таджикский и осетинский, в целом пребывает в рамках парадигмы интеллектуальной истории. Иностранные и российские авторы также активно занимаются анализом существования арийского мифа в различных национализмах (Ballantyne, 2002; Fosse, 2005; Goodrick-Clarke, 1998; Keppens, 2014; Laruelle, 2008; Mukharji, 2017). Тексты иранских, индийских и таджикских авторов, которые актуализировали ценности арийского мифа, в данной статье являются второстепенными - поэтому, основными объектами анализа стали политические практики и стратегии элит, поскольку нарративные формы и уровни арийской идеологии изучаются настолько тщательно, что каждый новый автор, который попытается проанализировать исторические формы арийской идеи, неизбежно будет обречен на ретрансляцию идей, предположений и выводов своих историографических предшественников.

Что касается арийской идеи в истории иранского, индийского и таджикского национализма, число исследований по этой тематике в российской историографии невелико. Тексты, ориентированные на арийский миф (Battis, 2016; Shnirelman, 2009) в национальных идентичностях, немногочисленны. Поэтому автор этой статьи, признавая заслуги и вклад предшественников в анализ истории арийского мифа как части интеллектуальной истории национализма, попытается пр о- анализировать различные подходы и стратегии его инструментализ а- ции и политически мотивированного использования. В представленной статье роль арийской идеи будет проанализирована как фактор консолидации масс и мобилизации избирателей в контекстах опыта иранского, индийского и таджикского национализма.

ПОНЯТИЕ «АРИЙСКИЙ МИФ»

Что такое арийский миф или арийский компонент в идеологии иранского, таджикского и индийского национализма? Единого определения арийского мифа не существует. Дэвид Мотадел, например, считает, что предложить единое определение этого феномена почти невозможно, так как основные векторы и траектории развития арийской идеи были определены «концептуализациями и ре - концептуализациями» (Motadel, 2014) различных политических идеологий XX века. Поэтому, автор же полагает, что арийская идея в современном националистическом иранском, таджикском и индийском воображении имеет несколько форм и измерений.

Во-первых, развивающиеся вне рамок историографии неакадемические версии арийского мифа, способствуют размыванию его академической чистоты, превращая его в один из видов националистич е- ской доктрины. Во-вторых, арийский миф в его инструментальных формах может быть представлен в политической жизни данных стран, а националистические политики в таком случае будут активно использовать его для политической мобилизации масс. В -третьих, арийский миф существует и развивается в националистических представлениях и мифологиях, предназначенных для массового потребления, включая неакадемическую историческую литературу, кино и популярную культуру.

АРИЙСКИЙ МИФ И ВНЕШНИЕ ФАКТОРЫ: НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЕ ВООБРАЖЕНИЕ КАК ОТКРЫТОЕ ПРОСТРАНСТВО ФРОНТИРА

Арийский миф как часть мира, воображаемого националистами, является одной из неустойчивых конструкций, которые зависят от политических и идеологических конъюнктур. Арийский миф в Иране, с одной стороны, был маргинализован, как форма этнического национализма или этнизированного политического мышления в силу того, что он не имел ничего общего с идеями и ценностями революционных исламистов. С другой стороны, после исламизации и превращения Ирана в Исламскую Республику, иранская академическая историография не смогла полностью отказаться от арийского мифа, и поэтому он п е- риодически используется иранскими интеллектуалами. Арийский миф в Таджикистане смог стать политически видимым только после распада Советского Союза, хотя в историческом воображении он сущ е- ствовал и развивался задолго до этого. Попытки популяризировать его интеллектуалами, которые не были этническими таджиками, стали характерной чертой истории арийского мифа в этой стране. Арийский миф в Индии стал заложником политической ситуации, и различные слои элиты воспринимают его по-разному, инструментализируя и используя его в качестве аргумента в политической борьбе против идеологических противников или конфессиональных оппонентов.

АРИЙСКИЙ МИФ НА ФРОНТИРЕ МЕЖДУ ЗАПАДОМ И ВОСТОКОМ

Арийский миф стал продуктом национализма, но национализм как политическая идеология и доктрина имеет западные корни. Европейские интеллектуалы были первыми политическими мыслителями, которые пытались утвердить связь между нацией и государством, провоцируя дальнейшие исследования в этой области, а также рост и прогресс националистических движений. Иранские, индийские и т а- джикские националисты стали вынужденными реципиентами некоторых националистических идей, предложенных европейскими интеллектуалами. Арийский миф стал изобретением европейских интеллектуалов, но был не менее активно используем незападными национал и- стами. Генезис арийского мифа стал в этой ситуации одним из побочных эффектов развития сравнительной лингвистики и историографии индоевропейских языков.

Европейские интеллектуалы, заинтересованные поиском предков современных наций Европы, понимая родство между разными язык а-

ми, предположили, что в прошлом предки европейцев, с одной стороны, жили за пределами Европы, а с другой, существовали как единое сообщество. Этих людей ученые Запада в XIX столетии предпочли назвать «ариями», полагая, что нации, к которым они сами принадлежали, стали прямыми потомками древних ариев. Анализируя эти проблемы, европейские интеллектуалы начали изучать процессы истор и- ческого и языкового развития географически неевропейских групп, в том числе иранцев и индийцев, которые представлялись этническими и лингвистическими родственниками европейцев. Формально академические лингвистические исследования имели политические и идеологические последствия, поскольку они предоставляли националистам необходимые идеи и аргументы. Поэтому роль европейских интеллектуалов и писателей в развитии арийского мифа очевидна, поскольку идеи некоторых деятелей западной интеллектуальной истории 19 века фактически стали идеологической опорой иранских, индийских, а з а- тем и таджикских националистов.

ЕВРОПЕЙСКИЕ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЫ НА ФРОНТИРЕ КАК ИЗОБРЕТАТЕЛИ ОРИЕНТА И ВДОХНОВИТЕЛИ АРИЙСКОГО МИФА

Авраам Гиацинт Анкетиль-Дюперрон (1731-1805), французский востоковед, был одним из первых европейских интеллектуалов, начавших сравнительное изучение иранского и индийского языков (Anquetil-Duperron, 1997). В результате ему удалось обнаружить близкие по этническому и языковому происхождению группы за предел а- ми Европы. Его идеи привели к новым академическим проблемам, в том числе и необходимости определения роли общих исторических предков и пути их миграции, которые позволили им переселиться из Европы в Индию. Франц Бопп (1791-1867) стал одним из основателей сравнительной лингвистики. Изучая древние индоевропейские языки, он предполагал, что у европейских народов были общие предки, а их языковые родственники жили в Иране и Индии (Bopp, 1885).

Фридрих Макс Мюллер (1823-1900), английский интеллектуал немецкого происхождения, пытался объяснить исторические особенности развития Индии в лингвистическом, этническом и расовом контекстах (Muller, 1844; Muller, 1859; Muller, 1883). Герберт Хоуп Рисли (1851-1911) был одним из британских интеллектуалов, которые стимулировали интерес европейцев и индийцев к арийской проблеме, х о- тя он делал это не в академическом стиле и многие из его выводов и идей противоречат нормам академической этики, так как они слишком близки к биологическому расизму. Несмотря на это, Герберт Хо- уп Рисли (Hope Risley, 2015) один из первых английских колониальных чиновников и интеллектуалов, которые идеализировали арийцев, пытаясь объяснить происхождение и историю кастовой системы этническими и языковыми причинам.

Несколько европейских интеллектуалов, которые вдохновили персофилию в европейской культуре, могут быть признаны вдохновителями арийских идей в Иране. Иоганн Вольфганг фон Гёте (1749-- 1832), несмотря на свою славу поэта, стал одним из первых немецких интеллектуалов, которые интересовались Персией и активно идеализировали ее исторический опыт в «Западно-Восточном Диване» (Goethe, 1819). Фридрих Вильгельм Ницше (1844-1900) внес вклад в западноевропейскую персофилию, став автором книги «Так говорил Заратустра» (Nietzsche, 1888). Несмотря на то, что этот текст практически не имеет ничего общего с историей Ирана и исторического Заратустры, использование этого слова в названии книги немецкого философа стимулировало интерес европейских интеллектуалов к Ирану. Фридрих Мартин фон Боденштедт (1819-1892), немецкий востоковед, стал одним из популяризаторов средневековой персидской поэзии, переведенной им на немецкий язык, чем повлиял на генезис представлений о родстве немцев и иранцев (Hammer-Purgstall, Bodenstedt, 1860).

Английские интеллектуалы были не менее активны в изучении арийских проблем в персидской истории, способствуя возникновению и дальнейшему развитию арийского политического мифа. Форстер Фицджэралд Арбатнот (1833-1901) стал популяризатором индийской и персидской поэзии, переведенной им на английский язык (Arbuthnot, 1881; 1887). Иранские и индийские националисты не отрицают этого европейского интеллектуального влияния на своих исторических предшественников, которые фактически восприняли в западный арийский миф и пытались подстроить его под свои националистические особенности.

СОВЕТСКИЕ КУЛЬТУРНЫЕ НАСТАВНИКИ В СРЕДНЕЙ АЗИИ: АРИЙСКИЙ МИФ СОВЕТСКОГО ФРОНТИРА

Таджикистан до начала советизации, активизировавшей механизмы радикальной модернизации (Nourzhanov, Bleuer, 2013), существовал как традиционное и архаичное общество, в котором центральным и системным фактором социализации (Atkin, 1993), наряду с факторами языка, этнической принадлежности, нации и государства (категории, которые не могли пониматься населением также как на Западе), был ислам. Именно поэтому арийский компонент в таджик- ской идентичности - по большей части советский конструкт. Изначально «арийская ориентация не имела большого значения для традиционного ирано-исламского сознания», но русские и советские интеллектуалы вообразили и превратили его в «один из наиболее эффективных элементов идентичность современных таджиков и иранцев» (Шукуров, 2003. С. 241).

Если советские востоковеды (Струве, 1945; Андреев, 194 5; Battis, 2015; Cronin, 2015), игнорируя факторы этнического национализма, стремились интегрировать арийский миф в каноны академической и с- ториографии, то Морис Симашко (1924-2000), русский писатель еврейского происхождения, был независим в своем виденье арийского прошлого и фактически стал одним из вдохновителей арийской идеи в советском Таджикистане.

Многочисленные арийские нарративы и мотивы, включающие «царей арийцев, поклоняющихся Мазде», «арийских жрецов», «арийскую память», «чистого арийского духа», «арийской смелости», «арийского величия», «арийской хитрости»», «непримиримости арийцев» или «арийской верности» и «арийского мышления», «старых арийских царек», «арийских игр», «арийской мудрости», «древних арийских книг», «арийских легенд» и даже «арийского сыра» присутствуют в «Маздаке» - романа Мориса Симашко. Иран, «Эран», «Ариана», «Страна Ариев», фигурировал в историческом воображении Мориса Симашко как «арийская земля» и «арийское государство» с «арийскими сословиями», происходящими из «арийской родины на реке Датья» (Симашко, 1979).

Василий Ян (1875-1954) также может считаться еще одним русским и советским интеллектуалом, который повлиял на развитие арийских мотивов в таджикской идентичности. В отличие от Мориса Симашко, в его текстах чрезвычайно сложно отследить и проанализировать конкретные формы идеологического влияния на таджикскую интеллигенцию. Василий Ян (Ян, 1989a; Ян, 1989b; Ян, 1989c; Ян, 1989d), как и Морис Симашко, идеализировал арийские племена и группы, способствуя формированию и развитию позитивного мифологизированного образа тех средневековых иранских государств Центральной Азии, которые исчезли в результате монгольского наш е- ствия. Василий Ян в этом интеллектуальном контексте, вероятно, способствовал разногласиям и спорам, возникающим между таджикскими и узбекскими интеллектуалами. Если узбекские националисты представляли тюрок своими славными и великими предками, то т а- джикские историки не упускали возможности упомянуть и отриц а- тельную роль тюркского мира в истории арийского иранского мира,

представляя тюрок как разрушителей отдельных городов в частности и государственностей в целом.

Восприятие российского культурного влияния в советизированном Таджикистане было различным, а его последствия - противоречивы. Некоторые историки предполагают, что «если таджикский интеллектуал в 50-х годах видел представлял каждого русского как апостола марксизма и носителя совершенного знания, то изучении своего прошлого сильно разочаровывало и дезориентировало его. Он невольно сравнивал нынешнее состояние своей истории, литературы, своего образование и духовности со средневековьем, и это сравнение не было в пользу современности и русского культурного влияния» (Шуку- ров, 2003, стр. 231). Несмотря на душевные разочарования таджикских националистов и интеллигенции, влияние русского культурного фактора на генезис и популяризацию арийского мифа было очень значительным. Таджикские интеллектуалы, в том числе Садриддин Айни (Аслонова, 2010) и Бободжон Гафуров (Гафуров, 1972), находясь под русским историографическим влиянием, использовали позитивистские методы написания истории, которые позволили им сконструир о- вать «большие нарративы» об истории Таджикистана как национальной истории. Таким образом, Институт истории им. А. Дониша стал центром таджикского культурного национализма, Бободжон Гафуров фактически стал вдохновителем и отцом -основателем арийского мифа в таджикской историографии.

Анализируя проблемы этногенеза таджиков, Бободжон Гафуров объяснил их происхождение в категориях генезиса, развития и дальнейшей фрагментации индоарийского языкового сообщества, подчеркивая древность и уникальность таджикского языка, его связь с другими иранскими языками. Бободжон Гафуров настаивал на том, что языки таджиков и иранцев (дари и фарси) имеют больше общих древних арийских элементов (Гафуров, 1972, стр. 28-29), чем отличаются от других индоевропейских языков. Бободжон Гафуров культивир овал идею арийского единства таджиков и персов, содействовал ист о- рическому восхвалению групп, говорящих на иранских языках, подчеркивая, что «в древние времена ареал распространения иранских языков и племен был намного шире. Он простирался от Юго- Восточной Европы до Восточного Туркестана, а также от Урала и Южной Сибири на юг Ирана» (Гафуров, 1972, стр. 36-67). Бободжон Гафуров включил Таджикистан в исторический и лингвистический контекст Ирана, представив его в качестве одного из центров полул е- гендарной страны Арьян-Ваеджа (арийский простор), региона, населенного иранскими (или арийскими в целом) племенами (Гафуров, 1972, стр. 37).

Интегрируя историю таджиков в арийский контекст, Бободжон Гафуров выдвигал теорию, что пророк Заратуштра мог жить на территории будущего Таджикистана (Гафуров, 1972, стр. 50). Поэтому таджики, как считали интеллектуалы советской эпохи, занимают достойное место среди арийских (индоевропейских) народов древности. Фактически, таджикские интеллектуалы, также как и таджикские националисты, предложили общую версию истории, изобретенную и написанную в национальных координатах. Российские интеллектуальные влияния усилили механизмы национального исторического воображения среди таджикских историков, которые предпочитали писать историю Таджикистана (Джалилов, 1961) как таджикскую национальную и арийскую культурно-цивилизационную историю, но в силу того, что дефиниции «цивилизация» и «арии» в СССР оставались под неформальным идеологическим запретом, попытки ариизации ист о- рии становились скрытными и более изощренными. Арийские мотивы в таджикской советизированной историографии постепенно мигрировали из контекста политической и государственной истории в этнографические исследования (Мурудов, 1979; Мухидинов, 1989; Негма- ти, 1989).

Советизация предусматривала устранение диспропорций в развитии республик и стимулировала развитие образования, в том числе исторического и филологического. Вероятно, российские интеллектуалы, которые в советский период стали частью интеллигенции Таджикистана, не ожидали, что их участие в развитии системы образования станет вкладом в таджикский национализм в целом и таджикскую национальную версию арийского мифа, в частности.

АРИЙСКИЙ МИФ И ИНДИЙСКИЕ НАЦИОНАЛИСТЫ

Идеи европейских интеллектуалов и их попытки представить арийцев как идеальных и политически удобных предков были частью истории идей, но восточные националисты были не менее восприимчивы, чем западные читатели. Бал Гангадхар Тилак (Tilak, 1903) был одним из индийских националистов, которые положительно воспр и- няли исследования западных интеллектуалов, так как они давали возможность политизации арийской проблемы. В результате Бал Гангад- хар Тилак написал книгу «Арктическая прародина в Ведах», книгу, которая не имеет ничего общего с академической историографией, но текст которой стал одной из наиболее успешных и эффективных попыток политизировать и идеологизировать арийский миф и превратил его в один из инструментов политической мобилизации.

Несмотря на интеллектуальную деятельность европейских авторов в Индии и их влияние на индийских националистов (Raheja, 1996; Inden, 2001; Trautmann, 1997; Rajaram, 1996), арийская идея в программе индийского национализма была не так популярна, как другие политические лозунги, включавшие независимость, конфронтацию с мусульманами и возрождение подлинного индуизма. Последний апеллировал непосредственно к древнему арийскому прошлому, но ст о- ронники индуизма предпочитают не использовать арийские нарративы, полагая, что другие националистические принципы более привл е- кательны для масс и эффективны для националистической мобилизации.

Религиозные основы этнического национализма и этнические формы националистического воображения были более адаптивны и фактически определяли основные траектории и векторы развития индийского национализма. Во второй половине 20 века правящие элиты Индии предпочитали строить политическую нацию, игнорируя этническую, кастовую и религиозную компоненту. Вероятно, именно поэтому, этот политический эксперимент оказался неудачным, что вынудило элиты осознать мобилизационный потенциал истории, включая арийский миф.

Политические элиты Индии осознали мобилизационный потенциал арийской идеи позже, чем это сделали иранские и таджикские националисты. Их попытки инструментализировать арийскую идею в Индии отличались от интеллектуальных практик и политических стратегий иранских и таджикских элит. Если иранские и таджикские националисты пытались институализировать и инструментализировать арийский миф в 1930 - 1970-е и 1990 - 2010-е годы, то индийские националисты решили использовать арийскую идеологию в редуцированных формах только в 2010-х годах, игнорируя ее мобилизационный потенциал в предыдущие десятилетия.

Наренда Дамодардас Моди (Mahurkar, 2017; Marino, 2014), хотя и стремится этнически политизировать интеллектуальный дискурс в Индии, но предпочитает избегать немедленной реализации арийского мифа. Арийская идея в Индии деградировала в частный случай хин- дутвы и превратилась в визуализированные формы культуры массового потребления. Современные националисты в Индии пытаются превратить этнический национализм в официальную и государственную идеологию, но они крайне осторожны в этих попытках, предпочитая спорить с мусульманами, культивировать и популяризировать индуизм, избегая актуализации этнической принадлежности в ее арийских формах. Игнорирование арийской идеи стало следствием того факта, что националисты, которые консолидируются вокруг Нарендры Да- модардаса Моди, предпочитают культивировать политический индуизм, который более понятен потенциальным избирателям, чем арийская идея, являющаяся изобретением Запада.

Именно поэтому современные индийские националисты, с одной стороны, более активны в исламофобии, чем в попытках интегрировать арийскую идею в свою идеологию. Они активно пытаются запретить убийство коров несмотря на то, что гипотетическое использов а- ние арийского мифа может увеличить число сторонников намного эффективнее, чем такие экзотические, с западной точки зрения, политические предпочтения, в том числе религиозно легитимизированный экологизм и защита прав коров как жертвенных животных. Современные сторонники индуизма стремятся бороться за возрождение индуизма и его очищение, игнорируя потенциал арийского мифа, хотя боги индуистского пантеона могут быть богами древних ариев или их п о- томков, которые мигрировали со своей исторической родины в И н- дию. Поэтому политически мотивированное использование арийского мифа в Индии носит ситуативный характер, поскольку на данном эт а- пе он не может успешно и эффективно конкурировать со светскими политическими идеологиями, включающими коммунизм и национ а- лизм, это не означает, что арийская идея утратила свое влияние.

2000 и 2010 годы стали периодом возрождения арийской идеи в Индии, но этот ренессанс не был интеллектуальным, а фактически стал частью массового культурного дискурса. Такие фильмы как «Девон Ке Дев ... Махадев» (2011-2014), «Махабхарата» (2013-2015), «Сия Ке Рам» (2015-2016), «Парамаватар Шри Кришна» (2017), «Ма- хакали» (2017), «Гаутамипутра Сатакарни» (2017) были попытками индийской киноиндустрии визуализировать арийское прошлое, сд е- лать его более доступным и интегрируемым в культуру массового п о- требления. Хотя культурные элиты уже пытались актуализировать арийские ценности и мотивы несколькими десятилетиями ранее, в том числе в таких кинолентах, как «Сампурна Рамаяна» (1961) и «Махабхарата» (1965), но создатели этих фильмов предпочли свести арийский миф к его полурелигиозным формам.

Эволюция и печальная судьба арийского мифа в Индии стали индикатором, который иллюстрирует развитие этнического национализма в незападных обществах с устойчивой религиозной основой. Арийский миф не может заменить традиционные формы религии, хотя н е- которые из них вдохновляют актуализацию арийского исторического

наследия. Несмотря на то, что индийские националисты позаимствовали арийский миф у английских колонизаторов, национализировали его, адаптировали к своим политическим целям и потребностям, арийская идея так и не смогла стать важным и влиятельным элементом индийского националистического воображения, так как формы религиозной легитимации были более адаптивными и, как следствие, более успешными.

АРИЙСКИЙ МИФ В ИРАНСКОМ НАЦИОНАЛИЗМЕ: ВООБРАЖАЕМАЯ ЭТНИЧНОСТЬ ПРОТИВ УНИВЕРСАЛЬНЫХ ЦЕННОСТЕЙ УММЫ

Иранские интеллектуалы, подобно индийским националистам, осознали потенциал и значение арийского мифа, который существенно повлиял на основные векторы и траектории развития арийской идеи в иранском национализме, определяя место и роль арийских нарративов в иранской идентичности. История современного иранского национализма демонстрирует возможности использования «несвязанных аспектов “персидской гегемонии”, которая преобладала в средние века, а позднее использовалась для построения современной наци о- нальной культуры и самобытности» (Ashraf, 1998).

Спектр представлений об арийской идее в интеллектуальной истории Ирана в 20 веке был различным и варьировался от восхищения арийскими предками до неприятия этнического фактора. Дэвид Мота- дел предполагает, что арийские идеи в идеологии иранского национализма возникли довольно поздно: «современные идеи и понятия об “арийском” были впервые перенесены в эпоху поздних Каджаров. Фактически они сыграли значительную роль в национализации Ирана» (Motadel, 2014). Иранский историк Реза Зия-Эбрахими определяет подобное восприятие арийской идеи как “арийский синдром” (Zia- Ebrahimi, 2010; Zia-Ebrahimi, 2011). Иранские националисты (Kashani - Sabet, 2002; Marashi, 2008), подобно индийским националистам, не были отцами-основателями и пионерами арийской доктрины. Связано это с тем, что европейские интеллектуалы, участвующие в историч е- ских и лингвистических исследованиях Ирана, воображали и изобр е- тали иранцев как арийцев или индоевропейцев. Иранский национ а- лизм в большей степени базируется на религиозных основах, что определяет важность ценностей шиизма в истории страны. Арийская же идея представляется как частный случай развития этнического национализма.

Исторические и социальные условия для реализации арийского мифа в иранском национальном проекте возникли поздно и, с одной

стороны, стали следствием радикальной политики модернизации (Banani, 1961), вдохновленной Реза Шахом Пехлеви и продолженной Мухаммедом Реза Пехлеви. С другой стороны, политические элиты Ирана, реализуя арийский миф, как считает Алекс Шамс (Shams, 2012), стремились решать внутренние и внешние задачи, консолидируя нацию в контексте арабских и тюркских угроз и опасностей. Переименование Персии в 1935 году в Иран (MacKenzie, 1998), что переводится как “земля арийцев”, стало первой попыткой государства претворить в жизнь и использовать арийскую идею, так как новое официальное название государства актуализировало его преемственность с древними ариями, а сам концепт «арья» в политическом воображении активно развивающегося иранского национализма ассоциировался с этничностью и языком.

Генетические и исторические истоки названия страны связаны с Сасанидскими среднеперсидскими «eran» и «eransahr», а новейшие переименования стали попыткой иранских националистов актуализировать этническую, языковую и частично территориальную преемственность с гипотетической арийской родиной (Witzel, 2000). Несмотря на то, что эти термины были известны и ранее, Реза Шах П е- хлеви узаконил их идеологически и политически мотивированное и с- пользование. Династия Пехлеви была вынуждена использовать арийский миф, потому что у нее не было других эффективных инструментов для борьбы с угрозами панарабизма и пантюркизма. Идеологи и теоретики иранского этнического национализма, в том числе Мохсен Пезешкпур и Дариуш Форухар, лидеры Hezb-e Pan Iranis (Engheta, 2001), были вынуждены стать временными и ситуативными союзниками режима.

Династия Пехлеви инициировала несколько проектов, которые пытались претворить в жизнь арийскую идею, сделать арийский миф более заметным, заменить им исламскую альтернативу в силу того, что секулярные элиты представляли ислам как угрозу и воспринимали его как оппозицию режиму. Тегеранский университет с факультетом литературы и гуманитарных наук, был основан в 1934 году, став одним из центров арийских исторических и лингвистических исследований и фактически оплотом арийской идеи в ее умеренной академич е- ской версии. Национальный музей Ирана, основанный в 1937 году, также стал инструментом развития арийской идеи в Иране. Музей древнего Ирана, являющийся частью этого музея, специализирующегося на изучении истории и археологии древнего Ирана, сделал арийскую идею более заметной в культурном и общественном пространстве Ирана в 1940-1970-х годах.

Политика исторической памяти Ирана в период между первой и мировой войной была частично основана на популяризации арийской идентичности. Празднование Тысячелетия Фирдоуси, организованное в 1934 году, актуализировало роль поэта в развитии и сохранении языковой, культурной и этнической самобытности иранского мира, а также предложило идеи исторической преемственности между современными иранцами и их арийскими предками. Политические элиты Ирана в данный период занимались активными попытками модернизации страны и использовали потенциал арийской идеи для провед е- ния социальных реформ.

Иранские элиты стремились укрепить идентичность, стимулируя ее арийское происхождение и этнические основы воображаемой иранской нации. Например, Академия персидского языка и литературы, созданная в 1935 году, стала основным институтом лингвистического арийства, стимулирующим академическое изучение языка и истории. Государство использовало различные методы для актуализации арийской идентичности своих граждан, привлекая иностранных интеллектуалов для популяризации арийской идеи. Например, иранские власти в 1930 году разрешили Эрнсту Херцфельду (1879-1948), Фридриху Крефтеру (1898-1995) и Эриху Шмидту (1897-1964), немецким историкам и археологам (Krefter, 1971; Krefter, 1977; Herzfeld, 1968; Herzfeld, 1929; Schmidt, 1953; Schmidt, 1957; Schmidt, 1970; Schmidt, 1939), организовать археологические раскопки в Персеполисе (Wilber, 1989), столице древней Персии. Эрнст Херцфельд начал популяризировать арийский Иран еще до археологических раскопок межвоенного периода (Herzfeld, 1947; Herzfeld, 1908). Его первые публикации по иранской археологии появились в начале 20 века. Западные археологи были теми интеллектуалами, которые открыли древнее арийское наследие для иранцев, интегрируя результаты археологических раск опок в синтетические версии национальной истории и исторические гранд-нарративы формирующейся иранской национальной истори о- графии (Stronach, 2005; Jenkins, 2012).

Ввод иранской валюты, риала, в 1925 году можно классифицировать как еще одну попытку реализации и монетизации арийской идеи, так как различные банкноты визуализировали арийское историческое, культурное и археологическое наследие, включая классические обр азы исторического прошлого Ирана, которое ассоциировалось с арийским наследием. Второй правитель Ирана из династии Пехлеви не уступал своему отцу в попытках модернизации страны. Он использовал арийскую идею в качестве метода консолидации иранской политической нации. Мухаммед Реза Пехлеви активно пропагандировал

арийскую идею в своем противостоянии с исламистской политической оппозиции, стремясь заменить религиозные формы идентичности более светскими, апеллирующими именно к иранским ценностям. Это стало причиной того, что концепции mellat-e Mosalman (мусульманская религиозная община) и mellat-e Mosalman-e Iran (мусульманская религиозная община Ирана) были вытеснены светскими категориями, включающими mellat-e Iran (иранскую нацию). Попытки маргинализации религиозных уровней идентичности стимулировали развитие светских концепций иранского национализма. Именно в результате данных реформ в иранском политическом языке возникли идеи melliyat (национальности), wahdat-e melli (национальной целостности), melli (нация), melli-gera'i (национализма), howiyat-e melli (национальная идентичность), которые представляли собой попытки актуализировать арийские компоненты в этнической принадлежности.

Иранские националисты активно внедряли ценности и принципы светского и этнического национализма в культурный контекст. Например, Хосайн Канемзаде Ираншахр (1884-1962), один из популяризаторов концепта арийской расы, активно продвигал политический лозунг необходимости и важности «ruh-e iraniyat» или «быть иранцем» (Behnam, 1998). Поэтому некоторые иранские националисты воспринимали категории «иранский» и «арийский» как синонимы. Мухаммед Реза Пехлеви в 1967 году принял титул Шахиншах, что стало попыткой подчеркнуть преемственность иранской государственной традиции древним и средневековым арийским порядкам. Празднование 2500-летия Персидской империи в 1971 году было кульминацией попыток Мухаммеда Рези Пехлеви актуализировать арийскую идентичность в Иране. По случаю государственного юбилея политические элиты организовали «Парад персидской истории», в к о- тором участвовали солдаты Вооруженных сил Ирана, одетые в исторические военные костюмы всех династий, когда-либо управляющих Персидской Империей. Мухаммед Реза Пехлеви, осознавая растущую роль телевидения и массовой культуры, на время праздника разрешил работу западных кинокомпаний. Их сотрудничество с иранским р ежимом, стремящимся к вестернизации, было отражено в откровенно пропагандистском фильме «Пламя Персии», а назначение Орсона Уэллса режиссёром картины предопределило ее успех. К концу 1970 -х годов арийский миф был включен в число коммеморативых практик и политических ритуалов, активно используемых иранскими элитами для легитимизации режима и мобилизации масс.

Исламская революция, упразднившая монархию и установившая исламскую республику, резко изменила политический курс элиты.

Исламисты были менее заинтересованы в арийском мифе, чем их политические предшественники (Kia, 1998). Базовые принципы и ценности политического ислама стали представлять больший интерес, чем арийский миф, что стало следствием сознательной и политически направляемой маргинализации этнического национализма. Кроме этого, активное использование арийских нарративов в академических и языковых трудах прекратилось или стало менее заметным.

Революция изменила основные векторы развития историографии и исторического воображения. После 1979 года иранские интеллектуалы были вынуждены представлять историю Ирана как историю мусульманской страны, что шло вразрез со взглядами их предшественников, предпочитающих национальную историческую парадигму. Как результат, ценности уммы победили ценности политизированной и инструментализированной иранской этничности в форме арийского мифа. Несмотря на это, исламизация иранского общества не отменяла историческую и языковую принадлежность иранцев к арийскому миру. Новым политическим элитам пришлось включить арийский миф в политический канон и идеологический контекст исламской республ и- ки, в которой идеологические основы религиозного свойства стали доминировать над ценностями этнического национализма.

В этой ситуации попытки некоторых иранских интеллектуалов ариизировать ислам (Bausani, 1975), превратить его в несветскую религию иранского национализма и интегрировать его в иранский культурный контекст и национальную самобытность не увенчались усп е- хом. Историческое воображение и историография (Amanat, 1989) оказались в большей степени восприимчивы к влиянию ислама (Abdi, 2001) и хотя национализм продолжает оставаться одним из факторов, влияющих на исторический анализ арийских моментов в истории Ирана, исламская революция существенно скорректировала векторы его развития (Tavakoli-Targhi, 2001; Vaziri, 1993) в целом и иранской идентичности в частности (Karimi-Hakkak, 1993), включая арийскую идею. Исламизация общества стимулировала рост кризисных тенденций в арийском мифе (Ashraf, 1993), способствуя его миграции в академическую историографию иранской этнической и языковой ист о- рии, вытесняя арийский миф из политических реалий, где его место занял ислам.

КУЛЬТИВИРОВАННАЯ АРИЙСКАЯ ИДЕЯ: ИНСТРУМЕНТАЛИЗАЦИЯ АРИЙСКОГО МИФА В ТАДЖИКИСТАНЕ

Таджикские интеллектуалы, в отличие от своих индийских и иранских коллег, несмотря на их языковое родство с иранцами, испытали ряд трудностей в связи с внедрением арийской идеи. Они были лишены возможности культивировать и развивать основные положения арийского мифа в советский период, так как арийская идея противоречила советской коммунистической идеологии. Стоит отметить, что несмотря на цензуру и политические ограничения, арийская идея становилась видимой при анализе вопросов этногенеза и места таджикского языка среди родственных языков.

Постсоветский Таджикистан, с одной стороны, развивался в условиях диаметрально различных угроз, включающих политический ислам, который превратился в радикализм и экстремизм, и таджикский национализм, который не имел значительных мобилизационных ресурсов (Bergne, 2007). Националисты, кроме этого, выглядели маргиналами в тени бывших партийных чиновников и исламистов. С другой стороны, советизация радикально изменила социальные и кул ь- турные пространства и отношения в Таджикистане. В таджикской идентичности появились новые ценности, в том числе фактически з а- падные изобретенные традиции, включая идеи экономического детерминизма, классовой борьбы, идеалы равенства собственности, национализм, трансплантированные в таджикские культурные контексты без учета местных реалий и особенностей. Несмотря на то, что в результате советизации и формирования новой светской интеллигенции эти понятия были «чуждыми мусульманско -иранскому менталитету» (Шукуров, 2003, стр. 228-229), формальные попытки их применения все же имели место. Осознавая чуждость западных ценн остей, политические элиты попытались использовать арийский миф в целях собственного упрочнения.

Так по приказу президента Таджикистана Эмомали Рахмонова в 1999 году состоялось празднование 1100-летие государства Самани- дов, что стало одной из первых попыток претворить в жизнь идеи преемственности с арийскими предками. В то же время политическими элитами была начата реконструкция в центре Душанбе и установка памятников (Hughes, 2017), которые десоветизировали урбанистические протсранства и одновременно актуализировали и визуализиров али арийский миф. К празднованию был приурочен и военный парад, напоминавший военный парад 1971 года в Тегеране. В 2000 -х годах политические элиты Таджикистана пытались укротить академические

изыскания в сфере арийской истории, инструментализировать арийский миф, интегрировав его в политический механизм государства. Эмомали Рахмонов в 2006 году, комментируя важность Года арийской цивилизации, подчеркнул, что таджики являются историческими наследниками ариев, подчеркивая, что современный Таджикистан является не чем иным как государством ариев.

В своих комментариях относительно арийской истории, Эмомали Рахмонов подчеркивал, что таджики и иранцы составляют одну из ветвей арийских народов. Элиты республики объявили 2006 год Годом арийской цивилизации, хотя Президент Республики несколькими годами ранее (Rahmonov, 1999; Рахмонов, 2012) отметился своими попытками актуализировать идеи этнического и политического континуитета и непрерывности между таджиками и их арийскими предками. В 2006 году Национальный банк Таджикистана инициировал выпуск юбилейной монеты, посвященной Году арийской цивилизации. В том же году специально для встречи с главой государства на уровне регионов Администрацией Президента отбирались таджики с наиболее арийской, на ее взгляд, внешностью. В этой ситуации элиты (Rahmonov, 1999; Рахмонов, 2012) оказались среди главных пропагандистов арийской идеи.

Президент Таджикистана, например, утверждал, что «мы, таджики, наряду с другими народами, являемся прямыми наследниками мудрых и благородных ариев, и мы гордимся своим прошлым, мы изучаем его и воспитываем нынешнее и будущие поколения как и с- тинных наследников наших предков, которые могут принести ценные жемчужины в сокровищницу мировой цивилизации и будут спосо б- ствовать обогащению и улучшению жизни» (Рахмонов, 2010). Политические элиты Таджикистана имели ряд причин использовать арийские идеи. Во-первых, активизация арийского мифа стала одним инструментов процесса десоветизации и поиска новых идеологических основ таджикского общества и государственного национального пр о- екта (Якубов, 2016; Мирбабаев, Рашимов, 2016; Раджадов, 2013; Сул- тон, 2016; Турсон, 2016; Негматов, 2016a; Негматов, 2016b). Во - вторых, элиты стремились использовать арийский миф в качестве ал ь- тернативы политическому исламу, так как они помнили религиозный гражданский конфликт 1990-х годов и знали о последствиях исламизации по опыту соседнего этнически родственного Ирана. В -третьих, арийский проект стал частью противостояния с соседними тюркскими государствами, которые позиционировались в качестве вечных ист о- рическими соперников арийских таджиков, претендующих на свои

исконные арийские земли, которые к концу 20 века оказались в составе тюркских государств.

Популяризируя арийский миф, политические элиты Таджикистана отвергают обвинения своих противников -исламистов в том, что они пытаются заменить мусульманские ценности арийскими идеями. Эмомали Рахмон, комментируя эти страхи, заявляет, что «мы воспринимаю арийскую цивилизацию как чисто культурный феномен, и пр и- зываем нынешнее и будущие поколения изучать ее, чтобы лучше узнать исторические истоки нашей нации. Она не подрывает основы религии ислама... Ислам стал основой и неотъемлемой частью нашей нации» (Рахмонов, 2006). С 2000-х годов политические элиты страны активизировали свои попытки взять под контроль арийскую идею, применяя меры, направленные на актуализацию арийских элементов таджикской идентичности. Инструментализация арийской идеи стала частью коллективного желания политических элит консолидировать нацию после гражданской войны.

С этой целью Таджикистан был провозглашен наследником государства Саманидов, а таджики в историческом воображении превр а- тились в потомков ариев. Например, 30 октября 2000 года рубль, таджикская валюта, был заменен на сомони, ставший новой национал ь- ной валютой Таджикистана (Бологов, 2014). В 2007 году начался отказ от русифицированных таджикских фамилий, и местные чиновники начали удалять буквы «ob» и «ев» из окончаний фамилий, которые заменялись иранскими флексиями. Так Эмомали Рахмонов стал Эм о- мали Рахмоном. Вслед за ним чиновники и интеллектуалы предпочли сделать то же самое с их собственными фамилиями. Власти предл ожили отказаться от русских окончаний в фамилиях, заменив их т а- джикскими: «зод», «зода», «й», «пур»... Джалолиддин Рахимов, заместитель руководитель департамента регистрации актов гражданского состояния Министерства юстиции Таджикистана, комментируя отказ от русифицированных фамилий, подчеркивал, что «мы объясняем, что целью является таджикизация фамилий. Люди понимают, что если ситуация не изменится, то через 10 лет наши дети будут разделены на две группы, одна будет гордиться своими таджикскими именами, другая будет иметь иностранные фамилии. Мы должны гордится своими национальными и патриотическими чувствами» (Бологов, 2014). В Интернете начал функционировать специализированный таджикиза- тор фамилий.

Президент Таджикистана Эмомали Рахмон также заявил, что «необходимо вернуться к нашим культурным корням и использовать национальную топонимику» (Бологов, 2014; Тищенко, 2016). Инстру-

ментализация арийства и политически мотивированное использование арийской идеи были бы невозможны без академического обоснования. Поэтому историки и лингвисты в независимом Таджикистане стали вынужденными или добровольными пропагандистами арийского мифа, анализируя и актуализируя место «арийских предков» таджиков и таджикского языка среди других ирано-арийских наций и языков, продвигая и популяризируя идею уникальности арийской таджикско - иранской цивилизации. Эти попытки спровоцировали откровенно маргинальные неакадемические теории, основанные на восприятии арийцев как биологической расы, и подтолкнули некоторых интеллектуалов к утверждениям, что этногенез таджиков начался в эпоху п а- леолита (Негматов, 2016с; Негматов, 2016d).

Нуман Негматов (Негматов, 2005) является одним из самых фанатичных пропагандистов и популяризаторов арийской идеи в историографии независимого Таджикистана, постепенно переходя от ак а- демической истории к псевдоакадемическим концепциям в стиле фольк-хистори. Актуализация арийской идеи в Таджикистане совпала с попытками начать реформирование таджикского языка: «пришло время, когда мы, как и другие развитые и цивилизованные страны, должны позаботиться о чистоте нашего государственного языка, уп о- рядочить включение любых новых элементов в язык, базирующийся на литературных нормах и положить конец всяким искажениям речи и орфографии» (Тищенко, 2016).