Обвинительное заключение "ленинградского дела": контекст и анализ содержания

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Обвинительное заключение "ленинградского дела": контекст и анализ содержания

Болдовский Кирилл Анатольевич

канд. ист. наук, науч. сотр., Санкт-Петербургский институт истории РАН (Санкт-Петербург, Россия)

Бранденбергер Дэвид PhDистории, проф., Университет Ричмонда (Ричмонд, Вирджиния, США); исследователь, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» (Москва, Россия)

В этом году исполнилось 70 лет с начала массовой репрессивной кампании 1949-1951 гг, в ходе которой были подвергнуты чисткам сотни руководящих работников и которая вошла в историографию под названием «ленинградское дело»¹.

Выяснение причин и реконструкция событий указанной кампании далеко не закончены, хотя данная чистка активно обсуждается в научной литературе уже много десятилетий. Это объясняется, во-первых, чрезмерно затянувшийся недоступностью для исследователей многих важнейших источников, несмотря на то что публикация первых документов, связанных с «ленинградским делом», началась более 30 лет тому назад, а во-вторых, закрытостью самого дела, в отличие от больших политических процессов 1930-х гг. В такой закрытости отразилось одно из противоречий сталинского режима в последнее десятилетие его существования. Продекларированная И. В. Сталиным незадолго до начала войны полная победа над внутренними политическими противниками означала отсутствие внутри страны социальной базы для возникновения враждебных политических групп². Единственным приемлемым объяснением в рамках этой парадигмы стало объявление выбранных жертв иностранными шпионами, что и было сделано в известном «деле врачей».

Аннотация

репрессивная кампания ленинградское дело

Масштабная репрессивная кампания, развернувшаяся в СССР в 1949-1951 гг., до сих пор окутана массой мифов и домыслов. В статье анализируется то, как Сталин задумывал этот политический процесс, какой сигнал должны были получить его окружение и нижестоящие чиновники. В статье впервые полностью публикуется официальное обвинительное заключение по так называемому ленинградскому делу, сопровождаемое комментариями и анализом состава «преступлений», приписываемых Кузнецову и его соратникам. Обвинительное заключение -- важный исторический источник, так как он раскрывает картину, которую, по замыслу вождя, должны были увидеть окружающие. Непоследовательность и слабая аргументация документа свидетельствуют о полном провале организации этого политического процесса, об отсутствии внятных аргументов обвинения. Также исследуется процедура подготовки центрального процесса «ленинградского дела». Авторы анализируют предыдущие редакции обвинительного заключения, показывая, как Сталин менял концепцию судебного процесса в попытках сделать его более убедительным. Подчеркнута несостоятельность выдвинутых обвинений, которые могли быть применены к любому региональному руководителю СССР, хотя наказание получили только руководители одной из партийных организаций. Характерные черты публикуемого юридического документа -- бездоказательность обвинений, многочисленные умолчания и фрагментарность приведенных фактов. Текст обвинительного заключения приводится без купюр и снабжен биографическими справками названных в нем фигурантов уголовного дела. Он содержит больше подробностей по сравнению с уже публиковавшимся приговором по уголовному делу, что дает возможность сделать новые выводы о ходе процесса.

Ключевые слова: ленинградское дело, поздний сталинизм, политические репрессии, чистки, послевоенный Ленинград, А. А. Кузнецов, Н. А. Вознесенский, П. С. Попков.

Abstract

This major campaign of repression that developed in the USSR between 1949 and 1951 remains obscured by myth and speculation to the present day. The present article analyzes how Stalin planned the show trial and what sort of a “signal” it was to send to his inner circle and lower-ranking officials. To that end, this article publishes the official criminal indictment for the “Leningrad Affair,” as well as commentary and an analysis of the crimes that were attributed to A. A. Kuznetsov and his comrades-in-arms. The criminal indictment is published in its totality here for the first time. This is an important historical source, insofar as it depicts the case in the way that the dictator intended it to be viewed. Its inconsistencies and poor argumentation testify to the authorities' failure to successfully organize this political show trial and develop a persuasively constructed indictment. The article also investigates the process according to which the central “Leningrad Affair” show trial was prepared. The authors track the early versions of the indictment and show how Stalin altered the court case in an effort to make it more persuasive. The article also demonstrates the bankruptcy of the accusations within the indictment, which could have been leveled against any regional strongman in the USSR but were instead made against the leadership of only a single party organization. The text of the indictment is rendered here without ellipses and furnished with biographical information about the people named within the context of the criminal case. It contains more information than the already published sentence of the court in regard to the “Leningrad Affair,” allowing for an array of new conclusions to be drawn about the nature of this case.

Keywords: Leningrad Affair, late Stalinism, political repressions, purges, post-war Leningrad, A. A. Kuznetsov, N. A. Voznesenskiy, P. S. Popkov.

Однако обвиняемых по «ленинградскому делу» -- партийных и государственных руководителей высшего уровня, которые никогда не работали за рубежом, не владели иностранными языками и занимались прежде всего внутренней политикой, -- было сложно представить агентами иностранных разведок³. Для постановки такого спектакля у специалистов из ведомства В. С. Абакумова⁴ явно не хватало режиссерского таланта.

Скорее всего, именно эта неопределенность и вызвала весьма странное, нелогичное развитие дела. Постоянно сопровождавшие его умолчания и недоговорки привели к парадоксальной ситуации, когда о точных причинах арестов и казней десятков руководителей весьма высокого ранга, в том числе практически всего руководства третьей по численности партийной организации страны, не были осведомлены не только нижестоящие работники, но и ближайшие соратники Сталина⁵.

Отсутствие четко сформулированной и структурированной официальной версии создало почву для разнообразных мифов, догадок, намеков и слухов, порой настолько живучих, что и в настоящее время они служат питательной базой для многочисленных публицистов⁶.

Чтобы понять, в чем же конкретно обвиняли подсудимых в ходе процессов по «ленинградскому делу», необходимо проанализировать документы, в которых эти обвинения сформулированы. К ним относятся и материалы судебно-следственных органов, и решения высших партийных инстанций, ставшие фундаментом для формирования официальной обвинительной конструкции. Один из важнейших источников -- обвинительное заключение, подготовленное для судебного процесса, прошедшего в конце сентября 1950 г. в Ленинграде. Однако использовать этот источник следует с большой осторожностью по целому ряду причин.

Во-первых, в 37-страничном документе перечислены многочисленные преступления, правонарушения и проступки ленинградских руководителей, но большинство из них имеют весьма отдаленное отношение к главным обвинениям: государственной измене, экономическому вредительству и заговору. Многие из упомянутых нарушений, например злоупотребление властью, коррупция, фальсификация отчетов и незаконное использование ресурсов, были широко распространены в первые послевоенные годы практически во всех регионах СССР в больших масштабах. Судя по архивным документам, высшим партийным органам было об этом хорошо известно. Тем не менее ни одна партийная организация не подверглась такому бескомпромиссному разносу.

Во-вторых, в обвинительном заключении масштабы нарушений часто преувеличиваются. Это придает действиям, не считавшимся преступными для других руководителей послевоенного периода, криминальный характер. Сравнение обвинений с данными из других архивных источников позволяет установить, что многие детали, указанные в обвинительном заключении, не находят подтверждения при тщательном изучении.

В-третьих, обвинительное заключение основано на протоколах допросов, которые были умышленно искажены с тем, чтобы продемонстрировать вину обвиняемых. Цитаты, приведенные в обвинительном заключении, взяты из так называемых обобщенных протоколов. Протоколы должны были составляться в присутствии допрашиваемых, а затем подписываться ими постранично. Но в ходе следствия по «ленинградскому делу» протоколы составлялись отдельно, без участия обвиняемого, от которого требовалось только подписать уже готовый текст. О том, как это происходило, сообщал в своих показаниях бывший следователь МГБ А. В. Путинцев⁷:

Почти во всех таких протоколах вопросы следователя, придумываемые Броверманом⁸, и им же измысленные «шапки» ответов арестованного, как правило, не соответствовали приводимым далее фактам, отличавшимся зачастую своей незначительностью и никак не подтверждавшим бьющие на эффект «шапки» ответов.

Например, многие «обобщенные» протоколы допросов по т. н. «ленинградскому делу», после фальсификации их Броверманом и Комаровым, выглядели примерно так. На вопрос: «Рассказывайте о совершенных вами преступлениях», следовала сочиненная Броверманом «шапка» ответа, будто арестованный признает, что он являлся участником антипартийной группы, существовавшей в Ленинграде. В подтверждение же этой «шапки» приводились затем такие смехотворные, по своей незначительности, факты, как преподнесение мнимыми участниками группы подарков друг другу, их дружеские встречи в домашней обстановке, обмен приветственными и поздравительными телеграммами и тостами, встречи и проводы на вокзалах, произнесение здравиц и т. д.⁹

Такая процедура привела, как признавал Путинцев, к появлению случаев откровенной фальсификации в протоколах допросов. Данная практика искажала протоколы, отражая точку зрения следователей, а не обвиняемых.

Хуже того, следователи МГБ по «ленинградскому делу» и другим ранним послевоенными делам регулярно получали признательные показания, зафиксированные в протоколах, посредством угроз, избиений и других форм физического и психологического давления¹⁰. По словам Путинцева, применение пыток было обычным делом и имело цель побудить заключенных к признанию в недоказуемых преступлениях:

...избиения арестованных приняли, подобно 1937 году, массовый характер. При этом была даже разработана и введена методика экзекуций. Арестованного, не дающего требуемых показаний, заводили в отдельный кабинет и там два младших офицера из тюремного надзора. били жертву по обнаженному телу резиновыми палками и плетками.

В камере такие арестованные целыми днями содержались в наручниках.

Доведенные до отчаяния, иные арестованные приходили к выводу, что предпочтительнее ужасный конец, чем бесконечные ужасы¹¹.

По словам Путинцева, после того как следователь получал таким образом признание вины, он фиксировал его в протоколе. Затем он объединял признательные показания с описаниями других действий обвиняемых, даже если они не имели никакого отношения к предполагаемому преступлению¹².

Практика применения пыток к заключенным и фальсификация протоколов допросов означают, что сведения, записанные в обвинительном заключении «ленинградского дела», не могут считаться надежными или заслуживающими доверия без подтверждения из других источников, не связанных с расследованием¹³.

Хотя обвинительное заключение не следует использовать для получения объективной информации о реальных действиях ленинградских руководителей, оно представляет собой важнейший исторический источник. Если проанализировать его в контексте остальных официальных документов по «ленинградскому делу», оно дает возможность определить цели и задачи тех, кто его составлял. Такой сравнительный анализ может выявить те приоритеты, которые расставлял сам Сталин, формулируя обвинения против ленинградцев.

Впервые политические обвинения были сформулированы в Постановлении Политбюро ЦК ВКП(б) от 15 февраля 1949 г «Об антипартийных действиях члена ЦК ВКП(б) т. Кузнецова А. А.¹⁴ и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) тт. Родионова М. И.¹⁵ и Попкова П. С.¹⁶». Суть обвинений сводилась, с одной стороны, к частным региональным нарушениям (проведению в Ленинграде якобы несогласованной торговой ярмарки), а с другой -- к попыткам А. А. Кузнецова единолично управлять деятельностью ленинградской партийной организации и противопоставить ее Центральному комитету ВКП(б) путем создания «антипартийной группы». Данный документ, как и все постановления Политбюро, не предполагал развернутых объяснений и доказательств. Это, наряду с лапидарностью и некоторой образностью текста, создавало почву для разнообразных интерпретаций. Например, «у т. т. Кузнецова А. А., Родионова, Попкова имеется нездоровый, небольшевистский уклон, выражающийся в демагогическом заигрывании с ленинградской организацией... в попытках создать средостение между ЦК ВКП(б) и ленинградской организацией и отдалить таким образом ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)»¹⁷.

У тех, кто был знаком с содержанием документа, неизбежно появлялись вопросы. Наиболее часто возникало недоумение по поводу того, в чем же конкретно выражалось стремление «отдалить» ленинградскую партийную организацию от ЦК?

Анализ записок, поданных на партийных собраниях, посвященных итогам февральского (1949 г.) объединенного пленума ленинградских горкома и обкома ВКП(б), показывает, что одним из вопросов, наиболее часто звучавших в различных вариациях, был следующий: «В чем конкретно выражалась антипартийная деятельность бывших руководителей города?»¹⁸.

Интерпретация постановления Политбюро усложнялась тем, что, в отличие от других масштабных чисток сталинского периода, не проводилась сопровождающая кампания с разъяснениями через «установочные» газетные статьи в партийной печати. До сих пор остается загадкой, почему на этот раз не соблюдалась ранее принятая практика. Вместо широкой критики положения дел партийное руководство отправило своих представителей в те регионы, где были обнаружены участники «антипартийной группы» для того, чтобы дать разъяснения местному партийному активу и потребовать проведения кадровых чисток. Первое такое собрание состоялось в Ленинграде 22 февраля 1949 г., когда Г. М. Маленков выступил перед внеочередным совместным пленумом горкома и обкома партии.

До сих пор неизвестно точное содержание основного выступления Г. М. Маленкова на этом собрании¹⁹. О содержании обвинительной речи можно судить по воспоминаниям отдельных слушателей и по стенограммам выступлений участников пленума. Согласно этим источникам, Маленков заявил, что главным «нарушением», допущенным ленинградскими руководителями, было стремление решать текущие вопросы управления регионом при помощи личных связей в ЦК, в первую очередь с Кузнецовым. По мнению Маленкова, это способствовало тому, что Ленинград превратился в «вотчину Кузнецова», против которого и было главным образом направлено обвинение. Несмотря на то что по итогам пленума в соответствии с постановлением Политбюро были сняты со своих постов первый секретарь ленинградских горкома и обкома ВКП(б) П. С. Попков и второй секретарь горкома Я. Ф. Капустин²⁰, версия о существовании «антипартийной группы» на пленуме подтверждения не получила.

Главных фигурантов дела, вместо арестов, которых можно было бы ожидать после обвинений в «групповщине», отправили на партийную учебу, а Н. А. Вознесенского сняли со всех постов за другие, якобы не связанные с ленинградскими событиями нарушения в Госплане²¹, но он также остался на свободе.

Эти политические зигзаги закончились только поздним летом 1949 г. с арестами первых подозреваемых: в конце июля -- М. А. Вознесенской²² и Я. Ф. Капустина, 13 августа -- основной группы (А. А. Кузнецов, П. С. Попков и др.). 27 октября был арестован Н. А. Вознесенский²³.

Начались допросы, с их помощью добывались материалы, по которым в октябре 1949 г. был подготовлен проект закрытого письма Политбюро ЦК ВКП(б) к членам и кандидатам в члены ЦК ВКП(б). Полный текст письма, к сожалению, до сих пор недоступен для исследователей, известны лишь некоторые его фрагменты²⁴. Судя по ним, именно тогда впервые появилось упоминание о существовании «враждебно-шпионской террористической группы» во главе с Кузнецовым, которая сложилась в Ленинграде еще в предвоенные годы. Н. А. Вознесенского предлагалось исключить из партии за «связь с антипартийной группой Кузнецова», а не за участие в ней. В проекте закрытого письма упоминалось и то, что покойный к тому времени А. А. Жданов²⁵ должен нести «политическую ответственность» за то, что «не разглядел» «враждебного лица» Кузнецова, Попкова и др. В целом проект закрытого письма ЦК фактически предполагал начало полномасштабной политической кампании по разоблачению «враждебно-шпионского заговора».

Причины, по которым этот проект так и не стал официальным сообщением для членов и кандидатов в члены ЦК (т. е. для ведущих центральных и региональных партийных руководителей страны), требуют отдельного подробного анализа. Ясно, однако, что решение затормозить процесс формулирования официальной обвинительный позиции было принято лично Сталиным. Сталин редактировал проект, и никто иной не мог остановить его распространение.

Отсутствие сформулированных политических обвинений, подготовленных по линии партаппарата, совсем не означало, что Сталин решил притормозить процесс. Об этом свидетельствуют частично опубликованные письма Абакумова к вождю и то, что после октября 1949 г допросы арестованных не прекращались и проходили регулярно²⁶.

18 января 1950 г. Абакумов отправляет Сталину список из 44 имен обвиняемых и предлагает:

Видимо целесообразно, по опыту прошлого, осудить в закрытом заседании Выездной сессии Военной Коллегии Верховного Суда СССР в Ленинграде без участия сторон, т. е. обвинения и защиты, группу человек 9-10 основных обвиняемых.

Остальных обвиняемых осудить в общем порядке Военной Коллегией Верховного Суда СССР.

Для составления обвинительного заключения и подготовки дела к рассмотрению в суде нам необходимо знать лиц, которых следует осудить в числе группы основных обвиняемых.

Прошу Ваших указаний²⁷.

После этого в подготовке процесса наступает вторая достаточно длительная пауза. Сталин не отвечает на письмо Абакумова; по-видимому, это означает, что он еще не сформулировал свое мнение. В последней декаде августа Абакумов передает Сталину первый вариант обвинительного заключения для процесса, на котором в качестве обвиняемых должны фигурировать 33 чел.²⁸ На первом месте среди обвиняемых значится член Политбюро Н. А. Вознесенский и только потом следуют фамилии А. А. Кузнецова и П. С. Попкова. Сталин ознакомился с этим документом и решил внести в него принципиальные изменения. В его резолюции на первой странице проекта говорилось: «Во главе обвиняемых поставить Кузнецова, затем Попкова и потом Вознесенского». Кроме этого на документе появилась помета «Выз[вать] Аб[акумова]».

В настоящее время нет доступных источников, на основании которых можно однозначно определить причины, по которым Сталина не устроил первый вариант обвинительного заключения и сама идея «большого процесса», но его основные возражения видны из сравнения первого варианта обвинительного заключения со вторым, который был составлен в конце августа под личным руководством Сталина во время его отпуска в Сочи²⁹.

Основные отличия от первоначальной версии обвинения сводились к следующему:

— предлагалось осудить только 9 чел., в числе которых находились наиболее высокопоставленные в прошлом обвиняемые, вместо 33;

— вместо первоначального обвинения в создании антипартийной группы во главе с Вознесенским, Кузнецовым и Попковым, было объявлено, что антипартийная группа действовала под руководством Кузнецова;

— существенно сокращен раздел о преступлениях Вознесенского; кроме того, этот раздел перемещен из второй части обвинения в четвертую;

— сильно сокращен длинный и хаотичный список проступков всех 33 чел.; этот перечень преобразован в более компактное и лучше скоординированное в деталях описание совместной враждебной деятельности шести главных обвиняемых (Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина и Родионова) и их трех соучастников (Турко, Закржевской и Михеева);

— вместо общего обвинения в «заговоре против партии, правительства и народа», было объявлено, что подсудимые «ставили целью взорвать партию изнутри и узурпировать партийную власть».

Уже 4 сентября 1950 г. Абакумов и Главный военный прокурор А. П. Вавилов³⁰ посылают Сталину окончательный вариант обвинительного заключения.

Тогда же, 4 сентября, окончательно определилась судьба будущих подсудимых. В письме к Сталину Абакумов и Вавилов предложили приговорить Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина³¹ и Родионова к смертной казни, Турко³² -- к 15 годам тюрьмы, Закржевскую³³ и Михеева³⁴ -- к 10 годам³⁵.

Текст обвинительного заключения, текстуально совпадающий с разработанным 4 сентября, был окончательно оформлен 26 сентября 1950 г. в Главной военной прокуратуре.

Центральный процесс «ленинградского дела» проходил 29-30 сентября в ленинградском Доме офицеров, приговор полностью совпал с предложенным вариантом.

Окончательное решение об остальных арестованных по делу было принято Сталиным примерно 24 октября 1950 г., когда на очередной записке Абакумова появилась резолюция: «Тов. Сталин не возражает»³⁶.

Подробный анализ текста обвинительного заключения первого и основного процесса «ленинградского дела» выйдет далеко за рамки данной публикации, однако некоторые его существенные особенности следует рассмотреть.

Характерные черты этого юридического документа -- бездоказательность обвинений, многочисленные умолчания и фрагментарность приведенных фактов. Создается впечатление, что обвинительное заключение создавалось исключительно в расчете на фактически закрытый, полусекретный характер судебного разбирательства. Даже юридическая основа обвинительного заключения вызывает целый ряд возражений³⁷. Политическая же сторона обвинений осталась расплывчатой.

Самое тяжелое из обвинений -- в заговоре -- так и не раскрывается. Декларируются лишь намерения обвиняемых «взорвать партию изнутри и узурпировать партийную власть», однако даже не упоминается о том, каким образом они собирались это осуществить. Планы по изменению кадрового состава ЦК ВКП(б), которые якобы вынашивали «заговорщики», также остались непроясненными. Совершенно непонятно, для чего Кузнецову, Попкову, Капустину и другим могло потребоваться «отрывать ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б)» и как они намеревались использовать ленинградских коммунистов «для борьбы с ЦК». Весьма надуманными выглядят и отсылки к событиям второй половины 1920-х гг. -- борьбы центра с так называемой ленинградской, или зиновьевской, оппозицией. За прошедшие с того времени к 1950 г. двадцать с лишним лет политическая конструкция в стране кардинально изменилась, и вряд ли кто-либо мог всерьез воспринять подобный вариант развития событий.

В тексте обвинительного заключения отсутствуют свидетельства самого существования группы, т. е. доказательства связей обвиняемых, выходящих за рамки их служебных, аппаратных взаимоотношений или распределения между ними каких-либо обязанностей для проведения «заговорщицкой деятельности». Особенно заметны эти провалы в отношении Н. А. Вознесенского, с которым многие из подсудимых либо встречались крайне редко, либо не общались вовсе³⁸.

Большинство фактов, приведенных в заключении в качестве доказательств обвинения, при более тщательном рассмотрении вряд ли могут быть признаны преступными действиями.

Подсудимым ставили в вину то, что было характерно для любых региональных руководителей того периода: стремление получить больше ресурсов для своего региона, перенос плановых заданий в целях формирования успешных отчетов для центра и т. д.

Подсудимые также обвинялись в нарушениях, которые были широко распространены среди региональных руководителей того периода: злоупотребление властью, превышение должностных полномочий, «зажим критики», расходование бюджетных средств на полуофициальные мероприятия (на приемы, проводы, вечеринки на государственных дачах, поездки на отдых за город)³⁹.

Другая характерная черта обвинительного заключения -- широкое применение искусственной конспирологии, когда обычные, характерные для подавляющего большинства партийно-государственных руководителей ошибки, недостатки и недоработки объявляются не только преступными деяниями, но и действиями, совершенными для реализации враждебных планов заговорщиков.

Иногда как преступное действие рассматривалось сокрытие давно известных биографических фактов, которые чаще всего уже были зафиксированы в персональных делах, протоколах различных партийных комиссий и т. д.

Преступными действиями были признаны и вполне легальные инициативы, такие как официальное обращение Родионова к Сталину с предложением создать бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР, которое в тексте обвинение характеризуется так: «Носился с идеей создания ЦК РКП(б)»⁴⁰.

Весьма характерно и то, что в обвинительном заключении нет ни одного показания свидетелей или экспертов, не приведены вещественные доказательства (служебные документы, частная переписка, записи прослушки и т. д.). Все доказательства строились на показаниях обвиняемых на себя или друг на друга, полученных при помощи фальсификаций, шантажа и пыток. Вполне вероятно, что это было одной из причин, по которым потребовалось разделить один процесс -- большой, показательный -- на несколько более мелких.

В целом обвинительное заключение производит впечатление документа, составленного наспех. Бросаются в глаза непоследовательность, весьма слабая аргументация и отсутствие внятных обвинений. Даже ссылки из протоколов допросов часто произведены в искаженном виде (или вне контекста, или в сокращенной форме, без указаний купюр, или полностью переписанные). Следует учесть, что сами протоколы -- это сводные, искусственные документы, в которых зафиксированы не высказывания самих обвиняемых, а формулировки, разработанные следователями.

Обвинительное заключение вряд ли может быть рассмотрено как объективное описание состава преступлений или своеобразный обзор политической деятельности опальных «ленинградцев». Без дополнительных доказательств оно, скорее, демонстрирует только субъективное мнение Сталина и его соратников относительно дела.

В этом смысле обвинения, да и «ленинградское дело» в целом, выглядят как политическое поражение его инициаторов. В теории высшей точкой любой репрессивной кампании сталинского периода должен стать показательный процесс, целью таких кампаний являлось не только физическое устранение неугодных, но и публичное установление новых границ допустимого, новых правил и запретов в повседневной деятельности для оставшихся. Такой целью в «ленинградском деле» должна стать своеобразная кодификация новых правил игры для партийно-государственных руководителей среднего и высшего уровней. С точки зрения Сталина, это было необходимо для поддержания жесткого режима власти после того, когда в военные годы пришлось признать некоторое, хоть и небольшое, усиление самостоятельности и инициативности низовых структур управления и их руководителей.

Однако «ленинградское дело» завершилось неоднозначно, и невнятность его обвинений, расплывчатость запретов и отсутствие новых правил, вероятнее всего, и объясняют то, почему его результаты не получили огласку в официальной печати. Такой процесс мог бы только дезориентировать аудиторию, для которой он готовился. После него осталось бы неясным слишком многое. Можно ли теперь добиваться всеми силами преференций для своих регионов или ведомств и как без этого выполнять задания руководства? Можно ли формировать свою кадровую команду, или теперь это станет признаком преступных замыслов? Как осуществлять взаимодействие с центром и лоббировать свои ведомственные или региональные интересы, если запрещено искать персональной поддержки конкретных руководителей в Москве? Эти и многие другие вопросы повседневной деятельности управленцев оставались без ответа.

Более важным представляется, однако, другое. Стремление Сталина и его ближайших соратников ограничить самостоятельность нижестоящих руководителей вошло в противоречие с политическими, экономическими и социальными процессами в послевоенной стране, с усложнением управленческой системы, с необходимостью развития науки и новых технологий. Происходил неизбежный процесс формирования элитных групп в партийно-государственном аппарате, остановить который без применения широкомасштабных репрессий было уже невозможно.

Обвинительное заключение

по обвинению Кузнецова А. А., Попкова П. С., Вознесенского Н. А. Капустина Я. Ф., Лазутина П. Г, Родионова М. И., Турко И. М., Закржевской Т. В. ⁴¹ и Михеева Ф. Е. по ст. 58-1,58-7, 58-11 УК РСФСР⁴²

УТВЕРЖДАЮ:

ГЛАВНЫЙ ВОЕННЫЙ ПРОКУРОР Генерал-лейтенант юстиции

ВАВИЛОВ <Вавилов>⁴³ «<26>»⁴⁴ сентября 1950 года

ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ по обвинению:

КУЗНЕЦОВА Алексея Александровича,

ПОПКОВА Петра Сергеевича,

ВОЗНЕСЕНСКОГО Николая Алексеевича,

КАПУСТИНА Якова Федоровича,

ЛАЗУТИНА Петра Георгиевича,

РОДИОНОВА Михаила Ивановича,

ТУРКО Иосифа Михайловича,

ЗАКРЖЕВСКОЙ Таисии Владимировны и МИХЕЕВА Филиппа Егоровича

в том, что они проводили вредительско-подрывную работу в партии и, намереваясь, подобно зиновьевцам, превратить ленинградскую организацию в свою опору для борьбы с ЦК ВКП(б), насаждали в ней недовольство в отношении ЦК ВКП(б), избивали и устраняли честных коммунистов из руководящего состава ленинградской организации и заменяли их политически и морально разложившимися людьми, расставляли антипартийных людей в других пунктах СССР и, опираясь на них, имея в руках ленинградскую организацию, ставили целью взорвать партию изнутри и узурпировать партийную власть; вели подрывную работу в государственных органах, нарушали государственные планы, дезорганизовывали распределение материальных фондов и снижали темпы развития народного хозяйства страны.

Произведенным МГБ СССР расследованием установлено, что в Ленинграде с 1938 года существовала вражеская группа, проводившая подрывную работу в партии и в государственной аппарате.

Обвиняемые КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ, КАПУСТИН и ЛАЗУТИН, использовав свое пребывание на руководящей работе в ленинградской партийной организации, еще задолго до Отечественной войны приступили к группированию сторонников из чуждых и антипартийных элементов для борьбы против ВКП(б) и советского государства.

В своей вражеской деятельности они нашли опору и поддержку в лице также привлекаемых по настоящему делу: ВОЗНЕСЕНСКОГО -- бывшего председателя Госплана СССР и РОДИОНОВА -- бывшего председателя Совета Министров РСФСР.

Обвиняемые ВОЗНЕСЕНСКИЙ и РОДИОНОВ, в свою очередь, делали ставку на вражескую группу КУЗНЕЦОВА, ПОПКОВА и КАПУСТИНА в подрывной работе против партии и ее ЦК.

Все они, рассчитывая овладеть ленинградской организацией и опереться на нее в борьбе против ЦК ВКП(б), вступили на вражеский путь отрыва ленинградской организации и противопоставления ее Центральному Комитету, и, действуя как раскольники, подрывали единство партии.

Обвиняемый КУЗНЕЦОВ на следствии показал:

«Наша антипартийная группа повела линию на отрыв ленинградской партийной организации от Центрального Комитета ВКП(б) и лично СТАЛИНА».

Обвиняемый ПОПКОВ, подтвердив это обстоятельство, показал:

«Начав еще до войны в преступных целях сколачивать вокруг себя преданных нам людей, КУЗНЕЦОВ, я - ПОПКОВ, КАПУСТИН, ЛАЗУТИН и ТУРКО представляли собой антипартийную группу, противопоставившую себя ЦК».

Обвиняемые КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ и КАПУСТИН, совместно с обвиняемыми ЛАЗУТИНЫМ, ТУРКО и ЗАКРЖЕВСКОЙ, начиная с 1938-39 гг., насаждали недовольство в ленинградской организации в отношении ЦК ВКП(б) и распространяли клевету, утверждая, что ЦК якобы не заботится о нуждах Ленинграда.

Обвиняемый КУЗНЕЦОВ показал:

«Прививая своим приближенным неуважение к центральным партийным и советским органам, я высказывал вражеские измышления в отношении членов Политбюро. ПОПКОВУ, КАПУСТИНУ и другим моим единомышленникам я говорил, что руководители партии и правительства якобы не знают ленинградских условий, плохо осведомлены об истинном положении вещей на местах и поэтому выносят неправильные решения».

Активный участник раскрытой в Ленинграде вражеской группы, обвиняемый КАПУСТИН показал:

«Вконец обнаглев, мы стали между собой критиковать решения ЦК и Совета Министров СССР, высказывая недовольство ими...⁴⁵ В Москве, клеветнически заявлял ПОПКОВ, не заинтересованы в развитии Ленинграда и ущемляют интересы ленинградцев.

.Зачастую клевета против ЦК ВКП(б) исходила от КУЗНЕЦОВА, а мы ее распространяли в партийной среде».

Обвиняемый ЛАЗУТИН, также проводивший активную подрывную работу в Ленинграде, в свою очередь, показал:

«Мы, исходя из своих вражеских устремлений, отрицали заботу партии и правительства о Ленинграде».

Показания обвиняемых КУЗНЕЦОВА, КАПУСТИНА и ЛАЗУТИНА находят свое полное подтверждение и в других материалах следственного производства.

Обвиняемый ПОПКОВ, касаясь вражеской линии участников группы на создание недовольства в ленинградской организации в отношении ЦК ВКП(б), показал:

«Между мной, КАПУСТИНЫМ и БАДАЕВЫМ⁴⁶ также часто велись разговоры, в которых мы клеветнически обвиняли ЦК ВКП(б) в зажиме и нарушении внутрипартийной демократии.

.В тех случаях, когда наши непомерные запросы не удовлетворялись, я говорил, что ленинградцев обделяют».

Как установило следствие, недовольство Центральным Комитетом ВКП(б) высказывалось участниками вражеской группы даже на созывавшихся в Ленинграде широких совещаниях, об одном из которых обвиняемая ЗАКРЖЕВСКАЯ показала:

«ПОПКОВ распоясался до того, что в своем выступлении на совещании ленинградских металлургов по поводу дальнейшего развития промышленности Ленинграда охаивал указания ЦК ВКП(б)»⁴⁷.

В целях обособления и отрыва ленинградской организации от ЦК ВКП(б) и превращения ее в опору для борьбы с партией, обвиняемые КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ, КАПУСТИН и другие участники возглавлявшейся ими вражеской группы умышленно умалчивали о постоянно оказываемой со стороны ЦК ВКП(б) помощи в деле подъема народного хозяйства и повышения материально-культурного благосостояния трудящихся Ленинграда и Ленинградской области.

Они обманывали ленинградцев и преступно скрывали от них руководящую роль ЦК ВКП(б) в деле обороны Ленинграда в период Великой Отечественной войны против немецко-фашистских захватчиков.

Они извращали факты истории, затушевывали огромные усилия всей страны, под руководством ЦК ВКП(б) и правительства, направленные к защите Ленинграда в период войны, и выпячивали себя в роли его спасителей.

По этому поводу обвиняемый ПОПКОВ показал:

«На КУЗНЕЦОВА, меня и КАПУСТИНА, в первую очередь, ложится вина за преступное сокрытие от ленинградцев роли ЦК ВКП(б) в деле организации разгрома немецких войск под Ленинградом».

Это же подтвердил на следствии и обвиняемый КАПУСТИН. Он показал:

«Фальсификация истории обороны Ленинграда являлась одним из приемов нашей преступной деятельности, которым мы пользовались, чтобы выставить КУЗНЕЦОВА, ПОПКОВА и других лиц в роли спасителей города и подобным обманом популяризировать их».

Обвиняемая ЗАКРЖЕВСКАЯ, касаясь обмана и подтасовки фактов, к которым прибегали участники вражеской группы, показала:

«На одном из совещаний с первыми секретарями райкомов партии КУЗНЕЦОВ прямо провел мысль, что он является одним из освободителей Ленинграда. В соответствии о этим, он в своих выступлениях утверждал, что Ленинград освободился от немецкой блокады изнутри, только собственными силами, без какой бы то ни было помощи со стороны ЦК и советского правительства».

Даже музей обороны Ленинграда, посвященный подвигам его трудящихся и войск Ленинградского фронта, был приспособлен в угоду КУЗНЕЦОВУ, ПОПКОВУ, КАПУСТИНУ и их сообщникам и использован ими в преступных целях, для сокрытия организующей и направляющей роли ЦК ВКП(б), обмана и сокрытия исторических фактов и документов, свидетельствующих о том, что весь советский народ, под руководством партии и правительства, принял участие в освобождении Ленинграда от блокады в период Великой Отечественной войны. Музей был превращен участниками вражеской группы в средство саморекламы и обошелся государству в несколько миллионов рублей⁴⁸.

Афишируя свои несуществующие заслуги и бесцеремонно выставляя себя как организаторов победы над немцами под Ленинградом, обвиняемые КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ, КАПУСТИН и ЛАЗУТИН, в действительности, в наиболее трудный период войны, в 1941 году проявили себя трусами, паникерами и выражали неверие в победу советских войск.

Обвиняемый КУЗНЕЦОВ, признав это обстоятельство, показал:

«В 1941 году, в связи со сложившейся угрожающей военной обстановкой под Ленинградом, у меня были упадочнические, панические настроения. Мною овладела трусость.

Характерным для нас в этот тяжелый период была неуверенность в победе».

Обвиняемый ПОПКОВ, спрошенный об этом на следствии, показал:

«При приближении немцев к Ленинграду, мы перестали верить в победу и, проявив малодушие, начали вести между собой клеветнические разговоры».

Аналогичные предыдущим дали также показания обвиняемые ТУРКО и МИХЕЕВ.

Стремясь отдалить и оторвать ленинградскую организацию от ЦК ВКП(б), КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ и их сообщники сеяли недоверие к Центральному Комитету, обманывали и скрывали положение дел в ленинградской организации, игнорировали решения и указания ЦК, подрывали дисциплину, существующую в партии.

Допрошенный по этому вопросу, обвиняемый КАПУСТИН показал:

«КУЗНЕЦОВ давал нам указание -- не обращаться в ЦК к кому-либо помимо него. Он приучил нас не информировать ЦК о делах в Ленинграде».

По существу этих преступных указаний, исходивших от КУЗНЕЦОВА, обвиняемый ПОПКОВ показал следующее:

«КУЗНЕЦОВ самолично давал мне различные указания и требовал беспрекословного повиновения. Между ЦК и ленинградской партийной организацией образовалась стена в лице КУЗНЕЦОВА и всех нас, кто ему в этом активно помогал. Вокруг нас группировались такие люди, которым не нравилась крепкая дисциплина, существующая в партии».

Подтвердив показания КАПУСТИНА и ПОПКОВА, обвиняемый КУЗНЕЦОВ признал, что:

«В преступных целях я всеми путями и средствами добивался овладеть руководством ленинградской партийной организации, в чем мне активно содействовали ПОПКОВ и КАПУСТИН. ПОПКОВУ я говорил, что в ЦК ему ни с какими вопросами обращаться не следует, а все он должен согласовывать лишь со мной.

Мы игнорировали указания ЦК ВКП(б) и в своем кругу заявляли, что решения партии и правительства на нас не распространяются.

Зарвавшись в своих преступных делах, я не считался с указаниями Центрального Комитета партии и по вопросам, касающимся улучшения внутрипартийной работы в ленинградской организации».

Обвиняемые КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ и КАПУСТИН, эти враги партии, отщепенцы и двурушники, начав с насаждения недовольства в отношении ЦК ВКП(б), дошли до того, что стали вынашивать и высказывать подлые изменнические замыслы о желаемых ими изменениях в составе ЦК ВКП(б) и правительства.

Обвиняемый КУЗНЕЦОВ показал:

«...Запутавшись в антипартийных преступных делах, я, ПОПКОВ и КАПУСТИН докатились до того, что стали высказывать надежду на возможность изменения в составе руководства ЦК и правительства».

Обвиняемые ПОПКОВ и КАПУСТИН в своих показаниях также подтвердили, что и они вынашивали изменнические замыслы.

Вражеская группа, как показали ПОПКОВ и КУЗНЕЦОВ, в подрывной работе против ЦК ВКП(б) и правительства возлагала надежды на ВОЗНЕСЕНСКОГО, как человека, близкого, угодного им и, к тому же выходца из Ленинграда. В своих преступных целях КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ и КАПУСТИН превозносили ВОЗНЕСЕНСКОГО и всячески его популяризировали. Расчеты участников группы совпадали и с личными устремлениями ВОЗНЕСЕНСКОГО, который, порываясь к власти, также вынашивал вражеские замыслы.

Обвиняемый ВОЗНЕСЕНСКИЙ показал:

«Еще давно я возомнил о себе, что предназначен для большой государственной работы и в дальнейшем мои помыслы были направлены к тому, чтобы создать себе карьеру “политического деятеля”. В силу этого я приближал к себе ленинградцев, задабривал их».

Таким образом, следует считать установленным, что КУЗНЕЦОВ, ПОПКОВ, ВОЗНЕСЕНСКИЙ и другие обвиняемые по деду насаждали недовольство в ленинградской партийной организации в отношении ЦК ВКП(б), обманывали и скрывали факты и документы с целью отрыва ленинградской организации от ЦК ВКП(б) и намеревались превратить ленинградскую организацию в свою опору для борьбы с партией и ее ЦК, так же, как это делали зиновь- евцы.

Личными признаниями обвиняемых, показаниями свидетелей и другими материалами дела установлено, что КУЗНЕЦОВ и сменивший его на посту секретаря Ленинградского областного и городского комитетов ВКП(б) ПОПКОВ, осуществляя свои вражеские намерения, расставляли на ответственные посты лиц, политически и морально разложившихся, выходцев из чуждой среды, обманным путем проникших в ВКП(б).

Обманывал партию и сам обвиняемый КУЗНЕЦОВ, скрывая от нее арест и осуждение за антисоветскую деятельность брата и родственников жены -- дочери священника.

Действовали путем обмана и другие обвиняемые: ВОЗНЕСЕНСКИЙ, скрывавший от партии свое чуждое происхождение из семьи владельца сапожной мастерской, и РОДИОНОВ, утаивший принадлежность к кулакам отца -- собственника ветряной мельницы и родственников жены, раскулаченных органами советской власти, а также арест и осуждение брата⁴⁹.

Нечестным путем проник в ВКП(б) и обвиняемый ЛАЗУТИН, скрывший при вступлении в 1925 году в ВКП(б) факт принадлежности отца к эсерам и его пособничества белым.

Обвиняемый КАПУСТИН, находясь в 1935-1936 гг. в служебной командировке в Англии, вел себя за границей недостойно: вступил в сожительство с англичанкой, слонялся по кабакам и пьянствовал с англичанами, которым выболтал некоторые секретные сведения о советской промышленности.

Такие, как ЛАЗУТИН и КАПУСТИН, оказались находкой для КУЗНЕЦОВА. Он поддерживал и покрывал их, как верных и послушных ему людей. В результате, КАПУСТИН был выдвинут на руководящую партийную работу и стал секретарем Ленинградского городского комитета ВКП(б), а ЛАЗУТИН -- председателем исполкома Ленинградского городского совета депутатов трудящихся.

Серьезные материалы на КАПУСТИНА, о его антипартийных действиях, КУЗНЕЦОВ скрыл от партии, так как имел обыкновение использовать подобные материалы, чтобы крепче держать в узде своих людей и увереннее опираться на них в проведении вредительско-подрывной работы в партийном и советском аппарате.

Обвиняемый КУЗНЕЦОВ по этому вопросу показал:

«Чтобы быть уверенным в своих подручных, я подбирал их из числа подхалимов, лиц, политически скомпрометированных и имеющих темное прошлое. Приближая к себе таких людей, я давал им понять, что знаю об их “грехах”, но не склонен разоблачать их и даже, наоборот, пользуясь своим положением, готов тянуть их вверх по служебной лестнице.

Еще в 1937 году от ряда членов ВКП(б) Кировского завода мне стало известно, что парторг ЦК этого завода КАПУСТИН, как инженер, находясь в командировке в Англии, вел себя там недостойно, пьянствовал и путался с подозрительными лицами.

Вместо того, чтобы разобраться с делом КАПУСТИНА, я оставил безнаказанными его проступки и, более того, стал всячески его поддерживать и выдвигать».

Осуществляя ту же преступную практику, чтобы приобрести еще одного верного и послушного человека, КУЗНЕЦОВ материалы, поступившие на ВЕРБИЦКОГО⁵⁰, бывш[его] секретаря Ленинградского городского комитета ВКП(б), о его антипартийных действиях, передал самому же ВЕРБИЦКОМУ.

Допрошенный по делу ВЕРБИЦКИЙ по этому вопросу показал:

«Я был преисполнен благодарности к КУЗНЕЦОВУ за его отношение ко мне и с этого времени не упускал случая, чтобы доказать свою преданность ему.

КУЗНЕЦОВ меня приковал к себе так, что я постоянно находился под его влиянием, забыл интересы партии и стал его надежной опорой».

В аппарат Ленинградского областного комитета ВКП(б), заведующей отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов, была назначена обвиняемая ЗАКРЖЕВСКАЯ.

После того, как она скомпрометировала себя в Ленинграде неблаговидными поступками⁵¹, КУЗНЕЦОВ, чтобы вывести из-под удара свою сообщницу, протащил ЗАКРЖЕВСКУЮ в 1947 году на партийную работу в Москву, а через некоторое время вновь возвратил ее на руководящую работу в Ленинградский обком ВКП(б).

Обвиняемая ЗАКРЖЕВСКАЯ показала:

«КУЗНЕЦОВ и ПОПКОВ в 1947 году выручили меня из беды. Это делалось ими потому, что они видели во мне человека, преданного им, на которого опирались в своих антипартийных делах в Ленинграде».

Ближайший сподвижник и преемник КУЗНЕЦОВА -- ПОПКОВ целиком воспринял и продолжил эту преступную практику. Подбирая сообщников, он приближал к себе и опирался на лиц, политически и морально разложившихся, с грязным прошлым и нечистоплотными связями.

Обвиняемый ПОПКОВ также держал в повиновении своих ставленников тем, что покрывал их и спасал от разоблачения. Он показал:

«Я взял троцкиста ГАЛКИНА⁵² под свою опеку.

Мы прикрыли ВЕРБИЦКОГО, причем КУЗНЕЦОВ даже передал ему поступившее заявление... Когда мне относительно ВЕРБИЦКОГО звонили работники аппарата ЦК, я беззастенчиво их обманывал и, скрывая истинное лицо ВЕРБИЦКОГО, давал ему положительную характеристику».

Троцкист ГАЛКИН, выступавший в 1925 году на стороне троцкистско-зиновьевской оппозиции и голосовавший за отказ подчиниться решениям XIV съезда ВКП(б)⁵³, КУЗНЕЦОВЫМ и ПОПКОВЫМ был спасен от разоблачения и выдвинут на руководящую работу, заместителем председателя исполкома Ленинградского горсовета.

Допрошенный по делу ГАЛКИН подтвердил, что он был продвинут на руководящую работу в советский аппарат обвиняемыми ПОПКОВЫМ и КУЗНЕЦОВЫМ.

ПОПКОВ, заинтересованный в поддержке со стороны связанного с ним по вражеской работе ВОЗНЕСЕНСКОГО, благоволил и к его сестре -- троцкистке ВОЗНЕСЕНСКОЙ, которая ранее арестовывалась и ссылалась за антисоветскую деятельность. При помощи ПОПКОВА она оказалась на партийной работе, секретарем Куйбышевского райкома ВКП(б) гор. Ленинграда.

В свою очередь, брат ВОЗНЕСЕНСКОГО -- ВОЗНЕСЕНСКИЙ А. А.⁵⁴, проникший в ВКП(б) обманным путем, скрыв свою близость в прошлом к «народным социалистам» и факт поддержки им правительства Керенского, также пользовался опекой ПОПКОВА. ВОЗНЕСЕНСКИЙ засорил кадры преподавателей Ленинградского государственного университета троцкистами, зиновьевцами, эсерами и прочими врагами советской власти.

ПОПКОВ и КУЗНЕЦОВ протащили на руководящую работу своего человека -- ЛЕВИНА⁵⁵, выдвинутого ими в 1948 году секретарем Ленинградского горкома ВКП(б). Отец ЛЕВИНА являлся скототорговцем, а отец его жены -- крупным кулаком и владельцем парохода, организовавшим в 1918 году под Ленинградом белогвардейский отряд и расстрелянным впоследствии органами ЧК за вооруженную борьбу против советской власти.

Ставленником руководящих участников вражеской группы являлся и БАДАЕВ, быв- ш[ий] второй секретарь Ленинградского обкома ВКП(б). Он в 1928 году подавал заявление о выходе из партии, тайно крестил в церкви своего ребенка, в 1930 году проявил себя как злостный нарушитель трудовой дисциплины на заводе, а в период ликвидации кулачества уклонился от мобилизации на работу в деревню.

Секретарем Ленинградского обкома ВКП(б) был поставлен НИКИТИН⁵⁶, скрывший от партии арест и осуждение за антисоветскую деятельность мужа сестры. НИКИТИН пьянками и распутством окончательно себя скомпрометировал, и его втихомолку убрали из Ленинграда, но переведенный на руководящую партийную работу в Новосибирск, он и там дал себя знать, оставив во время попойки в местном ресторане в залог, вместо денег, свой билет депутата Верховного Совета РСФСР. В Новосибирске НИКИТИН установил связь с троцкистом СИЗОВЫМ.

КУЗНЕЦОВ продолжал покрывать НИКИТИНА, который был отозван в Ленинград и через ПОПКОВА назначен заместителем председателя Ленинградского облпрофсовета.

Опекаемый ПОПКОВЫМ БОЯР⁵⁷, женатый на троцкистке и сам поддерживавший близкую связь с троцкистами, был назначен заместителем председателя Леноблисполкома.

Допрошенные по делу ВОЗНЕСЕНСКИЙ А. А., ВОЗНЕСЕНСКАЯ, ЛЕВИН, БАДАЕВ, НИКИТИН и БОЯР подтвердили факты, их касающиеся, и показали, что в Ленинграде осуществлялась преступная практика насаждения чуждых и враждебных людей в партийный и советский аппарат.

Покровительством ПОПКОВА пользовался бывш[ий] заведующий отделом Ленинградского обкома ВКП(б) ТИХОНОВ⁵⁸. Несмотря на несколько партийных взысканий, он был выдвинут на руководящую партийную работу и депутатом Верховного Совета РСФСР. ТИХОНОВ, чувствуя опору и поддержку, настолько распоясался, что в период блокады Ленинграда воспользовался тяжелым положением населения и скупал за бесценок мебель, а его жена торговала продуктовыми карточками⁵⁹.

Благодарный за покровительство, ТИХОНОВ в 1948 году, будучи председателем счетной комиссии на Ленинградской областной и городской партконференции, подтасовал результаты выборов, присчитав ПОПКОВУ, а заодно КАПУСТИНУ и ЛАЗУТИНУ, голоса тех лиц, которые в действительности голосовали против них.

Допрошенный по делу ТИХОНОВ показал:

«Я сфальсифицировал результаты голосования по выборам руководящих партийных органов на Ленинградской партконференции.

Будучи председателем счетной комиссии, я присчитал к числу голосовавших за избрание секретаря обкома и горкома ВКП(б) ПОПКОВА, секретаря горкома КАПУСТИНА секретаря обкома БАДАЕВА и председателя Ленсовета ЛАЗУТИНА голоса, поданные против них, и скрыл это от партийной конференции»⁶⁰.

Секретарем Ленинградского обкома и горкома ВЛКСМ был поставлен КУЗНЕЦОВЫМ свой человек -- ИВАНОВ⁶¹, выходец из чуждой среды. При вступлении в ВКП(б) он скрыл, что происходит из семьи дворянина, офицера царской армии и ложно сообщил, что его родители погибли в боях против белых, а себя выдал за беспризорника.