Смута как фактор российской истории

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Смута как фактор российской истории

А.Ю. Дворниченко

Автор разрабатывает «теорию смут», причем тема изучается прежде всего в теоретико-историографическом плане. В статье рассмотрен сам термин «смута», его происхождение, значение и время возникновения. Понятие в столь привычном для нас значении появилось достаточно поздно -- в начале XVII в. Причины, ход и события первой российской Смуты можно рассматривать в качестве некоей модели, или матрицы, с полным основанием приложимой еще к двум переломным периодам русской истории: к «Великой российской революции» и перестройке, которые, по мнению автора, надо считать «смутами». Пришедшее с Запада слово «революция» только затемняет суть исторического процесса. Нет никаких оснований называть «революцией» смуту конца ХХ в., этот тезис и не требует фундаментального обоснования, тем более что страна сегодня вполне идентична «дореволюционной» России. Значительное место в своей статье автор отводит доказательству того, что никакой «революции» не было и в начале ХХ в., а была очередная смута, советский же период стал непосредственным продолжением досоветского. До начала XVII в. смут в России не бывало. Первая смута знаменовала, с одной стороны, рождение уникального российского государственно-крепостнического строя (ГКС) и окончательное формирование российской самодержавной государственности, а с другой -- отсчет российского «Нового времени», начавшегося именно с нее, а не с правления Петра I. С тех пор наша история является постоянной чередой смут, не приводящих к появлению нового общественного порядка. После каждой смуты возрождается ГКС, который крепнет в результате «революции сверху», как-то приспосабливается к дальнейшему существованию... и доживает до следующей смуты. Такова «цикличность» российской истории. Конечно, все актуальные понятия, вопрос о которых поднят в статье («смута», «революция сверху», «предсмутная ситуация» и др.), нуждаются в дальнейшем тщательном изучении.

Ключевые слова: история России, историография России, смута, государственно-крепостнический строй, революция, революция сверху.

Smuta as a Factor of the Russian History

A. Yu. Dvornichenko

The author devises a theory of the “smuta” and examines the topic at the theoretic-historiographical level. The term “smuta”, its origin, meaning and the time of its emergence are examined in the article. The term in its most common sense came into being quite late enough -- at the beginning of the 17^th century. The causes, development and the events of the first Russian period of “smuta” (Time of Troubles) could be perceived as some sort of a model, or a matrix, which can be applied to two more watersheds in the Russian history: to “the Great Russian revolution” and to “Perestroika” which, in the author's opinion, should be considered as the “smuta”. The word “revolution” borrowed from the West only obscures the essence of the historical process. There is no reason to classify the events of the 20^th century as the “revolution”. This thesis does not require fundamental justification given the fact that there is close affinity between current situation and `prerevolutionary' Russia. A substantial part of the article is dedicated to proving that there was no “revolution” at the beginning of the 20^th century either. Instead, there was another “smuta”, while the Soviet period was a continuation of the pre-Soviet one. Before the 17^th century there had been no such phenomenon as the “smuta” in Russia. On the one hand, the first “smuta” (Time of Troubles) heralded the emergence of the unique Russian state-serfdom order and eventual shaping of the autocratic state. On the other hand, the “Time of Troubles”, rather than the reign of Peter I, represents the dawn of the Russian “Modern time”. Since then the Russian history has manifested itself as the series of “smuta” which do not lead to a new social order. After each period of “smuta” the state-serfdom regime revives itself, getting stronger as a result of the “revolution” from above, somehow adapting to further existence... and thus survives until the next “smuta”. This the “cyclicity” of the Russian history. Obviously, all the topical concepts raised in the article (such as “smuta”, “revolution from the above”, “pre-smuta situation” and etc.) are in need of further examination.

Keywords: the history of Russia, the historiography of Russia, the smuta, the Russian stateserfdom order, revolution, revolution from above.

«Смутоведение» -- наука очень молодая. Впрочем, читатель может возмутиться и сказать, что и вовсе нет такой науки. Может быть, пока нет, но, несомненно, должна быть Стоит обратить внимание на то, что термин «смутоведение» уже в ходу: Марченя П. П., Разин С.Ю. «Смутоведение» как «гордиев узел» россиеведения: от империи к смуте, от смуты к...? // Россия и современный мир. 2010. № 4. С. 48-65.. Без понимания того, что такое смута, мы не поймем не только многих реалий, но и самой сути российской истории Автор осознает невозможность осветить столь обширную тему в рамках журнальной статьи, но уверен в необходимости таких статей. В любом случае большая часть доказательств и материалов оказывается за рамками статьи. Определенную помощь читателю могут оказать другие работы автора: Дворниченко А. Ю.: 1) Российская история с древнейших времен до падения самодержавия.

М., 2010; 2) Зеркала и химеры. О происхождении древнерусского государства. М.; СПб., 2014; 3) Россия. Загадка истории. М., 2015; 4) Прощание с Революцией. М., 2018.. Более того, это явление наверняка многое объясняет и в истории других стран. Статьи, которые читатель может прочитать в нашем журнале, показывают, что смута -- явление не сугубо русское «Килонова» и другие смуты в Греции, смуты в древнем Риме. Вообще, античность знала все те явления, которые известны и в более поздние времена: революцию, смуту, демократию, тиранию (см., напр: Фролов Э.Д. Парадоксы истории -- парадоксы античности. СПб., 2004. С. 142-152). Впрочем, смуты хорошо известны и в истории Востока, например «Смута годов Дзёхэй и Тэнгё» в средневековой Японии, смуты в Древнем Китае. Описаны они и в истории средневековой Европы, Византии... Поэтому трудно согласиться с тем, что только для России понятие «смута» имеет научное значение, а по отношению к другим странам его можно употреблять лишь в качестве метафоры (Фурсов А. И. Народ, власть и смута в России: размышления на полях одной дискуссии // Россия и революция: прошлое и настоящее системных кризисов. Сб. научных статей. (К 95-летию Февраля -- Октября 1917 г.). М., 2012. С. 231.. Но все-таки нет во всем мире страны со столь ярко выраженной «смутной» историей. Это отразилось даже в языке. Западная наука с трудом подыскивает понятия для определения смуты: «The Time of Troubles», «Zeit der Wirren», «Le temps des troubles» и пр., и все они не что иное, как просто перевод глубокого русского понятия «смута». В английском, например, это слово-ксеноним, т. е. языковая единица, используемая для обозначения заимствованных элементов культуры. Причем его можно отнести «ко второй категории ксенонимов, включаемых в словари английского языка большого и среднего объема, но знакомых лишь специалистам» Белгородская Л. В. Образ Смутного времени в англо-американской энциклопедистике ХХ -- начала XXI в. // Смутное время в России: конфликт и диалог культур. Материалы научной конференции, Санкт-Петербург, 12-14 октября 2012 года. СПб., 2012. С. 9.. И действительно, увлекательнее любого детектива уже история самого слова (и понятия). Откуда оно вообще взялось в нашем лексиконе? Это своего рода филологическая загадка. Согласно М. Фасмеру Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. В 4 т. 2-е изд,, стереотип. Т. III. М., 1987. С. 694., оно было заимствовано из церковнославянского языка. Однако в церковнославянском языке есть только слова «муть», «мутитися» и «смутитеся» Дьяченко Г., прот. Полный церковно-славянский словарь. М., 1993. С. 320., которые так или иначе отвечают греческим прототипам, например мутитеся -- тараааеаші Словарь А. Д. Вейсмана приводит слово тараааш: потрясать, мутить, волновать: Вейсман А. Д. Греческо-русский словарь. М., 1991. Стб. 1227 (репринт 5-го изд. 1899 г.).. В старославянском языке и того не было, а было только «мутити»⁸. «Мутить» находим и в историко-этимологическом словаре современного русского языка⁹. В форме «смутити» обнаруживаем его в знаменитых материалах И. И. Срез- невского¹⁰. Нет слова «смута» в привычном нам значении и в близких славянских языках. В украинском слово, похоже, пришедшее из русского, и в прежнее время означало «смятение» Українсько-російський словник. Вид. четверте. Київ, 1977. С. 778. -- Проблема со «смутой» ярче на фоне слова «руина», тоже печально известного, полностью совпадающего в обоих языках.. В польском для передачи этого чисто российского понятия используют разные слова: «zaburzenia» (волнения, беспорядки); «rozruchy» (волнения, революционное брожение), но «Okres zamieszek» -- для обозначения «Смутного времени» Slownik rosyjsko-polski / pod red. I. H. Dworeckiego. Warszawa, 1950. S. 681. -- В современных событиям Смуты польских источниках она именовалась «Димитриадой» (Лисейцев Д. В. Смутное время: происхождение, содержание и хронологические рамки понятия // Сборник Русского исторического общества. Т 8 (156). М., 2003. С. 322)..

Этот краткий филологический обзор показывает, что слово и понятие прекрасно чувствуют себя (и осознают) именно в русском языке и, как увидим, в российской истории. Знаменитый советский словарь приводит целый куст слов, связанных с этим понятием, где «смута» оказывается эквивалентом мятежей, народных волнений, раздоров, ссор, беспорядков»; «смутный» -- неясный, неотчетливый, беспокойный, тревожный, а «смутьян» (от «смутьянить») -- человек, который вносит смуту, раздоры Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. 4-е изд., доп. М., 2004. С. 737.. Термин «смута» стал, видимо, распространяться с начала XVII в. Словарь русского языка XI-XVII вв. Вып. 25. М., 2000. С. 217-218., и был «введен русскими писателями» этого столетия Словарь исторических терминов / сост. В. С. Симаков. СПб., 1998. С. 320. -- Мысль о более позднем происхождении слова, введении его в оборот Г. П. Котошихиным или другими авторами «бунташного» столетия, должна быть ныне забыта (Лисейцев Д. В. Смутное время... С. 318-319)., о чем свидетельствуют словари и энциклопедии Это слово пишется то с прописной, то со строчной буквы. Как бы то ни было, читатели догадываются, о чем речь.. Это же подтверждают и современные исследователи Архивные изыскания показывают, что термин в значении «конфликт» употребляли и в конце XVI в. Но с первых лет Смуты московские жители стали постоянно употреблять это слово для обозначения происходящих в стране событий (Лисейцев Д. В. Смутное время. С. 319).. Со временем термин вполне укоренился в русском языке и российском праве. Укоренился настолько, что в Уложении 22 марта 1903 г. им обозначена группа тех государственных преступлений, «которые характеризуются присущим им признаком нарушения государственной безопасности, как внутренней, так и внешней» Большая энциклопедия. Словарь общедоступных сведений по всем отраслям знания / под ред. С. Н. Южакова. Т 17. СПб., 1904. -- Еще более знаменитое издание в данном случае ссылается на проект уголовного уложения 1895 г. См.: Энциклопедический словарь [Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона]. 60-й полутом. СПб., 1900. С. 581.. Однако больше всего это понятие «приросло» к определению периода, который назывался «еще “великой разрухой” и был одним из самых критических в жизни московского государства» Большая энциклопедия. С. 575..

Историография Смутного времени до 1917 г. прошла долгий и славный путь: от сугубо психологических оценок «старых» историков до глубоко понимания самого феномена Смуты в трудах С. Ф. Платонова и В. О. Ключевского К сожалению, цельного труда по историографии Смуты нет, но есть работы, в которых рассмотрены те или иные исторические концепции. См. напр.: Цамутали Н. А. Борьба направ-лений в русской историографии в период империализма. Историографические очерки. Л., 1986; Брачев В. С. Служители исторической науки. Академик С. Ф. Платонов. Профессор И. Я. Фроянов. СПб., 2010. С. 103-148. См. краткую историографию: Антонов Д. И. Смута в культуре средневековой Руси: эволюция древнерусских мифологем в книжности начала XVII века. М., 2009. С. 18-25; Dun-ning Ch. S. L. Crisis, Conjuncture, and the Causes of the Time of Troubles // Harvard Ukrainian Studies. 1995. Vol. 19. P. 97-119.. Советская историческая наука, к сожалению, отказалась от этого понятия, попытавшись заменить его понятием «крестьянская война». В качестве теоретической опоры был избран Ф. Энгельс с его «Крестьянской войной в Германии», а с точки зрения фактографической -- события Смуты, связанные с деятельностью И. И. Болотникова.

Современная наука постепенно вернулась к понятию смуты. Возвращение было трудным и болезненным. Это видно на примере работ Р. Г. Скрынникова, который с трудом разрывал путы советской науки, сбиваясь на понятие «крестьянская война», как бы боясь пока термина «смута» Дворниченко А. Ю. Руслан Григорьевич Скрынников -- исследователь Смутного времени // Смутное время в России: конфликт и диалог культур. Материалы научной конференции. Санкт- Петербург, і2-14 октября 2012 года. СПб., 2012. С. 62.. Веянием «переходного научного времени» было употребление для обозначения смуты понятия «гражданская война» Практически одновременно этот термин стали использовать Р. Г. Скрынников и А. Л. Станиславский (Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII в.: казачество на переломе истории. М., 1990). С той поры его употребили уже очень многие.. Хотя вскоре стало ясно, что гражданская война сопровождает каждую смуту, но феномен смуты шире и полисемантичнее, чем «гражданская война». Новейшая историография изобилует противоречиями Селин А. А. Смутное время в историографии последних лет // Смутное время в России: конфликт и диалог культур. Материалы научной конференции. Санкт-Петербург, 12-14 октября 2012 года. СПб., 2012. С. 223-227., но для нас важно отметить, что теперь Смута воспринимается историками как Смута.

Благодаря работам прежних и нынешних историков мы можем дать в самом общем виде схему Смуты начала XVII в. Не будем затрагивать проблему периодизации Смуты: тут сколько голов, столько и умов. Причины Смутного времени стали изучать очень давно, стараясь понять их уже умом современников самих со- бытий Яковлев А. Безумное молчание (причины Смуты по взглядам русских современников) // Сборник статей, посвященный В. О. Ключевскому. М., 1909. С. 651-678.. Но по-прежнему актуальны слова, сказанные более ста лет назад: «Смута поражает своею неясностью, неопределенностью...», это не «политическая революция» и не социальный переворот. Это «брожение больного государственного организма, стремившегося выйти из тех противоречий, к которым привел его предшествовавший ход истории и которые не могли быть разрешены мирным, обычным путем» Энциклопедический словарь... С. 584.. Смуте предшествовали реформы 50-х годов XVI в. (реформы так называемой Избранной рады). Трудно назвать «реформой» кровавое марево грозненской опричнины. Она скорее относится к «революциям сверху», о которых скажем ниже. Но в контексте подготовки Смуты она встает в один ряд с неудачными (как всегда в России) реформами. Реформы сопрягались с крайне тяжелым военным положением тогда еще молодой Московии. К войнам можно добавить и экономический кризис, во многом вызванный теми же войнами и опричниной, как, впрочем, и природными катаклизмами. Еще одна черта Смутного времени -- это значительная десакрализация власти, драматически сопряженная с трагическим пресечением династии. Русский народ в то время уже был полностью ориентирован на «доброго», т. е. «истинного» царя. Смута «была не только политическим кризисом и не только социальной катастрофой. Это было еще и душевное потрясение, или нравственный перелом» Флоровский Г. Противоречия XVII века (III глава из книги «Пути русского богословия». Париж, 1937) // Из истории русской культуры. Т. III (XVII -- начало XVIII века). М., 1996. С. 300..

Принципиально важное наблюдение историков прошлого: смута началась в самых верхах, с кризиса верховной власти, а потом уже спустилась вниз, в «средние» слои и народные массы. Страна разваливалась, с окраин двигались армии захватывать власть в центре. Гражданская война тесно переплелась с интервенцией стран Запада. В дело, как известно, вмешались Польша и Швеция, которым не помешали даже глубинные взаимные противоречия. Смута закончилась далеко не сразу, отряды казаков и «лисовчиков» (остатки польских интервентов, пополненные всяким сбродом) еще долго терроризировали страну, еще долго не решались ни внешние, ни внутренние проблемы. При этом (что часто не замечают современные «смуто-веды») расцвела земская традиция, которая, собственно, и спасла российскую государственность. Но плодами победы воспользовались другие силы и другие люди.

Впрочем, для наших целей важны не причины и не ход Смуты, а ее последствия. Сравнительно недавно Д. В. Лисейцев обнаружил интересную историографическую ситуацию. Все исследователи единодушно констатируют факт разрушения в ходе Смуты структур государственной власти, которые новой династии пришлось восстанавливать. Но дальше единодушие кончается, и если одни историки отрицают воздействие Смутного времени на дальнейшую судьбу Московского государства, отмечая отсутствие принципиальных различий между его внутренней организацией в XVI и XVII вв., то другие такое воздействие признают, находят различия, считая их следствием кризиса начала XVII в. Лисейцев Д. В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. Тула, 2009. С. 3. Сам же историк, изучив приказную систему Московского царства, не обнаружил ни кризиса, ни заметных перемен в политическом устройстве государства. При этом династического и социально-экономического кризисов он не отрицает Там же. С. 584. См. также: Лисейцев Д. В. Центральная власть России эпохи Смуты начала XVII в.: существовала ли альтернатива укреплению самодержавия? // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 2012. № 5. С. 3-14..

Эту мысль можно продолжить. Дело в том, что и названные кризисы при всей их невыносимой тяжести не оказали определяющего воздействия на ход российской истории. В ходе Смуты и после нее не только окончательно окрепла политическая система, но и полностью сформировался уникальный российский государственно-крепостнический строй в целом. Обращаем внимание читателя на это ключевое понятие, которое очень многое (если не все) объясняет в нашей «новой» истории. Формирование этого строя Его характеристика давалась уже не раз: Дворниченко А. Ю.: 1) Уложение 1649 года и госу-дарственный строй России // Государственная власть и общественность в истории центрального и местного управления России. Сб. статей памяти М. М. Шумилова. СПб., 2004. С. 15-15; 2) Русская история с древнейших времен до падения самодержавия. С. 426-454 и др. началось до Смуты, а завершилось в общих чертах после нее, в полной мере отразившись в выдающемся памятнике русского права -- Соборном Уложении 1649 г. «Развитие» этого строя продолжилось и в дальнейшем. Оно заключалось в постепенном изживании земской традиции, а соответственно тех элементов демократии, которые присутствовали в истории Московии. Оборотной стороной этого процесса стал все больший отрыв власти от народа, отсутствие тех или иных рычагов воздействия населения на государство, рост хищений. Такой строй был просто обречен на периодические смуты.

Не менее важное обстоятельство: Смута, собственно, и начинает период «новой» российской истории Взял в кавычки, чтобы не возникало ненужных ассоциаций с западной историей: у нашей истории своя периодизация. См.: Дворниченко А. Ю. Российская история с древнейших времен до падения самодержавия. С. 35-37.. Пожалуй, впервые это было подмечено в ярком памятнике нашей историографии -- 6-томном труде, опубликованном к 300-летию дома Романовых. Интересно, что со времен Н. М. Карамзина, Н. Г. Устрялова и др. принято было начинать «новое» время с Петра. Представители двух школ (Ключевского и Платонова), объединившись в созидании юбилейного труда, тонко почувствовали, что «новое» время России начинается именно со Смуты, и устами А. Е. Преснякова прямо об этом заявили Пресняков А. Е. Три столетия // Три века. Том первый / сост. А. М. Мартышкин, А. Г. Свиридов. М., 1991. С. 8 (репринт издания 1912 г.).. Может быть, уловить это можно было только накануне новой Смуты. Не случайно и такой чуткий к достижениям историков мыслитель, как В. И. Ленин, начинал третий -- «новый период русской истории примерно с 17-го века» Сахаров А. М. Работа В. И. Ленина над источниками по русской истории // Сахаров А. М. Методология истории и историография. (Статьи и выступления). М., 1981. С. 20-23.. И это совершенно правильно, поскольку именно с начала XVII в. смута становится одним из ключевых факторов российской истории, а теория смут позволяет по-новому взглянуть на всю нашу историю.

Масштабные смуты сотрясали нашу государственность в ушедшем ХХ в. В его начале произошли события, столетие которых недавно без особой помпы отмечалось в нашей стране. Ход событий, в общем, неплохо известен. Споры идут по вопросам скорее теоретическим, в частности, о том, предшествовал ли революции экономический кризис. Убедительна точка зрения, согласно которой особого экономического кризиса не наблюдалось Споры в историографии по этому поводу освещены: Миронов Б. Н. Страсти по революции: нравы в российской историографии в век информации. М., 2013.. В противном случае мы можем утверждать, что у нас в стране перманентный кризис. Всю свою сознательную жизнь я беседую с людьми, которым довелось прожить 80 лет и больше (пока рекорд -- 106 лет!), и все они говорят, что прожили свою жизнь в полном экономическом кризисе. Конечно, такое восприятие можно отнести к особенностям психологии, но как-то трагизм нашей истории это отражает. Впрочем, с тем, что был кризис власти, похоже, не спорит никто.

Второй важнейший момент -- «революции» предшествовали большие реформы, так называемые «великие» 60-х -- 70-х годов XIX в. и не менее «великая» столыпинская. Свое мощное влияние оказали и войны, особенно Первая мировая война, которая потребовала колоссальной мобилизации сил. Страшное обострение всех российских проблем в ходе так называемой «Первой русской революции» и в период войны, неспособность власти хоть как-то решить эти проблемы полностью ее дискредитировали. Власть так расшаталась, что пала от не очень-то сильного толчка. На смену самодержавию пришло Временное правительство, которое провело славные демократические преобразования, но ни одного насущного вопроса решить не смогло -- ни земельно-крестьянского, ни рабочего, ни национального, ни «о войне и мире», ни административно-управленческого. Вновь началась стагнация власти, на фоне которой пышным цветом расцвела земская традиция, не потерянные еще навыки земского самоуправления. Правда, на макроуровне земская традиция не могла привести к формированию более или менее адекватной государственности. Фактически властный вакуум так и не был заполнен. Вот почему большевистский переворот, как и Февральская «революция», оказался быстрым и «малокровным». Но у большевиков, с одной стороны, не было другого плана, кроме осуществления революции во всемирных масштабах, а с другой стороны, захват ими власти спровоцировал начало Гражданской войны. Конфликт, возникший в верхах общества и в столицах, двинулся вниз в российские сословия и в российские же города и веси.

Развернулась кровавая и свирепая Гражданская война, отягченная серьезным вмешательством внешних сил -- вооруженной интервенцией соседних государств. Вначале экономическая политика большевиков -- это причудливая смесь доктринальных установок и тактических задач. Мы имеем в виду политику военного коммунизма. Когда она себя не оправдала и грозила стать могильщиком большевиков, они взяли на вооружение некую амбивалентную систему под названием НЭП. Собственно, вся большевистская государственность отличалась такой неопределенностью. Картину не меняет и то, что НЭП, похоже, сам вызрел в рамках «военного коммунизма» Пайпс Р Русская революция. В 3 кн. Кн. 2. Большевики в борьбе за власть. 1917-1918. М., 2005. С. 480.. Ситуацию изменила «великая сталинская революция сверху», когда путем идеологической обработки и государственного насилия был восстановлен государственный строй, носивший яркие черты крепостничества Р. Пайпс тонко подметил, что когда речь идет о смене Ленина Сталиным, «надо вернуться к понятию исторической неизбежности (Пайпс Р Три «почему» русской революции. М.; СПб., 1996. С. 71-72). Тут стоит только добавить, что и смута у нас («ленинская» или какая другая) тоже исто-рическая неизбежность.. И здесь картина не меняется от того, что (как сейчас пишут) сталинская «командно-административная система» тоже вызрела в недрах НЭПа.

Подобная «смутная» ситуация нам известна и в конце XX в. Это так называемая перестройка, «постмодернистская» смута Булдаков В. П., Марченя П. П., Разин С. Ю. Международный круглый стол «Народ и власть в российской смуте». 4-я часть // Власть. 2010. № 7. С. 11.. Ей предшествовала настоящая война, правда, «холодная», но во многом не менее тяжелая, чем «горячая». Советский Союз, тогдашняя ипостась России, ввиду своей отсталости («Верхняя Вольта с ядерными ракетами») фактически проиграл. Он вынужден был «помогать» не только лагерю социализма, но и всем «прогрессивным» режимам. Средства уходили как в «черную дыру», не помогали даже доходы от нефтедолларов. К внешним влияниям надо отнести и активную деятельность иностранных разведок, и антисоветскую пропаганду, и многое другое. Но все-таки главными были внутренние причины, и на этот раз экономический кризис все-таки разразился. Смуте и теперь предшествовали реформы, окончившиеся неудачей. Зато они стали своего рода индикатором тупикового положения власти, провозглашавшей путь к прогрессу, но тянувшей страну в прошлое. И снова всё сошлось на вопросе о власти, началось в столицах, а оттуда уже двинулось в народ. Как и раньше, обострились все российские проблемы. Смута воцарилась также в головах: попытались, как бы вычеркнуть несколько десятков лет из своей идеологии, черпая «все идеалы в дореволюционной России и на Западе» Там же. С. 329..

В современной историографии любят с удовлетворением отмечать мирный характер этой смуты. Но по людским потерям она не так уж безобидна, особенно, в сфере межэтнических конфликтов. А сколько народу умерло от плохой пищи и алкоголя?! И хотя полномасштабной гражданской войны, к счастью, на этот раз не получилось, локальных конфликтов, как известно, было достаточно. За отсутствие гражданской войны надо поблагодарить мудрую советскую власть, которая так «подготовила» страну к смуте, так оформила «окраины», что походов оттуда и не понадобилось. Правда, порадоваться этому не получается. Ибо именно этим недавняя смута отличается от предыдущих: в первую смуту «империя» восстановилась и окрепла; во вторую (спасибо большевикам!) она также была восстановлена и просуществовала еще несколько десятков лет. Теперь она, похоже, развалилась навсегда, что наводит на грустную мысль о том, что и нынешняя Россия -- материал для возможных в будущем подобного рода катастроф. Многие события и процессы в политической жизни начала и конца ХХ в. имеют поразительное сходство... Калмыков А. Г. Основные этапы российского парламентаризма. Сравнительный аспект // Историк и революция. Сб. статей к 70-летию со дня рождения О. Н. Знаменского. СПб., 1999. С. 224-238; Булдаков В. П. Системный кризис в России: сравнительное исследование массовой психологии 1904-1921 и 1985-2002 годов // Acta Slavica Japonica. T. XXII. The Slavic Research Center. Hokkaiddo, 2005. P. 105.

Итак, перед нами три явления российской истории, которые буквально идентичны друг другу и являются по сути смутами. С точки зрения науки герменевтики это наше родное понятие наиболее адекватно отражает суть явления. Однако проблема понимания значительно осложняется использованием западного термина «революция» Вопрос о том, что это слово означает, рассматривался многими, в том числе и в работе: Двор- ниченко А. Ю. Прощание с Революцией. С. 18-27. -- Здесь лишь отметим, что слово нерусское (фр. rйvolution) и посему «обитает» оно в отличие от «смуты» только в словарях иностранных слов. Такой авторитет, как М. Фасмер, считал, что в XVIII в. оно пришло через польское rewolucja от лат. revolutio (Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. С. 456).. Это слово, весьма поздно попавшее в наш лексикон, применяли по отношению к первой смуте Наиболее активные попытки «обозвать» нашу старую недобрую смуту «революцией» на-блюдаются как раз в Смутное время, когда под «революцию» пытались подвести и Степана Разина, и Емельяна Пугачева, и даже социальную борьбу в Киевской Руси. Грешил этим в 1909 г. даже сам П. Б. Струве, который, имея в виду «революцию 1905 г.», писал в знаменитых «Вехах»: «Революция конца XVI и начала XVII вв. в высшей степени поучительна при сопоставлении с пережитыми нами событиями». Правда, он считал, что для низов населения результаты смуты были не только ничтож-ными, но даже отрицательными (Струве П. Б. Интеллигенция и революция // Вехи. Интеллигенция в России. Сб. статей. 1909-1910. М., 1991. С. 136-137). Как дворянскую революцию рассматривал Смуту начала XVII в. создатель масштабной, но не очень жизнеспособной схемы мировой истории Н. А. Рожков. Как о революционных движениях, крестьянской революции писали о ней Ю. В. Го-тье, Н. Н. Фирсов и ряд других историков. М. Н. Покровский прошел путь в оценке этого явления от «дворянской смуты» до «крестьянской революции», которая нашла многих сторонников среди историков смутного времени начала ХХ в. (Рубинштейн Н. Л. Русская историография. 2-е изд. СПб., 2008. С. 657, 682; Кристенсен С. О. История России XVII в. Обзор исследований и источников. М., 1989. С. 166-167). Наблюдаются такие попытки и в наши дни. Так, В. Д. Соловей считает, что Смута начала XVII в. была революцией, при этом сожалеет, что в ней не сражались староверы, тогда она стала бы успешной (Соловей В. Д. Кровь и почва русской истории. М., 2008. С. 230).. Пытаются применить данное понятие и к событиям конца ХХ в. Стародубровская И. В., Мау В. А. Великие революции: от Кромвеля до Путина. 2-е изд., доп. М., 2004., но звучит оно по меньшей мере смешно. Один из главных участников этой смуты Е. Т. Гайдар употреблял обычно понятие «смута» Гайдар Е. Смуты и институты. М., 2015.. А. А. Зиновьев хорошо сказал: «...Тут нет революции в строгом смысле слова, тут насильственная переделка строя страны по указаниям победителей» Зиновьев А. А. Русский эксперимент. М., 1995. С. 247.. Сам знаток советской эпохи применительно к перестройке употреблял только понятие «смута» Там же..

Некоторые специалисты затрудняются дать научное определение перестройки. Как пишет А. Н. Медушевский, это не была социальная революция, поскольку перестройка не выдвинула мессианской идеологии, не привела к смене элит и завершилась дезинтеграцией. Но она не была и реформой или «революцией сверху», поскольку произошел срыв постепенных и управляемых преобразований и возобладали спонтанные процессы распада. Не была она и «реставрацией» (или «Термидором») в классическом смысле, поскольку не привела к возрождению дореволюционных порядков. А чем же она была?! Оказывается, Реформацией -- широким общественным движением, иногда именуемым «религиозной революцией» Медушевский А. Н. Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке. М.; СПб., 2017. С. 550.. Звучит, конечно, красиво, но пусть остается на совести известного политолога. Реформации-то в России и в старину не было, откуда она теперь возьмется!? В общем понятие «революция» применительно к перестройке никак не работает, что как раз подтвержает тот факт, что «вопрос с дефиницией этой категории» не прояснен Кротков В. О. От СССР к России -- авторитарная трансформация рубежа XX-XXI веков. 2-е изд. М., 2012. С. 7.. Словом, смута -- она и есть смута! Кстати, из иностранных светочей науки о смуте конца ХХ в. как о революции высказался Р. Пайпс, но тут он явно погорячился Пайпс Р Три «почему» русской революции. С. 18. -- Исследователь, видимо, запутался в этом вопросе. Ведь в другой работе он открыл, что именно история России до 1917 г. демонстрирует та-кую закономерность: частная собственность является необходимой, но недостаточной предпосыл-кой свободы (Пайпс Р Собственность и свобода. М., 2001. С. 269). Перестройка частную собствен-ность, в том числе и олигархическую, вернула, а свободы (во всяком случае в западном понимании) не дала. Что же это тогда за революция?.

Сложнее -- с 1917 г. Мысль о тех событиях как о «революции», вернее, о ряде революций, настолько укоренилась в сознании, что расстаться с ней очень трудно. Впрочем, определение этой самой «революции» за прошедшее столетие претерпевало значительные изменения. Последний и самый неудачный вариант: «Великая русская революция». Сначала была «Великая Октябрьская социалистическая революция», а потом, когда она опустилась до «переворота» (в ходе перестройки), одной «великой» стали именовать все российские «революции» начала ХХ в. вместе взятые. Однако никаких оснований для этого нет. Позволим себе небольшой историографический экскурс.

Тенденция раздвигать границы этой революции проявилась давно. Уже русский эмигрантский историк Г. В. Вернадский задал тон: «его революция» длилась до 1932 г. Vernadsky G. The Russian Revolution, 1917-1932. New York, 1932. Вспоминается и более близкое по времени мощное произведение О. Файд- жеса, увидевшее свет на разных языках и в разных вариантах Figes O. Peoples's Tragedy: The Russian Revolution, 1899-1924. London, 1998.. Тут захвачен период с 1899 по 1924 г. М. Хильдермайер начинает с 1905 г. и считает, что революция длилась до 1921 г., т. е. до окончания Гражданской войны Hildermeier M. Die russische Revolution 1905. Frankfurt a. M., 1989; Bonwetsch В. Die Russische Revolution 1917: Eine Sozialgeschichte von der Bauernbefreiung 1861 bis zum Oktoberumsturz. Darmstadt, 1991.. Очень распространенный подход -- вводить революцию во временные рамки от 1914 до 1921 г. Кое-кто доводит ее до 1927 г., разгрома Троцкого и «левой оппозиции», а кто-то -- до первого пятилетнего плана (1929 г.). Роберт Сервис -- до конца НЭПа Service Robert. The Russian Revolution. 4^th ed. Palgrave, 2009.. С. А. Смит, известный специалист по социальной истории революции, в новейшей книге начинает ее с 1890 г., а заканчивает 1928 Smith S. A. Russia in Revolution: an Empire in Crisis, 1890 to 1928. Oxford, 2017.. Шейла Фицпатрик свою краткую историю революции завершает на середине 30-х годов Fitzpatrick Sheila. The Russian Revolution. 3^rd ed. Oxford, 2008. P. 151-172., но позже уже рассматривает репрессии 1937-1938 гг. как «чудовищный постскриптум» к революции Fitzpatric S. Ending the Russian Revolution: Reflections on Soviet History and Its Interpreters. Elie Kedourie Memorial Lecture // Proceedings of the British Academy. Vol. 162. Oxford, 2009. P 36-37.. Файджес в недавней работе раздвинул границы революции еще шире. Продолжая мысль Фицпатрик, он отметил, что эксперимент в плане террора продолжался вплоть до 1952 г., а Вторая мировая война не прервала революцию, она расширила и интенсифицировала ее. Холодная война была своего рода продолжением «интернациональной гражданской войны», и в общем вполне можно говорить о едином революционном цикле в сто лет, завершающимся коллапсом СССР Figes Orlando. Revolutionary Russia, 1891-1991. A Pelican Introduction. London, 2014. P. xi-xviii.. Такого рода «революционное раздолье» наблюдается и на отечественной историографической почве. А. Н. Медушев- ский -- адепт когнитивного подхода, посему в основу периодизации русского революционного процесса он кладет развитие самого революционного мифа на всем протяжении существования (1917-1991), точнее, «основанные на нем модификации легитимирующей формулы революционного режима, отраженные в его основополагающих конституционных актах» Медушевский А. Н. Политическая история русской революции... С. 24.. Весьма часто к «великой» революции относят и события «революции» 1905-1907 гг. К «революционерам» причисляют и Петра Великого, и Богдана Хмельницкого, и многих других. А записать в «революционеры» такого деятеля, как Владимир Путин, сам бог велел... Стародубровская И. В., Мау В. А. Великие революции: от Кромвеля до Путина. Может, у нас все время революция?! Эдакая суперреволюционная страна?

Лучше оставим «Великую русскую революцию» без берегов на совести тех, кто ее придумал Не очень много пользы для понимания явления несет и идея о неких репетициях того или иного «революционного» взрыва, см.: Нефедов С. А. Репетиции Февральской революции // Былые годы. Т. 42. 2016. Вып. 4. С. 1378-1385.. Кстати, и Французскую революцию назвали Великой именно россияне Чудинов А. Культ революции // Историк. Журнал об актуальном прошлом. 2017. № 6 (30). Июнь. С. 71.. Но наша-то, великая она или не великая, была ли революцией? Считают ли ее таковой специалисты? Для того чтобы это понять, нужно рассмотреть историографию «революции». Но она столь обширна, что обозреть ее в рамках статьи невозможно. Есть и другая трудность, которая, конечно, не волнует тех, кто придумал понятие «Великая русская революция». Единой-то «революции» все-таки нет, она распадается на части, и о каждой части -- свои историческая память и историография.

Автор этих строк постарался рассмотреть основные историографические тренды и бренды исторической памяти по теме «русских революций начала ХХ в.» в отдельной работе Дворниченко А. Ю. Прощание с Революцией. С. 117-168. -- Вообще, таких обзоров, как может догадаться читатель, много. По истории Октября с подобным обзором сравнительно недавно выступал В. П. Булдаков (Булдаков В. П. Красная смута: природа и последствия революционного насилия. 2-е изд., доп. М., 2010. С. 588-646), автор многих статей о великом Октябре.. Оказалось, что «революции» эти фактически уже ушли из нашей исторической памяти и идеологии, которые (в полном созвучии с П. Н. Милюковым) созидаются у нас сверху. Борьба нынешней власти с «революциями» дала свой блестящий эффект. Кстати, последние события подтвердили такого рода выводы. На 100-летие (sic!) «революций» власть откликнулась только парой телевизионных сериалов сомнительного качества, да в очередной раз провела реконструкцию парада 1941 г. Это «крайне любопытная символическая подмена: событие, являвшееся по своей сути коммеморацией, само становится источником для коммемораций, приобретая тем самым самостоятельное значение» Аникин Д. А. Символическая борьба с советским прошлым: парад в контексте политики памяти // Власть. 2014. № 2. С. 141.. Тут показательно уже отмеченное в литературе стремление в области исторической памяти подменить миф о революции мифом о Великой Отечественной войне. Борьба же нынешней власти с революцией дает свои результаты даже по сравнению с 2007 г. Для школьников Октябрь уже звучит ничуть не значительней, чем дворцовые перевороты XVIII в. Головашина О. В. Октябрьская революция: история образа (по материалам советских журналов) // Internum. 2015. № 1 (10). С. 15. Историческая память сегодняшнего общества носит искусственный, манипуляционный характер Копосов Н. Память строгого режима: история и политика в России. М., 2011. С. 259.. Но, может быть, этот процесс (изживания из памяти «революций») имеет и объективную основу? Скоро «революции» в исторической памяти не останется, а смуту-то никуда не денешь... Определенно историческая наука в области изучения русских «революций» зашла в тупик, что показано в многочисленных обзорах В. П. Булдакова и видно из обсуждения его работ. Итогом «хождения» революции «по мукам» историографии можно считать его слова: «Если вглядеться в реалии 1917 г., то обнаружится, что, в сущности, старую власть ни в Феврале, ни в Октябре никто не свергал. В нее переставали верить, она разваливалась сама, ее добивали, причем делали это с упоением людей, которым нечего терять. Неслучайно “революционные” события 1990-х гг. протекали по сходному сценарию» Булдаков В. П. Революция и мифотворчество: коллизии современного исторического воображения // Россия и революция: прошлое и настоящее системных кризисов русской истории. Сб. научных статей. (К 95-летию Февраля -- Октября 1917 г.). М., 2012. С. 76.. Даже в казачьих областях падение монархии не вызвало отклика O'Rourke Shane. The Cossacks. Manchester; New York, 2007. P. 216..

Понять эти события, процессы и явления помогают не исследования самих «революций», зашедшие в тот самый тупик, а скорее сравнительно-исторические исследования, историческая компаритивистика. К сожалению, эту сферу исторического знания развитой не назовешь, принципы сравнительно-исторической методы не разработаны См.: Кром М. М. Введение в историческую компаративистику: учеб. пособие. СПб., 2015.. Более того, специалисты даже сомневаются в возможности ее существования. Однако очень многие сравнивали русскую «революцию» с другими революциями, прежде всего с английской и французской. Эти сравнения при ближайшем рассмотрении не выдерживают критики. Сколько было сравнивающих, столько было и возражавших против такого сравнения См.: Дворниченко А. Ю. Прощание с Революцией. С. 169-185.. Представляется, что сравнивать русскую «революцию» с другими революциями нет никакого основания. В чем недостаток подобного сравнения? Прежде всего в том, что подход оказывается поверхностным. Упор делается на внешнее сходство, что вряд ли правомерно, поскольку наша «революция» сознательно рядилась в своей символике под западные революции. А как же суть? Другими словами, если мы пытаемся сравнить русскую революцию с революциями в других странах, мы должны сначала доказать, что Россию корректно сравнивать с этими странами, в частности с Францией (или Китаем). В своей научной деятельности мне приходилось сравнивать между собой разные общества, например, индейцев Северной Америки с населением Киевской Руси, но я твердо знал, что и там, и здесь была стадия распада родовых отношений и формирования территориальных связей. Вот когда докажут, что Россия и, скажем, Франция или тот же Китай стояли на одной стадии развития -- индустриального, до- или постиндустриального (не так важно), тогда можно согласиться с тем, что эти страны (и их революции) сравнимы. Лучше наше сравнить с нашим -- со Смутой! И такое сравнение уже становится тривиальностью. Кто только этого ни делал: от самих участников «революционных» событий до современного историка В. П. Булдакова Там же..

Да, о смутах рассуждают многие, но представление об этом предмете «смутное», особенно -- о роли смут в самом ходе российского исторического процесса. Так, В. П. Булдаков в конечном итоге приходит к выводу, что «по характеру своего протекания “большевистская” революция ближе не к якобинству, а к Смутному времени -- отсюда ее “неожиданно” деспотический итог» Булдаков В. П. Красная смута... С. 657.. Но дальше В. П. Булдаков двинулся от «революционологии» к «империологии» и здесь застрял, так как провозглашение России империей уже с XVII в. ничего толком в смутах не разъясняет. Ну что может дать мысль о том, что Франция ко времени революции еще не была империей (сложноорганизованной этносоциальной системой), а Россия начала XVII в. ею стала уже в предыдущее столетие? Отсюда и вывод «суть русской революции -- в людской архаике» повисает в воздухе Там же. С. 663.. Слабость книги В. П. Булдакова -- в общеисторическом антураже. Дело в том, что, пытаясь найти разгадку русской истории на пути изучения «кризиса империи» и сравнения российской «империи» с другими, историк в конце концов в этой «империологии» запутывается. Он приходит к неутешительному выводу о том, что создать теории общего кризиса имперских систем нельзя Там же. С. 693.. Конечно, теории кризиса этих самых систем действительно создать нельзя, но России-то -- можно! Почему, в самом деле, смута может быть только в империях, как утверждает Булдаков? Тогда надо понять, что такое империя. Конечно, если это наличие «всемирно значимой идеи», то вопрос снимается Здесь нет ни возможности, ни необходимости погружаться в обширную современную литературу по вопросу о том, является ли Россия империей и что такое «континентальная империя».. И откуда взялась версия о том, что смута может закончиться революцией, а может и не закончиться? Булдаков В. П., Марченя П. П., Разин С. Ю. Международный круглый стол «Народ и власть в российской смуте». 4-я часть. С. 10.

Этой проблемой много занимался В. Д. Соловей. Он в пух и прах разгромил теорию цикличности А. Янова (за что ему большая благодарность, поскольку от теории цикличности -- только затемнение) Стремление увидеть цикличность нашей истории в смене реформ и контрреформ одно вре-мя граничило в нашей историографии с некоей модой. Я сознательно ухожу тут от историографиче-ского экскурса: он может излишне затянуться, да и названная тема для нас сейчас неважна., затем взял на вооружение «Русскую Систему» Ю. Пивоварова -- А. Фурсова Концепция изложена в статье: Пивоваров Ю. С., Фурсов А. И. «Русская Система» как попыт-ка понимания русской истории // Полис. Политические исследования. 2001. № 4. -- Концепция эта, по мысли В. Д. Соловья, популярна не столько теоретической глубиной и успешностью объяснения исторических процессов, сколько своим предсказанием современной российской ситуации (Соло-вей В. Д. Кровь и почва русской истории. М., 2008. С. 197). Забавно, что эту дуалистическую кон-цепцию Соловей излагает лишь по А. И. Фурсову, которому приписывает «интеллектуальную мощь и теоретическую динамику», отказывая в таких талантах соавтору Фурсова., «революционные наблюдения» В. Булдакова и пустился в самостоятельное плавание. Он выдвинул теорию «русской Смуты», которая является такой же спецификой русской истории, как и самодовлеющая русская власть Соловей В. Д. Русская история: новое прочтение. М., 2005. С. 195, 198.. Причем власть олицетворяет собой Космос, (вернее, является Космосом, а Смута -- Хаосом). Именно посредством смут русская история совершает свои повороты. Утверждения автора о всеобщности, всеохватно- сти смуты бесспорны. Не оспоришь и тезис о хронологической протяженности смуты. Но утверждение о том, что революции -- это одновременно и углубление смуты, и поиск выхода из нее, весьма сомнительно. Смута оказывается синонимичной кризису, и тут Соловей относит к смутам... монгольское нашествие. Вернее, он со смутой соотносит итоги нашествия. Интересно, что в «режиме Путина» он видит не восстановление «большого стереотипа», а частичную ремиссию перед вступлением в большую смуту Там же. С. 202, 205. -- Вот тут с ним совсем нельзя согласиться: «стереотип» уж точно восстановлен. Вопрос только в том, надолго ли..

В последующем Соловей развивал свою точку зрения. Как уже отмечалось, он постарался доказать, что Смута начала XVII в. была революцией Соловей В. Д. Кровь и почва русской истории. С. 230.. Дальше он пользуется терминами «революция» и «Смута» как взаимозаменяемыми. Вновь дав красочную характеристику этого явления как воплощения Хаоса, он задумывается: а для чего же, собственно, эти смуты приходили? Ну, во-первых, это архетип, а во-вторых, для того, чтобы наша история могла совершать резкие повороты. И в этом смысле они функциональны. Но вот зачем народ бросает в топку Хаоса «немногое имевшееся богатство», я, сколько ни читал произведение Соловья, так и не понял. Судя по тому, как его критикуют (например, В. П. Булдаков), не понимают многие. Соловей, высказывая зачастую очень интересные и «хлесткие» мысли, умудрился сильно запутать вопрос о соотношении смут и революций, время от времени меняя угол зрения. Но у него хотя бы концы с концами сходятся, поскольку он -- один из немногих, кто совмещает смуту с революцией.

А вот все попытки их разделить на российской почве закончились неудачей Фурсов А. И. Народ, власть и смута в России: размышления на полях одной дискуссии // Рос-сия и революция: прошлое и настоящее системных кризисов русской истории. Сб. научных статей. (К 95-летию Февраля -- Октября 1917 г.). М., 2012. С. 220-263.. Соотношение «смуты» и «революции» наши гуманитарии рассматривали на круглом столе в октябре 2009 г. Народ и власть в российской смуте. Сб. научных статей / под ред. П. П. Марчени, С. Ю. Разина. М., 2010. Круглый стол поднял настоящую «смутную волну», которая не могла улечься несколько лет. Сколько было высказано мнений! Здесь невозможно их пересказать, тем более что споры продолжаются Марченя П. П., Разин С. Ю. Народ и власть в русской смуте: «вилы» и «грабли» отечествен-ной истории // Обозреватель-ОЬ8егуег. 2010. № 7. С. 96-103; Марченя П. П., Разин С. Ю. «Смутове- дение» как «гордиев узел» россиеведения. ; Булдаков В. П., Марченя П. П., Разин С. Ю. Междуна-родный круглый стол «Народ и власть в российской смуте». 6-я часть // Власть. 2010. № 9; Смуты и революции: диалектика внутреннего и внешнего // Обозреватель-ОБзегуег. 2012. № 3. С. 22-34; № 4. С. 7-19; Россия и революция: прошлое и настоящее системных кризисов русской истории. Сб. научных статей. (К 95-летию Февраля -- Октября 1917 г.). М., 2012., но стало ясно одно: все попытки совместить так или эдак «смуту» и «революцию» обречены на неудачу. Надо твердо осознать: или «смута», или «революция». И, к счастью (или к несчастью нашему), на Западе -- революции, у нас -- смуты!