Должность чиновника по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе

Размещено на http://www.allbest.ru/

1

Должность чиновника по дипломатической части при Приамурском генерал-губернаторе

Т.Н. Сорокина

Пограничное положение образованного в 1884 г. Приамурского генерал-губернаторства, значительная протяженность сухопутной границы, установление постоянных контактов с Китаем и Кореей поставили перед местной администрацией проблемы, для решения которых требовались знания международного права, истории дипломатических отношений с восточными соседями, умение толковать статьи международных договоров, а также знакомство как с современным внешнеполитическим курсом Российской империи, так и с процессами, происходящими в сопредельных государствах, т.е. возникла необходимость в специальном чиновнике внешнеполитического ведомства. При довольно значительном количестве работ по самым разным аспектам проблемы управления Сибирью и Дальним Востоком, в том числе истории дальневосточного чиновничества, должность дипломатического чиновника в аппарате приамурской администрации до сих пор, за редким исключением Иконникова Т.Я. С.М. Духовской и учреждение должности дипломатического чиновника при приамурском генерал-губернаторе // Третьи Гродековские чтения: Материалы региональной научно-практической конференции «Дальний Восток России: исторический опыт и современные проблемы заселения и освоения территории». Хабаровск, 2001. Ч. 1. С. 38-41; Нестерова Е.И. Чиновник по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе А.Н. Грушецкий // Приамурье в историко-культурном и естественно-научном контексте России. IV Гродековские чтения. Хабаровск, 2004. Ч. 1. С. 73-77., почти не привлекала внимание исследователей. Учреждение должности чиновника по дипломатической части при приамурском генерал губернаторе, его положение и деятельность и будут рассмотрены в данной статье.

Долгий и трудный процесс учреждения этой должности является великолепной иллюстрацией к проблеме взаимоотношений центральной и региональной власти, а в деятельности отразилась межведомственная борьба за влияние на различные сферы местного управления. Основными источниками послужили переписка между приамурской администрацией и внешнеполитическим ведомством, между департаментами МИДа и министерствами иностранных дел и финансов, а также донесения и записки самих чиновников по дипломатической части, отложившиеся в Архиве внешней политики Российской империи. Наибольший интерес представляют частные письма Н.В. Богоявленского в МИД, наряду с его же записками о должности дипломатического чиновника. В них содержатся точные и меткие характеристики приамурских администраторов (П.Ф. Унтербергера, Н.Л. Гондатти, генерала Мартоса, правителя канцелярии Лакшевица и др.), иностранных консулов во Владивостоке, «разных партий и течений», на которые разделялось хабаровское общество, информация о жизни в Хабаровске, о вопросах, составлявших «злобу дня», и анализ политического положения Дальнего Востока в целом и, конечно же, его размышления о деятельности и положении чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе, а также предложения по преобразованию этой должности.

«…Высочайше утвердить соизволил и повелел исполнить»

Прежде чем 25 ноября 1896 г. состоялось Высочайшее утверждение мнения Государственного Совета об учреждении должности чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе, прошло немало времени, и было затрачено много усилий, нервов, бумаги и пр. Заступивший на пост приамурского генерал-губернатора в 1893 г., после внезапной кончины своего предшественника барона А.Н. Корфа, С.М. Духовской, перед отъездом на Дальний Восток, встретился с директором Азиатского департамента МИДа графом Д.А. Капнистом, в беседе с которым впервые высказал «свои предположения о полезности учреждения при Главном начальнике Приамурского края, ввиду пограничного положения последнего и массы возникающих вследствие этого вопросов дипломатического характера особой должности чиновника по дипломатической части ведомства Министерства иностранных дел». Капнист «вполне сочувственно» отнесся к предложению Духовского, считая учреждение такой должности «весьма желательным», но посетовал, что министерство не располагает «необходимыми средствами для скорого разрешения в благоприятном смысле настоящего вопроса» и предложил ему «изыскать эти средства на месте».

Приступив по прибытии в Хабаровск к исполнению своих обязанностей, С.М. Духовской местных источников финансирования новой должности не «изыскал», но зато еще более утвердился в мысли о ее необходимости. 4 февраля 1894 г. он обратился с письмом к министру иностранных дел статс-секретарю Н.К. Гирсу, в котором докладывал, что назначение в его распоряжение особого чиновника для дипломатической переписки «представляется не только полезным и желательным, но совершенно необходимо в интересах дела». В условиях все более активного развития отношений с восточными соседями, прежде всего с Китаем, Кореей и Японией, по управлению приамурского генерал-губернатора велась довольно обширная и весьма разнообразная по содержанию переписка дипломатического характера. Поскольку она была разбросана по различным делопроизводствам канцелярии, создавая массу неудобств в делах, С.М. Духовской предлагал сосредоточить ее в руках одного лица, «специально к ней приуроченного» и обладавшего дипломатической подготовкой и специальными познаниями в области международного права. Кроме того, он указывал, что с постепенным заселением как Маньчжурии, так и русской пограничной полосы неизбежно будут развиваться пограничные отношения, будет возрастать наплыв в Приамурье китайцев, ищущих заработков, стало быть, неизбежно будет увеличиваться и число возникающих на границе инцидентов. Так как никакого специального органа для урегулирования таких инцидентов у него не было, он фактически лишался возможности следить «с достодолжным вниманием» за их ходом и решением, не мог надлежащим образом «ни проверять, ни направлять деятельности пограничных властей». В заключение С.М. Духовской просил министра оказать ему необходимое содействие, приняв расходы на счет Министерства иностранных дел АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 1-6.. Это было первое официальное ходатайство об учреждении должности дипломатического чиновника при приамурском генерал-губернаторе.

Ходатайство начинает свое «путешествие» по инстанциям МИДа. Никто вроде бы не был против, но в то же время Азиатский департамент посчитал, что, прежде чем учреждать искомую приамурским генерал-губернатором должность, «следовало бы удовлетворить более насущные потребности наши на Дальнем Востоке», например, учредить консульства в таких важных торговых и наблюдательных пунктах, как Гонконг и Шанхай Там же. Л. 8.. Департамент личного состава и хозяйственных дел сообщил, что не может дать заключения о финансовой стороне вопроса «за неимением каких-либо данных для суждения о том, с какими расходами будет сопряжено учреждение означенной новой должности» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 9.. На это ушло более полугода.

Спустя семь месяцев, в августе 1894 г., С.М. Духовской осмелился побеспокоить директора Азиатского департамента телеграммой, чтобы узнать, в каком положении находится его ходатайство. Ему ответили, что «для всестороннего обсуждения вопроса» о должности дипломатического чиновника Министерству необходимо знать, каких расходов потребовало бы ее учреждение. Духовской немедленно по телеграфу сообщил свое предложение установить дипломатическому чиновнику содержание в размере 4 000 руб. по аналогии с содержанием других состоящих при нем чиновников особых поручений (агронома, горного инженера, инженера путей сообщения и др.), и ассигновать еще 3 000 руб. для командировок Там же. Л. 13.. Эти сведения были переданы в Департамент личного состава, и вновь наступило затишье.

Не дождавшись ответа, 5 января 1895 г. С.М. Духовской послал в МИД телеграмму: «Все более тяготясь неимением лица ведения пограничных дел прошу сообщить, каком положении находится вопрос назначения при мне особого чиновника. Если утвердится, могу ли заявить своего кандидата»? Там же. Л. 15.. Генерал-губернатор, как видно, уже подыскал и человека на этот пост.

Но МИД не торопился с положительным ответом. Более того, Департамент личного состава в марте 1895 г. уведомил Азиатский департамент, что из-за полной неопределенности круга деятельности дипломатического чиновника они не считают возможным дать «какой-либо отзыв о пользе, которую можно ожидать для Министерства иностранных дел» от ее учреждения. По мнению департамента, «судить о желательности для Министерства иметь своего агента при приамурском генерал-губернаторе» можно будет только после выработки проекта инструкций, которые будут даны этому чиновнику, а также точного разграничения круга деятельности дипломатического чиновника и пограничных комиссаров в Амурской и Приморской областях АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 16-17..

Новый министр иностранных дел кн. А.Б. Лобанов-Ростовский в письме от 21 марта 1895 г. сообщил С.М. Духовскому, что министерство, с одной стороны, «в принципе, вполне разделяет» его мнение «о целесообразности учреждения, по примеру Кавказа и Закаспийской области, должности чиновника для пограничных сношений» в Приамурском крае и готово способствовать «удовлетворительному разрешению» этого вопроса. Но, с другой стороны, он полагал, что пока это «не представляется настоятельно необходимым и могло бы быть до времени отложено, пока не будут удовлетворены более насущные потребности наши на Дальнем Востоке». Главная причина отказа все та же - нет денег. Учреждение новой должности, по мнению министра, вызовет более значительный расход, чем предполагал генерал-губернатор. На эту должность потребуется назначить лиц, обладающих знакомством с Дальним Востоком и служебным опытом, а таких лиц можно найти только среди российских консулов в Китае и Японии, которые получают содержание в размере от пяти до семи тысяч золотых рублей в год. Вряд ли кто согласится пойти на худшие условия службы Там же. Л. 18-20.. Таким образом, решение вопроса пока было отложено.

Но С.М. Духовской не успокаивался. В конце 1895 г., в условиях изменившегося политического положения на Дальнем Востоке после японо-китайской войны, возможно, рассчитывая на особый интерес министра иностранных дел к дальневосточным делам Кн. А.Б. Лобанов-Ростовский вместе с С.Ю. Витте явился инициатором демарша России, Германии и Франции, заставившего Японию смягчить условия Симоносекского договора 1895 (которым завершилась японо-китайская война 1894-1895), принял активное участие в составлении и подписании русско-китайского договора 1896 г. об оборонительном союзе против Японии и о постройке Китайско-Восточной железной дороги». - Государственные деятели России XIX - начала XX в. Биографический справочник. М., 1995. С. 102-103., он предпринял еще одну попытку - обратился с новым письмом к князю А.Б. Лобанову-Ростовскому, напоминая о своем ходатайстве двухлетней давности. Он писал: «Опыт двух с половиной лет с очевидностью показал настоятельную необходимость означенной должности, а современное напряженное политическое положение на Дальнем Востоке, требующее от высшей местной администрации особенно внимательного наблюдения за всеми проявлениями политической жизни соседних государств и обширной по этому предмету переписке, еще более усиливает указанную необходимость» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 21.. Не дождавшись ответа, в феврале 1896 г. он повторил свою просьбу в более категоричной форме, упирая на напряженное политическое положение.

После этого дело, наконец, сдвинулось с мертвой точки - министр иностранных дел попросил представить ему более «подробные и обстоятельные соображения» и сообщить данные по политическому положению на Дальнем Востоке, чтобы мотивированно ответить на возражения Министерства финансов, если таковые возникнут.

Воодушевленный генерал-губернатор 15 марта 1896 г. отправил в МИД пространное представление на пяти листах с дополнительными соображениями и с приложением проекта штата должности дипломатического чиновника. Его соображения сводились к следующему: 4 000 верст границы с Китаем и Кореей; близкое соседство с быстроразвивающейся Японией; большое количество пограничных дел, число которых не просто увеличивается, но и усложняется по мере оживления пограничной жизни под влиянием Сибирской железной дороги и «экономического и политического пробуждения Дальнего Востока», причем на увеличение такого рода дел, несомненно, окажут влияние «предполагаемое увеличение числа иностранных коммерческих агентов во Владивостоке», открытие для русских судоходства и торговли по Сунгари и особенно будущее проведение железнодорожной линии между Забайкальским и Уссурийским участками Сибирской железной дороги. Кроме того, генерал-губернатору приходилось принимать участие в решении общих вопросов, связанных с внешней политикой на Дальнем Востоке, для чего ему необходимо было постоянно следить за политической жизнью соседних с Приамурским краем государств как по периодической печати, так и по переписке с нашими дипломатическими представителями в этих государствах.

Для этого ему нужен чиновник с опытом дипломатической работы, который был бы «не просто исполнителем», но при случае и «полезным советником». Ему необходим был специалист по толкованию тех или иных статей трактатов и вообще для составления заключений и ведения переписки по делам дипломатического характера, а также чиновник, который мог бы контролировать на месте делопроизводство пограничных комиссаров и по мере надобности вести личные переговоры с пограничными властями. Всего этого нельзя было требовать от состоящих при нем чинов Министерства внутренних дел, поскольку они «ни по условиям теоретической и практической подготовки, ни по целям своей служебной карьеры не могли и не могут приобрести» необходимые знания и качества. Желательно, чтобы это был чиновник Министерства иностранных дел. Проект новой штатной единицы в приамурской администрации предусматривал 5 000 руб. жалованья (вместе с 2 000 руб. столовых), 1 000 руб. на канцелярские расходы и 1 000 руб. «на разъезды», т. е. всего 7 000 руб. в год АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 25-29..

Кн. А.Б. Лобанов-Ростовский, как обещал, передал это представление на заключение министра финансов с просьбой, не признает ли он возможным «принять на счет Государственного казначейства кредит размером 7 000 руб.», необходимый на учреждение должности дипломатического чиновника при приамурском генерал-губернаторе.

Но, как и предполагали в МИДе, министр финансов С.Ю. Витте отказал. В своем заключении от 9 апреля 1896 г., переданном министру иностранных дел, он сообщил, что доводы приамурского генерал-губернатора вызвали в нем «большие сомнения в настоятельности и пользе принятия проектируемой меры». Его основные возражения сводились к следующему: решение общих вопросов, касающихся внешней политики России на Дальнем Востоке по своей важности должно подлежать непосредственному ведению Министерства иностранных дел и «едва ли может быть возлагаемо на чиновника по дипломатической части»; следить за политической жизнью соседних с Приамурским краем государств по иностранной периодической печати можно и без назначения специального чиновника, как и поддерживать постоянную связь генерал-губернатора с российскими консульскими учреждениями; увеличение числа иностранных коммерческих агентов во Владивостоке вряд ли может служить основанием для немедленного учреждения новой должности, так как это еще «ожидается только в будущем»; наконец, личные переговоры с пограничными китайскими и корейскими властями должны вести пограничные комиссары, в круг прямых обязанностей которых они и входят. Резюме министра финансов: «…я затрудняюсь высказаться в пользу принятия на казну нового ежегодного расхода в 7 000 руб. на содержание дипломатического агента при приамурском генерал-губернаторе» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 32-34..

Казалось, дело зашло в тупик. Но генерал-губернатор не сдавался. 14 апреля он написал новое письмо, минуя МИД, непосредственно министру финансов (очевидно, он в это время был в Петербурге, так как слишком быстро доставляются письма). Прочитав его, С.Ю. Витте, еще недавно приводя столь пространные аргументы против учреждения должности дипломатического чиновника, вдруг согласился. В своем ответном письме от 18 апреля он писал С.М. Духовскому: «…ввиду приведенных в означенном письме (письмо С.М. Духовского от 14 апреля. - Т.С.) соображений, я нахожу возможным согласиться на учреждение названной должности» Там же. Л. 38.. Чрезвычайно любопытно, какие же новые доводы, заставившие С.Ю. Витте изменить свое решение, привел С.М. Духовской, но, к сожалению, этого письма в деле нет, хотя копия его передавалась в Министерство. Как бы то ни было, министр финансов одновременно уведомил и министра иностранных дел о том, что «с его стороны не встречается препятствий» к внесению им в Государственный Совет особого представления об учреждении с 1897 г. должности дипломатического чиновника. Со своей стороны, С.М. Духовской, передав копию письма министра финансов в МИД, попросил дать этому делу дальнейший ход в «возможно непродолжительном времени».

Это «возможно непродолжительное время» длилось до осени 1896 г. В октябре директор Азиатского департамента граф Капнист телеграфом сообщил в Хабаровск о том, что представление о чиновнике для дипломатической переписки передано на рассмотрение Государственного Совета. Дальше события развивались значительно быстрее, поскольку вопрос, по сути, был уже решен. Рассмотрев представление Министерства иностранных дел 12 октября в Соединённых департаментах законов и государственной экономии и 11 ноября 1896 г. в Общем собрании, Государственный Совет принял решение «учредить должность чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе», присвоив ему «годовой оклад содержания в шесть тысяч рублей (в том числе жалованья 3 000 р., столовых денег 1 500 р. и квартирных 1 500 р.), 1 000 р. в год на канцелярские расходы, VI класс по чинопроизводству, VI разряд по шитью на мундире и 2 степень III разряда по пенсии», а также постановил с 1 января 1897 г. общую сумму в 7 000 руб. ежегодно вносить «в подлежащее подразделение расходных смет Министерства иностранных дел» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 41.. Наконец, 25 ноября 1896 г. в Царском Селе государь император утвердил и «повелел исполнить» это мнение Государственного совета.

«…назначен надворный советник Лютш, долго служивший до этого в Западном Китае и Бухаре»

После «Высочайшего утверждения» мнения Госсовета Азиатский департамент начал работу по подысканию кандидатуры на новую должность, разослав телеграммы в ряд российских заграничных представительств с изложением условий новой службы на предмет изъявления согласия кем-либо из консулов занять вакантную должность дипломатического чиновника. Так, 10 января 1897 г. была отправлена телеграмма в Чугучак надворному советнику Борнеману для передачи консулу в Урумчи Федорову, а также Грушецкому, Максимову и некоторым другим российским дипломатическим представителям в Китае следующего содержания: «Ввиду возможности назначения Вашего в числе других кандидатов на место чиновника по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе, сообщите, согласны ли Вы принять это место, если выбор окончательно остановится на Вас. Должность VI класса; оклад - 6 тысяч и канцелярских тысяча» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 42..

В феврале Азиатский департамент уведомил генерал-губерна-тора, что назначение дипломатического чиновника состоится «в самом ближайшем времени», однако поиск кандидатуры затянулся на полгода. Консул в Урумчи Федоров, например, телеграфировал в МИД: «Телеграмму 10 получил. Некоторые обстоятельства побуждают к покорнейшей просьбе оставить меня за границей, если уж Вашему Сиятельству (директору Азиатского департамента графу Капнисту. - Т.С.) угодно решить иначе, готов, разумеется, принять указанное место» Там же. Л. 43.. Поскольку подбор кандидатов происходил уже при новом министре иностранных дел графе М.Н. Муравьеве В январе 1897 г. министром иностранных дел был назначен Михаил Николаевич Муравьев. Не путать с министром юстиции Николаем Валерьяновичем Муравьевым (племянником графа Н.Н. Муравьева-Амурского), как это случилось в указанном сочинении Т.Я. Иконниковой, справедливо заметившей, что «это был уже третий министр, занимавшийся решением вопроса» (Иконникова Т.Я. Указ. соч. С.41). , С.М. Духовской счел нелишним, отправив в марте телеграмму в МИД, напомнить новому министру про свои ходатайства о дипломатическом чиновнике, изъявляя желание его «скорейшего прибытия». Министр ответил: «Необходимость тщательного выбора лица, вполне надлежащего для занятия должности дипломатического чиновника, замедлила разрешение вопроса. Выбор этот состоится в самом непродолжительном времени и будет сообщен на Ваше заключение» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 46..

В конце концов, Министерство иностранных дел определилось с выбором к лету 1897 г., уведомив генерал-губернатора телеграммой о том, что чиновником по дипломатической части при нем «назначен надворный советник Лютш, долго служивший до этого в Западном Китае и Бухаре» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 49..

В середине июня «политический агент» Я.Я. Лютш выехал из Новой Бухары в Петербург за назначением, а 24 августа он уже отправился из столицы к новому месту службы «путем чрез Сибирь» и прибыл в Хабаровск 5 октября. Через два дня он представился генерал-губернатору. С.М. Духовской принял его в своем кабинете и в продолжительной беседе рассказал про все трудности, которые пришлось преодолеть при учреждении должности дипломатического чиновника, и объяснил обязанности, которые бы он хотел возложить на него. Вот как описывает Лютш эту беседу в своем донесении в МИД от 22 ноября 1897 г.: «Я приказал правителю моей канцелярии, - сказал генерал Духовской, - составить инструкцию для Вас. Я одобрил эту инструкцию, прочтите ее и скажите мне, если Вы найдете необходимым ввести в ней некоторые изменения. Вашему особому вниманию я желал бы рекомендовать дела о Корее и, затем, я просил бы Вас зорко следить за тихоокеанской прессой. Все дела я буду разъяснять вам сам и надеюсь, что Вы с ними справитесь». Кроме того, генерал Духовской указал мне на несколько дел, на которые следовало бы обратить особенное внимание, и, пожелав мне успеха, отпустил меня» Там же. Л. 53..

В тот же день Лютш представился правителю канцелярии и получил от него инструкцию, копию которой он незамедлительно представил в МИД. По этой инструкции чиновник по дипломатической части должен был представлять доклады генерал-губернатору и вести делопроизводство «по всем делам генерал-губернаторского управления, относящимся до предметов ведения пограничных комиссаров Несмотря на то, что все пограничные дела находились в ведении трех пограничных комиссаров (южноуссурийского, амурского и кяхтинского), докладывать их донесения генерал-губернатору должен был дипломатический чиновник., а равно по всем вообще вопросам, касающимся иностранных государств и международного права». По всем вышеуказанным делам исходящие бумаги должны были подписываться генерал-губернатором или его помощником и скрепляться чиновником по дипломатической части. Дипломатический чиновник имел право требовать необходимые справки и сведения от должностных лиц и учреждений края, а также делать объявления частным лицам о распоряжениях генерал-губернатора от своего лица и за своей подписью. По особым распоряжениям генерал-губернатора на чиновника по дипломатической части могли быть возложены «непосредственные сношения и с некоторыми должностными и частными лицами и учреждениями, находящимися вне края». Кроме того, дипломатический чиновник обязан был следить за русской и иностранной и прежде всего тихоокеанской прессой и докладывать генерал-губернатору «все заслуживающие внимания сведения». На него возлагалась также выдача паспортов русским подданным, отправлявшимся из Хабаровска в Китай. В распоряжение дипломатического чиновника, «для оказания ему содействия», откомандировывался состоящий при канцелярии генерал-губернатора переводчик китайского и маньчжурского языков АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 61-62..

Вместе с инструкцией Я.Я. Лютшу были переданы все дела канцелярии генерал-губернатора по дипломатической части (более 100), причем текущих дел, по его признанию, было «не очень много». В основном это были старые дела, которые велись с конца 1860-х годов и большинство из них были переданы, с образованием Приамурского генерал-губернаторства, из канцелярии генерал-губернатора Восточной Сибири. По мнению Я.Я. Лютша, некоторые из дел к этому времени уже представляли «прекрасный исторический материал» Там же. Л. 54..

В соответствии с инструкцией обязанностью чиновника внешнеполитического ведомства стало составление извлечений из иностранных газет. По распоряжению генерал-губернатора выписывались 2 японские, 1 китайская и 2 английские газеты, издающиеся в Китае. Раньше эти газеты доставлялись в штаб Приморского военного округа, и, соответственно, эту работу выполнял один из офицеров генштаба, знавший английский язык. Теперь дипломатический чиновник должен был не только делать выборку из английских, немецких и французских газет, но и представлять генерал-губернатору переводы «заслуживающих внимания статей». Лютш, еженедельно составляя такие извлечения, классифицировал их по 4 отделам: общему, китайскому, японскому и корейскому. Переводы некоторых важных статей он одновременно отправлял директору Азиатского департамента. Если газеты из Китая и Японии доставлялись в Хабаровск, как правило, на 12-14 день, то сообщение Хабаровска с Европейской Россией было очень медленным, а в октябре и ноябре почтовое сообщение между Хабаровском и Сретенском почти совершенно прекращалось, и в это время почта направлялась через Владивосток, морским путем, с пароходом Добровольного флота в Одессу. В это время донесения в МИД доходили очень долго и газетные сведения о событиях в Корее, Японии и Китае, по мнению Лютша, были «застарелыми» и лишенными «интереса новизны».

Практическая деятельность Лютша первое время более всего была связана с работами русских инженеров в районе строительства КВЖД, поскольку китайские власти по всем вопросам, касающимся русских подданных в Маньчжурии, обращались к генерал-губерна-
тору. Генерал-губернатор более всего был обеспокоен отсутствием информации по вопросу о Маньчжурской железной дороге В делах, переданных Лютшу из канцелярии генерал-губернатора, он вообще ничего не нашел по вопросу о КВЖД. В канцелярии ему ответили, что «никакой переписки по этому вопросу не было»., неоднократно предупреждая дипломатического чиновника о том, что «предстоящая постройка этой дороги по полудикой стране, находящейся под управлением китайских властей, известных своей распущенностью, верно, вызовет немало затруднений», и просил МИД прислать ему копию соглашения с Китаем о постройке дороги через Маньчжурию. Наряду с русскими в Маньчжурии объектом внимания дипломатического чиновника были китайские подданные в русских пределах, а также «зазейские маньчжуры», проживавшие в Амурской области и отказывавшиеся признавать русскую власть. Дипломатическая переписка велась также по поводу стеснений со стороны китайских властей для плавания русских торговых пароходов по рекам Сунгарийского бассейна. По просьбе генерал-губернатора Лютш составил проект об учреждении российского консульства в Маньчжурии, который был одобрен С.М. Духовским без изменений. С помощью дипломатического чиновника генерал-губернатор следил также за тем, чтобы китайский коммерческий агент во Владивостоке не превышал своих полномочий. Все эти вопросы требовали, как докладывал Я.Я. Лютш, «почти постоянных сношений приамурской администрации с властями Маньчжурии». Кроме того, как правило, именно чиновники по дипломатической части готовили разделы ежегодных Всеподданнейших отчетов приамурских генерал-губернаторов по внешнеполитическому положению края.

Состоя при приамурском генерал-губернаторе, чиновник по дипломатической переписке являлся одновременно сотрудником внешнеполитического ведомства и имел определенные обязательства перед ним. Не имея официальной бумаги на этот счет, Я.Я. Лютш обратился с просьбой снабдить его «хотя самыми общими указаниями» о его «обязанностях по отношению к Министерству иностранных дел». Управление Министерства отправило ему свою инструкцию, составленную почти целиком по вышеуказанному письму С.М. Духовского от 15 марта 1896 г. министру иностранных дел, где подробно излагался будущий круг обязанностей дипломатического чиновника. Кроме ведения переписки приамурского генерал-губернатора по всем пограничным и дипломатическим делам, чиновнику вместе с тем предписывалось «доносить непосредственно в Азиатский департамент, с ведома генерал-губернатора, обо всем, что так или иначе может интересовать Министерство иностранных дел» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 51-52.. В ожидании инструкции из столицы Я.Я. Лютш просил разрешения писать частные письма товарищу министра, и все последующие чиновники эту традицию сохранили. Когда, например, Н.В. Богоявленский был назначен на эту должность, товарищ министра иностранных дел Н.В. Чарыков даже поручил ему писать частные письма обо всем, что «окажется здесь интересно». Дело в том, что, переписку с МИДом вел главным образом генерал-губернатор, а дипломатическому чиновнику, хоть он и составлял бумаги, доводилось сравнительно редко писать в Министерство. Поскольку в официальной бумаге не все можно было изложить, как хотелось, Н.В. Чарыков считал частные письма «самым лучшим способом для ознакомления со многими фактами и явлениями, которые с первого взгляда кажутся не столь важными, а потом, как оказывается, получают серьезное значение с точки зрения наших политических интересов и положения на Дальнем Востоке» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 93.. Эти частные письма в МИД являются неоценимым источником для изучения как положения дипломатического чиновника в аппарате приамурской администрации, так и обстановки на дальневосточной окраине в целом. Именно при Я.Я. Лютше в основном определился круг обязанностей дипломатического чиновника при приамурском генерал-губернаторе, который сохранялся затем при всех его преемниках, изменяясь, конечно, с течением времени под влиянием текущих политических событий на Дальнем Востоке и положения этой должности в аппарате приамурской администрации. дипломатический чиновник военный приморский

«Положение дипломатического чиновника здесь довольно трудное»

Я.Я. Лютш проработал в должности чиновника для дипломатической переписки при приамурском генерал-губернаторе около трех лет. В 1900 г. его сменил А.Н. Грушецкий, на долю которого выпало работать во время наложивших отпечаток на деятельность дипломатического чиновника военных действий на Амуре и в Маньчжурии, с 1903 г. в Порт-Артуре в аппарате дальневосточного наместника, а во время русско-японской войны - начальником дипломатической канцелярии при главнокомандующем Об А.Н. Грушецком см. подробнее: Нестерова Е.И. Указ. соч. С. 73-77.. После войны в связи со значительно увеличившейся перепиской по дипломатической части, особенно после расформирования штаба главнокомандующего, по просьбе генерал-губернатора П.Ф. Унтербергера о «возможно скорейшем замещении вакантной с 6 февраля 1905 г. должности чиновника по дипломатической части» ее некоторое время занимал П.Г. Тидеман, с конца 1908 г. - коллежский советник Н.В. Богоявленский и с ноября 1913 г. - надворный советник М.П. Куренков. Все это люди, имевшие значительный опыт дипломатической работы.

Объем работы для дипломатического чиновника после войны значительно увеличился и усложнился. В одном из частных писем в Министерство П.Г. Тидеман писал: «…я не предвижу, чтобы количество работы здесь могло уменьшится, наоборот, с развитием интереса к краю здесь должны возникать все новые и новые вопросы, так как центр тяжести на Дальнем Востоке нашем после войны, несомненно, переместился из искусственно созданного Порт Артура в Приамурье и его столицу Хабаровск» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 65.. Или в другом: «Извините за спешное писание: текущей переписки очень много, я даже не успеваю просмотреть газеты из России» Там же. Л. 74.. В это время наиболее обсуждаемыми вопросами, требовавшими консультаций дипломатического чиновника, были китайское судоходство по Амуру, чего русские власти никак не хотели допускать, и «репрессии», которые можно было бы применить к китайцам. Дело в том, что в 1906-1908 гг. наблюдался небывалый прилив китайской иммиграции в край, и П.Ф. Унтербергер начал вырабатывать проект ограничительных мер в связи с этим.

При увеличении объема работ, соответственно, возрастали и расходы, а средства, выделенные на содержание еще в 1897 г., оставались прежними. П.Г. Тидеман считал, что нужно увеличить средства, отпускаемые на канцелярские расходы, по крайней мере, прибавить по 50 руб. в месяц на наем помещения для канцелярии и переписчика, но понимал, что это несбыточная мечта, поскольку даже покупка пишущей машинки была целым делом с уймой переписки. Летом 1908 г. он просил Департамент личного состава и хозяйственных дел выделить ему средства на покупку пишущей машинки и несгораемого шкафа, необходимого для хранения секретной документации (практически вся переписка по пограничным и дипломатическим вопросам относилась к таковой), поскольку канцелярских сумм катастрофически не хватало. Департамент подготовил справку следующего содержания: «Чиновнику по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе не предоставлено права относить свои служебные расходы на какой-либо иной источник кроме канцелярских сумм. Счеты чрезвычайных издержек могут представлять только служащие за границей. Расходы на приобретение пишущей машины во всех, без исключения, случаях относятся на канцелярские деньги. Если канцелярских денег не достаточно, то увеличить их можно только законодательным путем и притом применительно к прилагаемому циркуляру, т. е. не раньше, как по смете на 1909 г.» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 63. Кстати, судя по всему, машинку удалось приобрести только преемнику П.Г. Тидемана Н.В. Богоявленскому и то не сразу. Письма его в МИД сначала были рукописными, только с апреля 1910 г. машинописными.. Тидеман беспокоился не столько о себе лично, сколько о пользе дела и сокрушался, что мог бы в Министерство сообщать много интересного, но решительно не находил времени. Все это накладывало определенный отпечаток на настроение и качество работы. Как писал П.Г. Тидеман, «здесь нередко бывает, что сразу подваливает много работы и нет времени хорошенько разобраться, обдумать, а только стараешься как-нибудь отписаться, сбыть с плеча» Там же. Л. 65..

С ноября 1908 г. на этот пост был назначен коллежский советник Н.В. Богоявленский. Министр иностранных дел в письме приамурскому генерал-губернатору П.Ф. Унтербергеру от 4 декабря 1908 г., рекомендуя его как человека, хорошо знакомого с вопросами, служащими предметом переговоров с китайцами и японцами, а также с сущностью заключенных в последнее время международных соглашений по делам Дальнего Востока, в то же время выразил надежду, что все дела, имеющие более или менее дипломатический характер, будут разбираться при его содействии, и пожелал, чтобы «все отношения с иностранцами, прибывающими в Приамурский край, происходили при его посредстве» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 72..

Однако только приступив к исполнению своих обязанностей, не войдя еще толком в курс дела, Н.В. Богоявленский уже в первом частном письме товарищу министра Н.В. Чарыкову от 8 декабря 1908 г. сообщал: «Положение дипломатического чиновника здесь довольно трудное. Здесь все желают заниматься дипломатическими делами - и Канцелярия, и Штаб, и Управление Государственными имуществами, и даже Интенданство, если попадают к ним какие-либо дела, касающиеся иностранцев. Канцелярии хочется, например, даже считать дипломатического чиновника за одного из своих делопроизводителей. Но особенно трудно со Штабом. Туда стараются забирать все, что возможно, из дел, входящих в компетенцию дипломатического чиновника, и затем достать оттуда какое-либо дело или даже справку бывает не так-то легко. Ввиду этого приходится нередко свое дипломатическое искусство применять не столько в отношениях с иностранцами, сколько со своими же представителями других ведомств, что едва ли полезно для дела» Там же. Л. 79-80..

Н.В. Богоявленский с первых же дней работы почувствовал «ненормальные условия», в которые поставлена деятельность чиновника по дипломатической части. Его не снабдили никакими указаниями или инструкциями, более того, он считал, что «не существует никакой инструкции для дипломатического чиновника». Очевидно, со сменой генерал-губернаторов об инструкции С.М. Духовского к этому времени уже забыли. Первое время ему вообще не давали никаких дел, все дела вела канцелярия генерал-губернатора, а ему доверяли только шифровать телеграммы и то, как он предполагал, только потому, что шифры были у него. Затем ему передавались для использования лишь те дела, которые находил нужным правитель канцелярии или по специальному приказанию генерал-губернатора. Поэтому к нему, например, не попали дела о японском рыболовстве, и, когда МИДу потребовалась соответствующая информация, их сотрудник оказался не в курсе событий. Хотя дела о японском рыболовстве в русских водах, несомненно, носили международный характер, дипломатический чиновник был совершенно устранен от них. Всеми отношениями, как с японскими консулами, так и с русскими дипломатическими представителями в Японии, не говоря уже о внутренней центральной и местной администрации, ведало Приморское управление госимуществ и отчасти канцелярия генерал-губернатора. По этим вопросам дипломатический чиновник ни прямо, ни косвенно был не в курсе дела, хотя на практике от этого имели место «некоторые неудобства». Узнав об этом из донесений Н.В. Богоявленского, межведомственное совещание 28 января 1910 г. под председательством товарища министра иностранных дел гофмейстера С.Д. Сазонова приняло решение о том, что иностранные консулы должны «сноситься через дипломатического чиновника с приамурским генерал-губернатором по всем делам», в том числе и японский консул по рыболовным делам.

Дело в том, что у Н.В. Богоявленского очень сложно складывались взаимоотношения с правителем канцелярии Лакшевицем, по его словам, «человеком очень властным, который хотел все держать в своих руках и допускал деятельность чиновника по дипломатической части лишь в тех рамках и условиях, в которых действуют подчиненные ему делопроизводители». Кроме того, советник Лакшевиц был таким близким и доверенным лицом у генерала Унтербергера, пользовался таким влиянием на него, что фактически «был душой всего управления краем, и столкнуться с ним, значило бы разойтись с самим генерал-губернатором» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1096. Л. 163.. Н.В. Богоявленскому пришлось обратить внимание П.Ф. Унтербергера на тот факт, что в канцелярии стали распоряжаться даже дипломатическими депешами, которые ему присылали из департамента.

Такое положение дипломатического чиновника подтверждается и данными представителя внешнеполитического ведомства в Амурской экспедиции надворного советника В.В. Граве, изучавшего положение китайцев, корейцев и японцев в Приамурском крае. В частном письме в МИД от 23 октября 1910 г. он сообщал: «В Хабаровске я занимался в канцелярии генерал-губернатора и, признаться сказать, я редко видел более безалаберное ведение дела. Иностранные дела разбросаны по всем отделениям и меньшая часть их - в ведении коллежского советника Богоявленского, есть вопросы, которые разрешаются сначала в одном отделении, затем передаются в другое и, наконец, когда дело совсем запутается, то нашему дипломатическому чиновнику. Причем двум последующим не сообщается, что имеется переписка в другом отделении» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 990. Л. 51-52.. Ярким примером может служить дело о выселении китайцев из долины реки Улахэ в 1908 г. В марте 1910 г. китайский посланник обратился в МИД с нотой по поводу возмещения ущерба, нанесенного выселенным китайцам. МИД, естественно, поручил разобраться с этим делом и подготовить справку дипломатическому чиновнику. Только «после больших мытарств» это дело перешло к Богоявленскому, и, готовя ответ в Министерство, он совершенно случайно узнал от В.В. Граве, что по этому вопросу в канцелярии имелась громадная переписка с 1908 г., совершенно менявшая всю постановку вопроса. С большим трудом ему дали с ней ознакомиться.

Кроме недоразумений, связанных с отсутствием разграничения компетенции дипломатического чиновника и канцелярии генерал-губернатора, которая очень часто брала на себя исполнение дел, имевших дипломатический характер, возникали специфические проблемы, вытекавшие из статуса дипломатического чиновника как представителя внешнеполитического ведомства. Прежде всего, это проявлялось в регулярной задержке жалованья, поскольку эта должность финансировалась из центра. В январе 1911 г. Н. Богоявленский писал в Департамент личного состава и хозяйственных дел: «Почти каждый раз при открытии вновь кредита на мое содержание по настоящей моей должности чиновника по дипломатической части возникают здесь затруднения при получении этого содержания. Так было и в настоящем году. Ввиду этого я позволяю себе доложить об этом Департаменту и просить, если это будет признано возможным, несколько урегулировать этот вопрос» АВПРИ. Ф. 327. Чиновник по дипломатической части при приамурском генерал-губернаторе. Оп. 579. Д. 66. Л. 19.. Обычно содержание своему сотруднику Департамент переводил «кассовым расписанием» на Амурскую казенную палату, которая только иногда сообщала об этом в канцелярию, а чаще не сообщала. Во втором случае ему самому приходилось наводить всюду справки о том, где его содержание, даже телеграфировать в Министерство, и в итоге получал жалованье «позже всех в городе», иногда спустя месяц. Управляющий Амурской казенной палатой посоветовал ему попросить разрешение у Министерства получать жалованье из местного казначейства не «по ассигновке канцелярии» на его имя, как было, а непосредственно по его личным требованиям, предъявляемым в Хабаровское казначейство, как получал свое содержание состоящий при приамурском генерал-губернаторе чиновник Министерства финансов. Тем более что такой порядок был удобен и для Казенной палаты. Н. Богоявленский послушался этого совета, генерал Унтербергер одобрил его ходатайство, но Департамент отказался его удовлетворить, пообещав, однако, принять все необходимые меры к своевременной выплате жалованья.

Постоянные задержки с поступлением содержания были, конечно, неприятны («весьма неудобно», как считал Н. Богоявленский), но это было еще полбеды. Настоящий скандал разразился при новом генерал-губернаторе шталмейстере двора его императорского величества Н.Л. Гондатти по поводу переписки дипломатического чиновника с заграничными консульскими учреждениями и Министерством иностранных дел.

Когда Н.Л. Гондатти вступил в должность в начале 1911 г., Н. Богоявленский, докладывая ему в устной и письменной форме о своей деятельности, поставил его в известность, что он пишет донесения в Министерство иностранных дел, посылает туда копии своих записок и докладов, а также переписывается с российскими заграничными представителями. Поскольку никаких возражений со стороны главного начальника не последовало, чиновник и дальше продолжал придерживаться прежнего порядка. Осенью 1911 г., по распоряжению Н.Л. Гондатти, он составил записку «Наше политическое положение на Дальнем Востоке в 1911 г.» как часть проекта Всеподданнейшего отчета приамурского генерал-губернатора по дипломатической части. Поскольку после представления записки в Китае произошла революция и политическое положение изменилось, Н.Л. Гондатти поручил составить ему новый проект. Написав новую записку о политическом положении, он послал ее копии в МИД Г.А. Козакову и консулам в Японии и Китае (Н. Малевскому-Маневичу и В. Крупенскому, соответственно), рассчитывая, что они сделают свои замечания, и «это послужит только к лучшему выяснению дела». При составлении этой записки Н.Л. Гондатти никаких указаний чиновнику не давал, в ней были представлены только собранные Н. Богоявленским данные и его «мысли и заключения». После этого в мае 1912 г. и случилась «беда». Генерал-губернатор, минуя дипломатического чиновника, как это он часто делал, написал «какую-то бумагу» консулу в Японии, а Н. Малевский не согласился с его мнением, причем в ответе своем сослался, в подтверждение своей точки зрения, на последнюю записку Н. Богоявленского.

Н.Л. Гондатти это очень не понравилось. Вот как об этом писал Н. Богоявленский в частном письме вице-директору I Департамента МИДа Г.А. Козакову, поскольку генерал-губернатор сразу же запретил ему писать донесения в Министерство иностранных дел и сообщать копии докладов и записок: «Н.Л. Гондатти страшно рассердился, как это я пишу послу, а главное, как это считаются с моим мнением. К слову сказать, Гондатти делается все более и более самодержавным и нетерпимым. Позвал он меня к себе и так бранил, что я, ничего подобного не слыхивал в нашем Министерстве, был, как громом поражен. Гондатти кричал, что я совершил преступление и даже ряд преступлений, что он напишет министру и меня выгонят со службы и т. д., и т. д. Я растерялся и, хотя оправдывался, но слабо, да не хотел еще более раздражать его и потому больше сидел и молчал» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1097. Л. 35.. Затем через правителя канцелярии генерал-губернатор приказал представить ему объяснения в письменной форме, копию которого Н. Богоявленский приложил к своему частному письму.

Объяснения чиновника сводились к следующему. Во-первых, когда его назначали в Хабаровск, то в столице ему были даны указания отправлять в МИД донесения по всем вопросам, входящим в его компетенцию, копии всех докладов и записок, представленных генерал-губернатору, и поддерживать как можно более оживленные отношения с консульскими представителями за границей. Во-вторых, в ходе реорганизации центральных учреждений МИДа в отделе Дальнего Востока было образовано особое делопроизводство, в компетенцию которого вошли все политические дела, касающиеся побережья Тихого океана, русских предприятий в Сибири и Приамурье, положения иностранцев и их деятельности, а также пограничные дела и вопросы мореплавания. Вице директор I Департамента МИД в письме от 17 февраля 1910 г. приказал дипломатическому чиновнику все сведения, касающиеся перечисленных вопросов, периодически представлять в их департамент. В-третьих, он 14 марта 1911 г., т. е. почти сразу по прибытии генерал-губернатора в Хабаровск, представил ему записку о положении и деятельности дипломатического чиновника, которая никаких возражений и замечаний не вызвала, поэтому он продолжал посылать в I Департамент копии почти всех своих записок. Делать это он считал «своим служебным долгом», исполняя указания Министерства иностранных дел. «К этому побуждало меня, - писал Богоявленский, - и желание показать свою работу в Министерстве, чтобы видели, как и что я делаю, так как Министерство следит за прохождением моей службы».

Наконец, о том, что послужило камнем преткновения - проекты Всеподданнейших отчетов он также представлял в МИД, так как считал, что это его записки о политическом положении, о котором он должен докладывать в Министерство по мере своего «знания и разумения». По мнению Богоявленского, представление этих записок было бы проступком, если бы они посылались лицам другого ведомства. Кроме того, этот отчет еще не был подписан генерал-губернатором и не напечатан с другими отчетами - это была просто записка состоящего при генерал-губернаторе дипломатического чиновника, проекты которого могли быть изменены до неузнаваемости, как это бывало при генерале П.Ф. Унтербергере, и предполагалось сделать с последним проектом Н. Богоявленский писал: «…сам Гондатти собирался очень сильно изменить мою записку, исправить даже стиль и слог, который, по его мнению, не подлежит к стилю остальных частей отчета». - АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1097. Л. 36-а., и даже он мог быть совсем отвергнут, как это уже случилось с его октябрьской запиской. Тем более что все сведения, которые содержались в записке, были составлены по дипломатической переписке и для Министерства секрета не представляли.

В заключение чиновник оправдывался: «Свою записку-проект я послал представителям нашим в Токио и Пекине, желая осветить им положение с точки зрения интересов русского Дальнего Востока, и в то же время рассчитывая, что они, каждый по своей части, отзовутся сделать замечания и может установится более правильный взгляд на дело, тем более что они лишь недавно приехали из России и знают и общее политическое положение, и виды правительства… Делая это, я не считал, что совершаю что-либо противозаконное, так как я имел в виду указания закона, предписания Министерства иностранных дел и отсутствие Вашего запрещения» АВПРИ. Ф. 148. Тихоокеанский стол. Оп. 487. Д. 1097. Л. 37..

Объяснения Богоявленского несколько умерили гнев Гондатти. При следующей встрече «он уже не бранился, а вполне мирно доказывал» ему, что чиновник особых поручений при нем не имеет права сообщать никаких сведений ни в МИД, ни посланникам («это все посторонние люди»), так как все, что он пишет, принадлежит ему, генерал-губернатору. Министерство иностранных дел тоже ничего не сообщает посторонним. Если уж кому-либо что-нибудь сообщать, то лишь получая что-нибудь взамен, а ни японский, ни китайский консулы ему «ровно ничего» не сообщали. Больше всего Гондатти настаивал на том, что дипломатический чиновник не имеет права ничего сообщать в МИД, хотя там его начальство, и сетовал на то, что, если он и не совершил «преступление», то испортил ему дело, так как раньше времени «открыл Министерству карты».