История верхнего самозванчества в России второй половины XVIII века

1.1 Понятие и значение самозванчества

Вторая половина XVIII века ознаменовалась бурным расцветом верхнего самозванчества - феномена необоснованного присваивания различными лицами царского звания. Самозванчество многократно наблюдалось в разные времена и у разных народов, однако ни в какой другой стране мира это явление не было таким частым и не играло столь значительной роли в истории государства и общества, как в России.

С историософской точки зрения, подобная «хроническая болезнь» российской истории отнюдь не случайна. Философ Н.А. Бердяев дает ему следующее объяснение: «Россия - страна бесконечной свободы и духовных далей, страна странников, скитальцев и искателей, страна мятежная и жуткая в своей стихийности, в своем народном дионисизме, не желающем знать формы».

В свете сказанного, нет ничего удивительного, что российские самозванцы с давних пор приковывают к себе внимание представителей разных областей социо-гуманитарного знания, в том числе историков. Сравнительно недавно один из лучших отечественных специалистов по самозванцам И.О. Тюменцев в принципе справедливо заметил, что «после Лжедмитрия I самозванчество превратилось в явление русской народной жизни, которое не изжито до сегодняшнего дня. Именно поэтому данный феномен неизменно вызывает пристальный интерес у многих исследователей».

Термин «самозванчество» в настоящее время не имеет единой трактовки в среде исследователей, более того, наряду с этим понятием используются также слова «самозванство», «самозванщина» и даже «самозванничество». С их помощью идентичным образом обозначаются мысли и действия самих самозванцев, поведенческие реакции людей, которым они объявляли о своем высоком происхождении, а также оба этих аспекта одновременно.

Так, историк XIX века А.Г. Брикнер использует для обозначения исследуемого явления термин «самозванство», полагая, что оно является «результатом общего брожения, несносного положения массы народа, коллективным преступлением черни». О «широком распространении самозванства» говорят также историки В.В. Мавродин и Н.А. Васецкий. Еще один известный исследователь, В.Н. Козляков, сравнивая действия первого самозванца Лжедмитрия I и Емельяна Пугачева, называет эпоху последнего «страшным повторением самозванства в русской истории».

В трактовке автора «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля, самозванец - это индивид, «принявший чужое имя или звание, утаившийся под видом иного человека, выдающий себя за кого-либо иного». Историк И.В. Побережников в принципе соглашается с такой формулировкой, но именует «присваивание себе царского звания» уже по- иному - «самозванчество».

Исследователь А.С. Логинова также применяет для описания исследуемого феномена термин «самозванчество», характеризуя его как необоснованное притязание каким-либо человеком на высочайшее имя или статус. В то же время этот же исследователь пишет, что «о самозванщине в целом, и в том числе о провинциальной, рассказывается в «Казанском сказании» первых лет царствования Михаила Федоровича». Таким образом, А.С. Логинова, не подготовив к этому читателя, использует новый для себя термин «самозванщина», непонятно что обозначающий в ее интерпретации. В статье Д.И. Антонова встречается ещё одна альтернативная словоформа - «самозванничество», которая представляется наиболее сложной и нелогичной с точки зрения русского языка.

Исследователь Ю.А. Обухова использует одновременно два понятия: самозванство и самозванничества, предлагая их развернутые трактовки. Так, по мнению данного автора, самозванство - это необоснованные притязания индивида на чужое имя и/или статус, а самозванчество - это появление у самозванца сторонников, которые признали за ним право на это имя и/или статус. В рамках данного исследования интерес представляет второе из представленных понятий.

По мнению автора, самозванчество может быть определено как присвоение чужого имени и звания по социально-политическим, националистическим, корыстным мотивам или по причине психических отклонений. В XVII-XVIII веках самозванчество превращалось в мощный стимул социального и политического протеста, фактор мобилизации масс для борьбы с правящей династией или местными властными структурами.

1.2 Политико-исторические и социокультурные предпосылки самозванчества в России второй половины XVIII века

Одним из знаковых явлений европейской жизни конца XVII - начала XIX вв. было последовательное проведение государственной политики «просвещенного абсолютизма», теоретические основы которой были заложены рационалистической философией эпохи Просвещения. Исторически сложившаяся к этому моменту идеология абсолютной монархии получила дальнейшее развитие при слиянии с теорией общественного договора Томаса Гоббса, политическими воззрениями Вольтера и идеями французских физиократов.

Итогом такой интеграции стало формирование философской идеи и концепции и политики достижения «общего блага», что наложило на государственную власть наряду с правами также и определенные обязанности. Неслучайно период «просвещенного абсолютизма» ознаменовался многочисленными структурными реформами, призванными модернизировать существующие институты феодального общества и приспособить их к назревшим потребностям развивающихся капиталистических отношений.

Хронологические границы просвещённого абсолютизма были условно установлены с 1740 по 1789 годы, а центральными фигурами эпохи стали король Пруссии Фридрих II Великий и император Священной Римской империи Иосиф II Австрийский. Политика «просвещённого абсолютизма» последовательно проводилась практически во всех странах Европы: в Швеции её представителем стал король Густав III, в Дании - Кристиан VII совместно с министром Струэнзе, в Тоскане - Леопольд I и т.д.

В России эпоха «просвещенного абсолютизма» связана с именем императрицы Екатерины II Великой. В период её правления Россия в культурном отношении окончательно вошла в плеяду величайших европейских держав, чему в значительной степени способствовала сама Екатерина II, интересовавшаяся литературой, собиравшая шедевры живописи и состоявшая в личной переписке с французскими просветителями. Реформами в духе просвещённого абсолютизма историки называют:

- деятельность Уложенных комиссий, созывавшихся для систематизации действующего законодательства;

- реформа административно-территориального деления Российской империи;

- принятие Жалованной грамоты городам, признавшей их право на самоуправление и оформившей права и привилегии «третьего сословия» - горожан;

- принятие манифеста о свободе предпринимательства;

- реформы в сфере образования.

В то же время указанные преобразования имели весьма ограниченный характер. «Золотой век» российского абсолютизма одновременно сопровождался максимальным закрепощением крестьян, крестьянскими бунтами, политическими гонениями и арестами. Именно в этом заключалось основное противоречие теории и практики «просвещенного абсолютизма»: между необходимостью трансформации сложившегося порядка вещей (сословный строй, деспотизм, крепостничество) и невозможностью ущемить дворянство - социальную силу, которая поддерживает этот порядок.

Историческими и социокультурными предпосылками самозванчества в России второй половины XVIII века являлись следующие факторы:

1) Огромная протяженность коммуникаций и малая эффективность государственного управления страной. Из-за обширных просторов государства не всегда удавалось вовремя и эффективно контролировать деятельность местных властей, не допускать произвола в отношении обывателей и нарушения имперских законов;

2) При возникновении бунта или других неприятностей скорость реакции власти была достаточно долгой и давала изрядное количество времени зачинщикам бунтов и восстаний. Не раз большая протяженность территорий в истории государства положительно влияла на исход войн при иностранных вторжениях, во время восстания Пугачева этот фактор стал одним из решающих негативных моментов;

3) Повсеместное злоупотребление местной властью в стране чиновниками разного уровня. Учитывая общественно-политическое устройство Российской Империи, и то, что абсолютное большинство населения не обладало практически никакими правами, среди чиновников распространились различного рода злоупотребления;

4) Гражданские суды в стране полностью дискредитировали себя беззаконием по отношению к низшим сословиям;

5) Помещики и дворяне распоряжались своими крестьянами, как собственностью, проигрывая их в карты, разлучая семьи при продаже, подвергая пыткам. Все это вызывало праведное негодование у народа;

6) Служащие и чиновники в большинстве своем не были заинтересованы в улучшении управления страной, а лишь пользовались данной им властью и приумножали собственные капиталы;

7) На социальном уровне увеличение бесправия привело к росту недоверия между классами и, соответственно, возникновению борьбы, напряжения между ними;

8) Элита государства была представлена духовенством, дворянством и мещанами. Эти сословия обладали не только неограниченной властью, но и практически всеми богатствами страны, нещадно эксплуатировали остальной народ. Простые крестьяне по пять дней в неделю работали на барина, отрабатывая повинность, а лишь оставшиеся два дня работали на себя. Каждые 3-5 лет в стране проявлялся массовый голод, служивший причиной гибели тысяч людей.

При сопоставлении периодов правления Петра III, Екатерины II и их сына оказывается, что на долю первого приходится лишь 1 самозванец, на долю «Российской Минервы» - 54, а Павла - 5 самозванцев. В пересчете на случаи самозванства доля екатерининского правления увеличивается до 58 «проявлений», а павловского - до 6. По мнению О.Г. Усенко, это обусловлено тем, что количественное преобладание самозванцев и «проявлений» именно в эпоху Екатерины II можно объяснить не только тем, что она долго правила, но и тем, что к ней («бабе») было негативное отношение в тех слоях общества, которые выступали хранителями традиционной, по сути патриархальной, культуры. Речь идёт о «социальных низах» и прежде всего о крестьянстве.

Принципиально важной предпосылкой самозванчества были также политические обстоятельства, сопровождавшие дворцовые перевороты XVIII века, а именно - обстоятельства прихода к власти Екатерины II и таинственная гибель всех, кто мог бы претендовать на престол вместо нее.

Так, вступивший в 1762 году на престол Пётр III осуществил ряд действий, вызвавших отрицательное отношение к нему офицерского корпуса. При этом он окончательно испортил отношения со своей женой Екатериной.

28 июня (9 июля) 1762 года, пока Пётр III находился в Ораниенбауме, Екатерина в сопровождении Алексея и Григория Орловых приехала из Петергофа в Санкт-Петербург, где ей присягнули на верность гвардейские части. Пётр III, видя безнадёжность сопротивления, на следующий день отрёкся от престола, был взят под стражу и погиб при невыясненных обстоятельствах. В своём письме однажды Екатерина указала, что перед смертью Пётр мучился геморроидальной коликой. После же смерти Екатерина приказала сделать вскрытие, дабы рассеять подозрения об отравлении. Вскрытие показало (со слов Екатерины), что желудок абсолютно чист, что исключает присутствие яда.

Вместе с тем, как пишет историк Н.И. Павленко, насильственная смерть императора неопровержимо подтверждается абсолютно надёжными источниками - письмами Орлова Екатерине и рядом других фактов. Есть и факты, указывающие на то, что она знала о готовящемся убийстве Петра III. Так, уже 4 июля, за 2 дня до смерти императора во дворце в Ропше, Екатерина отправила к нему врача Паульсена, и как пишет Павленко, «показателен факт, что Паульсен был отправлен в Ропшу не с лекарствами, а с хирургическими инструментами для вскрытия тела».

После отречения мужа Екатерина Алексеевна вступила на престол как царствующая императрица с именем Екатерины II, издав манифест, в котором основанием для смещения Петра указывались попытка изменить государственную религию и мир с Пруссией. Для обоснования собственных прав на престол (а не наследника - семилетнего Павла) Екатерина ссылалась на «желание всех Наших верноподданных явное и нелицемерное». 22 сентября (3 октября) 1762 года она была коронована в Москве. Как охарактеризовал её воцарение В.О. Ключевский, «Екатерина совершила двойной захват: отняла власть у мужа и не передала её сыну, естественному наследнику отца».

Ещё одним политическим событие, способствовавшим развитию самозванчества, было убийство 23-летнего Ивана VI - российского императора из Брауншвейгской ветви династии Романовых. Формально он царствовал первый год своей жизни при регентстве сперва Бирона, а затем собственной матери Анны Леопольдовны. Император-младенец был свергнут Елизаветой Петровной и провёл почти всю жизнь в одиночном заключении.

Пока Иван был в заточении, предпринималось много попыток освободить свергнутого императора и вновь возвести на престол. Последняя попытка обернулась для «безымянного узника» гибелью. В 1764 году, когда уже царствовала Екатерина II, подпоручик В.Я. Мирович, нёсший караульную службу в Шлиссельбургской крепости, склонил на свою сторону часть гарнизона, чтобы освободить Ивана.

Однако стражникам Ивана, капитану Власьеву и поручику Чекину, была выдана секретная инструкция умертвить арестанта, если его будут пытаться освободить (даже предъявив указ императрицы об этом), поэтому в ответ на требование Мировича о капитуляции они закололи Ивана и только потом сдались.

События Дворцового заговора и убийства императора Петра III (1762 г.) к власти пришла Екатерина II получили своеобразный отклик и в народе. По стране поползли слухи, что Петр III не убит, а остался жив и скрылся. Народная молва стала идеализировать личность императора, связывая с его именем надежды на улучшение положения крестьян.

Новую пищу для толков дало убийство в 1764 г. номинально царствовавшего 13 месяцев, а затем почти 23 года находившегося в заключении Ивана Антоновича во время неудачного заговора подпоручика В. Я. Мировича, хотевшего возвести его на престол и свергнуть Екатерину II. Слухи о том, что Петр III жив, распространялись в Центральной и Южной России, на Украине и в Оренбургской губернии. Расширение «географии» самозванства свидетельствовало о нарастании противоречий в стране.

1.3 Типология самозванцев в России второй половины XVIII века

Самозванчество во второй половине XVIII в. заметно возросло. По подсчетам О.Г. Усенко, за 1762 - 1800 годы в России объявились 60 самозванцев. Большинство из них были беглые крестьяне, солдаты, однодворцы.

Если указанный период разбить на десятилетия (первый отрезок, правда, будет куцым), то получится следующая картина: 1762-1770 гг. - 18 самозванцев, 1771-1780 гг. - 20, 1781-1790 гг. - 16, 1791-1800 гг. - 6.

С учётом того, что 3 человек «проявлялись» под разными именами, а ещё 2 чел. становились лжемонархами дважды (после саморазоблачения принимались за старое), имеет смысл распределить по десятилетиям 65 «проявлений» (случаев самозванства): в 1762-1770 гг. их было 20, в 1771- 1780 гг. - 22, в 1781-1790 гг. - 16, в 1791-1800 гг. - 7.

В 1764 г. появились первые «самозваные императоры» - Николай Колченко (на Украине, под г. Глуховом) и разорившийся армянский купец Антон Асланбеков. В последующие годы стало известно о новых самозванцах, которые заявляли о себе в различных районах Российской империи. Один из них, беглый рекрут Иван Евдокимов, объявился в Нижегородской губернии в феврале 1765 г. и назвался Петром II.

Он распускал о себе самые невероятные слухи, будто князья Д.М. Голицын, И.А. Долгорукий и граф Миних уговорили его поехать с ними на охоту, а сами тайно увезли в Италию, где он «закладен был в столб каменный на королевском дворе; в столбе было маленькое окошко», через которое он получал хлеб и воду. «Петр II» просидел в столбе 24 с половиной года. Благодаря появившейся в столбе трещине ему удалось освободиться из неволи. «Считая это действием святого духа, он тайно вышел из столба», пошел в Россию, провел в пути девять лет и в 1764 г. оказался в Керженских лесах.

Сильные волнения возникли и на Дону в 1772 г. в связи с появлением там «Петра III» - беглого крестьянина графа Р. И. Воронцова Федота Ивановича Богомолова, служившего до этого в легионной команде под именем Федота Казина.

Рост самозванства был своеобразным предвестником крупнейшей в истории России крестьянской войны под предводительством Е. И. Пугачева. Почва для появления «Петра III» - Е. И. Пугачева была вполне подготовлена. Одновременно с ним под именем Петра III выступили и другие самозванцы: капитан 3-го батальона в г. Оренбурге Николай Кретов (сентябрь 1773 г.) и дворцовый крестьянин села Кирсанова, Тамбовского уезда, И.М. Мосягин (1774 г.), но их попытки не имели успеха. Пугачев же оказался гораздо более удачливым в этом плане. Его бунтарская идеология складывалась постепенно.

К мысли назваться Петром III и от его имени поднять народное восстание он пришел не сразу. Первым шагом на пути к самозванству было заявление Пугачева еще под Бендерами в конце 60-х годов XVIII в., что он является крестником Петра I, который якобы подарил ему дорогую саблю. В 1772 г., будучи на Яике, Пугачев выяснил, что казаки готовы подняться на новое восстание. Тогда он осторожно стал внушать некоторым из них мысль, что является «императором Петром Федоровичем». Впервые Е. И. Пугачев заявил об этом на хуторе у казака Д. С. Пьянова. Изначально казаки отнеслись настороженно к словам Е. И. Пугачева, но затем решили его поддержать. Как говорил сам Пугачев на допросах, при первых встречах с казаками он показывал им «царские приметы» - белые пятна на груди, которые, по народному поверью, были признаком царского происхождения.

На вопрос казаков, откуда эти раны, Пугачев ответил: «Когда-де в Петербурге против меня возмутились», то «гвардионцы кололи штыками». При этом он прибавил, что ему удалось бежать, так как его выпустил караульный офицер, после чего он скитался по России. Когда Д.С. Пьянов спросил о царицынском самозванце Богомолове (тоже «Петре III»), то Пугачев не растерялся и убежденно заявил, что он-то и «сесть подлинно царь Петр Федорович; и хотя его в Царицыне поймали, однако ж он ушел, а вместо его замучили другова». Эти сведения широко распространялись среди крестьян и казаков. Однако ближайшие сподвижники прекрасно знали, что Пугачев не «Петр III», а донской казак, и вместе с ним совершенно сознательно использовали идею самозванства, чтобы поднять народ на борьбу с крепостным гнетом. Об этом говорили на допросе сам Пугачев и его соратники.

Природный сметливый ум помогал Е.И. Пугачеву поддерживать среди восставших мнение о том, что он «настоящий император». Как показывал Пугачев на допросе, он неоднократно, всенародно и во всеуслышание заявлял, что хочет в Петербурге увидеть «сына Павла Петровича» и наказать «жену» и ее приближенных, а также говорил «много приличного к своему возвышению». Для доказательства своей «подлинности» он использовал и пленных солдат, так как «мужики верят более солдатам, нежели казакам». Вера основной массы крепостных крестьян и казаков в «царя-батюшку Петра III» была настолько велика, что вскоре после казни Е.И. Пугачева в Москве 10 января 1775 г. по России опять поползли слухи, что погиб кто-то другой, а «император» жив и скоро снова объявится. По другой версии, Пугачев лишь действовал от имени «Петра III», будучи его «фельдмаршалом», а сам «император» жив. В 1776 г. на юге России были арестованы несколько человек, распространявших такие слухи, а также новые самозванцы, которые носили имя «Петра III».

Вплоть до конца XVIII в. появлялись самозванцы, именовавшие себя «Петром III» (М. Ханин - в 1780 г., Хрипунов - в 1786 г., и другие); в те же годы среди крестьян получила широкое распространение легенда о том, что «Петр III» принял новое имя - «Метелкин». Когда появится Метелкин, то народ «сметет», перебьет помещиков и офицеров. Впервые об этом стало известно правительству после ареста крестьянина Ярославского уезда Тихона Игнатьева и солдата Ярославского пехотного полка Андрея Краюхина, который на допросе показал: «Шесть земель подымаются и на низу есть батюшка Павла Петровича, прозывается Метелкин». Угроза появления нового крестьянского «царя» наподобие Емельяна Пугачева не давала покоя русским помещикам во время крестьянских волнений вплоть до середины XIX века.

К середине XVIII века возобновляется поток авантюристов из-за рубежа. В январе 1747 г. к русскому резиденту в Константинополе И.И. Неплюеву пришли двое: русский Федор Иванов и его служитель, александрийский грек Перк. По словам Перка, его хозяин был сыном царя Ивана Алексеевича, правившего вместе с братом, царем Петром I. В 1768 г. русское правительство получило донос от пекаря Лебедева на сына генерал- майора Опочинина, который будто бы выдает себя за сына императрицы Елизаветы Петровны и английского короля, бывшего в России тайно в свите английского посла, собирается свергнуть Екатерину II и передать власть ее сыну Павлу. Через 20 лет, в 1788 г., в Прибалтике появился еще один авантюрист, Иван-Ульрих, 49 лет, назвавшийся императором Иоанном Антоновичем.

Довольно широкую известность получила «дочь» императрицы Елизаветы Петровны «княжна Тараканова». Различные авантюристы, объявлявшие себя самозванцами, нередко, как видим, пользовались поддержкой враждебных России иностранных государств и обычно становились в таких случаях их послушным орудием в борьбе против России. Также, хорошо видно, что при Екатерине II лжемонархи появлялись практически ежегодно, причём нередко по нескольку человек за год. Это объясняется тем, что к царице было негативное отношение в среде тяглого населения, которое было хранителем традиционной - сугубо патриархальной - культуры. Екатерина вызывала раздражение не только потому, что свергла собственного мужа, но и потому, что занималась «не своим делом», ибо в массовом сознании жила мысль: управление государством - удел мужчин. Ругань в адрес «бабы» на троне стала атрибутом народной культуры задолго до 1762 года.

Обратимся к составу лжемонархов. Среди них всего 4 женщины (7%). Иностранных подданных - 7 (13%). Судя по всему, русских - 37 (69%), украинцев - 7 (13%), немцев - 4 (7%), поляки, датчане, арабы и армяне представлены по одному, национальность Изек-бея и Пакарина неизвестна (предположительно - неславяне). Очевидно, православных было 45 (83%), из них лишь один старовер и один сектант; лютеран было 7 (13%); армянскую григорианскую церковь представлял один (Асланбеков), а вероисповедание Изек-бея опять же неизвестно.

Таким образом, нельзя утверждать, что перед нами феномен сугубо русской культуры, выросший на почве исключительно православия. Нельзя говорить и о том, что монархическое самозванство питалось идеями, оппозиционными официальной церкви, и было одной из форм социального протеста под религиозными лозунгами. Тем не менее, связь данного явления с христианскими воззрениями очевидна.

Классифицируя собственно лжемонархов, О.Г. Усенко предложил следующие их типы: «авантюристы», «реформаторы», «блаженные». Под «авантюристами» он подразумевает «индивидов, которые приняли на себя новое имя или новый статус только ради личной выгоды, которые даже не прикрывали свою корысть обещаниями популярных мер и привлекательными для народа лозунгами, а также добивались своих целей путем дополнительных (по отношению к факту самозванства) нарушений правовых и моральных норм, принятых в той среде, где они вращались».

«Реформатор», - по его мнению, - это человек, который пытается сочетать личные интересы с интересами своих соратников и сторонников. К этой же группе историк относит и лиц, которые хотя и не обещали провести социальные преобразования, но оказались замешанными в движениях социального протеста «светского» характера. Остальную часть лжемонархов, по мнению О.Г. Усенко, составляют «блаженные», которые полагали, что после «проявления» их ждет «законное» место на троне или рядом с ним. Если для «авантюриста» и «реформатора» самозванство - лишь средство достижения поставленных целей, то для «блаженного» оно и есть цель, оно самодостаточно. Такой самозванец желает лишь одного - «объявить» о себе. При этом создается впечатление, что в отличие от «реформаторов» и «авантюристов» среди них преобладают люди с расстроенной психикой. Дополняя свою классификацию лжемонархов, исследователь считает возможным выделить среди них еще так называемых «народолюбцев», которые, впервые «разглашая» о себе, обращались к простолюдинам, к «народу», т.е. стремились найти сторонников среди непривилегированного и полупривилегированного населения.

Анализируя предложения О.Г. Усенко, необходимо отметить их плодотворность и познавательную значимость, с ними в целом можно согласиться, хотя определенные допущения в его рассуждениях, конечно, имеются. Например, не очень убедительно определен тип «самозванца- авантюриста». В трактовке историка он получился просто беспринципным и корыстным проходимцем, сильно напоминающим тип «самозванца- мошенника» по версии М.С. Арканниковой. Нам ближе иное понимание «авантюриста» - это «человек, который ставит перед собой цели, превышающие те средства, которыми он располагает для их достижения. Без доли авантюризма нельзя достичь успеха в политике. Просто того авантюриста, который добился успеха, мы обычно называем выдающимся политиком».

Иными словами, авантюрист - это неутомимый искатель приключений, пробивающий себе дорогу к славе и богатству путем собственной предприимчивости и риска, а не только темными делами и сомнительными средствами. В таком смысле авантюристами были вообще все те самозванцы, которые, объявляя о себе, рассчитывали на признание со стороны окружающих, но в типологии О.Г. Усенко оказались причисленными к «реформаторам» или к «блаженным». В любом случае отметим, что его классификационная модель еще не получила адекватной историографической реакции.

В первой главе работы был рассмотрен культурно исторический феномен верхнего самозванчества в России второй половины XVIII века. По результатам проведенного исследования можно сделать следующие выводы:

Анализ историографии российских самозванцев показал отсутствие взаимопонимания по вопросу, какой понятийный инструментарий наиболее эффективен для познания данного феномена нашего прошлого. Историками в качестве синонимов используются различные и семантически неравнозначные термины: «самозванчество», «самозванство», «самозванничество», «самозванщина» и другие. По мнению автора, корректными являются понятия «самозванчество» и «самозванство»,при этом первый из них относится к области индивидуальной психологии самозванцев, в то время как второй - к социальной психологии. Следовательно, исследуемое социальное явление второй половины XVIII века корректно именовать «самозванчеством».

По мнению автора, самозванчество может быть определено как присвоение чужого имени и звания по социально-политическим, националистическим, корыстным мотивам или по причине психических отклонений. В XVII-XVIII веках самозванчество превращалось в мощный стимул социального и политического протеста, фактор мобилизации масс для борьбы с правящей династией или местными властными структурами.

В рамках данного исследования были рассмотрены различные классификации российских самозванцев, разработанные российскими и зарубежными исследователями. Наиболее продуманной и цельной является типология, предложенная О.Г. Усенко, подразделяющего светских и религиозных самозванцев. Первых он делит на «вельможных (сановных)» и «монархических (царственных)» самозванцев. Причем, по мнению ученого, самозванство могло быть «именным» (предполагает заимствование чужого имени) и «статусным» (не санкционированное принятие индивидом новой для него социальной позиции без отказа от своей истинной биографии).

Рассмотрение типологий многочисленных лжемонархов привело к выводу, что различия между ними имеют ключевое значение с точки зрения психологии конкретных самозванцев. Однако во всех случаях объявления лжецарей и их «родственников» доверие или недоверие к ним обусловливались культурными доминантами традиционного общества. Даже между «успешными» монархическими самозванцами существовали серьезные расхождения по многим параметрам: количеству сподвижников, продолжительности поддержки и т.д., а главное - по полноте и специфике воплощения заявленных высочайших притязаний.

Внимательный анализ источников убедил в неоправданности тезиса, будто все российские самозванцы - это лишь простые марионетки в политической игре различных социальных кругов, откровенные мошенники и авантюристы. Безусловно, среди них были корыстные обманщики, искавшие только личную выгоду, но некоторые искренне верили в печать своего высокого предназначения, и их вера опиралась на исторически обусловленную «картину мира». Предполагается, что поведение самозванцев и их сторонников было обусловлено культурными стереотипами, формировавшимися в зависимости от установок, существовавших в традиционном обществе.

2. Личностный анализ верхнего самозванчества в России второй половины XVIII века

2.1 Общая характеристика самозванцев второй половины XVIII века