Образование и развитие Древнерусского государства в IX-X веках

Как следует из вышеизложенного, большинство отечественных историков идентифицируют знатных русов, упомянутых в договоре, с местными славянскими князьями, племена которых были подчинены Киеву еще Вещим Олегом.

Однако существует иное мнение на счет принадлежности к племенным князьям занесенного в договор «всякого княжья». В частности говорится, что: «договор 944 года заключен от имени знати полян-руси в интересах Русской земли. Князья же союзов племен, подчиненные Киеву, в заключении договора не участвовали» Королев А.С. История междукняжских отношений на Руси в 40-70 годы X в. - М., 2000. С. 36.. Поскольку данное утверждение противоречит устоявшемуся мнению о том, что словосочетание «всякое княжьё» обозначает князей славянских племен, бывших в зависимости от Киева, рассмотрим подробнее его аргументацию. Так, приводится высказывание князей, что они от «рода рускаго» и их послала «русская земля». В середине же X века под «русской землей» понимали лишь территорию Среднего Поднепровья, точнее, землю полян. Таким образом, послы считают себя представителями знати полян-руси. Это подтверждается и списком городов русов, перечисленных в договоре 944 года -- Киев, Чернигов и Переяславль. Разноэтничность имен князей, упомянутых в договоре 944 года, объясняется тем, что население Киева было неоднородным по своему этническому составу. Однако сам автор впоследствии допускает мысль о том, что не только поляне, но и другие славянские племена могли приглашать князей-находников «из-заморья». Так что данный аргумент представляется весьма спорным.

На основе сообщения Константина Багрянородного об объезде киевскими князьями славянских земель в зимний период автором упомянутой концепции делается вывод об эксплуатации славян русами (к которым автор относит только полянскую землю и Киев). В результате: «неравноправное положение славянских племен и русов является доказательством справедливости нашего предположения о том, что в заключение договора 944 года участвовала лишь знать полян-руси» Королёв А.С. История междукняжеских отношений… С. 34-36.. Отмечается, что: «Племена, уплачивая дань полянам, продолжали сохранять самоуправление. Замкнутость славянских союзов племен в рамках своей территории, является еще одним доказательством того, что договор 944 года русов с греками заключен исключительно русской знатью» Там же. 39-40.. Нельзя не отметить, что замкнутость в рамках своей территории не помешала и словенам, и кривичам, и тиверцам, участвовать в походе на Византию 944 года. Учитывая тот факт, что обычно земли поставляли войска во главе с собственным военачальником (князем), логично предположить, что именно племенные князья (военачальники) отображены в договоре, зафиксировавшем мир между Византией и Киевской Русью.

Поэтому можно говорить лишь о том, что различное этническое происхождение людей, вошедших в список договора 944 года, еще раз подтверждает достоверность рассказа летописца о приходе Олега со своими боярами в Киев с севера. Смешанный состав правящей верхушки, отраженный в договоре, формировался десятилетиями в результате как мирной ассимиляции пришлых вождей с местной знатью, так, возможно, и в ходе длительной борьбы за власть между ними.

Далее из текста договора следует, что русские вельможи управляли городами, занимались в основном военными походами, сбором дани и торговлей. Нельзя отрицать тот факт, что кроме племенных князей, часть вельмож могли быть выходцами из среды племенной знати полян. Также в договоре, скорее всего, участвовали пришлые предводители бродячих варяжских дружин, нанятых, как и печенеги.

Продолжаются дискуссии в отечественной историографии и о соответствии титулования знатных вельмож, перечисленных в договоре, их реальному статусу. Так, высказывается интересная мысль о том, что: «при условности употребления княжеского титула в IX-Х веках и смешанности населения Поднепровья большую роль играло реальное положение человека в обществе, нежели знатность его происхождения. Поэтому даже если не все вельможи договора 944 года носили этот титул, то по своему статусу они вполне могут быть приравнены к князьям. Современное нам значение княжеский титул приобрел не ранее XI века, когда монополия на княжеское достоинство на Руси была сконцентрирована в руках одного рода» Там же. С. 78.. Это утверждение выглядит недостаточно обоснованным, так как к титулам в средние века было очень взвешенное отношение, и если человек не именовался князем, он и не мог по своему статусу быть приравненным к таковому.

До сего времени среди историков не существует единой точки зрения на взаимоотношения Игоря, «великого князя русскаго», и «всякого княжья». С середины прошлого века в отечественной историографии наибольшей поддержкой у историков пользуется концепция, согласно которой с момента объединения Киева и Новгорода под властью Олега было положено начало складыванию относительно единого Древнерусского государства. Во главе данного государственного объединения стоял князь из династии Рюриковичей, правивший в Киеве, а передача власти осуществлялась по наследству. В городских центрах покоренных племенных княжений сидели подвластные киевскому князю «великие и светлые князья». С каждым годом их самостоятельность и роль все более уменьшались, а власть над Русью все более концентрировалась в руках великих князей киевских. Об этом говорит вышеизложенное сравнение договоров 911 и 944 годов относительно титулования местных князей. По прошествии времени, согласно этой концепции, все местные князья были уничтожены и заменены родственниками великого князя. В качестве доказательства последнего положения историки обычно сравнивают вводные части договора 944 года, в котором перечислено множество таких князей, и договора 971 года, заключенного от имени одного князя -- Святослава. Такой взгляд на развитие древнерусской государственности X века отображают работы многих известных историков, таких как В.Т. Пашуто, Б.А. Рыбаков, О.М. Рапов, Л.В. Черепнин, А.Н. Сахаров, А.И. Рогов, Б.Н. Флоря, А.А. Горский. Расхождения во взглядах приверженцев этой концепции лежат большей частью в области хронологии и терминологии. На настоящий момент такая точка зрения представляется наиболее обоснованной.

Однако некоторые историки видели в этом договоре свидетельство существования на Руси «феодальной системы уделов». Так, Кадлец усматривает в данном договоре (датируемым им не 944, а 945 годом) доказательство того, что Киевское княжество было разделено на уделы «между членами династии и видными военачальниками князя». Автор делал свой вывод, основываясь на перечислении русских послов в 1-й статье этого документа, где указаны послы и купцы «от рода Рускаго»: Ивор, посол Игоря, «великого князя Рускаго», и общие послы членов семейства Игоря и других князей и бояр, «послании от Игоря, великого князя Рускаго, и от всякого княжья и от всех людии Руския земля» См. Кочетков Д.А. Эволюция государственного строя Древней Руси (IX-X вв.). - М.. 2010. С. 139-140.. Однако против такой трактовки этой части договора можно возразить. Скорее договор свидетельствует об обратном: о существовании единой Русской земли, во главе которой стоит великий князь киевский Игорь. Князь осуществляет в данном случае важнейшую государственную функцию (сношение с иностранной державой) совместно с виднейшими представителями знати. Поэтому речь здесь идет скорее об объединении князей и бояр, чем о разделе земли на уделы.

В 80-90-х годах XIX века в отечественной историографии наблюдалось возрождение «федеративной теории», и даже ученые, признающие подчиненное положение местных князей по отношению к киевским, делают это с оговорками о длительном сохранении первыми значительной самостоятельности. Так, А.В. Назаренко обратился к представлениям ученых XIX веке о родовом соправительстве Рюриковичей, верно отнеся его к Х-XI столетиям, А.П. Новосельцев, указывая на самостоятельность местных князей в отношениях с Киевом, выдвинул идею о том, что Древнерусское государство до 80-х годов Х века являлось «своеобразной федерацией княжеств во главе с Киевом» Новосельцев А.П. Образование Древнерусского государства и первый его правитель // ВИ. 1991. № 2-3. С. 15.. На высокий статус князей -- «подручников» в период 911-944 годов указывает Н.И. Платонова. В.Я. Петрухин посвятил специальную статью доказательству длительного сохранения автономности черниговской княжеской династии, опиравшейся на Хазарию. О независимости князей, отображенных в договоре, от великого князя киевского говорит и Р.Г. Скрынников: «Олег и Игорь не были еще государями, а прочие военные предводители норманнов -- их подданными. Походы на Византию были совместными предприятиями викингов. После завершения войны и особенно после заключения мира с греками союзные конунги покидали Черное море и отправлялись на Каспий. К ним присоединялись отряды из Скандинавии. Киевская «династия» не имела ни средств, ни возможности контролировать действия норманнских отрядов на огромном пространстве от Дуная до Закавказья» Скрынников Р.Г. История Российская: IX-XVII вв. - М., 1997. С. 16, 26, 31, 45-48..

Также в последней четверти прошлого века появилась еще одна концепция, касающаяся взаимоотношений князей на Руси в IX-X веках. Основой для ее возникновения послужили сообщения арабских авторов, в частности Ибн Фадлана, о следующей системе управления русов: главой русов является царь, обитающий в особом замке (дворце), в постоянном окружении дружины из четырехсот человек. У этого царя есть заместитель, «который предводительствует войсками, нападает на врагов и заступает его место у подданных» Гаркави А.Я. Сказания мусульманских писателей о славянах и русских (с половины VIII века до конца X века по Р.Х.). - СПб., 1870. С. 101-102.. Сходное сообщение содержится также в труде Ибн-Русте «Дорогие ценности». Рядом исследователей эти сообщения были интерпретированы следующим образом: в роли таких парных правителей выступали Аскольд и Дир, Игорь и Олег, Игорь и Свенельд, Ольга и Святослав. По их мнению, эта система правления, так называемая диархия, была заимствована русами из Хазарии. В вышеперечисленных парах один из правителей играет роль царя, фигура которого священна. Его поведение строго регламентировано, он должен беречь свой «хрупкий священный организм», от которого зависит благополучие подданных. Второй правитель, менее ценный, чем этот «сакральный царь», является его «заместителем» и, собственно, занимается делами управления. Данная концепция нашла наиболее яркое проявление в работах таких историков, как Д.А. Мачинский, В.М. Бейлис, А.П. Толочко. Однако эта концепция опирается только на сообщения арабских авторов и не находит подтверждение в других источниках. Учитывая данное обстоятельство, а также дальнейшее развитие властных институтов Киевской Руси, эта концепция неправомерна для исторической действительности X века.

В настоящее время была выдвинута весьма радикальная концепция относительно взаимоотношений местных племенных князей и киевского великого князя. Эта концепция исходит из следующей интерпретации договора 944 года: «Из договора Руси с Византией следует, что киевский князь Игорь не являлся символом государства, каким обычно является монарх, иначе договор был бы заключен только от его имени. Участие в заключении договора всех князей -- показатель уровня развития государственности. Как правило, подобная форма международного общения встречалась на раннем этапе становления государственных отношений, когда еще достаточно примитивному образованию приходилось иметь дело с более развитым соседом. По существу, греки заключали договор не с киевским князем, а со всеми русскими князьями. Для того чтобы вести внешнюю политику, учитывающую мнение всех князей, необходимо учитывать их интересы и внутри Руси. Отсюда следует вывод о сильном влиянии этих князей внутри страны. Из того, что внешняя и внутренняя политика Киевской Руси зависит от мнения всех князей, а не только одного Игоря, а управление страной осуществляется при помощи целой системы договоров, явно следует, что князь киевский Игорь -- не монарх, а остальные князья, перечисленные в договоре -- не его подданные» Королев А.С. История междукняжеских отношений… С. 78-79, 82..

Стоит отметить такую важную особенность: киевский князь, являясь верховным правителем Руси, не имел неограниченной власти над своими подданными. В первую очередь данное обстоятельство касалось действий старшей дружины. Для «бояр» князь олицетворял собою скорее первого среди равных, чем непререкаемый, сакральный авторитет. Такое отношение нашло свое естественное отражение в ведении государственной политики. Не одно важное государственное решение не могло быть принято князем в одиночку -- требовался дружинный совет. При этом зачастую на таком совете слово князя не было решающим, и он был вынужден подчиняться мнению большинства представителей «старшей дружины». Так, выше уже отмечалось, что Игорь при решении о принятии дани от византийцев собрал дружинный совет: «Игорь же … созва дружину, и нача думати… Реша же дружина Игорева: Да аще сице глаголеть царь, то что хочем более того, не бившися имати злато и сребро, и паволоки? Егда кто весть; кто одолеть, мы ли оне ли? … Послуша их Игорь» ПВЛ. С. 23.. Немаловажно, что отказ Игоря от захвата богатства греков силой с большой степенью вероятности расценивался современниками князя негативно. Ведь: «…сам акт дарения или обмена дарами имел для древнерусского человека (как и для людей практически всех традиционных обществ) магическое значение. Передача какой-то собственности в руки другого человека предоставляла дающему личную власть и влияние на него. Гораздо «безопаснее» было захватить чужое силой» Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). - М., 2001. С. 122.. Тем не менее Игорь был вынужден согласиться с дружиной и пойти на подписание мира с греками.

Еще более показательным выглядит летописный эпизод, повествующий о гибели Игоря: «В лето 6453 (945). В се же лето рекоша дружина Игореви: Отроци Свенельжи изоделися суть оружьем и порты, а мы нази. Поиди, княже, с нами в дань, да и ты добудеши и мы. И послуша их Игорь, иде в Дерева в дань, и примышляше къ первой дани, и насиляше им и мужи его» ПВЛ. С. 26. . Далее следует хрестоматийно известный рассказ о том, как корыстолюбие погубило Игоря. Однако изначально поход в землю древлян был вызван не желанием Игоря поживиться, а требованием дружины, которая была явно недовольна тем, как снабжал ее князь. Как отмечает современный исследователь: «Мнение дружинников оказалось для князя важнее соображений справедливости и собственной безопасности. Явное нарушение сложившейся традиции беспокоило его гораздо меньше недовольства дружины» Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков… С. 114.

* Бердаа -- арабское наименование бывшей столицы средневекового государства Кавказская Албания, расположенного в междуречье Куры и Аракса на территории современного Азербайджана. В раннем средневековье жители Партава (армянское наименование Бердаа), албаны, приняли христианство, но после арабского завоевания к X веку часть населения перешла в ислам. Бердаа считался одним из самых богатых торговых городов того времени в прикаспийском регионе и находился под властью эмирата Саджидов с центром в Тебризе (Иранский Азербайджан), захваченного незадолго до того дейлемским правителем Марзубаном ибн Мухаммедом..

Исходя из заявления дружины Игоря, можно сделать вывод о том, что Свенельд обладал собственной дружиной, которая содержалась богаче великокняжеской. Далее летописец называет Свенельда воеводой. В «Повести временных лет» слово «воевода» употребляется восемь раз. Означает оно -- «специалист по вождению войска». По всей видимости, дружина являла собой основу положения не только князей, но и воевод. Сформировать собственную дружину в раннем обществе являлось вполне осуществимом делом. Что немаловажно, дружина воеводы не обязательно находилась в подчинении у князя. Дружинники воеводы могли быть независимыми от князя, а возможно, даже враждебно настроенными к дружинникам последнего. Об этом можно судить по вышеизложенному эпизоду о претензиях дружинников Игоря и их зависти воинам Свенельда.

Хорошее материальное положение дружинников Свенельда объяснялось по-разному. Самое первое объяснение заключалось в том, что воевода стал наместником в земле уличей, которую недавно подчинил власти Киева. Дань же с этой земли, как уже отмечалось выше, собирал, не Игорь, а сам Свенельд. Такое объяснение богатства Свенельда и его дружины можно найти в Новгородской первой летописи младшего извода и ряде других летописей. Против данной версии существует ряд возражений: богатство Свенельда бросилось в глаза воинам Игоря осенью, перед полюдьем, следовательно, воевода добыл его не сбором дани с уличей и древлян; к тому же даже если он и успел собрать дань с уличей, то она вряд ли могла быть существенной, так как их земля была разорена длительной войной с Киевом. Поэтому существует предположение, что Свенельд и его дружина озолотились в военном походе, а в качестве места похода выступает Бердаа*. Здесь стоит отметить, что поход русов на Бердаа в середине 40-х годов X века, упоминаемый многими восточными авторами X века (ал-Макдиси, анонимный автор «Худуд ал-алам», Ибн Мискавейх и проч.) мог быть совершен (и, скорее всего, был совершен) не Киевской, а Тьмутараканской Русью. Действительно, сложно представить, что Свенельд, только что с трудом покоривший уличей, а главное готовящийся ко второму походу на Константинополь с Игорем, отправился за сотни километров на Восток покорять Бердаа. Поэтому логичней всего выглядит следующее объяснение богатства воинов Свенельда: оно явилось следствием привилегированного положения варяжской дружины. Не следует полностью отрицать в качестве источника обогащения Свенельда и собираемую им дань. Ведь собиралась она с двух племен -- уличей и древлян: «И примучи углич и възложи на ня дань и въдасть Свенельду; и дасть же дань деревьскую Свенельду; и имаше по черне куне отъ дыма». В таком контексте легко понять возмущение славянских дружинников Игоря, заявивших: «Се далъ еси единому мужеви мъного» Новгородская первая летопись старшего и младшего из-водов… С. 110.. Последовавшая затем гибель Игоря была предопределена непомерными запросами с облагаемых данью племен древлян в стремлении угодить дружине.

Существует иной взгляд на причину гибели Игоря в рамках концепции об управлении Русью группы князей посредством княжеских съездов: «…было уже сказано о праве князей-союзников и веча избирать и смещать киевского князя. Ясно, что к середине X века положение неудачника и труса Игоря было весьма неустойчивым, и князья, наверное, подумывали о его замене <…> По существу, историю убийства Игоря можно рассматривать как историю борьбы группировок вокруг киевского стола, завершившуюся гибелью неугодного всем князя» Королев А.С. История междукняжеских отношений…С. 127.. Однако, такое развитие событий не подтверждается источниками и представляется слишком маловероятным.

Таким образом, можно говорить о том, что к середине X века Русь представляла собой относительно единое государство, в котором наблюдались процессы, направленные на централизацию власти и получившие наглядное выражение в уменьшении авторитета местных племенных князей. Во главе государства стоял великий князь киевский, который опирался на дружину. В руках князя она была средством принуждения и управления, взимания дани, защиты собственных интересов и населения страны от врагов. Дружинники, по всей видимости, составляли первоначальный аппарат управления. При этом в качестве советников князя выступала лишь верхушка дружины, из которой и сложился аппарат управления, взимания дани, судопроизводства и княжеский совет. Племенные князья находились в подчиненном положении к великому князю. Их властные полномочия сокращались, что наглядно демонстрирует изменение их титулования за период с 911 по 944 годов. В ряде княжений местные князья и вовсе были заменены ставленниками Киева.

Однако, несмотря на определенные процессы централизации, можно в целом согласиться с мнением, что гибель Игоря «свидетельствовала об устарелости к середине X века в социально-политической системе Русского государства еще сохраняющихся племенных княжений и полюдья, которые к тому же были чреваты повторением рецидивов, подобных решениям Игоря и восстанию древлян. Эта система нуждалась в преобразованиях, в завершении создания политически единого государства» Свердлов М.Б. Домонгольская Русь: Князь и княжеская власть на Руси VI - первой трети XIII в. - СПб., 2003. С. 181.. Именно поэтому гибель князя Игоря можно расценивать как знаковую. Она свидетельствовала о необходимости дальнейшей интеграции страны.

К заслугам Игоря относят и осознание прогрессивной роли христианства. Как минимум бесспорной остается его религиозная терпимость. Е.Е. Голубинский даже считает князя «внутренним», или тайным христианином.

Действительно, текст договора с греками 944 года, который дошел до нас в аутентичном виде, содержит ряд сведений о том, что христианство на Руси в то время не просто существовало, а пользовалось определенным авторитетом. Его адепты не только не подвергались притеснениям со стороны государственной власти, но и принимали активное участие в политической жизни страны. Более того, по мнению Е.Е. Голубинского, сторонники христианства имели даже большее влияние на общественные дела, нежели язычники.

Договор 944 года был заключен Игорем после двух походов на Византию в 941 и 944 годах. После убийства Аскольда греки, как отмечалось, не считали нужным придерживаться соглашений, заключенных с ним в свое время, а узурпатор Олег, обеспокоенный неопределенностью собственного положения, не имел ни времени, ни сил заставить Царьград выполнять взятые на себя обязательства. После смерти Олега Игорь вынужден был направить свое внимание на преодоление сопротивления древлян, уличей и других «племен», которые опять вышли из-под киевского протектората. Только в 941 году он смог, наконец, заняться византийскими делами. Первый поход оказался неудачным. Император Роман Лакапин, бывший адмирал византийского флота, оснастил свои корабли греческим огнем -- устройством, бросавшим горящую смесь на суда противника. Русский флот был сожжен, и киевский князь ни с чем вернулся домой.

Через три года обстановка оказалась более благоприятной для Игоря; до решающей битвы, правда, не дошло, но был заключен договор, подтвердивший основные положения соглашения 874 года. В своей основной части он почти дословно повторяет статьи прежнего договора (за исключением некоторых второстепенных деталей). Главное отличие касается преамбулы и заключительной части. Кроме сугубо конкретных обстоятельств, при которых состоялось подписание соглашения, различия заключаются в религиозном аспекте. Договор 874 года представлял Русь как христианское государство, что естественно для времени между 860 и 882 годами. Соглашение 944 года представляет народ Руси дуалистическим, двоеверным, что абсолютно точно отражает ситуацию своего времени.

Христианство Руси в тексте соглашения засвидетельствовано несколько раз. В преамбуле, в частности, читаем: «…иже помыслить от страны Рускыя раздрушити таковую любовь, и елико ихъ кресщение прияли суть, да приимуть мъсть от Бога вседържителя, осужение и на погибель, и в сии въкъ, и в будущии, а елико ихъ некрещено есть, да не имуть помощь от Бога, ни от Перуна, да не оущитятся щиты своими, и да посъчении будуть мечи своими, и от стръль, и от иного оружья своего, и да будуть раби и в сии въкъ и будущии» Ипатьевская летопись // Полное собрание русских летописей. - М., 1962. Т. 2. С. 36.. Здесь ясно выражена мысль о разделении Руси на две части -- крещеную и некрещеную. Для каждой на случай нарушения соглашения предусмотрено отдельное наказание -- или от христианского Бога, или от языческого Перуна.

В статье, посвященной бегству челядника, опять подчеркнута неодинаковая процессуальная процедура присяги для Руси-христиан и Руси-язычников. Наиболее выразительно христианство Руси фиксируется в заключительной части документа, посвященной подтверждению достигнутых соглашений: «Мы же, елико насъ крестилися есмы, кляхомся церковью святаго Ильи въ зборнъи церкви, и предълежащи честнымъ крестомъ, и харотьею сею, хранити же все, еже есть написано на неи, и не приступати от того ничто же; а оже преступить се от страны нашея, или князь, или инъ кто, или крещенъ, или некръщенъ, да не имать от Бога помощи и да будуть раби в сии въкъ и в будущии, и да заколенъ будеть своимъ оружьемъ. А некръщении Русь да полагають щиты своя и мечи свои нагы, и обручи свои, и прочая оружья, и да клънуться о всем, и яже суть написана на харотьи сеи, и хранити от Игоря и от всъхъ бояръ, и от всъхъ людии, и от страны Руськыя въ прочая лъта и всъгда. Аще ли же кто от князь и от людии Руськыхъ, или крестьянъ, и или некрещеныи переступить все, еже написано на харотьи сеи, и будеть достоинъ своимъ оружьемъ оумрети, и да будеть клятъ от Бога и от Перуна, и яко преступи свою клятъву» Ипатьевская летопись…С. 41..

Е.Е. Голубинский, комментируя приведенный отрывок, справедливо подчеркивает, что в тексте договора русь-христиане и русь-язычники выступают как две равноправные части населения. Действительно, в тексте отсутствуют какие-либо оговорки, ставящие христианскую часть населения в неравноправное положение или как-то принижающие ее права. Наоборот, привлекает внимание, что христиане во всех трех случаях названы первыми, а их Бог угрожает не только им, но и язычникам -- в отличие от Перуна, возможности которого ограничены наказанием лишь собственной паствы. Если бы речь шла об авторском тексте летописца, можно было бы объяснить эту удивительную (с позиции общепринятой концепции) инверсию идеологической платформой XI-XII веков, но перед нами аутентичный текст середины Х века. Последнее не оставляет никаких сомнений, и в нем отражено целиком реальное соотношение сил на Руси в довладимирово время.

Е.Е. Голубинский вполне обоснованно утверждает, что формальное равноправие христианства и язычества в соглашении 944 года в действительности свидетельствует о преимуществе первого перед вторым. «Если, -- пишет он, -- сторона негосподствующая поставлена целиком наравне с господствующей, то ясно и необходимо следует, что она имела над последней нравственный перевес, ибо получить равноправие, при неимении на то права, она, очевидно, могла только в случае перевеса» Голубинский Е.Е. История Русской церкви. - М., 1901. Т. 1. Ч. 1. С. 68..

Среди вопросов, оживленно обсуждаемых в научной литературе, одним из важнейших является вопрос о том, кем именно были киевские христиане времен Игоря? В дореволюционной историографии их считали норманнами, основываясь на летописной справке: «...мнози бо бъша Варязи хрестьяни», помещенную под 945 годом. Подобный взгляд, однако, является неправильным и может рассматриваться как историографический пережиток. Норманны приняли христианство позднее славян, причем в западной, католической форме. Цитированные слова, вне сомнения, являются позднейшей интерполяцией и введены автором третьей редакции «Повести временных лет» как один из элементов наивной норманистской концепции, породившей множество недоразумений в отечественной исторической науке.

Возможно, что некоторая часть шведского окружения первых Рюриковичей действительно была христианами. Но ими она стала под влиянием славянской Руси и крестилась, по-видимому, в Киеве или Константинополе. Факт введения христианства в нашей стране задолго до появления здесь скандинавских викингов и существование Русской епархии в Х веке вообще снимают эту проблему с повестки дня. Наоборот, именно варяги, возглавляемые Олегом и первыми Рюриковичами, представляли собой новую языческую волну, обусловившую временное поражение христианской церкви на Руси.

В связи с изложенным выше привлекает внимание сообщение об Ильинской церкви, которая функционировала в Киеве в 944 году. В ней присягали христиане Руси и греческие послы во время заключения русско-византийского договора.

«Повесть временных лет» называет церковь «соборной», «съборною», «сборною», «зборною» и т. п. Этот термин породил значительную литературу. Часть исследователей (Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев, Н.В. Закревский и др.) интерпретировали его в современном понимании термина «соборная», то есть храм с несколькими престолами. Существование церквей на Руси от эпохи Аскольда не вызывает сомнения: потребности обряда способствовали строительству храмов. Поэтому особый интерес вызывают прямые сообщения источников об интенсивном церковном строительстве, осуществляемом на Руси митрополитом Михаилом, поставленным в Киеве патриархом Фотием.

Сообщения о конкретных сооружениях такого рода крайне скупы и невыразительны. В «Повести временных лет» упоминается церковь св. Николая, сооруженная на Аскольдовой могиле вождем мадьярских племен Олмошем, союзником киевского кагана. Имя основателя храма является хронологическим репером: Николаевская церковь могла быть построена только после смерти Аскольда человеком, хорошо знавшим и уважавшим убитого властителя; это, к слову, дает основание считать, что христианским именем Аскольда было имя Николай. Движение мадьяр из Поднепровья за Карпаты началось в 90-е годы IX века. Следовательно, мы имеем надежные хронологические границы, в пределах которых могло быть осуществлено строительство: между 882 (год убийства Аскольда) и 890 годом, под которым в «Повести временных лет» помещено сообщение о переселении мадьяр «за горы Угорские». В 895 году мадьярские отряды во главе с Арпадом уже спустились в долину Тиссы.

Сооружение Николаевской церкви над захоронением убитого князя (кагана), возможно, представляло собой демонстративный, антиолеговский акт. Урочище, избранное для строительства, располагалось за границами города и на определенном расстоянии от его укреплений. Основателем храма был иноземный правитель, не подчиненный князю-узурпатору; вступать с ним в открытый конфликт Олегу, конечно, было не с руки.

Когда построена Ильинская церковь на Подоле, сказать трудно, но, во всяком случае, не позднее 944 года. Проблематичной остается и точная локализация сооружения и его характер. Признано, что оно предшествовало позднейшей подольской церкви с этим же именем, построенной во второй половине XVII века. Она поставлена около древней церкви, если не на ее месте.

Историкам хорошо известно сообщение «Повести временных лет» о обезлюдении Киевского Подола под 946 годом (в связи с прибытием в Киев древлянских послов): «Бъ бо тогда вода текущи возлъ горы Киевськыя, и на Пдолъ на съдяхуть людье, но на горъ» Ипатьевская летопись…С. 43-44.. Этот факт по-разному трактовался комментаторами. Часть исследователей воспринимала его буквально, как свидетельство полного отсутствия жизни на Подоле в Х веке, поэтому отрицалась возможность локализации церкви в названном районе города. Высказывались и компромиссные взгляды: не подвергая сомнению достоверность летописного повествования, не исключалась возможность поселений над Почайной. Так, Н.В. Закревский считал, что территория Подола в то время представляла собой покрытые лесом болота, малопригодные для проживания, среди которых, однако, могли стоять отдельные усадьбы, а также и церковь.

В советской науке долгое время считалось, что в цитированном тексте речь идет о сезонном явлении -- весеннем наводнении, выгнавшем жителей с насиженных мест на краткое время, поэтому соображения скептиков не принимались во внимание. Действительно, древлянские послы прибыли к Ольге весной 946 года.

Благодаря систематическим археологическим раскопкам на Подоле обнаружен мощный слой чистого песка (толщиной около 3 м), отделяющий культурные напластования IX -- начала Х века от позднейших наслоений Х-XI веков. В свете этого становится ясным, что речь идет о чем-то несравненно большем, чем весеннее наводнение, -- о катастрофе, которая продолжалась не один год, а, возможно, не одно десятилетие. Таким образом, существование какой-либо церкви в прибрежной части Подола в середине Х века действительно становится довольно сомнительным. Сложность проблемы подчеркивается наблюдениями над рельефом Киевского Подола в древнее время. Установлено, что он не был таким плоским, как в наши дни: возвышения перемежались со впадинами. Поэтому не исключено, что и в Х веке существовали отдельные участки, возвышавшиеся над затопленной низиной.

В летописи топография Ильинской церкви обозначена расплывчато: «Надъ руцьемъ, конъць Пасыньчъ бесъды». «Ручей» -- скорее всего река Глубочица, чья долина отделяет Замковую гору от Щекавицы. «Пасынча беседа» -- улица, площадь, возможно, и район города. К сожалению, это название не дожило до наших дней и не упоминается ни в одном историческом документе. Некоторые русские исследователи обращали внимание на употребленный летописцем предлог «над», делая из этого вывод, что церковь стояла на возвышении над рекой. Это неверно. В южнорусском словоупотреблении «над рекой» (как и «над прудом», «над морем» и т. п.) означало «на берегу», «непосредственно над водой» См. например: Рамм Б.Я. Папство и Русь в X-XIV веках. С. 28-29..

Таким образом, надежные основания для точной локализации Ильинской церкви, упомянутой под 944 годом, отсутствуют. Топографическое определение, содержащееся в летописи, зафиксировано не в тексте соглашения, а в статье, где рассказывается о присяге сторон. Статья не является современной Игорю и принадлежит хронисту конца Х - начала XI века (автору свода 996 или 1037 гг.). Между тем в тексте читаем: «...в церкви св. Ильи, яже єсть надъ руцьемъ ...». То есть речь идет о храме, современном летописцу времен Владимира или Ярослава и идентификация которого с одноименной церковью середины Х века представляется далеко не безусловной.

Однако где бы ни стояла Ильинская церковь времен Игоря и какой бы ни была ее судьба в последующие времена, сам факт ее существования не может вызывать сомнения. А это является надежным свидетельством наличия христианской общины в середине Х века и свободного отправления христианского культа.

§ 4. Ольга (945-964)

Игорь был убит осенью 945 года в ходе феодальной войны в Древлянской земле, спровоцированной столкновением между воеводой Свинельдом и основной частью киевской дружины. Сын и наследник убитого князя Святослав к тому времени был еще ребенком, и власть в Киеве перешла к его матери -- Ольге.

Это была решительная и деятельная женщина -- «мужского характера». С ее именем связаны некоторые важные мероприятия, оказавшие существенное влияние на дальнейшее развитие Руси. К сожалению, время ее правления тоже плохо освещено в источниках.

Многие авторы в отечественной историографии отмечают время правления в Киеве преемницы Игоря, его жены Ольги как новый этап в развитии государственности на Руси. Так Н.Ф. Котляр пишет: «Второй этап в развитии государственности на Руси, начался с наступления княжения Ольги, с решительных мер княгини по упорядочению системы и норм взимания дани, организации опорных пунктов центральной власти на местах, распространение административной и судовой систем на подвластные Киеву земли» Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность… С. 51-52..

При исследовании биографии княгини Ольги невольно возникает вопрос: а как получилось, что эта женщина после смерти своего мужа Игоря сумела добиться верховной власти в Киевском государстве?

По славянскому языческому нравственному кодексу жена после смерти мужа также должна была уйти из этого мира. Ей было просто неприлично жить, если ее муж умер. Нам могут сказать: Игорь не был славянином, а являлся варягом-скандинавом, точно так же как и его жена Ольга (об этом писал и Е.Е. Голубинский и другие историки), а потому применять к ним славянские языческие нормы неправомерно. Но если Игорь не был славянином и не должен был подчиняться славянской языческой морали, то на каком же основании он, заключая договор с греками, приносил клятву перед статуей Перуна?

Византийцам было хорошо известно, кем являются на самом деле русские правители, и обмануть их было невозможно. Поэтому славянскому языческому правилу Ольга была обязана подчиниться. Однако она после смерти Игоря не только не покончила счеты с жизнью, но, напротив, встала во главе Русской державы. Как же ей удалось обойти и даже нарушить этот важнейший языческий обычай?

Автор «Повести временных лет» пытался обосновать создавшуюся после гибели Игоря коллизию тем, что Святослав на момент смерти отца был маленьким, и Ольга была нужна в качестве регентши и воспитательницы сына. По «Повести временных лет» в 946 году Святослав был таким беспомощным ребенком, что мог перебросить копье только через голову своего коня.

В «Повести временных лет» и в целом ряде других русских летописей женитьба Игоря на Ольге четко датируется 6411 (903) годом, что предполагает рождение этой княгини еще в IX столетии. Поэтому в свете древнерусских летописных источников выглядит весьма странным наличие в 40-е годы X века у князя Игоря, которого летописцы называют «старым», и у весьма пожилой Ольги столь юного сына Святослава, каким он предстает в «Повести временных лет» под 946 годом. Удивительным и неправдоподобным кажется факт появления его на свет спустя почти 40 лет после совместной жизни Игоря и Ольги. Нелепость этой летописной версии отмечал еще С.П. Толстой.

В.Н. Татищев, опиравшийся на какой-то не дошедший до нас источник, пометил рождение Святослава 920 годом. Эта дата как будто согласуется с данными «Летописца Переяславля-Суздальского» и немецкого хрониста Титмара Мерзебургского. Значит, Святославу к моменту смерти отца было уже более 20 лет, и он совсем не нуждался в опеке матери. Ольга после смерти мужа попросту отстранила сына от верховной власти, взяв ее в свои руки.

Просматривая материалы о жизни и деятельности княгини Ольги, удивляешься многообразию различных противоречивых версий, касающихся ее персоны. Одни летописцы называют ее уроженкой Пскова (Плескова), другие -- Изборска. Одни авторы говорят, что она происходила из рода легендарного Гостомысла, другие -- что она была дочерью Олега Вещего, третьи объявляют ее обыкновенной крестьянкой, понравившейся князю Игорю. Наконец, в рукописном сборнике XV веке имеется известие, согласно которому Ольга была болгарской княжной и была привезена князем Олегом из Болгарии в качестве невесты для Игоря. В «Проложном житии Ольги» записано, что она умерла в возрасте 75 лет, а Мазуринский летописец, вобравший в себя множество легенд и преданий, отметил: «Всех же лет живота ее бяше 80, инда пишет 88 лет» Голубинский Е.Е. История русской церкви. Т. 1. Ч. 1. С. 85-87.

Родиной Ольги был север территории расселения восточных славян, по-видимому, Псков или его окрестности. Можно говорить о том, что существуют две противоположные летописные версии о происхождении Ольги. По одной, она дочь простых людей «от рода Варяжска», то есть от скандинавов, а по другой -- «правнучка Гостомысла», и князь Трувор, брат Рюрика, приходится ей свекром. Ряд ученых придерживаются версии о скандинавском происхождении Ольги. В свою очередь некоторые исследователи считают, что Ольга принадлежала к знатному кривичскому роду. Оригинальную точку зрения высказал А.С. Королев. Ольга, по его мнению, была могущественной княгиней, принадлежавшей к влиятельному роду Северо-Западной Руси. На момент смерти Игоря она была с ним в разводе и проживала не в Киеве, а в Вышегороде, правительницей которого являлась. После смерти бывшего мужа она встала во главе союза князей русской земли. Правда сам же автор отмечает, что в этом построении много предположений. Тем не менее, ясно одно: Ольга обладала значительной властью и при жизни своего супруга Игоря. Об этом можно говорить исходя из содержания договора Игоря с Византией 944 года, где упомянут особый посол «Искусеви от княгини Ольги», который занимает почетное третье место в списке лиц, участвовавших в переговорах, вслед за послами от Игоря и Святослава, оказавшись выше рангом, чем посол от племянника Игоря. Существуют предположения, что Ольга ведала государственными делами и вершила суд в отсутствие мужа, но они не находят в летописных источниках ни подтверждения, ни опровержения.

Известие о смерти Игоря Ольга встретила не в Вышегороде, а в Киеве: «Вольга же бяше в Киеве съ сыномъ своимъ съ детскомъ Святославомъ, и кормилець его Асмудъ, и воевода бе Свенельдъ, -- то же отець Мистишинъ» ПВЛ. С. 27.. Начав править в Киеве, первым государственным делом Ольги стала месть древлянскому племени. Месть, которой, по меткому определению историка, «она придала государственно-ритуальный характер». Широко известный рассказ, содержащийся в «Повести временных лет» о мести княгини Ольги древлянам очень точно характеризуют слова Б.А. Рыбакова: «этот раздел летописи настолько пронизан духом эпических сказаний, что, может быть, отражает не историческую реальность, а желательную форму былины -- назидание» Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIV вв. - М., 1993. С. 360.. Однако, несомненно, реальные события в этом рассказе также имели место. Так, говорится о длившейся год осаде древлянской столицы Искоростеня, в результате которой город был сожжен.

Нельзя не отметить важный факт: центром древлянской земли Искоростень быть отныне перестал: его место занял Овруч. Такая замена старых племенных центров новыми проводилась киевскими правителями в целях преодоления сепаратизма знати племенных княжеств и явилась новым шагом к централизации Древнерусского государства. Можно говорить о том, что в середине X века практика замена старых центров новыми была впервые применена. К концу же X века эта практика стала повсеместной. Подчинение союзов племенных княжений власти Киева и формирование на их территориях волостей, управлявшихся представителями киевской династии, автоматически влекло за собой смену стольных городов данных союзов новыми центрами, которые служили опорой власти Рюриковичей. Об этом говорит тот факт, что из 19 центров, которые играли важную роль на Руси конца X века: «…только четыре зародились в догосударственный период». При этом отмечается, что: «два из этих четырех центров (Киев и Чернигов) являлись центрами среднеднепровской «Руси» (в узком смысле этого понятия) образования, князья которого осуществляли подчинение восточнославянских догосударственных общностей. Третий (Перемышль) возник во второй половине Х века, по-видимому, по инициативе правителей Чешского государства. В четвертом (Полоцке) имело место возведение нового детинца в начале XI века вместо разрушенного Владимиром, осуществленное всего в полукилометре от прежнего (при впадении Полоты в Западную Двину). Таким образом, ни одного «чистого» случая эволюции центра племенного княжества или союза племенных княжеств в центр волости нет» Горский А.А. Политические центры восточных славян и Киевской Руси: Проблемы эволюции. // Отечественная история. 1993. № 6. С. 59.. Старые же центры либо превращались во второстепенные поселения (Волынь, Городище), либо приходили в упадок (Гнёздово), либо уничтожались (старый детинец Полоцка Ревно).

По всей видимости, создание нового центра покоренных племенных княжений, вместо старого говорит также и о том, что данная территория переходила уже под прямую власть киевских князей. Ведь вполне естественным будет предположить, что во главе нового града стояла уже не местная знать, а чиновники из Киева. В такой смене центра не было, естественно, необходимости на территории ядра Древнерусского государства -- среднеднепровской «Руси» (центры: Киев и Чернигов), знать которой играла ведущую роль в процессе «огосударствления» восточнославянских земель. В результате с уверенностью можно говорить о том, что города, ставшие столицами волостей Киевской Руси, не развивались из центров племенных княжеств и их союзов, а возникали уже как центры государст-венной власти, в результате продуманной политики Киевских князей.

В отечественной историографии до настоящего времени существуют разногласия на счет статуса Ольги во время ее правления. Еще с XIX века распространена точка зрения, что она была регентшей при малолетнем Святославе. В свою очередь есть мнение, что она занимала киевский стол как княгиня, а не как воспитательница сына.

Государственные преобразования, осуществленные Ольгой во время своего правления, позволяют судить о ней как о полновластном и к тому же дальновидном правителе, невзирая на ее официальный статус. Что характерно, для летописца «Повести временных лет» идеалом князя воина являлся Святослав, а в качестве идеального правителя, осуществляющего внутреннюю политику, была показана Ольга.

На преобразования, проведенные Ольгой, летописец указывает сразу вслед за «сказанием о мести Ольги». Он говорит, что: «В год 6454 (946) … И победиша деревляны … И възложиша на ня дань тяжьку; 2 части дани идета Киеву, а третьяя Вышегороду к Олзе; бе бо Вышегорода град Вользин. И иде Вольга по Дерьвьстей земли съ сыном своим и съ дружиною, уставляющи уставы и уроки; и суть ставновища ея и ловища. В лето 6455 (947) Иде Вольга Новугороду, и устави по Мьсте повосты и дани и по Лузе оброки и дани. И ловища ея суть по вьсеи земли и знамения и места и повосты. И сани ея стоять в Пльскове и до сего дне. И по Днепру перевесища и по Десне. И есть село ея Ольжичи и доселе» ПВЛ. С. 28-29. . Еще Н.М. Карамзин отмечал, что Ольга «учредила государственные дани; разделила землю на погосты или волости; сделала без сомнения всё нужнейшее для государственного блага по тогдашнему гражданскому состоянию России» Карамзин Н.М. История государства Российского… С. 123.. Бесспорно, данные нововведения Ольги имели важнейшее значение для развития Древнерусского государства. Установление уроков и погостов (размеров и мест сбора дани) свидетельствовало о том, что «впервые осуществилась одна из важнейших политических функций государства: право формулировать новые нормы жизни общества, издавать законы» Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков… С. 154..

Итак, если следовать сообщениям летописцев, сначала преобразования были проведены Ольгой в только что побежденной древлянской земле. На покоренную землю была наложена, по-видимому, дань большого размера и были также определены повинности в виде «уроков» и «уставов», под которыми современные ученые понимают судебные пошлины и поборы. Представляется важным и то, что летописец отмечает как распределялись средства, полученные с древлянской земли. В частности: «уже в начале XIX века было обращено внимание на то, что в нашей древности, говоря современным языком, бюджет княжеского двора отделяется от государственного бюджета. На княжеские нужды, на содержание его двора идет 1/3 доходов-даней, а 2/3 идут на государственные потребности. Ольга брала 1/3 дани с древлян на свой двор, сосредоточенный в Вышегороде, 2/3 шло на Киев» Греков Б.Д. Киевская Русь… С. 134..

Изменения касались не только размера дани, но и самого процесса его сбора. По всей видимости, при Игоре, во время полюдья в древлянской земле, дружинники останавливались в древлянских городах. Скорее всего, из соображений безопасности для предстоящего взимания дани в только что покоренной мятежной земле, Ольга устанавливает свои «становища» (места дружинных и княжеских станов), которые являются опорными пунктами княжеской власти. Развернутую характеристику функций становищ дал Б.А. Рыбаков: «Становище раз в год принимало самого князя и значительную массу его воинов, слуг, ездовых, гонцов, исчислявшуюся, вероятно многими сотнями людей. Поскольку полюдье проводилось зимой, то в становище должны были быть теплые помещения и запасы фуража и продовольствия. Фортификация становища могла быть не очень значительной, так как само полюдье представляло собой грозную военную силу. Оборонительные стены нужны были только в том случае, если в становище до какого-то срока хранилась часть собранной дани» Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества… С. 364-365..

Более многофункциональными опорными пунктами княжеской власти, были также основанные Ольгой погосты. «Погост, удаленный от Киева на 1-2 месяца пути, представлял собой микроскопический феодальный организм, внедренный княжеской властью в гущу крестьянских „весей” и „вервей”. Там должны были быть все те хозяйственные элементы, которые требовались и в становище, но следует учесть, что погост был больше оторван от княжеского центра, больше предоставлен сам себе, чем становища на пути полюдья» Там же С. 365.. Погост по своей сути представлял собой небольшой центр княжеской власти, куда стекалась дань, собранная с населения покоренной земли. Учитывая то, что погосты основывались в покоренных Киевом землях, где еще была возможна тяга к сепаратизму, весь комплекс погоста обязательно включал в себя различного рода укрепления. «Погост должен был быть некоей крепостицей, острожком со своим постоянным гарнизоном. Люди, жившие в погосте, должны были быть не только слугами, но и воинами» Там же.. В погосте как бы соединялись два элемента: княжеского домена, вынесенного в дальние края, и феодальной государственности. Данный факт можно объяснить тем, что в средневековье государственное и домениальное начала находились в постоянной взаимосвязи и зачастую тесно переплетались и на практике и в юридическом сознании населения. Значение создания погостов для последующего развития государственности было очень велико: «Погосты были как бы узлами огромной сети, накинутой князьями X-XI веков на славянские земли…при помощи них вся сеть держалась, и охватывала просторы севера, подчиняя их князю. Сила их заключалась в связи с государством в самом обширном смысле этого слова. Все погосты в целом представляли собой первичную форму живой связи столицы с отдаленными окраинами» Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества… С. 366. .

Также Ольгою были установлены границы территорий «ловищ» -- княжеских охотничьих угодий. Незыблемость территории «ловищ» строго соблюдалась, именно за то, что Люта Свенельдич охотился в охотничьих угодьях внука Ольги князя Олега, он был убит последним. Можно согласиться с мнением, что «это, пожалуй, первый в русской истории отмеченный случай столь явного проявления феодально-собственнической психологии» Князький И.О. История России в портретах её правителей. Вып. I. Правители Киевской Руси (IX-XI вв.). - Коломна. 1999. С. 66.. Можно говорить о том, что именно Ольга, очертив территорию «ловищ», явилась инициатором строительства княжеского домена, который позже был документально оформлен в «Русской Правде». Важно отметить: домениальная собственность появляется со времён Ольги как необходимый элемент для обеспечения княжеского двора. Однако это не княжеская вотчина, находящаяся у княгини в частной собственности. Существование вотчин, родовых наследственных имений, можно отчетливо проследить лишь с конца XI - начала XII века. Домен Ольги -- это лишь часть земель, на которые распространялись ее права как верховной собственницы земли и доходы с которых шли на обеспечение князя и княжеского двора, как аппарата управления страной.