Провинциальные "лжецаревичи" Смутного времени и отражение самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени

кандидата исторических наук

07.00.02 - Отечественная история

ПРОВИНЦИАЛЬНЫЕ «ЛЖЕЦАРЕВИЧИ» СМУТНОГО ВРЕМЕНИ И ОТРАЖЕНИЕ САМОЗВАНЧЕСТВА В РУССКОЙ ОБЩЕСТВЕННОЙ МЫСЛИ ПЕРВОЙ ТРЕТИ XVII ВЕКА

Логинова Алёна Сергеевна

Тюмень - 2004

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования: Анализ феномена самозванчества весьма важен для понимания сути глубинных социальных процессов, протекавших в средневековой России.

За понятием самозванчества - явления, встречающегося с тех пор, как существует человечество и не исчезнувшего по сей день, - стоит не только история массовых выступлений в форме социального протеста, но и сложный психологический феномен, присущий русской ментальности, которая в выражении данного явления несколько отличается от других. Большой интерес к этому явлению обнаружился уже в эпоху его возникновения, что подтверждается внушительным объемом публицистических произведений, написанных во время Смуты и вскоре после нее.

Изучение природы самозванчества существенно важно для постижения процесса становления общественного сознания и позволяет глубже понять его характерные особенности, поскольку выступления самозванцев способствовали осознанию народом своей роли в государстве.

Степень изученности проблемы. Историками многое сделано для изучения Смуты начала XVII века. То же можно сказать и об исследовании истории самозванцев того времени, однако применительно лишь к первым двум Лжедмитриям.

Говоря об историографии провинциального самозванчества, следует отметить, что исследователи не уделяли особого внимания этому вопросу. Тем не менее, они порой приводят фактические данные о деятельности провинциальных «лжецаревичей»; предприняты и попытки осмысления самого феномена самозванчества, ученые предлагают типологию самозванцев, анализируют механизм их действий. Имеющиеся исследования можно разделить на две группы: одни содержат конкретно-исторический материал, другие посвящены осмыслению самозванчества в общественной мысли первой трети XVII века.

Сведения о провинциальных «лжецаревичах» приведены в трудах В.Н.Татищева, М.М.Щербатова, Н.М.Карамзина, С.М.Соловьева, Н.И.Костомарова, В.О.Ключевского. Помимо Лжепетра, эти историки сообщают и о трех «астраханских царевичах», Лжедмитрии III, а также о сыне Марины Мнишек Иване Дмитриевиче.

О характере формирований вольного казачества, социальном и этническом составе «воровских шаек», к которым принадлежали все провинциальные самозванцы, можно узнать из труда Г.И.Перетятковича, посвященного истории колонизации Поволжья Перетяткович Г. Поволжье в XVII и начале XVIII века (Очерки из истории колонизации края). Одесса, 1882. С.25. .

Ценные сведения об «избрании» царевичем Петра Федоровича, действиях его войска, а также Иване Дмитриевиче, приводит С.Ф.Платонов Платонов С.Ф. Смутное время. Очерк истории внутреннего кризиса и общественной борьбы в Московском государстве XVI и XVII веков. Пб., 1923.С.92. .

Краткие, но интересные заметки относительно провинциальных самозванцев встречаются у П.Пирлинга. Ученым изложены обстоятельства деятельности Марины Мнишек и Ивана Заруцкого, стремившихся посадить на престол Ивана Дмитриевича Пирлинг П. Исторические статьи и заметки. СПб., 1913. С.67.. В специальной статье П.Пирлинг доказывает возможность сношений между Лжедмитрием III и шведским королем.

По мнению Ю.В.Готье, «лжецаревичи» были всего лишь легко управляемым орудием в глазах поддерживающих их социальных слоев. Так видный ученый раскрывает сущность провинциального самозванчества Готье Ю.В. Смутное время: Очерк истории революционных движений начала XVII века. М.,1921.С.103. .

А.А.Гераклитов, считавший отряды провинциальных царевичей обычным подбором случайных товарищей, гулящих людей, упоминает об Илейке Муромце и астраханских «лжецарях», Исследователь подчеркивает, что казаки крепко держали самозванцев в своих руках Гераклитов А.А. История Саратовского края. Саратов, 1923..

П.Г.Любомировым в качестве номинального претендента на московский престол рассматривается также Иван Дмитриевич, а также Лжедмитрий III, приверженцам которого историк присваивает «воровскую» направленность Любомиров П.Г. Очерк истории нижегородского ополчения 1611-1613 гг. М., 1939.. Выводы этого историка перекликаются с суждением С.Ф.Платонова о полной противоположности интересов земщины и казачества.

В исследовании В.Н.Бернадского, где детально описывается заключительный этап авантюры И.М.Заруцкого и Марины Мнишек, можно почерпнуть сведения о «невольном» самозванце Иване Дмитриевиче Бернадский В.Н. Конец Заруцкого // Уч. зап. Ленингр. гос.пед. ин-та им. А.И.Герцена. 1939. Т.19. С.88-128..

В очерке С.В.Бахрушина о политических толках в царствование Михаила Федоровича нашли отражение политические легенды о государях, в том числе времени Смуты Бахрушин С.В. Труды по источниковедению, историографии и истории России эпохи феодализма. М., 1987..

В монографии И.И.Смирнова наиболее последовательно рассмотрены казачьи движения «Петра Федоровича» и астраханских «царевичей». В оценке ученого провозглашение «царевичей» является отражением представлений «угнетенных масс» о хорошем правителе, в чем состоит коренное отличие провинциальных самозванцев от Лжедмитрия I и Тушинского вора Смирнов И.И. Восстание Болотникова: 1606-1607. М., 1951..

В разрезе первой Крестьянской войны в России В.И.Корецкий анализирует и движение казачьего самозванца «царевича Петра». Видным советским историком, в частности, затрагивается вопрос об отношениях этого самозванца и Лжедмитрия I Корецкий В.И. Формирование крепостного права и первая Крестьянская война в России. М.,1975.С.256. .

В документальном очерке, посвященном самозванцам XVII - XVIII вв., С.М.Троицкий задается вопросом, были ли «провинциальные лжецаревичи» политическими авантюристами, соперничавшими с Лжедмитрием II, или предводителями повстанческих формирований с антибоярской направленностью Троицкий С.М. Самозванцы в России XVII-XVIII веков // Вопросы истории. 1969. № 8. .

Единственной специальной работой о провинциальных самозванцах, появлявшихся на заключительном этапе Смуты, является статья П.В.Седова «Лжедмитрий III» Седов П.В. Лжедмитрий III // Вопросы истории Европейского Севера. Петрозаводск, 1993..

В казацком движении в поддержку «царевича Петра» А.Л.Станиславский усматривает яркую антиправительственную окраску на фоне веры в «доброго царя» Станиславский А.Л. Гражданская война в России XVII века: Казачество на переломе истории. М., 1990. С.45. .

А.Ю.Дворниченко, рассматривая уровень политогенеза, на котором стояли казачьи сообщества в начале XVII века, анализирует отношения внутри подобных сообществ и их взаимоотношения с государством Дворниченко А.Ю. Первые Романовы и демократические традиции русского народа (к истории ранних казачьих сообществ) // Дом Романовых в истории России. СПб., 1995. И.Л.Андреев разделяет классификацию самозванцев, предложенную Н.Я.Эйдельманом, выделяя «верхнее» и «нижнее» самозванчество, а также рассматривает народную, мифологизированную парадигму царского поведения Андреев И.Л. Самозванство и самозванцы на Руси // Знание - сила. 1995.№ 8. .

Р.Г.Скрынников в своих монографиях уделяет немало места Илейке Муромцу, полагая, что тот самостоятельно решил выступить в роли царевича. Как представляется историку, появление Лжедмитрия III в Пскове могло всерьез повредить земскому движению. На взгляд Р.Г. Скрынникова, с утверждением на троне законного царя резко ужесточилась политика правительства в отношении самозванцев, чем и объясняется расправа с «воренком» Иваном ДмитриевичемСкрынников Р.Г. Крушение царства. М.,1995; Он же. Святители и власти. Л., 1990. Он же. Лихолетье: Москва в XVI - XVII веках. М., 1998. .

В труде О.Г.Усенко исследуется психология социального протеста. Разделяя вывод о делении самозванцев на монархических и религиозных, О.Г.Усенко полагает, что в России порой не существовало грани между этими двумя типами, чем автор, между прочим, доказывает тезис о сакральности царской власти Усенко О.Г. Психология социального протеста в России XVII-XVIII веков. Тверь, 1995.

В научно-популярной книге Л.А.Юзефовича наряду с упоминанием мелких царевичей рассказывается о Тимофее Акундинове - последнем самозванце Смуты, которого он считает выдающимся человеком Юзефович Л.А. Самые знаменитые самозванцы. М., 1999..

И.О.Тюменцев, давая оценку Лжепетру, сообщает некоторые оригинальные данные и отмечает, что повстанцам нужен был не вождь, а «человек-символ, оправдывающий их борьбу за лучшую долю», каковым и был этот самозванец Тюменцев И.О. Смута в России в начале XVII столетия: движение Лжедмитрия II.Волгоград, 1999.. В статье о самозванцах 1606-1607 годов И.О.Тюменцев пишет о действиях Лжепетра у Казани и на Дону Тюменцев И.О. Русские самозванцы 1606-1607 годов и народная религиозность// Средневековое православие от прихода до патриархата. Волгоград, 1998. Вып.2..

В.Я.Мауль, исследуя психологическую природу народных движений XVII-XVIII веков, касается и феномена самозванчества. Исследователь видит в самозванчестве психологическую легитимацию народных движений. Историк приходит к выводу, что бунт являлся функциональным явлением в жизни русского народа, и его отсутствие грозило обществу распадом структуры Мауль В.Я. Харизма и бунт. Психологическая природа народных движений в России XVII-XVIII веков. Томск, 2003. .

Выводы выдающегося русского философа Н.А.Бердяева помогают осознать особенности русской ментальности, без чего трудно понять массовость антигосударственных выступлений и умонастроение русского человека Бердяев Н.А. Судьба России. Опыты по психологии войны и национальности. М., 1918. С.74. .

Следующая группа исследований позволяет нам оценить самозванчество через призму развития общественной мысли. Большой интерес для понимания глубинных основ осознания смуты в России в начале XVII века представляет выполненный А.И.Яковлевым анализ взглядов авторов публицистических произведений тех лет. Ученый пришел к выводу о необратимой трансформации общества из аморфного образования к организованной структуре, осознающей всеобщую ответственность за государство и каждого гражданина в отдельности Яковлев А.И. «Безумное молчание». (Причины Смуты по взглядам русских современников ее) // Сборник статей, посвященных Василию Осиповичу Ключевскому. М., 1909. С.677. .

К.В.Чистова самозванчество интересует с позиции проявления определенных качеств социальной психологии народных масс (по замечанию Б.А.Успенского, К.В.Чистова больше занимает общественная реакция на самозванца, т.е. акцент сделан именно на веру в царя). Ученый предлагает сюжетную схему действий самозванцев, точнее, их «второго типа»: т.н. царя-избавителя («первый тип» - религиозно-мессианский). К.В.Чистовым анализируются легенды об избавителях, бытовавшие в 1606-1614 гг Чистов К.В. Русские народные социально-утопические легенды. М.,1967; Он же. Русская народная утопия. СПб., 2003. .

Б.А.Успенский рассматривает самозванчество как культурно-исторический феномен, имевший в России немалую специфику, связанную с особым восприятием царской власти, как обладавший божественной природой Успенский Б.А. Царь и самозванец. Самозванчество на Руси как культурно-исторический феномен// Художественный язык средневековья. М., 1982. С.201. .

А.М. Панченко думает, что с воцарением Бориса Годунова падает незыблемый авторитет царской власти, появляется мысль о соперничестве с ее носителями, которые сами могут рассматриваться как незаконные, и, как следствие, появляются самозванцы. Ученый перечисляет многочисленных «лжецарей» (хотя и не полностью), действовавших на арене Смуты Панченко А.М. Русская культура в канун петровских реформ. Л., 1984. С.15.

Труд А.Л. Юрганова позволяет глубже вникнуть в суть отношения к царю в средневековом обществе Юрганов А.Л. Категории русской средневековой культуры. М., 1998. .

Работа канадской исследовательницы М.Свободы посвящена, в частности, восприятию феномена самозванчества Иваном Тимофеевым Свобода М. Образ царя во «Временнике» Ивана Тимофеева// Труды Отдела древнерусской литературы . СПб., 2001.Т.52..

Для более глубокого анализа сути рассматриваемых явлений использовались труды по социальной психологии, посвященные исследованию психологии масс Преступная толпа. М., 1998; Психология толп. М., 1999..

Итак, если судьбы самых известных русских самозванцев - Лжедмитрия I и Лжедмитрия II - довольно часто и подробно излагаются историками, то сюжеты о провинциальном самозванчестве как о явлении, глубоко характерном для этой эпохи, позволяющем проникнуть в ее сущность, остаются зачастую вне поля зрения ученых.

Цель исследования: Целью диссертации является комплексный анализ феномена «провинциального» самозванчества времени Смуты, что предполагает изучение и степени, и специфики отражения данного явления в памятниках общественной мысли первой трети XVII столетия.

В соответствии с целью исследования необходимо было решить следующие задачи:

- с максимальной полнотой проследить историю движений провинциальных «лжецаревичей»;

- проанализировать, почему именно в первой трети XVII века социальные настроения способствовали явлению самозванцев;

- выяснить природу и сущность явления самозванчества Смутного времени;

- исследовать причины массовости появления самозванцев, а также формы, которые принимало изучаемое явление;

- определить, как движения «лжецаревичей» отразились в общественном сознании первой трети XVII века;

Объект исследования: Объектом исследования стали социально-политические явления времени гражданской войны начала XVII столетия, общественно-политические и религиозные представления русского общества первых десятилетий «бунташного века».

Предмет исследования: Предметом исследования выступает феномен провинциального самозванчества, максимально отражающий особенности сознания народа на данном этапе развития государственности, и оценка самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века.

Хронологические рамки исследования охватывают период с 1606 до конца первой трети XVII века. Нижнюю хронологическую границу определяет время появления первого провинциального самозванца - «царевича Петра» - на фоне предельной активизации народных масс, вылившейся в крупнейшее народное восстание Смутного времени под предводительством Ивана Болотникова. Верхняя граница определяется временем появления Нового летописца, который замыкает ряд публицистических памятников, посвященных осмыслению Смуты.

Территориальные рамки диссертации охватывают всю европейскую Россию, в пределах которой бушевала Смута и появлялись «лжецари». Восточная граница проходит по течению Волги, - пути, по которому «царевич Петр» добирался до И.Болотникова, на западе деятельность самозванцев (в частности, Лжедмитрия III) протекала вплотную по рубежу страны, отделяющему Россию от Швеции и Речи Посполитой, на юге появлялись «астраханские царевичи».

Источниковую базу исследования составил широкий круг опубликованных материалов. Первая группа объединяет документальные памятники нескольких групп.

Царские грамоты проясняют некоторые моменты движений провинциальных «царевичей» Собрание государственных грамот и договоров, хранящихся в Государственной коллегии иностранных дел (далее - СГГД). М., 1819-1822. Ч.2-3; Акты, собранные в библиотеках и архивах Российской империи Археографическою экспедицией императорской Академии наук. (далее - ААЭ). СПб., 1836.Т.2; Памятники истории Смутного времени / Под ред. А.И.Яковлева. М., 1909. . Благодаря ряду таких грамот мы получаем представление о деятельности «Петра Федоровича» ААЭ. Т.2. С.169; Акты времени правления царя Василия Шуйского. М., 1914.С.239-254. . В актовых материалах есть сведения и о других «провинциальных самозванцах», к примеру, об «астраханских царевичах» Восстание И.Болотникова. Документы и материалы / Сост. А.И. Копанев, А.Г. Маньков. М., 1959. С.229..

В грамотах изложены факты биографии «Петра Федоровича» в бытность его казаком и даже ранее ААЭ. Т.2. С.173-175.. Из документов такого рода мы узнаем о деятельности Ивана Заруцкого и Марины Мнишек, пытавшихся посадить на престол сына Лжедмитрия II Ивана Акты исторические, собранные и изданные Археографическою комиссиею. СПб., 1841. Т.3..

В Записной беспошлинной книге, куда заносились документы, полученные в Печатном приказе, под 1614 годом значится грамота в Путивль по челобитью Афанасия Коровявского «на Илейку да на Петрушку в грабеже» Документы Печатного приказа (1613-1615 гг) / Сост.академик С.Б.Веселовский. М., 1994. С.321..

Следующая группа источников - отписки, сообщающие о провинциальных «лжецарях», в частности, о «царевиче Петре» СГГД.Т.2.С.594. ААЭ.Т.2.С.346; Акты времени правления царя Василия Шуйского. С.172, 180; Корецкий В.И. Актовые и летописные материалы о восстании И.И.Болотникова // Советские архивы. 1976.№5. С.57. .

О том, насколько сильной была вера в государя Дмитрия Ивановича, можно судить по челобитнымАкты подмосковных ополчений и Земского собора. 1611-1613 гг. / Сост. С.Б.Веселовский. М., 1911..

Разрядные записи сообщают о самозванце Петре ФедоровичеБелокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время (7113-7121 гг.). М., 1907.^.

Еще одним источником, рассказывающим о приходе «Петрушки» под Тулу, является родословная роспись дворян Колупаевых и Сухотиных Корецкий В.И. Новое о крестьянском закрепощении и восстании И.И.Болотникова. // Вопросы истории.1971.№5. С.83..

Вторую большую группу источников образуют нарративные памятники, которые делятся на отечественные и иностранные.

В целом к первой трети XVII века относится создание около 40 произведений публицистического характера, что показывает значимость событий Смуты для современников и ближайших потомков. В этих сочинениях налицо попытка вскрыть источник самозванчества, которое представлялось русским людям воздаянием за их грехи.

Самым ранним памятником публицистики начала XVII века следует считать краткую редакцию «Сказания о Гришке Отрепьеве». Следующее публицистическое произведение того периода - «Повесть како отомсти», которая вскоре была переработана в «Повесть како восхити»; позже на ее основе была создана «Повесть 1606 года» из состава «Иного сказания».

В начале 1611 года создана анонимная «Новая повесть о преславном Росийском царстве», автор которой видел угрозу не только в интервенции, но и в самозванчестве.

В 1613 году появляется еще один памятник публицистики Смутного времени - «Повесть о некоей брани». Весьма лаконичный по объему, он, однако, живо обрисовывает бедствия Смуты и главное из них - самозванчество. О самозванщине в целом, в том числе о провинциальном, рассказывается в «Казанском сказании» первых лет царствования Михаила Федоровича.

«Иное сказание» также повествует о «периферийном» самозванце Петрушке Горчакове, т.е. об Илейке Муромце. Некоторые неточности являются следствием использования второй редакции Хронографа.

Огромную важность для изучения проблемы отражения самозванчества в общественной мысли представляют произведения крупнейших публицистов того времени Авраамия Палицына и Ивана Тимофеева.

Краткие заметки о «царевиче» Петре встречаются в «Повести книги сея от прежних лет», а также в «Повести о победах Московского государства».

Еще одно сочинение публицистического характера, относящееся к рассматриваемому периоду, - «Словеса дней, царей и святителей московских», принадлежащая И.А.Хворостинину.

Следующий вид нарративных памятников XVII века - летописание. Одной из главных задач летописцев того времени являлось обоснование идеи божественной санкции царской власти.

Первой летописью XVII века, выразившей оценку самозванчества, является Пискаревский летописец, сообщающий довольно скудные сведения об Илейке.

Еще один источник, по которому мы можем судить об оценке самозванцев, - Новый летописец», созданный во второй половине 1620-х годов с целью утвердить в сознании народа мысль о божественном предопределении династии Романовых.

Мы встречаем оценку «лжецарей» и в Бельском летописце. О культурном значении самозванчества косвенно позволяет нам судить компилятивный Московский летописец второй четверти XVII века.

События заключительного этапа Смутного времени нашли отражение в ряде местных летописей. сведения В частности, Псковская III-я летопись сообщает о Лжедмитрии III.

Отдельной группой источников являются хронографы. В Хронографе 1617 года глава, посвященная царствованию Василия Ивановича Шуйского, рассказывает о самозванце «Петре Федоровиче».

Произведения ораторского жанра тоже дают оценку самозванчеству. Таков, к примеру, «Плач о пленении и о конечном разорении Московского государства».

Большую и разнообразную информацию о Смутном времени содержат сочинения современников-иностранцев, однако зачастую эта информация малодостоверна. В источниках, принадлежащих перу К.Буссова, Ж.Маржерета, Марины Мнишек, П.Петрея, Мархоцкого, прямо или косвенно говорится о провинциальных «царевичах».

Юхан Видекинд, описывая во второй половине XVII века события войны России со шведами в годы московской Смуты, сообщает о самозванце Петре и Лжедмитрии III.

Зачастую противоречивые сведения источников о провинциальных самозванцах не дают полного представления об их движениях, и только тщательный анализ имеющихся известий может приблизить нас к пониманию этих движений.

Методология исследования. В основе исследования лежит принцип историзма. Использование этого общеметодологического принципа дает возможность рассмотреть самозванческие движения и с точки зрения эволюции взглядов самозванцев и их приверженцев, т.е. ментальной основы движения, и с позиции развития движения в социально-политическом контексте. Применение принципа историзма позволяет выделить общее, особенное и единичное при рассмотрении феномена самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века.

Принцип историзма используется в сочетании с конкретно-историческим подходом как совокупностью историко-генетического, историко-типологического, историко-сравнительного, структурно-системного методов исследования. Историко-генетический метод позволяет выявить ментальные особенности русского общества, сыгравшие не последнюю роль в массовости движений самозванцев. Благодаря историко-типологическому методу всех «лжецаревичей» можно причислить к разряду т.н. провинциальных самозванцев, объединенных общими устремлениями и типологическими характеристиками. Сравнительный анализ позволяет выделить самозванцев в отдельные группы, к которым нельзя причислить первых двух Лжедмитриев. Метод ретроспекции делает возможным изучение феномена самозванчества на основе имеющихся историографических оценок. Еще одним основополагающим принципом можно считать принцип объективности, при котором первостепенную важность имеют не априорные подходы, исходящие из теоретических положений исследователей, а оценка фактического материала, который должен анализироваться разносторонне. Автор также использует методы смежных научных дисциплин, в частности, социальной психологии и культурологии.

Научная новизна исследования заключается в том, что

- впервые систематизированы сведения о движениях провинциальных самозванцев, сопровождавших практически весь период московской Смуты;

- выявлены причины массовости самозванцев, формы, которые принимал данный феномен, определен характер социальных настроений, способствующих появлению самозванцев именно в тот период;

- проанализированы оценки самозванчества в русской общественной мысли первой трети XVII века, что позволяет иначе, чем прежде, взглянуть на процессы, протекавшие в Смутное время в социально-политической и духовной сфере;

- показано отражение движений «лжецаревичей» в общественном сознании той поры - и в период гражданской войны, и вскоре после нее.

Практическая значимость исследования состоит в том, что ее выводы и фактические данные могут способствовать дальнейшему осмыслению истории России XVII века, выявлению причин, сути, хода, итогов Смуты и исторического значения феномена самозванчества, отражающего черты сознания и систему ценностей русского народа эпохи позднего средневековья. Положения и фактические данные, содержащиеся в работе, могут быть использованы в обобщающих трудах по истории Смуты XVII века, при подготовке и чтении курсов по истории русской общественной мысли.

Апробация результатов исследования. Содержание диссертации отражено в ряде работ. Основные ее положения были представлены на II межвузовской конференции «Россия: история и современность» (Сургут, 2000), II научной конференции молодых историков Сибири и Урала «Диалог культур и цивилизаций» (Тобольск, 2000), XX Всеросийской заочной научной конференции «Смутное время: история и современность» (Санкт-Петербург, 2000), региональной научно-практической конференции «Философия и образование» (Нижневартовск, 2000), региональной научной конференции «Десять лет высшего исторического образования в Ханты-Мансийском автономном округе» (Нижневартовск, 2003) и отражены в нескольких статьях.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Диссертация состоит из введения, двух глав, заключения и списка источников и литературы. Во введении раскрываются актуальность и научная значимость избранной темы, выясняется степень ее разработанности, определяются объект и предмет исследования, формулируются цель и задачи, обосновываются хронологические и территориальные рамки, характеризуется источниковая база диссертации.

Первая глава - «Провинциальные самозванцы Смутного времени XVII века» - делится на пять параграфов. Первый из них - «Царевич Петр» - посвящен Илейке Муромцу. Отчасти подверженные всеобщему смятению после появления первого самозванца, отчасти увидевшие в самозванческой интриге хороший способ нажиться, казаки выдвинули идею избрания царевича. Легенда о добром царе, «царе-избавителе» в то время достигла невиданной популярности, и сторонники «царевича» не взирали на возрастные или иные несоответствия.

Цель, которую преследовали казаки, являвшиеся в большинстве своем выходцами из низших слоев общества, - найти выразителя их чаяний, и человек, сам происходивший из ''черни'', как нельзя лучше подходил на эту роль. Практически все современники ''царевича Петра'' и исследователи единодушны в том, что мало кто мог поверить в истинность подобной версии. Антиправительственная направленность движения не вызывает никакого сомнения. Доказательством приверженности «царю Дмитрию» служит факт переписки Лжепетра с Лжедмитрием I. После того, как казаки узнали о смерти Лжедмитрия, движение Петра приобретает открыто разбойный характер, а впоследствии превращается в открытое восстание против нового царя Василия Шуйского. Очень важным пунктом пребывания «царевича» с конца 1606 года оказался Путивль. Движение «Петра Федоровича» становится составной частью восстания И.Болотникова. Войско «лжецаря Петра» со временем оказалось в Туле, после взятия которой правительственными силами «Петр Федорович» был казнен. Лжепетр не являлся ни амбициозным политиком, ни вождем в борьбе с существующим политическим укладом, он служил орудием и знаменем борьбы низших слоев общества с его верхушкой.

Во втором параграфе - «Астраханские царевичи» - речь идет о трех наиболее известных провинциальных самозванцах, появившихся в 1608 году после «Петра Федоровича», - так называемых «астраханских царевичах»: Иване Августе, именовавшем себя сыном царя Ивана, Осиновике, мнимом сыне царевича Ивана и Лаврентии, «сыне» Федора Ивановича. Отличительная черта этих трех самозванцев в том, что они действовали сообща в силу общности интересов их сторонников. Гибель Лжепетра никак не содействовала искоренению самозванчества, и вскоре появляются новые «провинциальные лжецаревичи». Из грамоты Лжедмитрия II мы узнаем о 12 таких царевичах. Есть упоминания еще о трех «лжецарвичах».

Практически все самозванцы того периода называли своим отцом Федора Ивановича. Среди них выделяется только Иван Август, который назвался потомком Ивана Грозного. Судя по всему, некоторое время этот самозванец обладал реальной властью в Астрахани. Иван Август, Осиновик и Лаврентий двинулись вверх по Волге, поскольку, как и их предшественник «царевич Петр», направились к «царю Дмитрию», чтобы тот пожаловал их. Добраться до Лжедмитрия II удалось не всем: еще по дороге был убит Осиновик, причем своими сподвижниками. Чаще всего поводом к убийству называют ссору («один другого вором и самозванцем обличал»). Другая причина - озлобление казаков по поводу неудачи при штурме Саратова, почему они тут же убивают Осиновика, а Ивана Августа ведут к Лжедмитрию. Обе причины проявляют отличительные черты многочисленных казачьих движений, возглавляемых «провинциальными самозванцами». «Астраханские царевичи» все же достигли Тушина. Лжедмитрий II радушно принял гостей, после чего приказал их казнить.

Речь в данном случае идет о казачьих ставленниках, чья деятельность практически идентична судьбе «царевича Петра». События развиваются в той же последовательности: сначала отряды волжских казаков пополняются сбежавшими холопами, которые впоследствии становятся полноправными членами казачьих сообществ, и вместе выбираются «царевичи». Их присутствие в отрядах казаков, деятельность которых со временем принимает откровенно разбойный характер, значительно облегчает передвижение по стране в то неспокойное время. Кроме того, упрощается задача расправы с «обидчиками» - боярами и дворянами.

Третий параграф - «Лжедмитрий III» - посвящается самозванцу, выступление которого отстоит от предыдущих самозванческих движений на несколько лет. Лжедмитрий III (``Псковский вор'') появляется впервые в начале 1611 года в Новгороде, где находит немногочисленных сторонников. Неудача побуждает его двинуться в Ивангород, куда он прибыл 23 марта 1611 г. Личностью Лжедмитрия тут же заинтересовались шведы. Карл IX даже предложил ему объединиться, оговорив свои территориальные притязания. В Ивангороде с радостью признали ''царевича'' - в то время не было более подходящей альтернативы иноземным претендентам на русский престол. 4 декабря 1611 года '' вор '' воцарился во Пскове из-за очевидной угрозы со стороны шведов. Претендуя на московский престол, Матюшка почти все время провел в северо-западной части страны. Его дипломатические усилия не увенчались успехом просто потому, что он не знал, как предстать перед иностранным посольством, имевшим дело с прежним Дмитрием. Не сумел «вор» доказать свою истинность и соотечественникам. После него казаки уже долго не выдвигали своих претендентов, смирившись с утопичностью подобного начинания.

В четвертом параграфе - «Иван Дмитриевич» - говорится о «невольном самозванце» - сыне Лжедмитрия II и Марины Мнишек.

В неудавшейся попытке возведения на трон «законного наследника истинного царя» Ивана Дмитриевича следует отвести главное место Ивану Заруцкому как ее зачинщику. Всерьез веря в успех своей затеи, боярин тушинского пожалования надеялся сам вершить судьбы русского народа за спиной посаженного им «царевича». В этом ему помогла не менее амбициозная «русская царица» Марина Мнишек, которая всячески старалась убедить мятежного атамана прибегнуть к содействию польского короля. Однако Заруцкий, понимая «расстановку акцентов» в случае принятия помощи Сигизмунда III, со временем более склонялся к сотрудничеству с Персией. Из-за неторопливых действий иранского шаха и его послов значение этой попытки можно признать ничтожным.

Круг сподвижников самозванца в данном случае сомкнулся максимально. Заруцкий располагал незначительным (по сравнению с предшествующими случаями) количеством почти исключительно казаков, помнивших, как вольготно им жилось при Лжедмитрии, и поверивших, что на этот раз качество их жизни улучшится надолго и значительно. Конечно, в очередной раз возымела значение всенародная сила веры в «доброго царя», но уже в весьма редуцированном виде. Не помогало ей и поведение покровителя будущего «царя» Ивана Заруцкого, поскольку действия его, как и прежде в случаях с провинциальными самозванцами, довольно явственно обнаруживали откровенно разбойничьи черты. Однако одно обстоятельство разительно отличало Ивана Дмитриевича от других провинциальных самозванцев: он оказался самозванцем «поневоле», символом, а не жаждущим власти авантюристом, за него эту роль выполняли стоявшие за ним его мать и Заруцкий, действовавшие от его имени.

Против этого самозванца поборники русской государственности уже могли не разворачивать широкой антиагитационной кампании. Грамоты от предводителей Второго ополчения, патриарха и нового правительства распространялись повсеместно, и народ уже сам понимал всю опасность воцарения «казацкого царя», даже часть казачества склонялась на сторону Михаила Федоровича еще до его избрания на трон. В грамотах, призывавших противиться власти «Воренка», все же не назывался какой-либо конкретный кандидат: слишком зыбкой была еще сплоченность русского общества. Однако набиравшая обороты русская государственность постепенно побеждала оппозиционные настроения, и центробежные тенденции уступили место центростремительным. Страна устала от многочисленных «царей» и «царевичей», промелькнувших перед ее глазами за столь короткий период в немалом количестве и на время оставила поиски «праведного мужицкого» царя. Страна устала от многочисленных «царей» и «царевичей», промелькнувших перед ее глазами за столь короткий период в немалом количестве, и на время оставила поиски «праведного мужицкого» царя.

Пятый параграф - «Отголоски самозванчества в первые десятилетия после Смуты» -отражает появление самозванцев после Смуты. Ни одно явление, а тем более такое масштабное, не исчезает сразу и навсегда. Самозванчество - прежде всего социальный феномен, позволяющий претенденту и его сочувствующим поверить в то, что они способны изменить реальность, улучшив ее, и сила убежденности в этом прямо пропорциональна тяжести и сложности происходящего: чем тяжелее становилось нести жизненную ношу, тем более нелепые и нереальные претенденты на престол появлялись на исторической сцене, тем более жестоко каралось «непригожее слово» против государя.

О некоторых из них известно по собранным Н.Я.Новомбергским материалам судебных процессов, получивших название «Слово и дело государевы». По уголовным делам можно сделать вывод, что за малейшую причастность к посягательству на царское имя, часто сводившейся просто к пьяным разговорам, грозила жестокая расправа. Но удивляет другое: почему происходило подобное, зачем нужно было называть себя или близкого человека «царским семенем»? Этот вопрос требует серьезного рассмотрения, поскольку слишком сакральной была царская власть для русского человека и чрезвычайно греховна попытка посягательства на нее. Так русский человек бунтовал, руша все ставшие привычными правила, восставая против жестокой реальности, и это желание все изменить оказалось неистребимым даже во внешне благополучный период. Государство же очень боялось новых вспышек самозванщины, всеми средствами пытаясь ее предотвратить, зная о том, как податлив народ на подобные затеи и как плачевны последствия, а тем более для такой патриархальной страны, как Россия.

Здесь скорее обращает на себя внимание не факт самозванчества, которого, по сути, не было, а отношение к подобным заявлениям, поскольку дело произошло «пьючи на кабаке», и «царев сын» ничего не помнил на следующий день. Тем не менее провинившегося ожидали «расспросные и пыточные речи». Власти не стеснялись в выборе средств, пытаясь вылечиться от этой серьезной болезни - самозванчества, однако, похоже, что она оказалась неизлечимой, поскольку была неистребима вера в «доброго царя» и светлую будущность под его покровительством.

По своему уникален случай, когда в 1609 году появляется самозванный сын И.Ф.Басманова. Позже объявлялись и потомки Василия Шуйского, несмотря на то, что этот царь не был так популярен, как «царевич Дмитрий». Живучесть феномена самозванчества проявляется в том, что даже сын Лжедмитрия II и Марины Мнишек Иван Дмитриевич воскресал несколько раз. Ни в одном из рассмотренных случаев заявления самозванцев не нашли отклика, и поэтому данные эпизоды можно назвать лишь отголосками самозванчества, объясняющимися личными амбициями одного-двух человек.

Вторая глава - «Отражение самозванчества в общественной мысли первой трети XVII века» - делится на три параграфа.

В первом параграфе - «Отображение самозванчества в документальных источниках первых десятилетий XVII века» - рассматривается отношение к самозванчеству в актовых материалах. Грамоты, являясь публицистическими сочинениями, отражали все идеологические установки современников.

Основной категорией средневековой диалектики являлся Божий промысел, им и объяснялись все беды и несчастья Смуты.

В Смуту оказавшаяся хрупкой государственная структура начинала неумолимо рушиться под воздействием центробежных тенденций, к которым нельзя не причислить самозванчество, и была необходима сила, которая сумела бы возложить на себя задачу по ее воскрешению. Такой силой стал народ, сумевший противостоять напастям Смуты, объединившись в ополчения. Отчаянно сопротивлялось общество и «нашествию» самозванцев, и в этом направляющую роль играла общественная мысль, сплачивавшая народ. Грамоты не содержат теоретических положений о причинах бедствий Смуты, но лейтмотив средневековых суждений - провиденциальный взгляд (согласно которому появление самозванцев - наказание народа за его прегрешения) - налицо во всех памятниках общественной мысли.

К концу Смутного времени народ, наконец, усвоил горькие уроки «лихолетья», занял самостоятельную позицию, и его уже было гораздо сложнее привести к присяге какому-либо самозванцу, «эпидемия» самозванчества стихла, но не исчезла полностью. Недаром в источниках о самозванчестве встречается термин «болезнь» - сознание русских людей в Смуту переживало сложный период, необходимо было пересмотреть свое отношение буквально ко всем явлениям, казавшимся ранее незыблемыми. Таким явлением была и власть, неразрывно соединенная с самозванцами как людьми, посягавшими (хотя зачастую и номинально) на нее. Столкнувшись с первыми самозванцами, народ не смог им противостоять, не сразу обнаружив обман. Позже люди «заразились» выбором истинного царя, а к 1611 году это стремление, казалось, перестало быть навязчивой идеей.

В Смутное время грамоты, как и в целом все памятники общественно-политической мысли, стали расцениваться как действенный метод в формировании нового типа мышления, где центральное место отводилось идее ответственности каждого за происходящее, иначе говоря, начинался процесс формирования именно гражданского сознания. Роль общества быстрыми темпами возрастала, поборники крепкой государственности быстро уяснили себе, что общественное сознание - фактор огромной значимости в деле ее формирования.

Во втором параграфе - «Публицисты первой четверти XVII века о первых русских самозванцах» - разбираются нарративные памятники публицистического характера. В «Сказании о Гришке Отрепьеве» (краткой редакции), «Новой повести о преславном Росийском царстве», «Плаче о пленении и конечном разорении Московского государства», «Повести о некоей брани», во второй редакции Хронографа, «Казанском сказании», «Ином сказании», «Летописной книге» ощутимы признаки громадного авторитета истинного, «природного» государя.

Избавление от самозванца, позволившее спасти Московское государство, авторы трактуют как проявление Божией милости. Это типично для средневековой идеологии, где в центре стоял Бог как создатель и вершитель всего сущего на земле, и поступки, противные Божьей воле (под этим подразумевалась изменение существующей иерархии) являлись наитягчайшим грехом. «Всевидящее око Христос», увидев, как неправедно занял царский трон Борис Годунов, отомстил ему, «наслав» на него «врага и законопреступника» Григория Отрепьева. Однако за бунт против Бога как «святоубийцы» Бориса Годунова, так и «злохитренного» Отрепьева пришлось расплачиваться всему русскому народу. Поэтому авторы и призывают всех не совершать подобных грехов.

Для глубоко религиозного русского человека «праведность» (применительно к монарху) имела первостепенную важность. Отсутствие на троне «праведного» царя представлялась современникам одной из причин бедственного положения Русского государства. Представители официальной идеологии Авраамий Палицын, Иван Тимофеев, а также И.А. Хворостинин не приемлют не только анархию, начавшуюся в результате появления самозванцев, но прежде всего нарушение политических устоев. Их главная идея сводится к тому, что каждому отводится надлежащее место, и он не имеет права перечить воле Господа. Что касается собственно самозванчества, - то в связи с поиском причин его появления высказывается идея о метафизичности греха, ставшего в глазах современников одной из главных причин смуты. Возведение греха в ранг социальной причины привело к осознанию всеобщей ответственности. Очевидно, эту цель и преследовали публицисты. Следует констатировать, что в некоторой степени им удалось ее достичь.

Публицистические сочинения носят характер поучений. Авторы стараются проанализировать ход Смуты и выработать ее концепцию, часто причину появления самозванцев они видят в неправильном поведении народа, который обвиняется в пассивности и индифферентности, что влечет за собой и такую беду, как самозванчество.

Третий параграф -«Самозванческое движение времени Смуты в летописании 1610-1620-х гг.» Одна из главных задач летописания того времени - провести идею божественной санкции царской власти. Именно в годы «лихолетья» вслед за прекращением династии Рюриковичей появляются т.н. «ложные цари». Борис Годунов и Василий Шуйский нарушили традиционный порядок престолонаследия. Среди народа появляется прочно укоренившаяся впоследствии легенда о «царях-избавителях».

Первым летописным сводом XVII века, выразившим оценку самозванчества, служит ПЛ. Его автор выражает традиционную точку зрения, говоря о появлении лжецарей как о всенародном бедствии, наступившем «…за грехи наши всех православных християн…». Но не только за свои грехи, но и за «попустительство» таковым народ испытывает на себе божью кару.

Еще один источник, по которому мы можем судить об оценке самозванцев, - НЛ, созданный во второй половине 1620-х годов с целью утвердить в сознании народа мысль о божественном предопределении династии Романовых. Это произведение официального характера также было призвано дать оценку событий Смутного времени. Закономерно, что кроме общих фраз о пагубности самозванчества для страны и двух-трех фактов сопровождающих их событий, мы не находим никакой существенной информации о мелких самозванцах. А вот если речь шла о реальной угрозе престолу, тогда источники содержат довольно большой объем сведений о покусившемся.

Автор БЛ, мысля категориями средневекового сознания, считал неразумным покоряться самозванцу, восставать против установившегося веками общественного порядка. Акт признания «ложного царя», неспособного выдержать подобную ответственность, летописец объясняет происками дьявола По БЛ получается, что самозванец является главным предводителем, а следовательно, главным виновником такого противоправного акта как антиправительственный мятеж.

Написавший Московский летописец автор, безусловно, придерживался провиденционалистского толкования событий Смуты. Он вменяет в вину народу, что после смерти Федора Ивановича люди, не выслушав мнения царицы Ирины (инокини Александры), нарекли царем Бориса Годунова, «и от того времени благодать божия и мира нача отступати». Но самое большое возмездие - «прелестник», назвавший себя сыном Ивана Васильевича - Лжедмитрий III. Негативное отношение к самозванцу рождает и размышление о времени его появления. Псковская и Новгородская земли были опустошены иностранными захватчиками. Мрачные умонастроения привели часть населения северских городов под знамена самозванца в очередной раз. Не обошлось и без тех, кто хотел заполучить немыслимые блага, обещанные самозванцем, но все же многие выбрали его в качестве безотрадной альтернативы еще более ужасающему господству иноземцев, тем более, что захвату Пскова предшествовала долговременная его осада «законным царским наследником».

Священный ореол принадлежности к царской династии понемногу меркнет, неубедительными становятся и призывы внезапно появившегося «царского наследника» - таковы свидетельства того, что поступки людей становятся более осмысленными, мысли - более взвешенными. Налицо процесс некоторой трансформации мировоззрения, фундаментом которого были длительные политические и социальные катаклизмы в стране. Тем не менее, центробежные тенденции наряду с наивным монархизмом и ожиданием всемилостивого «царя-батюшки» оказались неистребимыми и на протяжении всей Смуты возникали с завидной регулярностью.

Около 1644 года был завершен труд над «Карамзинским хронографом». Этот памятник имеет «региональный характер» (в то время как, к примеру, НЛ -общерусский), и в силу этого содержит гораздо больше ценных сведений о провинциальных самозванцах. Он сохранил довольно подробные известия о деятельности «царевича Петра» и даже об одном из «астраханских царевичей», действовавших непродолжительный период. Как и другие летописные источники, особенно в то время, этот труд содержит заимствования из других памятников, в том числе и разрядов.

Проанализировав летописные известия, можно увидеть, что выводы об отношении к самозванчеству совпадают со сделанными на основе анализа актовых и других публицистических памятников. Часто запутанные разновременные известия, что в целом характерно для поздних летописных сочинений, все же доносят основную идею, заключающуюся в Божественном промысле в выборе царя. Однако нравоучительные ноты в летописных памятниках звучат несравненно реже, чем, к примеру, в публицистике. Это, безусловно, определяется жанром, предназначенном для освещения событий в хронологическом порядке, но имеет значение и время их написания. Написанные «по горячим следам» публицистические произведения более выразительны, в них слышится больше осуждения, создание же летописей зачастую отстоит от событий Смуты на значительное время, поэтому и повествование ведется более сдержанно.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключении диссертации подводятся итоги исследования, формулируются основные выводы.

Практика выборных монархов вызвала настоящую революцию взглядов русского человека. Появление «неправедных» с точки зрения народа правителей породило мысль о соперничестве с властью. Подобная установка оказалась благодатной почвой для взращивания устойчивого мифа о настоящем царе, плодами которого стало многократное появление самозванцев. Многочисленность самозванцев позволяет даже выделить отдельные категории, одна из которых - мелкие, «провинциальные лжецаревичи». Такие самозванцы чаще всего называли себя именами погибших коронованных особ или потомками людей, правивших весьма недолго.

Проанализировав действия, сопровождавшие появление «провинциальных» самозванцев, можно прийти к выводу, что последние имели ярко выраженную особенность. Выполняя функцию «символа», такие самозванцы не имели притязаний на московский трон. По большому счету, провинциальные самозванцы оказались для казачества средством борьбы с властью в интересах государства было не только истребление самозванцев, но также и устранение предпосылок их появления.

Средневековая Россия в отношении ценностей ориентировалась на традиционность, потому стремилась избежать крутых перемен. Переход на новый этап в плане общественных отношений проходил очень трудно, и общество изо всех сил стремилось сохранить традиционные ценности. В сознании народа «царь-батюшка» всегда был гарантом от любых потрясений, царская власть - справедливой и надежной защитой. Гибель династии повлекла за собой неизбежные изменения, с которыми трудно было смириться. Народные движения под знаменами «царевича» означали также и протест против новой власти, которая воспринималась как некая зыбкая и нестабильная категория. Безусловно, причиной подобных волнений было и ухудшающееся положение низов общества, и спасение от этого многие видели в бегстве от нее.