Об основании Казани и о казанских татарах по данным "Казанского летописца"

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Об основании Казани и о казанских татарах по данным «Казанского летописца»

Одним из коренных народов России являются казанские татары. Однако вопрос об их этноисторических корнях до сих пор остаётся не совсем ясным. Не находит внятного объяснения и отсутствие у этого народа исторического самоназвания. Кроме того, вызывает сомнения и предложенная казанскими историками дата основания города Казани. Всё это, в определённой степени, может объясняться тем, что современные исследователи этих вопросов имеют в своём распоряжении лишь краткие, отрывочные данные различных исторических источников, народные предания, а также данные археологических исследований, которые допускает определённую неоднозначность интерпретации их принадлежности и датировки. Правда, в русских летописях есть источник, в котором приводятся довольно подробные данные об основании Казани и кратко описана соответствующая этноисторическая ситуация применительно к этому региону. Этим источником является «История о Казанском царстве» или «Казанский летописец», который включён в состав Полного собрания русских летописей (ПСРЛ, том XIX). Но по мнению современных историков этот источник содержит ряд не очень достоверных данных и явных ошибок. И по этой причине в рамках современной исторической концепции данные этого источника не находят должного отражения. Однако здесь необходимо отметить, что не только этот, но и многие другие используемые исторические письменные источники содержат не всегда достоверные факты, прямые ошибки и описки. И одной из задач историков является выявление и устранение таких недостатков исторических источников. При этом непонимание современными исследователями отдельных событий или обстоятельств, приводимых в том или ином источнике, не является основанием для признания его недостоверным. Всё это касается и «Казанского летописца». Тем более, что изначально это был не летописный документ, а обычное сочинение на историческую тему. Оно было растиражировано в большом количестве рукописных списков и поэтому, естественно, там могли появиться явные описки, ошибки и даже позднейшие вставки. Тщательный критический анализ содержания этого источника позволяет выявить, объяснить и, при необходимости, обоснованно исключить из рассмотрения его сомнительные фрагменты, а также прямые описки или ошибки. И после этого он вполне может быть использован как достоверный исторический документ.

Об этом же в своё время писал и российский историк Кунцевич Г. З.: «... я думаю, что И с т о р и я («История о Казанском царстве» -Ю. Д.) может служить историческим источником. Это впрочем ясно видно и без моих слов из факта: И с т о р и е й пользовались и пользуются, как историческим памятником. История единственный источник русский, который даёт цельный очерк казанской истории, от возникновения Казани до полного подчинения русским. И с т о р и я заключает в себе ряд сведений, которых нет в других источниках. Особенно ценны те, которые сообщаются на основании татарских источников. И с т о р и я пользуется часто устными источниками, передаёт слухи, толки, и при том не только русские, но и татарские. Едва ли историк пройдёт без внимания их. Правда, автор И с т о р и и о многом говорит по памяти, часто, как сказано, на основании устных источников, естественно, не всегда достаточно точных в подробностях, иногда также автор украшает свою речь, конечно, на современный ему лад, но, всё-таки, при критическом рассмотрении многие неточности И с т о р и и не введут в фактическую ошибку строгого историка, и дадут жизнь сухим известиям официальных источников». [1, с. 571-572].

По своему содержанию и форме этот источник несколько выделяется среди других русских летописей. Написан он был не профессиональным летописцем, а обычным, грамотным русским человеком, который провёл в казанском плену 20 лет, где он принял ислам. Там он был допущен во дворец верховного правителя и имел возможность общаться как с самим правителем, так и с его приближёнными. Из этого общения он узнал многое, что касалось истории Казанской земли. Кроме того он, судя по его словам, был знаком и с русскими и с казанскими летописями, а также с народными преданиями того и другого народа. Основываясь на этой информации он и написал своё сочинение. И в этой связи есть основание полагать, что определённая часть информации, содержащаяся в этом источнике, может быть вполне эксклюзивной и не находящей отражения в других русских летописях.

В рассматриваемом источнике, в частности, кратко описывается этноисторическая ситуация в районе Среднего Поволжья и приводится история основания Казани с упоминанием ряда сопутствующих исторических событий периода средневековья. Рассказ об этом начинается с описания территории, которая по преданиям в доордынский период называлась «руской землёй». Там отмечается следующее: «Бысть убо отъ начала Руския земли, якоже поведаютъ Русь и варвари, все то Руская земля была едина, идеже ныне стоить градъ Казань, продолжаю-щеся въ длину съ единого Нова града Нижнево на востокъ, по обою странамъ великия реки

Волги внизъ и до Болгарскихъ рубежовъ и до Камы реки, въ ширину на полунощие и до Вяцкие, речь, земли и до Пермъские, на полу-дние до Половецкихъ пределъ, - все то держава и область Киевская и Владимерская, по техъ же ныне Московская. Живяху же за Камою рекою, въ части земля своея, Болгарские князи и варвари, владеющи поганымъ языкомъ Чере-мискимъ, незнающе Бога, никоего же закона имущи; обои же бяху служаще и дани дающе Рускому царству до Батыя царя». [2, с. 2-3].

Как видно, эта информация базировалась на народных преданиях как русов, так и казанцев («якоже поведаютъ Русь и варвари»). Здесь к «руской земле» предания этих двух народов относили и этнотерритории, расположенные к востоку от Нижнего Новгорода вдоль бассейна Волги «до болгарских рубежов и до Камы реки». Далее, в этом же смысле указываются этнотерритории к северу от Нижней Камы до Вятского и Пермкого регионов, а к югу - до половецких пределов. Из этого сообщения достаточно ясно видно, что «руской землёй» в преданиях указанных народов назывались и этнотерритории, племена которых, согласно «Повести временных лет», выплачивали дань русам, но не входили в состав их этнотерри-тории. Вот эти племена: «а се суть инии языци иже дань дают Руси: Чюдь, Меря, Весь, Мурома, Черемись, Моръдва, Пермь, Печора». [3, с.11]. Они то как раз и обитали на территориях восточнее Нижнего Новгорода. Поэтому понятие «руская земля» здесь следует понимать не только как территотию обитания собственно русов, но и как ряд иноплемённых этнотерри-торий, куда русы регулярно ходили за сбором дани. Это были территории лишь подвластные русам. А вот земли южнее нижнего течения Камы, где жили булгары и угрофинноязычные племена, к понятию «руская земля» предания уже не относили. Xотя и отмечается, что и те и другие в доордынский период и служили и выплачивали дань «рускому царству». При этом «руское царство» понятие здесь достаточно условное - в описываемый период на русской этнотерритории не было ни царей, ни царств. И ещё здесь обращает на себя внимание сообщение о том, что вместе с булгарами на этой же территории в то время обитал и угро-финноязычный народ - «варвари, владеющи поганымъ языкомъ Черемискимъ». Судя по всему, это были древние чуваши, которые потом мигрировали к западу от Средней Волги [4,с. 400-407].

Пределы Булгарии в летописце определяются так: «То бо бе преже земля Болгарецъ малыхъ за Камою, промежъ великия реки Волги и Белыя Волжки, до Великия Орды Нагаиския». [2, с.12] Как видно, с запада на восток Булгария простиралась от левого берега Средней Волги и до реки Белой, которая в Московии называлась Белые Воложки. С севера она ограничивалась левобережьем Нижней Камы, а её южные границы доходили до ногайских пределов. Здесь следует подчеркнуть, что земля булгар была «за Камою», то есть к югу от Нижней Камы и к территории севернее этого рубежа булгары не имели никакого отношения.

Далее в летописце сообщается: «По смерти же злочестиваго паря Батыя - убиту бо ему бывшу отъ Угорскаго царя Владислава у столного его у Бундина - и воста инъ царь на царство, Саинъ имянемъ, первыи по Батые царьство его пріимъ. Наши же державніи опло-шишася, и позакоснеша къ нему итти во орду и умиритися съ нимъ; и подняся царь Саинъ Ардинскии итьти на Рускую землю съ темными силами своими, поиде и тои, яко же и Батыи царь, до конца попленити ю за презрение къ нему державныхъ Рускихъ. Державнии же Рустии наши идоша въ Болгоры къ царю и ту встретиша его, и утолиша его великими многими дарми. И отстави царь Саинъ пленити Руския земля, и восхоте близъ ея на кочевище своемъ, где въспятися на Русь ити, поставити градъ, на славу имени своему и на приездъ и на опочевание посломъ его, по дань ходящимъ на Русь на всякое лето и на земскую управу людскую» [2, с. 10].

Здесь, прежде всего, обращает на себя внимание начальный фрагмент этого сообщения о смерти Батыя «бывшу отъ Угорскаго царя Владислава у столного его у Бундина». Информация эта недостоверна. Достаточно хорошо видно, что она заимствована из «Повести об убиении Батыя». По мнению современных историков эта «повесть» была не историческим, а сугубо политическим сочинением середины XV века и в качестве исторического источника рассматриваться не может из-за явной тенденциозности и недостоверности содержащихся в ней сведений. По данным других исторических источников обстоятельства смерти Батыя были иными, о чём будет сказано ниже.

Далее, обращает на себя внимание и имя приемника Батыя. В летописце достаточно определённо указывается, что его звали Саин -«и воста инъ царь на царство, Саинъ имянемъ, первыи по Батые царьство его пріимъ». Однако согласно другим, достаточно многочисленным источникам, приемника Батыя звали Берке. Так например, персидский юрист и историк Гаф-фари писал: «Третий отдел. О роде Джучи, старшего из сыновей Чингиз-хана...У Бату в 639 г. (= 12 VII 1241-30 VI 1242) появилась слабость членов и в 650 г. (= 14 III 1252--2 III 1253) он умер на берегу реки Итиль. Родился он в 602 г. (= 18 VIII 1205-7 VIII 1206). Сартак, сын Бату, находился у Менгу-каана. Тот почтил его, назначил на место отца и отправил в родной юрт, но он (Сартак) по дороге скончался. Улагчи, сын Бату, был назначен на место отца, но тоже умер тогда же. Берке-хан, сын Джучи, сел на царство, он удостоился благородства ислама». [5, с. 211]. В этой связи необходимо понять, почему в летописце приемник Бату, которым был Берке, назван Саином.

Анализ ряда соответствующих исторических источников показывает, что название «Саин» встечается по отношению не к одному, а к нескольким ордынским правителям. Так, у персидского историка Рашид-ад-Дина есть такое сообщение: ««Второй сын Джучи-хана - Бату. Бату появился на свет от Уки-фудж-хатун, дочери Ильчи-нойона из рода кунгират. Его называли Саин-хан». [6, с. 71]. Здесь указывается, что Батыя называли Саин-ханом. При этом из приведенного сообщения следует, что «Бату» -это имя собственное, данное при рождении, а «Саин-хан» - это имя, данное ему позже.

Подобного рода сообщение есть и у персидского историка XVI века Ахмеда Гаффари: «Третий отдел. О роде Джучи, старшего из сыновей Чингиз-хана. Бату-хан, сын Джучи, прозвище которого было Саин-хан. По указу Угетай-каана он сел на место отца. Несмотря на то, что Орда был старшим братом и имя его писали в указах впереди, он (Орда) не оспаривал у брата ханского достоинства». [5, с. 211]. Здесь уже прямо говорится, что «Саин-хан» было не имя собственное, а прозвище Батыя. И это очень важно.

Армянский инок Магакия, описывая историю монголов, отмечал: «Только двое из предводителей, Нуха-куун и Аратамур, проведав заблаговременно об опасности, взяли с собой сокровища, золото, превосходных лошадей, сколько могли и бежали с 12 всадниками. Переправившись через великую реку Кур, они воротились в свою сторону. Не довольствуясь тем, что спаслись, они восстановили против Гулаву Берке, брата Саин-хана, и в течеше 10 лет производили страшное кровопролитие». [7, с. 32-33]. Здесь этот автор, не упоминая собственного имени Батыя, называет его Саин-ханом («брата Саин-хана»).

Но этот же инок Магакия в другом месте этого же сочинения Саин-ханом называет другого правителя: «В то время Xристом венчанный и благочестивый царь армянский Гетум вместе с мудрым отцем своим и богохрани-мыми братьями и князьями, по-зрелом между собою обсуждении, положили подчиниться татарам и платить им дань и халан, и недопускать их в богоустроенную и христианскую страну свою. Они привели свою мысль в исполнение следующим образом. Предварительно свидевшись с предводителем татарских войск, Бачу-нуином, которому изъявили покорность и дружбу, они отправили брата царского, армянского аспарапета, барона Смбата, к Саин-хану, который сидел в то время на престоле Чингиз-хана. Смбат вскоре прибыл к Саин-хану, который чрезвычайно любил христиан. Он был очень добр, за что народ прозвал его Саин-хан, т. е. добрый, хороший хан». [7, с. 18-19]. Здесь из контекста довольно ясно видно, что под Саин-ханом подразумевался великий хан Гуюк («который сидел в то время на престоле Чингиз-хана»). При этом «Саин-хан» - это было явно почётное или народное прозвище Гуюка, данное ему народом («народ прозвал его Саин-хан»).

В соответствии с представлениями современных историков последовательность правителей улуса Джучи выглядит так: 1) Бату.

2) Сартак. 3) Улагчи. 4) Берке. 5) Менгу-Тимур. 6) Туда-Менгу. 7) Талабуга. 8) Тохта. 9) Узбек. 10) Тинибек. 11) Джанибек. 12) Бердибек. [8, с. 22]. А вот персидский автор Шереф-ад-дин Йезди в своей «Книге побед» эту последовательность представлял так: «Всех царей из рода Чингиз-хана, правивших в Дешт-и-Кипчаке до сего времени, 32. 1) Джучи... 2) Бату, сын Джучи...

3) Берке-хан, брат его. 4) Саин-хан. 5) Йису-Мунке. 6) Токта-хан. 7) Узбек-хан. 8) Джани-бек.». [5, с. 147]. В этих перечнях есть различия, но здесь важно то, что Шереф-ад-дин Йезди уже не связывает название «Саин-хан» ни с Бату, ни с Берке, а упоминает его как имя собственное отдельного хана, правившего после Берке.

Кратко суммируя представленные данные относительно названия «Саин», можно отметить следующее. Во-первых, «Саин» - это было не имя собственное, а народное прозвище, о чём прямо сообщается у Гаффари.При этом прозвище это было уважительным, почётным. Во-вторых, это почётное прозвище официально всегда употреблялось с титулом «хан», то есть оно всегда относилось к хану. В-третьих, оно фиксировалось применительно к нескольким ханам, жившим в разное время. На основании всех этих данных можно полагать, что «Саин» -это было почётное, уважительное прозвище некоторых ханов, характеризующее какие-то их личные качества. Именно об этом говорится у инока Макакии: «Он был очень добр, за что народ прозвал его Саин-хан, т. е. добрый, хороший хан».

С учётом вышеизложенного можно попытаться выявить семантику слова 'саин'. Семантический анализ этого слова показывает, что оно, вероятно, восходит к древнетюркскому послелогу sajin (сайын), который в буквальном переводе означает 'всякий', ' каждый'. А вот в сочетании со словом «хан», точнее - «кан» (кан сайын), это могло означать 'хан всякого (человека)' или 'всеобщий хан'. В древнетюркском языке это могло иметь особый смысл, поскольку слово «хан» (точнее «кан») восходит к слову qan (ка?) 'отец' Таким образом, словосочетанием «хан саин» (кан сайын) называли тех ханов, которые олицетворяли отеческое, доброе отношение ко всем без исключения своим подданным. Другими словами, такой хан был отцом для каждого человека. Возвращаясь снова к тексту летописца можно полагать, что здесь под почётным, уважительным прозвищем «Саин» подразумевался конечно же Берке - именно он «первыи по Батые царьство его пріимъ». Кстати, имя «Берке», вероятно, восходит к древнетюркскому слову berk (берк), что в буквальном переводе означает 'крепкий', 'могущественный', 'власть имущий'.

Далее в рассматриваемом фрагменте сообщается, что после того, как хан Саин (Берке) стал правителем Джучиева улуса, властители русов не торопились с визитом к нему для выражения своей покорности. Расценивая это как неповиновение «властителей руских», Берке или ордынский хан («царь Саинъ Ар-динскии») решил идти на них в поход, как это сделал в своё время его предшественник Батый. И он, вероятно, выслал карательный отряд, который дошёл до левобережья Волги. Но правители русов поспешили его опередить -пошли к нему навстречу. Там многими дарами они укротили его гнев. И после этого ордынский хан решил вблизи «руской земли», «накочевище своём» поставить крепость. Эта крепость должна была, с одной стороны, служить перевалочной базой и местом отдыха для возвращающихся ордынских сборщиков дани, которые с этой целью ежегодно ходили в пределы Руси, а с другой стороны, там же должна была располагаться некая администрация («земская управа людская»), которая, вероятно, должна была собирать дань с местного населения этого региона.

По поводу территории, на которой была заложена эта крепость, превратившаяся потом в город, сообщается следующее: «Бысть же на Оке реке старыи градъ, имянемъ Бряховъ, оттуду же прииде царь, имянемъ Саинъ, Болгарскии, и поискавъ по местомъ проходя, въ лета 6680 го, и обрете место на Волге на самои украине Рускои, на сеи стране Камы реки, концомъ прилежа къ Болгарскои земле, дру-гимъ же концомъ къ Вятке и къ Перми». [2, с.10].

Прежде всего следует отметить, что определение «Болгарскии» при имени Саина было связано с названием города, где находилась в то время одна из резеденций этого хана - такова была летописная традиция. Далее, здесь указывается довольно обширная территория, которая первоначально в летописце названа «ко-чевищем своим». Западная граница этой территории находилась «на самой руской окраине». Здесь, конечно же, подразумевалось левобережье Волги. Южные пределы этой «земли» проходили по правому берегу реки Камы («на сеи стране Камы реки, концомъ прилежа къ Болгарскои земле»). А восточная граница прилегала «другимъ же концомъ къ Вятке и къ Перми». По современным представлениям это была, в основном, вся северная половина территории нынешнего Татарстана, а также часть вятских и пермских земель. О племенах, обитавших на этой территории в древности и в период раннего средневековья, сообщается в арабо-персидских средневековых источниках. [4, с.331-386]. В районе нижнекамского правобережья обитали тюркскоязычные (в то время) русы. Так, например, ибн-Xaукaль писал: «Булгар Великий граничит с русами на севере». [9, с.193]. Аль-Истахри по этому поводу писал так: «Рус есть народ в соседстве с Булгаром, между сим последним и Славонией». [9, с.130]. Севернее располагались магары и баджнаки (тюркские печенеги), а также, возможно, и ещё какие-то другие племена. Ещё севернее обитали верхнекамские русы.

Кроме этого в приведенном выше фрагменте содержится информация, которая никак не корреспондируется с данными других исторических источников. Прежде всего, это местоположение города Бряхова. В летописце сначала указывается, что старый город Бряхов, откуда пришёл «царь, имянемъ Саинъ, Бол-гарскии», стоял на Оке: «Бысть же на Оке реке старыи градъ, имянемъ Бряховъ». С другой стороны, несколько ниже сообщается, что старый город с таким же названием стоял на Каме: «Тутъ же былъ на Каме стары градъ, именемъ Бряховъ, Болгарскии». Здесь явно видно, что в первом случае допущена ошибка - все имеющиеся исторические данные свидетельствуют о том, что булгарский город Бряхов находился на Каме, в районе слияния её с Волгой, но никак не на Оке. И в этой связи в порядке предположения можно высказать такое соображение. Бряхов, вероятно, был расположен в месте непосредственного слияния русел Волги и Камы. Такое место в народе называется ' стрелкой'. Не исключено, что это место так могло называться и в древнетюркском языке. А по-древнетюркски 'стрела' или 'стрелка' будет ok (ок). Автор «Истории о Казанском царстве», пробывший в плену у тюркскоязычных татар много лет, мог использовать в своём повествовании не русскоязычный вариант этого специфического слова 'стрелка', а тюркскоязычный -ок. Поэтому в русскоязычном тексте при последующем его переписывании могло появиться вместо выражения «на стрелке реки», словосочетание «на Оке реке», то есть здесь вместо русского слова 'стрелка' был записан тюрк-скоязычный эквивалент - ок. Вот таким образом город Бряхов по ошибке переписчиков мог «оказаться» на реке Оке.

Второй факт этого фрагмента, вызывающий серьёзные сомнения в его безошибочности - это дата основания города Казани - 6680 год или 1172 по современному летоисчислению. В других списках летописца фигурирует дата -6685 год или 1177 год по современному летоисчислению. Исторические обстоятельства указывают, что и та и другая даты явно ошибочны - в указанное время в районе Средней Волги ордынцев, которые основали город Казань, ещё не было. Это довольно надёжно фиксируется историческими источниками. Далее, в разделе «Казанского летописца», где повествуется о первых годах царствования Ивана Грозного, говорится: «И много лет преидоша, до 300 лет, от перваго начала Казани отъ Саин царя, отнетеле бяху обладающа царствующа князи и цари страны тоя, частью многою Рускою землёю завладеша». [2. с. 45]. Первые годы царствования этого правителя приходятся на середину XVI столетия. Если отсюда отнять 300 лет, то получится середина XIII столетия. Значит в этот период времени и была основана Казань, но никак не в XII столетии. При этом автор здесь третий раз повторяет, что изначальная Казань была основана ордынским ханом Саином, то есть Берке.

Ошибки в написании дат были достаточно распространённым явлением в дошедших до нас древнерусских письменных источниках и документах. Дело в том, что в древнерусском письме цифры обозначались буквами. Искажение некоторых букв в слове позволяло, всё-таки, правильно прочитать это слово. Но вот искажение одной буквы (цифры) в написании даты уже приводило к фатальной ошибке. В своё время на это обращал внимание академик Л. В. Черепнин: «Задача перевода дат с византийского летосчисления на современное сильно осложняется тем, что в древне-русских документах мы часто находим неверные цифровые обозначения годов... Цифры пропускались, заменялись одна другой, принимались одна за другую и т. д. От времени документы портились, поэтому в некоторых датах стирались отдельные цифры. Позднейшие копиисты не обращали на это внимания и воспроизводили цифровое указание источника в неполном виде, искажая тем самым его смысл...Учитывая возможность ошибок в хронологических данных исторических источников, историк обязан произвести проверку тех дат, которые он встречает в документах. Установить неточность в датировке и найти ключ к исправлению последней часто помогают, как мы уже видели, некоторые дополнительные признаки, сопровождающие в источнике дату.». [10, с. 69]. Вполне очевидно, что в данном случае необходимо использовать эти самые «дополнительные признаки, сопровождающие в источнике дату» и опираться именно на них. В тексте летописца имеются достаточно чёткие «признаки» подобного рода.

Судя по данным летописца, Казань была заложена ордынским ханом, принявшим власть в улусе Джучи непосредственно после Батыя. Этим ханом был Берке, который в летописце назван почётным прозвищем «Саин». Он правил с 1256 по 1266 год. [8, с. 22]. Согласно летописцу, властители русов направились к нему на поклон хотя и с запозданием, но, конечно же, не позднее 1257 года, ибо дань они должны были выплачивать ежегодно. И эта дата чётко подтверждается данными русских летописей. Из анализа других летописных текстов следует, что единственный коллективный визит русский князей в Орду в первые годы правления хана Берке имел место только в 1257 году. В Суздальской летописи по Академическому списку по этому поводу сообщается следующее: «В лето 6765 (1257) поидоша вси князи в Орду и чтив Оулавчия и вся воеводы его и возвратишася во своя си; того же лета Глеб приде от Кановичь, оженився в Татарех» [3, с. 524]. В Лаврентьевской летописи приводятся и имена этих князей: «Поехаша князи в Татары: Александр, Андреи, Борис, чтившие Оулавчея приехаша в свою отчину; тое зимы приеха Глеб Василкович ис Кану земли от царя и оженися в Ворде». [3, с. 474]. Отсюда видно, что нападения ордынцев опасались не все, а только три князя русов - Александр Невский, Андрей Ярославич Суздальский и Борис Ва-силькович Ростовский. А вот Глеб Василькович Ростовский этого не опасался - в это время он был в гостях у хана Берке и даже женился там, явно на татарке. Из этого же сообщения следует, что «все князья» встречались не с ханом Берке, а с его каким-то высокопоставленным представителем Улавчием, который командовал воеводами. Возможно этот Улавчий возглавлял карательный отряд, который Берке направил против русов. И встреча с Улавчием произошла там, «где въспятися на Русь ити». На этом месте потом была заложена Казань. А вот с Берке в этот год встречался, согласно летописям, только князь Глеб Василькович. Из текста летописца следует, что именно после встречи русских князей с Улавчием, хан Берке (Саин) решил возвести крепость вблизи «руской земли». Практически это могло было произойти не ранее 1257 (6765) года. Есть ещё один письменный источник, в котором подтверждается приведенная выше дата основания Казани - 1257 год. Этим источником является «Скифийская история» А. И Лызлова. В одной из глав своего сочинения он пересказывает близко к тексту фрагмент «Казанского летописца», касающийся основания Казани. В частности он пишет: «О начале же царства Казан-скаго сице. Егда минуша двадесять лет по батыеве пленении, еже имать быти 6765, яко о том выше пространно изъявися, быша вси князи российстии под властию царей Золотыя Орды. По Батые же бысть царь во Орде имянем Саин - тот имать быти Сартак сын Батыев - иже хотяше паки воевати страны Российския, и поиде с воинством тамо. Князи же российстии убоявшеся, поидоша молити его, дабы не пленил земли Российския, и встретивше его, давше многи дары злочестивому, и утолиша его. Царь же на том месте, идеже воздержа шествие свое, восхоте поставити град во славу свою, и дабы был пристанищем послом его, ходящим в страны Российския дани ради». [11, с. 48]. Отсюда видно, что Андрей Лызлов, писавший в середине XVII века, пользовался экземпляром «Казанского летописца» в котором дата основания Казани не была ещё искажена - там значился 6765 год или по современному летоисчислению 1257 год. Это подтверждается и такими словами: «Егда минуша двадесять лет по батыеве пленении еже...». «Батыево пленение», то есть массированное нашествие Батыя на русскую этнотерриторию, закончилось, в основном, к 1237 году. Если сюда прибавить 20 лет, то опять получается 1257 год. Таким образом, дата основания Казани - 1257 год, подтверждается косвенными данными анализа сопутствующих исторических событий, приведенных в «Казанском летописце», данными других русских летописей и прямыми данными А. И. Лызлова, приведенными в его «Скифийской истории». Отсюда видно, что в дошедших до настоящего времени списках летописца в написании даты основания Казани были искажены две средние цифры -'700' и '60' (в подлиннике это достаточно сложные в написании буквы ф и которыми обозначались указанные цифры). При этом, в списках летописца, дошедших до настоящего времени, дата основания города Казани искажалась, как минимум, дважды.

Местность, в пределах которой была заложена Казань, автор летописца описывает так: «Место пренарочито, и красно велми, и ското-пажно, и пчелисто, и всяцеми семяны родимо, и овощми преизобилно, и зверисто, и рыбно, и всякого много угодья, яко не обрести можно другаго такова места по всеи Рускои земле нигдеже, подобно такову месту красотою и крепостию и угодьемъ человеческимъ, и не вемъ же, аще есть въ чужихъ земляхъ. И велми царь за то возлюби Саинъ Болгарскии». [2, с.10-11].

Из представленного описания видно, что это было очень благодатное место для обитания оседлого, земледельческого народа. Оно было пригодно и для разведения скота, и для пчеловодства, и для полеводства, и для выращивания разнообразных овощных культур, и для добычи зверя, и для рыболовства, а также обладало другими различными угодьями. Но Берке (Саин) был ханом кочевого народа. И с точки зрения расселения здесь кочевого народа эта территория совершенно не представляла никакого интереса - кочевые народы не сеяли, не пахали, пчеловодством, овощеводством и рыбной ловлей не занимались. У Берке, вероятно, был другой интерес. Судя по всему, это была довольно редко заселённая территория. И на ней можно было расселить оседлый, земледельческий народ, а потом собирать с него очень богатую и разнообразную дань. Вот это, вероятно, и была причина того, что «велми царь за то возлюби» эту землю. Дальнейшее развитие исторических событий на этой территории подтверждает высказанное предположение. После того, как здесь сложилось государственное образование, управляемое ордынцами во главе с ханом, историки отмечали: «Государственная власть преследовала исключительно фискальные интересы, направленные к пополнению ханской казны и вся страна была покрыта сетью податных учреждений или отдельных чиновников... Всюду были поставлены должностные лица, ведавшие определёнными сборами в данном пункте или районе...». [12, с. 206].

Далее автор летописца рассказывает о подготовке Саином места для закладки нового города. При этом он включает в свой рассказ явно народное предание («и глаголють мнози нецы») с мифологическим подтекстом о наличии на месте будущей Казани «гнезда змиева», которое Саин уничтожил: «И, глаголютъ мнози нецы, преже место быти издавна гнездо змиево; во всемъ жителе земля тоя знаемы живяше ту вгнездевся змии великъ, страшенъ, о двою главу, едину имея змиеву, а другую главу во-лову; единою пожираше человеки и скоты и звери, а другою главою траву ядяше; а иныя змия около его лежаша, живяху съ нимъ, всяцеми образы. Темъ же не можаху человецы близъ места того миновати, свистания ради змиина и точения ихъ, но далече инемъ путемъ опъхожаху. Царь же, по многие дни зря места того, обходя и любя его, и не домышляшася, како извести змия того отъ гнезда своего, яко того ради будетъ градъ крепокъ и славенъ везде. Изыскався въ воехъ его сице въ волхвъ хитръ и рече царю: "азъ змия уморю и место очищу". Царь же радъ бысть, и обещася ему царь нечто дати велико, аще тако сотвориши. И собра обоянникъ волшениемъ своимъ вся живущая змия те отъ века въ месте томъ къ великому змию во едину велику громаду, и всехъ чертою очерти, да не излезе изъ нея ни едина змия, и бесовскимъ деиствомъ всехъ умертви; и обволоче кругомъ сеномъ и тростиемъ и древъемъ и лозиемъ сухимъ многимъ, и полиявъ серою и смолою, и зазже огнемъ. и попали, и пожже вся змия, великого и малыя, яко быти отъ того велику смраду змиину по всеи земли тои, проливающи впредь хотяще быти ото окоянъного царя зло содеяние проклятые его веры Срацынския. Мноземъ же отъ вои его умрети отъ лютаго смрада змиина, близъ того места стояще, кони и верблюды мнози падоша И симъ образомъ очисти место».[2, с. 11-12].

Судя по всему, у ордынцев это был какой-то обязательный, возможно даже религиозный, ритуал «очищения» места («изыскався въ воехъ его сице въ волхвъ хитръ»), на котором возводилось новое поселение. И это, в принципе, могло иметь сугубо практический смысл. Ведь кочевые народы во время кочёвок обустраивали свои стойбища в открытой степи. А в таком месте могли водиться и ядовитые змеи и ядовитые насекомые и мелкие грызуны. Так вот, прежде чем устанавливать стойбище, кочевники проводили «санитарную» обработку огнём соответствующего места. Со временем это могло стать у них обязательным ритуалом. Поэтому и хан Саин «очистив таким образом место это». При этом автор подчёркивает, что «державные» русы не посмели ничего сказать против того, что хан возвёл в этом месте свою крепость: «Царь же возгради на месте томъ Казань градъ, никому же отъ державныхъ Руси смеюще супротивъ что рещи. И есть градъ Казань, стоить доныне, всеми Рускими людми видимъ и знаемъ есть, а не знающимъ слышимъ есть». [2, с.12]. В принципе это могло свидетельствовать о том, что земля, где закладывалась Казань, русским князьям подвластной уже не была.

Далее в летописце сообщается следующее: «Яко преже сего, на томъ месте вогнездися змии лютъ и токовище ихъ, и воцарися во граде скверны царь, нечестия своего великимъ гне-вомъ наполнився, и распалашеся, яко огнь, въ ярости на христьяны, и разгарашеся яко огнь, пламенными усты устрашая, и похищая, и поглащая, яко овца, смиренныя люди Руския въ прилежащихъ всехъ (весехъ - Ю.Д.), близъ живущая около Казани, изгна отъ нея Русь то-земца, и три лета землю ту пусту положи». [2,с. 12].

В первой части этого фрагмента автор сообщает о негативном отношении к христианам воцарившегося в новом городе правителя. Этим, возможно, автор хотел подчёркнуть, что Берке был мусульманином (по Гаффари - «он удостоился благородства ислама»). А далее он указывает, что этот правитель «похищал» и «поглощая яко овца, смиренныя люди Руския», обитавших в «прилежащих» деревнях (весях). А тех, которые жили в непосредственной близости от Казани, он вообще оттуда изгнал. И в течение трёх лет после основания Казани её окрестности пустовали.

Что касается «похищения» и «поглощения», то здесь речь, конечно же, идёт о захвате местных русов («смиренныя люди Руския»), в плен для последующей продажи их в рабство. В то время это была обычная практика не только ордынцев, но и русских князей. При этом автор совершенно недвусмысленно утверждает, что местным населением территории, где возводилась Казань, были русы («изгна отъ нея Русь тоземца»). Как видно, местных жителей он называет «туземной русью». Этим названием он, вероятно, отличал местных нижнекамских русов от тех, которые обитали в Волго-Окском междуречьи и которые в рассматриваемый период были уже славяноязычными. Сообщение автора о проживании русов в этом регионе, как уже отмечалось выше, достаточно надёжно подтверждается различными данными средневековых арабо-персидских историков и географов.

Затем ордынский хан стал заселять вновь обретённую территорию (или «кочевище своё») оседлым, земледельческим населением - «и наведе исъ Камы языкъ лютъ, поганъ, Болгарскую чернь, со князи ихъ и со стареишинами ихъ, и много ему сущу убо подобну суров-ствомъ, обычаемъ злымъ, песьимъ главамъ -Самоедомъ. Наполни такими людми землю ту, еже Черимиса, зовемая Отяки, - тое жъ гла-голютъ Ростовскую чернь, забежавши тамо отъ крещения Русково въ Болгарскихъ жилищахъ, и приложися хъ Казани. И Болгарския грады обладаютъся царемъ Казанскимъ» [2, с. 12].

Как видно на эту, значительную по размерам территорию, ордынцы переселяли только соседние народы из Прикамско-Поволжского региона. «И наведе исъ Камы языкъ лютъ, поганъ» - здесь автор не указывает название этого народа. Вероятнее всего, это имелись в виду воинственные («лют») унгары и верхнекамские русы-язычники с баджнаками. (Примерно в этот период времени в письменных источниках навсегда прекращается упоминание о верхнекамских русах и об унгарах, обитавших в Камско - Вятском междуречьи). Переселившееся сюда из Прикамья большое количество народа своей суровостью и злыми обычаями было подобно «пёсьим головам» - самоедам, обитавшим в Прикамье. Судя по всему, под «пёсьими головами» - самоедами, здесь понимались баджнаки (тюркские печенеги). Английский посланник Дж. Флетчер указывал, что самоеды произошли от 'татар', т.е. были тюркскоязычным народом: «Пермяки и самоеды, обитающие на севере и северо-востоке от России, происходят так же, как полагают, от татар»/ [13, с. 113]. Далее, из Булгарии на новую территорию была переселена какая-то часть знати и простого народа. Кроме того, сюда же переселилась какая-то часть черемисов, называемых отяками и прозванных «ростовской чернью». Изначально они обитали в Ростовской земле, но, спасаясь от насильственной христианизации, мигрировали сначала в булгарские поселения, а затем «приложися хъ Казани». Возможно этот угрофинноязычный народ как раз и был тем самым летописным племенем меря, о котором говорится в русских летописях: «а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере меря же». [2, с. 10-11]. И «прибежали» сначала они в булгарские поселения вероятно потому, что на этой же территории в то время ещё жили родственные им древние чуваши. Именно к ним они и «прибежали». Значит в этногенезе казанских татар принимал участие и этот угрофинноязычный народ. Следует заметить, что и булгарские города были также подвластны казанскому правителю. Но при этом сама Булгарии оставалась автономной - к Казанскому региону её территория не присоединялась.

Итак, спустя три года после основания Казани, то есть в 1260 году, ордынцы начали заселение территории нижнекамских русов новым населением из соседних регионов («Такими людьми наполнил землю ту»). Вот с указанного времени на этой территории на основе местных и расселившихся здесь народов и стала складываться новая народность, которая ныне называется казанскими татарами (казанлы). Следовательно, можно считать, что 1260 год является годом зарождения современного казанско-татарского народа, но этноисторические корни которого уходят на глубину тысячелетий и связаны они с древнейшим прикамско-по-волжским населением. Наличие среди предков казанских татар какого-то пришлого, азиатского (алтайского) населения письменными источниками не фиксируется и имеющимися данными современной антропологии не подтверждаются: «Антропологические материалы показывают, что физический тип татарского народа сформировался в сложных условиях метисации в основном европеоидного населения с монголоидными компонентами древней поры». [14, с. 36]. Разноэтничность предков ка-занско-татарского народа, в определённой степени, подтверждается и наличием среди современных казанских татар различных антропологических типов. Специальными исследованиями на территории нынешнего Татарстана были выявлены, в основном, четыре антропологических типа: светлый европеоидный (19,4% от общей численности казанских татар), пон-тийский (тёмный европеоидный - 38,2%), суб-лапоноидный (характерный, в основном, для угрофинноязычных народов - 22,9%) и монголоидный - 19,4%. [15, с. 30-34]. Как видно, основная численная составляющая в этногенезе казанско-татарского народа является европеоидной. В языке казанских татар (средний диалект) имеется большое количество различных говоров. Это также, в определённой степени, может свидетельствовать о разноплемённости их предков. Правда, археологи фиксируют в культуре казанских татар древние элементы алтайской культуры. Однако эти элементы древней алтайской культуры в культуру камско-поволжских народов могли быть пре-внесены их далёкими предками. Такими предками могли быть сейминско-турбинские племена, мигрировавшие сюда из пределов Алтая.

Следует заметить, что сама булгарская территория и основная часть её населения в состав нового региона в то время не входила. Это явно следует из контекста летописца. Об этом же может свидетельствовать, например, и такое сообщение Гаффари: «Первый параграф о царях Кок-орды; им принадлежали области правого крыла, как то: улусы Лика, Укек, Мад-жар, Булгар и Казань». [5, с. 212]. Здесь «Булгар» и «Казань» названы разными улусами, то есть разными административными территориями Кок-орды. И ещё. В 1487 году московский князь Иван III вторгся с войском в пределы Казанской орды и посадил на казанский престол «московского татарина» - Мухам-мед-Эмина. После этого «Иван III принял титул князя Булгарского (позднее в титуле русских царей - Государя Булгарии), имея в виду ту древнюю территорию Волжско-Камской Булга-рии, которую позднее заняло Казанское ханство». [8, с. 92]. Оставляя пока без комментариев сам факт и время принятия такого странного титула русским князем, следует отметить, что конце XV века в этом титуле понятие «булгарский» существовало отдельно от понятия «казанский». И в этой связи следует заострить внимание на том, что при сложении казанско-татарского народа булгарский компонент не был здесь определяющим в его этногенезе ни с этноязыковой, ни с культурно-материальной стороны. Ведь в это время основная часть булгарского народа продолжала оставаться на своей исторической этнотерритории. И ассимиляция булгар казанско-татарским народом происходила, вероятно, в «русский» период их исторического развития (после 1552 года). Ведь именно в этот период наблюдалась заметная миграция населения бывшего Казанского улуса в соседние регионы. Поэтому древняя история булгар не имеет никакого отношения к историей собственно казанско-татар-ского народа. Это история соседнего народа, представители которого в последующем стали частью предков казанских татар.

По поводу собственно Казани в летописце сообщается: «И бысть Казань столныи градъ, вместо Бряхова, и вскоре нова орда, и земля благоплодна, и семенита, именита, и медомъ кипяща и млекомъ, и дашася по одержание и власть и въ наследие поганымъ. И отъ сего царя Саина преже сего зачася Казань, и словяще юрть Саиновъ. И любяше царь, и часто самъ отъ стольного своего града Сарая приходяше, и живяше въ немъ, и остави по себе на новомъ юрте своемъ царя отъ колена своего и князя своя съ нимъ. По томъ же царе Саине мнози цари, кровопивцы, Руския люди погубили, и пременящеся царствоваху же въ Казани лета многа» [2, с. 13].

Здесь сообщается, что Казань стала «стольным градом» вместо Бряхова. Но одновременно и Сарай упоминается как «стольный град» тоже. Получается, что у ордынцев было два «стольных града». Дело, вероятно, здесь в следующем. В древности и в раннем средневековье «стольными градами» в Восточной Европе назывались города, в которых находилась резиденция или «стол» регионального или верховного правителя. У многих кочевых народов и племён таких резиденций было, как минимум, две. Одна находилась в районе зимнего кочевья (кышлау), которое располагалось в относительно южных районах, а вторая - в районе летнего кочевья (??йл??), находившегося значительно севернее. Часто оба эти кочевья располагались в бассейне какой-то крупной реки. Зимняя резиденция ханов Джучиева улуса находилась в районе левобережья Нижней Волги и называлась Сарай. А вот летняя резиденция была, вероятно, сначала в булгарском городе Бряхове, который ещё назывался «Внешним Булгаром». [14, с. 95]. (Отсюда в имени некоторых правителей Джучиева улуса и появилось определение «Болгарский»). Но после возведения Казани туда из Бряхова была перенесена летняя резиденция хана и город получил статус «стольного», который ещё называли «Саинов юрт», где многозначное древнетюркское слово jurt (юрт) означает 'дом, владение, место жительства, земля, страна'. В данном случае слово «юрт» могло иметь значение «дом» или, в современной лексике, «резиденция». Поэтому-то в летописце и упоминаются два «стольных града» - Казань и Сарай. Территория, подчинённая Саинову юрту, стала называться «Новая орда» («нова орда»).

Следует обратить внимание ещё на два обстоятельства в рассматриваемом фрагменте. Первое - автор летописца повторно и твёрдо подтверждает, что Казань основал именно царь Саин («И отъ сего царя Саина преже сего зачася Казань»). Местное население к основанию города не имело никакого отношения, поскольку в то время около Казани его просто не было. Да и по замыслу основателей города к местному населению он должен был иметь весьма опосредованное отношение. Второе - с момента основания города и до его присоединения к Московии, по словам летописца, правителями, за редким исключением, там всегда были только чингизиды, а их ближайшим окружением - ордынцы («и остави по себе на но-вомъ юрте своемъ царя отъ колена своего и князя своя съ нимъ»). Другими словами практически, на протяжении всего периода существования Новой или Казанской орды, верховный правитель и вся правящая верхушка всегда там были иноэтничными по отношению к местному, многонациональному населению этого региона: «Многочисленные казанские ханы были очень слабо связаны с местным краем как по происхождению, так и по воспитанию». [12.с. 173]. Правителей из среды местного населения в Казани никогда не было. Вся титулатура высшей казанской знати была азиатской -эмиры, бики, мурзы, огланы. У древнеевропей-ских тюркскоязычных народов такие титулы письменными источниками не фиксировались. Да и народное собрание здесь называлось по-азиатски - курултай. У древнеевропейских тюркскоязычных народов это собрание называлось иначе. По поводу государственного устройства этого образования М. Г. Худяков замечал: «Государственный строй Казанского ханства страдал огромными недостатками и отличался большим архаизмом. Он представлял собою окаменевшие пережитки каких-то давних установлений, сложившихся вне Казанского государства». [12, с.194]. Вполне понятно, что всё это было превнесено сюда ордынцами. И в этой связи отмечалось: «Эмиры, бики и мурзы составляли главный контингент крупных землевладельцев в стране, земельную аристократию и в качестве таковой являлись одним из важных составных элементов государственного, общественного и экономического строя Казанского ханства». [12, с. 199]. Это означало, что и крупными землевладельцами в Казанской орде были ордынцы, а не представители местных народов. Следует отметить, что и главным мусульманским духовным лицом в Казани мог быть только сеид: «На должность главы духовенства всегда избиралось лицо, принадлежавшее к числу сеидов, т.е. потомков пророка Мухаммеда (от дочери его Фатимы и халифа Али)...Глава духовенства считался после хана первым лицом в государстве, и в моменты междуцарствования он, в силу своего высокого положения, становился во главе временного правительства». [12, с. 197-198]. Естественно, среди местного населения Казанского региона прямых потомков пророка Мухаммеда быть не могло. Это значит, что и высшее духовное лицо здесь всегда было иноэтничным по отношению к местному населению.

Итак, из представленных данных следует, что изначальная Казань была основана ордынским ханом Берке, имевшим почётное прозвище «хан Саин», на территории нижнекамских тюркскоязычных русов в 1257 году как перевалочная база для ордынских сборщиков русской дани и как административный центр вновь образованной и достаточно обширной полиэтничной территории под названием «Новая орда» (впоследствии - «Казанская орда»). Следует заметить, что, судя по всему, эта изначальная Казань была основана в среднем течении реки Казанки в 40 километрах от современного города. В дальнейшем её стали называть Старой Казанью (Иске Казан).

Теперь о возможном присхождении названия города. Первоначально, по данным летописца, это поселение называлось «Саинов юрт» («словяще юрть Саиновъ»). И уже после хана Берке оно превратилось в город и стало известно под названием «Казань». В татарском языке это название имеет форму Казан. На составные части это слово можно разделить так: Каз-ан. Первая составляющая, похоже, восходит к слову qazi (казы) 'судья', а вторая ан - это слегка искажённое эн 'род, порода'. Весьма возможно, что местное население своих правителей здесь называло уважительно казы. По крайней мере, так назывались верховные правители соседнего Булгарского улуса, о чём можно судить по такому сообщению «Джагфар Тарихы»: «В Болгаре были построены из камня дворец эмиров "Казый Йорты", мечеть "Ис-маилдан" в честь Исмаила...». [16, с. 205]. Здесь "Казый Йорты" - это "Дом Казы". Поэтому исходная форма названия рассматриваемого города, вероятно, была Казэн с семантикой '(город) рода казы' или '(город) судейского рода'.

Теперь по поводу этнонима казанско-татарского народа. Анализ античных и раннесред-невековых источников свидетельствует, что вплоть до ордынского периода этноним ' татар' применительно к европейскому населению не встречается на страницах этих источников. Впервые слово 'татары' появилось на страницах русской летописи под 1223 год: «Того же лета явишась языци ихже никтоже добре ясно не весть кто суть и отколе изидоша и что язык их и которого племени суть и что вера их; и зовуть я татары, а инии глаголють таумены, а друзии печенези.». [3, с. 445]. В этом фрагменте название 'татары' употребляется по отношению к воинам военно-разведывательного корпуса Джучиева улуса или Орды, который, пройдя через Кавказ, вышел на степные просторы в районе верховий Кубани. Здесь эти чужеземные воины столкнулись с половцами, которые, вероятнее всего, и назвали их татарами. (Хотя само по себе это слово явно существовало в тюркском языке всегда как обычная лексическая единица). А уже от них это тюркскоязычное название узнали и приднепровские русы. Таким образом, название 'татары' в Европе, и это следует особо подчеркнуть, впервые появилось в русскоязычных письменных источниках применительно к чужеземцам, не имеющим никакого отношения ни к народам Поволжья, ни к народам Восточной Европы вообще. Поэтому попытки найти какую-то этническую связь между европейскими и азиатскими народами через превнесенное в XIII веке в Европу название 'татары' являются несостоятельными по определению.

По поводу семантики слова 'татар' можно отметить следующее. Это слово на составные части делится так: тат-ар. Первая составляющая тат - это древнетюркское слово tat, которое переводится как 'чужеземец'. Вторая составляющая ар - это распространённый у древ-неевропейских тюркскоязычных народов фонетический вариант слова 'муж, мужчина'. Исходное название татар в буквальном переводе с древнетюркского означает 'чужеземные мужи' или 'люди другой страны'. Вполне понятно, что такое название изначально могло иметь обобщающий смысл и распространяться на ряд народов. И не случайно Сигизмунд Гербер-штейн отмечал: «Если кто пожелает описать татар, тому придется описать множество племен - обычаи, образ жизни и устройство земли многих народов, ибо это общее имя они носят только по их вере, сами же суть различные племена, далеко отстоящие друг от друга, принявшие все одно имя татар, так же как и имя "Руссия" объединило множество земель». [17, с. 165]. Здесь следует в одном поправить этого автора - не все народы, которых в его время называли татарами, были мусульманами.

После того, как ордынцы покорили и подчинили себе Прикамье, Среднее и Нижнее Поволжье, Прикаспийский и Причерноморский регионы, а также Северный Кавказ, население всех этих территорий вместе с ордынцами для обитателей русской этнотерритории стало единым чужеземным тюркскоязычным этно-массивом - людьми другой страны или по-тюркски - татар. Ведь ни одна часть русской этнотерритории (ни одно «княжество») в состав Джучиева улуса никогда не входила. Как следует из фактических данных письменных источников, ордынцы, в основном, присоединяли к себе только те территории, на которых обитали тюркскоязычные народы. А основная масса населения русской этнотерритории к этому времени была уже явно нетюркско-язычной. И это, видимо, было основной причиной того, что эти территории не были включены в состав Джучиева улуса. Каких-либо иных объективных причин усмотреть пока не удаётся. Судя по данным письменных источников, племена и народы, находясь в составе Джучиева улуса, сохраняли свои этнонимы -ордынцы не подавляли этническое самосознание подвластных им народов. И только у населения, проживавшего на этнотерритории нынешних казанских татар, письменными источниками не фиксируется их общее самоназвание. И это достоверный исторический факт. Более того, такое общее самоназвание не фиксируется и в исторической памяти современного казанско-татарского народа. Попытки некоторых современных историков представить в этом качестве этноним соседних булгар не имеют под собой абсолютно никакой исторической основы. И всё это, в данной ситуации, вполне объяснимо.