Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Данная дипломной работа посвящена изучению религии и национализма во Внутренней Азии в поздний имперский и ранний советский период. Внутренняя Азия является геоэтнческим термином, которым в современности обычно обозначается территория между Монголией и Восточным Туркестаном (Синьцзяном). Изучением данного региона занимаются исследовательские группы и институты многих университетов, в числе которых университеты Индианы и Кембриджа, регулярно публикующие собственные научные журналы . Как отмечает Д.Синор, границы региона, понимаемого под Внутренней Азией, изменялись со временем. Поэтому следует говорить о Внутренней Азии как о территории, населенной алтайскими и уральскими народами, имеющими сходный экономический уклад (скотоводческий, не слишком пригодный для земледелия) . Данное определение несколько шире, чем рассматриваемые автором регионы - Бурятия, Монголия и Алтай. Несмотря на всю условность четкого определения регионов подобного рода, термин Внутренняя Азия является наиболее подходящим из существующих, так как не только подходит рассматриваемым районам - Монголии, Бурятии и Алтаю - по всем вышеописанным параметрам, но и вызывает определенные ассоциации с буддизмом. Общие хронологические рамки работы: с 1904 по 1924 год. Эти рамки в определенной степени условны, так как национальные и религиозные движения различались местом и временем. 1904 год взят вследствие появления первого нового массового религиозного движения в рассматриваемых регионах - бурханизма на Алтае. В 1924 году все рассматриваемые регионы становятся - по крайней мере формально - социалистическими: в Монголии умирает Богдо-гэгэн VIII и создается Монгольская Народная Республика. Как следствие такой широкой темы, все исследование направлено на раскрытие связей как между отдельными акторами, так и между их идеями. Изучение взаимосвязей акторов - не новый подход, но в данном регионе такого исследования не проводилось и тем более связь с религией не рассматривалась в таком широком контексте. Цель данной работы: определить, как вписывались рассматриваемые движения в политику управления регионами в Российской Империи и РСФСР. Тезис состоит в следующем: разнородные предпосылки изучаемых движений в сочетании с их конфликтами с имперской политикой говорят о необходимости комплексного изучения взаимосвязей и развития религии и национализма в них. автономия национализм имперский политика

Одной из ключевых концепций для правильного понимания данной работы является система «имперской ситуации», что подразумевает невозможность описания империи в рамках одной структуры (или подхода). Это также означает, что альтернативные социальные иерархии сосуществуют друг с другом внутри империи, и такие термины, как нация, автономия или колония, являются относительными, или, другими словами, они могут быть описаны и восприняты иначе, с точек зрения различных авторитетов . Немаловажно упомянуть о том, какие существовали имперские акторы (или агенты). Их можно разделить на два типа: те, которые приезжали из центра и местные акторы, которые инкорпорировались в имперские практики управления (потому как обладали необходимыми знаниями и это было территориально удобно). Благодаря политике по сохранению и управлению разнообразием создавались альтернативные возможности для имперских агентов, которые могли даже отнести себя к другой империи . Вследствие того, что большая часть рассматриваемых акторов были одновременно политическими, научными и религиозными деятелями, их цели и стремления исходили из сложно сочетаемых идей.

В начале XX века в рассматриваемом регионе появляются новые национальные религии и движения, такие как бурханизм на Алтае и обновленческое движение в Бурятии и Монголии, сторонники которых заявляли о необходимости либо полностью избавиться от устаревших ритуалов и ввести новые, которые оказались ближе к буддизму (в случае бурханизма), либо, как в случае обновленческого движения во всех его проявлениях, перевести большую часть литературы на национальные языки, сократить количество священнослужителей и упростить ритуалы. В то же время, в основе всех новых движений, за исключением консеравтивного и западнического в Бурятии, лежали мифы и истории, показывающие преемственность с прошлым - Джунгарским ханством или ранним буддизмом. Новые движения можно было бы легко описать как «прогрессивные» и «радикальные», но стоящая за ними и их лидерами история намного сложнее. Одна из основных задач этой работы - показать и правильно определить появление новых массовых религиозных и национальных движений в указанном регионе. Другая задача - показать, как правительства Российской Империи и РСФСР восприняли это явление и как изменилось их видение впоследствии. Автор предполагает, что Россия была конфессиональным государством , а Монголия занимала особое положение внутри Империи Цин. Конфессиональное государство означает, что религиозная принадлежность наряду с языком и сословием была одной из наиболее важных статусных характеристик в ??Российской Империи. В зависимости от принадлежности к определенным религиям менялась иерархия человека в обществе. Миссионеры были государственными агентами, которые пытались включить разные народы в состав государства с точки зрения религии, в то время как национальные и религиозные лидеры пытались найти способ сосуществования, который включал бы в себя локальные традиции. Важно отметить, что не только местные лидеры, но и различные группы интеллектуалов, такие как сибирские областники, этнографы и профессиональные востоковеды, способствовали формированию дискурсов автономий. Работы упомянутых специалистов будут правильно исследованы как исторические источники. Отношение населения к упомянутым движениям является отдельной проблемой, которая должна изучаться в другой статье. Тем не менее, небезынтересно колоритное замечание А.М. Позднеева, цитируемые В.Тольц, о том, что «для местных людей не было разницы между имперским бюрократом, миссионером или ученым» . Таким образом, конфликт с государством и внутри движений был связан с религией сложным образом, который не был бы понят без изучения конкретных примеров.

Многие современные историки национализма учитывают роль интеллектуалов. Например, Вера Тольц, Адиб Халид и Франсин Хирш, исследовавшие деятельность интеллигенции в национальных движениях, в своих работах показали их влияние на политику в начале XX века. Однако эти авторы не часто уделяли большое внимание роли конкретной религии, или же их работы были более общими. С другой стороны, А.А. Знаменский, Б.В. Базаров и Л.Б. Жабаева исследовали более поздний период и функционирование автономий в Советской России, но не использовали теории национализма. Это исследование является попыткой объединить оба подхода.

Для достижения задач данной работы используется монография Партхи Чаттерджи “Nationalist thought and the colonial world: the derivative discourse?”, относящаяся к группе постколониальных (или субальтерных) исследований. Она позволяет органично вписать дискурсы Просвещения, постколониализма и ориентализма в данную работу. Также представляют интерес исследования Тары Зары по национальному безразличию. На первый взгляд, такая идентичность как «бурят-монголы», используемая также в названии Бурят-Монгольской АСССР в 1923 году выглядит очевидно двойственной, неоднозначной. Читателю это может напомнить теорию Тары Зары о национальном безразличии, которая выделяет подобные двойственные, неоднозначные определения как признак национальной индефферентности . В данном случае использование подобной теории не совсем верно: понятие «бурят-монголы» использовалось для артикуляции связей с Монголией, но довольно регулярно заменялось понятием «буряты», но никогда не монголы. Проблему использования «бурят-монгольского» национализма следует рассматривать последовательно, учитывая не просто историческую и культурную общность, которая имела и имеет место быть, а также контекст противопоставления российской колонизации и ассимиляции Бурятии и попытки повлиять на Монголию через бурят. В этом контексте развивалось и панмогольское движение, участниками которого были и члены Бурнацкома.

Что касается работы с источниками, в данном исследовании анализируются понятия в разнонаправленных источниках (таких как, например, переписка местных членов Коминтерна с центром или заметки этнографов), изучаются собственные термины в обозначенных регионах, рассматриваются официальные термины законодательства, производится поиск национального дискурса.

Возвращаясь к термину «национальное безразличие» и работам Тары Зары, следует сказать о том, как определялась национальность в Сибири. Как мы уже указывали, Российскую Империю можно назвать конфессиональным государством. До 1910 ученые определяли национальную принадлежность (используя термин того времени - народность) в первую очередь через родной язык и конфессию, что отразилось в переписи 1897 года. Позднее этот взгляд несколько изменился, добавились новые критерии, но и в 1917 году основным критерием был язык . В случае бурятов это было проблемой, так как многие из забайкальских бурят говорили на разных диалектах монгольского языка и в основном исповедовали тибетский буддизм традиции Гелуг, в то время как иркутские буряты ощутили более сильное влияние православной миссии и были гораздо ближе к русскому населению.

Следует пояснить также и термин панмонголизм. В источниках он имеет ярко выраженные негативные коннотации, так как используется в основном как весомое обвинение, часто связываемое с поддержкой иностранных государств (преимущественно Японии), тогда как данный термин впервые был введен в оборот ещё В.С. Соловьевым в одновременном стихотворении, а идеологию можно отнести ещё к Чингис-хану. В его использовании по отношению к данному периоду есть несколько проблематичных моментов. Во-первых, даже те из бурятских интеллектуалов, кто являлся идеологами этого движения, не всегда участвовали в его политических эманациях. Причины этого просты: во-первых, недоверие к Г.М. Семенову и отсутствие уверенности в реальной возможности существования такого государства. Во-вторых, отсутствие стремления к реальному включению всех монгольских народов в это государство. В-третьих, для самого атмана Семенова это движение в первую очередь означало получение независимой области с поддержкой Японии, общемонгольская идеология была максимум второстепенно.

Первая глава этой работы посвящена изменениям в национальной и религиозной политике при переходе от Российской Империи к РСФСР и анализу влияния интеллектуалов на неё. Во второй главе основное внимание уделяется самим движениям, и влиянию на них идей интеллигенции. Вторая глава подразделяется на три части, посвященных соответственно Монголии, Бурятии и Алтаю, расположенных по уменьшению масштаба движений.

Глава 1. Имперская ситуация: политика и её агенты

Вопросы имперского управления разнообразием и построения единого национального нарратива были предметом споров и остаются им до сих пор. Огромную роль в этом процессе играла концепция малой родины, которая рассматривается Верой Тольц. Она показывает, что именно эта идея была призвана, в понимании востоковедов, примирить две их цели - интеграцию национальных меньшинств в пространство Российской Империи и формирование национального самосознания. Тем не менее, сама идея была очевидно проблематичной. Понимали это и сами интеллектуалы. Ещё в начале образования сибирского областничества Г.Н. Потанин видел, что его труды предполагают возможность как сепаратизма, так и объединения народностей. На следствии в 1865 г. он говорил: «Сепаратизм есть только направление местного патриотизма при известных условиях; другие условия могут привести его к идее совершенно противоположной - об единстве ». Несмотря на это, как востоковеды, так и областники полагали, что гражданская идентичность должна превалировать над любой локальной, которая будет дополнять её. Например, Н.Я. Марр и В.В. Бартольд заявляли о том, что участие к судьбе родного края помогает воспринять более сложное чувство любви к отечеству . Кроме того, вышеупомянутые интеллектуалы довольно органично вписывались в определенные круги: ученых, публицистов, либеральных деятелей, даже если власть принимала их совсем не так, как они того рассчитывали. Для них тенденции к сепаратизму могли не казаться настолько возможными. Несмотря на всевозможные ужасы колонизации, описываемые теми же интеллектуалами, для них русский человек все равно относился к инородцам довольно человечно. В качестве примера можно привести статью Д.А. Клеменца, где он, сравнивая русского колониста с американским, пишет, что «он, хоть и считает себя выше инородца, но у него нет отвращения к нему, которое мы видим в западно-европейских колонизаторах. Сибиряк видит в нем человека…заимствует кое-что от инородца и не только не считает неприличным знать язык инородца, но и ставит себе это в заслугу» . Большая часть инородцев принимали такое покровительственное отношение от русских и сами определяли себя как непросвещенных .

С другой стороны, такие важные бурятские национальные деятели как Ц.Ж. Жамцарано и Б.Б. Барадин во время учебы в Санкт-Петербургском университете у востоковедов Ф.И. Щербатского и С.Ф. Ольденбурга высоко ценили свой труд и считали себя полноценной частью ученого сообщества, обладателями уникальных навыков . Там же, с помощью Ольденбурга, они познакомились с Агваном Доржиевым, послом Тибета в Россию, Тем не менее, в их дневниках, составленных во время научных экспедиций по поручениям Русского комитета при Академии наук по изучению Средней и Восточной Азии, описаны встречи с бурятами, монголами и тибетцами, для которых европейская культура представлялась очевидно отстающей и неполноценной. Наиболее характерна в этом плане встреча Жамцарано и врача Жигмеда во время поездки первого к старому сказителю. Во время диалога Жигмед высказывает мнение, что у русских нет учения Будды, а значит нет адекватной религии вообще, которая позволяет понимать суть природных явлений, например, громовых стрел (ископаемые доисторические кремневые орудия), которые для него, очевидно, падают с неба. Из этого он делает вывод, что вся российская наука заимствована, предположительно с Востока. В ответ на это Жамцарано рассказывает об электричестве и добавляет, что громовые стрелы - просто старинное оружие, которое много где встречается. После этого не только Жигмед, но и остальные слушатели возмутились и сказали, что все видели, как их находят после грома . В случаях с ламами, менее показательными, основная проблема заключается в том, что, по мнению лам, русские слишком много внимания уделяют опыту, а не умозаключениям и опять же понимают причины превратно . Тем же ламам, которые удивлялись тому, как кто-то решил изучать буддизм, Барадин отвечал, что «живут высоко ученые и добрые люди, которые желают нам добра» .

Ещё одним примером проблематичности применения концепции малой родины являются случаи, когда политическое самоопределение значит для человека больше, чем любое локальное, как у большевиков М.М. Сахьяновой и С.С. Борисова. Кроме того, малая родина к началу XX века могла быть больше, чем раньше. Появление телеграфа, железных дорог, подробных карт, регулярной корреспонденции и почтового сообщения - всё это расширяло возможные горизонты не только в воображении сообществ, но и в практической доступности. Здесь можно привести в пример из другого региона: распространение печати в Узбекистане. Как показывает в своей книге А. Халиб, разные ответвления джадидов (деятели просветительского движения у тюркских народов начала XX века), объединяли такие вещи как использование нового школьного метода преподавания, общие газеты для чтения и требования замены устаревших религиозных школ национальными светскими. Схожие мероприятия мы видим в деятельности интеллектуалов всех трёх рассматриваемых регионов. Из этих трех пунктов второй (а частично и первый) стали возможен после, того как локальные элиты смогли относительно свободно издавать официальные газеты .

Вернемся к более общим моментам имперской политики. Концепт нации изначально появляется как изобретение Западного мира. Первые теоретики национализма явно связывали появление нации с определенной степенью развития государства и общества. Подобные заявления во многом логичны - для появления «воображаемого сообщества» необходимы определенные средства коммуникации и совместного воображения. Тем не менее, это отнюдь не означает, что национализм может развиваться лишь в развитых странах. Уже Геллнер разделял национализм на западный и восточный, на хороший и плохой. И здесь мы подходим к проблеме национализма в странах востока. Лидеры национальных движений часто изучали литературу западных экономистов, политиков и публицистов. Либеральные интеллектуалы нередко писали о новой волне переселенцев для колонизации Сибири Российской Империей как об основе для недовольства среди местного населения. Нередко в статьях областников и народников видно обращение к Американскому опыту колонизации, представление Сибири как места, где возможно реализовать новые оригинальные идеи . Подобная риторика не интерпретировалась просто в антиколониальном ключе, что могло быть ожидаемо, исходя из стремлений областников изменить угнетенной положение сибиряков и наладить отношения с центром, чему и посвящена резонансная книга Николая Ядринцева «Сибирь как колония». В книге П. Чаттерджи говорится о том, что подобное положение было бы проблематично: попытка имитировать и использовать западную модель локальными акторами и при этом отторжение самих стандартов этой модели вызывает противоречие. Как областники, так и востоковеды, такие как Ф.И. Щербатский и С.Ф. Ольденбург, в данном случае являются образцовыми последователями логики Просвещения. Они присоединяются к идее прогресса и говорят о необходимости модернизации в регионах, которую, хоть и не всегда удачно, проводит центральная власть, принимают модель и стремятся внести в неё изменения. Иногда это перерастает в патерналистское отношение с их стороны к коренным народам. Например, Ядринцев писал о «туземцах» Сибири, что смешение с ними русских поселенцев приводит ко всяческим негативным последствиям для интеллекта и нравственности, поэтому следует отправлять более культурных . Так или иначе, именно вследствие такого подхода и перенимания риторики областничества локальными элитами, они фактически теряют возможность выразить отношение к процессам колонизации с точки зрения человека своей культуры . Выше уже приводились примеры диалогов бурятов-востоковедов, где заметна та самая позиция, где восточная культура считает себя доминирующей. В случае Бурятии и Алтая автономисты не поддержали подобную позицию, выбрав обновление религии и приход к автономии в рамках развитых наций Сибири. Тем не менее, другой вариант развития не исчез, а проявился в автономных образованиях Лубсана-Сандана Цыденова и Дамбижалцана, которые не являлись частью ни обновленческих проектов, ни консервативных.

Работа Потанина и Ядринцева была плодотворна для роста национальных настроений на Алтае и в Бурятии, что заметно из обращений локальных акторов и их контактов с самими основателями областничества. Во втором поколении областников также были те, кто повлиял на автономистов. Одним из наиболее интересных в этом плане является Александр Васильевич Адрианов, этнограф и публицист, живший в Томске, ученик Потанина и Ядринцева. Помимо своей научной деятельности и экспедиций, которые находятся большей частью вне рамок данного исследования, Адрианов часто писал статьи в сибирских газетах, был редактором старейшей газеты Сибири «Сибирская жизнь». Цыбен Жамцарано во время своей командировки в Бурятию в 1905 году стремился наладить с ним контакты, говоря, что Адрианов был одним из тех интеллигентов, кто действительно интересовался бурятским населением . Адрианов с самого начала был активным противником большевиков и хорошим знакомым Вологодского (Председателя Временного Правительства Сибири), что после революции вылилось в бойкот его газет. Для данной работы одним из наиболее интересных моментов его деятельности является дискредитация в 1917 году В.И. Анучина, небезызвестного писателя и антрополога, эсера, члена Потанинского кружка и знакомого Д.А. Клеменца. В мае 1917 года он стал заместителем председателем Комитета общественной безопасности и депутатом Томского губернского народного собрания. Тем не менее, в историографии, в частности благодаря Адрианову, Анучин обычно описывается как фальсификатор и карьерист. И этому есть причины: в своей статье «Кто такой Анучин?» Адиранов приводит примеры его растраты средств, клеветы и провокации, которые позднее подтверждаются третейским судом . В результате Анучину приходится уехать из Томска в Горно-Алтайск. Именно там он в феврале 1918 г призвал объединить земли «бывшего Государства Ойрат» («русский Алтай, земли минусинских туземцев, Урянхай, Монгольский Алтай и Джунгарию») в автономную республику на Учредительном Горно-Алтайском краевом съезде инородческих и крестьянских депутатов .

В качестве подтверждения теории о конфессиональном государстве необходимо сказать, что уже в конце XIX века Европе, в отличие от Российской Империи, легально было объявить себя человеком без конфессии . В России же не только принадлежность к какой-либо конфессии являлась обязательным атрибутом идентичности, но и переход из православия в другую веру считался уголовным преступлением. Обращения в православия были способом поддерживать целостность империи. Тем не менее, сама миссионерская деятельность сильно изменилась со временем: в XVIII веке миссионеры считались просто носителями цивилизации, тогда как после появления концепции официальной народности миссионеры стали агентами национальной политики русификации . Постепенно агенты стали менять своё отношение к деятельности, осознавая необходимость постепенного включения в существующую структуру, использования языков и работы с новообращенными для полноценного обращения иноверцев. В некоторых случая успешность подобной политики создавала проблемы, как в случае реформаторского движения в анимизме марийцев в XIX веке, для которого успешная миссионерская деятельность была равнозначна исчезновению марийцев как нации . Большая часть деятельности для иноверцев оставалась под запретом даже в начале XX века. Например, вступление в Иркутскую преподавательскую семинарию и школу при ней было возможно только для крещеных, что фактически лишало бурят возможности получать светское педагогическое образование . Свод Законов Российской Империи трактовал буддизм как «идолопоклонство» . Такое положение просуществовало до указа об укреплении начал веротерпимости 17 апреля 1905 года. Но и тогда переход в другую веру разрешался только тем, кто был в нем номинально . Только в 1918 году Совнаркомом издается новый значимый в религиозном плане декрет: «Об отделении церкви от государства и школы от церкви», который, вместе с указом о национализации имущества церкви были нацелены на то, чтобы подавить влияние церквей на общество. С самой практикой проведения религиозных ритуалов предстояло бороться организациям безбожников и антирелигиозников. Указ ЦК от августа 1921, цитировавшийся в брошюрах подобных организаций, ставил идеологической задачей пропаганды замену религиозных верований правильно устроенной коммунистической научной системой . Но это было не так просто: насильственное внедрение марксизма-ленинизма чаще приводило к попыткам со стороны местных акторов сочетать религию с социализмом. В Бурятии это выражалось в изменении буддизма в атеистическую философию, на Алтае - в адаптации не только локальных легенд, но и в соотнесении мифического правителя с Лениным , а в Узбекистане подобный подход приводит к появлению «мусульманских коммунистов» и часто не затрагивал школьных учителей .

Послереволюционная политика хорошо характеризуется фразой Ленина на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 о том, что «передышка, которую мы получили, может быть сорвана каждый день и с запада, и с востока - в этом нет сомнения» . Поэтому для того, чтобы государство смогло существовать, необходимо было признание и одобрение других государств. При этом, по его докладу, видно, что основное внимание он уделяет все же западным странам, хотя и признает опасность Японии. На тот момент Япония поддерживала белое движение, и большевики опасались широкомасшатабной интервенции с её стороны.

В годы гражданской войны и в начале 1920-х годов для интеллектуалов существовали различные возможности. Появление большого количества новых институтов, проекты активного национального строительства - все эти варианты позволяли ученым избегать противоборства и получить достаточно высокий социальный статус. В то же время, в рамках парадигмы распространения мировой революции для укрепления нового советского государства, восток был в сфере интересов советского правительства. Наиболее ярким доказательством этого является съезд в Москве, происходивший с участием членов съезда народов Востока в Баку. В Москве на заседании ЦК с Лениным, Сталиным и Бухариным пригласили Ринчино, Доржиева а также киргиза Рыскулова. Делегацию приняли хорошо, отпустили 80 тысяч серебряных рублей (из 300 тысяч, отпущенных Шумяцкому на работу в Китае и Корее) .

Итак, интеллектуалы - как областники, так и востоковеды - оказывали серьезное влияние как на местную интеллигенцию, так и на политику государства. Тем не менее, вследствие отсутствия общего языка, для большой части местного населения эта политика представлялась в привычных им образах. Диалог с местными элитами, не включенными в либеральные дискурсы также был затруднен, что в большой мере лишало эти элиты (как и массы) возможности быть правильно услышанными. Восток, хоть и не был приоритетен, находился в сфере интересов советского руководства.

Глава 2. Движения за обновление, движения к автономии

2.1 Бурятия

Данный подраздел - первый из трех, который посвящен конкретным кейсам. В предыдущей главе уже рассказывалось о том, какое влияние оказывали востоковеды и областники на политику и на конкретных лидеров. Следует уделить больше внимания основным региональным акторам и кратко охарактеризовать движения, которые появятся и в следующих двух частях.

Существует довольно много терминов для определения религиозных и политических групп Бурятии. Секретарь бурятской секции Дальбюро К. Ильин называет их просто старобурятами и младобурятами , К.М. Герасимова называет их обновленцами и консерваторами . Современные исследователи четко разделяют движения 1905 года и движения 1917. Например, в третьем томе «Истории Бурятии» применительно к группам 1905 года используются термины стародумцы, западники, прогрессисты и крайние народники, а применительно к религиозным группам после 1917 - те же термины, что и у Герасимовой . Такое количество терминов, примененное к одним и тем же людям, показывает, сколько разных ролей они играли в существовании бурятского общества с Первой Русской Революции. Название стародумцы (у Герасимовой и консерваторы) показывает отношение об отношении к земельной реформе в Бурятии после революции и Манифеста 17 октября 1905 года: стародумцы хотели сохранить положения устава Сперанского 1822 года, где официально признавались почетные звания инородцев и судопроизводство совершалось по местным обычаям (в случае Бурятии - входило в функции родоначальников). Их противники - народники, прогрессисты (небольшая группа родовитых бурят) и западники - были за более широкие права автономии, выборность судов и административных деятелей . Записи из дневника Жамцарано показывают, что на первых общих заседаниях по земельному вопросу довольно быстро был достигнут компромисс. Этому в наибольшей степени способствовал Агван Доржиев, показавший всем группам, что новые положения невозможно принять в существующем виде, но модернизация необходима. Кроме того, Жамцарано и Барадин в ходе съезда перешли из группы стародумцев к прогрессистам . Таким образом получается, что между обеими группами на тот момент не было жесткого антагонизма, в отличие от распространенной точки зрения . На Алтае в то время происходили крестьянские восстания, вызванные земельными проблемами. В работе Н.А. Майдуровой на основе сопоставления большого количества источников показано, что они не получили такого большого распространения, и были локальными и не затрагивали большинство населения .

Необходимо подробнее определить участников движений. К автономистам относят известных ученых Цыбена Жамцарано (1881-1942), Базара Барадина (1878-1937), Даши Сампиловича Сампилона (1891-1938), политиков Элбэк-Доржи Ринчино (1888 - 1938), Михаила Николаевича Богданова (1878-1919), буддийского ламу и дипломата Агвана Доржиева (1856-1938) и других. Из них только Ринчино и Богданов не участвовали в обновленческом движении в буддизме: Ринчино был эсером и помощником Б.З. Шумяцкого, а Богднов - западником и, соответственно, считал сохранение большинства бурятских национальных особенностей помехой экономическому развитию. Среди консерваторов гораздо меньше заметных имён, обычно упоминают только Эрдэни Вамбоцыренова, который был главным тайшой Хоринской Степной Думы. Автономисты Алтая - Николай Чорос-Гуркин и братья Манджи и Аргымай Кульджины- менее важны для процессов, происходивших, в Монголии, но алтаец и сотрудник Коминтерна Сергей Степанович Борисов входил в Дальневосточный Отдел и занимался Монголией. Относительно собственно монгольских лидеров, за исключением самого Богдо-гэгэна VIII (1874-1924), важной для данного исследования фигурой является Догсомын Бодоо (1885-1922), член Монгольской Народно-революционной партии (далее МНРП). Несомненно, очень большую роль в теократическом и слабо индустриализированном государстве играли церковные иерархи и влиятельные феодалы. Кроме того, послереволюционные годы и период гражданской войны были тем временем, когда для амбициозных деятелей появилось возможность заявить о суверенности своих новообразованных государств. В пример здесь можно привести теократическое государство Лубсан-Самдана Цыденова и теократические владения Дабижамцана (Джа-ламы), про-Семеновскую автономию Нэйсе-гегена.

После такого подробного описания акторов представляется целесообразным перейти к хронологическому нарративу о Бурятии. К середине XIX веке Российская администрация выработала действенные методы взаимодействия с прелставителями буддизма и установила действенный порядок обращения с бурятским населением . Прозелитическая деятельность православных миссий вступала в открытые конфликты с бурятским населением реже чем раньше, изменился сам подход к колонизации и миссионерству. До 1850-х годов усилия православной миссии были направлены в основном на бурятскую аристократию и имели целью сделать из бурятов полноценных субъектов Российской Империи. Священники взаимодействовали напрямую с государственными структурами, оттуда же получали бюджетные деньги. Уже в 1870-х, в связи с успехов в прозелитической деятельности, миссия решила усилить свою позицию и перейти к христианизации обычного населения. Разумеется, такие обращения были большей частью поверхностными и служили той же административной цели, поэтому после Указа об укреплении начал веротерпимости 1905 года тысячи бурят перешли обратно в буддизм . 7 февраля 1905 года Б.Б. Барадин, Ц.Ж. Жамцарано и Л. Гончикожапов отправили записку С.Ю. Витте как представители бурятов-буддистов. В ней они просили об изменении статуса ламаизма, аргументируя это признанием буддизма учеными авторитетами (но не ссылаясь на Ольденбурга) и двусмысленности положения крещеных бурят, которые не могут перейти обратно в буддизм. Интересно, что в этой же записке они просят хотя бы разрешить шаманистам переход в буддизм, если уж для крещеных бурят невозможно, так как буддизм - более прогрессивная религия . Такое предложение отлично вписывалось в модернизационный дискурс Российской Империи.

Вслед за революцией в 1906 году образовались первых национальные организации забайкальских бурят, на съездах которых были четко изложены положения по национальному самоопределению, включавшие задачи создания автономии и распространения национальных школ . Предполагалось использовать халхасский диалект монгольского языка как лингвистическую основу, а буддизм - как основу религиозную . Разумеется, это не могло понравиться иркутским бурятам, которые хотели ввести латинизированный алфавит и протестовали против буддизма. В ответ на это Жамцарано, а вслед за ним и Штернберг заявляли, что у иркутских бурят слишком мало общественной поддержки (что вполне могло быть так с точки зрения забайкальских и поддерживающих их интеллектуалов), и к тому же они сотрудничали с полицией. Кроме близкого знакомства с Жамцарано, Барадином и прочими, для интеллектуалов была и более важная причина поддерживать буддизм в ущерб христианству (и, соответственно, идеи интеграции в Российскую Империю). Они считали (и этому способствовали местные интеллектуалы), что глубоко укорененный буддизм и его древние традиции дают гораздо более твердый моральный стержень, чем искусственно и насильно принятое христианство, не говоря уже про шаманизм .

Бурятская интеллигенция очень быстро откликнулась на февральскую революцию: уже в марте 1917 года независимо друг от друга были созданы Временный организационный комитет в Чите и Бурятско-Калмыцкий Комитет в Петрограде . В Читинский Комитет, куда среди прочих вошли М. Н. Богданов, Э.-Д. Ринчино, Д. С. Сампилон, Ц.Ж. Жамцарано и Г. Ц. Цыбиков, использовались концепции федерализма, апелляции к бурятской этничности и буддийской религии, а также Монгольской суперэтничности (вследствие названия Бурят-Монголия). Петроградский Комитет, в деятельности которого участвовали А. Доржиев и Б. Б. Барадин, использовал идеи, схожие с областническими: самоопределение на основе этничности и экономической общности региона . В 1917 году на основе решений первого общебурятского съезда был избран Бурятский Национальный Комитет (Бурнацком) - центральный орган власти бурятов в РСФСР до 1922 года. Запросами из Петербурга на втором съезде был поднят вопрос о статусе ламаизма. После этого была создана «Комиссия по пересмотру законодательства о буддистах в России» под руководством С.А. Котляровского, куда вошли специалисты, назначенные Временным Правительством. В их числе был и С.Ф. Ольденбург, на тот момент министр народного просвещения, что означало сильную надежду на положительное для буддистов решение по данному вопросу. На основе положений второго съезда Комиссией были приняты «Положения об управлении духовными делами буддистов Сибири». В них декларировалась полная и неограниченная свобода исповедания и проповедывания веры, образования приходов, сооружения молитвенных зданий, отправления богослужений и устройства религиозных процессий и праздников . Реформа в том виде почти не затрагивала интересов консервативного ламства, ограничив его только в плане выборности власти и серьезным ограничением возможностей для коррупции при экзаменах на звание.

Период с 1918 по 1920 год связан с панмонгольским движением и его провалом вследствие поражения атамана Семенова и Унгерна, конца так называемой «Читинской пробки». Эти события более подробно описаны в подразделе, посвященном Монголии, но здесь следует ещё раз прояснить вопрос понятий национальной идентичности. В корреспонденции, докладных записках и протоколах заседаний Наркомнаца и секретариатов Коминтерна чаще всего (но не всегда) используется термин «бурят-монголы», но упоминается, что это то же, что и монгол-буряты и буряты. Представляется логичной точка зрения, что это делалось специально и связано с ориентацией Советской власти на Монголию и Тибет, а смена этноним на Бурятию маркирует потерю общего азиатского основания . Для советского руководства определенная поддержка общемонгольских идей представлялась очевидно временным явлением, необходимым для распространения революции. Уже позднее, после репрессий, БМАССР стала просто Бурятской, что значимо показывало отход от идеи общего монгольского прошлого. Остается вопросом, насколько проблематично для населения БМАССР было различие между официальным названием и самоназванием.

В 1922 году появились проекты новой бурятской автономии, которую планировалось создать благодаря объединению бурят-монгольских автономий (в ДВР и проекта Б.З. Шумякого в РСФСР). Это обсуждалось на областном съезде бурят-монгол РСФСР, проводившемся в конце года. В докладе председателя Бурревкома Ербанова предлагалось создать новую Бурятскую республику, основываясь на проектах Башкирской и Татарской автономии. Он объяснял возможность такого слияния внутренней советизацией Дальневосточной Республики и тем, что ранее нужен был буфер и «демократические принципы» . К тому моменту Дальневосточная республика была ликвидирована и присоединена к РСФСР - это произошло 15 ноября 1922 года. Планы общебурятской автономии и решения проблем (обсуждались также вопросы голода и недостаточности образования), предложенные на этом съезде, были рассмотрены и использованы позднее. Более поздний (апрельский) проект Ринчино, брал за основу Калмыцкую и Киргизскую республики. В Калмыкии действовал закон об охране скотоводства, который он просит распространить и на забайкальских бурят. К тому же у Бурятии с Калмыкией существовали тесные связи.

Среди документов Ринчино любопытной является его переписка с Д.С. Сампилоном, где он показывает себя как человека, для которого дела бурятской нации стоят на первом месте, а методы их достижения и союзники на втором. Он считает, что «у Бурятии есть свои внутренние дела, аймачные и другие», и на первых порах считает более чем возможным получить помощь от японцев и Семенова, которых, по его мнению, внутренние дела Бурятии не интересуют совсем. Согласно Б.В. Базарову и Л.Б. Жабаевой, использовавших в своём труде богатый архивный материал, другие лидеры национального движения, такие как М. Богданов, считали, что у них просто нет другого выхода, как сотрудничать с Семеновым . В тех же письмах, скорее всего позднее, он приходит к мнению, что советы - наиболее вероятный помощник в осуществлении автономистских проектов . Из его письма следует, что если бы у Семенова или у Монголии было больше политической силы, то он бы мог рассчитывать на их поддержку, но это слишком маловероятно. Такие заявления, дополненные его идеями панмонголизма, для советского правительства 1930-х годов являлись весомым доводом для обвинений. Тем не менее, в большей части своих докладов он показывает не только отличное знание ситуации в регионе, но и образцовую преданность большевистской партии (по крайней мере своей риторикой) . И именно благодаря его знанию как марксистской терминологии, так и локальных проблем, он убедительно доказывает необходимость рассматривать инородческий вопрос как нечто большее, чем чисто национальный. Он связывает это и с колонизацией, и с экономической ситуацией, показывая глубокую социальную подоплеку вопрос а и сравнивая его с рабочим вопросом.

Ранее уже упоминалось теократическое государство Лубсана-Сагвана Цыденова, оно же Балагатское государство. Необходимо отметить, что это образование представляло собой неприятную проблему как для Семенова, так и для красных. Неприятность заключалось в следующем: Во-первых, Цыденов был очень популярен среди населения Хориснкого района, поэтому его устранение вызвало бы ненужный резонанс. Во-вторых, само существование нового государственного образования было демонстративно ненасильственным ответом на попытки призыва бурят в Цаган Цагда - Белую гвардию. Военное решение вопроса превратило бы Цыденова в символ несправедливости по отношению к бурятскому населению, поэтому Семенов только временно арестовывал участников. Но это не приносило ему желаемых плодов - каждый раз, когда Цыденов выходил из заключения, даже если в тюрьме он выпустил призыв вставать на сторону Семенова, это выглядело триумфом для его последователей. Наконец, движению удалось заручиться поддержкой влиятельных лиц из Прибайкальской области , не считая поддержки Э. Вамбоцыренова. Большевики для борьбы с балагатским движением также избегали серьезных мер, стараясь использовать Агвана Доржиева и просоветски настроенных лам-обновленцев. Более того, даже в мае 1922 года секретарь Бурятской секции Дальбюро К. Ильин в своей докладной записке о необходимости ликвидации теократического движения акцентирует внимание на том, что Бурят-монгольское автономное управление много делало для мирной ликвидации, отпускало часть арестованных и мирно распускало добровольцев . Сам Ильин, будучи к тому же правительственным инспектором милиции, приехал разбираться в данном деле вследствие записки Лосева, бывшего одновременно милицейским уполномоченным и членом по делам аймачного управления. Лосев, столкнувшись с большим количеством хищений и не имея времени и возможности их расследовать из-за совмещения должностей и паники населения в связи с начавшимся движением за освобождение Цыденова из тюрьмы, попросил прислать именно Ильина, который уже отдавал приказы об аресте участников движения. Ильин продолжил принимать жесткие меры, Цыденов был отправлен в ссылку в Новониколаевск и, по некоторым сведениям, умер в больнице от плеврита , после чего движение фактически распалось. Важно также и упомянуть о других причинах разгона движения, за исключением того, что оно было консервативным, а терминах советской власти - реакционным. Согласно записке Ильина, главная проблема заключалась в том, что теократы стремятся фактически ликвидировать автономию и говорят о присоединении к Приамурью и русским, что недопустимо, потому как бурятский народ имеет особое значение как проводник советского влияния в Монголию, через нее - в буддийский восток (Тибет и даже Индию) . Что интересно, этим доводом он фактически слово в слово повторяет упоминавшийся ранее доклад Ринчино о Внешней Монголии, написанный им для съезда в 1920. Если там подобные геополитические причины использовались для привлечения внимания к роли региона в целом, то здесь они же являются оправданием укрепления большевистской власти. Из приведенных документов можно сделать вывод, что к движению долгое время относились осторожно и сильные репрессии были вызваны двумя причинами: собственно активизацией и выступлениями участников теократического государства и важностью автономии для советского государства.

Учитывая все обстоятельства, история Балагатского государства соотносится с противоборством автономистов и консерваторов. Тем не менее, необходимо подчеркнуть некоторые важные особенности. Феномен теократического государства выглядел неуместным пережитком прошлого как для Российской Империи, так и для Советского Союза и значительно затруднял проведение политики. Тем не менее, для локальных акторов это не было чем-то неестественным, и они не единожды об этом заявляли даже тогда, когда говорили о ламстве и ноенах как о буржуазии, в терминах марксизма-ленинизма. Цыденов говорил не только о необходимости возвращения к ранним канонам буддизма, таки как отстранение от мирских дел, но и выдвигал новые принципы устройства сангхи для распространения учения в России . Кроме того, согласно Н.В. Цыремпилову, он использовал европейскую литературу для обоснования и определения своего государства как теократии, что говорит о нем как о человеке, способном вести диалог с представителями западной культуры на их языке.

В 1923 году после объединения Бурят-Монгольской и Монголо-бурятской автономной областей началось активное противостояние между консерваторами и обновленцами. После того, как обновленческая реформа была принята Всебурятским съездом буддистов в 1922 году, настало время претворить её в жизнь, что вызвало протесты консервативных лам, надеявшихся отменить «Положение». Основных положения реформы были классическими для движения, но к ним добавилось положение о недопустимости частной собственности для ламство, что и вызвало основной конфликт. Этот конфликт успешно использовала советская власть, временно помогая обновленцам, а после национализации дацанов, подъема налогов и других административных мер , уже в 1930-х годах оба движения исчезают . Необходимо отметить, что советская власть старалась не вмешиваться в религиозную борьбу напрямую , управляя ей через местных небольшевистских акторов - сначала при помощи Агвана Доржиева и обновленцев, а потом через членов радикального движения нирванистов, отрицавших храмовые обряды и иерархию .

В 1926-1927 была сделана фактически последняя полноценная попытка примирения буддизма с советской властью. Агван Доржиев сотоварищи постарались фактически подчинить ламаистскую религиозную систему современным философским концепциям, но эта попытка провалилась. Несмотря на атеизм концепции, с позиции маркисзма она воспринималась совсем по-другому. Это выглядело как попытки подогнать «учение великих Маркса и Ленина» для своих, несомненно буржуазных и реакционных нужд. К тому же члены антирелигиозных организаций вряд ли вникали в тонкости ранних положений буддизма.

Таким образом, советская политика в случае конфликтов между религиозными движениями сильно напоминала политику Российской Империи по управлению религией - правительственные акторы поддерживали отдельные группы в обмен на их лояльность и использовала внутренние конфликты для своей выгоды. В случае Российской Империи религии кроме православия, в случае большевистской политики - любые религии были представляли особые случаи для управления . Серьезным различием следует считать, то что советская власть не имела планов предоставить привилегии в виде доступа к административному ресурсу для своих помощников в поросах религии. Для советских лидеров подобная политика также вела к укреплению власти в регионе, но итогом должна была стать не только интеграция, но и кардинальная смена образа жизни. Такие акторы как Цыденов выбирали попытки не сотрудничать с властью, но для них это представлялось возможным только при наличии реальной поддержки и активности, не мешавшей политике государства. Кроме того, локальные советские авторы искажали информацию поступавшую к центру - это также показывает особенности имперской ситуации в Бурятии. Все эти факторы мешали единой схеме функционирования советского государства.

2.2.Монголия

Переходя к Монголии, следует отметить, что в этом подразделе рассматривается более поздний период, чем в остальных. Этот период связан с появлением теократического монгольского государства под руководством Богдо-гэгэна вследствие Синьхайской революции в Китае. Так как данная работа имеет довольно широкие рамки, здесь будет приведен ряд только ряд событий, повлиявших на статус Монголии до революции 1917 года. 1 декабря 1911 года князья и ламы из Халхи провозгласили независимое Монгольское государство во главе с Богдо-гэгэном VIII (с того момента Богдо-ханом), обосновав её тем, что Монголия подчинялась маньчжурской династии, а не Китаю . До этого Монголия заручилась поддержкой России, где решили действовать осторожно и использовать Монголию в основном для влияния на Китай . 3 ноября 1912 году в Урге был подписан монголо-российский договор, подписанный И.Я. Коростовцем и утверждавший автономию Монголии. 5 ноября 1913 года состоялось подписание русско-китайского договора, по которому Китай соглашался на автономию Внешней Монголии и отсутствие своих властей (гражданских и военных) там, а Россия признавала сюзеренитет Китая. Наконец, 25 марта 1915 года в Кяхте было заключено трехстороннее российско-китайско-монгольское соглашение, провозглашавшее автономию Монголии.

Монголия и Бурятия связаны - экономически, политически, культурно и социально. Эта сеть взаимодействий предоставляла её участникам использовать разнообразные пути для достижения своих целей. Тем не менее, известный современный историк Л.В. Курас предпринял попытку упростить значение конфликтов в национальном движении бурят в Монголии, заявив, что различные политические подходы не являются столь важными из-за общей революционной цели . Это заявление представляется слишком амбициозным в контексте конфликтов между эсерами и коммунистами. Более того, Э.-Д. Ринчино и М.М. Сахьянова имели совершенно разные взгляды на концепции автономии. Если Ринчино был ближе к областникам и активно использовал панмонголизм, то Сахьянова была среди меньшинства как в гендерном аспекте, так и в аспекте идентичности: она в первую очередь считала себя членом большевистской партии .

Простое утверждение результатов национального движения, размывает реальную картину и скрывает альтернативные траектории, которые сохранялись в умах даже после создания автономий. Нельзя не сказать об огромной роли бурятской национальной интеллигенции в Монголии и её влиянии на образование. В 1912, через год после того, как Жамцарано, отправился в Монголию как советник Российского консульства, он предложил правительству Богдо-ханской Монголии провести реформу образования, введя светское образование (сперва только начальное, потом и среднее) наряду с дацанским. Такие же положения были в программе обновленцев, что упоминалось в предыдущей главе. Его предложение было принято и правительство постановило открыть три школы . Как ни странно, И.Е. Молоков говорит только про две школы: «В Урге две школы. Одна - при русском консульстве, вторая - монгольская, правительственная. Обеими заведовал Жамцарано. Среди учителей в монгольской Н.Т. Данчинов, в русской Ф.А. Парняков» . Следует отметить, что на тот момент Жамцарано преподавал монгольский язык в Петербургском университете и одновременно был советником по вопросам образования в правительстве Богдо-гэгэна. Фактически это можно назвать монгольской ветвью обновленческого движения в Бурятии.