Русская православная церковь в начале ХХ века

Размещено на http://www.allbest.ru/

Реферат на тему:

«Русская православная церковь в начале ХХ века»

Выполнила:

ученица 11 класса «Б»

МКОУ Бобровская СОШ №1

Шелковникова Дарья

Преподаватель: учитель истории

Седых Н.В.

Бобров 2014г.

Содержание

1. Православная церковь в начале XX века: структура и социальный состав

2. Проблемы взаимоотношений церкви и государства в 1905--1916 гг.

1. Православная церковь в начале XX века: структура и социальный состав

В начале XX века Российская православная церковь среди вероисповеданий империи занимала, согласно действовавшему законодательству, «первенствующее и господствующее» положение. Ее священнослужители являлись духовными пастырями приблизительно 115--125 млн. православных верующих, т.е. около 70 % населения России. По результатам переписи 1897г., в Европейской России к синодальной церкви относилось 81,71 % населения, на Кавказе -- 49,40 %, а более всего в Сибири -- 85,79 % от всех жителей.

В Центральной России границы епархий приблизительно соответствовали губерниям. Таким образом, гражданское и церковное административные деления в России различались: 97 губерниям и областям соответствовало 67 епархий РПЦ.

В России в 1914 г. насчитывалось свыше 54 тыс. (без учета военных) церквей, более 23, 5 тыс. часовен и молитвенных домов; общее число духовенства превышало 112 тыс. человек; монастырей было 1025, в них проживало около 30 тыс. монашествующих.

Православная церковь имела 4 высших учебных заведения: Санкт-Петербургскую, Московскую (в Сергиевом Посаде), Киевскую и Казанскую духовные академии. Во время празднования 300-летия дома Романовых, 21 февраля 1913 г., император, подчеркивая важность высшего духовного образования, наименовал эти академии (по аналогии с университетами) „Императорскими". РПЦ также располагала широкой сетью средних и начальных духовных школ: 57 семинариями и 187 духовными училищами, находившихся практически во всех епархиях РПЦ. По степени развитости структуры духовного образования епархии делились на 4 группы: 1) не имевшие духовно-учебных заведений; 2) с незавершенной структурой -- без семинарии; 3) со среднеразвитой структурой -- семинария и 1--3 духовных училища; 4) с разветвленной сетью духовных школ -- академия, семинария и 4-7 училищ. В своих 42 тыс. церковно-приходских школ (треть всех школ империи) обучались сотни тысяч православных, РПЦ служила главным идейным союзником государства.

Динамика цифр показывает, что в начале XX в. в РПЦ происходил практически неуклонный рост, как православного населения империи, так и численности всех слоев духовенства.

Высшим органом церковного управления являлся Святейший правительствующий синод -- своеобразное сословное представительство при верховной власти. В значительной степени это было государственное учреждение, однако оно пользовалось достаточной степенью самостоятельности, так как внутренними церковными делами управляли почти исключительно духовные лица. Хотя Св. синод и не обладал законодательными полномочиями, но он выполнял функцию исполнительной власти, издавая указы, обязательные для исполнения духовенством РПЦ. Деятельность Синода контролировало назначавшееся императором светское лицо -- обер-прокурор Св. синода, являвшийся официальным представителем власти Его Величества. Юридической основой создания института обер-прокуратуры была необходимость доклада верховной власти о течении церковных дел. На обер-прокуроре лежали функции охранения государственных интересов в сфере церковного управления и контроля над высшим органом власти РПЦ. И хотя эти сановники имели практически неограниченные возможности влияния на органы высшего церковного управления, однако этим правом они практически не пользовались, предпочитая не участвовать в деле чисто церковного управления.

Фактически духовенство тяготилось государственным контролем над своей деятельностью. Однако и император, и обер-прокурор, являясь членами Церкви, имели полное право выражать свое определенное несогласие с какими-либо действиями архиереев.

Заседаниями Св. синода руководил его первенствующий член (председатель). Однако за ним, как и за прочими синодальными членами, не было права решающего в РПЦ голоса. Светский обер-прокурор также не мог считаться хозяином в церкви.

На протяжении синодального периода РПЦ была интегрирована в государственную систему, представляя собой часть административного аппарата империи. Ни одно важное церковное мероприятие не проходило мимо государственной власти. Даже сами определения Св. синода печатались на бланках, в верхних колонтитулах которых значилось, что они исходят с высоты верховной власти.

Царь утверждал различные церковные акты: назначения епископов, вызов их для присутствия в Св.синоде и т.д. Например, порядок отбора кандидатов для возведения во епископский сан был следующим. Список с именами кандидатов составлялся Св. синодом. Далее он представлялся императору, который выбирал и утверждал одного кандидата в епископы. В большинстве случаев утверждался тот, чье имя значилось первым. В такой процедуре члены Св. синода представляли собой собор епископов, а монарх -- совокупный голос мирян. (Т.е. была создана определенная видимость выборной системы архиереев). Юридически, участие императора в церковных делах повышало статус и церкви, и ее постановлений.

Царская власть использовала РПЦ в своих идеологических, политических и социальных целях. Тесный союз государства и церкви, основанный на православной вере, имел как положительные, так и отрицательные стороны. Положительным было то, что империя, поддерживая Церковь морально и материально через институт обер-прокуратуры, избавляла епископа от рутинной бюрократически-канцелярской работы (связанной, например, с хозяйственной деятельностью и поисками источников финансирования), поддерживала ее просветительскую и миссионерскую деятельность. Православной церкви в Российской империи были созданы условия наибольшего благоприятствования. В «Основных законах» насчитывалось более тысячи статей, оберегавших имущественные права и привилегии РПЦ.

Русские цари не видели особого смысла в предоставлении церкви свободы самоуправления, поскольку видели ее главную цель в христианизации народа. Для чего иерархи фактически и освобождались посредством обер-прокуратуры от мирских дел. Однако те, наоборот, стремились расширить свои государственные функции в ущерб церковным.

Верховная власть рассматривала духовенство как свою социальную, идеологическую и духовную опору в народе, призванную распространять идеи самодержавия и православия. Так, духовенство, выполняя функцию по защите государственного самодержавного строя, располагало для этого определенными религиозными средствами. В первую очередь -- оно имело церковную «анафему», направленную против бунтовщиков и изменников царей. Чин анафематствования, входящий в состав последования «Недели торжества Православия», был утвержден в РПЦ еще с 1766 г. Он ежегодно прочитывался в церквах империи в первый воскресный день Великого поста. В нем говорилось, что все, кто не верит в харизматичность царской власти и не почитает императора как помазанника Божьего, а также стремится выступить против своего государя -- заслуживают отлучения от церковного общения. Второй вид служения духовенства самодержавию заключался в обязательной публичной молитве о государях и членах их семей в ходе богослужений. Третий -- в зачитывании с амвонов в церквах царских указов и манифестов. Четвертым средством, с помощью которого духовенство осуществляло свои государственно-охранительные функции, была проповедническая деятельность. Кроме пастырско-религиозного аспекта, мотивировавшего выполнение такой обязанности, священнослужители руководствовались и своим гражданским долгом.

Таким образом, у духовенства РПЦ был целый ряд способов защиты устоев существующего в стране государственного строя.

Отрицательной стороной установившихся на протяжении двухвекового синодального периода государственно-церковных отношений являлось отсутствие внутренней свободы Церкви и, в первую очередь, -- свободы проповеди. Первенствующая конфессия не имела в обществе самостоятельного голоса, в котором достаточно широко было распространено мнение о православном духовенстве как об агентах правительства и проводнике его программ. Данное отношение служило серьезным препятствием в осуществлении проповеднической деятельности российских священнослужителей. В результате этого РПЦ несла в народ скорее обрядоверие, чем духовное просвещение.

Помимо этого, с появлением введенного Петром I «Духовного регламента», духовенству вменялось в обязанность выполнение полицейской функции, заключавшейся в необходимости сообщения властям о противоправительственной деятельности своих прихожан, даже ценой нарушения тайны исповеди. Поскольку формально РПЦ была частью государственного административного аппарата, это давало основание определенным слоям общественности, настроенным против Церкви, считать православных священнослужителей прислужниками самодержавия, а также возлагать на РПЦ долю ответственности буквально за любые ошибки царской администрации, за политические репрессии и даже за социальную несправедливость в обществе.

В своем иерархическом устройстве духовенство РПЦ в зависимости от богослужебных полномочий и благодати священнослужения классифицировалось по трем основным группам: епископат, пресвитеров (или священников) и дьяконов.

С другой стороны, священнослужители подразделялись на две большие части: черное (монашествующее) и белое (женатое) духовенство. Последние, наряду с не имеющими священного сана церковнослужителями (т.е. с псаломщиками и пономарями), объединялись в приходское духовенство. Епископы иногда назывались высшим духовенством, приходские священники и дьяконы -- рядовыми клириками, а церковнослужители составляли низшую степень клира.

Вплоть до 1917 г. отношения, с одной стороны, между высшим духовенством, а с другой -- рядовым и низшим во многом сохраняли корпоративно-крепостнические порядки: в своих епархиях епископы были практически всевластными хозяевами. Однако они, в свою очередь, были подконтрольны коронной администрации. Таким образом, приходское духовенство находилось в двойной зависимости: и от верховной, и от высшей духовной властей.

Епископат РПЦ состоял в большинстве своем из представителей так называемого «ученого монашества», составлявшего около двух третей его состава, остальные были выходцами из категории женатых (овдовевших и принявших монашеский постриг) священнослужителей. По данным на 1916 г., в РПЦ насчитывалось 143 архиерея, из которых 48 были вдовцами. Подавляющее большинство епископов РПЦ происходило из духовной среды -- из семей священно- и церковнослужителей. Приблизительно 10-- 15 % были выходцами из дворян, мещан и других сословий.

К началу 1917 г. средний возраст архиереев был 51,6 года. При этом средний монашеский стаж равнялся 19,3 годам, а среднее время епископского служения -- 9,6 лет.

К 1917 г. высшее образование имело 94 % владык. Значительная часть епископата являлись магистрами и докторами богословия. Большинство иерархов обладало опытом административной деятельности, поскольку многие из них в свое время являлись инспекторами и ректорами духовных семинарий и академий.

Архиереи фактически являлись высшими духовными сановниками государства. Митрополиты, архиепископы и епископы приравнивались к трем первым классам военных и гражданских начальников. Однако то, что РПЦ находилась под контролем коронной администрации, давало повод общественности считать церковных иерархов лишь исполнителями необходимых требований. В свою очередь, значительная часть епископата считала свое положение в рамках сложившихся государственно-церковных отношений неприятным и оскорбительным.

Социальный состав рядового духовенства был практически однороден: подавляющее большинство всех приходских клириков составляли выходцы из своего сословия. И хотя он мог теоретически обновляться за счет притока людей из других слоев населения России (и такое явление действительно имело место), однако обновление было крайне незначительно. Например, доля представителей светских социальных групп среди приходских клириков в начале XX в. составляла 1,5 % (по другим оценкам -- 3 %). В основном духовное сословие представляло собой практически кастовую среду и намного превышало по замкнутости другие профессионально-социальные группы.

К 1913 г. большая часть приходского духовенства состояла из священнослужителей, а остальная -- из церковнослужителей. В отличие от последних, священники и дьяконы имели более значимый социальный статус, лучшее образование, более высокие доходы. В начале XX в. происходил процесс ухода детей духовенства с образованием в другие профессии (на гражданскую службу, учителями в школы и т.д.) и буквально бегство способных семинаристов в светские учебные заведения. Например, в духовном ведомстве в 1914 г. осталось лишь половина выпускников семинарий, а священный сан приняло еще меньше --выпускников духовных школ. церковь православный священнослужитель пастырь

Православное духовенство разделялось и по имущественному положению. Церковные иерархи вели весьма обеспеченный образ жизни, зачастую отрываясь от забот и интересов своей паствы. Приходские же священники были небогаты. Сельские клирики находились в скудости, бедности, зачастую -- в прямой нищете.

Уровень материальной обеспеченности весьма отличался и среди рядовых клириков. Лучше прочих были обеспечены благочинные -- обычно священники из белого духовенства, возглавлявшие, соответственно, благочиния (внутрепархиальные церковно-административные единицы). Как правило, благочинные являлись настоятелями больших храмов (соборов) и имели саны (титулы) протоиереев. Благочинные были ответственны перед епархиальной властью за церковный порядок, мир между клиром и паствой, а также между духовенством и местными гражданскими властями.

Царская администрация, желая обеспечить себе твердую опору в лице российского духовенства, стремилась сделать его привилегированной прослойкой общества путем принятия мер по подъему социального престижа, создания условий для получения специального образования, обеспечения личными правами и т.д. Однако меры императорского правительства по поддержке священнослужителей РПЦ были явно недостаточны. Лишь половина православного духовенства получала от казны небольшое жалованье (так называемые «средне-нормальные оклады содержания»). Средний оклад священника в начале XX в. равнялся 294 р., дьякона -- 147 и псаломщика -- 98 р. в год. Так, по состоянию на 1909 г. положение с жалованьем по епархиям было следующее: лишь в 14 епархиях все причты получали казенное жалованье.

В основном же церковный причт зависел от негарантированного дохода: от оплаты прихожан за требоисполнения и от сдачи церковной земли в аренду крестьянам. В свою очередь, это находилось в непосредственной связи с числом приписанной к приходу паствы, уровнем зажиточности населения, компактности его проживания и близости к храму, с характером отношений с прихожанами, урожайности года и т.д.

Впрочем, материальное положение священных церковнослужителей находилось в зависимости не только от воли руководства страны, но и от ее экономических возможностей.

В предреволюционные годы, в условиях Первой мировой войны постоянно понижались доходы приходских церквей от треб. Нередко семьи призванных на войну почти повсеместно отказывались платить духовенству не только за обязательные требы, но и по остальным обрядам. Миряне не без основания требовали, чтобы для семей, чьи кормильцы были мобилизованы на фронт, церковные требы совершались бесплатно.

Тем не менее, несмотря на постепенное снижение в пореформенный период числа верующих, нельзя не согласиться с оценкой известного историка и социолога Б.Н.Миронова, что среди русского народа «степень религиозности и в начале XX в. была высока и церковь оказывала огромное влияние на поведение людей».

Православная церковь испытывала и недостаток государственной поддержки церковно-приходских школ. Финансирование этих школ было гораздо более скудным, чем земских, что влияло на уровень оплаты труда преподавателей и, соответственно, на уровень их квалификации. Существенно ограниченные учебные программы церковно-приходских школ не способствовали развитию у учеников самостоятельного мышления. К тому же государственная политика была направлена не на подготовку просвещенных пастырей («чрезмерно» рассуждающих о вере), а скорее -- священников-требоисполнителей. Для достижения этой цели царское правительство предпринимало ряд мер для сокращения количества слушателей духовных академий (например, ограничивала число стипендий, запрещала некоторым категориям студентов жить на частных квартирах).

В то же время правительство, стремясь разрешить финансовую проблему, постоянно, вплоть до 1917 г., увеличивало сумму дотаций на жалованье городскому и сельскому духовенству, на содержание церковно-приходских школ и духовных учебных заведений. Причем за десять предреволюционных лет размер этой материальной помощи увеличился более чем в два раза, а по сравнению с 90-ми годами XIX в. -- в 4 раза.

Государственная власть стремилась изолировать православное духовенство от общественно-политической деятельности, запрещая ему (до 1905 г.) избираться и даже принимать участие в выборах в земские уездные и губернские собрания, а также в городские думы. Такое ограничение общественных прав православного духовенства приводило к практически полному упадку его роли и влияния на общественную жизнь страны. Единение верующих было не столько действительным, сколько желаемым. В отношениях между РПЦ и обществом наметился кризис.

Тем не менее, определенная часть светской интеллигенции искала контактов с духовенством. В качестве яркого примера этого следует указать на проходившие в столице с ноября 1901 г. религиозно-философские собрания с участием известных религиозных публицистов, представителей русской литературы, культуры, профессуры духовной академии и университета, а также представителей священнослужителей. Среди инициаторов этих собраний, нашедших поддержку у с.-петербургского митрополита Антония (Вадковского), были «богоискатели» Д.С.Мережковский, Д.В.Философов, В.В.Розанов, З.Н.Гиппиус и др. К ним примкнули и представители популярного художественного журнала «Мир искусства» Л.С.Бакст и А.Н.Бенуа. С церковной стороны на собраниях председательствовал ректор С.-Петербургской духовной академии, викарий столичной митрополии епископ Ямбургский Сергий (Страгородский), а вице-председателем был архимандрит Сергий (Тихомиров) -- ректор столичной семинарии. Собрания проходили в форме полемических встреч: зачитывались доклады, а потом следовали обсуждения. Протоколы собраний (все доклады и прения) на протяжении 1903 г. публиковались, а в 1906 г. вышли отдельной книгой. (Всего с ноября 1901 г. до роспуска собраний в апреле 1903 г. Состоялось 22 заседания). На них обсуждались как некоторые внутрицерковные проблемы, так и вопросы, связанные со взаимодействием православного духовенства и общественности, а также с положением церкви в государстве. Отмечалось, что Православная церковь, несмотря на свое положение и мощь, оказывает малое влияние не только на идейно-нравственное состояние страны, но и на ее общественную жизнь. В качестве меры по возвращению утраченного церковью авторитета предлагалось ввести свободу совести и раскрепостить РПЦ от участия в ее делах светской власти, т.е. изменить сложившиеся за синодальный период отношения церкви и государства, точнее -- разрушить их союз.

И хотя на религиозно-философских собраниях прозвучало больше вопросов, чем ответов на них, но в целом, благодаря происходившему на них диалогу, они способствовали установлению определенного моста между сторонами, принимавшими участие в обсуждениях. Публикация протоколов религиозно-философских собраний проходила на страницах журнала «Новый путь». Однако материалы двух последних заседаний изданы не были. Причиной тому было сделанное в декабре 1903 г. распоряжение Св. синода о прекращении печатания «Записок религиозно-философских собраний в Санкт-Петербурге». Протоколы двадцати собраний увидели свет лишь после объявления в стране свободы слова 17 октября 1905 г.

Однако в масштабах империи в народе все более распространялись атеистические и религиозно-индифферентные настроения. Современники указывали на неуклонное падение престижа Российской церкви, на отсутствие авторитета у ее епископата, на то, что православные священнослужители находились в духовном застое, были отчуждены от паствы, не выполняли в народе свою пастырско-руководящую роль. Церковная проповедь зачастую была официозно-формальной или вялой, безынтересной и отвлеченной от реальной жизни. Данное положение сложилось из-за многочисленных политических, идеологических, психологических и религиозных обстоятельств. Однако само духовенство РПЦ видело едва ли не главную причину церковных «неурядиц» в сложившихся государственно-церковных отношениях, в установившемся в империи примате светской (царской) власти над духовной.

Одной из причин было и то, что, по словам офицера Ф.Винберга, до революции «многие наши священники были атеистами», что большая их часть формально и несла свои обязанности, и довольно значительное число священнослужителей сочувствовало революционно освободительному движению.

2. Проблемы взаимоотношений церкви и государства в 1905--1916 гг.

В начале 1904 г. начались боевые действия на Дальнем Востоке. 23 января Япония разорвала дипломатические отношения с Россией и в ночь на 27-е число атаковала русскую эскадру, стоявшую на рейде Порт-Артура. Началась Русско-японская война.

28 января 1904 г. определением Св. синода были установлены особые возглашения на ектениях и молитвах на литургии об укреплении русской армии. Первоначально общество восприняло войну патриотическим порывом: победа великой России над маленьким островным государством казалась очевидной. Однако постепенно первоначальный патриотический порыв из-за череды военных неудач стал сменяться на разочарование и сомнение в собственной силе. Взоры общественности обратились к поиску причин поражений.

Началась работа в сфере государственного законодательства. Она была подхвачена и церковными кругами. В церковной и светской печати стали все чаще появляться утверждения о не каноничности сложившихся в России церковно-государственных отношений и, как следствие -- о необходимости проведения во внутрицерковной жизни реформ и, в частности -- восстановления патриаршества. Однако особо актуально вопрос о реформе Православной церкви зазвучал после обнародования с высоты престола 12 декабря 1904 г. указа «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка». В нем объявлялось о планируемых реформах в государстве: в частности, свободы вероисповеданий. Планировалось, например, позволить подданным переход из православия в другие христианские исповедания.

Сразу после появления высочайшего указа на заседании Комитета министров выступил председатель Св. синода митрополит С.-Петербургский Антоний (Вадковский). Он указал, что в связи с предполагаемым изменением государственной политики, касающейся вероисповеданий, необходимо менять и правовое положение РПЦ в государстве. Митрополит объяснял это тем, что в противном случае Православная церковь может оказаться единственной из всех конфессий, стесненной в своих действиях. Например, если остальные вероисповедания получат свободу проповеди, то «господствующая» вера, связанная административными и идеологическими узами с государственным аппаратом, не сможет воспользоваться предоставленными правами.

Митрополита Антония поддержал председатель Комитета министров С.Ю.Витте. В феврале 1905 г. он внес на обсуждение правительства записку «О современном положении Православной церкви». В ней говорилось о необходимости отмены Петровской реформы церковного (синодального) управления, созыве собора и восстановлении «соборности» во всей жизни РПЦ.

В частности, Витте ссылался на слова видного богослова РПЦ, преосвященного Сергия: «Объявить теперь свободу совести для всех -- это значило бы всем развязать руки, а деятелей Церкви оставить связанными». В записке намечалась предварительная программа преобразований: обновление прихода, материальное обеспечение духовенства, децентрализация церковного управления и преобразование духовных школ. Витте был затронут и вопрос об отчужденности от церкви интеллигенции, которой сама церковь должна была сделать шаг навстречу.

В то же время, в феврале 1905 г., столичный митрополит Антоний (Вадковский) составил для Витте записку «Вопросы о желательных преобразованиях в постановке у нас Православной церкви». В ней рассматривались вопросы реформы церковного управления, и перед властью ставился принципиальный вопрос: не настало ли время для ослабления контроля государства над церковью? Тем самым речь заходила о необходимости предоставления церкви свободы управления и об уменьшении компетенции обер-прокурора Св. синода. Таким образом, два представителя высших органов светской и церковной власти высказали практически единую позицию о неотложном проведении комплексной церковной реформы.

Однако резко против таких намерений изменить форму установившихся взаимоотношений между церковью и государством высказался обер-прокурор Св. синода К.П.Победоносцев. 2 марта 1905 г. он направил императору специальное письмо, в котором заявил о своем категорическом несогласии с позицией Витте и Антония. В контексте письма о столичном архиерее фактически говорилось как о политическом авантюристе, преследовавшем в деле церковной реформы свои корыстные цели. (В случае установления патриаршества Антоний, как столичный архиерей, имел реальные шансы возглавить РПЦ).

13 марта Победоносцев убедил императора, чтобы вопрос о церковных преобразованиях был передан для рассмотрения из Кабинета министров в Св. синод. Победоносцев мотивировал свою точку зрения тем, что если органы государственной власти займутся вопросами реформирования РПЦ, то тем самым авторитет Св. синода будет умален, вследствие чего могут произойти крупные внутри церковные осложнения.

Через несколько дней, 17-го числа, до членов Св. синода было доведено решение Николая II о предоставлении им права рассматривать вопрос о преобразованиях в церковном управлении. На следующий день синодалы подготовили и подписали специальное обращение к государю. В нем они поблагодарили императора за почин церковным преобразованиям, упомянув при этом патриаршество и соборность как древние формы церковного управления. Тем самым был сделан намек, что поскольку инициатива реформ исходит сверху, а члены Синода -- лишь исполнители высочайшей воли, то царь должен принять их волеизъявление как изошедшее вроде как от него самого.

На заседании Св. синода 22 марта 1905 г. архиереями было принято решение ходатайствовать перед императором о созыве в Москве всероссийского собора епархиальных епископов для учреждения патриаршества и для обсуждения перемен в церковном управлении. Синод при этом должен был стать совещательным органом при первопрестольном архиерее. Причем мотивировка восстановления патриаршества была следующей: «чести ради Российского государства». На следующий день об этом решении Синода было доложено Николаю II.

Надежды на скорое восстановление в РПЦ и патриаршества, и соборной формы управления зазвучали со стороны и других иерархов. Например, об этом высказался викарий С.-Петербургской митрополии епископ Нарвский Антонин (Грановский). 24 марта на страницах столичного издания появилась его небольшая статья, написанная витиеватым, отчасти эзоповым языком и в несколько мечтательном духе. В ней говорилось о патриархе как о духовном отце царя и как ходатае перед государственной властью за народ. О необходимости церковной реформы открыто стали высказываться и другие архиереи. Причем с введением патриаршества они начали связывать освобождение церкви от «стеснений и указаний» светской власти.

Однако зазвучали и протесты против проведения церковной реформы. Они стали раздаваться не только от обер-прокурора, но и со стороны разных групп духовенства и сторонников восстановления приходского самоуправления в рамках синодальной системы. В частности, звучали мнения о несвоевременности преобразований. Указывалось, что духовенство стремится освободиться от внешнего государственного контроля и надзора за своей деятельностью для того, чтобы делать в церкви все, что ему самому заблагорассудится.

Тем временем в России все шире разворачивалось пламя революции. Оно заполыхало после событий в столице империи 9 января 1905 г. (Кровавого воскресенья). В тот день правительственными войсками было расстреляно направлявшееся к Зимнему дворцу мирное шествие. Причем в случившихся политических событиях присутствовал и церковный элемент, поскольку едва ли не организатором манифестации, двигавшейся с петицией к царю о нуждах рабочих, был священник Георгий Гапон -- выпускник С.-Петербургской духовной академии. Помимо разраставшегося пожара революции, цепь неудач на море и на суше в ходе Русско-японской войны, отсутствие единомыслия в духовной и светской среде по вопросам церковного управления не способствовали проведению реформ духовного ведомства. Все это заставило Николая II 31 марта на предложение Св. синода созвать Поместный собор ответить отказом.

Другой причиной отказа царя в созыве Собора было разногласие, определенное духовное размежевание, между ним и членами Св. синода, возникшее на состоявшейся по традиции после очередной (зимней) сессии Синода в 1905 г. Император высказал желание оставить престол в пользу наследника и принять монашество, предлагая себя синодальным членам в качестве кандидата на патриаршество. Молчанием архиереи дали понять, что на патриаршей кафедре они желали бы видеть кого-либо из своей среды. После принятия Николаем II патриаршего сана и воцарением на престоле его сына Алексея Николаевича в России установилась бы модель государственно-церковных отношений, подобная той, когда страной в XVII в. правил царь Михаил Федорович Романов, а церковью -- его отец, патриарх Филарет. Отрицательная реакция иерархов свидетельствовала об их стремлении иметь в институте патриаршества собственные выгоды, а не пользу для страны. После состоявшегося разговора Николай II перестал доверять синодальным владыкам как духовным пастырям. Внешне же император не проявлял своих чувств и продолжал общаться с архиереями по служебным делам, по мере надобности принимая их, награждая чинами и знаками отличия.

Если Николай II не представлял осуществления в стране принципа разделения духовного от светского и видел идеал православной империи в слиянии государства и Православной церкви, то архиереи стремились разграничить одно и другое, добиться собственной самостоятельности и определенной независимости от коронной администрации. В условиях начала XX в. идея российского духовенства о патриаршестве провоцировала разрыв единства церкви с государством. В схеме церковно-государственных отношений, которую отстаивала иерархия, патриарх мыслился как фактически неподконтрольное императору лицо, которое находится в некотором смысле не «при» царе (в качестве одного из наиболее приближенных советников), а «напротив» царя, в качестве определенного «противовеса» ему. В непростой политической обстановке, которая была в стране в 1905 г., в духовной среде наблюдалось охлаждение верноподданнических чувств. Понятно, что при возникновении каких-либо разногласий между церковной и государственной властями патриарх мог перейти в открытую оппозицию царю. При этом он был бы фактически «недосягаем» для императора: в случае, например, суда над патриархом для рассмотрения его дела следовало бы приглашать «равночестных» тому по сану восточных первосвятителей. При этом государству грозила бы вероятность церковно-политического раскола, что в условиях нарастания революционного движения могло послужить катализатором революции. По сути, патриарх нужен был революционному движению как сила, с помощью которой можно было бы ускорить падение (или свержение) самодержавной власти помазанника Божьего.

Помимо обнаружившегося взаимного непонимания императора и влиятельных представителей высшей церковной иерархии, налицо было расхождение синодального обер-прокурора К.П.Победоносцева с большинством архиереев РПЦ. Известно нелицеприятное высказывание Победоносцева о современных ему епископах: «Где уж там толковать о высоких добродетелях. Хоть бы с ума не сходил, хоть бы дурака не валял: и на том слава Богу». Эти слова, приведенные в письме митрополита Антония (Храповицкого) к Ю.П.Граббе (впоследствии известному как протопресвитер Георгий, а позже -- епископ Григорий), названы автором хотя и «циничными, но близкими к печальной правде». Фактор наметившегося размежевания царя и обер-прокурора с церковными иерархами сыграл не последнюю роль в решении отложить созыв Поместного собора.

Одной из главных причин задержки созыва Собора и проведения церковной реформы было отсутствие в России особого законодательства по церковным делам. Устоявшиеся за два столетия отношения государства и церкви были закреплены рядом законодательных актов, пересмотр которых являлся чрезвычайно сложной задачей. Разрушение синодальной системы и проведение радикальных преобразований в церковном управлении грозили разорвать союз империи и Православной церкви и даже привести к отделению последней от государства. Перестройка религиозного фундамента монархии грозила обрушением всего здания православного государства. Тем более, что в глазах простого народа представить Церковь и Царство существующими отдельно и независимо друг от друга психологически было невозможно. Поэтому Николай II, следуя советам К. П. Победоносцева, не только не торопился с проведением церковных реформ, но и осуществлял политику «подмораживания», оставляя государственно-церковные отношения в неизменном виде. Государственная вероисповедная политика претерпела серьезные изменения после 17 апреля 1905 г. В тот день, в условиях нарастания массового леворадикального движения, император издал указ «Об укреплении начал веротерпимости». Согласно ему, всем русским подданным предоставлялось право исповедовать любое вероучение, а все религии России уравнивались в правах. При этом доминирующее положение РПЦ в государстве ослабло, ухудшилось по сравнению с тем, которое она имела до выхода этого царского указа: православная вера оказалась единственной среди всех конфессий, сохранившей неразрывную связь с государственным аппаратом. Во внутренние же дела остальных исповеданий государство не вмешивалось. Ситуация сложилась абсурдная: инославные и иноверные конфессии, наделенные правами свободы совести, оказались в более выгодном положении, чем господствующая Церковь, не имевшая структурной самостоятельности. С целью же ограждения своей паствы от влияния иноверия РПЦ должна была опираться уже не на коронную администрацию, а на свои внутренние силы.

Царский указ «о веротерпимости» имел не только политическое, но и психологическое значение: после его выхода у консервативной части общества пошатнулась вера в царское правительство, которое во время роста революционных выступлений фактически отказалось от политического покровительства православию.

Российская общественность всю вину за военные неудачи возложила на царское правительство. Поражение в войне лишь усилило революционное движение. К осени его волна охватила буквально всю страну. Число участников забастовок постоянно увеличивалось, их требования становились все более радикальными. Причем до 75 % выступлений носило политический характер. В октябре разрозненные забастовки переросли во всероссийскую политическую стачку, охватив крупнейшие предприятия столицы, практически все промышленные центры и транспортные узлы страны. В стачке участвовало до двух миллионов человек.

При этом в стране установилось определенное политическое равновесие: революционные силы не могли устранить от власти царское правительство, которое, в свою очередь, не имело сил подавить революцию. Политические реформы были неизбежны.

Архиереи считали, что для осуществления этого замысла необходим созыв Поместного собора. К тому же иерархи настаивали на регулярности соборов. Большинство считало, что для Российской церкви насущно необходимым является восстановление патриаршества.

В целом епископат желал, чтобы правящая структура Российской церкви состояла из высшей инстанции -- Поместного собора, его председателя -- патриарха и действующего в промежутках между соборами Священного синода, руководителем (председателем) которого должен быть патриарх. (Предполагалось изменить и титулования: Синод вместо Святейшего называть Священным, а его прежнее наименование должно перейти патриарху). В ведении Поместного собора должны были находиться вопросы, касающиеся вероучения, выборов патриарха, открытия новых епархий, церковного суда, лишения епископов за проступки священного сана и проч. В ведении Св. синода должны были бы оставаться текущие дела, при решении которых он являлся бы высшей административной и судебной инстанцией.

По вопросу государственно-церковных отношений епископат также был практически единодушен. По его мнению, государству надлежало покровительствовать церкви, но та должна быть автономна. Звучали высказывания, что органам царской и церковной власти необходимо иметь равную силу и значение: первым -- в государстве, а вторым -- в церкви. С одной стороны -- Государственная дума и Государственный совет, а с другой -- Поместный собор и Священный синод. Иначе, предлагалось «параллельное» устройство властей и разграничение областей их ведения. Архиепископ Финляндский и Выборгский Сергий (Страгородский) полагал, что если постановления Собора и Св. синода будут касаться церковно-государственных отношений, то этим решениям необходимо придавать статус государственных законов. Причем порядок их принятия должен быть следующим: после соответствующего рассмотрения Государственной думой они должны утверждаться императором.

Характерно, что во всех схемах церковногосударственных отношений, предложенных российскими архиереями, не находилось места императору. И это несмотря на то, что в исторической практике Восточно-Православной церкви цари имели несомненные церковные полномочия. Императоры обеспечивали согласованность государственного и церковного законодательств. Они созывали Вселенские соборы, следили за их деятельностью, утверждали их постановления и председательствовали на них. Православные самодержцы издавали постановления об открытии новых епархий, назначали епископов на вакантные церковные кафедры, награждали архиереев высшими церковными наградами, осуществляли внешний контроль за духовенством (в частности, следя за его благочестием). К ним, как к высшим судебным инстанциям, обращались осужденные по церковным делам. Императоры иногда вносили радикальные изменения в существующее церковное устройство, возводя отдельные области в положение автокефальных епархий (то есть независимых от центральной церковной власти) и проч.

В области вероучения императоры издавали, помимо соборов, церковные законы и наблюдали за исполнением церковных норм, издавали указы о повсеместном употреблении на богослужениях некоторых православных гимнов.

Кроме этого, в практике Восточной церкви само царское звание считалось особым чином церковной иерархии: цари зачастую назывались «внешними епископами» церкви. Помазанники Божьи принимали определенное участие при церковном богослужении. Таинство миропомазания, совершаемое над императорами и уподоблявшее их Христу, открывало перед ними определенные церковные преимущества. В дни венчания на царство они входили в алтарь через открытые «царские врата», называемые так потому, что во время богослужения через них исходит Царь Славы, то есть Христос. (Кроме царей, в определенные моменты богослужения «царскими вратами» могли входить архиереи и священники. Даже дьяконы не могли пересекать их). Во время литургии цари причащались в алтаре, в одно время со священнослужителями и, как и те, непосредственно из св. Чаши. Следовательно, по церковным полномочиям цари занимали особое место: выше низшего клира и даже монашества, и почти в одном ряду со священнослужителями.

Таким образом, церковная власть царя распространялась на область церковно-правительственного управления, на охрану вероучения и соблюдение церковного благочиния. Она также давала право самодержцу, как помазаннику Божьему, принимать определенное участие в православном богослужении. О церковной власти православного самодержца говорилось в богослужебных книгах и обрядах Православной церкви, а также в «Основных законах» Российской империи.

В богослужебном чине коронования и миропомазания на царство император благословлялся Богом не только как глава государства, но -- главным образом -- как носитель теократического, церковного служения. В молитвах этого чина говорилось, что император стоит главой не над нацией, не над государством, но над народом Божьим, то есть над церковью.

Вышеперечисленные факты позволяли рассматривать царскую власть как институт не только государственный, но и церковный. В результате чего большинством населения империи царствующий монарх воспринимался скорее не как «хозяин земли Русской», а как религиозный лидер страны.

Однако, несмотря на вышеперечисленное, практически все архиереи РПЦ при обсуждении церковной реформы высказывали пожелания, чтобы, во-первых, изъять область церковных дел из ведения царской власти и, во-вторых, передать управление церковью исключительно органам высшей духовной власти, неподконтрольным фактически никому, кроме церковных инстанций: Собора, патриарха и Синода. То есть епископат РПЦ выступал если не за «отделение», то за некоторое «отдаление» церкви от государства.

Такую точку зрения высказывали некоторые архиереи, предлагавшие изменить церковное поминовение императора и царствующего дома. Так, архиепископ Варшавский и Привислинский Иероним (Экземплярский) и епископ Самарский и Ставропольский Константин (Булычев) считали, что в чине архиерейского служения литургии необходимо отменить поминовение государя на великом входе, а также его многолетствование в так называемой «великой похвале» на малом входе и в конце богослужения. Кроме того, епископ Константин из чина литургии, совершаемой священником, предлагал исключить воззвание дьякона «Господи, спаси благочестивыя», что также свидетельствовало об определенном нежелании молиться за императора, поскольку определение «благочестивые» относилось именно к императору и царствующему дому.

Таким образом, в 1905 г. обнаружилось стремление епископата РПЦ не только увеличить свою роль в государственном управлении, вплоть до участия в законодательной деятельности, но и осуществить это за счет ограничения власти императора в церкви. Об организации и усилении в России «воинствующего клерикализма» указывал очевидец событий В.Ульянов (Ленин). Он отмечал, что в период первой революции этот процесс существовал, хотя и имел скрытую форму. Рассмотрение же процесса клерикализации является областью известной историко-богословской проблемы «священства-царства».

Высшее духовенство не было единственной прослойкой в РПЦ, которая в 1905 г. выступила за проведение преобразований в духовной сфере. Еще раньше них возвысили свой голос приходские пастыри столицы империи.

19 октября на собрании Союза ревнителей церковного обновления был принят «Проект церковных реформ». В нем, в качестве ненормальных явлений, «препятствующих созиданию Царства Божия на земле», среди прочего, назывались: синодальная форма церковного управления, зависимость церкви от государства, чрезмерная власть епископата. Главной задачей Союза провозглашалось всемерное содействие созыву церковного собора с участием архиереев, приходских клириков и мирян. В программе Союза сама Российская империя характеризовалась как «преходящее учреждение», что в условиях революции воспринималось как подрыв устоев и традиций православного государства. Таким образом, «обновленцы», открыто заявив о своем полном несогласии с существовавшей в стране формой церковногосударственных отношений, впервые в русской церковной истории в столь резкой форме поставили вопрос об отношениях Церкви и Царства. Впрочем, стремление обновленцев к проведению реформ было вызвано скорее не политической, а внутрицерковной ситуацией. Тем не менее появление в прессе статей «32-х» ознаменовало собой начало коллективных выступлений рядовых священнослужителей по вопросам церковной реформы.

Индикатором заметного роста интереса общества к проблемам взаимоотношений церкви и государства является обилие публикаций в прессе. Начиная с 17 марта 1905 г. (с первой публикации «32 священников») проправительственное «Новое время», консервативные «Московские ведомости», орган С.-Петербургской духовной академии «Церковный вестник» и другие издания практически ежедневно на своих страницах помещали материалы на данную тематику. Всего за месяц (до 17 апреля) в отечественной прессе появилось 417 статей, а до июня -- еще 573 статьи, в которых рассматривались вопросы церковно-государственных отношений. Писалось о «ненормальности» положения РПЦ, о ее «порабощении» светскими чиновниками, о необходимости освободить церковь от «засилья» монашествующего духовенства, духовную печать -- от цензуры, предоставить во внутрицерковной жизни и на предполагавшемся Поместном соборе широкие права мирянам и прочее. Причем проводилась параллель между успехом церковных преобразований и политическими процессами, которые проходили в российском обществе. Более того, в либеральной прессе подчеркивалось, что эффективность церковных реформ зависит от того, насколько успешно будет освободительное движение в целом.

На волне объявленных свобод в С.-Петербурге, Москве и Киеве начали образовываться религиозно-философские общества. Например, в середине ноября 1905 г. в Москве представителями приходских священников и профессуры духовной академии была организована Комиссия Общества любителей духовного просвещения. На ее заседаниях читались доклады, связанные с проблемами переустройства церковно-общественной жизни. Комиссия самораспустилась в мае 1906 г. в связи с отказом царя созвать Поместный собор. В 1905 г. В.Эрном и В.Свенцицким было создано «Христианское братство борьбы». Тогда же возникли «Религиозно-философское общество памяти Вл.С.Соловьева», в 1906--1908 гг. издававшее журнал «Вопросы религии», «Петербургское религиозно-философское общество», в которое входили видные представители интеллигенции, традиционно именуемые богоискателями. Заметным явлением жизни того периода явилось и появление еженедельника «Век». На страницах этого издания происходил диалог интеллектуальной элиты и петербургских священников. С «Веком» сотрудничали известные философы, историки, богословы и священнослужители. На его страницах едва ли не красной нитью проходила мысль о глубокой связи и зависимости политических и церковных преобразований в России.

В целом Православная церковь достаточно широко воспользовалась гражданскими свободами, данными российскому обществу императорским Манифестом 17 октября 1905 г. Следствием «свободы печати» стало появление многочисленных светских и церковных периодических изданий, изобилующих дискуссиями на религиозно-общественные и религиозно-философские темы. Отмена цензуры и «свобода слова» стимулировала подъем не только нравственнорелигиозного, но и социально-религиозного проповедничества. В ряды духовенства устремились представители образованных слоев общества -- интеллигенции и дворянства. Активизировалась церковная благотворительность, расширилось строительство храмов, богаделен. Все эти процессы обусловили широкое участие церкви в общественной деятельности. Часть православного духовенства примкнула к право-монархическим союзам и партиям, а часть поддержала общественные движения и партии либеральной и даже социалистической направленности. Целями последних, как известно, были не только получение определенных социальных преобразований в стране, но и ликвидация монархической формы правления. Отход церковных пастырей от традиционно монархических установок православной идеологии свидетельствовал об определенном идеологическом расслоении в РПЦ.

В тот период к духовенству возрос интерес партий и общественных организаций. Так, председатель ЦК кадетской партии князь Павел Долгоруков (возглавлявший также партийную комиссию об отношении церкви к государству) писал в 1907г.: «Либеральные политические партии ... могут получить в сельском духовенстве могучее средство к проведению вглубь населения своих политических верований. ...Для влияния на широкие слои населения священники находятся в более благоприятных условиях, чем третий элемент (врачи, учителя, служащие земств. -- М.Б.). ...Русскому духовенству предстоит огромная роль в общем освободительном движении». Цитируя эти слова видного деятеля кадетской партии, в редакционной статье столичного церковного журнала подчеркивалось: «Таким образом, духовенство из класса игнорируемого превратилось в класс общественно нужный и почетный. Его теперь окружают вниманием и любезностью, и уже не в передних принимают, как прежде, а охотно вводят в разукрашенные апартаменты, на которые оно ранее только издали, могло любоваться, и охотно сажают его, как почетных гостей, на высоких местах за роскошными столами. Пред духовенством открыли простор для широкой общественной деятельности, -- более того, -- его со всех сторон зовут к общественной деятельности».

Однако со стороны радикальной общественности усилились обвинения духовенства.

На волне общественно-политического подъема Св. синод РПЦ 18 ноября 1905 г. вынес определение, касающееся организации на местах церковно-приходской жизни и проведения пастырских собраний. Его целью было обеспечение широкого участия духовенства в духовной и общественной жизни паствы. В нем настоятелям церквей предоставлялось право проводить приходские собрания, которые должны были состоять из клириков и прихожан, достигших совершеннолетнего возраста. Предлагалось избирать церковноприходские советы под председательством настоятелей. В этом же определении Синод разрешал созывать епархиальные, уездные и благочиннические съезды духовенства. Причем благословлялось и присутствие на этих съездах и мирян, являвшихся членами приходских советов и православных братств. Однако Синод указывал, что постановления этих собраний могли иметь официальный статус лишь после утверждения их местными архиереями. Члены Синода приняли такое определение из понимания, что вопрос об изменении высшего церковного управления невозможно решить без проведения и реформы православного прихода.