Русская православная церковь в начале ХХ века

Во исполнение этого распоряжения высшего органа церковной власти в 1906 г., в условиях спада революционного движения, почти повсеместно прошли пастырские собрания и епархиальные съезды: зачастую -- с участием мирян, а в некоторых местах и под председательством архиереев. На этих собраниях, с одной стороны, указывались недочеты установившегося строя церковной жизни, с другой -- планировались мероприятия по их устранению. Духовенство, в частности, говорило об упадке своего авторитета, о недоверии к себе прихожан, об охлаждении мирян к церкви. С прямотой говорилось о тех условиях, которые делали пастырей приспособляющимися, безыдейными, выполняющими свое служение «не ради Иисуса, а ради хлеба куса». На съездах говорилось о высокомерии и деспотизме епархиальных архиереев и вообще епархиальной власти. Приводились факты взяточничества секретарей консисторий. Почти всюду слышались жалобы на назначаемых благочинных, злоупотребляющих своим положением. Духовенство выражало скорбь и по поводу своего несения охранительных политических и вообще государственных функций, которые возложены на него сверху и которые морально роняли пастырей в глазах паствы. Особенно часто слышались жалобы на унизительность установившегося способа своего материального обеспечения -- «доброхотными даяниями». Участвовавшие в работе пастырских собраний и съездов миряне высказывали, что церковь стала буквально классовым учреждением, что особенно проявилось в установившейся практике расходовать церковные деньги не на общие и местные церковные нужды, а на само духовенство. Этот упрек раздавался повсеместно: не только на съездах духовенства, но и в приходах. Однако все эти пожелания, фиксируясь в виде резолюций, не имели практических результатов. Решение же церковных вопросов требовало проведения крупных внутрицерковных реформ. Последние же, в свою очередь, разрабатывались в специально созданной Св. синодом церковной комиссии и должны были разрешиться на Поместном соборе.

Между тем в начале 1906 г. в России начался спад революционного движения. Появились условия для проведения крупных преобразований в сфере государственного устройства. Был реформирован Государственный совет, приняты новые Основные законы империи и созвана I Государственная дума.

Реформы фактически начались с 12 февраля 1906 г., когда указом императора на 27 апреля был назначен созыв Государственной думы. Через неделю, 20 февраля, вышел высочайший манифест, в котором говорилось о преобразовании Государственного совета. Из законосовещательного органа он фактически становился верхней законодательной палатой, полномочной утверждать или отклонять законы, принятые нижней палатой -- Государственной думой. Из 190 членов Совета половина назначалась царем, а другая избиралась. Их должны были составлять выборные от некоторых социальных групп населения: от духовенства господствующей (именно так было указано положение РПЦ в тексте манифеста) в стране Православной церкви, от дворянства, земства, представителей науки, торговли и промышленности. В порядке, указанном императором, от РПЦ предстояло избрать в Совет 6 своих представителей: по три от черного и белого духовенства.

Вскоре, 23 апреля 1906 г. (всего за четыре дня до открытия I Государственной думы), была принята новая редакция Основных законов Российской империи. В их 4-й статье, в частности, провозглашалось: «Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает». В старой же формулировке говорилось, что «император Российский есть монарх самодержавный и неограниченный». Таким образом, из текста Основных государственных законов был исключен термин «неограниченный», но сохранен другой -- «самодержавная власть». Последующие статьи подтверждали священность и неприкосновенность особы императора, его право окончательного утверждения законов, руководства внешней политикой, вооруженными силами, назначения высших чиновников, управления финансами и проч. 7-я статья гласила, что император осуществляет законодательную власть «в единении с Государственным советом и Государственной думой». Другая, 86-я статья устанавливала, что «никакой новый закон не может последовать без одобрения Государственного совета и Государственной думы и воспринять силу без утверждения Государя императора». А в следующей 87-й статье, в случае прекращения деятельности Думы, «если чрезвычайные обстоятельства вызовут необходимость», правительству и императору давалась возможность проводить законы в форме указов без санкции палат.

Названные статьи не могли не затронуть порядка управления Православной церкви. Новые законы ставили церковь в подчиненное положение к Государственному совету и Государственной думе, в которых были представители не только православных исповеданий, но и нехристианских религий. Даже Поместный собор РПЦ, в случае своего созыва, лишенный полномочий проводить изменения в государственном законодательстве (касающихся церковных дел), был бы поставлен в зависимость от названных учреждений. Он не смог бы самостоятельно провести реформу церковного управления: в частности, даже выборы патриарха так или иначе находились бы под контролем членов палат, обладающих законодательными инициативами.

Таким образом, в 1905--1906 гг. со всей актуальностью встал вопрос о назревшей церковной реформе. Программы абсолютного большинства появившихся после выхода Манифеста 17 октября политических партий содержали пункты о необходимости изменения государственной церковной политики. В них указывалось на открытость религиозного вопроса, на «несвободу» в делах веры, на «стеснение» Православной церкви со стороны коронной администрации, предлагались различные пути разрешения проблемы. Вопрос о вероисповедных реформах широко обсуждался на публичных собраниях и митингах, на страницах светской и церковной прессы. Если правые и либеральные партии в своих программах отстаивали необходимость корректировки церковной политики в виде предоставления РПЦ возможности самоустроения и свободы в управлении, то социалистическим объединениям оздоровленная Православная церковь была просто невыгодна: они выступали за отделение церкви от государства.

Рассмотрение вопроса о церковной реформе началось в конце 1905 г. В то время в стране шли революционные волнения: вспыхивали локальные военные бунты в Кронштадте (24--28 октября), Севастополе (11--15 ноября; под руководством лейтенанта П.П. Шмидта) и других местах. Ноябрь-- декабрь были отмечены кульминацией числа крестьянских выступлений, охвативших половину уездов европейской части России. Начавшаяся в Москве 10 декабря политическая стачка через два дня переросла в вооруженное восстание, продолжавшееся до 19-го числа. Вслед за Москвой поднялись рабочие Ростова-на-Дону, Харькова, Нижнего Новгорода, Тифлиса, Красноярска и др. В тот период по стране бастовало 435 тыс. человек (в начале революции, в январе, в забастовках принимало участие 444 тыс. рабочих, в октябре 1905 г. -- 519). При этом 85 % выступлений проводились под политическими лозунгами.

17 декабря 1905 г. Николай II, с целью обсуждения церковной реформы, встретился с митрополитами С.-Петербургским Антонием (Вадковским), Московским Владимиром (Богоявленским) и Киевским Флавианом (Городецким). При этом государь император «соизволил высказать, что в настоящее время, при обнаружившейся расшатанности в области религиозных верований и нравственных начал, благо-устроение Православной российской церкви -- хранительницы вечной христианской истины и благочестия -- представляется делом неотложной необходимости». Вскоре, 27 декабря, император обратился к председателю Св. синода митрополиту Антонию с рескриптом о необходимости проведения преобразований в строе отечественной церкви. Владыке Антонию, совместно с митрополитами Московским и Киевским, предлагалось определить сроки созыва Собора.

Для предварительного рассмотрения намеченных к обсуждению на планирующемся Соборе вопросов церковной реформы 14 января 1906 г. Синод принял решение о создании особой комиссии -- Предсоборного присутствия. В его состав вошли представители епископата, священники и известные богословы. Всего для участия в работе Присутствия было приглашено 49 человек. Среди них были как сторонники либерализации церковного управления (в основном из числа белого духовенства и светской профессуры), так и «консерваторы» (из числа епископата). Первые готовы были отстаивать идеи церковной соборности, то есть усиление роли приходских клириков и мирян в жизни Церкви. Вторые -- защищать интересы своей социальной группы, отстаивать принципы епископского единовластия.

Предсоборное присутствие начало проводить заседания с 6 марта 1906 г.75. С учетом продолжительного перерыва на летние каникулы (с 14 июня по 1 ноября), оно действовало четыре с половиной месяца, прекратив работу 15 декабря того же года (буквально перед началом заседаний II Государственной думы). Работы в Присутствии проходили как в общем собрании, так и в семи отделах. Обсуждались вопросы о составе Собора, о преобразовании центрального управления РПЦ, об объединении епархий в митрополичьи округа, об организации церковного суда, о преобразовании местного церковного управления, духовных учебных заведений и церковно-приходских школ, об участии священнослужителей в общественных и сословных учреждениях, о единоверии, старообрядчестве и проч. В целом Присутствию предстояло выработать общие положения к составлению церковно-административно-судебного кодекса.

Реформы высших органов церковной власти (т.е. модель церковно-государственных отношений) предстояло разработать Первому отделу Присутствия, руководимому архиепископом Херсонским и Одесским Димитрием (Ковальницким). Поскольку вопрос касался рассмотрения отношений светской и духовной властей, то, соответственно, подлежали рассмотрению церковные права и обязанности верховного ктитора (попечителя, в определенном смысле -- «старосты») Православной церкви -- императора. Относительно его власти в церкви отдел принял решение, суть которого сводилась к следующему: император обязан защищать и покровительствовать церкви, быть политическим инициатором церковных начинаний, однако та должна управляться самостоятельно. При обсуждении вопроса о статусе епископа столичной кафедры Первый отдел принял решение, что таковому надлежит именоваться патриархом. Общим собранием Предсоборного присутствия была выработана рекомендация Поместному собору, чтобы постоянным органом церковного управления сделать Св. синод, а также ввести упраздненное Петром I патриаршество. Это историческое решение большинством голосов общего собрания было принято 1 июня 1906 г. («за» -- 33 члена Присутствия, из которых 8 были в архиерейском сане; а «против» -- 9 человек, из них -- 1 епископ).

После подведения итогов голосования, член Присутствия архиепископ Житомирский и Волынский Антоний (Храповицкий) обратился к собранию со словами: «Сегодняшний день есть день знаменательный в истории Церкви Российской, день, ожидавшийся добрыми ее сынами более двухсот лет. Приближается конец печальному вдовству нашей Церкви, лишенной своей главы с кончиной патриарха Адриана. ... Наше собрание не вольно поставить патриарха, но уже то, что оно громко высказалось за него вслед за прошлогодним заявлением о том Святейшего Синода, вселяет в нас светлую надежду, что скоро «нощи пришедшей воссияет день». ...Как лишение Церкви ее главы положило начало отступлению от благочестия, так восстановление главы ее положит возвращению общественной жизни к истинно христианским началам. И да будет это возвращение еще более славно, чем в Древней Руси!»

Через день, 3-го числа, Предсоборное присутствие (по представлению материалов Первого отдела) приняло документ «Об отношении высшего Правительства Православной Российской церкви к Верховной Государственной власти». В нем были очерчены права будущего патриарха. Патриарху, как первоиерарху РПЦ, предполагалось, в частности, «иметь высшее наблюдение за порядком и благоустройством в русской Церкви», давалось право ко всей пастве Русской церкви посылать учительные послания и пастырские воззвания, «с ведома Синода и с соизволения Государя Императора созывать Всероссийские Соборы и председательствовать на них». Он должен был являться председателем Св. синода, вести его заседания, наблюдать как за исполнением его решений, так и за работой всех синодальных учреждений. Патриарху планировалось передать права обер-прокурора: личного ходатайства о неотложных и важнейших церковных нуждах перед императором (который определялся при этом как «покровитель церкви»), представления тому ежегодного отчета о внутреннем состоянии РПЦ, сношения с государственными учреждениями и с иными поместными Церквами по вопросам как частного, так общего значения. (Полномочия же синодального обер-прокурора предлагалось свести до уровня юрисконсульта императора по церковным делам, а его деятельность ограничить лишь внешним наблюдением за работой высших органов церковной власти). Кроме того, патриарх должен был следить за распределением епископских должностей (назначением на кафедры) и быть арбитром при решении архиерейских дел. В случае каких-либо серьезных правонарушений патриарх подлежал суду архиерейского собора, созываемого «по благоусмотрению» императора. 7 июня 1906 г. Первым отделом Присутствия был выработан проект, в котором содержались конкретные предложения для обособления Церкви от государственных учреждений. Во-первых, фактически предлагалось изменить статьи действующих Основных законов, формулирующих церковную власть царя. Новая редакция 42-й статьи (или 64-й по СЗРИ) формулировала желательный для духовенства статуе помазанника Божьего: «Император, как православный Государь, есть верховный защитник господствующей Церкви и охранитель ее благоустройства''. (В действующей же статье говорилось, что император -- «верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры, иблюститель правоверия»). Новая, предложенная Первым отделом редакция 43-й статьи (или 65-й по СЗРИ) гласила: «В отношении православной Церкви Самодержавная Власть действует в согласии с признанными ею Всероссийским Церковным Собором, постоянным Священным Синодом и предстоятелем православной российской Церкви -- Патриархом». (В действующем же законодательстве говорилось: «В управлении Церковном Самодержавная Власть действует посредством Святейшего Правительствующего Синода»). Во-вторых, право доклада императору о церковных делах переходило от обер-прокурора к патриарху. В третьих, высшим органом церковной власти предполагалось сделать периодически созываемый церковный Собор.

На основе материалов Первого отдела, 13 и 14 июня общее собрание Присутствия после небольших обсуждений приняло положение «Об отношении высшего правительства Православной Церкви к Верховной государственной власти». В нем предлагалось уменьшить императорское влияние в жизни церкви. С одной стороны, -- чтобы государство по-прежнему выполняло перед РПЦ все политические, финансовые, охранительные и другие функции (для царской России эти функции скорее можно назвать обязанностями самодержцев). С другой, -- чтобы права церкви не только существенно расширились, но чтобы она получила самоуправление. При этом в постановлениях Присутствия красной нитью в качестве принципа церковного устроения проходил не принцип соборности (то есть участия в управлении РПЦ, помимо иерархов, белого духовенства и мирян), а полновластия епископата. С учетом планов по введению патриаршества, налицо было стремление усилить власть архиереев86. Характерно было и то, что Присутствие рассматривало православного царя не как верховного ктитора Православия, а как высшую государственную инстанцию, с которой должны согласовываться некоторые решения высших органов церковного управления. (Касательно предложения Первого отдела о внесении изменений в Основные законы, заключения Присутствия не последовало, т.к. этот вопрос -- как было сказано при обсуждении на общем собрании -- выходил за пределы компетенции данной церковной комиссии).

В целом, в схеме, предложенной духовенством, император рассматривался не в качестве помазанника Божьего, «внешнего епископа» церкви, а в качестве простого мирянина -- светского главы государства. Николай II же, сознавая себя верховным защитником православной веры, не мог принять рекомендации Предсоборного присутствия и согласиться на разграничение церковных и государственных дел. Он всячески оттягивал с созывом Поместного собора, хотя и понимал его необходимость.

Через несколько месяцев вопрос о соборе вновь был поднят. 25 апреля 1907 г. были высочайше утверждены «Положения о составе предстоящего чрезвычайного Собора русской Церкви и о порядке производства дел в оном». Состав собора планировался из епископов, клириков и мирян (от каждой епархии -- по одному представителю каждой из названных категорий, плюс, по усмотрению Св. синода -- викарии и иерархи, находящиеся на покое). Также предполагалось на правах членов собора пригласить представителей единоверия, монастырей, духовных академий и других церковных учреждений, а также известных богословов-мирян. Рядовым клирикам и мирянам предоставлялось лишь право совещательного голоса (решающий предполагалось дать лишь отдельным лицам, в порядке исключения). Председательствовать на соборе должен был первенствующий член Св. синода. Работать собору было определено в Москве.

Тем не менее, вплоть до Февральской революции собор созван так и не был. По поводу его власть воздерживалась говорить что-либо определенное. Не последнюю роль в фактическом отказе Николая II пойти на созыв собора сыграла позиция двух первых, откровенно нелояльных к царскому правительству Государственных дум.

В составе I Думы (заседавшей 72 дня с 27 апреля по 8 июля 1906 г.) работало шесть депутатов-священников, из которых сторонников правой фракции были лишь двое, а остальные -- центристы и левые. Ввиду своего быстрого роспуска, состоявшегося 9 июля 1906 г., Дума не успела рассмотреть вопрос о свободе совести, внесенный в нее 50 депутатами 12 мая 1906 г. (Основные положения законопроекта предполагали юридическое закрепление свобод, объявленных 17 октября 1905 г.)

На следующий день после роспуска I Думы, 9 июля 1906 г., более 200 ее членов съехались в Выборг. Большинство из них (около 120 человек) были кадетами, остальные -- трудовиками и социал-демократами. В знак протеста против разгона представительства 10 июля ими было принято воззвание к населению, в котором содержался призыв оказывать пассивное сопротивление государственной власти. Народ призывался не поставлять правительству рекрутов, не платить налогов и не признавать займов. В числе подписавших «выборгское воззвание» были и два священника, входивших в кадетскую фракцию -- К.И. Афанасьев и Н.В. Огнев . То есть антиправительственный акт был поддержан духовным авторитетом пастырей.

В целом, в 1905--1906 гг. устройство РПЦ осталось неизменным. В ней по-прежнему сохранялась форма синодального управления. Тем не менее, в тот период в нее проник «дух свободы»: у духовенства появилось определенное ощущение, что синодальная система -- теперь уже только временное явление, что вскоре положение церкви в государстве должно измениться96. В тот период в РПЦ сложилась своеобразная «революционная ситуация»: «низы» (епископат и приходское духовенство) высказывали недовольство сложившимися церковно-государственными отношениями, а царь и обер-прокуратура не спешили с назревшими реформами.

Размышляя об этом эпизоде, историк А. Боханов пишет: «После Выборга кадетская партия потеряла всякое моральное право критиковать «нарушение закона», с которым она сама считалась лишь тогда, когда это отвечало ее тактическим и стратегическим интересам. Подобный антигосударственный «селективный подход» к праву подчеркивал идейное родство кадетской партии с радикально-левыми течениями вообще и с социал-демократией в частности, а не с либеральной партией европейского образца».

В состав II Думы (работавшей 102 дня с 20 февраля по 3 июня 1907 г.) входило уже тринадцать делегатов от духовенства, из которых двое были в архиерейском сане -- Евлогий (Георгиевский) и Платон (Рождественский), а одиннадцать -- священники. По своим политическим убеждениям они делились следующим образом: четверо (в том числе оба епископа) относились к правому крылу, двое -- к фракции прогрессистов и октябристов, трое разделяли взгляды кадетов и остальные четверо числились во фракции социалреволюционеров. Впоследствии об этом духовенстве С.Е. Крыжановский (Государственный секретарь Российской империи) вспоминал, что по преданности государственному строю оно «являлось элементом весьма ненадежным».

Во II Думе работало две комиссии по церковным вопросам: «для рассмотрения законопроектов, направленных к осуществлению свободы совести» (сформированная 20 марта) и «по церковному «законодательству» (или вероисповедная, действовавшая с 15 мая). В первой работало 33 человека, из которых было лишь два священника, а во второй -- 16 человек, в числе которых был епископ Холмский Евлогий (Георгиевский) и семь православных священников. По причине того, что 3 июня Дума была распущена, она не приняла никаких законопроектов, направленных на реформирование государственно-церковных отношений.

Крупным событием среди второ-думского духовенства был день 7 мая 1907 г. На него было назначено обсуждение по поводу запроса правительству о слухах про покушение на Николая I I. Однако члены левых партий и трудовики демонстративно отсутствовали при объяснениях правительства. Не явились на заседание и некоторые священники. 12 мая Св. синод рассматривал вопрос об их «непонятном» отсутствии. В результате было вынесено специальное определение «О священниках, состоящих членами Государственной думы и принадлежащих к крайним революционным партиям». В нем говорилось, что упомянутые клирики «явно уклонились от порицания замыслов цареубийства» и тем самым поставили себя в противоречивое отношение к обязанностям своего пастырского служения и священному сану. Синод постановил, что священники должны: 1) дать объяснение своему отсутствию на упомянутом заседании Думы и немедленно оставить те партии, к которым они себя причисляют (при этом выход из партий надлежало осуществить публично); 2) в случае нежелания исполнить первое требование им предлагалось добровольно сложить с себя священный сан, «как решительно несовместный с революционными взглядами и разрушительной деятельностью тех партий». В случае нежелания исполнить и второе предложение высшего органа церковной власти столичному митрополиту предлагалось передать рассмотрение поступка священников-думцев на места -- епархиальным архиереям, во власти которых те юридически продолжали оставаться.

Почти все обвиненные в уклонении от своего пастырского долга дали ответы Св. синоду. Священник Гриневич заявил, что он еще до 7 мая вышел из трудовой группы, причем в тот день на заседании он присутствовал. Бриллиантов вообще уклонился от дачи каких-либо объяснений. Архипов, Колокольников и Тихвинский пояснили, что они не пришли в Думу 7 мая не для того, чтобы уклониться от осуждения замысла цареубийства, а по причине господствовавшей среди левых групп уверенности, что никакого заговора не существовало и что запрос правительству вносился с провокационной целью ускорить «разгон» Думы. По поводу своего якобы сочувствия покушению они писали, что их убеждениям противно всякое пролитие крови. При этом выйти из партии трудовиков они отказались, как не стали и слагать с себя сан. Первое они объясняли тем, что не могут изменить своим убеждениям, а второе -- что это им тяжело.

19 мая, при вторичном суждении о названных пастырях, Св. синод нашел их объяснения (кроме о. Гриневича) неудовлетворительными. Ввиду того, что те отказались подчиниться предъявленным 12-го числа требованиям церковной власти, их дела были переданы архиерейскому суду по месту их постоянного проживания. При этом епархиальным преосвященным указывалось, что действия названных священников-думцев «несовместимы с священным саном и нетерпимы для всякого верноподданного». Вскоре Бриллиантов, Архипов, Колокольников и Тихвинский были лишены сана.

С учетом того, что 25 апреля 1907 г. были утверждены упомянутые «Положения» о составе Поместного собора РПЦ и проведении дел в нем, но он так и не был созван, можно позволить себе сделать предположение. После случившегося 7 мая демарша священников II Думы и возникшего в связи с этим общественного резонанса (а также с учетом поддержки двух священников-перводумцев упомянутого «выборгского воззвания», выпущенного 10 июля 1906 г.) власть вынесла определенный урок: духовенство, вставшее в оппозицию, может служить союзником и опорой революционному движению и способно представлять реальную идеологическую опасность трону. А стремление высшей иерархии к установлению патриаршества являлось определенным показателем того, что церковь (в лице большинства епископата) стремилась стать своего рода отдельной и самостоятельной «духовной ветвью власти», фактически независимой от государственной и практически неподконтрольной ей.

Поскольку в целом «левый» состав народного представительства не позволял правительству совместно с депутатами вести конструктивную работу, то манифестом императора 3 июня 1907 г. II Дума была распущена. При этом был опубликован и новый закон, изменивший порядок выборов в Государственную думу. Синод в тот же день распорядился объявить манифест по всем церквам империи в ближайший праздник -- день Св. Троицы. «Третьеиюньский переворот» ознаменовал окончание первой российской революции. После стабилизации в стране политической обстановки вопрос с созывом Поместного собора вновь был отложен на неопределенный срок.

Ни I, ни II Государственным думам не удалось обсудить вопросы, касавшиеся церковно-государственных отношений: в первую очередь, законопроект о свободе совести. Для достижения свободы совести подразумевалось обеспечить возможность добровольного избрания исповедания и свободы выхода из него; свободу отправления культа; свободу проповеди с целью обращения в свою веру; отсутствие каких-либо ограничений в связи с принадлежностью к какой-либо религии. Кроме того, дополнительно ставились вопросы о праве граждан не принадлежать ни к какому вероисповеданию, о светской форме государственной присяги, о разрешении гражданских форм регистрации брака, погребения и проч. Принятие этого законопроекта затруднялось тем, что в нем затрагивались интересы не только различных министерств и ведомств, но и Православной церкви -- официальной государственной конфессии. В результате введения свободы совести, во-первых, практически полностью уничтожалось бы первенство в стране Православной церкви; во-вторых, подчеркивалось бы, что православная империя не нуждается в религиозном освящении; в-третьих, Церковь ставилась бы перед необходимостью втягиваться в политический водоворот, отстаивая свои различные права. Понятно, что с принятием данного законопроекта происходил бы полный слом установившихся государственно-церковных отношений . К тому же вопрос о свободе совести был неразрывно связан с двумя другими актуальными вопросами: аграрным и национальным. Первый затрагивал интересы церкви как богатого землевладельца. Второй вопрос также не мог быть решен без учета интересов РПЦ, поскольку при проведении государственной политики в отношении народов, находящихся на окраинах империи и стремящихся к автономии (например, в Польше, Прибалтике, Закавказье) необходим был учет религиозного фактора.

Государственная дума третьего созыва начала работу в условиях спада революционного движения (заседала 5 лет: с 1 ноября 1907 г. по 9 июля 1912 г.). По сравнению со своими предшественниками, священники-депутаты III Думы отличались более правыми взглядами. Кроме того, они отличались и своей численностью: в состав Думы входило 48 представителей православного духовенства (десятая часть членов всей Думы), в том числе два епископа -- Гомельский Митрофан (Краснопольский) и Холмский Евлогий (Георгиевский). Их голоса делились следующим образом: 6 депутатов были прогрессистами, 5 -- октябристами, 4 -- правыми октябристами, 12 -- националистами, 19 принадлежали к фракции правых, а 2 были беспартийными. При этом епископ Митрофан был товарищем (заместителем) фракции правых, а владыка Евлогий -- товарищем председателя русской национальной фракции.

Дума сформировала комиссию по делам Православной церкви, председательствовал в которой депутат от Самарской губернии, будущий обер-прокурор Временного правительства В.Н.Львов (октябрист, после второй сессии Думы перешедший в группу независимых националистов и, по воспоминаниям современников -- «страдающий манией величия»)111. Депутаты обсуждали законопроекты о свободе совести, выделении средств на различные церковные нужды, об отношениях со старообрядцами и о расширении прав лиц, лишенных духовного сана или добровольно снявших его.

В работе следующей IV Думы (действовавшей неполных 5 лет: с 15 октября-1912 г. по 6 октября 1917 г.), православное духовенство также приняло широкое участие. Среди его делегатов были два епископа -- Елизаветградский Анатолий (Каменский) и Кременецкий Никон (Бессонов) (викарии, соответственно, Херсонской и Волынской епархий) и сорок восемь приходских священников. Их политические взгляды различались незначительно: по состоянию на конец ноября 1912 г. 40 делегатов (включая архиереев) занимали места среди правых и националистов (распределяясь приблизительно поровну среди этих фракций), трое относились к центристам, по двое -- к беспартийным и к октябристам, по одному располагалось на скамьях белорусско-литовско-польской группы и прогрессистов .

В IV Думе обсуждался относительно небольшой круг церковных проблем: таких, как реформа прихода, материальное обеспечение духовенства, утверждение ежегодных бюджетов и некоторых других (в частности -- возникший при обсуждении сметы Св. синода весной 1914 г. вопрос о так называемых «имяславцах», или «имябожниках»).

Принадлежность к правым фракциям депутатов от духовенства в III и IV Думах, традиционно поддерживавших правительство, дала основание для либеральной общественности обвинять православных священнослужителей в «реакционности» и в раболепном послушании царизму. Однако профессор Д.Поспеловский отмечает, что это «поправение» можно считать весьма условным, поскольку во время Первой мировой войны большинство из них присоединилось к думскому оппозиционному Прогрессивному блоку. Этот блок представлял собой межпартийное объединение, образовавшееся в августе 1915 г. в IV Государственной думе. В него вошли кадеты, прогрессисты, земцы-октябристы, фракция 2Союз 17 октября», группа центра, а также часть националистов, которые стали именовать себя «прогрессивными националистами» -- всего около 3/4 думского состава. Кроме того, в Прогрессивный блок фактически входили (в смысле полного сочувствия этому блоку) половина членов Государственного совета, а также -- по словам советского историка А.Авреха -- и Св. синод с высшим духовенством . Внутри этого блока, уже начиная с середины августа 1915 г. и вплоть до начала Февральской революции, шло обсуждение списка кандидатур членов правительства «общественного доверия», которое должно было сменить царский Кабинет министров. В итоге, в конце февраля 1917 г. членами прогрессивного блока был создан Временный исполнительный комитет Государственной думы, оформилась идея добиться отречения Николая II от престола и -- на базе обсуждавшегося списка -- создано Временное правительство.

Ни одна из Дум не разрешила назревших церковных проблем, актуальность проведения которых год от года лишь возрастала. Проведение реформ как в церкви, так и в государстве усложнялось и тем, что проблемы были взаимосвязаны, взаимообусловлены и буквально завязаны в единый большой узел, развязать который было практически невозможно. Положение усугублялось и тем, что установившиеся в России церковно-государственные отношения не могли быть существенно изменены без коренных преобразований во всем государственном организме.

Вопрос о созыве церковного Собора вновь был поднят в конце февраля 1912 г. С разрешения императора Синод учредил особый орган -- Предсоборное совещание (фактически оно работало с 28 февраля 1912 г. по 3 апреля 1913 г.). Состав его был немногочислен: в него входило семь человек, в том числе три архиерея: архиепископ Финляндский Сергий (Страгородский), архиепископ Волынский Антоний (Храповицкий) и епископ Холмский Евлогий (Георгиевский). Задачей Совещания являлось продолжение работы над материалами Предсоборного присутствия по вопросам церковной реформы. В апреле 1913г. состоялось заседание, на котором рассматривался проект высшего церковного управления. Было решено сохранить модель церковно-государственных отношений, предложенную ранее Предсоборным присутствием. Однако власть председателя Св. синода (патриарха) предлагалось увеличить, предоставив ему право «начальственно» контролировать работу всех центральных церковных учреждений. После длительных перерывов в работе, в 1914г., в условиях начавшейся I Мировой войны Предсоборное совещание было распущено. Николай II вновь отложил созыв Собора на неопределенный срок. Соответственно, отложилось и проведение церковных реформ.

Профессор М.Зызыкин, размышляя о причинах оттягивания императора с созывом Поместного собора, говорит: «Что оказалось причиной такого промедления? Трудно определенно сказать: быть может, самая неопределенность кандидатуры в Патриархи, которая обнаружилась в разговоре Государя с депутацией от высших иерархов; быть может, опасения созыва Поместного собора, который мог стать в эпоху революционного шатания ареной оппозиционных течений, тем более что ратовали тогда за восстановление патриаршества люди, выдвигавшие лиц, примкнувших впоследствии к живоцерковникам и обновленцам -- Антонинов и Евдокимов; быть может, неудачная, слишком поспешная редакция Основных законов графом Витте в пылу революции 1905 г., Основных законов, не различавших достаточно ясно учредительной власти государя, смешавших обычные правительственные функции подчиненного характера с функциями верховного управления; может быть, поглощение правительства борьбой с революцией, в том числе и с первыми двумя Государственными думами; быть может, опасения внешних осложнений, начавшихся в 1912 г. с Балканских войн, и, наконец, сама война.

После роспуска Предсоборного совещания и вплоть до Февраля 1917 г. Российская церковь оказалась в некотором двусмысленном положении: с одной стороны, она готовилась к созыву Поместного собора, а с другой -- перспективы его созыва были неопределенны. Поскольку церковь, несмотря на неоднократные попытки, не смогла самостоятельно добиться от царского правительства необходимых и долгожданных церковных реформ, то ожидаемое падение (свержение) монархии в глазах духовенства стало отождествляться с возможностью освобождения РПЦ от государственной зависимости. Об этом в марте -- июне 1917 г. откровенно заявляло само духовенство. Говорилось, например, что самодержавие «порабощало Церковь, наложив руку на ее каноническое устройство, внутреннюю жизнь, богослужение, почему падение его и есть раскрепощение Церкви».

Параллельно, с выше рассмотренными процессами, сопровождавшими разработку церковной реформы, в РПЦ с 1905 г. (и особенно после роспуска упомянутых предсоборных комиссий) активизировалось внутрицерковное течение, ставившее перед собой задачу бороться с т. н. «цезарепапизмом». Этим термином среди как духовенства, так и образованной общественности стали характеризоваться церковногосударственные отношения в России: т.е. с якобы узурпацией императором верховной епископской власти128. (Впрочем, это было не как таковое организованное течение, а скорее направление движения богословской мысли). В духовно-академических изданиях того времени появились буквально десятки богословских статей, в которых говорилось о необходимости едва ли не анафематствования цезарепапизма. В частности, в них доказывался тезис епископа Нарвского Антонина (Грановского) о том, что православие и самодержавие не только не связаны-де между собой, но и, напротив, взаимно исключают друг друга. В этих статьях, зачастую вторивших публикациям в светской и партийной прессе, монархия оценивалась лишь как определенный политический принцип организации государственной власти и церковь изображалась буквально как жертва царизма. Исследование же императорской власти с богословской стороны церковными учеными практически не проводилось.

Характерными чертами единомышленников уфимского архипастыря были критика самодержавного строя и стремление к полному отмежеванию от политики, а точнее -- от проповеднической деятельности по поддержке монархии. Логика их рассуждений сводилась к следующему. Есть государству есть церковь, есть народ. Церковь связана с государством административными узами. Их надо разорвать, чтобы обеспечить свободу церкви, которая есть надмирное образование, божественное учреждение. Церковь чужда политике и должна заниматься исключительно нравственным совершенствованием собственных пастырей и своей православной паствы. Народ же, участвующий в политической жизни страны, волен выбирать себе любую из понравившихся ему форм государственной власти. А церковь не вправе препятствовать ему в этом. Главное -- чтобы власть и политически, и материально покровительствовала православию.

Эта теория по сути провозглашала отделение церкви не только от государства, но и от народа. Вследствие чего паства, ввергаясь в пучину политических страстей, вынуждена была искать себе новые, отличные от православных, ориентиры и идти за новыми «пастырями», которыми зачастую оказывались лидеры различных радикальных партий.

Со временем «ревнитель веры православной» епископ Андрей с многочисленными своими единомышленниками из духовного сословия фактически оказался в одном лагере с революционерами, желавшими свергнуть в России самодержавие, которое со стороны тех и других подвергалось жесточайшей критике . Т.е. и радикальные революционеры, и «революционеры справа» (представители монархических партий, фактически не признававшие высочайшего Манифеста 17 октября 1905 г. и критиковавшие за него царя), а также ряд церковных сановников с разных сторон одновременно раскачивали царский трон. Постепенно недовольство духовенства государственно-церковными отношениями шло по нарастающей. Очевидец событий начала века князь Н.Жевахов отмечал, что накануне свержения монархии практически весь епископат РПЦ (за немногими исключениями) находился в оппозиции ж престолу. Многие иерархи церковно-государственные принципы по охранению устоев империи разделяли не по причине своей «реакционности», а потому, что церковь и государство до 1917 г. представляли собой единое, по существу, нераздельное целое. Аналогичную позицию занимал и Св. синод: в предреволюционный период он, по словам Жевахова, нередко действовал как фактически враждебное государству учреждение. Причем в некоторых случаях (например, при переводе митрополита Владимира в конце ноября 1915 г. с Петроградской на Киевскую кафедру, осуществленном по распоряжению Николая II) Синод оказывался «чуть ли не в авангарде оппозиции к престолу». Эту же точку зрения разделял и член Государственного совета (в 1908--1915 гг. -- министр земледелия) А.В. Кривошеин. В 1916 г. он писал: «Делаются и готовятся вещи отвратительные. Никогда не падал Синод так низко... Что вскоре останется от Церкви? Когда царизм, почуяв опасность, захочет на нее опереться, вместо Церкви окажется пустое место». И события конца февраля 1917 г. показали, что слова Кривошеина были буквально пророческими. После Октябрьской революции последний царский министр внутренних дел А.Д. Протопопов воспоминал, что оппозиционность духовенства императору в предреволюционные годы приняла столь явную форму, что в 1916 г. правительство специально пыталось предпринять ряд мер для привлечения на свою сторону священнослужителей РПЦ. Так, в феврале 1916 г. Николай II, с целью приблизить к себе председателя (первенствующего члена) Св. синода, предоставил ему право лично делать себе доклады по важнейшим церковно-государственным делам. (Ранее же право доклада императору являлось исключительно прерогативой обер-прокурора). Тем не менее, по словам одного из членов Синода, «митрополит Владимир [(Богоявленский)], как первенствующий, по-прежнему остался далеким от царя и, кажется, ни разу не воспользовался предоставленным ему правом». Еще один шаг навстречу церкви был сделан императором 1 марта 1916 г. Все доклады ему по делам, касающимся внутрицерковной жизни и существа ее управления, должны были делаться в присутствии первоприсутствующего члена Св. синода. Сведений о том, воспользовался ли хоть раз последний и этим правом, в источниках не обнаружено. Кроме того, в 1916 г. обер-прокуратурой совместно с Св. синодом был выработан проект закона, обеспечивающий духовенству финансовую независимость от паствы. Согласно ему, клирики должны были получать от казны определенное жалованье, духовные должности становились выборными, при этом священнослужителям запрещалось взимать с прихожан плату за требы. Законопроект, уже одобренный Св. синодом, должен был слушаться в Совете министров в феврале 1917 г. Однако начавшаяся революция помешала осуществлению этих планов. Таким образом, в период, предшествовавший 1917 г. (начиная с времен первой революции), в России резко обозначился до конца неразрешенный ранее вопрос многовекового спора духовной и светской властей, кто харизматически выше и, следовательно, главнее: «священство» или «царство», духовная или светская власть. Возможность же окончательного разрешения этой проблемы в свою пользу духовенство начало связывать с возможностью исчезновения царской власти как таковой и с заменой ее народовластием.

Размещено на Allbest.ru