Культура России начала XX века (на примере поэзии серебряного века)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Культура России начала XX века (на примере поэзии серебряного века)

1. История появления «серебряного века» как феномена русской культуры ХХ века

1.1 Поэзия «серебряного века в контексте истории»

Как я писала в вводной части моей работы само явление «серебряный век» появилось в не самое благоприятное для российской истории время. Уникальность его появления, как было замечено мной раннее, заключалось в том, что оно появилось на стыке двух веков: это конец 19-начало 20 века. О чем поэт А. Белый вскоре напишет:» С 1896 года видел я изменение колорита будней; из серого декабрьского колорита явил он мне февральскую синеву(…).Во многом непонятны мы, дети рубежа; мы ни «конец» века, ни «начало» нового, а схватка столетий в душе; мы-ножницы между столетиями; (…) ни в критериях «старого», ни в критериях «нового», нас не обьяснишь»І.Роковыми предчувствиями эпохи «заката»,» вещей правдою» порожает пророческое стихотворение юного А. Блока «Гамаюн, птица вещая. (Картина В. Васнецова)»:

На гладях бесконечных вод,

Закатом в пурпур облеченных,

Она вещает и поет,

Не в силах крыл поднять смятенных…

Вещает иго злых татар,

Вещает казней ряд кровавых,

И трус, и голод, и пожар,

Злодеев силу, гибель правых…

Предвечным ужасом объят,

Прекрасный лик горит любовью,

Но вещей правдою звучат

Уста, запекшиеся кровью!. (1899).

Значительно позже, когда поэт будет свою юность, он запишет:»… что везде неблагополучно, что катастрофа близка, что ужас при дверях-это я знал очень давно, знал еще перед первой революцией….».іВ статье 1921 года» Вл. Соловье и наши дни» поэт признается:» Значительность пережитого нами мгновения истории равняется значительности промежутка времени в несколько столетий…Я позволяю себе сегодня…в качестве свидетеля, не вовсе лишенного слуха и зрения и не совсем косного, указать на то, что уже январь 1901 года стоял под знаком совершенно иным, что самое начало столетия было исполнено существенно новых знамений и предчувствий».

Бурное развитие капитализма вело к технической революции, убыстрению темпа жизни, урбанизации. К 1914 году в Петербурге проживало более 2 миллионов человек, в Москве-1 миллион 800 тысяч. Одни поэты восхищались городом, его шумом, рекламой, техникой, другие поэты, (А. Блок, А. Белый) видели в росте городов торжество «жирной паучихи» капитализма, разрушение мирного домашнего очага «дворянских гнезд», уподобляли городу спруту, который тянет в просторы России свои щупальца-железные дороги, высасывая кровь. Город - «пьяный, приплясывающий мертвец», - сказал А. Блок в статье» Безвременье» (1906).

Окружающий мир оказался нестабильным, динамичным, и отдельному человеку тревожно и неютно жить в таких обстоятельствах. Резко изменилась научная картина мира в общественном сознании.

Л.К. Долгополов пишет, что 19 век мыслил законченными, изолированными понятиями, мир представлялся строго упорядоченным, расчлененным, стабильным. Техническая революция и важнейшие научные открытия породили кризис в естествознании.

Огромное воздействие на общество оказало развитие космологии и теория относительности А. Эйнштейна. Мир теперь представлялся подвижным, единым, изменчивым.» Мировой водоворот засасывает в свою воронку почти всего человека», - писал А. Блок в предисловии к поэме «Возмездие».Водоворот исторической эпохи, земного и космического миров-вот метафора, передающая характер новой научной картины мира и мироощущения человека. Можно также отметить почти фатальное совпадение дат: впервые статья Эйнштейна» К электродинамике движущихся тел» была опубликована в сентябре 1905 года; в 1916 году - «Основы общей теории относительности», а в 1917 году ученый подводит итоги своим открытиям в статье» Вопросы космологии и общая теория относительности». Сама стихия, казалось, взбунтовалась: землетрясение в Мессинах, зловещие появление кометы Галлея…

Сознание неотделимой причастности человека к мировому круговращению, признание единства, взаимосвязанности всех сфер-материальных и духовных, земных и космических-выражено в глубоко драматичном стихотворении А. Блока «Миры летят, года летят…». Г.А. Гуковский показал, что даже такой незначительный житейский факт, как катание на «чертовом колесе», может осознаваться поэтом-символистом как частное проявление единой стихии космоса и истории, стихии во власти которой бьется человек.

Миры летят. Года летят. Пустая

Вселенная глядит в нас мраком глаз.

А ты душа, усталая, глухая,

Как же жить человеку в катастрофичном, неустойчивом мире? Видимо, опору могут дать некие духовные ценности. Как писал позднее Н. Бердяев,» человек устал от самого себя, от человека, изверился в человеке и хочет опереться на сверхчеловеческое, хотя бы на социальный коллектив. Человек так устроен, что он может жить или верой в Бога, или верой в идеалы и кумиры».

Но…Идеалы и кумиры прошлой, либерально-позитивной эпохи умерли. Кризис разразился и в сфере общественной морали и этики. Это связано с поражением народнической идеологии (провозглашавшей идеал жертвы, аскетизма, долга интеллигенции перед народом, отрицание личного во имя общего), с разочарованием в идеи исторического прогресса. Популярным становится немецкий философ Артур Шопенгауэр («Мир как воля и представление»), учивший, что сущность мира-слепая воля, удел всего земного-страдание и только интуиция, а не разум может постичь мир. Многие восприняли идеи Освальда Шпенглера (его книга «Закат Европы» была опубликована в 1918 году), представлявшего историю как смену замкнутых культурных циклов, проходящих стадии зарождения, расцвета и угасания.

Ощущение своего времени как эпохи смерти прежней культуры приводило, с одной стороны, к увлечению идеями Фридриха Ницше, провозглашавшего культ абсолютно Я, сверхчеловека, стоящего по ту сторону добра и зла, призирающего прежнюю христианскую мораль, и с другой стороны-к оживлению религиозных исканий (Вл. Соловьев, Н. Бердяв, Д. Мережковский, Е. Трубецкой и др.).Особенно популярной становится идея русского мессианизма (т.е. особого типа русской духовности,» русского Христа»).Еще в допетровской Руси мечтали о России как о третьем Риме, призванном спасти и обновить мир. Отрицая католицизм как исказивший идею Бога и капиталистический путь развития, богоискатели, традиции славянофилов и Достоевского, провозгласили русский народ народом-богоносцем, всечеловеком, народом-миссией. Так Вл. Соловьев считал, что Россия мало затронута капитализмом и сумеет примерить Запад и Восток, католицизм и православие, когда воцарила теократия: церковь, став во главе государства, устроит общество без конкуренции, без денег и эгоизма, все люди будут братья. Соединение в русской душе черт Востока и Запада, смирения, непротивления и экстаза, буйства видел Н. Бердяев, веривший что на смену что на смену официальной церкви и монархии придет истинное царство-Град Китеж невидимый, царство живой души.

Таким образом, официальная церковь перестает быть поставщиком непререкаемых ценностей, теряет значение хранителя «священного огня». И эту роль пытается взять на себя художественная интеллигенция избирающая культуру как постриг, как подвиг. Лирика, с ее проникновением в сокровенные уголки человеческого сердца становится священнодействием; поэт-пророком, теургом, уходя в «Башню из слоновой кости», поэты делали девизом слова Достоевского: красота спасет мир.

Катастрофический характер эпохи требовал пристального внимания личности к самой себе, обострял бытийную проблематику. Время, как философская категория, как онтологическая и психологическая проблема - один из центральных мотивов уникальной по драматизму поэзии «серебряного века». В искусстве начала 20 века вырабатывается новая концепция личности, не сводимая к социальной детерминированности характера обстоятельствами. Разлад с миром и поиск связей с ним, страстная жажда идеала и горечь разочарований,» очарованность» и ирония-черты поэта этого периода, человека с повышенной восприимчивостью, утонченностью, огромной культурой и, как правило, с драматичной судьбой. Каждое течение в поэзии «серебряного века» по-своему представляло те ценности, которые могут стать духовной опорой, воплощало свой «вариант» концепции человека рубежа двух эпох.

Дальнейшее развитие событий-подъем освободительного движения и поражение революции 1905-1907 годов-углубило нравственный кризис и потребовало пересмотра духовной жизни русской интеллигенции. Яркий документ той поры-сборник статей о русской интеллигенции» Вехи» (1909).Авторы статей в «Вехах» выступали против господства «утилитарно-морального критерия» в отношениях духовной жизни. П.Б. Струве призывал подвергнуть коренному пересмотру социалистическое отрицание личной ответственности и считал главным не внешнее переустройство общественной жизни, а идею внутреннего совершенствования человека, цель которого - «только в творчестве, в положительной работе человека над самим собой, в борьбе внутри себя» Н.А. Бердяев указывал на вред абсолютизации классового подхода и приоритета политики; к подвижнечеству, нравственному воспитанию звал С.Н. Булгаков; о потребности в творческом личном самосознании писал М.О. Гершензон; С.Л. Франк ставил на место «коллективной пользы» идею личной свободы. Можно вспомнить также полемику В. Брюсова с ленинской статьей о партийности литературы, размышления о народе и интеллигенции А. Блока, его идею «возмездия» и личной ответственности за все.

Крах революционной идеи, отвращение к прагматизму и материализму определили обращение интеллигенции к духовности, что, в свою очередь, обусловило взлет поэзии в литературе «серебряного века». В своей философской автобиографии «Самопознание» Н. Бердяев так вспоминал о «серебряном веке»:» В эти годы России было послано много даров. Это была эпоха пробуждения в России самостоятельной философской мысли, расцвета поэзии и обострения эстетической чувствительности, религиозного беспокойства и искания, интереса к мистике и оккультизму. Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувство заката и гибели с чувством восходаи с надеждой на пробуждение жизни….».

Идеалистически мыслившая художественная интеллигенция создавала свои объединения:» Религиозно-философские собрания», открытые в 1901 году в Петербурге С. Мережковским, кружок «Аргонавты» А. Белого и С. Соловьева в. Москве. Ведушие журналы:» Мир искусства» (1899-1904), издававшийся в Петербурге на средства меценатов-княгини М. Тенищевой и С. Мамонтова, организатор-редактор-театральный деятель С. Дягилев;» Золотое руно» в Москве (1906-1909), издатель - П. Рябушинский (один из восьми братьев-банкиров и промышленников);» Аполон» (1909-1917), редактор-художественный критик С. Маковский.

Поэзия «серебряного века» подчеркнуто индивидуальна, не боится шокировать читателя, проникнута духом эксперимента и необычности-и очень драматична, часто носит в себе внутренний надлом. Интересно, что Н. Бердяев, Ф. Степун и другие, вспоминая о «культурном ренессансе» начала века, говорят о «воздухе теплицы», об элементах «упадочности» в нем.

Почувствовать культурную атмосферу «серебряного века» поможет обращение к музыке, живописи, архитектуре той поры. Аналогом символизма в пластических искусствах стал стиль модерн.

Модерн не только стиль искусства, но и стиль жизни (так же, как и символизм не только поэзия, но и миропонимание, жизненная позиция). Модерн пытался противостоять хаосу действительности,» заклиная» его красотой, стремился сделать эстетически выразительной всю среду жизни человека: дома, посуду, утварь. Тоска по утраченной гармонии чувствуется и в «неорусском стиле» М. Нестерова, И. Билибина, В. Васнецова, и в ретроспекциях художников «Мира искусства» (К. Сомов, Л. Бакст, М. Добужинский, В. Борисов-Мусатов и др.).

Модерн стремился к соединению красоты и пользы; поиск всеобщей Красоты выразился в стремлении к глобальному синтезу: синтезу видов искусства, синтезу с философией, религией, моралью, то стиль «женственный», утонченный, изощренный и несколько болезненный, с любовью к фантастике, ко всему необычному, с культом всего странного. Характерные силуэты костюмов и шляп, текучие струящиеся линии дамских платьев, как бы бессильно нисподающие с усталых плеч, книги и журналы с «капризным» шрифтом, прихотливый орнамент блеклых увядающих лилий и ирисов на тканях и обоях…

В лучших своих образцах модерн чутко откликнулся на лубинный драматизм эпохи, отразил сложные противоречия человеческого бытия, стремился к созданию универсальной картины мира, проникнутой духом музыки.

Страстная душа человека, чувствующая разлад с действительностью и устремленная в поисках гармонии то за пределы мира земного в миры иные, то в область фантазии и сказки, то в лоно великого искусства прошлых эпох: душа, жаждущая преодолеть проклятие «придуманных причин, пространств, времен» (А. Блок) и постичь «тайну ненужности и в то же время значительности всего земного» (И. Бунин), - весь этот сложный духовный мир человека и отразился в поэзии «серебряного века».

Теперь мне бы хотелось установить в какую эпоху появился сам термин «серебряный век» для этого надо обратиться к истории литературы и вспомнить, что золотой век русской поэзии была первая треть 19 века: творчество В. Жуковского и П. Вяземского, А. Пушкина и М. Лермонтова. С 1840-х годов в русской литературе устанавливается господство прозы, давшей таких гигантов, как Л. Толстой, Ф. Достоевский, А. Чехов. Однако продолжает развиваться и поэзия, о чем мы не в праве забывать. В середине 19 века в лирике сосуществовали и боролись две тенденции: демократическая поэзия Некрасова и поэтов «некрасовской школы» и так называемая поэзия «чистого искусства», представленная именами А. Майкова, А. Фета, Л. Мея.В 1870-е годы ярким явлением была поэзия революционного народничества, 1880-е годы-период реакции,» сумерек», - характеризуются упадком стиховой культуры, эпигонством, серостью.

И вот в 1890-е годы начинается новый подъем поэтической волны - «серебряный век». Трудно установить, кто первым использовал это выражение. А. Ахматова называет Н. Гумилева; у самой А. Ахматовой в «Поэме без героя» (1940-1962) есть строки о Петербурге:

И серебряный месяц ярко

Над серебряным веком стыл.

В 1962 году в Мюнхене вышла в свет книга воспоминаний бывшего редактора журнала «Аполлон» Сергея Маковского «На Парнасе Серебряного века».

«Серебряный век» - это не просто этап или период, это целая поэтическая эпоха, обозначившая рубеж между классической литературой, видевшей мир как Космос, и литературой 20 столетия-неклассическим типом художественности, ощутившим мир как Хаос. Е.Г. Эткинд утверждает, что принцип историзма в концепции личности (характерный для 20 века) сменился теперь принципом этернизма, рассматривающий личность в масштабах мироздания, а не социального слоя. Именно искусство мыслилось тем средством, которое поможет заклясть хаос гармонией, позволит прорваться в иной мир, где нет зла и смерти. Абсолютная вера в могущество искусства, в божественный Логос обусловила мощный подъем поэтической культуры, совершенство техники стиха.

К «серебряному веку» относится творчество (или его начало) И. Аненнского, А. Ахматовой, К. Бальмонта, А. Белого, А. Блока, В. Брюсова, И. Бунина, М. Волошина, З. Гиппиус, С. Городецкого, Н. Гумилева, С. Есенина, М. Зенкевича, Г. Иванова, В. Каменского, Н. Клюева, М. Кузьмеина, Б. Лившеца, М. Лохвицкой, О. Мандельштама, В. Маяковского, Д. Мережковского, Б. Пастернака, И. Северянина, Ф. Сологуба, В. Ходасевича, И. Цветаевой, Саши Черного.

Таким образом, в данном разделе я осветила все основные вопросы такие как: годы создания «серебряного века», появление его термина, а также исторические события, в которые этот термин появился.

1.2 Образование литературных группировок и центры литературной жизни. Наступление «серебряного века» русской поэзии

В данном разделе моей работы мне бы хотелось показать разнообразие литературных форм и «оболочек» в которые были огранены различные произведения и поэзия «серебряного века» а также я акцентирую внимание тому факту, который способствовал выделению этих форм и течений.

Истоки новых течений в русской литературе «серебряного века» (их вместе стали именовать модернизмом) уходят в 80-е годы - пору глухого безвременья, или межвременья, которые явились своеобразной кухней нового литературного столетия. Поэзия тех лет представлена именами С. Надсона, К. Случевского, А. Апухтина и К. Фофанова, их творчество отмечено переходными свойствами: реалистическая поэтика постепенно сменяется романтической, а гнетущая атмосфера современной действительности все заметнее воспринимается в свете романтических идеалов.

Начало XX литературного столетия внутренне связано с его концом, который пришелся на наше время. Как и веком раньше, наша литература сегодня столкнулась с проблемами крушения и возрождения идеалов, переоценки всех ценностей, созданием новых жизнетворческих и жизнестроительных концепций, соперничеством реализма и романтизма, материализма и идеализма, альтруизма и всех разновидностей эгоизма. Вот почему поэзия «серебряного века», отразившая в себе эти проблемы и устремления, интересна сегодня не только для познания нашего прошлого, но и для постижения духовно-нравственных и эстетических процессов настоящего и будущего.

Истоком многих социально-психологических, духовно-нравственных и художественных тенденций, характерных для «серебряного века», стала знаменитая речь Достоевского, произнесенная на празднествах, посвященных открытию памятника Пушкину в Москве в 1880 году. Она проникнута двумя взаимосвязанными идеями, не утратившими своего значения и в наши дни: во-первых, идеей примирения и гармонизации враждующих сил в жизни и в литературе, в сознании каждого человека, прежде всего мыслью о необходимости взаимопонимания между интеллигенцией и народом, и, во-вторых, идеей всемирной отзывчивости русской души, ее устремленности к общечеловеческим ценностям и идеалам. Символом гармонии и всемирной отзывчивости для Достоевского, а также и для других русских писателей стал гений «золотого века» русской литературы - Пушкин. Весьма знаменательно, что всеобщую потребность в гармоническом начале острее других ощутил писатель, который глубже всех чувствовал и осознавал нарастание трагических противоречий русской жизни, неотвратимо ведущих к социальному взрыву. Особенно опасным он считал нигилистическое отношение к христианским духовно-нравственным идеалам.

К сожалению, призыв Достоевского к «смирению», к достижению сопряжения и гармонии между противоборствующими силами и устремлениями был воспринят многими - и на Пушкинских торжествах 1880 года, и в последующее время - весьма превратно или крайне односторонне. Едва ли не до наших дней просуществовало понимание «смирения» как рабского примирения с самодержавным строем и отказа от революционной борьбы, тогда как на самом деле оно означало усмирение собственной гордыни во имя обретения личной свободы и свободы для других, необходимость работы над собой и труда. Духовно-нравственное преображение народа и каждого человека автор речи о Пушкине связывал с деятельной устремленностью к общечеловеческим христианско-гуманистическим идеалам, в то время как русские социалисты, с которыми полемизировал Достоевский, в большинстве своем видели грядущую свободу и революцию без Христа. Когда совершилась Октябрьская революция, Блок в гениальной поэме-трагедии «Двенадцать», развивая традиции Достоевского и Пушкина, показал, как «свобода… без креста» ведет к вседозволенности и разгулу эгоистических страстей, к паразитическому отношению к жизни и ее красоте, к превращению человека в паршивого пса, и только чувство трагической вины перед загубленной человеческой красотой зажигает в душе свет христианской любви, сострадания и гуманизма.

В феврале 1921 года автор «Двенадцати» и «Скифов», образующих поэтическую дилогию о «русском строе души» в революционную эпоху, выступил с речью «О назначении поэта», в которой философски обобщил не только свой творческий опыт в свете пушкинского идеала, но и творческий опыт постижения трагического и гармонического всей русской поэзией «серебряного века», начавшегося с речи Достоевского о Пушкине. Итогам этого периода были посвящены также два сборника», вышедшие в том же году. Один назывался: «Достоевский и Пушкин. Речь и статья Ф.М. Достоевского. Статьи: А. Волынского, К. Леонтьева, Гл. Успенского. Редакция А.Л. Волынского». Второй был озаглавлен почти так же: «Пушкин. Достоевский». Здесь в разделе «Пушкин» были напечатаны: «Декларация о ежегодном всероссийском чествовании памяти Пушкина в день его смерти», стихотворение М. Кузмина «Пушкин», статьи «О назначении поэта» А. Блока, «Колеблемый треножник» В. Ходасевича, «Общественные взгляды Пушкина» А.Ф. Кони, «Проблемы поэтики Пушкина» Б. Эйхенбаума.А враздел «Достоевский» вошли статьи А. Рорнфельда «Два сорокалетия» и А. Ремизова «Огненная Россия».

Особое значение проблематика Пушкина и Достоевского, связанная с Петербургом как столицей Российской империи, с темой самодержавия и бунта против него, с культурным, духовно-нравственным и эстетическим наследием, имела для петербургских поэтов «серебряного века», которые не только своим творчеством, но и своей жизнью были связаны с судьбами Северной Пальмиры. Развивая традиции «Медного Всадника» и петербургских романов Достоевского, Блок, Маяковский, Ахматова и другие поэты создают свои образы Петербурга «серебряного века», который стал веком трех русских революций, Первой мировой войны и концом императорского периода русской истории.

Все поэты «серебряного века» так или иначе, творчески или житейски, тяготели к двум основным культурным и административным центрам России - Петербургу или Москве.

В каждом центре культивировались свои духовные и художественные традиции: в Петербурге - преимущественно западнические, в Москве - преимущественно славянофильские. Это, конечно, не означало, что в Петербурге жили только западники - представители одного из направлений русской общественной мысли 1840-1850-х гг., считавшие историю России частью общемирового исторического процесса; сторонники развития страны по западноевропейскому пути, а в Москве - славянофилы - представители одного из направлений русской общественной мысли, обосновывавшие особый путь исторического развития России, отличный от Западной Европы. Речь идет об основных тенденциях, которые оставались в силе, если даже такой поэт западного склада характера и культуры, как Брюсов, был москвичом, а такой петербуржец, как Блок, стал гениальным выразителем «русского строя души» своего времени.

«Серебряный век» русской поэзии пришелся на конец петербургского периода русской истории, отмеченного тремя революциями. Их колыбелью был Петербург. Здесь родилась идея русского бунта против самодержавной государственности, запечатленная в «Медном Всаднике» Пушкина. Знаменательно, что идея рождалась не как идея социально-экономическая, а как идея социально-нравственная, как идея бунта во имя социальной справедливости. Она получила свое развитие в романах Достоевского, благодаря которым писатель приобрел славу пророка русской революции. Достоевский указал на трагическую опасность разъединения идей революционного социализма с идеями духовно-нравственными, христианскими и нравственно-эстетическими («красота спасет мир»).

Достоевский как пророк русской революции и как проповедник христианского гуманизма оказал глубокое влияние на многих петербургских поэтов «серебряного века». Особенно сильно и по-разному оно сказалось в таких узловых произведениях, связанных с темой неизбежности революционного мятежа и кардинального преображения жизни, как циклы «Город», «Страшный мир», «Ямбы», поэмы «Возмездие» и «Двенадцать» Блока, Петербургско-петроградские стихи и поэмы Маяковского, как написанная позднее петербургская повесть Ахматовой «Девятьсот тринадцатый год» (первая часть «Поэмы без героя») и ее стихи о Петербурге, Блоке и Маяковском.

Известный русский философ, автор учения о христианском персонализме, свободе и творчестве Н.А. Бердяев, характеризуя основные особенности главного течения в «русском Ренессансе» начала XX века - символизма, писал: «Поэзия символистов выходила за пределы искусства, и это была очень русская черта. Период так называемого «декадентства» и эстетизма у нас быстро кончился, и произошел переход к символизму, который означал искания духовного порядка, и к мистике. Вл. Соловьев был для Блока и Белого окном, из которого дул ветер грядущего. Обращенность к грядущему, ожидание необыкновенных событий в грядущем очень характерны для поэтов-символистов. Русская литература и поэзия начала века носили профетический характер. Поэты-символисты со свойственной им чуткостью чувствовали, что Россия летит в бездну, что старая Россия кончается и должна возникнуть новая Россия, еще неизвестная. Подобно Достоевскому, они чувствовали, что происходит внутренняя революция».

Петербургские символисты свои эстетические взгляды и религиозно-философские идеи проповедовали в кружках и собраниях. Известностью пользовались собрания у Мережковских в «доме Мурузи», расположенном на углу Литейного и Пантелеймоновской, и на «башне» у Вячеслава Иванова. Довольно известными были также собрания у Ф. Сологуба.

Собрания у Мережковских имели преимущественно религиозно-философскую направленность. Их участниками были Ф. Сологуб, Н. Минский, 3. Венгерова, В. Розанов, Н. Бердяев, А. Белый, А. Блок, П. Соловьева, М. Шагинян и другие. Участники собраний печатались в журналах «Новый путь» и «Вопросы жизни», выступали в Религиозно-философском обществе. В конце 1908 года дважды с докладами в обществе выступил Блок. 30 декабря 1908 года одновременно с Блоком выступил Вячеслав Иванов, прочитавший доклад «О русской идее». Доклады Блока и Вячеслава Иванова вызвали горячее обсуждение, в котором принял участие Мережковский.

Весьма знаменательно и по-своему закономерно, что после поражения Первой русской революции петербургские символисты обратились к обсуждению самой главной, наиболее острой и сложной проблемы «серебряного века» - проблемы взаимоотношений между интеллигенцией и народом, которая была поставлена в повестку грядущего столетия еще Достоевским. Эта проблема, получившая глубокое отражение в творчестве символистов, была продолжением спора славянофилов и западников о путях социально-политического и духовно-нравственного развития России в послепетровскую эпоху. Проблема обострялась тем, что ее обсуждение проходило в ситуации, когда, говоря словами Блока, Россия, «вырвавшись из одной революции», жадно смотрела «в глаза другой, может быть более страшной».

Конечно, кроме Блока, немногие поэты «серебряного века» с такой же остротой, как он, чувствовали неотвратимость революционного взрыва. Можно даже сказать, что такой трагедийной остроты и глубины в ощущении надвигающихся роковых событий не было ни у кого из его современников. Недаром Ахматова позднее назвала Блока «трагическим тенором эпохи». Большинство поэтов в лучшем случае чувствовали драматическую, а не трагедийную подоснову современной действительности и по-разному реагировали на нее. Многим хотелось забыться от страшного мира в наслаждениях жизнью, любовью, искусством, в «веселом хороводе вокруг кратера вулкана», в упоительном сне и хмеле культуры, о которых говорил Блок. Характерным явлением времени становится театрализация жизни, стремление превратить ее в празднество, в арлекинаду, в карнавал, вроде того, который позднее будет изображен Ахматовой в «Поэме без героя». Наиболее чуткие поэты за такого рода карнавализацией ощущали скрытое приближение социальной катастрофы - национальной и всемирной.

Другим центром петербургской литературной жизни, кроме квартиры Мережковских, была «башня» Вячеслава Иванова. В отличие от обсуждений у Мережковских и собраний в Религиозно-философском обществе, ночные бдения по средам у Вячеслава Иванова имели в основном эстетический, художественный, артистический уклон. Участниками всех собраний часто были одни и те же люди, но на «башне» они раскрывались главным образом с артистической стороны. Так было прежде всего с самим Вячеславом Ивановым, который в Религиозно-философском собрании выступал, например, с докладом «О русской идее», а у себя на «башне» представал в роли поэтического мэтра, руководителя «поэтической академии». Так было и с Блоком, который на «башне» читал свое стихотворение «Незнакомка», ставшее одной из поэтических эмблем «серебряного века». К. Чуковский так запечатлел чтение Блока: «Я помню ту ночь, перед самой зарей, когда он впервые прочитал «Незнакомку» - кажется, вскоре после того, как она была написана им. Читал он ее на крыше знаменитой «башни» Вячеслава Иванова, поэта-символиста, у которого каждую среду собирался для всенощного бдения весь аристократический Петербург. Из башни был выход на пологую крышу - и в белую петербургскую ночь мы, художники, поэты, артисты, возбужденные стихами и вином - а стихами опьянялись тогда, как вином, - вышли под белесоватое небо, и Блок, медлительный, внешне спокойный, молодой, загорелый (он всегда загорал уже ранней весной), взобрался на большую железную раму, соединявшую провода телефонов, и по нашей неотступной мольбе уже в третий, в четвертый раз прочитал эту бессмертную балладу своим сдержанным, глухим, монотонным, безвольным, трагическим голосом. И мы, впитывая в себя ее гениальную звукопись, уже заранее страдали, что сейчас ее очарование кончится, а нам хотелось, чтобы оно длилось часами, и вдруг, едва только произнес он последнее слово, из Таврического сада, который был тут же, внизу, какой-то воздушной волной донеслось до нас многоголосое соловьиное пение. И теперь всякий раз, когда, перелистывая сборники Блока, я встречаю там стихи о Незнакомке, мне видится: квадратная железная рама на фоне петербургского белого неба, стоящий на ее перекладине молодой, загорелый, счастливый своим вдохновением поэт, и эта внезапная волна соловьиного пения, в котором было столько родного ему».

Среди тех, кто посещал собрания у Мережковских и вместе с тем активно участвовал в средах Вячеслава Иванова, был Н. Бердяев. Это он назвал начало XX века «русским Ренессансом» и «серебряным веком». Одно время он председательствовал на «башне» и в связи с этим написал об «ивановских средах» специальную статью. Позднее Бердяев вспоминал: «Петербургский период моей жизни очень связан с В. Ивановым и его женой Л.Д. Зиновьевой-Аннибал, рано умершей. Так называемые «среды» Вяч. Иванова - характерное явление русского ренессанса начала века. На «башне» В. Иванова - так называлась квартира Ивановых на 7-ом этаже против Таврического сада - каждую среду собирались все наиболее одаренные и примечательные люди той эпохи, поэты, философы, ученые, художники, актеры, иногда и политики. Происходили самые утонченные беседы на темы литературные, философские, мистические, оккультные, религиозные, а также и общественные в перспективе борьбы миросозерцаний. В течение трех лет (с 1904 по 1907 г.) я был бессменным председателем на Ивановских средах. <…> Когда я вспоминаю «среды», меня поражает контраст. На «башне» велись утонченные разговоры самой одаренной культурной элиты, а внизу бушевала революция. Это было два разобщенных мира. Иногда на «среде» появлялись представители революционных течений, например Луначарский, напоминавший о символе «серп и молот». Однажды, когда «среда» была особенно переполнена, был произведен обыск, произведший сенсацию. У каждой двери стояли солдаты с ружьями. Целую ночь всех переписывали. Для меня это не было новостью. Но в общем культурная элита на «башне» была изолирована. «Мистический анархизм», существовавший короткое время, нисколько не приближал к социальному движению того времени. Единственное, что верно, так это существование подпочвенной связи между дионисической революционной стихией эпохи и дионисическими течениями в литературе. В. Иванов был главным глашатаем дионисизма. Он самый замечательный специалист по религии Диониса».

У Вячеслава Иванова бывали и молодые акмеисты, которые затем разошлись с ним. По свидетельству Г. Иванова, хозяин «башни» первым высоко оценил талант Анны Ахматовой.

В январе 1913 года в первом номере журнала «Аполлон» акмеисты опубликовали свои программные статьи: «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилева и «Некоторые течения в современной русской поэзии» С. Городецкого. В первой из них говорилось: «На смену символизму идет новое направление, как бы оно ни называлось, акмеизм ли (от слова akme - высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора) или адамизм (мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь), во всяком случае требующее большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме. Однако, чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы. Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцом». Н. Гумилев заявлял, что «новое течение… отдает решительное предпочтение романскому духу перед германским», который преобладал в символизме. Если для германского духа и символизма характерны туманность, «слиянность всех образов и вещей, изменчивость их облика», то «романский дух слишком любит стихию света, разделяющего предметы, четко вырисовывающего линию». Гумилев ориентировал новое литературное течение на восприятие западноевропейских художественных традиций, «В кругах, близких к акмеизму, - писал он, - чаще всего произносятся имена Шекспира, Рабле, Виллона и Теофиля Готье. Подбор этих имен не произволен. Каждое из них - краеугольный камень для здания акмеизма, высокое напряжение той или иной его стихии».

2. Связь поэтов» серебряного века» с интеллигенцией начала 20 века. Их отношение к революции 1917 года

2.1 Причины неприятия революции 1917 года интеллигенцией и входящих в нее представителей «серебряного века»

В данном параграфе я бы хотела раскрыть аспекты, касающиеся истории появления понятия русской интеллигенции, и представителей «серебряного века» входящих в нее, а также вопросов об отношении этих представителей к революции 1917 года.

Нет сомнений, что история русской культуры неразрывно связана с историей интеллигенции, которая выступала одновременно и ее носителем, и творцом, и теоретиком, и критиком и еще много чем, - фактически сама являлась смыслом русской культуры. Драмматическая, часто трагическая судьба русской интеллигенции-была не просто составной частью истории русской культуры, но и концентрировала в себе ее собственную судьбу. Внутренние противоречия русской интеллигенции (включая проблему «вины» и «беды», поднимавшуюся то Герценом в «Кто виноват?», то Чернышевским в «Что делать?») очень осложнявшие ей внутреннюю жизнь, самосознание и самореализацию в деятельности, в культурном творчестве, лежали в основании ее собственного саморазвития и саморазвития всей культуры России. Своеобразие русской интеллигенции как феномена русской культуры, не имеющего аналогов среди «интеллектуалов» Западной Европы, представителей среднего класса,» белых воротничков», являющиеся сегодня общепризнанным.

На вопрос о происхождении русской интеллигенции сегодня существуют разные ответы, и каждый из них по своему, в рамках исторических границ, раскрывает понятие «русская интеллигенция». Н. Бердяев в «Вехах» пишет:» Белинский, один из отцов русской интеллигенции» С. Булгаков подхватывает:»….отец русской интеллигенции Белинский».

П. Струве попровляет и уточняет:»….первым русским интеллигентом был Бакунин, человек, центральная роль которого в развитии русской общественной мысли далеко еще не оценена. Без Бакунина не было бы «полевения» Белинского и Чернышевский не явился бы продолжателем известной традиции общественной мысли».

Пройдет совсем немного времени и тот же Н. Бердяев, глядя на историю русской интеллигенции из эмиграции напишет:» Уже в 18 веке начал зарождаться тип русской интеллигенции. Первым русским интеллигентом был Радищев, автор «Путешествия из Петербурга в Москву».Его слова:» душа моя страданиями человеческими уязвлена стала» конструировала тип русской интеллигенции».іІОднако во второй половине 18 века не утихла тема истоков русской интеллигенции. Д, Мережковский не один раз повторял и настаивал, что «первый русский интеллигент Петр. Он запечатлел, отчеканил, как на бронзе монеты, лицо свое на крови и плоти русской интеллигенции. Единственные законные наследники, дети Петровы-все мы, русские интеллигенты. Он-в нас, мы-в нем.»

«У Г. Федорова: 1 действие-Царское Село (петровские и екатерининские придворные интеллигенты), 2 действие-Арбат (салоны московских дворян, в которых спорили будущие западники и славянофилы), 3 действие-Екатерининский канал (народовольцы, цареубийство, террор), 4 действие-Таврический дворец (словопрения в Госдуме, эпоха меж двух революции), 5 акт трагедии русской интеллигенции - «кремль», штаб большевистского руководства Советской Россией».

У истоков русской интеллигенции как движения-мечтательность, утопия радикального преобразования общества и всех социальных отношений через обновление культуры, через духовное творчество, через нравственно-эстетическое преодоление действительности, через религиозное подвижничество, самоотречение, самопожертвование, аскетизм т.д. Перед развязкой трагедии интеллигенции-вырождение духовности и культурного творчества, срыв в террор-индивидуальный или массовый, жажда практических преобразований. Возражая тем публицистам и теоретикам, которые пытались оправдать большевизм как «самое последовательное выражение русской интеллигенции» (такие как Н. Бердяев), Г. Федотов справедливо писал, что «сама природа большевизма максимально противоположна русской интеллигенции: большевизм есть преодоление интеллигенции на путях революции».

Поистине громом среди ясного неба прозвучало появление в печати-уже в годы перестройки, или даже к концу ее, - забытой книги Горького «Несвоевременные мысли», остававшейся более семидесяти лет советской власти под строжайшем запретом, - книги, содержавшей его «заметки о революции и культуре» 1917-1918 годов. Такое возвращение Горького оказалось своевременным.

Впервые тема «интеллигенция и революция» публицистически прозвучала в статье Горького «Заметки о мещанстве», опубликованной в газете «Новая жизнь» в ноябре-декабре 1905 года, в разгар революционных событий в Москве.» Заметки о мещанстве» своей резкостью и революционностью понравились И.В. Ленину и вызвали бурное обсуждение среди либеральной интеллигенции, чего Горький, стремившейся - путем эпатажа-к славе бесстрашного революционера.

Вся русская литература кажется погрязла в мещанстве, так как «с печальным умилением смотрела, как тупая сила власти…насилует русский народ», описывала его страдания, явила собой «сплошной гимн терпению русского человека». Вне критики у Горького стоит только разночинская и «пролетарская» интеллигенция, кровно связанная с народом.» Интеллигент-разночинец пошел в народ сеять «разумное, доброе, вечное» вступив тем самым в борьбу с властью. А в это же время интеллигент-мещанин во имя стремления жить в мире со всем миром, в интересах «своего личного счастья» оправдал жизнь, построенную на порабощении большинства меньшинством».

Для Горького революция 1905 года - пробуждение «новой, могучей, истинно жизненной силы», начало великой борьбы рабочего человека за «право быть человеком», а не доходной статьей мещан.

Революция, по Горькому, - это творчество новой жизни, кто способен видеть и принять только правду факта. Революционизм хулиганского типа Горького-это очень поверхностное, внешнее бунтарство, он допускает неуважение к человеческое мысли и жизни, всякое отрицание неотъемлемых прав человеческой личности и все это во имя будущих поколений, которым приносятся в жертву поколения современные.

Можно обнаружить много общего между теориями «пролетарской культуры» Богданова в его «Вопросах социализма» и статьей Горького «Разрушение личности». Богданов:» Возьмите былины об Илье Муромце. Это-воплощение в одном герое коллективной силы крестьянства феодальной Руси, истинного строителя и защитника нашей земли…Художественный талант индивидуален, но творчество социально: из коллектива исходит и к нему возвращается, для него жизненно служит…Душа пролетариата, его организационное начало-это коллективизм, товарищеское сотрудничество…Пролетариату необходимо искусство коллективистическое, которое воспитывало бы людей в духе глубокой солидарности, товарищеского сотрудничества, тесного братства борцов и строителей, связанных общим идеалом… Пролетарский поэт носит в себе свои коллектив, сливается с ним душою, с ним работает в поэтическом творчестве, как и во всяком другом труде и борьбе. Стремление быть ясным для него неизбежно; ибо ясность-это доступность коллективу, это элемент коллективизма».

Богданов и другие идеологи Пролеткульта утверждали, что индивидуальное, личное не должно сквозить в художественном произведении. Даже лирическое стихотворение должно «воспроизводить общий для многих людей тип настроения».?єО том же говорит Горький, низводя Шекспира до «выразителя массовых желаний»; повторяет вслед за Богдановым Горький, что великих художников всех времен и народов «окрыляло творчество коллектива», что «народ, как всегда, непрерывно кристаллизует свой опыт», что «творческая задача» личности - «организация коллективного опыта в форму идей, гипотез, теорий», что» всегда и всюду на протяжении истории-человека создавал народ».

«Культура создается энергию народа», - пишет Горький в «Разрушении личности». Эта активная сила, по его словам, направлена на «создание классовых, групповых и партийных коллективов». Что же касается личности-интеллигента, мещанина, то ее «разрушение», по его мысли, предопределенно: «жирный человечек с брюшком», который стоит на пути народа, деградирует в своем индивидуализме, сам себя уничтожает, превращается в действительно «лишнего»,» никчемного» - для общества, народа…

Горький буквально упивается идеей преимущества коллектива, его силой, его энергией, восхищается перспективами нового, коллективистского общества, нового социалистического строя, осуществление которого связывает с революцией.

27 февраля 1917 года самодержавный режим был свергнут: произошла демократическая революция, которую Горький встретил восторженно. После революции творчество Горького приобрело новый размах, он становится публицистом. Главным для него в это время становится защита завоеваний революции, и самое важное, - борьба за развитие культуры, которое только с началом революции начинает по-настоящему развиваться.

Однако первые же революционные события вызвали и первые разочарования. Романтическая концепция революционной культуры приходит в столкновение с глубокой реальностью жизни. Публикуя в своей возобновленной газете «Новая жизнь» свои заметки о революции и культуре, Горький изо дня в день пишет будущую книгу «Несвоевременные мысли», полную напряженных духовных исканий, трагических потрясений, мучительных сомнений и восторженных надежд. В ней той однозначности и самоуверенности, которая пронизывает его прежние, революционные статьи и переполняет статьи 30-х годов, созданные Горьким в «сталинском плену», - в этом ее непреходящие достоинства, ее жизненность и сила, ее неувядающая до сих пор современность и злободневность. Она вся-напряженный поиск ответа на трудные, порой неразрешимые вопросы жизни, бытия. Но не сам ответ.

В первом же номере своей газеты «Новая жизнь» в статье «Революция и культура» Горький писал:» Старая власть была бездарна, но инстинкт самосохранения правильно подсказал ей, что самым опасным врагом ее оказывается человеческий мозг, и вот, всеми доступными средствами, она старалась затруднить или исказить рост интеллектуальных сил страны…Первая мировая война, со всей очевидностью обнаружила результаты длительного угашения духа. Однако не следует думать, что революция духовно излечила или обогатила Россию»: только после победы революции начинается процесс интеллектуального обогащения страны-процесс крайне медленный.» И Горький обращается с призывом, обращаясь к представителям всех классов:» Мы должны дружно взяться за работу всестороннего развития культуры, - революция разрушила преграды на путях к свободному творчеству, и теперь в нашей воле показать самим себе и миру наши дарования, таланты, наш гений».

Силы, по мысли Горького, которые могут способствовать возрождению России-это интеллектуальные силы-это первейшая по качеству производительная сила, и забота о скорейшем росте ее должна быть пламенной заботой всех классов. Интеллектуальная сила сконцентрирована прежде всего в интеллигенции.» Русская интеллигенция…должна взять на себя великий труд духовного врачевания народа. Теперь она может работать в условиях большей свободы, и нет сомнения, что труд духовного возрождения страны разделит вместе с ней и рабочая, пролетарская интеллигенция, та наиболее культурная часть ее, которая ныне тонет и задыхается среди темной массы».??

Горький теперь болезненно реагирует на непонимание между народом и интеллигенцией, пытается найти объяснение трагическому отчуждению между двумя силами страны, стремительно нарастающему во время революции…Одной из этих Горький по-прежнему придает первостепенное значение коллективному творчеству притом-творчеству самой жизни, ее условий, творчеству как созиданию народом собственной истории.» Там, где народ не принимал сознательного участия в творчестве своей истории, он не может иметь чувство родины и не может сознавать своей ответственности за несчастия родины. Теперь русский нард весь учувствует в создании своей истории-это событие огромной важности, отсюда нужно исходить в оценке всего дурного и хорошего, что мучает и радует нас.»

По мысли Горького,» задача культуры и культурной работы интеллигенции-развитие и укрепление в человеке социальной совести, социальной морали, разработка и организация всех способностей, всех талантов личности.» Он призывает интеллигенцию-немедля начать культурную работу, отдать «таланты, умы и сердца наши российскому народу для воодушевления его к разумному творчеству новых форм жизни».

Но вдруг Горький отчетливо понимает что революция, казавшаяся ему прежде воплощенным социально-историческим творчеством масс, обернулась в России анархией, всесторонним разрушением, насилием, разгулом жестокости, озлобленности, ненависти, угрозой для существовании культуры.

В словах «Пролетариат-творец новой культуры» автор «Несвоевременных мыслей» видит-всего лишь «прекрасную мечту о торжестве справедливости, разума, красоты: приход пролетариата к власти не породил свободного творчества», - одни лишь «декреты правительства народных комиссаров» - газетные фельетоны, не более того».» Если революция не способна тотчас же развить в стране напряженное культурное строительство, - тогда, с моей точки зрения, революция бесплодна, не имеет смысла, а мы-народ, неспособный к жизни. А, ведь, революция совершена в интересах культуры и вызвал ее к жизни именно рост культурных сил, культурных запросов. И наконец, последний по значимости, отчаянный по своему пафосу вывод Горького:» Я не знаю ничего иного, что может спасти нашу страну от гибели».

Вновь Горький заговорил о разрушении личности. Но на этот раз причину разрушения личности Горький видит не индивидуализме, идущем от интеллигенции и личной культуры, а, наоборот, в коллективизме. Война и первые месяцы революции показали, что самый страшный враг нутрии человека-это хаос темных страстей, невежества, жестокости, идущий в конечном счете от недостатка культуры. В самом народе видит теперь Горький угрозу демократическим завоеваниям. Народ оказался не готов к ним, и дело интеллигенции подготовить его к ответственной роли творца Истории.

Таким образом, в данном параграфе я раскрыла все аспекты, касающиеся причин неприятия революции 1917 года русской интеллигенции. Я затронула причины разочарований интеллигенции в светлых планах новой власти. А помогли мне это сделать революционные произведения Горького, а также опираясь на его точку зрения, отражавшую настроения общей массы интеллигенции, я смогла раскрыть глубинные причины неприятия революции интеллигенцией.

2.2 Отношение советской власти к интеллигенции. Репрессии и ссылки

Водою пахнет резеда

И яблоком-любовь.

Но мы узнали навсегда,

Что кровью пахнет кровь.

А.А. Ахматова

Все мы являемся свидетелями неослабевающего интереса нашего народа к послеоктябрьской истории Отечества. Только правдиво анализируя прошлое, можно выявить истину, понять, что не в последнюю очередь многие сегодняшние беды и трудности порождены вчерашними отступлениями от политических, экономических и нравственных принципов лиризма, концепций социалистического учения.

Наследница передовой общественной мысли, культурных достижений минувших веков, советская интеллигенция прошла вместе с народом нелегкий исторический путь. Это были годы коренных свершений и невосполнимых утрат, новых открытий и грубых назиданий, освоения передового мирового опыта и огульного его охаивания, всплеска творчества и кровавого террора…

В потоке исторических публикаций последних лет по вопросам развития советского общества немало статей, очерков, научно-популярных сообщений и мемуаров посвящено проблемам истории интеллигенции и ее крупнейшим представителям. Вышел и ряд содержательных сборников, в которых помещены статьи, характеризующие деятельность различных отрядов интеллигенции СССР на основе новейших, большей частью раннее закрытых источников, реально оценивающих вклад многих политических деятелей, мастеров культуры, ученых, незаслуженно преданных забвению и поруганных в года сталинщины и в застойное время. Историография темы пополнилась и монографиями.

В данном параграфе ставится задача проследить место творческой интеллигенции в обстановке нарастания сталинского культа, показать, как выполнила она сой исторический долг перед народом (несмотря на все лишения, произвол и репрессии роковых лет).