Рыболовство и рыбохозяйственные исследования

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. История развития рыболовства и рыбохозяйственных исследований в дореволюционной России

В XVIII столетии морские воды Россией для рыболовства практически не использовались. Только новгородцы, переселившиеся несколько веков тому назад к берегам Белого моря, занимались ловлей трески и других рыб, в том числе и на Мурмане. Рыба эта мало доходила до Центральной России, хотя о рыболовстве на Севере было хорошо известно в Московской Руси уже в XIV-XV веках.

Морское рыболовство России в Азовском море зародилось в конце XVIII столетия. Вылов рыбы в этом водоеме резко увеличился в 20-ых годах следующего века. Одновременно увеличился лов рыбы в Балтийском море. В 70-ых годах XIX столетия начат лов рыбы в Каспийском море, но в реках, впадающих в этот водоем, рыболовство существовало с незапамятных времен. В конце XIX столетия в Каспийском бассейне добывалось рыбы больше, чем в любом другом море России (300 тысяч тонн в 1900 году). Значительно позже начат коммерческий лов рыбы в Черном море. В потребительских же целях рыбу ловили местные жители всегда. Аральское море и моря Дальнего Востока были вовлечены в сферу рыболовства лишь в начале XX столетия. До Европейской части Империи эта рыба практически не доходила.

По данным "Вестника рыбопромышленности" за 1895 год стоимость российского улова в конце XIX столетия составила 53,4 миллионов золотых рублей и уступала по этому показателю только США и Великобритании. По районам промысла стоимость улова распределялась так:

Мурман и Белое море - 1,4 миллиона рублей

Балтийское море - 2,0 миллиона рублей

Черное море - 3,0 миллиона рублей

Азовское море - 6,0 миллионов рублей

Каспийское море - 30,0 миллионов рублей

Озера северо-европейской части - 7,0 миллионов рублей

Водоемы Средней Азии и Сибири - 2,5 миллиона рублей

Зверобойный промысел и промысел моллюсков - 1,5 миллионов рублей.

В 1910 г. общий вылов рыбы в России составил 1104 тысяч тонн, в том числе 800 тысяч тонн в морских водах.

Организацией исследований рыбных ресурсов в Российской империи ведало Министерство государственных имуществ. В 1851 году оно снарядило чрезвычайно широкую по тематике многолетнюю научно-промысловую экспедицию на территории России. Русское Географическое общество, основанное в 1845 г., принимало участие в организации и проведении этой экспедиции. Возглавляли ее К.М. Бэр и Н.Я. Данилевский. Экспедиция преследовала цель определить рыбные богатства России и получить материалы, которые позволили бы организовать более бережное использование наиболее ценных видов - особенно осетровых в Волго-Каспийском бассейне и судака в Азовском бассейне. Отсутствие четкого представления о биологии и условиях обитания рыб в водоемах России не позволяло обоснованно вводить меры регулирования рыболовства в тех водоемах, в которых уже тогда чувствовалась в этом необходимость.

Работа экспедиции Бэра-Данилевского началась в 1851 году в Псковском и Чудском озерах, с 1853 года исследовался Каспийский регион, включая реки Волга, Урал и Терек. В 1859 году начались исследования на Белом море и у берегов Мурмана. В 1862 году экспедиция начала работать на Азовском и Черном морях. На последнем этапе экспедицией, которая завершилась в 1870 году, были исследованы озера Белое, Онежское, Ладожское и Ильмень. Н.Я. Данилевский в этой грандиозной экспедиции руководил работами на северных озерах - Белом море и Мурмане, Черном и Азовском морях. Выдающийся географ и ихтиолог академик Л.С. Берг так охарактеризовал итоги этой экспедиции: "Научные и практические результаты были громадны, а некоторые достижения имели мировое значение". По итогам экспедиции в 1860-1875 годах было издано 9 томов под общим названием «Исследования о состоянии рыболовства в России». В этих трудах приведены сведения об условиях среды обитания рыб, соображения о связях между рыбой и средой ее обитания, между состоянием запасов и эффективностью рыболовства. Наибольшую известность получили работы К.М. Бэра, опубликованные в 1854 году: «Материалы для истории рыболовства в России и в принадлежащих ей морях», в 1860 году "Рыболовство в Чудском и Псковском озерах и в Балтийском море», а также «Рыболовство в Каспийском море и его притоках».

Наиболее известными работами Н.Я. Данилевского являются «Рыбные и звериные промыслы на Белом и Ледовитом морях» (1862), «Описание рыболовства на Черном и Азовском морях» (1871) и «Описание рыболовства в северо-западных озерах» (1875). Им были сформулированы принципы рационального рыбного хозяйства, которые сводятся к следующему:

сохранение благоприятных условий для естественного нереста;

обеспечение пропуска к нерестилищам достаточного для успешного воспроизводства количества производителей;

сохранение для большей части потомства возможности достичь половозрелого состояния и отнереститься.

Интересно мнение Н.Я.Данилевского относительно высокой численности трески северных вод - это не только большая плодовитость, но и нерест на промежуточных глубинах в удалении от берега, что предохраняет икринки не только от выброса на сушу, но и от повреждения волнением моря.

В 1874-76 годах Петербургским обществом естествоиспытателей была организована Каспийская экспедиция, которую возглавлял ихтиолог О.А. Гримм, получивший впоследствии широкую известность как организатор и редактор журнала «Вестник рыбопромышленности», активный участник международных встреч ученых, завершившихся созданием Международного Совета по исследованию моря (ИКЕС).

Следующий крупный этап в изучении рыбных богатств России связан с именем профессора Киевского и Петербургского университетов К.Ф. Кесслера, которого не без оснований считают отцом русской ихтиологии. К.Ф. Кесслер был участником исследований на Черном море в 1856 году, Каспийской и других экспедиций, написал ряд крупных работ, посвященных ихтиофауне Черного, Каспийского, Аральского морей, Онежского озера, многих рек России. К.Ф. Кесслеру принадлежит первая экологическая классификация рыб (морские, солоноватоводные, разноводные, проходные, полупроходные и пресноводные).

Многое для познания Черного моря, его ихтиофауны сделала Севастопольская биологическая станция, организованная в 1877 году по инициативе Н.Н. Миклухо-Маклая сначала в Одессе, а затем через 2 года переведенная в Севастополь. Основателем станции стал академик А.О. Ковалевский.

Трудами ученых станции был составлен определитель рыб Черного и Азовского морей (А.А. Остроумов), в 1913 г. опубликована монографии директора станции, впоследствии академика С.А. Зернова «К вопросу об изучении жизни Черного моря». В 1902 году на Черном море работал известный ихтиолог Н.А. Бородин. Он изучал условия миграций рыб из Азовского в Черное море и обратно, и установил четкую связь между ходом и ловом рыб в Керченском проливе и температурой воды. Это было первое доказательство существования связи в системе «рыба-среда».

На севере России в 1881 году была основана Половецкая биологическая станция, которую в 1904 году перевели на Мурман. На этой станции работало много известных ученых и среди них профессор К.М. Дерюгин, составивший ряд сводок по Белому и Баренцеву морях.

В 1900-1901 годах на Дальнем Востоке работала Корейско-Сахалинская экспедиция Русского Географического общества. Участник этой экспедиции известный ихтиолог П.Ю. Шмидт изучал морскую фауну в связи с океанографическими условиями. Результаты этих исследований опубликованы в монографии «Рыбы восточных морей Российской империи» (1904), снабженной обстоятельным очерком океанографических условий. Масштабы и направленность этой и других, перечисленных выше экспедиций и отдельных исследований, однако не могут сравниться с результатами экспедиции Бэра-Данилевского. В конце прошлого столетия в России была организована крупная научно-промысловая экспедиция. На этот раз районом проведения исследований стало Баренцево море или как его называли раньше Европейский Ледовитый океан.

В течение нескольких столетий на Мурмане существовал развитый промысел трески и ряда других рыб, базировавшийся на десятках береговых поселений-становищ. Часть ловцов постоянно жила на Мурмане, но большинство ежегодно перемещалось сюда с побережья Белого моря. Промысел осуществлялся с небольших беспалубных судов на удалении не более 50 км от берега. Его успех зависел от массовости подходов рыбы в прибрежную зону. Если подходы были слабыми, то рыбаки-поморы терпели большую нужду. Кроме того, немало трагедий разыгрывалось из-за гибели судов в водах сурового моря. Особенно велика была катастрофа, случившаяся в 1894 году. Тогда вместе с людьми погибло 25 поморских судов. Эта трагедия вызвала широкий резонанс в России. Был организован специальный Комитет для помощи поморам Российского Севера, который возглавил Великий князь Александр Михайлович. Были собраны значительные средства, в том числе от членов царской фамилии. Помимо выплаты пенсий вдовам и детям погибших, организации страхования, Комитет принял решение провести специальные исследования на Мурмане с целью изучения рыбных запасов, условий и причин их перемещений в море.

Для руководства экспедицией был приглашен Н.М. Книпович, зоолог и моревод, получивший к тому времени известность исследованиями на Белом и Баренцевом морях. Для экспедиции был заказан специальный пароход, который, в отличие от обычных судов для научных исследований, имел траловую лебедку. Пароход получил имя «Андрей Первозванный» и стал первым в мире, специально построенным судном для научно-промысловых исследований. Норвежский "Михиэл Саре" был построен поз же. В связи с этим Н.М. Книпович писал: «На нашу долю выпала почетная, но вместе с тем и весьма трудная задача создать тип судна и снаряжения для научно-промысловых исследований, удовлетворяющего современным требованиям» (1902).

Перед началом экспедиции Н.М. Книпович побывал в научной командировке в скандинавских странах, Германии, Англии, где познакомился с опытом постановки научно-промысловых исследований, установил связи с известными учеными Ф. Нансеном, Ю. Йортом, О. Петерсеном, Дж. Мюрреем и другими. В 1897 году Н.М. Книпович опубликовал «Проект научно-промысловых исследований Мурманского берега». Это чрезвычайно интересный и важный, для понимания сути и задач, морских научно-промысловых исследований документ, особенно в той части, на базе которой впоследствии сформировалась промысловая океанология. Этот Проект - обстоятельное изложение целей и основ широкого, главное нового, невиданного по масштабам не только в России, но и в Европе, предприятия. Обосновывая необходимость изучения промысловых вод, биологии промысловых рыб, Н.М. Книпович указывал, что лишь на основе получения необходимых научных знаний могут быть приняты правильные меры по развитию промыслов. Цитируем «...тщательные исследования гидрологические, особенно систематические исследования температуры вод в разное время и на разных глубинах, без сомнения выяснили бы причины более раннего или более позднего появления рыбы у берегов и различий в распределении ее в море в разные годы». В Проекте нашло отражение обоснование необходимости изучения планктона для суждения о биологической продуктивности тех или иных районов, рассмотрена роль теплого Нордкапского течения в формировании промысловых богатств Баренцева моря, показана необходимость изучения рельефа дна моря и составления соответствующих карт и многое другое. Мысля в масштабах государства, Н.М. Книпович полагал, что исследования на Мурмане должны послужить стимулом для развертывания грандиозных научно-промысловых исследований в российских морях Дальнего Востока. Читая Проект, нельзя не прийти к выводу, что Н.М. Книпович 100 лет тому назад, по сути, создал программу экосистемных исследований моря в том виде, как мы теперь это понимаем.

Мурманская научно-промысловая экспедиция стала образцом проведения исследований такого рода. Она работала под руководством Н.М. Книповича, а затем его ассистента Л.Л. Брейтфуса.

До прихода на Мурман "Андрея Первозванного" экспедиция начала свои исследования весной 1898 году на специально купленном в Норвегии паруснике "Помор". "Андрей Первозванный" вышел в рейс в мае 1899 года и сделал первое траление 27 мая в Варангер-фиорде.

Экспедиция работала ежегодно до 1908 года, и в итоге были исследованы основные черты распределения промысловых рыб, распространение и типы водных масс, течения, планктон и бентос, глубины и грунты, собран огромный материал промыслового характера. Непосредственное прикладное значение имело заключение о перспективности Баренцева моря для развития промышленного тралового лова, установления связи ареала обитания трески и ряда других рыб с областью распространения теплых вод атлантического происхождения.

В 1904 году Н.М. Книпович получил приглашение организовать и возглавить Каспийскую научно-промысловую экспедицию. Этот богатейший в те годы основной промысловый водоем России в условиях роста промыслового усилия требовал принятия соответствующих мер регулирования рыболовства. Особую тревогу рыбопромышленников вызывало сокращение уловов волжских сельдей, которых в те годы вылавливалось более 100 тысяч тонн (ныне вылавливается 2-3 тысяч тонн в год).

Основные средства на организацию и проведение экспедиции выделялись астраханскими рыбопромышленниками. Колесный пароход (военный транспорт "Geak-Tene") для выполнения морских исследований предоставило Морское министерство. Опыт, накопленный на Севере, указывал Н.М. Книповичу на необходимость выполнения в море целого комплекса исследований, включая океанографию. В этой экспедиции было обследовано все море, получено большое количество совершенно новых сведений о рыбах и среде их обитания. В 1912 и 1913 годах Н.М. Книпович вновь работал на Каспии и готовил новую, очень широкую и глубоко продуманную экспедицию. В 1914-1915 годах экспедиция начала работу на пароходе "АБО", на котором была установлена траловая лебедка для выполнения в экспедиции траловых работ. К сожалению, Первая Мировая, а затем гражданская война и вызванный ею развал хозяйства, не позволили Н.М. Книповичу вернуться к реализации идеи задуманной экспедиции. В 1921 году вышла в свет капитальная монография Н.М. Книповича по Каспийскому морю, в которой изложены результаты глубокого анализа не только материалов, собранных в экспедиции, но и всего того, что было накоплено по этому бассейну к тому времени. Прекрасно сформулированные выводы монографии не утратили своего значения и сегодня. Следует отметить, что этот капитальный труд редко встречается в библиотеках научно-исследовательских институтов, и к нему мало обращаются современные ихтиологи. А жаль! Много поучительного можно найти в этом капитальном научном труде.

В 1908-1911 годах Н.М. Книпович участвует в исследованиях на Балтике, которые Россия выполняла по программе ИКЕС. В период до Первой Мировой войны в России уже были накоплены обширные сведения о рыбах, населявших прибрежные моря, природе и основных свойствах этих морей, некоторые материалы о связях воспроизводства и миграций рыб с теми или иными факторами среды. Все это способствовало выработке мер по регулированию промысла. В 1894 году был опубликован капитальный труд В.И. Вешнякова «Рыболовство и законодательство». В 1915 году вышла монография В.А. Кевдина «Современное рыболовство России», в 1918 году - труд Ф.И. Баранова «К вопросу о биологических основаниях рыбного хозяйства», в 1917 году К.К. Терещенко «Лещ Каспийско-Волжского района, его промысел и биология», в 1922 году А.Н. Державина «Севрюга. Биологический очерк». В 1923 году вышла в свет работа В.И. Мейснера «Основы рыбного хозяйства»; в 1928 г. Н.Л. Чугунова «Биология молоди промысловых рыб Волжско-Каспийского района»; а в 1935 году «Опыт биостатистического определения запасов рыб в Северном Каспии»; в 1938 году - капитальная монография Н.М. Книповича «Гидрология морей и солоноватых вод (в приложении к промысловому делу)». Все эти работы получили всеобщее признание ихтиологов и мореведов всего мира и заложили основы современных методов ихтиологических и рыбохозяйственных исследований. Работы Ф.И. Баранова, А.И. Державина составили основу современных методов оценки и разработки рыбопромысловых прогнозов. Труд Н.М. Книповича содержит основы промысловой океанологии, хотя в те годы этот термин у нас еще не существовал. Н.М. Книпович обобщил мировой опыт исследований, четко определил, что «Гидрологические условия - первооснова биологических явлений водоема... Продуктивность водоема ограничена определенными рамками и решающую роль играет именно совокупностьгидрологических условий». Н.Н. Зубов писал, что «Основоположником промысловой океанологии в России, несомненно, надо считать первого руководителя Мурманской научно-промысловой экспедиции, профессора, впоследствии почетного академика Н.М. Книповича».

В организации исследований биоресурсов морских и пресных вод важную роль играло Императорское российское общество рыбоводства и рыболовства, основанное в 1881 году

В конце прошлого - начале этого века среди европейских и российских исследователей рыболовства созрела идея необходимости кооперирования усилий на международном уровне для решения сложных и грандиозных задач изучения промысловых биоресурсов европейских морей. В это время наблюдалось заметное снижение уловов и уменьшение размеров вылавливаемых камбал в Северном море. Состоявшаяся в 1899 году Международная Стокгольмская конференция, в которой участвовали О.А. Гримм и Н.М. Книпович, четко высказалась в пользу создания постоянного международного органа по изучению сырьевых ресурсов рыболовства. В 1902 г. этот орган был официально учрежден и получил наименование Международного Совета по исследованию моря - ИКЕС. Россия была активным участником создания этого международного органа, вице-президентами которого избирались С.О. Макаров и Н.М. Книпович, а в заседаниях научных сессий активно участвовал О.А. Гримм.

Первыми шагами Совета была унификация приборов и методов наблюдений, установление так называемых стандартных разрезов. На долю России выпало выполнение стандартных разрезов в восточной Балтике и Баренцевом море, в том числе "Кольский меридиан". Н.Н. Зубов заметил, что программы ИКЕС и последующий анализ собранных материалов способствовали становлению промысловой океанологии, которая совместно с промысловой ихтиологией и составляет основу научно-промыслового обеспечения рыболовства в морских и пресных водах.

Важнейшими этапами исследования стали: Мурманская экспедиция 1898-1908 гг, Каспийские экспедиции 1904-1915 гг, Исследования В.К. Солдатова, П.Ю. Шмидта, Е.К Суворова на дальнем востоке. Исследования во внутренних водоемах ( Псковская и Олонецкая экспедиция, исследования на Оби и Барабинских озерах). Первые ихтиологические лаборатории и их роль (Астраханская - 1898, Сибирская- 1908, Бажинская -1912).

После революции в 1917 году и окончания гражданской войны вместе с развитием морского рыболовства на основе плановой экономики укреплялась материально-техническая база и создавалась сеть стационарных бассейновых научных учреждений комплексного характера, чего в Российской империи не было. Исключением можно считать Рыбохозяйственную лабораторию в Астрахани с небольшим пароходом "Почин". Преемник этой лаборатории КаспНИРХ отметил в 1997 году свой 100-летний юбилей.

Изучая историю Древней Руси, нетрудно заметить, что в жизни славян рыболовство занимало не менее важное место, чем земледелие и охота. И это понятно: люди подсознательно стремились рыбой восполнить нехватку в питании животного белка. Могут спросить: зачем нужна была рыба, разве недостаточно было мяса диких животных, добытых на охоте? Дело в том, что в те далекие времена охота была занятием нелегким, зачастую опасным, требовавшим дальних переходов, иногда и постоянной кочевки. А рыбу можно было ловить вблизи от дома. Рыболовство было ближе к оседлой жизни и служило подспорьем хлебопашеству и охоте.

Кочевники-скотоводы особой потребности в рыбе как в источнике белка не испытывали, да и образ их жизни не способствовал развитию рыбного промысла. Вот почему в первом тысячелетии нашей эры на юге европейской части нашей страны, с ее разноплеменным кочевым населением, рыболовство развивалось слабо. Правда, случались времена, когда степняки-кочевники вынуждены были заниматься ловлей рыбы. Например, по свидетельству Ипатьевской летописи, половецкий хан Сарчак, разгромленный Владимиром Мономахом, отступив в Придонские степи, «рыбою оживши». Скорее всего, в результате поражения хан лишился большей части скота и поэтому принужден был перейти на рыбную диету.

Небезынтересно вспомнить о греческих колониях на побережье Черного и Азовского морей. Здесь рыболовство было одним из важнейших промыслов. В развалинах Херсонеса, Оливии, Фанагории до сих пор сохранились остатки каменных ванн для засолки рыбы. Чеканные изображения головы осетра по количеству конкурируют с профилями римских императоров и скифских царей на монетах из курганов Северного Причерноморья. Это говорит о хозяйственной ценности осетровых даже в античные времена.

По свидетельству арабских путешественников, в VIII--IX веках в низовьях Дона возникли поселения славян, занимавшихся как земледелием, так и рыболовством. Славяне из Центральной Европы расселялись не только в южном направлении; на востоке они дошли до междуречья Волги и Оки, на севере и северо-западе -- до земель, где обитали финно-угорские племена, для которых охота и рыбная ловля были основным занятием.

Из летописей и иностранных литературных источников того времени известно, что у древних славян, расселявшихся на восток по Русской равнине, рыба была таким же ходовым объектом торговли, как меха и мед. Самые древние списки летописей упоминают в этой связи лосося, линя, щуку, осетра, угря, окуня, а из орудий лова -- сети, невода, уду, мережи. Видный русский ученый-ихтиолог К.М. Бэр отмечал, что славяне заслуженно пользовались славой искусных и отважных рыбаков.

На Руси рыба издревле была одним из любимых и ценимых продуктов питания. На столе наших предков всех сословий рыбным блюдам принадлежало почетное место. В начале X века легендарный князь Олег покорил Царьград и в переговорах с греческими царями выдвинул, по свидетельству «Повести временных лет», среди прочих такое условие: «Когда приходят русские, пусть берут содержание для послов, сколько хотят; а если придут купцы, пусть берут довольствие на 6 месяцев: хлеба, вина, мяса, рыбы, плодов». Как видим, и в контрибуции не обошлось без рыбы.

Принятие на Руси христианства и введение в жизненный уклад постов, возникновение многочисленных монастырей способствовали увеличению потребности в рыбе и дали заметный толчок развитию рыбного промысла. Со временем в нем появились элементы профессиональной направленности. Рыболовецкие артели -- ватаги -- отправлялись на промысел не только к устьям рек и отдаленным озерам, богатым рыбой, -- некоторые доходили даже до побережья Ледовитого океана.

По-видимому, первыми крупными рыболовными угодьями на Руси были озера Чудское, Ладожское, Ильмень, среднее течение Днепра. Позднее центр рыбного промысла переместился в Новгород и Псков. В X веке между новгородцами и варягами был заключен договор о разграничении северных рыбных и звериных промыслов.

В ту пору право владения водоемами и рыбными ловлями (то есть наиболее удобными для промысла участками рек и озер) обычно распространялось и на прилегающую прибрежную территорию. Однако и водоемы, и рыбные угодья могли быть переданы (без земли) другим лицам во временное или бессрочное пользование посредством продажи, завещания или дарственной записи. Как свидетельствуют исторические документы, рыбными ловлями владели высокопоставленные светские и духовные лица, монастыри, а иногда и люди низших сословий. Были, однако, и такие участки, которые ни в чьем владении не состояли и где дозволялось промышлять любому желающему.

Выборным князьям новгородцы давали особые договорные грамоты на право пользования рыбными ловлями. Вообще же, в своих исконных вотчинах князья закрепляли за собой самые богатые рыбой водоемы. Рыбу для князя ловили специальные ловцы, обязанные поставлять к княжескому столу определенное количество той или иной рыбы. По сравнению с остальной челядью ловцы, как и охотники, пользовались некоторыми привилегиями.

Купцы, бояре, зажиточные крестьяне, владевшие промыслами, часто прибегали к услугам наемных ловцов. Иногда рыбными ловлями владели сообща, и каждый из компаньонов имел право распоряжаться своей долей улова по собственному усмотрению.

Монастырям рыбные ловли доставались обыкновенно в дар от князей или бояр. Впрочем, нередко святые отцы оформляли на угодья купчую и платили за них сполна. Монахи и сами занимались промыслом и привлекали к этому монастырских крестьян. В монастырских уставных грамотах среди прочих повинностей, налагаемых на крестьян, упоминается и обязанность «ез бить и рыболовные снасти исправлять». Езом называли частокол или плетень, устанавливаемый поперек реки для того, чтобы преградить рыбе путь, сконцентрировать ее в одном месте и выловить. Чаще всего езом перекрывали реку от берега до берега; заграждение во всю ширину именовалось заезком.

Стьит несколько подробнее остановиться на тех способах ловли, которые были распространены на Руси в средние века.

Удочка тогда не была в почете. И это понятно: рыболовство, как и в более ранние времена, оставалось промыслом, обеспечивающим средства к существованию. Никаких законов, охраняющих рыбные богатства, не было, и ловля велась, на наш нынешний взгляд, хищническими, варварскими способами. Ловца заботило лишь одно: взять рыбы как можно больше -- от этого зависело благополучие его и семьи. Удочка могла сгодиться только для отдыха и развлечения, но многочисленному неимущему люду было не до того, а русская знать, которая в состоянии была позволить себе такую «блажь», почему-то всегда предпочитала охоту рыбной ловле, считая последнюю занятием недостойным, плебейским. В то же время в Западной Европе, особенно в Англии, ужение было весьма популярно среди феодальной аристократии.

Вернемся, однако, к промысловым способам ловли. Как уже отмечалось, широкое распространение получили езы (заколы, учуги), где рыбу, собравшуюся у изгороди, цепляли баграми, били острогами, вылавливали неводами. Постановка еза требовала усилий сотен людей. Ставили его весной, а зимой убирали. Крестьян, занятых на «езовой службе», даже освобождали порой от других повинностей.

О том, насколько внушительным сооружением был ез, можно судить по такой записи: «А в том езу двадцать восемь козлов, а входило в тот ез лесу большого на козлы восемьдесят дерев семи сажен, да на грузила и на суповатики среднего лесу девяносто дерев семи сажен, да на переклады к навалу сто двадцать дерев двенадцати сажен, а в клетки выходило семьдесят бревен дву сажен, а мелкого лесу на задовы тысяча четыреста пятьдесят жердей».

О добычливости езовой ловли не сохранилось свидетельств. Известно только, что езовый оброк великому князю составлял, помимо прочей рыбы, несколько десятков осетров и несколько пудов черной икры. А ведь, кроме великокняжеского, были и другие оброки, да и ловцы тоже имели свою долю рыбы.

На малых речках и ручьях население ловило рыбу для собственных нужд всевозможными ловушками, сплетенными из прутьев, -- вершами, мордами, вандами. На озерах и больших реках пользовались неводами. По мнению К.М. Бэра, в Европе невод был впервые применен славянами, а затем уже от них заимствован другими народами. Точное время появления невода установить по историческим документам невозможно, «но нельзя сомневаться в том, -- пишет Бэр, -- что он существует уже несколько веков, именно с тех пор, как производится лов снетка в пресных водах».

О снетке уместно сказать несколько слов. Эта маленькая (до 10 сантиметров), внешне непримечательная рыбка представляет собой озерную форму широко распространенной в северном бассейне корюшки, которая, в свою очередь, родственна лососям и сигам. Испокон веку население северо-западной части страны испытывало пристрастие к снетку. В благоприятные годы снетка ловили тысячами пудов. Чистки, потрошения он не требует. Его сушили и запасали впрок -- он хорош и в супе, и в пирогах.

И сегодня знающий в этом толк человек не упустит возможности при случае прикупить снетка, свежего ли, сушеного ли...

Так вот, как полагает К.М. Бэр, до изобретения невода крупную рыбу в озерах ловили преимущественно объячеивающими сетями. Сети, по всей видимости, применяли как ставные (то есть устанавливаемые на одном месте), так и плавные (протягиваемые в толще воды). И в том, и в другом случае принцип лова был один: рыба определенных размеров запутывалась в ячеях сети -- объячеивалась. Когда же наши древние соотечественники обратили внимание на снетка, оказалось, что сети для его промысла не годятся: нельзя было допустить, чтобы крохотная, нежная рыбка запутывалась в ячеях -- попробуй ее потом оттуда выпутать! Тогда-то, вероятно, и появились отцеживающие орудия лова -- невода, у которых ячеи настолько малы, что даже снеток в них не запутывался. Принцип работы у невода тот же, что у решета: он отцеживает все, что крупнее ячеи.

Невода могли быть и небольшими, типа волокуши, бредня, и громадными -- до нескольких сот метров, с мелкой ячеей и с крупной. В период становления Киевской Руси и Псковско-Новгородского княжества неводной лов был широко распространен как наиболее эффективный способ рыбного промысла.

В силу высокой добычливости и сравнительно небольшой трудоемкости неводной лов нашел признание и в соседствующих с Русью землях, однако там применение его было ограничено. Как пишет русский ихтиолог В. И. Вешняков, «славянский невод... разрешался во владениях Тевтонского ордена лишь по особым привилегиям».

рыболовство промысел дореволюционный

2. Тимофеев В.И. Некоторые данные о рыболовстве в каменном веке (по материалам современной Калининградской области)

Наиболее документированные свидетельства о рыболовстве в неолитическое время имеются в памятниках Цедмарского торфяника.

Стоянки Цедмар А и Д связаны с довольно обширным, впоследствии заболотившимся озером. Площадь заболоченного пространства составляет около 366 га, собственно Цедмарского торфяника - около 94 га. Мощностьозерно-болотных отложений в наиболее глубоких местах торфяника достигает 20 м. Окончательное заболачивание озера относится к довольно позднему времени. Так, известно, что еще в 1768 г. в одном из указов прусского короля Фридриха Великого это место именовалось «озеро Астравишкен». Значительно обводненным торфяник был еще в XIX в., до проведения первых мелиоративных работ в 1868--1874 гг. [Gross, 1939]. Некоторое представление о рыбных ресурсах этого района можно получить из данных по ихтиофауне ближайшего к Цедмарским стоянкам оз. Виштынецкого, наиболее крупного в Калининградской области. В этом озере обитают: ряпушка, сиг, плотва, лещ, карась, линь, щука, окунь, налим, угорь (промысловые виды), а также елец, польян, красноперка, уклея. густера, пескарь, шиповка, ерш, бычок, минога ручьевая, вьюн, голец. Некоторые из их числа (ряпушка, налим, возможно, сиг) рассматриваются ихтиологами как реликты ледниковых водоемов, ряд других (плотва, щука, окунь, ерш) специалисты, относят к видам, заселившим Прибалтику вслед за отступающим краем ледника [Алексеев, 1971]. Некоторые виды оказались в озере, по-видимому, уже в недавнее время, в результате хозяйственной деятельности человека (лещ, карась, линь, возможно, сиг и угорь) [Там же].

Для всех периодов существования поселений на берегах оз. Астравишкен имеются некоторые свидетельства о наличии рыболовства. Наиболее ранние из них относятся ко времени существования неолитического поселения, остатки которого залегают в нижнем культурном слое поселения Цедмар А (5300-4700 лет тому назад, по данным C14). В неолитическом культурном слое были обнаружены кости щук (преимущественно), а также сома и плотвы[1]. По мнению В. И. Цепкина, размеры щук 87 составляли от 42 до 120 см. сома - около 125 см, а кости плотвы принадлежали рыбе длиной 10-12 см. На материке (алеврите) в квадрате A17 было отмечено также небольшое скопление рыбьей чешуи -- плотвы (Rutilusrutilus).

Среди серии орудий из кости и рога в неолитическом слое в северо-восточной части раскопа встречено два наконечника гарпунов. Крупный фрагментированный гарпун с односторонними редкими зубцамизалегал в основании нижнего горизонта неолитического слоя и связывается, очевидно, с наиболее ранним этапом заселения стоянки. Длина сохранившейся части изделия 19,8, ширина 1,8 см, основание сломано (см. рисунок, 2).

Костяные орудия рыбной ловли.

1-2 - наконечники гарпунов или острог; 3 - орудие для плетения; 4 - рыболовный крючок.

1,2 - Цедмар А; 3, 4 - Цедмар Д

Изделие ближе всего к четвертой группе односторонних гарпунов Латвии [Загорска, 1975]. Второй наконечник (1) -- тонкий, мелкий (длиной 5,5 см), с одним зубцом на конце острия, с выделенной и несколько заостренной тыльной частью залегал в нижнем горизонте стратиграфически нерасчленяюще гося неолитического слоя. Следует заметить, что у первого наконечника основание сломано, а у второго выражено лишь слабым утолщением, так что в принципе оба изделия могли использоваться и в качестве наконечников острог, не отделяющихся от древка.

В культурном слое поселения Цедмар Д, относящемся к более позднему времени (4400--4100 лет т. н., по данным C14), также найдены обломки костей рыб (около 60 экз.). Все они, по определению В. И. Цепкина, принадлежат щукам; размеры рыб от 42 до 105 см.

Свидетельством рыбной ловли является также находка в культурном слое рыболовного крючка (4).Крупный, длиною 7 см, крючок, округлый в поперечном сечении, с расширенной и уплощенной головкой изготовлен из рога. Изделие относится к крючкам типа 1-А по дробной типологии И. А. Загорской [Zagorska, 1977], близких изделиям из Лубанской коллекции. По мнению И. А. Загорской, такие крупные более развернутые крючки могли использоваться и просто для зацепки рыбы. Находка рыболовного крючка является, видимо, неоспоримым свидетельством наличия индивидуальной формы рыбной ловли.

Среди изделий, возможно, имеющих отношение к рассматриваемой проблеме, следует упомянуть также широкое острие с одним длинным зубцом, изготовленное из продольно расчлененной, довольно массивной трубчатой кости (3). Основание его (сохранившаяся часть естественной поверхности эпифиза) -- довольно ровное (размеры изделия: длина 12.5 см, ширина в основании 3, длина зубца 5.6 см). Нельзя исключать возможность использования этого орудия в качестве иглы для плетения сетей (хотя какие-либо другие признаки наличия сетевого рыбного промысла на стоянке отсутствуют).

О том, что рыбная ловля в оз. Астравишкен имела место и в последующее время, указывает небольшое количество костей рыб, встреченных на стратифицированном поселении Цедмар А в верхней части слоя сапропеля, на уровне залегавших здесь песчаных линз. Находки эти с большей вероятностью могут связываться с материалами культуры шнуровой керамики. Кости принадлежат щукам (размеры рыб--от 40 до 80 см), лишь одна из костей -- сому (от рыбы длиной около 70 см). Рыбьи кости отмечены также и в верхнем культурном слое поселения ЦедмарА, вместе с материалами, относящимися к раннему железному веку.Всеони принадлежат щукам (размеры рыб от 38 до 110 см).

Преобладание в уловах щуки объясняется, видимо, тем обстоятельством, что щуку можно ловить круглый год и легко добывать с острогой (и гарпуном) во время нереста [Лебедев. 1952].

Рыбная ловля занимала, очевидно, незначительное место в хозяйственной деятельности обитателей Цедмарских стоянок. Это явствует прежде всего из очень значительного преобладания обломков костей наземных животных и птиц над остатками рыб, найденными на поселениях. Так, в культурном слое поселения Цедмар Д было обнаружено около 5300 обломков костей животных и птиц и лишь 60 обломковрыбьих костей. На то, что небольшое количество костей рыб на исследованных памятниках не является случайным обстоятельством, указывает, очевидно, и единичность изделий, связывающихся с проведением рыбной ловли, полное отсутствие грузил для сетей, остатков поплавков и других свидетельств в пользу сетевого рыболовства. Можно отметить также, что немногочисленны и орудия для обработки дерева, необходимые дли изготовления челнов и других средств транспорта, применяемых при рыбной ловле.

Незначительность удельного веса рыболовства в общей системе хозяйства нетипична для неолитических памятников Восточной Прибалтики. Так, на неолитических памятниках Эстонии, как отмечает Л. Ю. Янитс [1973], «остатков рыб обнаружено много, в первую очередь в поздненеолитических поселениях» [с. 202]. На таких неолитических поселениях Восточной Латвии, как Лагажа, Абора 1 и Эйни, было обнаружено свыше 2300 определимых костей рыб [Лозе, 1979]. На поселении Абора 1, как отмечает И. А. Лозе, возле очагов было вскрыто «скопление чешуи и позвонков рыб в виде сплошного слоя на значительной площади» [Там же, с. 126]. На таком торфяниковом поселении, как Сарнате, где кости рыб сохранились плохо, о значительном весе рыболовства свидетельствует большое число грузил (457) и поплавков (137), а также обнаруженная в одном из жилищ яма, наполненная плотным слоем рыбьих костей, не поддающихся определению [Ванкина, 1970]. На наиболее изученных неолитических поселениях Литвы, в Швянтойи. 4600--4200 лет т. н. (по данным C14), как отмечает Р. К. Римантене, рыбная ловля занимала центральное место в хозяйственной деятельности [Rimantienл, 1979]. Следует сказать, что для населения, оставившего упомянутые выше памятники, именно рыболовство обеспечивало оседлость, возможность длительного существования на одном месте, что характерно и для многих памятников неолита лесной и лесостепной полосы (Турина, 1973б].

Цедмарские стоянки отличаются от памятников, оставленных населением, экономика которых базировалась на стабильном рыболовстве, незначительной мощностью культурных слоев и неравномерной, часто слабой, их насыщенностью. Известные памятники Цедмарского типа, видимо,можно рассматривать как места недолговременных стоянок, посещавшихся коллективами в течение ряда лет лишь в определенные сезоны. Сопоставляя данные об удельном весе рыболовства в хозяйственной деятельности населения, оставившего неолитические стоянки Цедмарского типа, с данными синхронных поселений более восточных и северных районов Прибалтики, видимо, можно говорить об определенных отличиях в их хозяйственных укладах. [1]Определения ихтиофауны цедмарских стоянок сделаны В.И. Цепкиным. Пользуюсь случаем выразить ему свою искреннюю признательность.

3. Алексеева О.А. Рыболовецкий промысел в Псковском крае в XVIII в.

Особенности географической среды Псковского края наложили отпечаток на промысловую деятельность населения. Обилие рек и озер, а так же наличие таких крупных водоемов как Псковское и Чудское озеро привели к развитию здесь рыболовного промысла. Товарное использование водоемов складывалось веками.

Рыба являлась одним из основных продуктов питания [18, С. 18], и, поэтому существовала постоянная потребность населения в ней. Особенно это было важно в связи с развитием городов,строительством Санкт-Петербурга и появлением новых торгово-промышленных центров. Так же потребление рыбы было связано с культурно-религиозными особенностями средневекового быта,когда в определенные дни и во время постов было запрещено потребление мяса животных.Особенно это было важно для монастырей, где употребление мяса было запрещено, что определило развитие монастырского рыболовного промысла [5, С. 25.].

Поступление отдельных видов рыбы к населению является сезонным, что связано как с ее биологическими особенностями, так с особенностями самого промысла. Организация промысла слабо менялась и оставалась традиционной вплоть до начала XX в.

Изучение рыболовства в России началось во второй половине XIX в. в связи с общим исследованием промысловой деятельности населения с использованием статистических методов.Работа по описанию этого занятия населения велась местными статистическими комитетами, которые фиксировали состояния промыслов в губерниях, в результате чего был издан ряд работ местного характера. Во второй половине XIX - начале XX вв. работала и общероссийская комиссия Н.Я. Данилевича, изучавшая рыболовство в основных водоемах страны. Итогом ее работы стала публикация многотомного "Описания рыболовства", в котором Северо-Западному региону, представленному озерами и реками Петербургской и Новгородской губернии, был посвящен отдельный том [9]. В нем содержатся описания озер, рыболовецкой техники и технологии, а так же технологии обработки и хранения рыбы. В общероссийском масштабе история рыболовства XIX в. нашла отражение в работах Л.П. Сабанеева, который изучил современную ему рыбную ловлю с привлечением значительного этнографического материала [24]. Этнографический материал, касающийся рыболовного промысла, был использован в работе Д. К. Зеленина [11].

Наиболее значимым для Псковского региона в XVIII - XIX вв. считался лов снетка. Но в XIX в. наблюдается уменьшение его количества. В связи с этим, была организована деятельность комиссий по изучению причин ухудшения лова снетка в Псковском озере, которую возглавил К.М. Бер. По окончании ее работы главой комиссии были опубликованы "Материалы для истории рыболовства" [6], в которых содержался исторический очерк развития этого промысла в Европе и России, анализ законодательства о рыбном промысле. В ходе экспедиции К.М. Бера, был собран, систематизирован и опубликован материал, касающийся флоры и фауны Псковского озера, а так же состояния рыболовного промысла на конец XIX - начало XX вв. На основе сравнения исторического развития рыболовецкого промысла в России и Европе (прежде всего в скандинавских странах), он сформулировал некоторые принципы, которые, по его мнению, должны были быть положены в основу организации рыбного промысла в России. Общая характеристика рыболовецкого промысла Озерной области содержится в "Полном географическом описании нашего Отечества" [23].

Основными исследователями рыболовного промысла в Псковской губернии XIX в. были И. И. Василев [8], К.Г. Евлентьев [10], М.С. Князев [14] и Н.А. Строкин [28]. И. И. Василев рассмотрел особенности распространения рыбного промысла в Псковском крае, его районирование, особенности организации этого промысла на Псковском озере, типы и состав рыболовецких снастей, состав уловов, а так же вопросы переработки рыбы и торговли ею в Псковком крае. Н.А. Строкин исследовал вопросы рыболовецкого инвентаря, выявил особенности сезонной рыбной ловли, а так же определил количественный и функциональный состав рыболовецких артелей. М.С. Князев изучил особенности организации снеткового промысла (время лова, инвентарь и состав артелей) населения Псковского озера. К.Г. Евлентьев рассматривал современное развитие хозяйства Александровского посада Талабских островов. Сведения о хозяйственной организации рыболовецкого промысла населения Талабских островов, а так же этнографический материал представлены в работе "Талабские острова" [29].

В советской историографии во многих работах, посвященных промысловым занятиям населения, упоминалось о значении рыболовства для народного хозяйства [22]. Организации и развитию рыбной ловли в средневековый период был посвящен ряд статей А.В. Куза [15, 16, 30]. Е.В. Салмина на основе археологического материала исследовала развитие рыболовства Псковщины до XVIII в. [25, 26, 27]. Изучая коллекцию псковского рыболовного инвентаря, она выявила особенности его типологии. На основе ихтиологических останков, автор реконструировала особенности потребления псковичами рыбы. Сочетая сведения письменных и археологических источников, локализовала ряд рыболовецких промысловых поселений (исадов) Псковского края. В "Историко-этнографических очерках" на основе материалов о рыболовном промысле в XIX в. была описана его организация, инвентарь и устройство артелей [13].

Таким образом, налицо неравномерность в исследовании истории рыболовецкого промысла. В большей степени он изучался на основе археологического материала для периода до XVIII и на основе статистического и этнографического материала для XIX - начала XX в. Специального исследования, посвященного истории рыболовства Псковского края XVIII в., написано не было.

Но источниковая база позволяет изучить особенности рыболовного промысла и торговли рыбой в Псковском крае XVIII в. Основными источниками для этого являются окладные книги, которые как исторический источник слабо исследованы. Исключение составляют псковские окладные книги XVII в., которые изучались Э.Л. Моппелем [19, 20, 21].

Нами были изучены "Ведомости Опочецкой воеводской канцелярии о сборе денег с рыбных ловель, рублевых бань и оброчных угодий" от 10 мая 1729 г. [2], "Ведомости и рапорты Заволочской канцелярии Пусторжевского уезда о сборе денег с рыбных ловель, мельниц и пчельников за 1728, 1732 г." [1], "Книга по сбору оброчных денег с рыбных ловель, мельниц, бортничьих угодий за 1733 г." [3], "Книга окладная канцелярского сбора с рыбных ловель, оброчных угодий и бань пригорода Изборска за 1740 г." [4]. Фактическое поступление налогов от рыболовецкого промысла отражено в "Ведомостях Опочецкой воеводской канцелярии" за 1729 г., "Окладной книге за 1737 г." и "Книге окладной…пригорода Изборска" за 1740 г. В окладных книгах фиксировались и недоимки по оброчным статьям. Так, в "Ведомостях и рапортах …Пусторжевского уезда за 1728 г., 1732 г." представлены сведения о задолженности за 1728 г. (только размер недоимки) и фактическое поступление окладных сборов с населения за 1731 г. А в "Книге по сбору оброчных денег … за 1733 г." содержатся данные о недоимках населения Псковского уезда по окладным сборам за период с 1724 - 1731 гг., которые представлены сведениями о задолжниках (имя, статус, место жительства), размере задолженности и причинах ее образования. В окладных книгах недоимки с промысла фиксировались с рыбных ловель, с рыбных промышленников и с рыбных ловцов. То есть налоги брали с тех, кто владеет ловлею и с тех, кто фактически ею пользуется.

Окладные книги являются финансовым документом, поэтому они имеют ряд особенностей. Например, основным назначением книг была фиксация населения, которое должно было платить оклад с арендованных угодий, поэтому сведения о плательщиках представлены полно (имя, статус и место жительства). В то же время сведения о ловлях достаточно скудны. При перечислении ловель в источнике не указывался их размер и границы, а только фиксировались водные угодья (обычно озера и реки), входившие в их состав. Это затрудняет локализацию конкретных ловель, но по названию водных объектов позволяет (правда не всегда) установить их примерное место положения. По данным окладных книг невозможно выделить и факторы, влиявшие на размер оклада. Э.Л. Моппель считает, что размер оклада устанавливался на основе договора администрации и арендатора [19, С. 8.].

Тем не менее, данные окладных книг могут дать представление о распространении рыбного промысла в Псковском крае и его организации: расположении используемых ловель, количестве и социальном составе населения, занятого этим промыслом, количество ловцов и рыбных промышленников, их социальный состав, а так же размер оклада с рыболовного промысла.

Е.В. Салмина, изучая рыболовный промысел Псковского края в средневековый период, выявила основные этапы его развития. Так, выделение "рыболовства в самостоятельную профессию и отрасль экономики средневекового города" на Псковщине происходило во второй половине XIII - первой половине XIV вв., а в позднесредневековый период формируется "разветвленная система рыболовных поселений и скрупулезная фиксация рыболовных угодий" [26, С. 20.].

Необходимо отметить, что до XVIII в. законы практически не касались этого промысла, исключая Соборное уложение 1649 г. В XVIII в. законодательное регулирование рыболовецкого промысла выразилось в попытках упорядочения налогообложения и порядка владения ловлями.

Первым актом XVIII в. о рыболовецком промысле стал указ 1704 г., по которому рыбные ловли, а так же бани, мельницы и т. п. были отданы на откуп. По сведениям К. М. Бера, основанием для установления оклада стали сведения о доходности рыбных ловель в предыдущем 1703 и текущем 1704 гг. [6, С. 498.]. В этом же указе запрещалось употребление самоловов (это "снаряд, состоящий из длинной веревки, по длине которой на некотором расстоянии друг от друга идет множество тонких и недлинных нитей с острыми крючками на концах … их острия сами собой вонзаются в рыбу, когда она проплывает мимо и задевает их") [6, С. 499.], в которые попадалась и крупная и мелкая рыба. Но уже в следующем году их употребление было разрешено, при условии определенной надбавки к арендной плате. Таким образом, в петровское время на законодательное регулирование рыбного промысла повлияли финансовые затруднения, связанные с внешней политикой, а так же стремление государства контролировать частную жизнь общества. В 1719 г. на всем течении р. Невы была введена беспошлинная ловля рыбы, что К.М. Бер связывал с ростом г. Петербурга и необходимостью обеспечения его жителей продуктами питания.

В 1727 г. была введена фиксированная плата за аренду ловель, "без публичных торгов и без соперничества арендаторов" [6, С. 499.]. Но на местном уровне это не всегда выполнялось, так как в "окладной книге" пригорода Изборск за 1740 г. содержатся сведения о смене арендаторов ловель с указанием размера наддачи [4, Лл. 7-8 об.].

Ко времени Екатерины II государство стало расценивать рыбные ловли различных владельцев (городов, помещиков и селян) как их частную собственность [6, С. 500.]. Помимо этого, рядом частных законов (1719 - для р. Невы и 1762 г. - для оз. Ильмень и Ладоги) признавалась свобода лова рыбы в крупных водных массивах, не принадлежащих одному владельцу. Размеры ловель в таких массивах определялись на основе традиций, то есть берегового права, при котором признавалось исключительное право владельца на рыбную ловлю в водах, омывающих берега его земли [6, С. 501.]. Но даже в XIX в. законодательно не было определено, как далеко должно простираться это право. Установление этого отдавалось на усмотрение местной администрации.

Анализируя законодательство о рыболовецком промысле, К.М. Бер приходит к выводу, что в течение XVIII в. закончилось законодательное оформление прав владений ловлями и обеспечения рыбаков, в то время, как экологии промысловой деятельности уделялось недостаточное внимание [6, С. 502.].

Таким образом, представления государства и владельцев ловель о рыболовецком промысле в XVIII в. эволюционировали от аренды ловель до фактического предоставления их в частную собственность.