Рыболовство и рыбохозяйственные исследования

Лов рыбы в Псковском крае велся как в крупных озерах (Псковском, Теплом и Чудском) и реках (Великая), так и в мелких реках и озерках.

Все места, пригодные для ловли рыбы на берегах рек и озер, были поделены на участки, которые в окладных книгах называются ловли. В качестве ловель могли выступать как один водный объект (река или озеро), так и несколько: озера, озеро с реками, несколько рек. Так, в Опочецком уезде по данным окладной книги 1729 г. большинство рыбных ловель были расположены в озерах с разными сочетаниями других видов водных угодий: озерах и озерцах (4), в озерах (2), в озерах с реками и озерцами (2), в реке (2), а так же в озере с рекой [2, С. 2 - 2об.]. В Пусторжевском уезде в 1731 г. было зафиксировано 17 ловель, 8 из которых включали в себя озеро "с другими ловлями", 3 - одно озеро, 2 - два озера "с другими ловлями" и по 1 ловли - одну реку, несколько рек, несколько озер, озеро с реками [1, Лл. 10 об. - 13, 15 об. - 16.]. В пригороде Изборск в 1740 г. было зафиксировано 4 ловли, которые состояли из реки, нескольких рек, нескольких озер и озера с реками. В Изборском уезде 1740 г. из 10 ловель 6 располагались в озере, 3 - в озере с рекой и 1 - в реке [4, Лл. 7-8 об.]. По данным окладной книги 1732 г. недоимки с рыбных ловель за 1724 - 1731 гг. числились на 6 ловлях 5 из которых располагались в реках (Великая, Яблонец и Рождествиха) и 1 ловля была в исаде Замашье [3, Лл. 19 об. - 21.]. В Псковском уезде в 1732 г. недоимки были зафиксированы с 19 ловель 6 - ти засад, большинство из которых (11) располагались в Псковским озером. В нем было зафиксировано 6 голомянных ловель, 4 ловли в исадах и 1 ловля без указания на место расположения в этом озере. Из оставшихся 8-ми ловель 5 располагались в 1 реке, 2 - в 1озере и место расположение 1 не установлено [3, Лл. 91 об. - 95 об.]. В окладной книге 1732 г. самостоятельный учет велся для Заклинской губы. Недоимки в ней возникли в 32 ловлях. Из них недоимка числилась на 2 ловлях, в которые входило по 1 реке, на 1 тони, 1 "пустой объезжей пловущей воде", 1 ловли в нескольких реках, 1 ловли в нескольких озерах, 1 ловли в нескольких озерах и реках, 1 ловли (без дополнительных указаний) и 2 исадов. В Куленской губе недоимки состояли на 3 ловлях в нескольких реках, 2 ловлях под погостом и деревней (видимо тоже в реках), а так же в нескольких реках и нескольких реках и озерах. В Колпинской губе большинство ловель располагалась в исадах Псковского озера (3) и в его голомянных ловлях (10), были ловли и в реке и в исаде на реке [3, Лл. 51 - 60.]. Очевидно, что сочетаний водных объектов в ловлях зависели от водных ресурсов данного района.

Мелкие речки и озера отдавались на оброк либо полностью, либо по частям, что в окладных книгах фиксировалось такими терминами как "четверть озера", "треть озера" или "пол озера". Так, в Пусторжевском уезде в 1731 г. было зафиксировано 3 ловли, в состав которых входили части водных массивов. Это ловля Василия Конюхова (крестьянина Алексея Федоровича Сумарокова) в Полицком стане с трети озера Полисто с озера Цевла и с другими рыбными ловлями (оклад 5 руб. 59 1/2 коп.), ловля Анана Кирилова Полякова (старосты Гаврилы Ивановича Нестерова) из деревни Солово Подгородского стана в трети озера Полистова (3 руб. 57 1/2 коп.) и ловля Ивана Матфеева сына Зубатова в Кудеревском стане с полуозера Березова и с другими рыбными ловлями (50 коп.) [1, Лл. 10 об. - 12.]. В Завелицкой засаде по данным окладной книги 1732 г. на стороже Изборской приказной избы Иване Ефремове числилась недоимка в размере6 руб. 25 1/2 коп. с ловли в состав которой входили озера Островок, Кипелово, Деменцово, Кряковское и Будановское, полуречка Снимица и речка Островлянка, Светлое и Черное, Колесовское и Долгово. В Колпинской губе недоимка с ловли в исаде с Немолвы реки с половины до Ситья, что у озера на берегу в размере 10 руб. 61 коп. числилась на Воскресенском крестьянине Сидоре Николаеве, проживавшем в деревни Курокши.

Обычно ловли арендовал один человек. Но они могли находиться и в совместном пользовании, на что указывает перечисление нескольких арендаторов, примечание "с товарищи", а так же указание количества жребиев. Так, в Опочецком уезде в 1729 г. рыбную ловлю на озере Симовдов с озерами арендовали посадские люди Василий Максимов, Ефим Андреев и Илья Докучаев и платили оброк в размере 1 руб. 88 3/4 коп. [2, Л. 2 об.]. В Изборске в 1740 г. в совместном владении находились ловли, которыми пользовались крестьяне Гремячего монастыря Терентий Осипов и Петр Семенов, проживавшие в деревни Голубово [4, Л. 6.]. В совместной аренде находились и ловли крестьян Степановского монастыря с Луга, которые были оформлены на Лаврентий Максимова "с товарищи" [4, Л. 6]. В Завелицкой засаде в 1732 г. недоимка числилась на посадском человеке Кондратие Зуеве, платившем оклад в размере 3 руб. 12 1/2 коп. в год с ловли в Колпинской губе "с пол общей воды от Множеского острова вниз к Чудному озеру по правую сторону до Кобыльского уезда". Посадский человек Кондратий Зуй задолжал 3 руб. 11 1/2 коп. с "рыбной ловли в пол общей воды", а недоимка в размере 1 руб. 70 3/4 коп. с "рыбной ловли с двух жребиев" состояла на Ильинском крестьянине Трофиме Борисове из деревни Кулиско. Ловлю в Куленской губе у берегов деревни Подмогилье арендовал Печерский крестьянин Семен Борисов с товарищами. Недоимка в размере 34 руб. 95 3/4 коп. числилась на подьячем КорнилеШестакове с "четвертого жребия" в исаде Орлов [3, Л. 92 об.].

Арендаторы могли пользоваться и несколькими рыбными ловлями. Так, в Завелицкой губе Афанасий Шишанов платил с двух ловель: на р. Листовица, притоке р. Великой в ее дельте, и на р. Каменке, которая так же располагается в районе дельты р. Великой. С р. Листовицы он платил 1 руб. 9 коп. ежегодно (общий размер недоимки - 2 руб. 18 коп.), а с р. Каменки - 9 руб. 65 5/8 коп., задолженность образовалась только за 1724 г. [3, Л. 51.].

Исторически сложилось так, что в больших озерах обычно отдавалась ловля в прибрежной линии без фиксации ее протяженности вглубь озера. Но по мере развития рыболовецкого промысла, возникла необходимость увеличить количество ловель, что коснулось, прежде всего, крупных озер. Это привело к появлению голомянных рыбных ловель, которые не имели прибрежной линии и располагались в глубине озера. Е.В. Салмина по данным остеологических останков относит их появление к XIII в., в первые упоминания о них в письменных источниках относятся к XVI в.[25, С. 179.]. В XVIII в. количество таких ловель в крупных озерах (прежде всего в Псковском и Чудском) было значительно. Так, по данным окладной книги 1732 г. из 32 неплательщиков оклада в Завелицкой засаде Псковского уезда 10 пользовались голомянными рыбными ловлями (31 %) [3, Лл. 51 - 60.]. Из 19 ловель в 6-ти засадах Псковского уезда голомянными были 6 (32 %) [3, Лл. 91 об. - 95 об.]. Так же, недоимка возникла на 24 жерниках, ловивших в голомянных ловлях Завелицкой засады (67 %) и на 13 жерниках 6-ти засад Псковского уезда (46 %) [3, Лл. 60 об. - 63 об., 96 об. - 98 об.].

Иногда участки для ловли рыбы именовались тонями. По данным окладной книги 1732 г. в г. Пскове с тони в Великой реке недоимка в размере 25 руб. 49 коп. (за 1724 - 1731 гг.) числилась на псковитине посадском человеке Никите Норкине [3, Л. 19.]. Причиной возникновения недоимки стала смерть арендатора в моровое поветрие 1710 г., после чего ловлей никто не владел. В Завелицкой засаде на дворцовом крестьянине Иване Григорьеве, проживавшем в деревне Малой Листовице Никольской Устинской губы числилась недоимка за 1724 г. в размере 4 руб. 39 1/4 коп. с тони в р. Великой под Каменкой [3, Л. 51.], а в Мыслогостицкой губе недоимка за 1724 - 1727 гг. - 2 руб. 13 коп. с тони "на другой стороне Гдовки реки на озере на берегу" числилась за крестьянином Саввой Шишовым, проживавшим в деревни Пахомовщине [3, Л. 176 об.].

Ловли могли называться и по используемым в них орудиям лова- "сежи", "езы", "колы" (перегородные орудия лова). Обычно орудия лова такого типа применялись на небольших реках и озерах и могли перегораживать их полностью. Е.В. Салмина отмечала, что в средневековый период они были распространены только на р. Нарове и в Гдовском уезде, в котором по письменным источникам конца XVI в. фиксировалось 30 "езов", 13 "сеж", 1 "кол" [26, С. 17.]. В окладных книгах XVIII в. ловли такого типа нам не встретились.

Другим способом организации промысла было объединение промысловиков в исады - рыболовецкие селения на берегах озер и рек. По подсчетам Е.В. Салминой в средневековье в Псковском крае существовало около 112 исадов [26, С. 17.]. Исады она разделила на 3 типа. Первый, - когда исад совпадал с определенным поселением, которое могло иметь статус погоста, даже малого городка (Кобылье, Мда, Рудница и др.). К ним была приписана определенная облавная площадь, иногда имелась пристань. Здесь проживали (реже - приезжали) рыбные ловцы и лица, которым исад был отдан на оброк (это не всегда были сами рыболовы) [26, С. 18.].

В исадах второго типа "присутствовали только дворы рыбных ловцов. Никакого иного поселения - села, деревни, погоста - там не отмечено. Иногда рыбные ловцы проживали там постоянно, имели пашни, пожни, огороды. Иногда же дворы на исаде присутствовали, но рыболовецкие артели проживали там лишь в зафиксированных отрезок собственно рыболовецкого сезона или даже ловили "наездом"" [26, С. 18.].

В исадах третьего типа ловцы не проживали, а приезжали с соседнего рыболовецкого поселения. В качестве жилья они могли использовать временные домики.

Помимо типологии исадов как промыслового поселения, Е.В. Салмина выделила общие ландшафтно-географические характеристики исадов. Она отмечает, что практически все они были расположены не только в местах удобного лова рыбы, но и в местах удобной транспортировки, что было связано с необходимостью транспортировки уловов. Большинство исадов на западном берегу Псковского озера были расположены на "всхолмлениях над "плоскими" участками озера", где были небольшие протоки или ручьи, что она связывала с необходимостью удобных выходов к воде, а так же с необходимостью во время ледохода поднимать лодки на высокий берег. Большая плотность исадов на западном берегу Псковского озера объясняется ходом вдоль него рыбы на нерест [26, С. 18.].

На территории Псковского края применялись различные способы лова. Но, по данным письменных источников, наибольшее распространение получила ловля неводом, который использовался почти повсеместно. По данным Е.В. Салминой, в средневековом Пскове неводы соотносились с другими видами сетей как 83 % и 17 %. Это связано с тем, что невод, процеживающий участок водоема, дает наиболее стабильный улов [27, С. 337.]. Использование неводов в качестве основного орудия лова свидетельствует о коллективном труде рыбных ловцов. По данным окладных книг в XVIII в. невод являлся окладной единицей. В некоторых случаях упоминаются жерники - управляющий рыбной ловлей. Описание неводов содержится в работе И.И. Василева "Краткий очерк Псковского (Талабского) озера" [8] По данным И.И. Василева в ловле рыбы неводом участвовали хозяин невода, управляющий ловлей (жерник) и рабочие. Лошадь и 2 рабочих составляли 1 гнездо, а в целом "совокупность этих сил называется дружиною" [8, С. 341.]. Количество работников в артели для ловли неводом зависела от времени лова. Так, зимой для подледного лова неводом (большим запасом) требовалось от 16 до 25 человек [28, С. 523.]. Весной лов продолжался от вскрытия озер и рек до спада воды. В это время ловили рыбу волоком, для чего требовалось 9 человек. Летом лов с 1 августа до 1 сентября велся неводом (большим запасом), для чего требовалось до 15 человек. С 8 сентября по 29 октября рыбу ловили мутником и преимущественно ночью. В это время в запасе находилось 8 и 9 человек [14, С. 70,71.].

По сведениям И.И. Василева, оплата рабочим - ловцам производилась долей наловленной рыбы. В конце рабочей недели (по субботам), когда было известно количество выловленной за неделю рыбы. Добыча делилась сначала пополам, и одна половина шла в пользу хозяина или владельца невода, а другая делилась поровну между рабочими. Если хозяин запаса был еще и жерником, то из половины для рабочих дополнительно ему выделялась еще 12-я часть. Зимой владельцу запаса выделяли треть от улова [8, С. 346.]. Такую высокую долю владельцу невода И.И. Василев объяснял высокой ценой невода, который во второй половине XIX в. стоил до 800 руб., а срок его годности был 1 год [8, С. 340.]. При этом, по крайней мере, жители Талабского озера сами снасти плели редко, а больше покупали у промышленников Осташковского уезда Тверской губернии (как за деньги, так и в обмен на снеток) [8, С. 341.].

Помимо неводов применялись и другие приспособления для лова. Так, в бассейне Псковско-Чудского водоема широко использовались сетные каркасные (мережи и подволоки) и прутьевые (верши) ловушки. Так же широко применялись и стационарные ловушки (запоры и преграды), которые были наиболее продуктивны во время нерестового хода рыбы в Псковско-Чудском бассейне. По мнению Е.В. Салминой, преграды, где в запорные системы включались каркасные ловушки, встречались не столь часто. На Псковском озере из них применялись подволоки [26, С. 14].

На р. Нарове использовались различные варианты стационарных ловушек: это езы (перегораживали всю реку) и сежи (перегораживали часть реки). Часто рыбу, попавшуюся в эти ловушки, выбирали волоком.

По данным писцовых книг, в рыбной ловле населения Псковского края применялись и индивидуальные орудия лова - остроги, уды и переметы, которые были распространены, в основном, на восточном побережье Псковского и Чудского озер [26, С. 19.].

Состав лова был достаточно богатым это и речная и озерная рыба (сом, судак, сиг, лещ, щука, налим, язь, плотва, голавль, мерена, ряпушка, уклейка, елец, окунь, ерш, угорь и вьюн). Наибольшую промысловую ценность получили псковский снеток, ерш и псковский судак. Псковский снеток продавался за пределами Псковского края, а в XIX в. шел даже на экспорт. Судак высоко ценился в Петербурге. А ершей использовало в пищу местное население. На устье р. Наровы ловили исключительно угрей [26, С. 19.].

По данным окладных книг XVII в. нарвская угревая ловля была наиболее рентабельным объектом из всех псковских ловель. Ее доходность в 3,2 раза превышала другие крупные ловли [19, С. 9.]. Ее промысловое использование в XVII в. было организовано следующим образом. По сведениям Э.Л. Моппеля, нарвская угревая ловля делилась на 2 части: собственно угревую и приписную ловли. Угревую ловлю сдавали откупщикам, которые сдавали ее подрядчикам (рыбные ловцы). Подрядчики, на время сезона ловли, проживая в специальных дворах, организовывали лов (размещали езы и волоки) угрей. Для обслуживания рыбаков могли наниматься люди, занимавшиеся приготовлением пищи, сушкой одежды, заготовкой дров и т. п. Приписные ловли отдавались исадским ловцам, которые отдавали откупщикам часть улова или прибыли [19, С. 10.].

Многочисленные заколы препятствовали плаванью по р. Нарове, о чем в 1772 г. поступили многочисленные жалобы от купцов на имя Я.Е. Сиверса. Он распорядился уничтожить заколы на берегах Наровы со стороны Новгородской губернии. Но на противоположном (эстляндском) берегу уничтожить заколы он не мог, поэтому и Я.Е. Сиверс обратился в Сенат о необходимости указа, который бы предписал уничтожение заколов по судоходным рекам [17, С. 240.].

В ведомостях Опочецкой воеводской канцелярии за 1729 г. содержатся данные о сборах с рыбных ловель в Опочецком уезде. Здесь рыбные ловли числились за 2 помещиками и 1 помещичьей вдовой, 2 чиновниками (подьячий и площадный подьячий), 2 церковными служителями, солдатом, отставным казаком, 3 посадскими людьми и церковным крестьянином. Всего в Опочецком уезде в 1729 г. было зафиксировано 11 ловель, оклад с которых платили 13 человек. Всего с рыбных ловель в Опочецком уезде было собрано окладных денег 26 руб. 1 3/4 1/8 коп.

Наибольший оклад состоял на помещиках Иване Васильеве сыне Бочкине (с озера Худа над Войреческим погостом с озерцами - 4 руб. 38 1/4 коп.) и Степане Михайлове сыне Бухвостове (с озера Худа с озерцами 4 руб. 32 3/4 коп.) [2, Л. 2.]. Покровский крестьянин Афонасей Иванов из Черемицына погоста платил 2 руб. 58 3/4 коп. с озера Черного и речки Черняцы. Подъячий Амбросий Лапин платил оклад в размере 2 руб. 6 1/8 коп. с ловли в озере Толочна с озерами и реками. Наименьший оклад в Опочецком уезде в 1729 г. состоял на пономаре церкви Святого Преподобного Сергия Федоре Лапине, который платил 32 3/4 коп. с озера Камена [2, Л. 2 об.]. Размер окладов остальных плательщиков колебался от 1 руб. 38 3/4 коп. до 1 руб. 88 3/4 коп. [2, Лл. 2 - 2 об.].

Ловли могли арендовать и жители других уездов. Например, с ловли в озере Водолотцы с озерами Опочецкого уезда оклад в размере 2 руб. 52 1/2 коп. платила вдова помещика Пусторжевского уезда Федора Ешкова Авдотья Матвеева дочь [2, Л. 2 об.].

В ведомостях Пусторжевского уезда Заволочской канцелярии представлены сведения о фактическом поступлении сборов с рыбных ловель с населения Пусторжевского уезда в 1731 г. Оклад был взят с 17 рыбных ловель, которыми владели 17 человек: 4 помещика, чиновник, поп, ямщик, выборной староста монастыря, помещичий приказчик, помещичий староста деревни, 4 помещичьих крестьянина и 3 дворовых человека.

Большинство зафиксированных ловель этого уезда находились в Оршанском, Кудеревском и Подгороднем станах (по 3 ловли). В Полицком и Утрехтском станах было по 2 ловли, в Красном и Омянском - по 1-й. Расположение 2-х ловель установить не удалось.

Интересно то, что в качестве плательщиков оклада с рыбных ловель Кудеревского стана были отмечены помещики ИванМатвеев сын Зубатой (оклад 50 коп. с ловли с полуозера Березова с речками), Ульян Яковлев сын Бороздин (оклад 1 руб. 1 коп. с ловли в озере Демине с другими рыбными ловлями) и Иван Карпов сын Зубатой (оклад 85 коп. с ловли в озере Дольгове, которое над деревней Самково, и с другими рыбными ловлями) [2, Лл. 12 об. - 13.].

В целом, наименьший оклад в размере 37 коп. платил Иван Лукочевский человек Бригаря Степановича Елагина с ловель в озере Темные воды в Камковском Бору, а наибольший - 5 руб. 59 1/2 коп. - крестьянин Алексея Федорова сына Сумарокова Василий Конюхов с трети озера Полиста и озера Девла и с другими рыбными ловлями [2, Лл. 10 об. - 11, 12 об. - 13.].

В1740 г. в пригороде Изборск в аренде находилось 5 ловель. Ими пользовались 3 крестьянина Гремячего монастыря, крестьяне Степановского монастыря с Луга, крестьянин Мальского монастыря и дворовой человек Александра Неелова. 9 ловель были переданы другим арендаторам с условием наддачи. Прежние владельцы ловель не указаны, приводятся лишь сведения о новом арендаторе (имя, статус, место жительства), месте расположения ловли, размере прежнего оклада, наддачи и взимаемых налогов. Новые лица получили ловли, располагавшиеся в озере (5), в озере и реке (2), в нескольких озерах (1) и одной реке (1). Это 3 помещичьих дворовых, 2 монастырский крестьянина, церковный крестьянин, крестьянин вотчины Псковского архиерейского дома, поп и дворянин. Размер наддачи колебался от 2 коп. до 5 коп. и не зависел от размера оклада. В процентном соотношении наибольшая наддача состояла на крестьянине Изборского Александровского монастыря Лаконской губы деревни Бенева Ерофея Милентиева (оклад - 2 коп., наддача - 3 1/4 коп., то есть 163 %) и попе Рождественского девичьего монастыря Афанасии Тимофееве (оклад - 2 коп., наддача - 2 коп., то есть 100 %). Наименьшая наддача в размере 3 коп. (6 %) с оклада в 50 коп. числилась на Мераупе Никитине, крестьянине деревни Замочье из волости Невского монастыря.

В окладной книге за 1732 гг. приводятся сведения о задолженности псковичей по окладным сборам с рыбного промысла за 1724 - 1731 гг. и причинах ее образования. Задолженность среди городского населения была зафиксирована для 6 посадских. Это владельцы рыбных ловель в разных участках р. Великой. Относительно близко от Пскова находились рыбные ловли посадского человека Никиты Норкина (тоня Косицкая, по течению реки ниже Снетогорского монастыря), Кондратия Зуева (Яблонец), Гура Саблина - ловля на притоке Великой р. Рождествихе (выше города). Ближе к устью р. Великой, при выходе ее к восточному берегу Псковского озера, в исаде Замощье было владение Захара Пастухова. Владения Пимина Матандина и Захара Пастухова были расположены на р. Великой, без указания на их точное расположение. Наибольшая задолженность (25 руб. 49 коп.) числилась на Никите Норкине, который умер в моровое поветрие в 1710 г. В 1720 г. умерли Захар Пастухов и Пимин Матандин, а наследников после них не осталось. Размер их оброка соответственно равнялся 6 руб. 9 5/8 коп. (общий размер - 12 руб. 19 1/4 коп) и3 руб. 12 1/2 коп. в год (общий размер - 15 руб. 62 1/2 коп). Ловлю Пимина Матандина взял во владение Андрей Христолов, который из-за сложного материального положения ("за скудостью ево") оброк платил не во все годы и даже пытался уклониться от уплаты налогов, заявляя, что он не является владельцем этой ловли ("якобы он не владеет"). Причины образования задолженности по налогам с рыбных ловель Кондратия Зуева, Захара Пастухова и Гура Саблина не выяснена администрацией. Размер их недоимки составлял 2 руб. 85 коп. в год (общий размер - 2 руб. 85 коп.), 92 1/2 коп. (общий размер - 92 1/2 коп.) и 41 ј коп. в год (общий размер - 1 руб. 45 коп.) соответственно.

Помимо рыбных ловцов в источниках фигурировали и рыбные промышленники г. Пскова. Это владельцы собственной снасти, которые сдавали ее артелям или арендаторам озер, как за денежную плату, так и за долю улова [13, С. 75.]. С них так же собирался оклад. В окладной книге за 1732 г. зафиксированы 148 рыбных промышленников г. Пскова, с которых возникла недоимка в размере 192 руб. Все они умерли в моровое поветрие 1710 г. и наследников после них не сталось. Размер их оброка составлял 16 коп. и платился с количества имеющихся у них неводов. В этой ведомости Захар Норкин зафиксирован как рыбный промышленник, который умер в 1710 г. В качестве рыбных промышленников зафиксированы не только посадские люди, но и Троицкий бобыль Семен Лукин, дворцовый бобыль Иван Деинов и дворцовый человек Ларион Ефтифьев, Ильинский бобыль Трофим Осипов.

В Завелицкой засаде в период с 1724 - 1731 гг. зафиксированы недоимки с рыбных ловель с 31 человека, из которых 9 человек были из Завелицкой губы, 7 - из Кулеской губы, а 15 - из Колпинской. Общий размер недоимки составил 346 руб. 34 1/4 коп.

В Завелицкой губе ловли арендовали дворцовые крестьяне (2), монастырские крестьяне (3), владельческие крестьяне (2), сторож Изборской приказной избы и 1 помещик. Так, помещик Афанасий Шишин арендовал 2 ловли Завелицкой губы, в то время как в Кулеской губе как арендаторы ловель были зафиксированы 2 его человека.

В Кулеской губе в качестве должников зафиксированы 7 человек, среди которых были посадский человек, поп, Печерский крестьянин и 4 владельческих дворовых человека.

В Колпинской губе числилось 15 недоимщиков, из которых 6 были дворцовыми крестьянами, 5 - монастырскими, 2 - помещичьими, 1 - посадским человеком и 1- помещичьим человеком. С рыбных ловель 6-ти засад недоимка числилась на 19 арендаторах, 7 из которых были дворцовыми крестьянами, 6 - монастырскими крестьянами, 2 - помещичьими людьми, посадским человеком, подьячим, помещичьим и церковным крестьянами.

В ведомостях Заволочьской канцелярии Пусторжевского уезда за 1728 - 1731 гг. были зафиксированы как задолженности местного населения по налогам, так и фактическое поступление окладных денег с населения. Так, по сведениям источника в 1728 г. с рыбных ловель 50 коп. платил только поп погоста Сехни Михаил Силин Оршанский [1, Лл. 1 об. - 2.]. Такой же размер недоимки с рыбных ловель был зафиксирован в феврале 1729 и марте 1730 гг. [1, Лл. 6 об. - 7, 8 об. - 9.]. Причины их появления в источнике не указаны.

По данным окладных книг можно выяснить принадлежность арендаторов рыбных ловель, что позволит судить о распространенности рыбного промысла среди зависимого населения. Так, в Опочецком уезде в 1729 г. 3 арендатора - крестьяне церквей Покрова, Святого Апостола и Святого Преподобного Сергия; а 2 - помещиков Степана Михайловича Бухвостова и вдовы Федора Ешкова Авдотьи Матвеевны Ешковой [2, Лл. 1 - 11.].

В Пусторжевском уезде в 1731 г. арендаторами рыбных ловель были крестьяне 9 помещиков (Якову Ильичу Нащекину, Алексею Федоровичу и Михайле Ивановичу Сумароковым, Савелию Ефимовичу Мавсину, Гавриле Ивановичу Нестерову, Агафону Исаевичу Дубровскому, Богдану Терентиевичу и Бригарю Степановичу Елагиным и Игнату Фомичу Назимову), Николаевского мужского монастыря и церкви погоста Велка [1, Лл. 10 об. - 13, 15 об. - 16.].

В пригороде Изборск в 1740 г. 5 арендаторами были крестьяне Гремячего (3), Степановского с Луга (1) и Мальского (1) монастырей. 1 арендатор был крестьянином помещика Александра Неелова [4, Лл. 1 - 5.]. В Изборском уезде по 3 арендатора были крестьянами помещиков Моисея и Григория Бешенцовым и Александра Невскому (2) и Рождественского девичьего (1) монастырей. По 1 арендатору были крестьянами церкви Козьмы и Дамиана с Лакуна и псковского архиерейского дома [4, Лл. 7 об. - 8 об.].

Среди 32 должников по окладу с рыбных ловель Завелицкой засады Псковского уезда в 1732 гг. числилось 27 человек, принадлежавших разным владельцам. Так, в Завелицкой губе арендаторами рыбных ловель были крестьяне Гремячего и Печерского монастырей, церкви Михаила Архангела с Большой Улицы и помещиков Андрея Вельяминова и Александра Неелова. 2-е были дворцовыми крестьянами. В Кулеской губе арендаторами ловель были крестьяне Печерского монастыря (1), церкви (нет названия) (1), помещиков Семена Еремеева (1), Ивана Вельяминова (1) и Афонасия Шишкина (2). В Колпинской губе 6 арендаторов были крестьянами Воскресенского со Стадища (2), Спаса Мирожского (2), Степановского с Луга и Ильинского монастырей. 2 - е были крестьянами помещиков Мины Гробова и Петра Сеславина. 6 - были дворцовыми крестьянами [3, Лл. 51 - 60.].

Среди рыбных ловцов Завелицкой засады недоимка числилась на 5 помещичьих ловцах (люди Кондратия Бухвостова, Ивана Дубровского, Ивана Обедова, Петра Сеславина и Григория Щербинина) и 4 дворцовых крестьянах Завелицкой губы. В Каменской губе 6 ловцов были крестьянами помещиков Ивана Дубровского, Семена Еремеева, Ивана Окунева и Родиона Чернина (3) и 21 - крестьяне Печерскому (10), Снетогорскому (5), Зачетенскому (4) и Воскресенскому со Стадища монастырей [3, Лл. 60 об. - 63 об.].

В остальных 6-ти засадах Псковского уезда недоимка числилась на 7 дворцовых крестьянах, 6 - ти монастырских людях (5 - Печерского и 1 - Снетогорского), 3 помещичьих (Ивана Тимофеевича Дубровского, Ивана Нилова и Семена Харламова) и1 крестьянине церкви Петра и Павла с Буя [3, Лл. 91 об. - 95 об.].

Недоимка числилась на 11 монастырских ловцах (5 - Воскресенского со Стадища, 3 - Печерского, 2 - Юрьевского и 1 - Степановского с Лугу), 8 дворцовых, 7 помещичьих (3 - Михаила Лаврова, 2 - Нестера и Осипа Нееловых, 1- Ивана Щеблыкина и 1 - Ивана Ушакова), а так же на ловцах Троицкого собора и церкви Козьмы и Дамиана с Запсковья [3, Лл. 96 об. - 98 об.].

Из рыбных промышленников 6-ти засад Псковского уезда в 1732 г. недоимка по окладу числилась на 92 дворцовых крестьянах, 22 монастырских промышленниках (14 - Степаноского с Луга, 7 - Печерского и 1 - Елизаровского) и 2 помещичьих (Петра Сеславина и Ивана Ушакова) [3, Лл. 99 об. - 103 об.].

Таким образом, большинство промыслового населения принадлежали Дворцу, церкви или помещикам. При этом, рыболовные владения Дворца были распространены в основном на территории Псковского уезда, что, очевидно, было связано с наличием здесь таких крупных водоемов, как Псковское и Чудское озера. Е. И. Индова отмечала, что в Псковском крае в XVIII в. дворцовые владения в основном сдавались в аренду крестьянам, что согласуется с данными окладных книг, где дворцовые крестьяне зафиксированы в качестве арендаторов рыбных ловель и рыбных промышленников [12, С. 272.].

Крупными владельцами ловель и промыслового населения были монастыри (Печерский, Воскресенский со Стадища и Степановский с Лугу), в меньшей степени церкви. Владения крупных монастырей по данным окладных книг были так же сосредоточены в районе Псковско-Чудского водоема. За Псково-Печерским монастырем до 1764 г. числились следующие ловли: исад большого Тросна, исад Дубицы, исад Колпино, исад Ветлицы, Любницы, исад Кулье да Подмогилье, исад Горки, рыбная ловля против Верхнего острова, исад Рожитса, исады Лисья и Кутки, исад Будовижи, исады Большая и Малая Лудва, исад Метеши, исад Отсадно, ловля в селе Логозовичах в р. Каменке, исад Семско [7, С. 111.]. Так, Во "внутренних" территориях Псковского края ловлями владели такие монастыри как Александра Невский, Гремячий и Степановский с Лугу. Так же значительна была доля монастырских рыбных ловцов и промышленников.

Распространение владения рыбными ловлями среди помещиков Псковского края было равномерным. Их ловли располагались как в Псковском и Чудском озерах, так и во "внутренних" территориях края. Количество арендаторов ловель, принадлежавших помещикам, было значительно меньше, чем дворцовых или церковных, но о заинтересованности помещиков в развитии рыболовного промысла среди своих крестьян говорит тот факт, что зачастую помещики сами выступали в качестве арендаторов ловель.

Итак, рыбный промысел являлся постоянным занятием населения Псковского края вследствие его доступности. Широкое распространение рыболовства говорит о его высокой рентабельности.

4. Пельт В.Д. Первый русский рыболовно-спортивный журнал «Вестник Русского союза рыболовов-удильщиков» (1904--1908 гг.)

Выход в свет первого рыболовно-спортивного журнала связан с организацией Русского союза рыболовов-удильщиков.

18 декабря 1903 года состоялось собрание учредителей Союза. Председателем Союза был избран виднейший автор большого числа популярных статей о снастях с катушками, технике ужения и особенностях ловли рыбы Павел Гаврилович Черкасов. Он внес предложение издавать орган Союза под названием «Вестник Русского союза рыболовов-удильщиков». Все собравшиеся горячо поддержали эту идею, одобрили программу журнала и утвердили редактором самого инициатора.

Срок выхода журнала и его объем собрание решило не регламентировать, а выпускать его «по мере накопления материала». В решении оговаривалось, что члены Союза, уплачивающие взносы, имеют право получать свое издание бесплатно. Конечно, «Вестник» издавался не только для членов Союза, а, как говорилось в обращении к читателям, опубликованном в первом номере, «для всех русских удильщиков». Подписная цена не для членов общества устанавливалась 3 рубля 50 копеек в год.

Первый номер первого в России журнала спортивного рыболовства появился в конце января 1904 года. Небольшая книжечка насчитывала всего 32 страницы. Любители ужения торжествовали.

В статье «От редакции» провозглашалась главная задача Русского союза рыболовов-удильщиков и его печатного органа -- «объединение рыболовов-удильщиков всей России», а также установление между ними «живого и постоянного обмена мыслей». Союз решил способствовать делу охраны рыбных богатств страны.

В новом журнале редактор стремился распространить сведения об усовершенствованных способах рыбной ловли. Ставилась задача завести в журнале живой, интересный отдел вопросов и ответов, привлечь к участию в «Вестнике» как можно большее число читателей. При этом редактор заявил, что и редактирование «Вестника» и сотрудничество в нем «обязательно должны быть безвозмездными». (У Союза не было средств, да и любитель должен писать в свой журнал не ради денег.).

Из наиболее интересных статей первого номера можно назвать: «Несколько мыслей об уженьи и его положении среди других охот в России» П.Г. Черкасова, «Уженье на овес» Ив. Попова, «Заметки о ловле хариуса» (подписано инициалами Г.О.).

В дальнейшем в «Вестнике» принимали участие многие опытные рыболовы того времени. Однако львиную долю места в журнале занимали материалы самого редактора. Этот плодовитый автор только в 1905 году опубликовал 42 различных материала -- статьи, заметки, письма, комментарии и др.

П.Г. Черкасов любил и пропагандировал бегучую снасть, спиннинг и другие новые виды снастей. В нескольких номерах печатались его обстоятельные статьи: «Что следует подразумевать под выражением «усовершенствованные орудия и способы охотничьего лова», «Кое-что о терминологии уженья», «О прикормке и прикормочницах», «О складных и переносных лодках», «О разных способах насаживания живца», «Блеснение щуки на мертвую рыбку» и другие.

В 1905 году внимание читателя привлекли заметки И.Н. Комарова «Из писем московского рыболова». И.Т. Плетенев опубликовал свои заметки: «Сазаньи крючки», «О поплавках», «Эпизод из уженья голавлей». Статьями из практики ужения снабжал редакцию и В.А. Плещеев: «Мои удочки и моя ловля», «Уженье карася», «Куколка шелкопряда как насадка», «На Дунае», «Поплавок». В 1906 и 1907 годах в журнале печатались «Практические заметки» Л. Гешеля. Он рассказывал об инструментах для изготовления снастей, о том, как самому можно сделать блесны, отцепы, скользящие грузила и другой рыболовный инвентарь. Спиннинговому спорту посвящены статьи Генри Бартельса, П.М. Федотова. Значительный интерес представляли статьи Н. Жуковского «Уженье под Орлом», С.Д. Ларионова «Как я сделался удильщиком», Г.И. Бартельса «Сенежское озеро», И. Протасова «Об опарышах», И. Серебряникова «Заметки об уженьи щук», И. Ильина «Приготовление гороха для насадки», М. Кузнецова «К вопросу об уженьи голавлей».

Как видно даже из перечисленных заглавий, тематика журнала была разнообразной и интересной. В журнале помещались также заметки об особенностях уженья в различных районах страны, о местных снастях и насадках. Редактор стремился завязать связи с зарубежными периодическими изданиями, информировать читателей обо всем новом и значительном. Нередко редактор комментировал корреспонденции рыболовов, давал практические советы. Например, к статье Генри Бартельса «Блеснение окуней на глазок», т. е. на глаз окуня, П.Г. Черкасов дал примечание, что о таком способе слышит впервые и предлагает рыболовам испытать его. Кстати, сейчас этот прием при зимнем блеснении стал обычным.

«Вестник» издавался в очень трудных условиях. Вся редакционная работа, по существу, держалась на одном П.Г. Черкасове. Он с горечью признавался, что ему приходится быть не только редактором, но и секретарем редакции, корректором, писцом, экспедитором, чертежником и т. п. У него не было ни одного технического помощника. Несмотря на то, что редактор привлекал к участию в журнале многих опытных рыболовов, читателями он обрасти не сумел. В царской России начала XX века грамотные рыболовы из народа насчитывались единицами. Да и «интеллигентных» рыболовов -- членов Союза на 1 марта 1904 года было зарегистрировано всего 114 человек; общее число подписчиков вместе с членами Союза достигало лишь 200 (!) человек. К концу 1905 года «Вестник» печатался наибольшим в его истории тиражом -- 600 экземпляров. Конечно, он не мог окупить себя. Недостаточно поддерживали его и авторы. Редактор не раз и не два обращался к читателям с призывом о помощи. В десятом номере за 1904 год П.Г. Черкасов писал, что ему «приходится буквально обкрадывать свой отдых для того, чтобы вести дело по изданию «Вестника».

В 1904--1906 годах журнал выпускался регулярно -- ежемесячно. Но выпуск пятого номера за 1907 год задержался до марта 1908 года. П.Г. Черкасов делал тщетные попытки спасти журнал, рассчитаться с подписчиками. В 1908 году, покрывая долг, он выпустил в свет 5, 6, 7, 8 и 9-й номера за... 1907 год. Редактор намеревался объявить подписку на 1909 год, а 1908 -- «проскочить», лишь бы сохранить журнал. Но «агония» наступила: в девятом номере за 1907 год, вышедшем летом 1908 года, П.Г.Черкасов писал: «С выпуском настоящего номера я прощаюсь с читателями до осени, до октября... Итак, пока -- до свидания, дорогие товарищи по охоте». «Клев на уду!..»--эти слова, к сожалению, стали последними, сказанными П.Г. Черкасовым в журнале: продолжить выпуск не удалось.

«Вестник Русского союза рыболовов-удильщиков» просуществовал недолго. Однако в истории рыболовного спорта он оставил яркий след. Несмотря на то, что журнал держался, по сути дела, па плечах одного энтузиаста-редактора, он делался довольно квалифицированно. Подписчики полюбили журнал. Один из читателей писал в редакцию, что «Вестник» приучил его читать рыболовную литературу и «сколько доставил удовольствия и приятных минут -- не перечтешь». Высоко оценивали свой орган и опытные рыболовы-спортсмены, но они не в силах были удержать «Вестник» от гибели. Однако пример, поданный журналом, оказался «заразительным» -- вскоре появились новые издания рыболовной литературы.

Охота и рыболовство с древнейших времен являлись источниками продуктов питания для человека. В связи с тем, что исследователи почти не обращались к проблеме истории рыболовства в нашем регионе, мы поставили задачу выяснить, что представляло собой и как развивалось рыболовство в Енисейской губернии в досоветский период. Источниками информации для ее решения стали материалы архивов, записки первого губернатора А.П. Степанова, книги исследователей М.Д. Кривошапкина и Н.В. Латкина, работы специалистов в области рыболовства А.И. Кытманова, Вл. Исаченко, С. Лаврова, данные из Памятных книжек Енисейской губернии.

Впервые характеристику состояния рыболовства в губернии в начальный период ее существования дал губернатор А.П. Степанов. Он писал, что все категории населения ловят рыбу для себя круглый год, благодаря чему она является неотъемлемой частью их повседневного питания. Однако губернатор сетовал, что рыбный промысел для продажи в губернии не был развит. Мороженую и соленую рыбу, почти всегда сомнительного качества, зимой завозили из Томска [1, с. 94]. Небольшое количество рыбы продавали в Ачинске кочующие кызыльские татары. А настоящий рыбный промысел существовал лишь в низовьях Енисея, где ловили осетра, стерлядь и другие ценные породы рыб для продажи в Енисейске, Красноярске и Канске [1, c.105]. Вместе с тем в записках А.П. Степанова нет данных об организации рыбной ловли, объемах вылова, продажи и потребления рыбы.

Относительно достоверные данные о продаже рыбы с низовьев Енисея приведены за 1846-1851 гг. За этот период в Енисейск было доставлено красной рыбы, к которой относили осетра и стерлядь, - 4500 пудов, белой - 10000 пудов, соленой сельди - 1200 пудов и копченой сельди - 60 пудов. Таким образом, среднегодовой вывоз составлял немногим более трех тысяч пудов [2, с. 181].

Увеличение вывоза рыбы сдерживалось рядом обстоятельств. Вылов, засолка и доставка рыбы в Енисейск производились в теплое время года. Летом ее доставляли на лодках, которые тянули против течения, и много продукции приходило в негодность из-за плохой засолки уже в процессе длительной транспортировки. Поэтому самой дальней точкой, где закупалась рыба, был станок Карасинский. А зимняя доставка рыбы от этого станка до Енисейска гужевым транспортом была очень дорогой. При закупочной цене на рыбу в пределах трех рублей за пуд доставка обходилась более двух рублей [3, с. 2]. По нашему мнению, это была тупиковая модель, при которой увеличение объемов закупки рыбы не сопровождалось увеличением объема рыбной продукции на рынке.

На протяжении более чем шестидесяти лет, вплоть до 1917 г., чиновники губернской администрации, Управления земледелия и государственных имуществ губернии, исследователи, предприниматели указывали на низкое качество засолки енисейской рыбы. Исследование показало, что низкое качество рыбной продукции объяснялось целым комплексом причин. Во-первых, недостаточной подготовкой засольщиков, так как засолкой занимались либо местные жители, либо сами рыбаки, которые несколько сезонов ездили на промыслы. Они стремились перейти в засольщики, так как в отличие от рыбаков, с которыми расчет проводился в конце сезона, они получали жалованье помесячно в размере 25-30 рублей. Во-вторых, тем, что засольщики в период массового лова не успевали перерабатывать весь улов, и рыба еще до засолки начинала портиться. В-третьих, в местах обработки рыбы, как правило, существовала невероятная антисанитария. В-четвертых, бочки, бывшие в употреблении, перед новым засолом обычно не мыли. Поэтому в конце 80-х гг. пароходовладельцы перестали принимать их от покупателей для повторного использования [4, с. 37; 5, с. 37]. В-пятых, на засолке использовалась соль невысокого качества. В середине 60-х гг. Кривошапкин писал, что соль с Троицкого сользавода Канского округа завозится столь низкого качества, что не годится для употребления в пищу [6, с. 20, 21]. И в-шестых, засольщики расхищали часть соли для собственных нужд или для продажи местному населению. На эти причины, в той или иной степени, указывали все авторы, писавшие в разное время о состоянии рыболовства в низовьях Енисея. А.И. Кытманов отмечал, что одной из причин невысокого качества засола рыбы являлись сложившиеся привычки и пристрастия засольщиков и потребителей. Засольщики допускали, что засоленная ими рыба может быть «кисленькой», а енисейские покупатели - что она может быть «тухленькой».

Губернская администрация предпринимала меры по улучшению качества рыбы. Для этого енисейский губернатор В.Н. Падалка в 1859 г. выписал из Астрахани профессионального засольщика. Его эксперименты по засолке рыбы тузлуком из соли-ледянки дали неплохой результат. Но если в зимний период приготовленная им рыба имела хорошие вкусовые качества, то с наступлением тепла она начинала портиться [6, с. 26].

На дальнейшее развитие рыбного промысла в Енисейском регионе повлияло ускорение перевозки рыбы. Этому способствовало создание в 1861 г. Енисейской пароходной компании, учредителями которой стали предприниматели А.С. Баландин, купцы Кытмановы, Калашниковы и Грязновы, которые построили пароход «Енисей». Другая пароходная компания, которую организовали купцы Сизов и Ефимов, построили пароход «Опыт». Оба парохода были введены в эксплуатацию в 1863 г. Они могли ходить против течения и при этом буксировать несколько барж и лодок [7, с. 162].

За лето пароходы делали один-два рейса до реки Гольчихи. По пути в низовья Енисея завозили рыбаков, снасти, бочки для засолки рыбы и соль. Осенними рейсами вывозили нанятых рыбаков и заготовленную соленую и копченую рыбу. В навигацию 1864 г. компания Енисейского пароходства за два рейса вывезла в Енисейск более 3350 пудов рыбы или же столько, сколько на протяжении 1846-1851 гг. вывозили за целый год [8, с. 89]. Использование пароходов позволило развернуть вылов рыбы на более северных участках Енисея и обеспечить ее лучшую сохранность при транспортировке. В дальнейшем обе пароходные компании довели ежегодный объем вывоза северной рыбы до четырнадцати и более тысяч пудов.

Объем вывоза рыбы, как свидетельствуют статистические данные, возрастал по мере ввода в эксплуатацию новых торгово-буксирных пароходов. Так, в 70-е годы в эксплуатацию были введены «Николай» и «Александр», в 1884 г. - «Анна», в 1886 г. - «Москва», в 1888 г. - «Сибирячка». Соответственно объем вывоза рыбы за 20 лет с начала 70-х годов вырос с 28000 до 50000 пудов. По нашим расчетам, на пароходах в 1897 г. было вывезено 82 % всей доставленной с низовьев Енисея рыбы. Остальной объем был вывезен на лодках и немеханических судах [9].

Нужно отметить, что вышеназванные цифры отражают лишь тенденцию роста объемов и не являются однозначно достоверными, так как точного весового учета рыбы не производилось. Источниками информации о вылове и вывозе рыбы являлись примерные данные туруханского исправника, пароходных агентов и енисейского санитарного врача.

Создание рыбопромышленных компаний во второй половине XIX в. было характерно как для Западной, так и для Восточной Сибири. На крупных рыбопромышленников на Обском Севере работали около 6000 наемных рабочих. А созданная в 1883 г. рыбопромышленная компания, в которую вошли 30 предпринимателей, фактически монополизировала рыбную ловлю на Ангаре и нанимала в Иркутске до 2000 рабочих [10, с. 33].

В свою очередь увеличение объемов вылова и вывоза рыбы обусловило зарождение в низовьях Енисея промыслов по производству тары. Во многих северных поселениях стали готовить бочки на 21-23 пуда и лагуны на 15 пудов. В Енисейске их делали из лиственницы, а в станках Алинском, Костином и Бахте из кедра. Для обручей использовали тальник и черемуху. Наряду с бочками было налажено производство различных лодок не только для ловли, но и для транспортировки рыбы. Такие лодки поднимали от 150 до 1000 пудов груза. В 1894 г. на них было доставлено в Енисейск от 5000 до 10000 пудов рыбы [3, с.13].

Первые сведения о приспособлениях для рыбной ловли, таких как неводы, сети-пущальни, самоловы, морды, мы находим в записках А.П. Степанова [1, с. 95]. Н.В. Латкин писал, что для ловли рыбы для собственных нужд северные народности перегораживали мелкие реки, использовали небольшие сети-пущальни, били рыбу острогой и стреляли в нее из луков. Местные русские рыбаки ставили частиковые неводы на мелкую рыбу, сети - трехперстки и четырехперстки - на крупную. Для промысловой ловли рыбы они использовали неводы, самоловы и переметы. Причем, если в 80-е годы XIX в. использовались самоловы и переметы длиной в 60 маховых сажен, то в начале XX в. их длина увеличилась до 90 сажен. На таких самоловах ставили до 300 крючков без наживки, а на переметах использовали наживку из вьюнов, дождевых червей и оленьего мяса. В начале XX в. главным орудием лова стали неводы длиной в 150-200 маховых сажен, сплетенные из местной или завозной конопляной пряжи. Виды орудий лова и особенности их использования рыбаками сел и станков в низовьях Енисея в летнее и зимнее время тщательно описал А.И. Кытманов в 1898 г. в своей работе «О рыболовстве по р. Енисею: от Енисейска до Гольчихи».

Лов рыбы происходил «на песках», как назывались удобные для ловли неводами участки реки с чистыми песчаными берегами. Такие места ежегодно выявлялись после весеннего паводка. В начале 90-х годов, по данным Н.В. Латкина, вниз от Енисейска насчитывалось около тридцати тысяч стоянок рыбаков, которые ставили переметы на осетра и стерлядь [2, с. 172]. От Подкаменной Тунгуски до устья Енисея рыбаки использовали летом около двухсот пятидесяти неводов. На лучших «песках» на Песочном, Зеленом, Сопошном, Бреховском островах в Енисейской губе в сезон собирались около трехсот рыбаков, среди которых преобладали коренные народы Севера [2, с.173].

Количество неводов на «песках» могло колебаться по годам в зависимости от разных обстоятельств. Так, например, в 1907 г. от Туруханска до реки Гольчихи использовалось 750 неводов, 550 из которых принадлежало коренным народностям Севера. В 1908 г. количество неводов у северян сократилось до 250, так как много рыбаков погибли от оспы, а часть рыбаков откочевали в тундру и не вышли на промысел. Поэтому на указанном участке Енисея использовалось не более 450 неводов [5, с. 47].

Как правило, невод обслуживали четыре человека. Но если считать приказчиков, бондарей, засольщиков, задействованных в промысле, то в среднем на невод приходилось пять работников. Поэтому, исходя из количества неводов, использованных в разные годы, можно предположить, что в начале 90-х годов XIX в. на рыбной ловле было занято примерно 1250 человек, в 1907 г. - 3750, а в 1908 г. - 2205 человек. Средний улов на невод за сезон составлял от 250 до 400 пудов и зависел от наличия рыбы, качества невода, мастерства рыбаков, конкуренции со стороны других владельцев неводов и колебания погодных условий.

Немногочисленные статистические данные позволяют сделать вывод о том, что вывоз рыбы, несмотря на колебания по годам, стабильно возрастал. За период с 1889 по 1897 г. вывоз осетра с низовьев Енисея увеличился с 3336 до 5880 пудов, стерляди с 251 до 474 пудов. Значительным был вывоз белой рыбы. Если вывоз нельмы и чира в рассматриваемый период был относительно стабильным, то вывоз сельди вырос с 3800 до 6800 пудов, а муксуна с 10600 до 13000 пудов. Вывоз омуля за это время возрос с 80 до 1550 пудов, то есть почти в двадцать раз [5, с. 43-44].

Как свидетельствуют выступления и публикации пароходовладельцев, они предпринимали меры по совершенствованию засола рыбы. В частности, была сделана попытка перехода на сухой посол, который давал неплохой вкус и обеспечивал сохранность рыбы. Однако такая продукция не нашла спроса у потребителя. В Гольчихе в период массового хода рыбы засолку стали производить в больших чанах на 1000 пудов рыбы, что обеспечивало ее лучшую сохранность. Затем соленую рыбу для вывоза перекладывали в бочки.

В целях расширения ассортимента рыбной продукции с 1884 г. на пароходе «Николай» попытались готовить балыки. А в 1896 г. А.И. Кытманов, владевший пароходом «Игнатий», нанял двух мастеров с Азовского моря и низовьев Волги для отработки технологии приготовления балыков, паюсной икры и засолки рыбы в ларях. Приготовленная ими продукция шла нарасхват. Однако она не подлежала длительному хранению, прогоркала, «ржавела» и портилась [4, с. 3].

Одним из деликатесных продуктов, вывозимых с низовьев Енисея, являлась копченая селедка, которая была достаточно дорогой из-за особенностей приготовления. Из 30 пудов свежевыловленной сельди выходило только 10 пудов копченой. Ее местные жители обычно коптили в банях и сараях. Но особенно ценилась сельдь из села Селиванихи, где ее копчением занимались представители секты скопцов. Для этого они использовали специальный амбар, в котором на протяжении трех-четырех суток поддерживался особый температурный режим.

Рост технических возможностей вывоза рыбы сопровождался увеличением численности людей, занимавшихся рыбным промыслом. К традиционным категориям относились скупщики рыбы, а также рыбаки из русских и представителей коренных народов Севера, которые имели неводы и либо сдавали рыбу скупщикам в счет предоставленных кредитов, либо продавали ее за деньги. В этой ситуации доход скупщиков зависел от того, сколько рыбаков будут обязаны продавать им рыбу по установленным низким ценам. Для этого скупщики рыбы давали рыбакам, особенно из коренного населения, «обстановку», то есть товары и продукты в кредит, с оплатой его пойманной рыбой. А так как цены на завозимые в район промыслов товары и продукты были практически в два раза больше, чем в Енисейске, они, не имея выбора, оказывались в многолетней зависимости от скупщиков. Были случаи, когда долги по «обстановке» переходили из поколения в поколение. Таким образом, как отмечали многие современники, на промыслах существовала фактически крепостная, если не сказать рабская, зависимость рыбаков от скупщиков [11].