Из жизни императрицы Цыси

В отношении к иностранцам весьма ярко проявлялся общий консерватизм Цыси, очень характерный для эпохи насильственной «самоизоляции» Китая. По близким к истине словам Хасси, «об иностранных государствах и обычаях императрица не знала практически ничего, но быстро прониклась глубоким предубеждением против всего чужеземного». Когда Карл при первом визите поцеловала ей руку, Цыси была очень удивлена: она даже не слышала об этом европейском обычае. «Просвещенная» правительница долго думала, что в заморских странах деревья и горы просто безобразны, верила, что христианские врачи-миссионеры делают лекарства из глаз китайских детей, и так далее.

Еще при жизни Сяньфэна Цыси вела агрессивно-авантюристическую политику по отношению к иностранцам, которую отдельные авторы склонны извинять молодостью и неопытностью наложницы. Видимо, по ее наущению император не разрешил генерал-губернатору Е Миншэню торговать с иностранцами, что среди других причин привело в конце 50-х годов XIX века к захвату Гуанчжоу (Кантона), а затем и Пекина. Интересно, что этот крупный провал ничему не научил Цыси, и в 1900 году ей снова пришлось бежать из столицы после неудачной осады посольств. Но теперь она, как уже говорилось, поняла силу чужеземцев и начала активно приглашать их к себе. Характерны в этом отношении вопросы, которыми она засыпала свою переводчицу после визита жены русского посланника: «Что еще сказала вчера госпожа Планшон? В самом ли деле она была довольна? Действительно ли иностранцы относятся ко мне так же, как я к ним? Боюсь, что они не забыли мятежа ихэтуаней в двадцать шестом году правления Гуансюя!».

Однако из ответного визита маньчжурские аристократки вынесли еще меньше, чем из первой встречи:

«-- Ну как, хорошо поели? -- спросила Цыси Великую княжну.-- Что говорила русская посланница?

-- Поели-то хорошо и хозяйка была очень радушна, но после обеда подали какую-то черную и горькую жидкость, которая испортила все впечатление,-- ответила Великая княжна.

-- Наверное, это был кофе. Говорят, он помогает пищеварению,-- сказала Цыси и обратилась к моей матери.-- Нельзя ли достать его? Я хотела бы попробовать.

-- В городском доме вашей рабыни есть кофе. Я завтра же попрошу своих домашних почтительно преподнести его Старому предку!

С тех пор во дворце тоже стали пить кофе: одни с удовольствием, другие с отвращением, но Великая княжна решительно не желала прикасаться к нему».

В душе Цыси продолжала ненавидеть иноземцев, и эта неприязнь сказывалась даже в мелочах: «Я слышала, что иностранки носят платья без рукавов и воротника, но никогда не думала, что эти платья так уродливы»; «Почему у этих иноземок такие большие ноги? Их туфли похожи на корабли, да и ходят они как-то вразвалку. Кроме того, я никогда не видела иноземцев с красивыми руками. Хоть кожа у них и светлая, но вся покрыта волосами... Голубые или серые глаза мне тоже не нравятся, они напоминают кошачьи» и так далее.

При всей своей ненависти к иностранцам правительница считала возможным кое-что -- очень немногое -- заимствовать у них. Так, пришедшие с Запада «идеи „самоусиления" и „обогащения" не встречали большого противодействия со стороны Цыси; она даже отнеслась благосклонно к предложению Цзэн Гофаня о посылке за границу для обучения техническим наукам группы китайской молодежи» -- именно потому, что речь шла о технических, а не о гуманитарных науках, опасных для династии. Позднее вдовствующая императрица весьма охотно пользовалась в личных целях европейскими изобретениями: фотографией, электричеством, миниатюрным поездом, автомобилем, даже трехколесным велосипедом. Но выглядело все это, как демонстрирует Юй Жунлин, в высшей степени комично -- и из-за преклонного возраста Цыси, и из-за ее консерватизма, и из-за пресловутых китайских церемоний:

«Однажды старуха поинтересовалась, умеем ли мы фотографировать. Она хотела сделать несколько своих снимков перед писанием портрета, чтобы меньше позировать, но считала неудобным звать постороннего фотографа. Мы с сестрой ответили, что не умеем снимать, зато наш второй брат Сюньлин умеет... Цыси спросила, чем занимаются Сюньлин и Цинлин (наш четвертый брат). Моя мать призналась, что ничем. Старуха тут же определила Сюньлина в Отдел электрического освещения, а Цинлина -- в Пароходное управление.

На следующий день Сюньлин явился во дворец благодарить за милость и сделал несколько требуемых снимков. Наводя на резкость, он хотел встать на колени, но тогда не смог бы дотянуться до фотоаппарата. Чтобы не нарушить ритуал, Ли Ляньин решил принести ему скамейку, однако Цыси проявила еще большую снисходительность:

-- Ладно, на время съемки избавляю его от коленопреклонения!

Но это оказались еще не все трудности. Сюньлин был очень близорук и не мог наводить на резкость без очков, а перед Цыси носить очки не разрешалось. Он снова обратился к Ли Ляньину, тот доложил вдовствующей императрице, и только тогда мой брат получил соизволение надеть очки...

С тех пор вдовствующая императрица постоянно звала моего брата фотографировать ее. Особенно нравилось ей во время съемок надевать на себя древние одежды или наряжаться бодисатвой Гуаньинь -- богиней милосердия».

Не меньшим фарсом обернулись первые шаги электрического освещения в Китае. Электричество было проведено только во дворец, причем тайно, чтобы окружающие не знали, что государыня наслаждается услугами «заморских дьяволов». Использовались эти услуги тоже весьма своеобразно. Например, в летнем парке была поставлена высокая железная колонна с электрическим фонарем, который полагалось включать каждое утро в момент пробуждения Цыси. Евнухи всего двора видели горящий фонарь и тут же докладывали своим хозяевам: «Великая императрица почтила нас присутствием!».

А вот как описывает одна из фрейлин первое знакомство Цыси с велосипедом и автомобилем:

«Услыхав, что государыня за последнее время очень обеспокоена русско-японской войной, Юань Шикай решил развеять тоску правительницы и послал ей в дар большой трехколесный велосипед. Старухе очень понравилась эта новинка; она даже совершила на ней круг по двору, поддерживаемая со всех сторон евнухами и фрейлинами. Шокированные князья и сановники решили объяснить вдовствующей императрице, что ей неудобно ездить на велосипеде. Но сказать прямо об этом они не смели, поэтому облекли свое недовольство в такую форму: „Если ваше величество все-таки упадет, мы не сможем простить себе этого!" Цыси очень разгневалась и буркнула:

-- Смотрите, даже до моего велосипеда им есть дело!

Вскоре Юань Шикай прислал еще один подарок -- автомобиль. Согласно правилам, шофер не мог оставаться во дворце, поэтому он довел машину лишь до апартаментов Цыси. Осмотрев вместе с нами новую диковину, старуха пришла от нее в восторг, хотела прокатиться по парку, но тут выяснилось, что никто при дворе не умеет водить машину. Двое самых любопытных евнухов взялись было за руль, считая, что автомобиль устроен совсем просто, однако моя мать удержала Цыси от такого эксперимента:

-- Не надо пускать их в машину, это очень опасно! Они же ничего не смыслят в механизмах!

В результате автомобиль пришлось спрятать, и старуха так ни разу и не поездила на нем».

Целый юмористический рассказ вольно или невольно получился у Юй Жунлин о том, как Карл писала портрет Цыси:

«Когда художница расставила мольберт и вынула палитру, старуха спросила мою мать:

-- Почему она держит краски не на специальной тарелочке, а на какой-то доске?

Мать объяснила ей, что масляные краски полагается смешивать на палитре. Художница стала набрасывать углем силуэт вдовствующей императрицы. Цыси некоторое время сидела тихо, но потом потребовала показать ей работу. Увидев нечто сумбурное, она встревожилась:

-- Неужели я так ужасно выгляжу?!».

Затем Цыси спросила мать фрейлины, «сколько дней и как вообще пишется портрет. Та объяснила, что у иностранцев на это иногда уходят месяцы и что нужно позировать перед мольбертом.

-- А нельзя ли посадить кого-нибудь вместо меня?-- нахмурилась старуха.

-- Когда рисуется одежда, то можно, но ваше лицо никто не заменит,-- ответила моя мать».

Цыси усмехнулась, довольная лестью, однако впоследствии, если сеанс затягивался, «начинала слегка нервничать и приказывала фрейлинам по очереди восседать на троне в ее одежде. Сама старуха, памятуя слова моей матери, соглашалась позировать преимущественно для изображения лица, но и в этих случаях иногда требовала заменить ее, поэтому на обоих портретах государыня вышла очень молодой и была чрезвычайно довольна этим».

Следует пояснить, что Карл написала два портрета Цыси: один остался во дворце, а другой послали на выставку в американский город Сент-Луис. Диковинный портрет пользовался на этой выставке шумным успехом. Затем он попал в Вашингтонское хранилище памятников искусства, а в 1966 году был подарен Государственному историческому музею на Тайване -- «для укрепления американо-китайских культурных связей». Интересно, что даже некоторые буржуазные авторы увидели в этом насмешку со стороны американцев: намек на то, что тайваньские правители недалеко ушли от жестокой императрицы. Но только ли тайваньские?

Мысль о насмешке не лишена справедливости еще и потому, что руками Кэтрин Карл американцы основательно обобрали китайский двор. За один лишь портрет (не говоря уж о ежедневном содержании в течение года) посредственная художница запросила с Цыси сто тысяч американских долларов. Не меньший доход принесла демонстрация этого портрета в Сент-Луисе,

Когда портрет пересылали в США, вдовствующая императрица потребовала, чтобы его держали только вертикально -- не дай бог положить или перевернуть вниз головой. Пришлось нести его на руках из загородного Парка согласия до пекинского вокзала, но в крытые вагоны портрет стоймя опять-таки не влезал; оставалось лишь везти его до Шанхая на товарной платформе.

Еще перед позированием суеверная Цыси молилась будде и духам предков, долго выбирала счастливое время не только для начала работы над портретом, но и для ее окончания. Карл была в большом затруднении, когда узнала, что она должна все завершить не раньше и не позже как к четырем часам дня 19 апреля 1904 года.

Судя по воспоминаниям Юй Дэлин, вначале вдовствующая императрица вообще была шокирована предложением написать ее портрет, поскольку в старом Китае человека обычно рисовали лишь после смерти, стремясь оставить его изображение потомкам. Светотень на картине она воспринимала как «грязь», «искажение» и предпочитала живописи фотографию, которая отражает все плоско и «точно».

Императрица не знала, что европейцы танцуют под музыку, думала, будто западные танцы -- всего лишь непристойные прыжки мужчин и женщин по комнате, видела в европейских этических нормах некую варварскую противоположность конфуцианскому принципу сыновней почтительности. «Это правда, что иностранцы совсем не уважают своих родителей; что они бьют их и даже выгоняют из дома?» -- спрашивала она.

Список таких анекдотических ситуаций, убеждений или вопросов можно продолжать до бесконечности, однако важнее подчеркнуть, что Цыси имела весьма смутное представление не только об иностранных, но и о внутренних делах: «Никуда не выезжая за пределы своих столичных дворцов, она не была знакома с жизнью и бытом китайского народа и обо всех событиях в стране судила лишь по тенденциозным в болыпинстве своем докладам и меморандумам столичных и провинциальных сановников».

И подобный человек, «компенсировавший» свое невежество хитростью и жестокостью, к сожалению, обожествлялся, причем весьма долгое время. Это отразилось в многочисленных титулах Цыси, которые можно перевести следующим образом: Милостивая, Благодетельная (Счастливая), Главная, Охраняемая, Здоровая, Глубокая, Ясная, Спокойная, Величавая, Верная, Долголетняя, Чтимая, Высочайшая, Мудрая, Возвышенная, Лучезарная. Эти титулы или, точнее, один огромный титул из шестнадцати иероглифов складывался постепенно; с каждой «заслугой» либо юбилеем к предыдущим иероглифам добавлялось еще два, а каждый из этих иероглифов приносил Цыси не только дополнительную славу, но и вполне ощутимый годовой доход: сто тысяч лянов, или примерно двадцать тысяч английских фунтов. Таким образом, весь титул, сложившийся к семидесятилетию императрицы, давал ей ежегодно миллион шестьсот тысяч лянов.

«Будничное» название Цыси было -- Великая императрица, однако в Китае, где едва ли не все регламентировалось, так могли именовать государыню главным образом простолюдины и евнухи. Иногда они называли ее Старой или Почтенной буддой (этот титул был выдуман льстецом Ли Ляньином), а княжны и фрейлины -- Почтенным или Старым предком, особенно в последние годы жизни Цыси. Император и императрица величали ее Отцом родным.

Слова «отец», «предок», да еще с эпитетом «старый», могут показаться весьма сомнительной любезностью для женщины, но, во-первых, вдовствующая императрица всегда старалась подчеркнуть свою силу и отнюдь не возражала, чтобы о ней говорили в мужском роде; во-вторых, в Китае, где, по конфуцианским традициям, существовало беспрекословное подчинение младшего старшему, даже женщины гордились солидным возрастом, и, в-третьих, слова «Почтенный» или «Старый предок» подразумевали, что Цыси положила начало новой семейной ветви, в действительности не существующей.

Кстати, этот титул тоже приносил императрице некоторую практическую выгоду. В романе Сюй Сяотяня есть такая сцена: когда Ли Ляньин советует Цыси приглашать во дворец актеров, она сомневается, не нарушит ли это заповедей предков. «Но ведь вы сами предок!» -- услужливо возражает Ли Ляньин, и все препятствия сразу отпадают.

В спальне Цыси стояло множество стульев, которые все считались маленькими тронами Великой императрицы. Дело в том, что, если государыня садилась на какой-нибудь стул, его сразу же называли троном и не разрешали пользоваться им никому другому без ее специального распоряжения. Сама Цыси считала такой порядок вполне естественным, однако понимала, что иностранцам он вряд ли понравится. Когда одна американка случайно уселась на стул, осчастливленный прикосновением Цыси, вдовствующая императрица была очень недовольна этим, но не упрекнула иностранку, а просто отозвала ее в сторону.

К тем забавным деталям, которые сообщались выше о портретах Цыси, стоит добавить, что вначале К. Карл хотела писать небольшой портрет, однако ее величество усмотрела в этом недостаточное уважение к себе и потребовала, чтобы холст был увеличен в несколько раз. После окончания работы, «прежде чем вынести портрет из дворца, была устроена церемония с земными поклонами, в которой участвовал даже несчастный император. А когда портрет везли по улицам, перед ним преклонял колени весь народ».

В действительности далеко не все китайцы так обожествляли Цыси, но об этом будет речь в следующей, последней главе. Сейчас я рассказываю, казалось бы, не очень значительных вещах, о разных мелких подробностях, однако без них невозможно составить по-настоящему выпуклое представление о самом характере жизни в Китае той эпохи. Впрочем, многие из этих колоритных черт, как мы уже знаем, перешли и к более поздним периодам.

СОПРОТИВЛЕНИЕ ИМПЕРАТРИЦЕ

Да, Цыси присвоила себе почти безграничную власть. С тем большим уважением наблюдаешь, как велика была оппозиция ей в условиях жесточайшего деспотического режима. Здесь и народные восстания, и деятельность реформаторов, попытавшихся устранить Цыси, и революционное движение, и заговоры одиночек, и выступления так называемых цензоров, которые имели официальное право на критику, но с которыми тем не менее часто расправлялись. По словам Хасси, императрица «боялась цензоров всю свою жизнь. Некоторых из них она смещала, судила, даже казнила, однако оставшиеся в живых и не утратившие твердости критиковали ее еще суровее».

Поскольку именно такие одинокие смельчаки известны нам меньше всего, стоит сказать о них подробнее. Еще при Ань Дэхае цензор Цзя До обвинил двор в расточительстве и в засилье евнухов. Вдовствующая императрица сразу издала указ о расследовании, снискала себе похвалы окружающих, а сама продолжала заниматься своим делом. Но вскоре цензоры Шэнь Хуай-кан и Яо Байчуань выступили против восстановления Парка радости и света, считая это совершенно ненужной тратой средств; к цензорам присоединился сановник Вэн Тунхэ, что позднее явилось одной из причин его разжалования.

После гибели Алутэ цензор Гуан Ань подал ко двору протест, фактически обвинив Цыси в убийстве, и тут ее величество не выдержала: чиновник лишился своего места. Еще более активные меры потребовались от нее через три года, когда другой цензор, У Кэду, покончил с собой на могиле Тунчжи и Алутз, оставив резкий меморандум о незаконном выборе наследника. Чтобы нейтрализовать влияние этого самоубийства, Цыси пришлось устраивать многочисленные жертвоприношения и открыть несколько ярмарок, доходы от которых были розданы бедным.

Цензора Ту Жэньшоу, осмелившегося поддерживать реформаторские меморандумы, императрица в 1889 году сместила с должности. Правда, в 1901 году она восстановила его на службе, но сделала «заместителем начальника управления дворцовых банкетов», то есть презрела склонность Ту Жэньшоу к критике. И все-таки протесты не прекращались. Даже Кан Ювэй, который не был цензором и не имел официального права на обличения, решался говорить в лицо Цыси и Гуансюю такие слова: «Почему вы не принимаете мер для необходимой обороны государства, а только швыряете деньги на постройку роскошных дворцов? Почему не трудитесь, добиваясь порядка в государственных делах, а ведете праздную, разгульную жизнь?».

Выше я уже упоминал о евнухе Коу Ляньцае, погибшем из-за дерзкой речи перед Цыси. По некоторым данным, он начал обличать вдовствующую императрицу в ^:1906 году, но та сначала выгнала его, решив, что евнух просто сошел с ума. Тогда Коу передал своим родственникам записи, которые он вел во дворце, и вручил Цыси письменный меморандум, видимо, сразу уничтоженный, поэтому его точного содержания никто не знает. Говорят, что в нем были и обвинения в разврате, и «просьбы» не притеснять императора, поберечь скудеющую казну и страдающий народ, остановить строительство Парка согласия, прекратить постоянные спектакли при дворе, не проводить во дворец железную дорогу, сместить капитулянта Ли Хунчжана. Правительница страшно разгневалась и велела забить Коу Ляньцая до смерти. Хотя ему было всего восемнадцать лет, он пошел на казнь, не дрогнув.

Тут ничто не вызывает особых сомнений, кроме даты--1906 год. Дело в том, что Сюй Сяотянь приурочивает гибель Коу Ляньцая к дворцовому перевороту 1898 года. Конечно, от художественного произведения не надо ждать скрупулезной хронологической точности; но ведь о казни Коу пишет и Лян Цичао в работе конца XIX века. Роман снова оказывается достовернее некоторых исторических документов, так что я процитирую его, а окончательную проверку изображенного события оставлю историкам:

«Решив полностью сломить волю императора, Цыси отправилась на остров Интай. Гуансюй, уже давно тосковавший там, при ее появлении торопливо поднялся и отвесил поклон. Цыси стала грозить ему еще более длительным заточением, но в этот момент евнух Коу Лянь-цай, тоже поклонившись, молвил:

-- Ваш раб осмеливается спросить Старую будду, не собирается ли она держать здесь его величество вечно?

Цыси застыла, пораженная наглостью евнуха. Ли Ляньин рявкнул на Коу Ляньцая, однако тот все же решился продолжить:

-- Я спрашиваю это, надеясь на милосердие Старой будды. И в Китае и за границей знают, что его величество управляет сам. Если положение изменить, то среди иностранцев могут начаться кривотолки. Умоляю Старую будду проявить священную мудрость и посчитаться с этим.

Цыси холодно взглянула на Гуансюя.

-- Раз уж твой доверенный евнух смеет говорить со мной так дерзко, то я больше не удивляюсь, почему вокруг тебя появилось столько мятежников!

Она приказала Ли Ляньину отправить Коу Ляньцая в Зал милосердия и спокойствия, где она сама допросит его. Ли Ляньин, конечно, подчинился, а Цыси велела остальным евнухам тут же сломать каменный мост, ведущий на островок, и без ее специального указа не причаливать сюда ни одной лодке. Теперь император был окончательно отрезан от внешнего мира; кроме наложниц с ним жили только соглядатаи вдовствующей императрицы.

Покинув Интай, старуха отправилась в Зал милосердия и спокойствия, где ее уже встречал коленопреклоненный Ли Ляньин. Она приказала втащить Коу Ляньцая и, предвкушая удовольствие, начала:

-- Я знаю, что ты давно подбивал императора на реформы и затевал всякие интриги с людьми, не имеющими никакого отношения ко двору. Тогда у меня не было времени разбираться в твоих делишках, но теперь не жди пощады! Немедленно выкладывай все, что ты знаешь о связи императора с Кан Ювэем и Лян Цичао, -- иначе тебя постигнет судьба Тань Сытуна и остальных!

Коу Ляньцай, даже не изменившись в лице, отчетливо произнес:

-- Я занимался только тем, что прислуживал его величеству, а больше ничего не знаю. Если Старая будда хочет заставить меня говорить неправду, я предпочту умереть.

-- Прежде чем умереть, ты еще поплатишься за свою дерзость! -- крикнула Цыси и велела Ли Ляньину принести орудия пыток.

-- Погодите! -- воскликнул Коу Ляньцай. -- Я все скажу.

И он начал говорить, но не о проступках Гуансюя, а о злодеяниях Цыси. С точностью математика он перечислил все ее «подвиги» вплоть до любовных связей с актерами и рождения незаконных детей. Старуха побагровела, хлопнула рукой по столу, приказывая вывести смельчака, однако Коу Ляньцай не стал дожидаться, пока его схватят. Он изо всех сил ударился головой о колонну и упал в лужу собственной крови.

-- Негодяй! -- дрожащим голосом произнесла Цыси, показывая на умирающего. -- Ишь до чего обнаглел! Еще никто не осмеливался говорить со мной так бесцеремонно! Разрубить его труп на части в назидание другим!

Ли Ляньин приказал евнухам вытащить тело Коу Ляньцая из зала, а сам пошел провожать вдовствующую императрицу в Студию исполнения желаний», то есть к любовникам.

После реакционного переворота, учиненного правительницей в 1898 году, у нее появилось особенно много противников, причем к словесным протестам добавились физические действия. Лян Цичао, например, рассказывал о евнухах и служанках, которые покушались на жизнь Цыси и были казнены. Пэрл Бак описывает, как императрица ловит некоего «юношу с желтыми глазами», который хотел убить ее, и подвергает его пыткам. Но юноша умирает, так ничего и не сказав, и его желтые глаза все время преследуют Цыси.

Наиболее решительную оппозицию вдовствующей императрице и всей цинской монархии создали ранние китайские революционеры во главе с Сунь Ятсеном. Через три года после смерти Цыси им удалось провести первую в стране революцию, свергнуть маньчжурское иго и установить республиканский строй. И хотя революция вскоре была разгромлена, полного возврата к старым порядкам не произошло: патриоты сумели по крайней мере частично и временно облегчить судьбу своего народа. А историческая, мемуарная и художественная литература, напоминая о прошлом, до сих пор в своих лучших проявлениях борется с реставраторскими тенденциями и помогает усовершенствовать настоящее. Такое полезное единение различных литературных видов, каждый из которых сохраняет вместе с тем свою специфику, мы наблюдаем не только в Китае, но и во многих других странах.



БИБЛИОГРАФИЯ

Брандт Я. Я. Вдовствующая императрица Цыси и император Гуан-сюй. -- «Вестник Азии». 1909, № 1.

Воспоминания придворной дамы о китайской императрице Цсу-Ти. -- «Волна». 1912, № 2.

Восстание ихэтуаней. Документы и материалы. М, 1968.

Ефимов Г. В. Очерки по новой и новейшей истории Китая. М., 1951.

Карл К. В гостях у вдовствующей императрицы. -- «Новый журнал литературы, искусства и науки». 1906, № 3--5.

Китай. -- «Современная летопись». 1862, № 2.

Китайская императрица. -- «Русский вестник». 1900, т. 267, июнь.

Китайская императрица и ее политика. -- «Русский вестник». 1899, т. 260, март.

Китайский двор в Синанфу. -- «Русский вестник». 1901, т. 275, № 10.

Корсаков В. В. Китайская императрица Цзи-Си. -- «Вестник Европы». 1909, № 1.

Новая история Китая. М., 1972.

Нортон Вуд М. Роскошь китайского двора. Прием у императрицы-матери в Летнем дворце. -- «Новый журнал литературы, искусства и науки». 1904, № 10.

Пу И. Первая половина моей жизни. М., 1968.

С. В. Китайская императрица-регентша Си-Тай Геу. СПб., 1900.

Семанов В. И. Эволюция китайского романа. М., 1970.

Тихвинский С. Л. Движение за реформы в Китае конца XIX века и Кан Ю-вэй. М., 1959.

Тихвинский С. Л. История Китая и современность. М., 1976.

Фань Вэнь-лань. Новая история Китая. М., 1955.

Цзэн Пу. Цветы в море зла. М., 1960.

Шкуркин П. Из недавнего прошлого Китая. -- «Вестник Азии» 1915, № 35--36.

Blackhouse E. T. and Bland J.O.P. Annals and Memoirs of the Court of Peking. L., 1914.

Bland J.O.P. and Backhouse E. T. China under the Empress Dowager. L., 1910.

Buck P. S. Imperial Women. N. Y., 1958.

Carl K. With the Empress Dowager of China. N. Y., 1905.

Collis M. New Sources for the Life of Empress Dowager Tz'u Hsi.L., 1944.

Collis M. The Motherly and Auspicious.L., 1943.

Der Ling. Two Years in the Forbidden City. L., 1912.

Der Ling. Zwei Jahre am Hofe von Peking. Dresden-Leipzig, 1913.

Haldane Ch. The Last Great Empress of China. L., 1965.

Hall R. Eminent Authorities of China. L., 1931.

Hummel A. W. (ed.). Eminent Chinese of the Ch'ing Period. Vol. 1--2, Wash., 1943--1944.

Hussey H. Venerable Ancestor. The Life and Times of Tz'u Hsi, 1835--1908. Empress of China. N. Y., 1949.

Johnston R. F. Twilight in the Forbidden City. L.,1934.

Lie-Sou G. T'seu-Hsi, imperatrice des boxers. P., 1911.

Martin B. The Strain of Harmony.Men and Women in the History of China.L., 1948.

Sergeant P. W. The Great Empress Dowager of China.L., 1910.

Vare D.The Last Empress. N. Y., 1936.

Warner M. The Dragon Empress: a Biography of Tz'u-his. 1835--1908.L., 1972.

Wen Ching. The Chinese Crisis from Within. L., 1901.

Yao Hsin-nung.The Malice of Empire, Translated and with Introduction by Jeremy Ingalls.L., 1970.

Ван Ши. Цыси тайхоу чжуань (Жизнеописание великой императрицы Цыси). Сянган. [Б. г.].

Вань Цин вэньсюэ цунчао. Сяошо сицюй яньцзю цзюань (Собрание литературных текстов поздней Цин.Работы о прозе и драме). Пекин, 1960.

Гэнцзы шибянь вэньсюэ цзи (Собрание произведений 1900 г.). Т. 1--2. Пекин, 1959.

Ду Чунфа. Цыси тайхоу (Великая императрица Цыси). -- «Син ши» (Тайвань). 1970--1972. Т. 8, № 1 -- т. 10, № 9.

Ли Баоцзя. Гэнцзы гобянь таньцы (События 1900 года). Шанхай, 1935.

Ли Жу. Цыси тайхоу ды хуасян (Портрет императрицы Цыси). -- «Дахуа» (Сянган). 1967, № 33.

Ли Нин. Цингунды фое юй «шихунь гэгэ» (Маньчжурские будды и «пробные жены»). -- «Дахуа» (Сянган). 1967, № 23.

Лян Цичао. Иньбинши хэцзи. Чжуань цзи (Собрание сочинений из комнаты сосущего лед.Специальные сочинения). Т. 1-- 24. Шанхай. [Б. г.]

Мэньши таньху кэ. Цзиньши Чжунго миши (Тайная история Китая нового времени). Шанхай, 1904.

Сюй Сяотянь. Цингун шисань чао яньи (Сказание о тринадцати маньчжурских императорах). Изд. 5-е. Т. 1--6. Шанхай 1949.

Сю Хушэн. Не хай хуа бэньши (Фактическая основа «Цветов в море зла»). Шанхай, 1938.

Сяо Ишань. Циндай тунши (Полная история цинской эпохи). Т. 1--3. Пекин, 1925.

Сяохэнсянши чжужэнь. Цинчао еши дагуань (Подробное обозрение неофициальных историй династии Цин). Вып. 1. Цингун ивэнь (Рассказы о цинском дворе). Тайбэй, 1959.

У Сянсян. Вань Цин гунтин шицзи (Правдивые записи о позднецинском дворе). Тайбэй, 1952.

У Тайсюй, Чжоу Тяньбэй. Гуансюй юй Чжэньфэй (Император Гуансюй и наложница Чжэнь). -- Чуаньтун цзюйму хой-бянь (Собрание традиционных пьес). Т. 5. Шанхай, 1959.

Цай Гуаньло. Циндай цибай мвнжэнь чжуань (Биографии семисот знаменитых людей цинской эпохи). Т. 1--3. Сянган, 1963.

Цай Дунфань. Цинши тунсу яньи (Простонародное сказание по истории Цин). Т. 1 -- 10. Шанхай, 1930.

Цан Фу. Цзя цинь ван (Фальшивый князь крови). -- «Дунфан цзачжи». 1915, т. 12, № 6--8.

Цзэн Пу. Не хай хуа (Цветы в море зла). Пекин, 1955, 1962.

Цингун сы да циань (Четыре удивительных дела при цинском дворе). Тайчжун. [Б. г.].

Цин ши гао (Очерки истории Цин). Пекин, 1927.

Цю Цзунчжан. Цзай Тянь вайцзи (Неофициальные записки о Цзай Тяне). -- «Ицзнн». 1937, № 29.

Чжан Цзинлу. Чжунго цзиньдай чубань шиляо (Материалы по истории изданий в Китае нового времени). Вып. 1--2. Шанхай, 1953--1954.

Чжоу Тяньбэй. Ань Дэ-хай данао лунчжоу (Евнух Ань Дэ-хай бесчинствует на императорском корабле). -- Чуаньтун цзюйму хойбянь (Собрание традиционных пьес). Т. 5. Шанхай, 1959.

Чжунго вэньсюэ ши. Фудань дасюэ бянь (История китайской литературы.Фуданьский университет). Т. 1--2. Шанхай, 1959.

Чжунго сяошо ши гао. Бэйцзин дасюэ бянь (Очерк истории китайской прозы.Пекинский университет). Пекин, 1960.

Шань Шиюань. Цингунды сюнюй хэ гуннюй (Наложницы и фрейлины при цинском дворе). -- «Дахуа» (Сянган). 1966, № 15--16.

Юань Динчжун. Нара ши фаньдунды ишэн (Жизнь реакционной императрицы Нара). -- «Лиши яньцзю». 1958, № 10.

Югуй. Цин ми ши (Тайная история Цин). [Б. м.], 1904.

Юй Жунлин. Цин гун со цзи (Заметки о цинском дворе). Пекин, 1957.

Ян Цуньбинь. Цин гун вай ши (Неофициальная история цинского двора). Ч. 1. Гуансюй циньчжэн цзи (Правление Гуан-сюя). Чунцин, 1944.



Владимир Иванович Семанов

ИЗ ЖИЗНИ ИМПЕРАТРИЦЫ ЦЫСИ

1835--1908

Издание 2-е, исправленное и дополненное

Утверждено к печати Институтом востоковедения Академии наук СССР

Редактор О. Л. Горбунова

Младший редактор Н. В. Беришвили

Художник Л. С. Эрман

Художественный редактор Б. Л. Резников

Технический редактор Л. Е. Синенко

Корректор Р. Ш. Чемерис

ИБ № 13655

Сдано в набор 07.03.79. Подп. к печати 17.10.79. А-02895. Формат 84Х108 1/32. Бумага типографская № 2. Гарнитура литературная. Печать высокая. Усл. печ. л. 9,24. Уч.-изд. л. 9,39. Тираж 50000 экз. Зак. № 594. Цена 55 коп.

Главная редакция восточной литературы издательства «Наука»

Москва К-45, ул. Жданова, 12/1

1-я типография Профиздата, Москва, Крутицкий вал, 18

Отпечатано во 2-й тип.иэд-ва «Наука», Шубинский, 10. Зак. 2453



ССЫЛКИ

[1] О. Е. Непомнин. Экономическая история Китая. М., 1974, с. 176.

[2] Там же, с. 185.

[3] М. Калюжная. Восстание ихэтуаней (1898--1901). Историография. М., 1973, с. 17.

[4] Там же, с. 7.

[5] Этот псевдоним, означающий «Смельчак», дословно переводится: «Ловящий вшей при разговоре с тигром». Выражение восходит к раннесредневековой «Истории Цзинь», где герой Ван Мэн, выражая свое презрение к захватчику, разговаривал с ним и одновренно бил вшей.

[6] У Цзэтянь -- китайская императрица VII--VIII веков, часто олицетворявшая собой жестокость и разврат.

[7] Наложницы китайских императоров делились на несколько рангов. Высший назывался «императорская драгоценная наложница» -- она была всего одна. За ней шли две «драгоценные наложницы», четыре «наложницы», шесть «конкубин» и неопределенное число «драгоценных людей», «постоянно находящихся» и «отвечающих согласием».

[8] Цензор -- член императорского цензората, одного из трех высших судебных учреждений старого Китая -- наряду с министерством наказаний и верховной судебной палатой. Цензорат приблизительно соответствует Верховной прокуратуре.

[9] Лян -- денежная единица в старом Китае. На рубеже XIX--XX веков лян равнялся почти двум серебряным рублям.

[10] В большинстве других источников речь идет о трехстах лянах.

[11] Править из-за опущенной занавески -- древнекитайское выражение, означающее «регентствовать». Первоначально императрицы действительно не смели показываться из-за занавески, но затем преступили это правило.

[12] Жуи («исполнение желаний») -- волнообразно изогнутый жезл с головкой, напоминающей древесный гриб или облако; по некоторым данным, он происходит от фаллического культа. В древности употреблялся для почесывания спины, позднее стал просто украшением, которое сулило удачу.

[13] Маньчжуры отлично понимали вред бинтования ног и не восприняли этот китайский обычай, шедший со времен средневековья.

[14] Ли -- китайская мера длины, около шестисот метров.

[15] Фея реки Ло -- неземная красавица, воспетая известными китайскими поэтами Сун Юем (III в. до н. э.), Цао Чжи (II-- III вв. н. э.) и др.

[16] Против этого варианта решительно возражает Хасси, ссылаясь на то, что многие наложницы Сяньфэна дожили до глубокой старости. Но достаточно ли убедителен этот аргумент с медицинской точки зрения?

[17] Согласно другим источникам, это был Ли Ляньин. Сначала он служил парикмахером Цыси и услаждал ее в иных отношениях, а затем она произвела его в главноуправляющие. Привязанность Цыси к Ли Ляньину будто бы объяснялась и тем, что Сяньфэн перед смертью говорил с Су Шунем о необходимости устранить Цыси, а Ли услышал это, вылез ночью через собачий лаз, прибежал в дом княгини Чунь (сестры Цыси) и все рассказал.

[18] По другим данным -- Цзай Шу. Впоследствии это явилось причиной смерти принца.

[19] По другой версии, там оказался только один иероглиф -- «смерть».

[20] Айсинь Гиоро -- род, к которому принадлежали все маньчжурские императоры. Нара -- род, из которого вышла Цыси.

[21] Дочь дракона и мальчик-казначей -- постоянные спутники бодисатвы Гуаньинь (санскр. Авалокитешвара), своеобразной богини милосердия.

[22] Написан с Вэн Тунхэ, наставника Гуансюя.

[23] Намек на древнюю легенду об одном из жителей княжества Ци, который постоянно боялся, что на него свалится небо.

[24] Под именем Лю Икуня, Гао Янцзао, Ни Гутина и Чжуан Чжидуна в романе выведены Лю Куньи, Ли Хунцзао, Не Шичэн и Чжан Чжидун.

[25] Существует и другая версия: Гуансюй обратился к Юань Шикаю почти с горя -- уже после того, как Кан Ювэй бежал, предупрежденный императором, что Цыси велела его арестовать.

[26] В действительности Гуансюй имел немало бесед с Юань Шикаем, прежде чем доверился ему.

[27] Вэй Чжунсянь -- временщик начала XVII века. Захватил в свои руки власть благодаря связям с императорской кормилицей.

[28] Восьмичленные сочинения -- схоластические сочинения, которые писались на государственных экзаменах и обязательно должны были состоять из восьми разделов. Названными реформами Цыси старалась задобрить иностранцев и китайских либералов.

[29] Кан -- невысокая лежанка, обогреваемая изнутри и запп мающая значительную часть комнаты.

[30] Одна из причин этого состояла в немедленном бегстве полутораста евнухов, боявшихся, что столица будет захвачена иностранцами, как во время восстания ихэтуаней.

[31] Мудрец Сунь (Сунь-цзы) -- знаменитый древнекитайский стратег.

[32] В зале, предназначенном для аудиенций, эти плиты были сделаны из чистого золота, как сказала Цыси одной своей фрейлине, но покрыты черным лаком.

[33] Прототипом Гэн И является реакционер Ган Ни.

[34] Юань -- денежная единица, введенная в Китае на рубеже XIX--XX веков по образцу серебряных мексиканских долларов.

[35] Написан с Жун Лу.

[36] Князь Гуань -- китайский военачальник III века Гуань Юй, славившийся своим благородством и позднее канонизированный.

[37] Благочестивый боров (Чжу Бацзе) -- герой многих китайских пьес, сказаний и классического романа XVI века «Путешествие на Запад». Комическая фигура, обычно изображавшаяся со свиным рылом.

Размещено на Allbest.ru