Характеристика придворной жизни средневековой японской аристократии по женским дневникам

Размещено на http://www.allbest.ru/

2

Размещено на http://www.allbest.ru/

Характеристика придворной жизни средневековой японской аристократии по женским дневникам

Глава I. Японское аристократическое общество эпохи Хэйан

§ 1. Общая характеристика эпохи Хэйан

придворная жизнь аристократическая японская

794 год в истории Японии ознаменовался переносом на новое место императорской резиденции города Нара в новый город. Строительство новой столицы Хэйанке («Столица мира и спокойствия»), по имени которой был назван целый исторический период, ознаменовало собой начало одной из самых ярких эпох японской истории, отмеченной небывалым расцветом культуры и наложившей отпечаток на все дальнейшее развитие страны. В этот период происходила замена надельной системы землевладения поместной и потеря императорским домом фактической власти в стране. Именно в период Хэйан в Японии начинают получать распространение частные земельные владения сёэн и складываться основанная на коммендациях система вассальных отношений, напоминавшая существовавшую в Западной Европе. Таким образом, можно сказать, что в эпоху Хэйан происходило становление феодального общества в Японии.

К концу XI века завершился период усвоения японцами элементов континентальной (в основном китайской) цивилизации. До этого времени у соседей были заимствованы техника земледелия, ремесла, административная система, достижения науки, письменность, философские системы, буддизм махаянистского толка, взгляды на литературу и искусство, и многое другое.

На материк отправлялись разного рода культурные, дипломатические и торговые миссии и буддийские паломники, а в Японию приезжали и селились в ней религиозные проповедники, ученые, торговцы, художники и ремесленники из Китая и Кореи. Япония была крайним восточным пунктом Великого шелкового пути. Мощный поток иноземной культуры, не успевая перерабатываться, мог бы поглотить или существенно деформировать многие ростки собственно японской культуры, но по разным причинам (главная из них неурядицы в самом Китае) стал иссякать и, в конце концов, почти совершенно прекратился.

С 894 года в танский Китай перестали отправлять постоянные японские посольства, и официальные связи между двумя странами практически прервались на несколько столетий. Другие контакты также заметно ослабели. Образовавшаяся пауза была заполнена выборочной адаптацией усвоенного (выборочной, потому что многое из заимствованного оказалось поверхностным и без свежего притока не прижилось на японской почве), переделкой его на местный лад. Вот как это явление характеризовал В.Н. Горегляд: «Хэйанский культурный всплеск стал возможным только в условиях соревновательного развития двух потоков - японского и китайского, при некотором сдерживании второго и поощрении первого, содержавшего элементы полемической направленности против заимствований».

Период Хэйан, особенно его вторая половина, ознаменовался развитием земледелия и расширением посевных площадей. В японской историографии долгое время существовала точка зрения о «средневековой аграрной революции», происходившей в стране в XI - XII веках. Однако, эта концепция не подтвердилась, так как агротехнические приемы не обнаруживали в то время сколько-нибудь заметного прогресса.

По - видимому, оживление сельскохозяйственного производства было связано с тем, что развитию земледелия в Японии тех лет была присуща цикличность, когда чередовались периоды сокращения посевных площадей из-за засух, войн, эпидемий, а потом расширений, как правило, за счет заброшенных ранее земель.

Как и многое другое из Китая была позаимствована надельная система. Правда, на основе традиционных японских земельных отношений заимствования приобрели новую частновладельческую форму - сёэн.

Надельная система, предполагавшая государственную собственность на землю в лице императора, в то же время давала возможность существования кондэн эйнэн сидзай хо - «частного владения вновь освоенными землями». Итак, можно сказать, что в государстве предполагалось существование двух форм собственности.

IX век был временем оформления социальной структуры японского государства. Основой социальных отношений являлись генеалогии, созданных в рамках императорского мифа. На рубеже VIII-IX веков были написаны обращения к императорам Камму и Хэйзэй «Такахаси-удзи буми» (789г.), «Когосюи» (807 г.), в которых представители знатных родов, опираясь на хранившиеся у них материалы, доказывали древность и знатность своего происхождения и права на исполнение определенных функций (род Такахаси - на подготовку и принесение различных жертвоприношений богам и на обслуживание императорского стола, род Имибэ - на исполнение религиозных ритуалов).

В 815 г. были созданы «Синсэн сёдзироку» («Вновь составленные родовые списки») - документ, в котором кодифицировалась иерархия всех знатных родов, представлявшая собой проекцию мифологического пантеона, на вершине которого находилась богиня Аматэрасу - прародительница императорского рода. Всего было зафиксировано 1182 рода. Высшую ступень иерархии занимали потомки царей, потомки богини Аматэрасу, а основоположниками аристократических родов были спутники синтоистского бога Ниниги - но -микото в его путешествии на землю. Каждый род имел собственный храм, где совершались поклонения божественному предку. Налицо было создание государственной идеологии, в основе которой лежал «императорский миф» с его сакральной генеалогией.

Роды - удзи сохраняли церемониальные и политические функции, но на первый план выдвинулись связи отдельных групп рядовых членов удзи с его главой, которые можно расценить как одну из ранних форм вассальных отношений. Кроме того, обозначились горизонтальные связи между группами равного социального происхождения. Например, в весьма разветвленном роде Фудзивара к власти допускались представители только определенных ветвей, причем приближенные к дому сэккан (сэкканке). Все остальные постепено отдалялись от основного дома и политически, и генеалогически и в конце концов основали самостоятельные дома, такие как Кандзюдзи, Канъин, Накамикадо. И тем не менее, Фудзивара относятся к тем 12 домам, сохранившим в эпоху Хэйан структуру удзи. Другими такими домами были О, Минамото, Томо, Такасина, Татибана, Накатоми, Имибэ, Урабэ, Косидзи, Сугавара и Вакэ.

Уже в начале эпохи Хэйан японскому императору принадлежала только номинальная власть в стране. Руководители знатнейших и богатейших родов, образовавшие его окружение, пристально следили за тем, чтобы у потомка богини Солнца не было других забот, кроме как участия в пышных дворцовых и религиозных церемониях, патронирования поэзии и искусств и приятного общения с многочислеными красавицами - женами и наложницами, заботу о подборе которых они предусмотрительно взяли на себя.

Вся фактическая государственая и политическая власть в стране принадлежала аристократическим родам, среди которых наибольшего могущества добился дом Фудзивара, происходивший от древнего рода Накатоми, глава которого, как утверждают авторы хроник, некогда исполнял обязаности посредника между богами и государем. (75). Высшие посты в государстве занимали представители именно этого рода. В стране для аристократов действовала табель о рангах, которая была установлена кодексом «Тайхорё» (702) и включала 4 степини рангов для принцев крови и 30 степеней для чиновников - аристократов. Эти 30 степеней делились на 4 основные групы: ками, сукэ, дзё, сакан. Главным правительственым органом был являлся государственый совет (Дайдзёкан), возглавлявшийся Первым министром (дадзё дайдзин). За Первым министром в нисходящем порядке следовали Левый министр (садайдзин), Первый министр, Министр двора (найдайдзин), несколько старших советников (дайнагоны), советников (тюнагон) и младших советников (сёнагон).

К началу Х века знать и младшие чиновники составляли в столице, по оценке историков, десятую часть её населения - около десяти тысяч человек. В общей массе выделились три соподчиненных уровня государственных чиновников и особый слой «семейных чиновников», обсуживающих высшую знать (с одобрения своих патронов они также могли перейти в ряд государственых чиновников и даже достичь высоких постов в государственой службе). На государственной службе стояли как могущественные сановники вроде канцлера или министров, так и клерки низших рангов, специалисты в строительном деле, медицине, астрологии.

Государственному совету было подчинено 8 придворных ведомств, занимавшихся различными вопросами, начиная от посредничества между императором и Государственым советом и кончая собиранием стихотворений для официальных антологий. Каждое ведомство имело свою систему чинов.

Повышение в чинах и назначение на должности обычно производилось по крупным праздникам или в особо торжественых случаях (восшествие на престол нового императора, рождение наследного принца и т.д.). Некоторые придворные чины время от времени получали назначение в губернаторы - управители (кокуси) различных провинций на определенные сроки, по истечении которых снова возвращались на прежнюю службу. Постепенно образовывается группа аристократов, регулярно выезжавшая для управления отдаленными провинциями и даже специально добивавшихся такого назначения из - за доходности службы и фактической бесконтрольностью со стороны центрального правительства. Митицуна - но хаха называет своего отца «скитальцем по уездам»: здесь и имеется ввиду назначение на должность губернатора - управителя.

От начального младшего ранга до старших царевичей существовало девятнадцать официальных рангов. Чем выше был ранг чиновника, тем уже круг претендентов на этот ранг, ибо «всяк сверчок знал свой шесток»: если данный род из поколения в поколение претендовал не больше, чем на шестой ранг, то представители его только по наивности могли рассчитывать на должность, соответствующую четвертому рангу (исключения, конечно, были, но заканчивались они для претендентов, как правило, трагически).

Дочери крупных чиновников тоже не оставались в стороне от службы. Император и его жены, многочисленые принцы крови имели собственые свиты, составленные из девушек и молодых женщин аристократических фамилий. Чем ближе к императору стояла та или иная августейшая особа, тем труднее было попасть в её свиту. Так, например, отбором кандидаток в свиту императрицы Акико, супруги императора Итидзё (980 - 1011), лично занимался её могущественый отец Фудзивара Митинага. Для того, чтобы попасть в свиту, кроме знатного происхождения девушки должны были обладать талантами в области литературы и искусства, хорошим вкусом и привлекательной внешностью. Впрочем, последнее условие не было обязательным в других случаях и связано не столько с обычаями, сколько со слабостями самого канцлера.

Придворная знать понимала себя замкнутой корпорацией, связанной идеей общности происхождения, образовательного уровня, свободного времяпрепровождения и службы. Проникнуть в эту корпорацию извне, даже представителям провинциальной знати, было практически невозможно.

Немаловажные изменения произошли и в политической сфере. Еще в начале VIII века дом Фудзивара породнился с императорской династией. Так, Фукито, дочь первого Фудзивара-но Каматари стала женой императора Сёму и императрицей. Таким образом, сохранился принцип, установленный еще родом Сога, когда в системе дуального правления (императорский + другой знатный род) соправители были связаны между собой родственными узами по материнской линии.

Однако, род Фудзивара занял высокие посты в управлении государством не сразу, что было связано с рядом объективных причин. Прежде всего, им предстояло выстоять острое соперничество с другими знатными родами, такими как Киёхара, Татибана, Ки и Миеси, которые имели прочные позиции при дворе и родственные связи с императорским домом. Кроме того, существовали и серьезные проблемы внутри самого рода Фудзивара, в котором были 4 основные ветви. Но к началу IX века наиболее сильной в экономическом и политическом плане стала северная ветвь (хоккэ), другие представители этого огромного рода служили либо в провинции, либо занимали небольшие должности в столице.

Власть дома Фудзивара достигла своей высшей точки в 859 году, когда Фудзивара -но Ёсифуса стал регентом при малолетнем императоре Сэйва, возведенным на трон в возрасте 9 лет. Таким образом, система дуального правления получила дальнейшее развитие. Теперь соправителями императора становились представители рода Фудзивара. Установилась система сессё и кампаку - регентов при, соответственно, несовершеннолетних и взрослых правителях. Был установлен институт секкан сэйдзи, просуществовавший вплоть до середины XIX века. А императорская традиция брать в жены представительниц рода Фудзивара прервалась только на последним, нынешнем императоре Акихито.

Система, построенная родом Фудзивара, укреплялась, но и в ней бывали сбои, особенно в начале ее существования. Так, в 891 году молодой император Уда, стремившийся к большой политической самостоятельности, не назначил нового кампаку из дома Фудзивара. Противостояние между императором и Фудзивара проявлялось в выборе наследника, а также в том, что в государственном совете (дадзёкан) представители главной ветви Фудзивара занимали менее половины мест.

В 897 году императором становится Дайго, который был человеком очень одаренным, уделявшим большое время государственным делам. Он стремился укрепить систему рицурё (дуальная система управления, при которой соправители были связаны родственными узами по материнской линии, но абсолютным правителем по-прежнему был император), но, как стало ясно в дальнейшем, не смог остановить уже необратимый процесс ее распада. Его правление считают «золотым веком». Одной из причин этого можно считать то, что он строго следовал конфуцианским идеалам и вел соответствующий подбор высших государственных чиновников.

Все свое долгое время правления император мог обходиться без регентов из дома Фудзивара, хотя при этом своего могущества этот род не утратил. К концу Х века род Фудзивара достиг пика своего развития, в это время они фактически становятся правителями страны. В системе управления сохранилась та же дуальность, при которой соправители были связаны родственными узами по материнской лини. В это время главой рода Фудзивара и самой влиятельной фигурой при дворе был Митинага. В 999 году его старшая дочь Сёси стала женой императора Итидзё, а в 1008 году она родила наследника - принца Ацухира. Это событие отражено в дневнике придворной дамы Мурасаки Сикибу: «Митинага навещал ее (государыню) и ночью, и на рассвете… Ребенок еще ничего не понимал, но Митинага это не смущало, он поднимал его на вытянутых руках и забавлялся с ним, услаждая своё сердце. А однажды, мальчик в конец забылся, и Митинага пришлось распутывать пояс, что бы потом высушить его на огне за помостом. «Глядите! - радостно восклицал он. - Мальчишка меня обрызгал. Один брызгается, другой сушится - все идет как надо!»» Как мы видим, вопрос о следующем правителе был решен для Митинага, и для всего рода Фудзивара положительно. (XXI. После 10-го дня 10-й луны)

Таким образом, дом Фудзивара достигает практически абсолютной власти, хотя фактически государство продолжало жить по законам рицурё, когда абсолютным правителем был император. Но дальнейший ход истории подорвал политический авторитет столь могущественного рода: ни одна из внучек Митинага не смогла родить сына. В результате господства Фудзивара в правительстве постоянно оказывались неспособные к управлению люди. Власть уже не могла поддерживать порядок в стране. Многие землевладельцы стали нанимать самураев для защиты своей собственности. Влияние военных тогда постоянно возрастало (особенно в Восточной Японии). В итоге в 1068 году императором становится Госандзё, не связанный с домом Фудзивара родственными связями по материнской линии.

Дальнейшее политическое развитие Японии было связано с созданием новой системы правления инсей - правление отрекшихся императоров, принявших буддийское посвящение, так называемых государей-иноков.

Вообще, принятие буддийского посвящения в эпоху Хайан было распространено среди людей высоких рангов, поскольку обеспечивало им определенную свободу действий и одновременно некоторую защиту от «превратностей жизни». Это позволяло им сохранять своё политическое влияние, а впоследствии брать на себя управленческие функции и создавать свою администрацию для ведения государственных дел. Административный аппарат при отрекшемся императоре назывался ин-но тё. Он состоял из верных императору людей, долгие годы служивших ему: служащие назывались инси: ближайшие лица к отрекшемуся императору носили название кинсин.

В самом начале XI века появился так называемый гоин - «дворец для отрекшегося императора», который выбирался императором во время его правления, также экс- императору предоставлялись земельные владения для содержания и назначались люди для ведения дел. Это было примечательным знаком. Дело в том, что император не имел как таковых земельных владений, так как по системе рицурё он являлся верховным собственником всех земель. Появление земель, отводившихся отрекшемуся императору, было первым шагом к формированию земельных владений императорского дома.

Еще одним важным шагом передачи земельных владений императорскому дому, было учреждение кироку сёэн кэнкэйсё (кирокудзё) - «ведомства по исследованию прав на земельные владения». Данное ведомство должно было отслеживать законность владения земельными наделами, а также проверять документы, удостоверяющие права на владения землёй.

Мероприятия касались всех частных владений - церковных и светских. Земли, не подтвержденные документами, были конфискованы в пользу императорского дома. В итоге к XII веку земельные владения императорского дома составили более 100 сёэн и располагались в 60 провинциях, что делало его крупнейшем землевладельцем.

Появление системы инсэй означало новый этап в развитии японского государства. Во- первых, произошло оформление самостоятельного императорского дома, подобного по своей структуре другим крупным домам куге, с собственной экономической базой и механизмом управления. Во- вторых, ветвь сэкканкэ Фудзивара утратила с того времени положение соправителя, хотя и сохранила привилегию выдавать своих женщин за наследников и императоров. В- третьих, хотя дуальность верховной власти сохранилась, содержание заметно изменилось: главным сделались отношения отец- сын, произошел переход от родственных связей по материнской линии к связям по отцовской.

В 1072 году новым императором становится Сиракава, который правил страной 57 лет - до 1086 году как император, а потом как отрекшейся император до 1129 года. Новый император не дал возможности восстановить свою власть дому Фудзивара, наоборот, он смог еще больше усилить политическое влияние и экономическое могущество императорского дома.

После отречения Сиракава на троне сменилось три императора, которые правили короткое время. После смерти Сиракава императорский дом на 27 лет возглавил его внук Тоба. Также, как и при его деде Сиракава, на троне сменилось три императора. Такая частая смена императоров, сложные личные отношения, соперничество в итоге привели к событиям Хогэн - но ран (смута городов Хогэн), что привело к полной потере политической власти императорским домом и приходом к власти сословия военных - буси.

События Хогэн - но ран произошли в 1156 году, сразу после смерти отрекшегося императора Тоба. Причиной их стала, во- первых вражда между Тобу и Сутоку, и, во- вторых, противостояние внутри дома Фудзивара. Таким образом, произошло объединение недовольных политикой Тоба под одно крыло и они задумали «добиться справедливости» силой.

Оставшиеся без желаемых государственных постов Тададзане и Ёринага (представители дома Фудзивара) начинают собирать войско в своих владениях Удзи. Узнав об этом, император отдает указ захватить усадьбу. На улицах Хэйанкё произошли сражения. В итоге, Ёринага был ранен и вскоре умер, а Тададзане бежал в Нару. Все владения Ёринага были конфискованы властями.

Этими событиями завершилось непосредственное правление императорского дома, после чего началась борьба между Минамото и Тайра.

§ 2. Культура хэйанской эпохи

Период Хэйан - это время национального культурного строительства, время «блестящей столицы», «золотой век» японской культуры. Именно тогда получили развитие самобытные направления в архитектуре и живописи, была создана собственная письменность - разработана азбука «кана», что сделало возможным создание великолепных литературных произведений на японском языке.

Об уровне цивилизация судят не по массовым показателям, а по высшим достижениям. Дело в том, что массовые показатели, как правило, не зафиксированы письменно и трудно восстановимы. Культура правящих классов реконструируется быстрее благодаря намного более широкому кругу источников, которые можно привлечь для исследования.

Затрагивая вопрос культуры общества, нельзя не сказать о религии. Поскольку религиозные учения оказывают огромное влияние на формирование культуры общества. На японское общество эпохи Хэйан влияние оказывало три религиозных течения: буддизм, синтоизм и конфуцианство.

Рост влияния буддизма, его стремление полностью охватить духовную сферу, вошли в определенное противоречие с традиционной японской идеологией, где местные культы имели глубокие корни, а буддизм еще не вошел в комплекс верований основной массы населения. В то же время буддизм осознавался правящими кругами как сила, несущая более высокую культуру. Кроме того, значительная часть высшей части японского общества была выходцами с материка, поэтому буддизм был органичной частью ее мировоззрения. Все это требовало трансформации буддизма, приспособления его к японским условиям. Поэтому появление именно в это время двух выдающихся буддийских проповедников, основателей школ Тэндай и Сингон, вряд ли можно считать случайным. Тэндай делало акцент на воздаянии за добрые дела -- достижении состояния Будды в этой жизни. А монахи призваны были удовлетворять обыденные потребности людей, в их деятельность входили молитвы об исцелении недугов и улучшении погоды. Обрядовая практика, тщательно разработанная для разных случаев, была во многом заимствована из учения Сингон, которое выдвигало на первый план сложную заклинательную систему, облегчающую человеку путь к достижению единства с Буддой.

Слияние буддизма и синто - древнейшего японского верования в населённость мира богами-духами (ками),- окончательно определилось, так как распространение буддизма ничуть не наносило ущерба авторитету синтоистских святилищ. Мирному сосуществованию двух религий способствовало появление в X в. отшельников-аскетов как среди последователей Тэндай, так и среди последователей Сингон. Священные горы, широко почитаемые в синто, стали посещать и буддийские паломники. Японские верования переплетались с элементами китайских гадательных систем (учение Оммёдо, путь Инь и Ян), сводивших все явления и предметы к сочетаниям пяти стихий (огонь, вода, земля, воздух и металл) и двух начал (тёмного и светлого). Уже в кодексе «Тайхорё» роль всех этих трёх учений признаётся.

Одной из черт, присущих буддизму, была идея эфемерности или мимолетности бытия. Это категория буддизма понимается как непостоянство всего сущего, эфемерности деяний, мимолетности плодов человеческой деятельности. Аристократией эпохи Хэйан мимолетность существования воспринималась как нечто присущее ее жизни, определяющие, по-сути, только внутренний мир самого человека. Внешний же мир воспринимался в статике, к нему не применялись эпитеты «непостоянный», «бренный», «плывущий». Подобные выражения употреблялись только на уровне словесных штампов, не возводя эфемерность в универсальный принцип видения мира. Причины неудач, плохое настроение или же, неисполнением каких-либо надежд списывалось на превратности судьбы, в которой аристократы видят частое проявление общего закона непостоянства. Чем больше привязан человек к бренному миру - материально или психологически,- тем более он зависим от законов непостоянства. В общем, проблема эфемерности связывалась с уходом от мира, т.е. монашеством или отшельничеством.

Определенное влияние на формирование моральных ценностей японского общества оказало конфуцианство. Если буддизм можно считать индивидуально - психологической системой регуляции поведения, то конфуцианство - морально-этической, на основе которой строится поведение людей в обществе. Конфуцианские идеалы были направлены на моральное поучение людей. Назидательная сторона касалась соблюдения определенных правил и норм поведения в обществе. Это, прежде всего, сыновья почтительность, уважение и великодушное обращение с родителями и родственниками, поддержание мира с соседями, предупреждение ссор и тяжб, поучение сыновей и младших братьев, подчинение жены воле мужа. Эти принципы распространялись на все общество в целом, они не ограничивались отношением только внутри семьи. Сыновья почтительность распространялась на всю иерархию государства, означая подчинение существующему порядку. Все важные правила общения в обществе были зафиксированы в «Книге о сыновней почтительности» («Сяо цзини»), в которой раскрывались правила общения детей и родителей.

Особое внимание уделялось обучению детей хэйанских аристократов. При приеме в учебное заведение огромное значение имело происхождение. В основе хэйанского образования лежало изучение конфуцианской классики и китайских исторических сочинений: «Шицзи», («Исторически записки») Сыма Цяня, «Хань Шу» («Летопись династии Хань»), «Вэньсюань» («Литературный изборник»). Это привело к тому, что конфуцианство стало частью официальной идеологии.

Кроме Дайгакурё (высшее учебное заведение, принадлежащие Ведомству церемоний (Сикибу -но цукаса) имело четыре факультета: китайской классики, законоведения, истории и математики), где обучались представители придврной аристократии, в столице существовало и специальное учебное заведение «Поощрение учености» (Кангакуин, основано в 825 г.), предназначенное только для членов рода Фудзивара. Некоторые другие знатные роды также содержали собственные учебные заведения. Молодые аристократы должны были уметь бегло читать и писать по - китайски, знать наизусть многие сочинения конфуцианских учёных и буддийские сутры, знать китайскую и японскую историю и основы законодательства, искусно сочинять стихи и играть на музыкальных инструментах, разбираться в тонкостях придворного этикета.

§ 3. Повседневная жизнь аристократии

Повседневная жизнь аристократов складывалась из нескольких аспектов - это семейные отношения, их времяпрепровождение, бытовая сторона существования.

Аристократы часто имели по несколько жен (не считая наложниц), одна из которых считалась главной и называлась «госпожей из северных покоев» (китаноката), так как по обычаю занимала северный павильон семейного дворцового комплекса. Другие жены чаще всего жили отдельно, каждая в своем доме, полученном от родителей. Американский японовед У. Маккаллоу, исследовавший историю хэйанских брачных институтов на материале художественной литературы и хроникальных записей того времени, установил, что «супружеское местопребывание» среди аристократов в эпоху Хэйан было твердо аксорилокальным (когда супруги поселяются в доме жены), дуалокальным (когда супруги живут раздельно и муж только навещает свою жену) или неолокальным (когда супружеская пара поселяется в новом доме, независимо от тех или других родителей), и, что не менее важно, оно никогда не было вирилокальным (т.е. супружеская пара никогда не оставалась жить в доме мужа)(205, 105). При этом процент неолокальных браков имел тенденцию роста, начиная со второй половины эпохи Хэйан, но и тогда обязанности по содержанию дома принимали на себя родители жены (муж содержал дом только в тех случаях, когда жена была сиротой или намного беднее мужа). (205, 106-114)

Матрилинейный характер домонаследования подчеркивался тем, что даже при неолокальном браке дом наследовался по имени жены, что отец передавал свой дом по наследству не сыну, а дочери, и тем, что к мужу переходило название дома жены в качестве второй фамилии (при нескольких замужествах подряд нередко все мужья таким способом получали одинаковое прозвище). Патрилинейное наследование начинает преобладать лишь в конце XII- начале XIII веков.

Кастовая замкнутость придворной аристократии нередко приводила к бракам между сравнительно близкими родственниками. В источниках отмечаются случаи, когда мужчина женился на своих тетках по мужской и женской линии, на племянницах и двоюродных сестрах, причем на дочерях брата матери чаще всего женились члены императорской семьи (все из той же боязни рода Фудзивара выпустить из своих рук влияние при дворе). Таким образом достиглась исключительная стабильность японской элиты и начисто исключалась вертикальная динамика общества.

Дома аристократов представляли собой группы деревянных строений на сваях вместо фундамента, под массивными черепичными крышами с большим выносом и несколько приподнятыми краями. Каждое строение имело свое назначение: спальни, покои хозяина, его старшей жены, детей, столовые, купальни, каретные дворы, кухни. Строения были соединены между собой крытыми галереями и вместе с воротами, внутренними двориками и парками составляли единый художественный ансамбль. Внутренние помещения павильонов разделялись между собой легкими подвижными перегородками, позволявшими изменять конфигурацию и размеры комнат (даже их количество) , если это было необходимо. Большие окна со скользящими в пазах легкими рамами выходили в парк или садик, так что внутреннее помещение жилых покоев не просматривались с улицы даже при открытых окнах. Мебели почти не было. На устланных циновками полах стояло несколько ширм, украшенных орнаментом или рисунками, плоские подушечки для сидения и иногда - низкие лакированные столики. Все, что требовалось кроме этого, приносили из подсобных помещений. На стене, в специальной нише, висел свиток, представляющий собой картину или каллиграфический текст.

Определенный характер социальной принадлежности и корпоративность аристократии, естественно, требовали, чтобы аристократы отличались от представителей других сословий и чисто внешне. Такие отличия были определены и законодательно, и неписаной традицией. Первым и самым заметным признаком отличия придворной аристократии был цвет одежды. Придворной элите разрешалось использовать одежду семи строго определенных цветов, наиболее представительными из которых были фиолетовый, красный, зеленый и белый. Внутри самого сословия цвет играл чиноразличительную роль. Так, придворные чиновники 1 -ого ранга носили одежды густо- фиолетового цвета, 2-5 рангов бледно- розового, 6 -ого ранга голубого и т.д. Расшитая парча могла быть использована только чиновниками выше 5- ого ранга. Лишь один раз в году, во 2-й день 4-й луны, во время празднества в синтоистском храме Камо, всем жителям разрешалось облачиться в одежды «аристократических цветов», и то с одним непременным условием: чтобы эти наряды не были сшиты из узорчатого шелка.

О положении человека при дворе свидетельствовал также пошив одежды, оформление его повозки (материал, кисти, шнуры), высота ворот, ведущих в его поместье и даже темп передвижки его упряжки по дороге. Аристократу в высоких чинах следовало ездить не спеша, и это не трудно было делать, потому что в повозку в те времена запрягали быков, а не лошадей. Лошадьми же пользовались только для дальних поездок или верховой езды.

На досуге вельможи играли в кэмари (игра, несколько напоминающая футбол), устраивали поэтические состязания, выезды на природу для любования цветами, осенней луной на безоблачном небе или багряными листьями клена, совершали поломничества в буддийские и синтоистские храмы, участвовали в бесконечных придворных и религиозных церемониях, в философских диспутах и до преклонного возраста искали дюбовных прилючений. Специфическим развлечением было соревнование в угадывании букета ароматов: одновременно возжигалось несколько видов благовоний, и участники игры должны были по запаху назвать составленные букеты.

§ 4. Характеристика женских японских дневников, как исторических источников

Дневники, относящиеся к тематики нашей работы, следует относить к группе лирических дневников. Нами были использованы следующие памятники этого жанра: Митицуна-но-хаха «Дневник эфемерной жизни», Мурасаки Сикибу «Дневник», Нидзё «Непрошенная повесть».

В дневнике, принадлежащем перу придворной дамы Митицуне-но-хаха, автор повествует о превратном «существовании» на фоне повседневной столичной придворной жизни. Он был написан дочерью губернатора провинции Муцу, самой отдаленной, находящейся на севере страны, Томоясу-но Мусумэ. Её называли Мать Митицуна, в дальнейшем придворного чиновника и поэта. Настоящие имя писательницы неизвестно, так как даже в знатных японских семьях под собственными именами до потомков доходили не все женщины. Известно, что писательница родилась в 935 году, в возрасте 19 лет стала женой высокородного вельможи Фудзивара Канэиэ, и у нее был сын Митицуна.

«Дневник эфемерной жизни» или «Кагэро никки» посвящен переживанием автора как жены и матери. Дневник начинается с 954 года- в этот год Митицуна-но хаха стала женой Канэиэ, в 955 - она родила сына. В дневнике мы видим начало жизни Митицуна: рождение, детство, юность. Писательница как бы штрих за штрихом показывает, как взрослеет ее сын. Заканчивается дневник 974 годом, когда Митицуна был зачислен при дворе вторым по важности чиновником ведомства, занимавшегося выездными лошадьми и экипажем императора. Писательница говорит, какую должность занимали ее сын, муж, но о своем месте в сложной придворной иерархии женщина не сообщает.

Точного места написания «дневника» сама писательница не указывает. Скорее всего, произведение было написано Митицуна-но хаха в её усадьбе в столице Японии Хэйан.

Дневник необычайно женственен и поражает откровенностью автора-женщины. Повествование в дневнике ведется как с религиозной, так и со светской стороны. Упоминаются некоторые буддийские службы, обряды. Так же автор говорит и о постриге в монахи, как об одном из способов избавиться от «душевных мук». Помимо обрядовой стороны буддийской религии, показывается и светская жизнь. Автор рассказывает о состязаниях из лука, о празднике девочек, который считался праздником кукол и цветков персика, о традиции «вкушения императором первого урожая риса».

«Дневник эфемерной жизни» охватывает огромный промежуток времени - 21 год. Это не фиксация какого-то события и не собрание поденных записей бытового характера, а рассказ о большом отрезке жизни, составленный в конце этого отрезка под определенным настроением и, следовательно, с сознательным отбором фактов, укладывающихся в авторский взгляд на окружающей мир.

О величайшей писательнице средневековой Японии Мурасаки Сикибу известно не так уж много. Установлено, что она родилась в 70-годах Х века. Неизвестно ни детское, ни взрослое настоящее имя писательницы. Но Мурасаки в этом отношении не единственная. Мурасаки-сикибу -- не более чем прозвище. Сикибу в буквальном переводе означает “департамент церемоний” -- ведомство, в котором служил когда-то отец писательницы Фудзивара Тамэтоки. Мурасаки -- одна из героинь «Повести о Гэндзи» (одно из произведений писательницы), в честь которой автора и нарекли этим именем. Однако недостаток сведений о жизни Мурасаки-сикибу до некоторой степени восполняется возможностью проникновения в «биографию души» писательницы через ее произведения. Наиболее информативен в этом отношении «Дневник».

Из дневника мы узнаем, что отец Мурасаки Фудзивара Тамэтоки принадлежал к «северной» ветви рода Фудзивара. Он занимал ряд средних по важности должностей при дворе, назначался губернатором в провинции. В 999 году писательница вышла замуж за чиновника Фудзивара Нобутака, но через три года овдовела. Возможно, поэтому ее дневник имеет легкий оттенок печали. Мурасаки Сикибу служила при дворе императрицы Акико. Служить она начала примерно между 1005 и 1007 г. В обязанности ей вменялось быть наставницей молодой императрицы Сёси в изучении «новых юэфу» (юэфу - жанр китайской песни, «новых юэфу» значит новых китайских песен ).

По отношению к произведению Мурасаки Сикибу термин «дневник» следует употреблять с некоторой долей условности, поскольку сочинение это - не столько ежедневные записки, сколько род воспоминаний о том, что волновало ее. Эти воспоминания соотнесены, как правило, с реальным ходом времени. Но в «Дневнике» есть и фрагменты, не поддающиеся временному описанию. Это в основном рассуждения самой Мурасаки о людях, окружающих ее, воспоминания из детства. В нем описывается внешний вид дам из придворного окружения. В целом «Дневник» охватывает период с 1008 по 1010 год. Писательница в своем дневнике описывает события, происходящие при дворе (точнее - в свите императрицы Акико) - церемонии, обряды, празднества. И все - таки при датировке дневника нужно иметь ввиду и то, что сам дневник разделен на две части: собственно дневниковую и критически-описательную. У ученых существует несколько версий, касающихся именно недневниковой части. Наиболее распространенная - о том, что эта часть создана независимо от дневника и объединяет выборки из писем, которые Мурасаки Сикибу писала своей дочери, когда служила в свите императрицы. Противники этой версии утверждают, что эта часть изначально входила в дневник. Сторонники компромиссного мнения полагают, что она была включена в дневник позднее, но не посторонними людьми, а самой Мурасаки Сикибу.

Место написания «Дневника» автор не указывает, поэтому мы можем только предположить, что он был написан в столице Хэйан. Скорее всего, Мурасаки начала писать свое произведение, находясь еще на службе у императрицы. Так как четкого круга обязанностей у нее не было, она сравнительно свободно могла распоряжаться собой, предаваясь сочинительству. Повествование Мурасаки ведет, в большей степени опираясь на светскую, бытовую сторону жизни. Конечно, писательница рассказывает о некоторых религиозных церемониях, но рассматриваются они с чисто зрелищной стороны, просто как часть придворных церемоний. Все монахи у Мурасаки Сикибу - обычные придворные, которые за свою службу получают награду.

«Дневник» Мурасаки Сикибу - замечательный литературный документ, в котором хорошо описываются не только нравы, традиции хэйанской аристократии, но и отчасти показывается мировоззрение самой писательницы. Можно даже сказать, что он является свидетельством развитости культуры мысли и чувства, которой обладала Мурасаки, да и все аристократки столицы «мира и спокойствия».

Последний дневник, который будет рассмотрен в данной работе - это «Непрошенная повесть» Нидзё, придворной дамы ХIII века. Это произведение японской средневековой литературы охватывает период с 1271 года по конец ХIII века. Несмотря на перемену обстановки в стране, смену властвующих кругов (теперь в стране правили самурайские наместники, а столицей стал город Камакура), писательница продолжает традиции «высокой» литературы, прибегая к аллюзиям и прямому цитированию из знаменитых сочинений не только японской литературы, но и китайской в том числе. Повесть Нидзё условно можно разделить на две части. Первые три свитка описывают светскую жизнь писательницы, вторая часть (4 и 5 свитки) описывает её жизнь уже буддийской монахиней, постаревшей и одинокой. Вообще, несмотря на свою несчастную судьбу, писательница смогла сохранить оптимистическое отношение к миру. На страницах повести возникает образ женщины, наделенной умом, разнообразными дарованиями, тонкой душой. Можно даже сказать, что она стойко переносит все превратности своей судьбы.

В произведении немало места уделяется описанию светской жизни двора. Показывается пышность свиты, многоступенчатая иерархия придворных званий и рангов, как соблюдается сложный придворный ритуал, традиционные вековые церемонии, празднества, всевозможные развлечения. С сюжетами, повествующими о быте соседствуют и политические события средневековой Японии: изгнание очередного сёгуна, принца императорской крови, оказавшегося неугодным правительству самураев, соперничество родных братьев за трон, убийство самурайского наместника в столице. Но также большое внимание Нидзё уделяет и религиозной стороне жизни, даже до ухода в монахини. Писательница рассказывает о многих буддийских обрядах, преданиях, легендах, верованиях.

Нидзё в своей повести четко не прописывает своих должностных обязанностей и не говорит о своей службе при дворе практически ничего. Со страниц повести становится понятно лишь то, что она была фавориткой «прежнего» императора Го-Фукасы.

Повествование построено по хронологическому принципу, но совершенно очевидно, что создано оно, если можно так выразиться, "в один присест", на склоне жизни, как воспоминание о пережитом.

Таким образом, эпоха Хэйан оказала огромное влияние на формирование культуры Японии. Именно в эту «блестящую эпоху» появляется собственная японская письменность, что способствовало созданию великолепных литературных памятников, архитектура достигла наивысшего расцвета. Не меньшую ценность представляет хэйанская живопись, в том числе в свитках (эмакимоно), синтезировавшая собственно живопись, поэзию и искусство каллиграфии. Система управления государством притерпевшая изменения, находилась в этот преиод в своем расцвете. Одна из самых главных черт эпохи Хэйан - отход от влияния Китая. Осмысление всего заимствованного и посадка на местную почву.

Вместе с тем, в периоде Хэйан отсутствует внутренняя целостность, присущая предшествующей, нарской эпохе. Созидательные тенденции сосуществовали с деструктивными, проявлявшимися, прежде всего, в разрушении «государства рицурё». Противоречия между заимствованной из Китая надельной системы и местными особенностями земельных отношений привели к образованию новой частновладельческой формы земельной собственности (сёэн) и к кардинальным переменам в обществе. Целиком взятая из Китая общественная система не прижилась на японской почве, столкнувшись с традициями родовой организации общества и всем комплексом его хозяйственных и культурных особенностей.

Наиболее яркую характеристику периоду Хэйан дал русский востоковед Н.И. Конрад: «Нет ничего более парадоксального в Японии, чем картина культуры этой эпохи: с одной стороны, блестящее развитие цивилизации, высокий уровень просвещения и образованности, роскошь и утонченность быта и обихода, необычайное развитие общественных взаимоотношений, сложный многообразный политический аппарат, процветание искусства и ни с чем не сравнимый блеск литературы, а с другой - упадок технический и экономический, огрубение нравов, иногда граничащие с одичанием, и бедственным положением народных масс. В эпоху Хэйан рядом стоят варварство и утонченность, роскошь и убожество, высокая образованность и убожество, прекраснейшее произведения прикладного искусства и примитивнейшей предмет обихода, изящный экипаж и непроходимые дороги, блистательный дворец и утлая хижина, один цветущий город, выстроенный по последнему слову техники, и почти первобытные поселения…»

Глава II. Хэйанская аристократия по женским дневникам

§1. Праздничная жизнь двора

По характеру и содержанию хэйанская духовная культура - аристократическая. Культура создавалась знатью и для знати, отражала её жизнь и мировоззрение. Число аристократических семей, приближенных ко двору, было не так уж велико - не более двадцати. Вокруг них сосредотачивались другие, менее знатные семьи. Взгляды же столичной аристократии были обращены на императорский дворец - средоточие культурных ценностей того времени. Он стал местом процветания всех видов искусств. Покои императорского дворца были украшены произведениями лучших живописцев, там собирались выдающиеся поэты и музыканты столицы.

Итак, в хэйанской Японии центром и местом проведения всех праздников и пиршеств являлся императорский дворец, так как именно на службе при государе или государыне состояла вся знать столицы, которая по сути и занималась устройством этих праздников. К ним готовились очень тщательно и долго. Шили наряды, украшали кареты и дома, тренировались к состязаниям. Особенно почетным считалось участие в этих церемониях - в роли исполнителя ритуальных танцев или музыканта, распорядителя. Этой чести удостаивались лишь избранные.

Писательницы отражают в своих дневниках наиболее торжественные и популярные праздники и церемонии. Практически все авторы описывают праздник Нового Года, описывая многие церемонии этого интереснейшего праздника. По- сути, празднования Нового года не ограничивались его первым днем и были связаны с поверьем о том, что новогодние обряды проецируют судьбу на весь год. Эти праздники были самыми продолжительными среди всех, и празднование растягивалось, как бы на весь год. Многие церемонии превращались в отдельные праздники, но хэйанские японцы связывали их с празднованием Нового года.

В первый день 1-й луны (первого новогоднего месяца) проводились ритуальное вкушение супа «из семи трав», «процессия белых коней» в синтоистском святилище Камо (7-й день). В 3-й день 3-й луны (третий месяц нового года) в числе обрядов важное место занимало изготовление бумажных кукол, которые пускали плыть по воде, чтобы избавиться от всевозможных напастей. Этот день считали праздником кукол или праздником девочек.

В 5-й день 5-й луны проходил праздник «День ирисов». Цветы ириса на длинных стеблях и чернобыльник втыкали в карнизы домов, образуя сплошной ковер, из искусственных цветов сооружали шары, к которым прикрепляли кисточки из длинных пятицветных крученых нитей, и этим старались отпугнуть злых духов. На обед готовили особые рисовые клецки, которые подавали на бамбуковых листьях, и завернутые в дубовые листья рисовые лепешки.

Еще через два месяца, в 7-й день 7-й луны отмечался праздник влюбленных. Считалось, что в ночь на 7-е в небе происходит встреча влюбленных Волопаса и Ткачихи (звезды Альтаир и Вега), которые для этого переходят друг к другу через Небесную Реку (Млечный Путь) по распростертым крыльям сорок, слетающихся к месту их встречи. На улицах всю ночь царило ликование, ворота домов украшали ветками криптомерии и бамбука, а также разноцветными бумажными лентами с благопожелательными надписями на них.

Последний из Пяти сезонных праздников -- Праздник хризантем -- отмечали в 9-й день 9-й луны. Его справляли и в семьях, и при дворе. Хризантема -- символ долголетия. Сам праздник приходится на время сбора урожая риса, потому с ним связано много примет и обрядов. Самый, пожалуй, интересный из них -- обтирать тело ватой, пропитанной росой с хризантемы, которую укрывали этой ватой в ночь на «двойную девятку». Так хэйанские дамы стремились вернуть себе молодость. Конечно же, все эти праздники были заимствованы из китайской традиции, но свой окончательный вариант развития приобрели на японской почве.

Итак, теперь в нашей работе поподробнее о каждом празднике, о церемониях и обрядах, которые было принято проводить на праздники.

Начать описание праздников логичнее всего с Нового года. Рано утром в первый день Нового года - первого числа первого месяца император в официальном костюме выходил в сад, молился о хорошем урожае, спасение от бедствий и мире в стране. Затем, уже со знатью, проходила церемония моления родовым богам и поздравления с Новым годом, все это заканчивалось пиром. Второго числа - официальный пир во дворце императрицы. Третьего числа император посещал своего отца. Пятого и шестого числа шло присуждение новых рангов. Седьмого числа нового года проходила церемония очищения от болезней, так называемая процессия Белых коней, о ней пишет Митицуна-но хаха: «…Миновало и седьмое число, была процессия Белых коней». Данная процессия проводилась при дворе, когда перед взором императора одного за другим проводили 21 белого коня. Благожелательный новогодний обряд, цель которого -обретение долголетия. Далее следовало ритуальное вкушение супа «из семи трав», который, по преданию, отвращал от болезней на весь год. «Обряд подношения праздничной чарки исполнял мой отец, дайнагон, нарочно приехавший для этого во дворец. Когда торжественная часть церемонии закончилась, государь Го-Фукакуса удалился в свои покои, позвал отца, пригласили также женщин, и пошел пир горой, так что государь совсем захмелел. Мой отец, дайнагон, он во время торжества по обычаю трижды подносил государю сакэ, теперь предложил: "За этой праздничной трапезой выпьем трижды три раза!"». Так описывает Нидзе первые день Нового Восьмого года Бунъэй (1271г.). Из выше описанного можно предположить, что определенные обряды на празднованиях совершались заранее назначенными вельможами или чиновниками. Это считалось очень почетным и не все вельможи удостаивались такой почести. Отец писательницы специально приехал в императорский дворец, чтобы исполнить свои придворные обязанности.

Также во время празднования Нового Года проводился обряд дарения рисовых лепешек (моти). Вот как этот обряд описан у Мурасаки Сикибу: «Первые три дня этого года все знатные придворные дамы сопровождали двух юных принцев для участия в обряде дарения рисовых лепешек. Начальник левой стражи Фудзивара Ёримити держал мальчиков на руках, а Митинага преподнес лепешки государю. Повернувшись лицом к восточным дверям комнаты Футама, государь возложил лепешки на головы принцев». Как мы видим из этого отрывка, этот обряд проводился в первые три дня нового года, для малолетних принцев и принцесс три раза во время празднования Нового Года до тех пор, пока им не исполнялось четыре или пять лет. Лепешки клали на голову ребенка одновременно с чтением заклинаний. На пятнадцатый день Нового Года проводилась церемония «ударов мешалкой». Считалось, что если в пятнадцатый день первого новогоднего месяца ударить женщину хворостиной или деревянной лопаткой, которой размешивают рисовую кашу, она родит мальчика (так как рождение мальчика считалось наиболее радостным). «В этом году обычай "ударов мешалкой" соблюдали с особенным рвением. Оно бы еще ничего, если б ударял один государь. Но он созвал всех придворных вельмож, и они так и норовили огреть нас мешалкой, которой размешивают на кухне рис»- так Нидзе описывает эту церемонию. Женщинам очень было обидно, что в этом обряде принимал участие не только государь, но и придворные вельможи. И, по всей видимости, женщин побили хорошо, и они решают отомстить государю за такое: «Мне было очень досадно. И вот вдвоем с госпожой Хигаси мы сговорились через три дня, то есть в восемнадцатый день первой новогодней луны, в отместку побить самого государя». Придворные дамы для такого рода мести все очень тщательно продумали: «В этот день, после окончания утренней трапезы, все женщины собрались в покое для придворных дам. Двух дам - Синдайнагон и Гонтюнагон - мы решили поставить в купальне, у входа, снаружи стояла госпожа Бэтто, в жилых покоях - госпожа Тюнагон, на галерее - дамы Масимидзу и Сабуро, мы же с госпожой Хигаси с невинным видом беседовали в самой дальней из комнат, а сами поджидали: Государь непременно сюда зайдет!». Конечно же, государь, ничего не подозревающий, был побит. За подобную шутку придворным дамам пришлось расплачиваться, конечно, не самим лично, за них это сделали родственники-мужчины, также служившие при дворе императора. Такое нарушение придворных правил практически не происходило. Однако это сложно назвать преступлением против императора, это своего рода шутка, так как даже государь подыграл дамам и с удовольствием принял участие в этом действе. В общем, при дворе любили устраивать полутеатральные представления с песнями, танцами, игрой на музыкальных инструментах, или инсценировались отдельные сцены из знаменитых произведений эпохи, на которых в точности соблюдались все детали.