Традиционное общество и кочевая община северных киргизов во второй половине XIX века

В древности такое право распространялось на все необходимые орудия и на лошадей, так что нуждающиеся в них люди могли взять их у хозяина даже без разрешения и пользоваться пока была в этом необходимость. С течением времени этим обычаем могли пользоваться только родственники. Чужой человек мог забрать без разрешения лошадь у хозяина лишь в том случае, когда необходимо было угнаться за ворами или барымтачами (Кожоналиев, 1963).

Недвижимое имущество, являющееся частной собственностью, не могло входить в зону возможного чужого пользования. Всякий ущерб должен был восстанавливаться. В случае, если умысел был обнаружен при пользовании чужим имуществом, то ко всему прочему налагался и штраф. Например, при совершении по неведению вырубки частного леса, выкоса сена на частном сенокосе, потравы необерегаемого чужого хлеба или чужого сена требовалось вознаградить собственника, исходя из размеров причиненного вреда. Вред определялся двумя посредниками, выбираемыми по одному из обеих сторон. Бии обязывали чаще всего уплатить только стоимость вещи до момента нанесения неумышленного ущерба: стоимость нескошенной травы, невырубленного леса и т.д. Поэтому, если потерпевший получал саму вещь, то он должен был вознаградить провинившегося за потраченный им труд. Однако при нарушении чужих прав, которые особо охранялись, например, выкос охраняемого поля и т. д., нанесение убытка считалось умышленным действием, и виновный обязан был возместить стоимость нанесенного ущерба.

У киргизов практиковался личный наем, что диктовалось невозможностью ведения большого хозяйства, ухода за многочисленными стадами скота и нехваткой собственной рабочей силы. В число наемных работников включались сироты и бедные родственники, жившие в аиле богатого киргиза. За пищу и жильё они выполняли всю необходимую работу. Были также нуждающиеся в работе люди, переходившие из одного аила в другой. Такие обычно нанимались на один рабочий сезон: на летние месяцы или на зимний период. Плата за их труд чаще всего производилась натуральными продуктами. Если работник нанимался всей семьей, то ему предоставлялось жильё и отдавались несколько овец для пропитания семьи. С окончанием срока службы скотина возвращалась хозяину.

Некоторые работы, требовавшие коллективного труда и относительно коротких сроков исполнения, выполнялись целым родом: родственники оказывали помощь друг другу при строительстве постоянного жилища, мазаров, при проведении ирригационных работ и т.д. В таких случаях тот, кому оказывали трудовую помощь, должен был кормить и поить работников.

Среди различных преступлений, встречавшихся в киргизском обществе, выделялись преступления, классифицированные как умышленные, неосторожные деяния и случайные проступки. По мнению русских специалистов по уголовному праву, все эти преступления расценивались с точки зрения религиозных норм, распадались на большой и на малый грех. И правосудие сводилось к возмещению понесенного материального ущерба и к удовлетворению чувства мести. В большинстве случаев все виды преступления могли быть искуплены частными сделками, кунами, айыпами, которые устанавливались судом биев. Они могли быть изменены по соглашению потерпевших и обвиняемых сторон.

Одним из наиболее часто встречаемых преступлений у киргизов оставалась барымта, которая в народе не рассматривалась как преступление в чистом виде, а, наоборот, расценивалась как проявление удали и героизма (Мякутин, 1890).

Русские источники отмечали, что жизнь и народные обычаи выделяли отдельные, безразличные в юридическом отношении деяния (с точки зрения юридических норм, принятых в метрополии), и делали из них проступки, преследуемые народным судом. Это были отказ в гостеприимстве и отрезание хвоста у лошади.

Если кто-либо отказывался предоставить свое жилье и пищу страннику, последний мог подать жалобу в суд биев и затем рассчитывать на успех. Как правило, суд биев в таких случаях налагал штраф на негостеприимного человека. Такой штраф - айып, уплачиваемый лошадью и халатом, у киргизов назывался "ат-чапан".

Отрезание хвоста у лошади заключало в себе элемент угрозы хозяину лошади. Такие случаи встречались, когда мужчину застигали врасплох в момент полового акта с посторонней ему девушкой (у девушки обрезалась коса). Угроза ассоциировалась со старинным обычаем киргизов обрезать хвост у лошади умершего человека. По истечении года после смерти хозяина лошади ее закалывали на поминках в качестве жертвенного животного. Ассоциативно обрезание хвоста у лошади живого человека расценивалось как угроза лишить жизни посредством насилия или симпатической магии. В таких случаях виновный должен был заплатить штраф в размере половины стоимости лошади. А если случалось так, что в течение года умирал хозяин лошади или кто-либо из его родни, то взыскивался полный кун с обрезавшего хвост. Следует также упомянуть о совершавшихся фактах прелюбодеяния лицами с единственной целью обзавестись потомством, если это было невозможно сделать со своей законной половиной. Такого рода проступки в традиционном обществе киргизов не считались преступлением.

Киргизы в тех случаях, когда преступление было заранее спланированным, умышленным, совершалось по злой воле и приводилось в исполнение с особой утонченностью, увеличивали взыскание или наказание.

Киргизские бии не назначали тройных или двойных наказаний за обычные преступления. Русские юристы, изучавшие киргизский суд, отмечали, что при вынесении наказания главным было то, чтобы пострадавшей стороне был возмещен нанесенный материальный ущерб, а мотивы преступного действия не рассматривались. Например, за убийство, сопровождавшееся истязанием, виновного приговаривали к смерти с причинением ему тех же истязаний, которые были им применены по отношению к жертве. А убийство, сопровождавшееся сокрытием трупа, влекло за собой увеличение куна, потому что это лишало родственников возможности устроить необходимые поминки. Такой кун назывался соок-кун ( Полевой материал по Таласу, Нарыну и Чуйской области, 1990-1993 гг.) Размеры куна увеличивались, если: преступление совершалось против знатного и почетного лица, против сироты, если преступление совершалось в аиле самого преступника, во время религиозного праздника рамадана.

Повторение преступления, то есть рецидив его, не усугублял самого наказания. Каждое преступление, будь то даже многократные случаи убийства, рассматривались порознь друг от друга.

Наказание смягчалось, если преступление было совершено неумышленно, малолетним лицом, пьяным человеком, мстителем; или если оно совершалось в горах, в лесу, то есть в местах, отдаленных от жилья.

Наказание для детей младше 13 лет было мягким, так же, как и для душевнобольных лиц.

Степени участия в преступлении киргизы не придавали особого значения. Все причастные к преступлению лица должны были уплачивать кун или же вся вина перекладывалась на главного виновника. Преступлением считалось только совершённое действие. Однако существовали и свои исключения, так, например, если в степи встречали заведомого вора, то у него можно было отобрать лошадь, как бы предупредив таким образом предполагаемое преступление.

Русские исследователи отмечали, что характерной чертой киргизского менталитета являлась такая ее черта, как родовая солидарность. Она проявлялась в том, в частности, что лица, совершившие преступные действия, могли спокойно проживать на своем месте, не опасаясь того, что его могут выдать, а беглые каторжники или ссыльные, вернувшиеся на свою родину, не боялись того, что на них могут донести русскому суду.

К числу фактов относили и то обстоятельство, что почти каждый вор находил в своей области влиятельного покровителя или защитника, более или менее заинтересованного в этой защите, потому что часть краденого поступала в его пользу. К числу таких преступлений, когда находились защитники и укрыватели, относились случаи угона скота, барымты.

Однако имели место также и доносы, которые делились на открытые и закрытые. Материальным вознаграждением за них могли служить обычаи народного права - получение вознаграждения -суюнчу (Полевой материал по Таласу, Нарыну и Чуйской области 1990-1993гг.)

Особое место занимала у киргизов присяга. По обычному праву бий должен был заканчивать рассмотрение любого дела принятием присяги одной из сторон, причем присягали не непосредственно заинтересованные лица, а кто-нибудь из близких им людей, по выбору противной стороны. Выбранный для присяги человек в свою очередь отбирал с противной стороны какое-либо лицо, кому он хотел присягать. Присяга бывала очистительной или подтвердительной. Избранный для принятия очистительной присяги призывал к себе обвиняемого с его родственниками, заставлял их резать черного барана, обходить вокруг себя и затем клясться, что обвиняемый невиновен. После сам присягатель отправлялся к потерпевшим и принимал присягу, обходя могилу какого-нибудь известного и почетного лица.

С установлением общеимперских порядков полномочия суда биев, как это уже упоминалось выше, претерпели существенные изменения: некоторые положения были изъяты, остальные - урезаны. Суд биев был дополнительным и существовал при русском суде как вспомогательный орган. Так, из киргизского народного суда были изъяты дела, касающиеся убийств (Кожоналиев, 1963).

Самыми тяжкими считались оскорбления, нанесенные родителям, в особенности сыном отцу. В древние времена нарушение семейных прав вызывало самое жестокое наказание: сожительство неженатого с незамужней влекло за собой рвание ноздрей, отрезание губ или ушей и т.д. Ко времени присоединения Киргизии к Российской империи за такого рода преступления суд биев приговаривал виновных к уплате штрафов и калымов. Так, за просватанную девицу или взыскивался калым в пользу жениха, отказывавшегося от изменившей ему невесты, или же требовалось уплатить штраф за изнасилование, который взыскивался с его родни в случае несостоятельности виновного.

При обнаружении любовной связи с непросватанной девушкой при равном экономическом положении обеих сторон и при согласии виновных девушку выдавали замуж за обольстителя. В случае, если виновник оказывался несостоятельным, а родители девушки богатыми, то виновный мужчина должен был выплатить штраф, а затем изгонялся из аила оскорбленной стороны. Виновный в изнасиловании чужой жены или в обольщении ее, как правило, не призывался прямо на суд биев. Последние приговаривали виновного к наказанию розгами и уплате штрафа за кражу.

В русские суды часто обращались женщины, преследуемые мужьями или родственниками за нарушение семейных и брачных отношений. Но поскольку русский суд принимал решения, часто шедшие вразрез с традиционными воззрениями киргизов и совершенно неприемлемые ими, они в результате приводили к нежелательным последствиям , доводившим в отдельных случаях до семейной вражды (грабежам, барымте и ложным обвинениям.)

Представители новой власти отмечали, что у киргизов существовало деление похищенного на дозволенное, непреследуемое и на недозволенное. К дозволенному похищению относилась прежде всего барымта, расцениваемая как самоуправное осуществление своего права (Ибраимов, 1878). Далее, взятие отцом вещей у сына, который был уже выделен, внуком у деда (жээнчилик) и родственником у родственника скота на уплату долга, прокорм своего семейства в тяжелой ситуации; взятие лошадей под жир или для преследования воров, если хозяин лошади отказался дать ее добровольно; сюда же относились и отнятие лошади у воров в степи и взятие добычи, пойманной беркутом. Во всех этих случаях присвоение чужого имущества не расценивалось обычаями народного права как преступление и не влекло за собой наказания, а лишь вменялось в обязанность возвратить отнятое, например, лошади хозяину, взятую под жир или для преследования воров, а также скота, взятого для прокорма семьи (Мякутин, 1910).

Одним из наиболее тяжких преступлений считалось разрушение аила. За такое деяние следовало строгое наказание: виновные обязывались возвратить всё разграбленное, возместить стоимость всего разрушенного, уплатить айыпы и куны за все нанесенные увечья, побои, раны и т. д. Сверх того у преступников отнимались все лошади, на которых те приехали разрушать аил.

За мошенничество и обман обязывали возместить убытки и уплатить 10% со стоимости иска в пользу биев (бийлик). Необходимо заметить, что десятипроцентный штраф взыскивался всегда как при решении гражданских, так и при решении уголовных дел, и поступал всецело в пользу биев. Бийлик уплачивался проигравшей стороной.

Конокрад обязывался уплатить, кроме украденного, еще и двойное количество лошадей, но ниже ценностью. Например, если было украдено 5 лошадей, то возвращать следовало 5 взрослых лошадей, 5 трехлеток и 5 двухлеток. По этическим нормам кража считалась тем позорнее, чем легче она совершалась. За такие виды краж полагался двойной штраф (Кожоналиев, 1963).

Итак, после присоединения Киргизии к Российской империи нормы традиционного права и суда киргизов постепенно вытеснялись из жизни, а вводились нормы общеимперского права и механизмы судопроизводства. Местный суд биев существовал для разрешения незначительных дел, а также для введения в курс происходивших событий суда более высокой инстанции - русского суда. Он также использовался для проведения в жизнь особо непопулярных решений в сфере экономической и социальной политики в Киргизии, куда входили передел земельной собственности, перераспределение пастбищных угодий, споры по различным вопросам, неизбежно возникавшим при оседании кочевых аулов и т. Традиционные институты власти постепенно теряли свою реальную силу при решении важных дел в жизни общины. Они постепенно вытеснялись в сферу сугубо бытовую, а бывшие правовые нормы сохранялись уже в форме обычаев и этических воззрений. Вместе с тем происходили значительные сдвиги во всех сторонах жизнедеятельности киргизского традиционного общества: в хозяйствовании, в социальной сфере и в менталитете народа.

4. Социальные категории традиционного общества

Традиционное общество киргизов основывалось на иерархии элей (Под термином "эль" здесь подразумевается этническое образование у киргизов до индустриального периода, которое объединяло людей согласно генеалогической идеологии в общую генетическую линию до 13-14 колена.) Малые по численности и по могуществу эли подчинялись большим и более сильным: пасли их скот, помогали в торговых операциях, прислуживали во время крупных торжеств. Главным образом, экономическое могущество элей основывалось на богатстве скотом.

Существовавшая субординация во взаимоотношениях между различными элями была неким гарантом мирного сосуществования и социального равновесия в обществе, выражала "правильность" течения жизни у кочевников и одобрялась общественным мнением.

На севере Киргизии - месте обитания элей правого крыла - имело распространение социальное понятие "манап" ( Абрамзон, 1990). Эли, которые причислялись к манапским в общекиргизской иерархии, занимали высшую ступень, обладая наиболее высоким статусом. Само понятие "манап" по легенде произошло от имени одного героя из эля сары-багыш. Этот человек отличался богатством и знатностью. После него всё потомство его нарекли манапами в знак их принадлежности к знати. Позже, став символом знатности и избранности, а также из-за принадлежности к манапскому роду титул "манап" распространился со временем среди других родственных с сары-багышами этнических групп.

Манапство объединяло знать, обладавшую прежде всего политическими привилегиями. Так, чтобы быть избранным главой нескольких элей, которому подчинялись бы все остальные члены общества от самого знатного и богатого и до последнего бесправного, необходимо было принадлежать к сословию манапов. Только эта титулованная знать имела голос при выборе кандидата на место всеобщего правителя - хана. Манапство по своей структуре не было однородным. Оно имело свои категории, определяющие общественный статус и имущественное положение человека. В их среде выделялись:

чон манап, ага манап - наследственный манап. Он имел огромное влияние в кочевом обществе, обладал большим богатством, ему подчинялись более мелкие манапы родного эля;

чынжырлуу манап - наследственный манап. Он насчитывал несколько поколений манапов в своем родословном древе, считался манапом, избранным среди прочих по праву крови. Его верховенствующее положение в кочевом обществе было неоспоримым;

чала манап - второстепенный манап. Он мог быть причислен к привилегированному сословию еще при жизни, его статус характеризовался подчиненным положением старшему манапу;

чолок манап - самый мелкий манап. Он имел узы родства со знатью, но из-за своего не очень стабильного имущественного положения не мог претендовать на несомненное лидерство в среде своего сословия;

букара манап - родственник более крупных манапов, но совершенно обедневший. По своему имущественному положению не выделялся от рядовых скотоводов. Среди них были разорившиеся и опустившиеся манапы, не имевшие авторитета в своей среде (Полевой материал по Чуйской долине, 1989).

Историк СИ. Ильясов считал, что манапство у киргизов возникло как прямое продолжение баатырства. Батыры возглавляли вооруженный народ во время войн и занимались грабежами в мирное время. И не случайно манапов могли называть батырами. Фактически ко времени присоединения Туркестана к России батыры уже не обладали самостоятельной политической властью, а находились в подчинении у крупных манапов. В XIX веке некоторые влиятельные киргизские манапы находились под контролем соседних государств. Так, самый влиятельный иссык-кульский манап Боромбай пользовался поддержкой китайских властей. По мнению профессора СИ. Ильясова, это свидетельствовало о том, что манапов можно было расценивать как должностных лиц. Некоторые северо-киргизские манапы опирались также на поддержку России и отходили от подчинения Коканду (Ильясов, 1963).

Социальным эквивалентом титулованной знати на юге Киргизии были категории датха, беков и в некоторой степени биев. В XIX веке все они занимали административные должности у кокандских правителей, и позже, с подчинением Киргизии Российской империи, - у царских властей.

В традиционном плане у киргизов все манапы, беки, датхи и бии являлись формально подчиненными элементами ханской ставки. Они обладали своим аппаратом управления и пользовались фактически неограниченной властью над своим народом. Сбор налогов в ханскую казну являлся их обязанностью. С населения они получали определенную долю в виде денег и натуральных продуктов.

Известный исследователь киргизского языка К.К. Юдахин дает такие переводы терминам: "бек" - феодальный властитель ниже хана; "эл беги" - наместник кокандского хана и т.д.; "бий" -судья, разбиравший тяжбы между киргизами по обычному праву, и властитель, правитель и т.д.( Юдахин, 1985).

Бий считается более древним по своему происхождению социальным элементом, чем манап. Соответственно понятие манапства как социального института в киргизском традиционном обществе имеет строго локальное значение, включая в себя среду северных киргизов.

На севере Киргизии также существовала категория биев, но она отличалась от манапства главным образом своими социальными функциями. Бий у северных киргизов пользовался статусом исполнителя функций полномочного судьи. Судебные обязанности были его основной прерогативой. Бии избирались народным голосованием на определенный срок, который мог быть продлен. Как правило, биями избирались умудренные жизненным опытом люди, пользовавшиеся непреклонным авторитетом в своей среде и хорошо знавшие обычное право и нормы шариата. В некоторых исключительных случаях бийское звание со всеми полномочиями переходило от отца к сыну или к его вдове (Полевой материал по Чуйской области 1987г., Джалал-Абадской области 1989г., по Нарыну 1993г.)

Другим привилегированным сословием в кочевом обществе были богатые люди без особых политических прав - баи. Категория баев также делилась между собой, и главным здесь выступал имущественный фактор:

чон бай - большой бай, или март бай - щедрый бай. Согласно традиции, чем богаче был человек, тем большей щедростью он должен был отличаться. В противном случае бай терял свой авторитет, и уважение к нему со стороны сородичей падало. А это означало, что в случае какой-либо нужды такой бай не мог рассчитывать на помощь родни. Чон бай, как правило, был связан с титулованной знатью или стремился породниться с ней;

саран бай - нелюдимый бай, скупой бай. Он жил и вел свое хозяйство в относительной изоляции;

жек-мерез бай - еще один прототип жившего в общественной изоляции бая;

уюткулуу бай, коромду бай - наследственный бай. Пользовался наиболее прочным положением в обществе. Его имущественное положение было твердым и гарантировало весомый авторитет в кочевой среде;

ордолу бай - бай, близкий к ставке правителя, был связан с титулованной знатью и имел политический вес в обществе.

Статус бая отличался от статуса манапа главным образом тем, что в случае своего разорения бай терял свое влияние, чего нельзя было сказать в отношении представителя манапского сословия. Имущественное положение манапа не отражалось на его политическом весе, и он не терял своих социальных преимуществ перед другими членами общества.

Бай стоял ближе всех к букаре - среднему слою населения.

Термин "букара" арабского происхождения. У древних тюрков, в том числе и у киргизов, простой люд называли кара-будун, эл или будун. К.К.Юдахин дал три значения термину "букара": подданный, простолюдин, пришлый (некоренной, нездешний, не этого рода человек.) (Юдахин, 1985). Букара была самой многочисленной частью кочевого общества. Ее составляли свободные общинники. Из этой среды выходили баи в случае благоприятных обстоятельств, и в нее же они возвращались, когда разорялись.

Букара, или свободные общинники, была костяком традиционного общества киргизов. Букара, как правило, имела средний достаток, позволявший сохранять независимость и свободу. Она тоже делилась в своей среде по имущественному признаку: на кедеев - бедняков, опустившихся и разорившихся людей, на бечара -совершенно обездоленных. Эти последние поставляли богатым людям прислугу - малаев. Они же и шли в вольнонаемные рабочие (Усенбаев, 1961).

Среди населения выделялись аксакалы как люди, пользующиеся абсолютным почетом и уважением. Они были самыми старшими по возрасту в своей общине. Как правило, хорошо знали обычаи и регулировали различные стороны жизни в общине. К ним обращались за советом, их поддержки искали знатные люди. Совет аксакалов являлся советом старейшин рода. На их собрании выносились самые различные вердикты, носившие силу негласного закона для членов рода.

Следует особо отметить, что термин "аксакал" в значении патриарха и старейшины рода встречается в письменных источниках тюркского, иранского, бухарского, хивинского происхождения (Молдобаев, 1983)..

Политически бесправным сословием в традиционном обществе выступали рабы - кулы. В основном у киргизов было распространено долговое и военное рабство.

Не обладали политическими правами также чужеземцы, ассоциировавшиеся в общину. Их называли кирме.

Генеалогическое предание киргизов хранит ряд историй, связанных с возникновением целых ответвлений самостоятельных уруков в составе одного эля, берущих начало от раба или кирме.

Поначалу кирме и рабы, как правило, не имели уз родства с родом, в который они попадали. Этот фактор ставил их в политически бесправное положение. С течением времени такие родственные связи возникали. С этого момента статус бесправных членов общества изменялся в лучшую сторону.

Если рабы и кирме стояли на самой нижней ступени в общественной иерархии, то самую высшую ступень ее занимал общенародный правитель - хан, который являлся верховным военным правителем. Он избирался из среды титулованной знати. Генезис ханской власти у тюркских народов, в том числе и у киргизов, до конца еще не определен. Киргизы в XIX веке не имели общего для всех киргизов севера и юга единого верховного правителя. На севере правили ханы, а на юге - датхи, находившиеся в подчинении Коканда.

В целом картина жизни традиционного киргизского общества, с точки зрения изучения его социальных категорий, их взаимных прав и обязанностей, политических институтов и пр., ждет своего дальнейшего исследования, что напрямую связано с необходимостью развития потестарной (политической) этнографии о кочевых народах Центральной Азии.

кочевание киргизский юридический землепользование

Список использованных источников и литературы

1. Абрамзон СМ. Манапство и религия// СЭ, 1932.-№2.-С.82-97.

2. Абрамзон СМ. Современное манапство в Киргизии//СЭ, 1931.-№№ 3- 4.-С 43-59.

3. Абрамзон СМ. К вопросу о патриархальной семье у кочевников Средней Азии. //Ин-т Этнографии АН СССР. Краткие сообщения. XXVIII.-М., 1958.

4. Абрамзон СМ. Этнический состав киргизского населения Северной Киргизии/ЯКАЭЭ.-М., 1960.-Т.ІУ.-С.З-137.

5. Абрамзон СМ. Формы родо-племенной организации у кочевников Средней Азии//Родовое общество. Этнографические материалы и исследования.-М.: Изд-во АН СССР, 1951.-С.132-156.

6. Абрамзон СМ. Некоторые вопросы социального строя кочевых обществ// СЭ.-1970.-№6.-С61 -72.

7. Абрамзон СМ. К.И. Антипина, Г.П. Васильева, Е.И. Махова, Д. Сулайманов. Быт колхозников киргизских селений Дархан и Чичкан.-М.: Изд-во АН СССР, 1958.

8. Абрамзон СМ. Киргизы и их этногенетические и историко-культурные связи.- Фрунзе: Изд-во "Кыргызстан", 1990.

9. Абрамзон СМ. Этнический состав киргизского населения Северной Киргизии.- М., 1960.

10. Абуль-Гази Родословное древо тюрков. Пер. и предисл. Г.С. Саблукова.- Казань, 1906.

11. Абышкаев А. Каратегинские киргизы ХУ111- начала XX вв. (историко-этнографический очерк)// Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук.-Фрунзе, 1965.-С.3-22.Айтбаев М.Т. Историко-культурные связи киргизского и русского народов. (По материалам Иссык-Кульской области Киргизской ССР.). - Фрунзе, 1957.

12. Айтбаев М.Т. Социально-экономические отношения в киргизском аиле в XIX и начале XX века.-Фрунзе, 1962.

13. Айтбаев М.Т. Народные знания киргизов в к.XIX- н.ХХ вв.- Т.1.-Вып. 1.- Изд-во АН Кирг.ССР. Сер. общ. наук.- Фрунзе, 1959.

14. Айтмамбетов Д. Культура киргизского народа во 2 пол. XIX-н.ХХ вв.- Фрунзе: Илим, 1967.

15. Айтмамбетов Д.А. О некоторых особенностях перехода народов Средней Азии к социализму.-Фрунзе, 1959.

16. Акмолдоева Б.Б. Коневодство в системе традиционного хозяйства киргизов(конец ХІХ-начало ХХвв.)//Автореферат на соискание ученой степени канд. ист. наук.-М., 1983.

17. Алгебра родства/РАН. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). Родство. Системы родства. Системы терминов родства.-СПб, 1999.-Вып. 3.-285с.

18. Алгебра родства/РАН. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). Родство. Системы родства. Системы терминов родства.-СПб, 1998.-Вып.4.-284с.

19. Алгебра родства/РАН. Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера). Родство. Системы родства. Системы терминов родства.-СПб, 2000.-Вып.5.-285с.

20. Александров Н.Н. Земледелие в Сырдарьинской области.-Ташкент, 1916-1918.

21. Алпацкий П.К. К истории оседания кочевых и полукочевых хозяйств Киргизии.- Фрунзе, 1959.

22. Аминов A.M. и Бабаходжаев А.Х. Экономические и политические последствия присоединения Средней Азии к России.- Ташкент: Узбекистан, 1966.

23. Андреев И.Г. Описание Средней орды Киргис-Каисаков, с касающимися до сего народа, також и прилежащих к Российской границе, по части Колыванской и Тобольской губерний, крепостей дополнениями // НЕС.-1795-1796.-4.110-118.

24. Антипина К.И. Народное искусство киргизов/ Альбом.-Фрунзе, 1971.-Вып. 1-М.

25. Антипина К.И. Материальная культура южных киргизов.-Фрунзе, 1972.

26. Аристов Н.А. Опыт выяснения этнического состава киргиз-казаков Большой Орды и кара-киргизов на основании родословных сказаний и сведений о существующих родовых делениях и родовых тамгах, а также исторических данных и начинающихся антропологических исследованиях.- Вып. 3 и 4.- ЖС, 1894.

27. Арский И.В. Вопросы о формировании национальностей в Западной Европе. // УЗ ЛГУ, сер. ист.- Вып. 12.- Л., 1941.

28. Бабаджанов М.С. Заметки киргиза о житии-бытии и участи его родичей.//Санкт-Петербургские Ведомости.-№136, 1861.

29. Байбосунов А. Донаучные представления киргизов о природе.-Фрунзе: Мектеп, 1990.

30. Байбулатов Б.Б. Социально-экономический строй Киргизии до Великой Октябрьской социалистической революции.- Фрунзе: Киргизиздат., 1958.

31. Бардашев Г. Заметки о дикокаменных киргизах.// Материалы для статистики Туркестанского края. Ежегодник.- Вып.З.- СПб, 1874.

32. Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана.- Л., 1924.

33. Бартольд В.В. Киргизы. (Исторический очерк).- Фрунзе: Киргизгосиздат., 1943.

34. Бартольд В.В. Очерки истории Семиречья.- Фрунзе, 1943.

35. Басилов В.Н. Шаманство у народов Средней Азии и Казахстана.-М.: Наука, 1992.

36. Басилов В.Н. Культ святых в исламе.-М.: Мысль, 1970.-142с.

37. Басилов В.Н. Древние обряды, верования и культы народов Средней Азии: Сб. ст.-С, 1986.

38. Басилов В.Н. Избранники духов.-М.: Политиздат, 1984.-208с.

39. Баскаков Н.А. Этнолингвистическая классификация диалектных систем современных тюркских языков.- М., 1964.

40. Батраков В. Особенности феодализма у кочевых народов // Научная сессия АН Уз. ССР. 9-14 июля 1974 г. - Ташкент: Изд-во АН УзССР, 1947.-С .437.

41. Батраков B.C. Хозяйственные связи кочевых народов с Россией в Средней Азией и Китаем с 15 до пол. 18 вв.- Ташкент, 1958.

42. Баялиева Т.Д. Доисламские верования и их пережитки у киргизов.-Фрунзе: Илим, 1972.

43. Баялиева Т.Д. Религиозные пережитки у киргизов и их преодоление.-Фрунзе: Илим, 1981.

44. Безвуглый Л.Ф. Отчет по произведенному в 1914 г. обследованию животноводства в Пишпекском уезде Семиреченской области.-Петроград, 1916.

45. Белоусов В.Я. К вопросу о социалистическом расселении в Киргизской АССР.-М.-Л., 1935.

46. Бернштам А.Н. К вопросу о происхождении киргизского народа. // Советская этнография.- № 2, 1955.

47. Бернштам А.Н. Проблема распада родовых отношений у кочевников Азии//СЭ.-1934.-№6.-С.86-115.

48. Бернштам А.Н. Социально-экономический строй орхоно-енисейских турок У1-У111 веков. Восточно-тюркский каганат и кыргызы.-М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1946.-С.207.

49. Бернштам А.Н. Древнейшие тюркские элементы в этногенезе Средней Азии // СЭ. Сборник статей.-Вып.У 1-У 11 .-М.-Л.:Изд-во АН СССР, 1947.-С. 148-158.

50. Бернштам А.Н. Архитектурные памятники Киргизии.-М.-Л., 1950.

Размещено на Allbest.ru