Традиционное общество и кочевая община северных киргизов во второй половине XIX века

В августе начинался сбор казенных и мирских податей в среднем по 8-10 рублей с кибитки. При этом учитывалась их самостоятельность, причем богатые дома должны были платить по 40-50 рублей, а бедняки по 1-2 рубля. Совершенно неимущие обычно освобождались от взносов. За них все подати выплачивала община или богатые родственники (Там же, 1915:31).

Право на новую пашню и на обращаемую под посев залежь имели все члены общины при обязательном условии участия их в ирригационных работах: проведении арыка и его расчистке. Как при открытии новых пашен, так и по возвращении на залежь, производился передел земли. В преобладающем большинстве общин, благодаря малоземелью, число земельных долей определялось по числу работников на арык. Отдельные хозяева могли выставлять одного-двух наемных работников на ирригационные работы и получать за это 1-2 доли земли. Но такое распределение обязывало членов общины в случае возникновения работ по очистке и восстановлению арыка вновь выставить столько работников, сколько хозяйство получило долей земли.

При весеннем дележе земли, перед посевными работами, все заинтересованные в ирригации лица, имевшие право на землю, разбивались на две или несколько групп. Между ними бросался жребий на право владения отдельными участками пашни. Жеребьевку использовали и внутри отдельных групп. Размеры пашни определялись на глаз, в зависимости от качества почвы, от наличия солончаков и кустарников. Формы участков, как сообщают документы, были разнообразными, так же, как и их размеры. Никаких условных границ, определявших землепользование различных общин, не было. Граница проходила по протокам воды. Территория, находившаяся за пределами пашни, считалась общей до тех пор, пока ее не разделял проложенный арык. Отлучившиеся из общины люди по возвращении сохраняли свои права на получение территории в пределах своего арыка при обязательном условии их участия в общественных работах. Чужаков наделяли землей на общих правах и при непременном участии в общественных работах. Однако их статус в общине был зыбким. Над ними висела угроза изгнания из-за любой провинности.

В случае смерти главы семейства права на его участок переходили к его вдове или старшему сыну. Но если такая семья не могла принять участия в ирригационных работах, то она автоматически лишалась земли.

Количество воды также служило важным регулятором при определении размеров земли, отводимой под пахоту, в отношениях между соседствующими общинами (Там же, 1915).

Таким образом, старая киргизская кочевая община вынуждена была адаптироваться к новым социально-экономическим условиям. Но по-прежнему ее социальным костяком оставалась группа родственников или большая семья. Все традиционные формы хозяйственного сотрудничества, взаимопомощь и тесные родственные связи внутри общины были сохранены. Трансформировавшаяся "осевшая" община при своем формировании унаследовала от кочевой структуру старых родовых связей: дискриминацию прав чужаков-неродственников и отсутствие юридически закрепленного постоянного права на наследование землей.

С начала присоединения Киргизии в состав России начались логически неизбежные изменения в социальной структуре традиционного киргизского общества. Так, отмирали некоторые старые формы общественного регулирования. Менялся порядок самого бытия. Кочевая община стала трансформироваться, приобретая постепенно черты оседлой сельской общины. В такой форме она перешла и в новую советскую эпоху.

После установления советского строя обобществление собственности на основные виды производства, создание коллективных хозяйств и продолжение процесса оседания скотоводов-кочевников, начатое в царское время, привели к дальнейшему видоизменению традиционной структуры киргизского кочевого общества и ее важного элемента - общины.

Советы видели прогрессивную роль в коллективизации хозяйства и в оседании кочевников, считая оседлый образ жизни более высокой ступенью общественного развития, чем кочевничество и подвижное скотоводство. Так, оседание кочевников провозглашалось одной из приоритетных задач советской власти. Была создана специальная комиссия ВЦИК по вопросам оседания кочевого и полукочевого населения (ГАРФ, ф.6985, оп.1, дело 57).

Согласно ее директивам, на места отправлялись уполномоченные представители, ответственные за проведение политики оседания киргизского кочевого населения и их дальнейшего объединения в коллективные хозяйства.

Политика, направленная на максимальное ускорение процесса оседания скотоводов и создания колхозов, наталкивалась на ряд серьезнейших проблем. В частности, не хватало специалистов -землемеров, землеустроителей, агрономов, ирригаторов, строителей и др. На местах возникали реальные проблемы с нехваткой площадей для выпаса скота возле создаваемых оседлых аилов. Стационарные жилища строились без учета водных ресурсов местности, где предполагалось оседание, без продуманных планов, дома возводились на большом расстоянии друг от друга.

Проявляемые при этом формальность и спешность приводили к тому, что власти полуоседлыми считали те хозяйства, которые не имели загородок для скота и жилища, неприспособленные для холодов. Практически люди вынуждены были оседать, селясь в домах, не имевших отопления в период наступления холодов. При этом власти не проводили работ, которые требовались для изменения их быта: не строились помещения для стойлового содержания скота, в новых поселениях не создавались агрономические участки, медицинские пункты, службы быта и др.

Для проведения политики оседания создавались кочевые сельские советы. В таких тяжелейших условиях оседания люди умирали от голода и различных инфекционных заболеваний, вызываемых условиями скученности.

Территории аилов делились на ряд земельных наделов. В документах того периода отмечалось, что в состав населения ряда земельных обществ входили несколько групп, относящихся к разным аильным советам, сохранявшим свои родовые связи. Здесь надо особо отметить, что советская власть с самого начала ставила своей первоочередной задачей разрушение традиционных родовых связей киргизов. При формировании коллективных хозяйств главное внимание обращалось на хозяйственно-экономическую

целесообразность в отношении водообеспечения и уравновешенности землепользования, невзирая на устоявшиеся межобщинные связи.

В докладах комиссии от 1923 года отмечалось, что при проведении районирования административных центров - сельских советов - особое внимание было обращено на экономическое положение населения, дабы тем создать приближение к массам, не считаясь при этом с разрушением родовых отношений (ГАРФ, ф.6985, оп.1, дело 57).

Так, например, на 1934 год по Таласскому району всего было организовано 19 сельских советов. Оседлое население составляло 3514 человек и подлежало оседанию еще 2197 человек. Темпы оседания были быстрыми (ГАРФ, ф.6985, оп.1, дело 57).

Дело было поставлено так, что в некоторых случаях коллективные хозяйства могли состоять всего лишь из двух построенных домов, а остальные были традиционные юрты. Колхозы могли иметь хорошие зимние и осенние выпасы, но не иметь своих летних пастбищ. В результате этого летом скот выпасался на территории других административных районов или даже соседних республик. Чаще всего проблемы с выпасами связывались с нехваткой воды; самыми тяжелыми месяцами были июль и август. Колхозы, как это отмечалось в записках комиссии, кочевали "родами - аилами, так как этого требовал уход за скотом". Существовали "традиционные установки кочевать определенной группе в определенном месте". Например, "род кушчу, ветка кан-кельды, разветвления сары-са, сасык-пай, шара-нот, кытай, баркай, бокара, кок-ушу - в Аральском сельском совете колхоза "Тегерек" (ГАРФ, ф.6985, оп.1, дело 57).

Из вышесказанного следует, что не только традиционные структуры киргизского кочевого общества вынуждены были приспосабливаться к новой власти, но в свою очередь и сама советская система не могла полностью изменить их и вынуждена была адаптироваться к ним. Это происходило в основном при решении практических хозяйственно-экономических вопросов, где традиции старой кочевой общины были наиболее сильны.

Например, хозяйственная ориентация новых киргизских колхозов в Таласской зоне была следующей: население в основном занималось скотоводством: в верхней климатической зоне - коневодством, в средней - овцеводством, а также разведением крупного рогатого скота, в нижней зоне - скотоводством и хлебопашеством.

Здесь в 1929 г. в результате коллективизации поголовье скота резко уменьшилось. В 1930 г. было 250 тыс. баранов, в 1934 г. - уже только 6 тыс. баранов. В 1930 г. - 40 тыс. лошадей, в 1934 г. - около 6 тыс. лошадей (ГАРФ, ф.6985, оп.1, дело 57). Изменилось хозяйственное направление: оно стало животноводческим и зерновым. С 1933 г., как сообщают источники, население региона стало испытывать жесточайший голод. У сельских жителей особые продовольственные отряды отбирали не только излишки, как это декларировалось официально, но и последние продукты питания для продовольственного обеспечения голодного населения городов. Так, в итоге тяжелых лет в том же Таласском районе население очень сильно сократилось: из восьми тысяч хозяйств осталось шесть тысяч.

Такие условия жизни заставляли людей отказываться от оседания. Чтобы прокормить себя и свои семьи, осевшие киргизы вновь возвращались к кочевому образу жизни. В борьбе с этим явлением власти стали отбирать у людей всю шерсть, тем самым лишая их материалов для производства войлочных покрытий для юрты. Но в то же время у тех же властей не хватало ни денег, ни строительного материала для постройки домов . Отсутствовали дороги и нормальная связь между населенными пунктами.

Для сравнения с периодом начала коллективизации в Киргизии, ниже приводятся примеры новых методов землепользования в различных районах Киргизии уже в постсоветский период, 70 лет спустя, по данным полевого материала, собранного автором летом 1995 г. во время празднования 1000-летнего юбилея эпоса "Манас" в Таласе. Интересующую информацию дали руководители различных сельских хозяйств, представлявшие разные регионы республики (Полевой материал, 1995).

Так, в Ошской области, в Ляйлякском районе, на базе бывшего колхоза был организован кооператив "Коминтерн". Основной проблемой этого хозяйства было отсутствие богарных земель. В советское время на каждого человека приходилось по 3 сотки винограда и по 10 соток пашни. Из-за перенаселенности в среднем каждая семья владела 1 га земли. Водная проблема заставила людей вновь объединиться после разрушения коллективного хозяйства, теперь уже в кооператив. Самостоятельно хозяйство вели 6 семей. Всего же в кооперативе насчитывалось 4.5 тыс. человек. После распределения колхозной собственности в среднем одной семье досталось по 20 голов мелкого рогатого скота и по 5 голов крупного рогатого скота. Национальный состав кооператива "Коминтерн" был изначально интернационален: 25% составляли узбеки, 8% - таджики, остальные 67% - киргизы. Общение происходило на таджикском, узбекском и киргизском языках. Среди населения не наблюдалось особого имущественного деления. Каждый член кооператива получал за свой труд за год по 145 кг зерновых продуктов. Хозяйство у жителей кооператива было в основном натуральное. На рынке покупались промышленные товары. Между различными хозяйствами района в силу дефицита денег практиковался бартерный обмен. Основными продуктами производства служили картофель, выращиваемый в верхних аридных зонах района, и зерновые продукты, выращиваемые в долине.

На севере Киргизии, в сельскохозяйственном объединении "Он арча", в 1994 г. произвели раздел земли. Каждому члену объединения досталось по 29 соток поливных и по 14 соток богарных земель. Всего же в "Он арче" проживало 1500 человек, что составляло 320 домов. На одну семью досталось по одной лошади, и по 7-8 голов мелкого рогатого скота на одну душу. В государственном фонде (государственные земли) оставалось 25% всех земель, включая посевные площади и пастбища. Летние пастбища - джайлоо - остались не поделенными, техника в хозяйстве также осталась в общей собственности. Однако это было еще не окончательным решением вопроса, как сообщил глава аильного совета Бекжан Канатов. В то время предполагалось, что каждая группа получит по одному трактору. В одну хозяйственную группу входило 6-7 семей. Надо сказать, что в "Он арча" всё население делилось на 7 родовых групп. Это были представители родов кумуш, карбооз, текеш, чон-ой, токтор, курама. Все они входили в большой уруу тыным сейит. И эти группы возникли или, вернее будет сказать, вновь традиционно соединились, согласно дележу и межеванию земли. Пахотные участки были поделены между вышеназванными группами (Здесь напрашивается прямая аналогия с вышеуказанным принципом деления земельных участков в Таласской области и в Чуйской долине в 1915г.-авт.).

Распределение земли происходило следующим образом: в "Он арча" сначала всю земельную собственность отдали в распоряжение всего уруу тыным сейит. А затем уже отдельные участки были поделены между семью родовыми группами пообщинно. Так, группа карбооз получила в свое распоряжение 60 га пахотных земель. Совет старейшин (аксакалов) уполномочен был решать вопрос, где, кому и сколько земли отводить под пахоту.

В среднем в данном кооперативе каждая семья стала владельцем 25 голов мелкого рогатого скота. Максимальную цифру составили 100 голов, минимальную - 15 голов скота. Кроме того, во владении у каждой семьи находились по две коровы и три лошади.

В этом хозяйстве четко обозначилось имущественное деление.

Главной проблемой здесь оставались продолжающееся ухудшение качества земли и нехватка топлива для техники. Тем не менее люди не собирались объединяться вновь.

В другой части Ошской области, в Чон-Алайском районе, расположенном в высокогорном Алае, есть селение Дароот-Коргон. В этом районе население составляло 20 тыс. человек. Сюда традиционно входили представители таких крупных объединений, как тейит (8 тыс. человек), кыпчак (5 тыс. человек), найман (5 тыс. человек) и кыдырма (2 тыс. человек).

После раздачи общей собственности бывших советских колхозов и совхозов на одну душу населения приходилось по 35 соток поливных земель. Богарные земли отдавались в аренду по цене примерно 12 долларов США за один гектар. Летние пастбища - джайлоо - также были поделены с учетом количества голов скота. В среднем каждая семья стала владеть 2 лошадьми, 4 коровами и 50 баранами. Нехватки летних пастбищных угодий в этом районе не наблюдалось. Максимальное количество скота в отаре составляло 150 голов мелкого рогатого скота, а минимальное - 30 голов.

Главные проблемы в хозяйстве - это плохие дороги, дефицит горючего для машин и отдаленность от рынков. Чтобы добраться до рыночных центров, люди вынуждены были отдавать до 30% от стоимости одного барана. Средний баран на рынке стоил примерно 20 долларов США.

Другой большой проблемой района оставался дефицит воды. В связи с чем началось строительство канала, по окончании которого район мог бы рассчитывать на получение из государственных фондов 8 тыс. га поливных земель, что имело огромное значение для его экономики, поскольку около половины земель были низкоурожайны. Поэтому тамошняя земля отводилась в основном под посевы овса и люцерны. Покос совершался раз в год. Основной культурой являлся картофель.

Подытоживая вышеприведенный материал, можно сказать, что разрушение социалистического уклада жизни привело к некоторому оживлению старых киргизских общинных структур, среди которых особо необходимо подчеркнуть родо-общинное деление народа. Такая социальная дифференциация произошла прежде всего из-за распределения и раздачи фонда госсобственности, и вызвала к жизни регенерацию родовых связей в сельской местности Киргизии, выступая отчасти как альтернатива разрушенному советскому порядку.

Итак, согласно источникам досоветского и советского периодов, в XIX веке со времени включения Киргизии в состав Российской империи стали стремительно меняться формы собственности на землевладение. Начали продаваться участки с зимними постройками, ранее делимые пашни закреплялись в постоянное пользование. Последними были поделены залежные земли. Неуклонно нараставшая земельная теснота, повлекшая за собой вынужденное сокращение территорий кочевий, заставляла киргизов оседать и тем самым менять свой хозяйственный профиль, переходя к земледелию. Результатами оседания в дореволюционный период явились обнищание аила, потеря пастбищ и, как следствие этого, уменьшение поголовья скота.

Советская власть продолжила политику оседания кочевого населения, которая сопровождалась проведением ряда важных земельно-водных реформ и созданием коллективных хозяйств с обобществленной собственностью. Этот процесс в социальной сфере сопровождался разрушением старых родовых связей. Уже в постсоветскую эпоху с началом капитализации общества и уничтожения советских форм и методов хозяйствования, родовые связи общины, бытовавшие всегда, но потерявшие свою актуальность, стали вновь функционировать уже в новых исторических условиях.

3. Юридический быт и обычное право

С утверждением власти Российской империи в Туркестане, началась интенсивная работа по сбору эмпирического материала, касающегося нормативно-правовой стороны жизни коренных народов. Существовавшие формы собственности на землю и на скот, функционировавшие в обществе нормы общесемейной и индивидуальной собственности и др. не могли оставаться вне поля зрения новых властей. Сюда вошло также и изучение юридического быта, норм обычного права киргизов, их народного суда.

После вхождения Киргизии в состав Российской империи были приняты Временное положение об управлении Семиреченской и Сыр-Дарьинской областями в 1867 году и Положение об управлении Туркестанским краем в 1886 году (Кожоналиев, 1963). Согласно им, киргизское население вошло в ряд волостей и уездов Семиреченской, Сыр-Дарьинской, Ферганской и Самаркандской областей Туркестанского края. Территория Киргизии была поделена по территориально-административному признаку, не признававшему старые деления киргизов по этническим группам. Также были введены должности биев, аильных старшин и организованы волостные управления.

Царские власти целенаправленно изменяли судопроизводство и судоустройство на присоединенных землях в сторону их унификации согласно общеимперским законам.

Так, например, до вхождения Киргизии в состав империи, традиционному суду биев были подсудны всякого рода уголовные и гражданские дела. Все уголовные и гражданские дела в основном рассматривались судом первой инстанции, состоявшим из одного или нескольких биев, в котором могли участвовать влиятельные люди из рода.

С 1867 года в Киргизии были образованы комиссии, судебно-административные органы, которые занимались политическими делами. Были созданы суды, действовавшие на основании общих законов империи. Последние делились на судебные отделы, областные правления и уездные суды, которые разбирали гражданские дела по общим законам империи. В то же время новые власти сочли разумным оставить правовое поле и за традиционным киргизским судом биев, разбиравшим дела на основе традиционного права - адата (Он же, 1963). Народные суды, согласно Проекту положения 1867 года, делились на аильные суды, волостные съезды и чрезвычайные съезды биев. Кроме них, существовали суд посредников и третейский суд. Надо заметить, что все дела решались согласно установленному имущественному цензу. Так, аильные суды биев решали дела в пределах ста рублей (пять лошадей или пятьдесят баранов), волостные съезды биев - до тысяча рублей (пятьдесят лошадей или пятьсот баранов).

Царские власти ввели принципиальное новшество в работу киргизских судов, а именно все судопроизводство от начала следствия до принятия решения и наказания по делу стало оформляться в письменном виде. Судьи - бии всех рангов - стали избираться и утверждаться русскими властями.

По мере закрепления царской администрации в Туркестане все больше проявлялась тенденция ограничения функций и сферы деятельности киргизского традиционного права, которое вынуждено было уходить в область этики и обычаев. Ограничивалась дееспособность самого суда биев. Так, с 1 октября 1893 года решения единоличных судей были ограничены суммой до тридцати рублей и возможностью содержания под арестом до семи дней ( Вскоре на основании Положения 1891 года вся правовая сторона рассматриваемых дел решалась русским судом по общеимперским законам, а за киргизским судом оставалась материальная сторона дела, разбираемая на основе обычного права. Уездные и областные административные начальники являлись вышестоящей инстанцией для киргизских судебных учреждений.(Он же, 1963).

Все дела, связанные с русскими переселенцами или направленные против них, а также всяческие противодействия христианской религии находились в введении русского суда.

Что же касается традиционного суда, то, как сообщают источники , народный суд у киргизов - гласный и апелляционный - происходил при стечении большого числа народа. Когда присутствующим казались несправедливыми ход разбирательства дела или принятое решение, то публика активно вмешивалась. Заочные решения происходили редко и в присутствии выборных присяжных. Ими были люди, пользующиеся особым уважением, к ним в случае неудовлетворенности судом бия могли обратиться тяжущиеся стороны. Такими лицами могли быть старший в аиле сородич, бай, манап ( Гродеков, 1889)

Приглашалась и третья сторона - посредник для решения вопросов апелляции. За такую общественную нагрузку принято было платить долю скотом или деньгами - атмай и кутмай.

У каждой тяжущейся стороны были свои защитники - выборные от родного уруу или аила. В их обязанности входило разъяснение бию и народному собранию сути происшедшего инцидента. Тем, кто безвинно пострадал от суда биев, общество собирало определенные средства, прося тем самым "забыть обиду" и положить конец вражде.

Обычно практиковалось предложение бия в качестве окончательного примирения сторон установить брачные узы и тем самым породниться.

Существовал большой круг вопросов, возникавших в повседневной жизни кочевника, который не доводился до суда биев, а в основе разрешения руководствовался установленными традициями и нормами обычного права. (Это были своеобразные мононормы, не разграниченные областью собственно юриспруденции от общих норм морали и этики). Знаниями положений существовавших мононорм, как правило, владели все взрослые члены общества, и дело до судебных разбирательств не доходило.

На практике при возникновении спора между двумя лицами исход дела решался в пользу того, кто занимал более высокое положение в обществе. Если один из спорящих был аксакалом, а другой - бием, например, то выигрыш в деле отдавался первому. В случае же спора бия и простого кочевника решение чаще всего принималось в пользу первого. Если же спорящие были равны между собой, то преимущество отдавалось старшему.

В кругу близких родственников существовало некоторое коллективное владение имуществом. Поэтому воровство в семейном кругу не считалось таковым, а лишь "тайным отнятием". Если богатый родственник не желал по каким-то причинам делиться со своими бедными сородичами, то последние, согласно утверждениям Н. И. Гродекова, имели полное моральное право украсть ту или иную вещь у "скаредного"(Он же, 1889). У киргизов имелся обычай делать сборы с народа в пользу влиятельного лица или бедняков. Такие сборы осуществлялись аксакалом. Влиятельное лицо могло рассчитывать на материальную и моральную поддержку со стороны родственников. Так, бытовал обычай отдавать поочередно всё молоко или масло данного аила то в одну, то в другую юрту. Это делалось с добровольного согласия общинников для поддержания тех, у кого не было своего скота или его было мало.

В качестве сравнения показательна в этом плане также организация общественной жизни среди афганских киргизов (Shahrani, 1979). Так, киргизы, обитавшие в горах Афганистана, практиковали отдачу животных своим детям на случай их дня рождения, в день обрезания и в качестве подарка в дни первого визита молодоженов в дома своих родственников или друзей. Даруемые животные являлись отныне собственностью ребенка, даже если они оставались в руках главы дома до достижения совершеннолетия малыша или же до тех пор, пока человек не решал уехать в другое место. В любом случае молодая чета могла рассчитывать на подарок в период сватовства и после него. После свадьбы жених обычно получал часть своего скота из общей собственности. Это отделение было закреплено в исламском обычае прав наследования, согласно которым сын не мог требовать части семейной собственности в виде скота до тех пор, пока был жив отец. Хотя он мог просить свою долю из семейного имущества, кроме скота. Невеста формально считалась принятой в дом своего жениха с того дня, когда ее приглашали к себе близкие родственники со стороны мужа. Она должна была привести с собой по крайней мере одного или двух животных. Пополнению хозяйства способствовал обычай, согласно которому невеста покидала дом жениха после года проживания. Прожив месяц в отчем доме, она должна была вернуться уже в свой новый дом с некоторым количеством скота. Это было своего рода признание за ней отцовского наследства, что являлось как бы повторением того же случая с сыном, когда он наследовал часть имущества после женитьбы. Афганские киргизы настаивали на выполнении исламского права женщины на определенную долю имущества, но многие не требовали ее у родственников.

Для членов нового дома, не сумевших создать свое имущественное положение вышеназванными способами, были еще другие способы создания материального благополучия. Один их них - это когда мужчина шел в наем пастухом, чтобы за свою работу получать плату скотом и таким образом приумножить собственное стадо. Еще один способ - попросить богатого скотовладельца дать скот на время доения - саан. Если не удавалось ничего, то молодожены оставались в доме жениха до тех пор, пока не женился младший брат. Вновь сформированная семейная пара должна была отделиться от главного очага.

Большесемейные хозяйства развивались за счет привлечения наемной силы. Женатый сын или родственник могли оставаться в семье. В большесемейном доме стада делились и паслись на различных участках, но при этом сохранялась общеэкономическая база.

Неполные семьи такие, как семья вдовца или вдовы с малыми детьми, сыновьями и незамужними дочерьми, могли взять в дом зятя (куч-куйоо). Согласно этому, мужчина принимался в дом для выполнения работ сроком на семь лет. После этого он и его невеста решали, как поступать дальше - оставаться или уйти, чтобы создать свой собственный очаг.

В некоторых случаях хозяйство нуждалось в дополнительной рабочей силе. В таком случае зять мог быть принят в семью, особенно, если в доме не было собственного сына. Усыновление или удочерение детей, особенно сирот одного из родственников, - это случаи, часто встречавшиеся у киргизов. Другим способом увеличить численность семьи и хозяйства было многоженство. Принятием овдовевших родственников и их детей в большую семью выполнялся не только родственный долг, но и также хозяйство обеспечивалось дополнительной рабочей силой.

Киргизы, как и другие тюркоязычные кочевники Центральной Азии, имели древнюю традицию расплаты за убийство - "кун", ее уплачивали всей общиной, все родственники сообща.

Политические споры между крупными этническими группировками решались судом верховного правителя - хана или влиятельными биями. Например, споры между казахами и киргизами в долине Таласа в XIX веке разрешал известный киргизский бий Чыныке. При принятии решения по вопросам объявления войны и мира требовалось одобрение всего народа. Перед решением наиболее важных вопросов обычно исполнялся особый ритуал: посещение могилы предков, закалывание жертвенного животного, чтение молитв из Корана.

Традиционная судебно-административная структура в киргизском обществе в период присоединения Киргизии к России, по сообщениям Исраила Аманова (1908 г.р. из с. Ийри-Суу Жаильского района Чуйской области), представляла собой следующую картину:

Во главе ее стоял хан как верховный судья. Рангом ниже располагался датха - правитель одной области. Далее шел бек, в правлении которого находились 2-3 района. Еще ниже располагался общеаильный совет, состоявший из наиболее авторитетных людей. Он назывался болуш. Один болуш решал проблемы примерно 100 дворов. Такой болуш нес ответственность за сбор налогов (Полевой материал, 1990).

Позже, после присоединения Киргизии к России, царская администрация приставила к аильному совету своего чиновника -старшину. Старшины, по существу, надзирали за правильным сбором налогов и решением полицейских вопросов.

Каждый болуш имел в своем распоряжении выборного надзирателя за общественным порядком - жасоол.

В отличие от старшины жасоол не имел права заключать провинившихся в тюрьму.

В ведение народного судьи - бия - входило разбирательство тяжб у населения примерно 100 дворов. Один болуш - совет выборных авторитетных людей на уровне эля - имел в своем распоряжении четверых исполнительных биев. Бий выявлял зачинщиков правонарушений, принародно называл их имена. За свою работу он брал четвёртую часть судимого имущества или в качестве штрафных санкций также взимал в свою пользу определенную оговариваемую заранее долю деньгами, скотом или другим имуществом.

Царские старшины или пристав контролировали болуш аильного ранга. В их же ведении находилась и местная тюрьма.

Царская администрация ввела губернаторский суд, который главным образом рассматривал дела уголовного и политического характера. В частности, именно губернаторский суд решал вопросы о высылке людей на сибирские рудники.

Что же касается традиционного киргизского верховного суда, то его функции выполнял уюш - общенародное демократическое собрание. Такому уюшу подчинялись все выборные судебные органы биев и болушей. Болуш на уровне одного эля утверждался уюшем. В его состав обычно входили знатные люди. Главное внимание при их избрании уделялось компетентности выдвигаемых лиц (Кожоналиев, 19630.

Традиционные выборы происходили следующим образом: от одной области выбирали по одному депутату. На одно депутатское место могли претендовать по 3-4 человека, но за какие-либо провинности их снимали с должности.

Избранные депутаты получали жалованье в размере 100 золотых червонцев в год. (Для сравнения на 10 рублей в начале XX в. в Киргизии можно было купить хорошую лошадь).

До вмешательства царской администрации в жизнь киргизской общины бий не имел права сажать людей в тюрьму, но он мог оштрафовать провинившегося, конфисковать его имущество. Изгнание из народа, предание остракизму считалось наиболее страшным из существовавших наказаний.

В один болуш вводилось по 4 царских старшины. Один старшина контролировал один аил (Полевой материал по Чуйской области, 1990).

Во время публичных выборов народ изъявлял свою волю голосованием: один голос приравнивался одному камешку. Кому отдавали предпочтение, тому в особую чашу клали свой камешек.

Строго обозначенных временных границ, указывающих на истечение срока полномочий народных избранников, не существовало.

Особое внимание при изучении киргизского традиционного права русские исследователи обратили на древний обычай угона скота как особого регулятора общественных отношений. Они охарактеризовали барымту как насильственный захват в виде угона скота (Мякутин, 1930). Такой обычай требовал соблюдения ряда условий, а именно: отправиться в путь днем, а не ночью, намечаемый набег открыто объявить барымтою (чего не происходит при заурядной краже.) И объявить целью барымты получение удовлетворения за какой-либо нанесенный ущерб - воровство, убийство, отнятие невесты и так далее. Барымту совершали еще тогда, когда ответчик не платил кун, не выполнял распоряжений бия. Барымта могла быть направлена не только против имущества противника, но и против имущества любого из родичей противника (Кожоналиев, 1963).

На отнятое барымтой имущество непосредственно у соперника было принято смотреть как на удовлетворение исковой претензии, а на имущество, отнятое у родичей соперника, как на установление самовольного залога в том, что истцу будут отданы долги.

Известный исследователь социальной жизни киргизской общины А. П. Чулошников писал, что барымта была не самоуправным действием, а только правомерным явлением в степи. Она производилась всегда с разрешения своих старшин. И искала удовлетворения силою, что зачастую не было никаких других средств к восстановлению нарушенного права. (Чулошников, 1924). Действительно, разрешение юридических проблем с помощью барымты можно рассматривать как " организованное самоуправство", как крайнее средство привлечь противную сторону к суду и в то же время удовлетворить уязвленную гордыню. В условиях кочевого образа жизни, когда люди постоянно меняли места кочевий, избежать судебного разбирательства не представлялось сложным делом.

Но барымту нельзя было совершать три раза, за это угонщики сами уже рассматривались как виновная сторона и подвергались крупному штрафу. Вообще, при барымте угонялась лишь та часть скота, которая приравнивалась заявленному иску.

Русские специалисты по юриспруденции отмечали, что киргизам не было известно деление имущества на движимое и недвижимое. Эквивалентом денег у кочевников являлся скот, поэтому у них существовала особая грань между скотом и всем остальным имуществом. Таким образом, скот составлял реальное богатство в степи, а всё остальное движимое и недвижимое имущество называлось "нерсе" - вещь, вещи.

По мнению русских исследователей, все имущественные права в кочевом обществе основывались отчасти на владении, отчасти на юридических фактах и сделках, каковыми считались находка, договор, наследование, дарение и т.д. Чаще всего встречались: 1. Ата-мурасы, т.е. приобретенное путем наследования, 2. Озу-табасы благоприобретенное, т.е. прирост скота, 3. Бурушту мал - гражданская сделка, например, торговля, сватовство, наем и пр., 4. Организованное самоуправство - барымта (Материалы для изучения юридических обычаев киргизов, 1884).

Особым уважением киргизов пользовалось наследование, так как положение человека, получившего богатство от отца, считалось более надежным и более прочным, чем состояние приобретенное.

Другой особенностью киргизского традиционного права было понятие о давности, согласно которому, всякое право, нарушенное в незапамятное время, могло быть восстановлено при предъявлении ясных тому доказательств. Обычно при отсутствии последних суд биев решал вопрос, который наталкивался на встречный иск, в пользу прекращения претензии и санкционировал то положение, в котором находились стороны в момент решения дела. Такое прекращение дела, не обусловленное никаким определенным сроком, называлось "салаватом", то есть прощением.

К моменту включения Киргизии в состав Российской империи в обычном праве существовало понятие обновления - "казан", согласно которому каждые пятьдесят лет создают новые права, а через каждые сто лет не остается от прежнего ничего, происходит обновление". Этот древний принцип действовал в отношении прав собственности на землю и водные источники.

Русские власти отмечали, что у кочевников права на землю различались, смотря по тому назначению, которому служила каждая местность. Земельные угодья, в свою очередь, делились на три части: летние, осенние пастбища и зимовые стойбища. Первые находились в общей собственности всех членов общин, и каждый волен был пасти свой скот там, где ему угодно. Однако с введением общеимперских норм, привнесенных Временным положением, летние стойбища были разделены между уездами и волостями, хотя, как отмечалось в документах властей, это на практике не имело значения: "Чуть только стаят снега и начнет показываться зелень, киргизы укочевывают целыми старшинствами из пределов своей волости в чужие, очень часто в чужой уезд или чужую область..." (Там же, 1884: 47-48).

Наравне с летними пастбищами общей собственностью считались дороги, лесные участки, вода и охотничьи промыслы. Осенью пастбища, зимовки и сенокосы, расположенные неподалеку от жилища, находились в частной собственности отдельных семейств, как и расположенные там колодцы и леса. В некоторых местах у подножия гор засевались участки земли под пшеницу. Такие участки, как правило, орошались из арыков, выведенных от какого-либо горного ручья, и обрабатывались целыми семьями. За оросительной системой ухаживали все семьи, у которых были пахотные участки. Они зорко следили за тем, чтобы вода не уходила на орошение чужого участка и чтобы чужаки не присоединялись к общему арыку без общего согласия. В таких случаях всё обрабатываемое поле считалось собственностью маленькой земледельческой общины, которая, впрочем, на лето откочевывала на альпийские луга. Собственностью общины также считался и водный источник, откуда бралась вода. Но поскольку хлебопашество не было у киргизов основным занятием, то здесь не были выработаны подробные правила относительно пользования пахотной землей.

С введением в Туркестане общеимперских законов в вопросах землепользования отмечалось раздражение местного населения по поводу нехватки сенокосных и зимовых стойбищ, и эта тенденция шла по нарастающей. Сами власти отмечали, что вследствие нехватки земель для содержания скота, "джут, падёж скота от бескормицы всё чаще и чаще повторяются и, обрушиваясь всею силою на менее зажиточную часть населения, способствуют всё возрастающему делению населения на два класса: бедных и богатых" (Там же, 1884:40).

"Под влиянием новых стеснительных для скотоводства условий киргизы теснятся на давно занятых местах, оберегая старые места, деля их, окружают разными граничными знаками естественными и искусственными, а с другой - придумывают всевозможные хитрости, чтобы расширить тесный участок за счет соседей", - отмечали руескле наблюдатели.

Обычными граничными знаками служили естественные пределы: горы, сопки, речки, озёра или искусственные, например, могила, ямы, столбы из камней. Все эти знаки межевания тщательно охранялись. При новых условиях стали возрастать случаи подделки знаков, придумывались новые названия для мест, участились другие явления, направленные на завладение чужой собственностью. Это делалось для того, чтобы ввести в заблуждение биев, если бы дело доходило до публичного разбирательства. За повреждение граничных знаков суд биев приговаривал к штрафу.

Деление "старых земель на новые", то есть по волостям и старшинствам, администрация поручила местным судам биев. Таким образом были задействованы (под тщательным контролем) старые традиционные киргизские исполнительные институты для совершения неприятной процедуры распределения и передела прав собственности на земельные площади.

Вместе с тем это давало властям возможность узнать на практике работу традиционных механизмов распределения земельной собственности.

Царские власти отмечали в своих донесениях, что у киргизов по отношению к земле существовало мнение, согласно которому участки должны находиться в частной собственности отдельных семейств или родов. Вместе с тем по традиционному праву, например, клад должен был принадлежать тому, кто его нашел, на чьей бы земле он ни находился. Однако, если бы при находке присутствовал аксакал, то ему должно отдать значительную часть найденного. Это считалось данью почтенному возрасту человека. То же самое практиковалось и в случае охоты: первая добыча принадлежала аксакалу, встретившемуся раньше, чем охотник успевал приторочить пойманного зверя.

Согласно адату, при потере какой-либо вещи, в случае, если не находился хозяин, то она считалась ничейной, а потому переходила в собственность нашедшего ее. В любом другом случае самый факт находки служил лишь основанием для получения вознаграждения -суюнчу. Обряд нахождения вещи требовал публичного объявления о ней. Нашедший должен был всенародно трижды прокричать о том, что он нашел чужую вещь. В случае укрытия находки суд биев мог отобрать вещь без вознаграждения и объявить нашедшего человека "ненадежным".

В среднем размер вознаграждения составлял 1/3 стоимости потерянной вещи.

При обнаружении скота, если тамга - то есть знак собственности -была испорчена на шерсти, то скотина отбиралась вместе с приплодом, так как испорченная тамга указывала на попытку присвоения найденной скотины. В случае соблюдения всех норм адата нашедшему оставили бы приплод, а саму найденную скотину возвращали хозяину.

Изучая другие стороны правовой жизни кочевников, русские исследователи особо выделяли такую ее часть, как дарение. Они отмечали, что "дарение у киргизов весьма развито, нет в их жизни ни одного торжественного случая, который не сопровождался бы более или менее значительными, обязательными подарками. Кроме того, существуют особые, точно определенные юридические отношения, сущность которых сводится к обязанности давать и праву получать подарки" (Там же, 1884: 55). Так, например, по мнению киргизов, свадьба могла скорее иметь место без уплаты калыма, нежели без подарков.

Одним из свадебных подарков считался "торкундук" - подарок, делаемый отцом жениха невестке при въезде ее в аил мужа. Другими обязательными подарками являлись подарки отца замужней дочери при каждом посещении ею родительского очага, а также подарки, преподносимые дочерью родителям, когда они приезжали в аил ее мужа. Обязательными считались подарки, делаемые дедом внуку, ребенку своей дочери. В случае несоблюдения данного обычая по какой-либо причине ребенок мог забрать любую вещь в юрте деда без его разрешения. Это не считалось воровством, а лишь законным отнятием. Захваченная вещь называлась "жээндик калды".

Подарки делались также тамырами, "породнившимися" друзьями, то есть между людьми, вступившими в социальное родство. Причину практикования тамырства у кочевых народов русские исследователи рационально объясняли необходимостью обзаводиться как можно большим количеством союзников в условиях кочевой жизни, когда люди приходили в постоянное столкновение с чужаками.

Отмечались три разновидности тамырства: дос тамыр - друзья до века, дружба переходила от отцов к сыновьям до тех пор, пока сын одного из них не женился на дочери другого. Дос тамыр обязан был всегда помогать своему другу. Он мог взять у него без спроса всё, что угодно, и никаких расчетов между друзьями не полагалось. Соок тамыр - дружба, связывавшая между собой сватов и не требовавшая никаких особых обрядов, кроме обязанностей взаимной защиты, что также было основным условием дос тамырства. Ооз тамыр - словесная дружба, предполагавшая в основном обмен подарками (Дыренкова, 1927).

Следующим обязательным подарком считался подарок, делаемый тестю, и соответственно подарок зятю. Эти люди также входили в категорию социального родства; тестем был не настоящий, а вверенный тесть, окул ата. Окул ата мог взять любую вещь из приданого, чтобы позже, при выделении отцом приемного зятя, последнему сделать ответный хороший подарок.

Наблюдая те изменения, которые происходили в традиционном киргизском кочевом обществе под влиянием новых порядков, русские исследователи верно подметили, что количество выделов сыновей из отчего дома всё больше и больше возрастало. И традиционная большая патриархальная семья с абсолютным авторитетом ее главы постепенно ослабевала и дробилась: "... при более близком столкновении с русскими приходит постепенно в упадок (патриархальный строй киргизской жизни), и прежде всего это отражается на возрастающем постоянно количестве выделов, распадении семей на несколько самостоятельных семейств. Обыкновенно указываемая киргизами причина каждого отдельного выдела, как-то: семейный разлад, невозможность вести в одном месте значительное хозяйство и содержать большие табуны, неспособность престарелого главы управляться со сложным хозяйством, желание приобрести новые зимовья и т.п."(Материалы..., 1884:52). Однако те же исследователи не разделяли мнения самих киргизов на причины увеличивающихся выделов малых семей: "(эти) причины, не более как внешние стимулы, прикрывающие собой настоящую, более глубокую причину, а именно переворот, совершающийся постепенно во всех взглядах и потребностях киргизов."( Там же, 1884:48-49). При этом отмечались изменения в самом менталитете киргизов, совершавшиеся под влиянием новых социально-экономических условий: "... замечательно при этом то обстоятельство, что разделы преимущественно практикуются среди богатых киргизов, то есть той части населения, которая ближе всего входит в соприкосновение с русскими, которые сталкиваются с ними не случайно, мимоходом, а завязывают более постоянные сношения. Между тем как люди средние и бедные живут всё еще по-прежнему: у них в общем семейном имуществе нередко можно встретить брата, живущего далеко и лишь изредка посещающего родной аул, богатые, пользующиеся у киргизов особым почетом, имеющие громадное влияние на всех окружающих и имеющие больше возможности сохранять в целости старинные обычаи, легче всего отказываются от них" (Там же, 1884:49).

Процесс выделения сына из родного дома происходил по установленному ритуалу: созывались родственники и друзья, объявлялось торжественно о происходящем событии и о том, какую часть имущества отдавали выделяемому. После заклания барана, чтения молитвы начиналось выделение - на каждую выделяемую из стада скотину накладывалось собственное тавро (то есть самостоятельная тамга). Присутствующие родственники делали в свою очередь подарки выделяемому. Жена выделяемого сына должна была отдать свекру лучшую вещь из своего приданого, чаще всего из одежды, например халат.

Решение о количестве выделяемого имущества зависело от воли отца, и никакие протесты со стороны сына не принимались во внимание. Также после начала самостоятельной жизни сын должен был помогать отцу по хозяйству и т.д.

Чаще всего при отце оставался невыделенным младший сын, который обязан был заботиться о престарелых родителях. После смерти отца он наследовал его имущество, и при этом выделенные старшие братья не могли претендовать на его долю.

У киргизов при заключении договоров соблюдались определенные требования. Это были сделки, совершаемые при свидетелях, с дачей присяги, и, наконец, совершались письменные договоры. Многие договоры носили устный характер и юридической силы не имели.

Одной из старых традиций было решение возникающих споров через присягу постороннего человека, пользующегося всеобщим доверием. Однако к моменту принятия русского подданства киргизы всё больше практиковали принятие присяги в присутствии одного или трех свидетелей. Договаривающиеся стороны читали молитву в присутствии свидетелей, обещали свято исполнять договор, а затем уже объявляли присутствующим содержание договора. Конец церемонии сопровождался угощением мясом. При заключении не столь уж важных сделок киргизы сопровождали клятву рукопожатием.

При заключении союза для ведения войны или при заключении мировой собирались наиболее уважаемые люди из договаривающихся сторон и попеременно съезжались в различные аилы для заключения политического соглашения (Кожоналиев, 1963:10-11).

Побочными договорами, подкрепляющими главный, были поручительство и залог. В залог обычно отдавали зимовки. В случае нарушения установленных правил кредитор брал зимовку в свое пользование до тех пор, пока должник не выкупал ее. Если срок возврата долга превышал 10 лет, то зимовка переходила в полную собственность кредитора.

Поручительство делилось на поручительство за человека и на поручительство за имущество. В первом случае поручитель должен был исполнять обязанности за того, за кого поручился, во втором случае должен был отдать собственное имущество, если человек, за которого он поручился, не исполнял своего долга.

Некоторые источники отмечали, что в делах киргизы не знали процентов, задатков и неустоек. Они практиковались при сделках с русскими или татарскими купцами. Задолженность переходила по наследству, и дети обязаны были выплачивать долги отца.

Во второй половине XIX в. при продаже скота единицей расчета считался взрослый баран. 10 баранов равнялись одной лошади, а 4 (5) лошади - одному верблюду. 6 мерлушек равнялись половине барана. В сделках с русскими киргизы употребляли русские меры и русские деньги. ( Полевой материал по Чуйской области, 1990г.)

Наиболее распространенные имущественные договоры касались недвижимости - отдачи в аренду зимовых мест и пашен, и движимости - отдачи в ссуду скота и вещей. Чаще всего бедные киргизы отдавали в аренду свои зимовки сроком на один год. Плата за аренду зависела от ряда причин, главными из которых были климатические условия текущего года: если скоту не угрожала бескормица, то за аренду брали одного барана или сумму годовой подати, если зима выпадала суровая и голодная, то стоимость аренды доходила до огромных размеров -1/20 или 1/10 части пасшегося на зимовках скота.

Пашни гораздо реже отдавались в аренду. Богатые отдавали свои участки за часть хлеба из будущего урожая, причем бралась наиболее значительная ее часть. Бедняки вынуждены были сдавать в аренду свои участки за мизерную плату из-за отсутствия собственных возможностей засеять участок, нехватки или полного отсутствия семян и т.д.

Очень часто в качестве ссуды выступали домашние животные: верблюды отдавались для кочевок, лошади - для езды, рогатый скот -для удоя и т.д. За ссуду, как отмечали источники, вознаграждения никакого не бралось, только выдвигалось условие вернуть отданный скот в целости и сохранности. При отдаче лошадей в ссуду требовали, чтобы их возвращали в хорошем физическом состоянии, а иначе хозяин мог и не взять лошадь до тех пор, пока она не нагуляет жир. За дойный скот брали плату в 5-7 рублей за лето (Материалы..., 1884).

Из вещей в пользование отдавали юрты, телеги и т.д. бесплатно, за обещание вернуть вещи в целости и сохранности.

В случае обеднения киргизы делали отсрочки по выплате долга, скидки или же могли полностью простить долг за обещание молиться за простившее лицо. Отрабатывание долга встречалось крайне редко и по желанию должника. Исследователи особо отмечали, что сами киргизы занимались торговлей сравнительно редко и то большей частью те, кто поселился в городах или поблизости от них.

У киргизов по отношению к предметам, которые должны быть выделены в частное владение, преобладал принцип семейной собственности, практикуемый весьма последовательно, даже в тех случаях, когда вещь не могла принести владельцу непосредственного дохода, и когда на основании существовавших правил она должна была бы перейти в другие руки, например, выделение зимовок лицам, не имеющим скота. Прежде всего обращали на себя внимание те случаи, когда разрешалось пользоваться чужой движимостью.