Рим и Египет конца III – середины I века до нашей эры

Размещено на http://www.allbest.ru/

КУРСОВАЯ РАБОТА

на тему: «Рим и Египет конца III - середины I в. до н.э.»

Содержание

1. Рим и Египет (конец III - середина I в. до н.э.)

2. Октавиан, Антоний и Клеопатра: Запад против Востока

Литература

1. Рим и Египет (конец III -- середина I в.)

Чтобы правильно понять специфику последнего этапа римско-египетских отношений, необходимо хотя бы вкратце остановиться на генезисе и развитии этих отношений, начиная с первого официального контакта сторон. Отношения двух стран до 168 г. очень подробно изложены в работе X. Хайнена, поэтому коснёмся лишь тех аспектов, в которых мы расходимся с немецким учёным или которым он уделил недостаточно внимания. отношение рим египет антоний клеоптара

Первый официальный контакт между Римской республикой и Египетским царством Птолемеев состоялся в 273 г. при Птолемее II Филадельфе (Justin. 18.2.9; Val.Max.IV.3.9; Dion.Hal.20.14.1-2; Dio.fr. 41=Zon.8.6.11)². Он завершился «договором дружбы и сотрудничества».

Рим и Египет находились достаточно далеко друг от друга и на тот момент не имели никаких общих интересов. Это была попытка установления дружеских отношений, направленных «на перспективу». Что же являлось побудительным мотивом для обеих сторон?

Чтобы понять это, необходимо проанализировать международную обстановку, сложившуюся в бассейне всего Средиземноморья к последней трети III в. Египетская гегемония на востоке Средиземноморья клонилась к закату, Селевкидское царство всегда было достойным противником Птолемеев, а Македония вместе с Селевкидами могла угрожать египетским владениям в Эгеиде. Заметно ослабело египетское влияние в Малой Азии. Отношения с Карфагеном не сложились, к тому же, он не представлял для Птолемеев никакого интереса, кроме чисто торгового. Фактически Египет оказался в дипломатическом вакууме, у него не было сильных и влиятельных друзей.

Египет перестал пользоваться уважением соседей. Безусловно, прав М. Ростовцев, констатирующий растущую политическую изоляцию страны. В эллинизме сложилась триполярная система (Селевкиды, Египет, Македония), но из этой троицы наименее перспективным выглядело будущее именно Египта. Очевидно, Птолемеи понимали это, осознавая опасность возможного сотрудничества или хотя бы согласованных действий Селевкидов с Македонией против Египта. Ситуация явно перерастала в биполярную (Македония и Селевкидское царство), и в ней для Египта не находилось достойного места.

Не только союзные, но и просто дружественные отношения с Селевки-дами были невозможны из-за постоянных конфликтов по поводу пограничной Келесирии. Македония стремилась уничтожить египетское влияние на Балканах и в Эгеиде и тоже никак не могла быть другом.

В то же время Египет был хорошо информирован о том, что на западе быстро усиливается новое действующее лицо средиземноморской политики -Римская республика. Римляне уже завоевали почти всю Италию и сумели вы стоять против первоклассной армии эпирского царя Пирра. П. Элгуд подчеркивает тот факт, что Египет отказал Пирру в помощи против Рима и, более того - поздравил римлян с победой над царем⁶. По мнению Д. Мусти, египетское посольство в Рим - прямое следствие победы римлян над эпиротом. После отступления Пирра из Италии, что должно было восприниматься как сенсация во всех монашеских дворах Средиземноморья, было очевидно, что для Рима окончательное подчинение Апеннинского полуострова - всего лишь вопрос времени, притом совсем не отдаленного.

Можно было предположить, что после этого римские владения сопри коснутся с карфагенскими в Сицилии, и едва ли их отношения будут дружескими. Карфаген не был врагом Египта, но точно так же он никогда не был его другом, и египтяне не имели перед ним никаких обязательств. Поэтому вероятный противник карфагенян легко мог стать дружественным для Птолемеев. Стране на Ниле нужен был прорыв международной изоляции. Возможно, здесь присутствовали и торговые интересы, хотя в наших источниках они не зафиксированы. Да и вообще, преувеличивать их значение для античности нет оснований. В любом случае невозможно согласиться с Х.И. Беллом, что это был лишь "коммерческий договор", соглашение явно предполагало именно дипломатическое сотрудничество.

Для Рима же, только входящего в большую средиземноморскую политику, установление дипломатических отношений с Птолемеями было очень престижно. Оно демонстрировало признание за Римской республикой статуса великой державы, что должно было льстить самолюбию сената. Союз мог обеспечить опору и политическую поддержку на востоке Средиземноморья.

Кроме того, не исключено, что сенаторы могли предвидеть возможность будущих конфликтов с Карфагеном. В этом случае, следуя традиционной римской политике в Италии, рядом с потенциальным врагом всегда нужно иметь друзей и союзников. Египет граничил с Карфагеном и вполне подходил на роль такого друга «на всякий случай».

Так сложились предпосылки для установления дружбы. Следует отметить, что это был союз абсолютно равных партнеров. Более того, первое время он приносил пользу только Риму, но не Египту. «Коммерческая и политическая выгода» Птолемеев от союза, о которой говорит П. Элгуд, представляется очень сомнительной, особенно для рассматриваемого нами отрезка времени от 273 до 200 г.

А вот выгоды для Рима проявились почти сразу же - с началом 1 Пуни ческой войны в 264 г. Когда крайне нуждающийся в средствах для продолжения войны Карфаген попросил у Птолемея Филадельфа временный заем в 300 талантов, царь отказал, сославшись на то, что Рим "первым заключил с ним со юз". Совершенно очевидно, что Египет мог бы очень сильно навредить Риму, если бы дал пунийцам такие большие деньги! Нельзя исключить, что в этом случае война, как минимум, затянулась бы еще надолго, а возможно, и итоги её были бы далеко не так благоприятны для римлян. На это чрезвычайно важное обстоятельство в историографии почему-то не обратили внимание даже самые дотошные исследователи. Здесь непосредственно проявилась конкретная польза от союза, но только для Рима. Позже Птолемеи добровольно уступили Риму свою роль защитника свободы эллинов в Греции, хотя заметим, что они уже просто не могли справляться с этой ролью.

Отношения равенства между Египтом и Римом просуществовали лишь до 204 г. Ослабление Птолемеев происходило от внутренних причин: чрезмерная эксплуатация египтян вызывала восстания, ситуация усугублялась борьбой претендентов за трон. Слабое государство и сейчас не может быть равным другом сильному, а в древности - тем более. Как справедливо отмечает И.С. Свенцицкая, когда речь шла о крупных державах, «дружба» могла озна чать «реальное подчинение».

С правления бездарного Птолемея IV Филопатора (222-205 гг.) начинается катастрофический упадок Египта. С такой оценкой, высказанной в своё время Х.И. Беллом, сейчас согласны практически все исследователи данного периода. Попытка пересмотреть ее, предпринятая Э. Тернером, выглядит не убедительно. Э. Тернер, на наш взгляд, совершенно необоснованно утверждает, что «банкротство» Египта началось еще при Птолемее II Филадельфе. Однако до «политического банкротства» было еще далеко, а что касается банкротства финансового, то, по подсчетам Т. Валек-Чернецки, несмотря на дорогостоящиевойны, при Филадельфе в государственной казне находилось 740.000 талантов. Сумма впечатляюще огромная! При таком богатстве страна еще долго оставалась жизнеспособной. Можно согласиться, что «глупым управлением и внутренними интригами Птолемеи довели себя до унизительных отношений с Римом». Правда, справедливости ради следует уточнить, что к внутренней слабости Египта добавился другой решающий фактор - резкое ухудшение для него международной обстановки. После смерти Филопатора Македония и Се-левкидское царство готовы были воспользоваться слабостью Египта и разделить между собой его внешние владения. Дискуссии о том, существовал ли между Филиппом и Антиохом союзный договор о согласованных совместных действиях против Египта, уже можно считать законченными, очевидно, что та кого договора не было. Но действия царей выглядели согласованными и в любом случае представляли собой серьезную угрозу для Египта.

Поэтому для него оставалась только одна возможность уберечь себя от агрессивных устремлений сильных царей - в 204 г. опека над малолетним Птолемеем V официально была передана Риму в надежде, что он защитит страну. Следовательно, не только Птолемей, но и весь Египет оказался под опекой Рима . Бессилие Птолемеев в борьбе против Селевкидов неизбежно ставило страну в зависимое положение при контактах с могучим Римом, в помощи которого она нуждалась.

Установление римской опеки над египетским царем стало важным рубежом, в корне изменившим сам характер римско-египетских отношений. Воспользовавшись внутренними и внешними затруднениями своего друга и союзника, римляне превратили Египет не просто в опекаемую, а в зависимую страну. Римскому сенату это было нужно, выгодно, и это было совершенно в духе римской ментальности, для которой отношения между патроном и клиентом всегда трактовались как состояние господства. В 201 г., после окончания 2 Пунической войны, в Александрию прибыли римские послы, чтобы сообщить о победе на Карфагеном и поблагодарить за дружбу Египта в этой войне (Liv. ХХХ.2). Кроме того, они должны были ознакомиться с делами в стране и дать об этом отчет сенату. Ответное посольство в Рим «всецело вручило Египет в руки сената» (Liv. ХХХ.2). Возможно, египтяне воспринимали тогда римскую опеку как нечто чисто формальное, но римляне относились к ней совсем не так, и вскоре в Александрии поняли, что с этим придется смириться. Рим по-прежнему был нужен Птолемеям для защиты от Селевкидов, и ни международная обстановка, ни внутренняя слабость Египта уже не позволили ему восстановить прежние равные отношения с римским сенатом. Рим стал гарантом египетской безопасности

Фактически «римской провинцией», как полагал С. Шарп, Египет по сле этого не стал, но реальную независимость действительно утратил. Римляне добились этого исключительно мирным путем, причем, не сделав (в этот пери од) абсолютно ничего в пользу Египта. Сенат выжал из создавшейся благоприятной ситуации всё максимально возможное для себя. Так закончились равные отношения равных партнеров, начавшиеся в 273 г.

Рим как до 204 г., так и после того учитывал лишь свои интересы и не защищал Египет от врагов, если это шло вразрез в римскими целями. Когда в 200 г. Антиох III отнял у Птолемея V Палестину, римляне не предприняли ни чего, чтобы изгнать его оттуда. Чтобы не обострять отношений с Селевкидским царством, они вплоть до окончания 2 Македонской войны не требовали у Антиоха III вернуть Египту отвоеванные у него территории. В конечном счете, Антиох III сам вернул Египту Келесирию, чтобы обеспечить себе египетский нейтралитет в близившейся войне с Римом.

Таким образом, подчинив себе страну, римляне в то же время не выполняли принятые на себя обязательства по её защите. Египетские интересы фигурировали во внешней политике Рима лишь тогда, когда это было выгодно ему и только ему. Именно благодаря такой "двойной дипломатии" римляне и сумели стать хозяевами всего Средиземноморья, используя не только меч, но и тонкую, гибкую, изощренную, по сути, - коварную дипломатию.

Ярко проявилось это и в последний год 3 Македонской войны. Мнение Г. Боурена, что от Антиоха IV Египет спасла дружба Рима нам представляется необоснованным. Сенат не позволил Антиоху IV захватить Египет не из-за заботы о союзнике, просто римляне не хотели, чтоб Антиох стал слишком сильны . Избавленный от Антиоха Египет попал в ещё большую зависимость от сената. Птолемеев предупредили: - «в покровительстве римского народа заключается самая крепкая защита их власти» (Liv.XLV.13). После 146 г. Рим вообще оставил Египет один на один с его проблемами , по образному выражению А. Лямпелы - протеже остался без протектора . В это время страна оказалась не столько под щитом Рима, сколько под его скипетром .

Римско-египетские отношения первой половины I в. не получили бога той историографии. Сложно объяснить, почему, но многие специальные работы останавливаются на рубеже II--I вв. До конца правления Птолемея Авлета эти отношения специально исследованы в кандидатской диссертации В.В. Юрье вой. Можно согласиться с её выводом, что после падения могущества Селевки-дов Рим изменил свою политику по отношению к Птолемеям и со «дня Элев-син» взял курс на ослабление Египта. Однако нельзя согласиться с её утверждением, что на протяжении первой половины I в. «Рим неоднократно пытался установить свою власть в Египте». Попыток превратить страну в римскую провинцию в это время не было.

В начале II в. Птолемеи потеряли все внешние владения, сохранив только Киренаику и Кипр. Римская опека не помогла Птолемеям сохранить заморские владения, ни даже - уберечь территориальное единство страны. В начале I в. в Египте произошла династическая война, в результате которой страна разделилась на три части: Киренаику, Кипр и собственно Египет. Сенат не только не пытался поддержать территориальную целостность опекаемого государства, но делал всё для того, чтобы закрепить раскол. В 96 г. царь Киренаики Птолемей Апион оставил завещание в пользу Рима, которое сенат принял только в 75 г. В Египте это должны были воспринять очень болезненно, поскольку Кирена славилась своим плодородием и давала на экспорт ценный сильфий (см.: Strab. XVII.3.21-22). Поэтому Птолемеи всегда изо всех сил старались удержать за собой эту область . Благодаря римлянам Кирена не только была вычленена из египетских владений, но и перешла в руки Рима.

Между правящим в Египте Птолемеем X Александром I и царём Кипра Птолемеем Сотером II продолжалась борьба за власть. Сенат поддержал первого из них, но в 89 г. Сотер победил брата и объединил оба царства. Поэтому по следующие отношения были далеки от дружеских, а проблемы с Митридатом Евпатором не позволяли Риму активнее воздействовать на ситуацию в Египте. После смерти Сотера Сулла помог утвердиться на троне сыну Птолемея Александра I, настроенному проримски.

Птолемей XI Александр II правил всего 19 дней - в 80 г. его убили восставшие александрийцы. Неприязнь населения вызывал не он сам по себе, а тот факт, что его воспринимали как римского ставленника. Очевидно, после почти 200 лет «дружбы» отношение в Египте к римлянам было более чем недружелюбное. Добавили масла в огонь слухи о завещании, составленном царём в пользу Рима. Очень скудная информация об этом завещании содержится у Цицерона (Leg. Agr. 1.1; II.41-42). Здесь много неясного, до сих пор идут дискуссии, кто именно составил это завещание - Птолемей X Александр I или его сын Птолемей XI Александр II . Видимо, прав Э. Бэдиан, полагающий, что за вещание оставил Птолемей X Александр І в 88 г., т.к. его сын правил совсем недолго. Мнение, что это Сулла продиктовал своему клиенту Птолемею X Александру II завещание в пользу Рима представляется бездоказательным.

Сенат не принял завещание. Главной причиной стали разногласия среди сенаторов и их нежелание укреплять влияние того политика, который стал бы завоевателем Египта. Но отнюдь не опасения перед ожидаемым сопротивлением египтян, как полагает В.В. Юрьева. В 80 г. воцарился побочный сын Сотера, Птолемей XII, вошедший в историю под кличкой Авлет (Флейтист). Шаткость позиций царя в Египте заставляла его сблизиться с Римом «Дружба», казалось бы, возродилась.

Однако Авлет и в Риме не пользовался никаким авторитетом. Сторонники аннексии богатой страны на Ниле продолжали спекулировать темой царского завещания. Время от времени в правительстве возобновлялись дискуссии -- не пора ли воспользоваться последней волей Птолемея Александра. В 65 г. Красе предложил обложить Египет податью, рассматривая это как первый шаг к аннексии. Но сенат был против - боясь усиления Красса не менее чем Помпея. В 63 г. Публий Сервилий Рулл внёс законопроект о продаже земель в Египте, который оставался суверенным государством. Такая вот была дружба.

Далее последовали три обстоятельства, окончательно испортившие имидж римлян в общественном сознании Египта. 1) В 58 г. Рим аннексировал Кипр, где правил сводный брат Авлета (см.: Flor.XLIV.IIL9). 2) Самого Авлета, изгнанного из страны очередным восстанием, в 54 г. вернули в столицу римские легионы (Liv. Epit.105; Dio Cass.39.55-58). Притом -- за огромные деньги. 3) Один из кредиторов царя, Рабирий Постум, был назначен главой финансово го ведомства страны, что вызвало крайнее неудовольствие населения.

Птолемей Авлет перед смертью совершил последнюю глупость в своей жизни - завещал царство сыну и дочери, чтобы они правили совместно. Более того, просил сенат принять опеку над юными правителями. Так на политической арене появились Птолемей XIII (очень ненадолго) и Клеопатра VII -- до утраты Египтом независимости.

Римлян в Египте не любили, как, впрочем, и во всём Средиземноморье. Традиционное восприятие римско-египетских отношений как дружеских и союзных довольно далеко от реальности. За 243 года после установления первого контакта имели место, как минимум, три периода не просто охлаждений, а даже явной взаимной враждебности. Само развитие событий можно уместить в рамки трёх циклов, которые дают информацию к размышлению о причинах подобной цикличности.

1. 273-96 гг. Цикл начался с дружбы и равноправия. Уже к концу III в. бессилие Птолемеев в борьбе против Селевкидов поставило Египет в зависимое от Рима положение. После ослабления Селевкидского царство сенат установил над Египтом непрямую форму контроля.

Когда Египет при явном попустительстве сената, желающего его ослабления, распался на три царства, антиримские настроения в стране резко усилились. Открытой враждебности они достигли после завещания Птолемея Апиона, крайне негативно воспринятого как в Египте, так и на Кипре.

2. 80-51 гг. Официальная дружба возродилась с начала правления Авлета, слишком зависимого от сената, чтобы портить с ним отношения. Аннексия Римом Кипра в 58 г. вызвала взрыв возмущения в Александрии. Мы полагаем, что именно это и стало главной причиной восстания против Авлета, а не его личные качества, как принято считать. Цикл закончился явной враждебностью к Риму, который, пожалуй, имел в Египте лишь одного друга -- самого царя Авлета.

3. От смерти Авлета до аннексии Египта (51-30 гг.). И Клеопатра VII, и Птолемей XIII желали дружеского расположения Рима, а египтяне были до вольны его невмешательством. Период начался почти, что с дружбы. Но с началом гражданских войн в Риме противоборствующие стороны пытались при влечь Египет на свою сторону, использовать его людские и материальные ресурсы. Египтяне боялись быть втянутыми в римские усобицы, а захвативший власть Птолемей XIII опасался, что сенат заставит его, согласно завещанию Авлета, признать сестру соправительницей. Взаимное недоверие привело к убийству в Египте в 48 г. Помпея - царь рассчитывал его смертью купить расположение Цезаря. Кроме того, видимо, Птолемей опасался, что Помпеи прибыл с целью поддержать Клеопатру.

Нагнетание взаимной враждебности вылилось в вооружённый конфликт (Александрийская война), закончившийся гибелью Птолемея XIII и воцарением Клеопатры в 47 г. Характерная деталь - ещё при высадке Цезаря в Александрии он встретил явное недружелюбие народа, требовавшего убрать консульские фасцы, как унижающие царское величие (Caes. Bel.Civ.106). В следующие дни (ещё до начала войны!) воинов Цезаря «убивали на улицах в разных частях го рода» (Ibid.). По мнению B.C. Дурова, выстоять армии Цезаря, осаждённой во дворце, помогли иудеи, поддержавшие его как врага Помпея, разорившего иерусалимский храм. Добавим ещё одно соображение - в Александрии сложились очень напряжённые отношения между иудеями и греками, и первые, видимо, готовы были поддержать против вторых кого угодно. Сама позиция александрийцев, дружно поднявшихся против римлян, показывает, сколь недружественным было их восприятие квиритов. Устоявшееся мнение, что Цезарь не обратил Египет в провинцию из-за любви к Клеопатре едва ли соответствует действительности. Скорее, права А.И.Павловская - видимо, упорство, с каким александрийцы воевали восемь месяцев, и ненависть, с какой многие из них относились к римлянам, удерживали Юлия от соблазна присоединить страну к римским владениям.

После победы Цезаря в Александрийской войне в рамках третьего цикла ускоренным порядком прошёл мини-цикл: дружба Египта (Клеопатра) и Рима (Цезарь, Антоний); вражда между Египтом (Клеопатра и Антоний) и Римом (Октавиан); война. Октавиан сумел представить эту войну борьбой против Египта, претендующего на римские владения на Востоке. Аннексия Египта стала закономерным и неизбежным завершением римско-египетских отношений.

Таким образом, отношения не были линейной развёрткой от дружбы к аннексии. Они развивались циклически, несколько раз прокручиваясь по кругу дружба-напряжённость-враждебность. Начало каждого нового цикла отмечалось усилением зависимости Египта. Творцом циклов был Рим как более сильная сторона, а сама цикличность определялась степенью агрессивности сената по отношению к Египту. Агрессивность в свою очередь прямо зависела от внешнеполитической обстановки и внутриполитической ситуации в Риме. Сами циклы ускорялись и укорачивались по мере усиления аннексионистских на строений сената и создания условий для захвата Египта.

2. Октавиан, Антоний и Клеопатра: Запад против Востока

Для последнего периода римско-египетских отношений очень много за вязано на личностях Цезаря, Антония и Клеопатры, Октавиана. Вместе с тем мы уверены, что роль их личных качеств в последующих событиях безмерно преувеличивают. За каждым из них стояли определённые силы, интересы и, что намного важнее, - определённые тенденции, носителем и выразителем которых и являлся каждый из них. Дело не в людях, а в системах, частью из которых являлось каждое действующее лицо. Если мы это не поймём, то возможно только поверхностное понимание сути судьбоносных для Египта событий второй половины I в. Клеопатра была представительницей старой и уже нежизнеспособной идеи традиционной эллинистической автаркии. Марк Антоний - типичный представитель периода смут, в которых он чувствовал себя как рыба в воде; носитель уже ненужного и вредного римскому государству принципа «равной силы нескольких влиятельных лиц». По большому счёту, оба они были «вчерашним днём истории» и не могли иметь исторической перспективы в новых условиях.

Успешность Цезаря и Октавиана, помимо прочих обстоятельств, объясняется ещё и тем, что оба правильно уловили общую тенденцию эпохи: исторически созревшую потребность общества и государства в переменах, в установлении стабильного «имперского мира» в рамках единой державы и, вопреки римским традициям, в условиях единоначалия. Цезарь понял это благодаря своей гениальности, Октавиан - именно исходя из особенностей своего характера (холодно-рассудочного и бездушного). Поэтому над ними не довлел груз традиций прошлого, оба сумели подняться над этим. Без этого реформа тор, скованный путами «что можно и чего нельзя», не может состояться. Они -- могли, и именно поэтому оба они были обречены на успех! Октавиан, отнюдь не гений, достижениями превзошёл Цезаря, поскольку мог учитывать уже свершённые ошибки Юлия, свойственные любому колеблющемуся гению, открытому сомнениям и неспособному воспринимать мир упрощённо-схематически. Сам же Гай, похоже, был настолько «не человек» в своей ледяной расчётливости, что ему просто было не дано ошибаться. Его личные качества совпали с потребностями эпохи и подходили ей - и он оказался востребованным эпохой.

Исходя из всего вышесказанного, мы не приемлем известного высказывания Блеза Паскаля, что будь нос Клеопатры чуть длиннее или чуть короче -- вся мировая история пошла бы другим путём. Г. Лайвли посвятил специальную статью разбору этой «концепции» и связанной с ней «теорией хаоса» в историческом процессе. Его конечный вывод - это всё только так кажется - нампредставляется единственно возможным. Пример поверхностного понимания сути проблемы - если бы Антоний не влюбился в Клеопатру, его «единоборство с Октавием закончилось бы победой Антония».

Вместе с тем отдельные проблемы, касающиеся личности, нам представляются очень важными, и не только потому, что лишённая человека история превращается в голый схематизм. Они позволяют глубже понять эпоху, побудительные мотивы её героев и неудачников, внести новые оттенки в объяснение событий. Постановка проблемы: Марк Антоний и Клеопатра: горячая любовь или холодный расчёт? - имеет целью ответить на вопрос, дискутируемый уже давно: какую политику проводил Антоний, собственную, или подчинённую Клеопатре? Римскую или антиримскую по своей сути?

Отношения Марка Антония и Клеопатры, столь красочно описанные в источниках, уже больше двух тысяч лет никого не могут оставить равнодушным: сильные личности, яркие страсти, роковые судьбы. Традиция полного доверия к источнику, долго господствующая в антиковедении и некоторая наивность исследователей предыдущих эпох привели к тому, что никто не сомневался - именно так всё и было: великая любовь, которая стала буквально нарицательной. Лишь более рациональный и несколько циничный XX век осмелился подвергнуть это сомнению. Коррозия скептицизма начала разъедать миф. Некоторые исследователи пессимистично замечают, что мы никогда не будем знать наверняка, для себя самой или же для достижения власти использовала царица своё «сексуальное очарование». Историография проблемы огромна, почти каждый год появляются новые книги, посвященные ей. И главный вопрос последних десятилетий: а была ли любовь? Если да, то взаимная ли?

Попытаемся ответить на этот вопрос через призму психологии межличностных отношений, принципов, определяющих любовные отношения вообще. Больше внимания уделяется Клеопатре, трагедии царицы и трагедии женщины. Сразу отметим: отрицательное отношение к ней, господствующее в источниках, объясняется тем, что она «чужая». И не просто чужая, а ещё и царица чужого государства, с которым Рим вёл войну, следовательно - подлежащая дегуманизации в пропагандистской войне представительница экзотического и испорченного Востока. К тому же -- женщина. Более того, пытавшаяся управлять мужчиной и римлянином, что по римской ментальности считалось недопустимым. Зная о зависимости и внушаемости Антония, Октавиан распространял слухи о том, что тот стал рабом царицы, и мог говорить в сенате о глупости и даже безумии противника, ибо по римским понятиям только безумец мог находиться в подчинении у женщины. Прекрасно поставленная пропаганда против Антония твердила, что он потерял разум в вине и женщине.

Крайняя враждебность к царице видна в творчестве выдающихся римских поэтов -- Горация, Вергилия, Проперция⁴⁹. Великий Гораций подобрал для неё весьма оскорбительное определение - fatale monstrum (Ног. Od. 1.37). Можно согласиться, что неприязнь античных авторов к Клеопатре - проявление сексизма

Парадоксально, но мы ничего не знаем об интимной жизни той самой Клеопатры, которая является для нас олицетворением любви. У нас нет ни малейших оснований считать Клеопатру развратной женщиной. Знаменитый пассаж Секста Аврелия - «Она была так развратна, что часто проституировала, и обладала такой красотой, что многие мужчины своей смертью платили за обладание ею в течение одной ночи» (LXXXVI.2) - имеет совершенно сказочный характер и не может восприниматься всерьёз. Секст Аврелий - автор поздний и плохо информированный, очевидно, он исходил не только из анекдотических слухов, но и от реалий своего времени, однако Клеопатра - не Мессалина. Само упоминание им необычайной красоты царицы, что противоречит всем свидетельствам изобразительных источников, показывает, чего стоят его слова. Любвеобильность царицы - миф, он потому и оказался столь живучим, что люди любят мифотворчество. Утверждения об аморальности Клеопатры -- это в значительной степени результат воздействия поздней пропаганды. Возможно, в её жизни действительно было всего лишь два сексуальных партнёра. Подобно другим эллинистическим царицам, она была пассионарна, но в отличие от них никогда не отличалась неразборчивостью. С её обаянием и её царским саном она могла бы утопить Египет в разврате, но даже враги никогда не обвиняли её в этом. Единственный, кроме Цезаря и Антония, любовник, которого ей, и то без полной уверенности, приписывали современники, был Гней Помпей-младший. Амбициозная женщина стала добросовестным правителем, сконцентрированным на делах и начисто лишённым чувственности, она жила

«крайне целомудренной жизнью», и, видимо, очень подолгу обходилась без мужчины. Увлечённый ею Антоний часто и легко изменял ей, она же, не любя его, видимо -- не изменила ему ни разу. Не будучи любвеобильной женщиной, она не желала рисковать приобретённым, ею владела мысль о политической выгоде, а не стремление к наслаждению или уязвлённое женское самолюбие.

Царица применяла типичные, даже классические женские уловки, чтобы завоевать и удержать Антония (см.: Plut. Ant. XXVI-XXVII; LIII). Все те приёмы и уловки, которые пускает в ход женщина, если мужчина ей интересен или нужен. Она воздействовала на него через общих знакомых и своих приближённых, отвращая его от Октавии (см.: Plut. Ant. LXXII). Но при этом к Антонию она относилась несколько иронично (см.: Plut. Ant. XXIX).

Она была хорошим политиком и умелым дипломатом. Царица нравилась египтянам, что удавалось очень немногим Птолемеям. Она даже выучила египетский язык, чтобы стать ближе своим подданным и реально заботилась о благе государства. Правда, для неё забота о державе одновременно была заботой о себе самой.

Клеопатра всегда уважала силу и авторитет. Жизнь в условиях интриг и борьбы за власть сделала её жестокой и бескомпромиссной правительницей. Трудно согласиться с мнением Д. Боудер, считающей - сложно сказать, правила ли царица в основной головой или сердцем. Она рано поняла, что проигравший правитель теряет всё, в том числе -- жизнь. Поэтому для неё борьба за власть была равнозначна борьбе за жизнь: жёсткой и бескомпромиссной, где нет места сантиментам - это стало одной из довлеющих черт её характера. Легко и без раздумий она обрекла на смерть родную сестру Арсиною, которая пыталась отобрать у неё власть. Бесчеловечно вела себя с родным братом-соправителем, второго брата сумела поставить в совершенно ничтожное положение. Нельзя исключить, что второй брат-соправитель действительно был отравлен по её приказу. Ради власти Клеопатра была готова на всё. Тем более после того, как у неё родился ребёнок от Цезаря - она хотела сберечь для наследника своё царство, доставшееся ей в нелёгкой борьбе с братом. Царица просто не могла позволить себе быть слабой женщиной и лишала себя того, что было доступно любой простолюдинке: любить беззаветно и безоглядно. Возможно, она действительно «никогда никого не любила».

Не приходится сомневаться, что Клеопатра была нестандартной и сильной женщиной. Сильной и умной женщине очень трудно найти равного се бе и достойного её мужчину. Однако потребность в любви, по крайней мере быть любимой, присуща и сильным женщинам. Как и потребность в стабильно сти и надёжности, сильном плече рядом.

Зрелая «состоявшаяся» женщина, избавившаяся от девичьих грёз, прекрасно понимает - идеальных мужчин не бывает. Именно поэтому она зачастую терпит рядом с собой партнёра, весьма далёкого от её представлений об идеале. Очевидно, Клеопатра воспринимала гордого римлянина именно так. Прекрасно видя его недостатки и слабые стороны, она пыталась направлять его действия, иногда делая это достаточно настойчиво и прямо.

Если мужчина сумеет стать для женщины одновременно любовником, другом, опекуном, она, как минимум, будет испытывать к нему чувство благодарности. Естественным развитием этого чувства станет привязанность, доверие и даже привычка к нему. Это, конечно, не любовь, но у нормальной женщины появляется желание в свою очередь заботиться о нём. Тем более, что де лая это, она заботится о нём «для себя». В этом и заключается главное отличие: когда любят, то любят не для себя, а «для него».

Антоний, пусть во многом вынужденно, под давлением обстоятельств, стал для Клеопатры как раз таким мужчиной: любовником-другом-опорой. Она возложила на него все свои надежды. Представляется, что на самом деле она его не любила.

Характерная деталь: Клеопатра обманула Антония, отправив к нему слуг сообщить, что она уже мертва. Это трудно объяснить лишь её страхом перед его «гневом и отчаянием» (Plut. Ant. LXXVI), скорее, она уже внутренне ото шла от него и думала только о себе самой. По мнению Плутарха, царица всегда лишь притворялась без памяти влюблённой в триумвира (Ibid. LIII). Такая оценка в старой историографии являлась доминирующей, и, к сожалению, она близка к истине.

В случае с Антонием ситуация кажется яснее, старая историография не подвергает сомнению его великую любовь к царице, новая констатирует, что чувства сочетались с расчётом и любовь соединилась с политикой. Но даже некоторые современные историки верят, что это была взаимная любовь, или констатируют, что триумвир действительно «был очарован красотой Клеопатры». Другие исследователи чувства отрицают начисто, сводя всё исключительно к политической необходимости. Биограф Марка Антония Дж. Линдсэй полагал, что Антоний влюбился в царицу, став трагически зависимым от неё, только после того, как потерял всё. Есть мнение, что после провала парфянского похода Марк стал всё больше и больше зависеть от ресурсов Египта и способностей его правительницы

Такой разнобой оценок легко объясним: любой исследователь вносит в свой труд присущие только ему взгляды, вкусы, симпатии, жизненный опыт, характер - всё то, что формируется генетически, воспитанием, окружающей средой и массой других привходящих обстоятельств. Воистину прав Цви Яветц, меланхолично заметивший: «В истории только хронология и география объективны, дух времени, оценка и выбор фактов -- в высшей степени субъективны»

Попытаемся предельно объективно оценить друга, любовника и мужа Клеопатры. Антоний был красив, щедр, гуляка, весьма женолюбив и пользовался успехом у женщин (Plut. Ant.II;IV,IX). Но при этом Плутарх отмечает его хвастливость, высокомерие, большое самомнение, огромное честолюбие (Ibid. IV) и даже утверждает, что он был простак и тяжелодум (Ibid. XXIV). Очень нелестно характеризует Антония Цицерон, что объясняется не только политической, но и личной враждой. В своих знаменитых «филиппиках» он обвиняет триумвира в беспробудном пьянстве, разврате, упоминает бесстыдство (impu-dentia - Phil.II.4; III. 15), наглость (audacia - Phil.ILl; III.2) и спесь (superbia -Phil.II.84). Эта брань вызвана крайней ненавистью оратора к Марку, но приводимые им факты (пьянства - см.: Phil.II.63) он не стал бы придумывать, учитывая публичный характер «филиппик». Конечно, филиппики на самом деле были политическими памфлетами, но они дают информацию о личности и характере триумвира. Возможно, их жёсткие оценки не вполне объективны, но недостатки у Антония, разумеется, были, и для политика он был «слишком лёгкий» человек. Однако, не согласимся с определением А.Кравчука, что Антоний «был, в сущности, человеком довольно примитивным». Может быть, несколько простоватым, но уж примитивным - нет. Традиционное восприятие его ста рой историографией - «даровитый, хотя и легкомысленный человек». Высоко оценив способности Антония, М.Грант в то же время отмечает, что реализовать их ему мешали лень и неумение разбираться в людях.

На наш взгляд, триумвир не всегда умел вникать в суть вещей и был несколько поверхностным человеком. Все сохранившиеся изображения Клеопатры показывают - она была далеко не красавица. Однако обладала шармом, умением подать себя и, как пишет Дион Кассий, у неё был прелестный голос, она умела быть обаятельной со всеми, наслаждением было, и смотреть на неё, и слушать её речи (XLII.34). Это сложно объяснить, но на зрелого мужчину чарующий женский голос почему-то действует гипнотически. Римляне, видевшие её, знали, что красотой и молодостью она уступала Октавии (Plut. Ant. LVII). Антония, падкого на пышность и внешний блеск, она, умница, покорила броским эффектом своего хорошо продуманного появления в Тарсе.

Tape, действительно, стал триумфом Клеопатры. Проведя с триумвиром зиму 41-40 гг. в Александрии, она ослепила его окончательно. На монетах Антоний изображался как преемник Цезаря и глава всей «цезарианской партии», ему было вдвойне лестно покорить царицу и в этом тоже стать, преемником Цезаря, унаследовав не только его ауру, но и его женщину.

В мотивации поступков Антония важно отметить вынужденность практически всех его действий на Востоке. Последний раз, побывав в Италии в 37 г., он шаг за шагом был вовлечён в роль правителя востока, отдаляясь от Рима и запада - но он никогда не хотел и не планировал такого отдаления. Отрезав себя от Италии и Запада, он вынужден был всё глубже погружаться в Восток, пока не завяз в нём окончательно. Можно согласиться с мнением В.Н. Парфёнова: «Антоний должен был действовать по сценарию, соавторами которого были Октавиан и Клеопатра», хотя скорее здесь следует говорить о давлении систем и ситуаций, а не личностей.

Антоний нуждался в деньгах, войсках, флоте, всё это он мог бы взять в Египте силой, но осложнил бы себе последующую жизнь. А царица могла дать ему всё это без войны, и сверх того - свои ласки. Очевидно, М.Грант прав - кроме романтики присутствовал и «торг между обеими сторонами об интересах Рима и Египта». Заметим, что при длительных разлуках Марк не тосковал и не скучал по Клеопатре. Возможно, даже и не вспоминал.

Запад был для него потерян - оставался Восток. С его помощью он надеялся вернуть Запад и объединить их под своей властью. Возможно, сначала

Восток мыслился ему только средством для достижения поставленных целей. Из Италии его вытеснила не только умелая политика Октавиана, но и собственные ошибки и недочёты. Для него Восток был предпочтительнее Запада: в Италии жили ветераны Цезаря, которые контролировали триумвиров и при необходимости одёргивали их, а в Египте или Азии авторитарный Антоний чувствовал себя намного свободнее, что больше подходило его натуре. Монархические устремления Антония здесь нипричём, почтение, проявляемое к нему как к римскому триумвиру, он в силу некоторой наивности воспринимал как знаки уважения к себе лично. Импульсивный, увлекающийся и внушаемый, он был покорён тем, что его принимали как полубога -- как и любого другого римского полководца, за которым стояла мощь Римской державы. Любовь к внешнему блеску оказала Антонию плохую услугу. По очень жёсткому, но справедливому замечанию П. Эрнотта - он оказался достаточно глуп, чтобы позволить воспринимать себя как эллинистического монарха, что дало Октавиану прекрасные возможности для пропаганды, подорвавшей репутацию Марка Антония. Октавиан показал себя выдающимся стратегом психологической вой.

Восток был богаче Запада, деньги, собранные Антонием в восточных провинциях, он никогда бы не смог выбить из Италии. Сразу после установления 2 триумвирата Антоний отбыл на Восток собрать деньги, в которых остро нуждались триумвиры (Арр. Bel.Civ.V.3;V.5). Если верить Диону Кассию, он налагал контрибуции на города и продавал царскую власть, таким образом, собрав деньги «в таком огромном количестве, какое только возможно» (XLVIII.30).

Очевидно, триумвир полагал, что Восток вообще и Египет в частности смогут обеспечить его средствами, необходимыми для победы над Октавианом. Однако, сделав ставку на материальное, он проиграл морально - римляне не могли допустить, чтобы он победил квиритов, опираясь на восточные полчища. Главная причина поражения Антония -- не его «любовь к царице», а то, что он утратил связи с коренными римскими землями, всегда являвшимися основой и становым хребтом римского господства над миром. Октавиан, опиравшийся на Италию, мог набирать в ней сколько угодно опытных испытанных воинов, у Антония отныне не было такой возможности⁹¹. Восток без римских легионов был колоссом на глиняных ногах, а перед Италией был поставлен выбор -- или рабство у Клеопатры, которая «сделала своим рабом» Антония, или приоритет интересов квиритов, защитником которых умело, выставлял себя Октавиан.

Неизбежность войны с Октавианом привела Антония к окончательному разрыву с Западом, впредь все свои надежды он должен был связывать с Востоком. Поэтому развод с Октавией -- чисто политическая акция, а не показатель его отношения к законной супруге. Попытка примириться с Октавианом посредством брака с его сестрой не удалась, посему с позиций политической рациональности сам этот брак стал не нужен. Получив от Октавиана письмо, после которого война с ним стала неизбежной, Антоний и развёлся с его сестрой. Следуя восточным традициям, следовало оформить «династический брак» с царицей. Однако развод с благородной римлянкой окончательно отвратил от Антония симпатии квиритов - ведь он променял Октавию на «варварскую царицу». Наконец, по римскому праву брак римского гражданина с иностранкой не считался законным.

Во всём этом нельзя видеть исключительно только политический расчёт. Важны и чисто психологические мотивы - слабый мужчина не может долго разрываться между двумя женщинами: морально это слишком тяжело. Устав «раздваиваться», он захочет стабильности и определённости и вынужден будет определиться, сделав окончательный выбор. Только очень сильный мужчина с гибкой психикой и артистичной натурой способен вынести бремя «одновременной принадлежности» сразу двум женщинам. Прямому и довольно бесхитростному Антонию это было не по силам.

По своим личностным характеристикам он был слишком управляем. Пока он следовал чётким указаниям Цезаря, его карьера складывалась наилучшим образом. А сам он оставался в тени великого Юлия. Фульвия, первая жена Антония, была сильной и властной женщиной. Закономерно, что для серьёзных отношений триумвира тянуло именно к таким дамам. Видимо, по принципу -- в партнёрше ищут то, чего самому не хватает. Сильный физически отважный воин и «блестящий офицер» Антоний не был сильной личностью. Неслучайно Плутарх пишет: «Фульвия замечательно выучила его повиноваться женской воле, Клеопатра получила из её рук мужчину уже совсем смирным и привыкшим слушаться женщин» (Ant. X). Плутарх полагал, что Клеопатра должна была быть благодарна бывшей жене триумвира, которая так хорошо выдрессировала его. Характерная деталь: Плутарх с момента, когда Антоний становится любовником царицы, описывая его состояние, применяет почти исключительно пассивные конструкции. Это филологическое подчёркивание его зависимости заметно и у других авторов: к природным слабостям Антония добавилась любовь к Клеопатре (Veil. Paterc. II.LXXXII.4), он отдался этой любви (Sext. Aurel. LXXXV.5) и запутался в сетях царицы (Plut. Ant. XXV).

Вслед за источниками многие учёные полагают, что «Антоний полностью попал под контроль Клеопатры». Крайним выражением такой позиции является мнение Ч. Меривэйла: «Клеопатра хотела отучить Антония от его национальных идей и сделать его иностранцем и египтянином подобно себе, что бы ему было невозможно вернуться в Рим». Ещё дальше пошёл Дж. Линдсэй: Клеопатра совратила Антония, подчинив себе «эту выдающуюся личность», она решительно хотела диктовать свою волю всему греко-римскому миру, а власть над Антонием была для неё первым шагом к мировому господству. Едва ли это так, а амбиции царицы ученый, несомненно, преувеличивает. Очевидно, максимум, чего она хотела - восстановить великую империю Птолемеев.

Общественное мнение Рима шокировало, что Антоний раздаривал римские провинции Клеопатре и её детям, это стало мощным аргументом пропаганды Октавиана, внушавшей квиритам, что его противник всецело подпал под власть египтянки. Октавиан сыграл на националистических чувствах римлян, и сумел представить свою борьбу за власть как столкновение Запада с Востоком, угрожавшим жизненным интересам Рима. Но если принять точку зрения самого Антония, то ничего антипатриотичного он действительно не совершил: свои провинции он раздавал своей жене и своим детям от неё. И не потому, что покорно выполнял волю царицы. Конечно, за помощь Египта Антонию следовало платить. Но главное совсем не это: после победы он надеялся объединить под своей властью и Египет с дарованными ему землями, и весь Восток, и западные территории Римской державы. Клеопатра находилась в его власти и могла обеспечить мирное инкорпорирование Египта в Римское государство. Впрочем, сама Клеопатра могла воспринимать всё это несколько иначе: как объединение двух стран под властью её муэ/са, который сможет гарантировать переход власти по наследству к её детям. Царица высчитала возможного победителя в римской борьбе за власть и сделала ставку на него. Египту едва ли удалось бы остаться нейтральным в этой борьбе, но Клеопатра -- просчиталась, оценивая шансы претендентов на победу!

Однако в любом случае влияние царицы на Антония и его любовь к ней явно преувеличены. Одно латинское словечко (шео), применённое им для характеристики своих отношений с Клеопатрой в письме к Октавиану, позволяет очень серьёзно усомниться в том, что к царице он относился трепетно. Так -- не пишут о любимой женщине. Она стала его любовницей, но, возможно, так и не смогла реально покорить его сердце. Правда, следует отметить, что по своему характеру Антоний не был креатором, а всего лишь исполнителем. Эту функцию он осуществлял и при Цезаре, и при Фульвии, привыкнув исполнять чужую волю. Поэтому он был хорош лишь на вторых ролях, под хорошим руководством, собственной инициативы и аналитичности ему явно не хватало. Грамотный тактик Антоний был слабым стратегом и просто не соответствовал тем задачам, которые возложили на него судьба и Клеопатра. Он всегда нуждался в сильном руководителе, притом таком, кому он мог бы всецело доверять и с которым его связывали бы общие цели. Клеопатра идеально подходила для такой роли. Движущей силой в этом союзе была она. В этой связке Антоний был не ведущим, а ведомым. Он мог оставаться прекрасным военачальником «при Цезаре», но - не мог стать единоличным повелителем Римской державы.

В характеристике личности Антония важно отметить, что мужественный воин обладал двумя чисто «женскими качествами»: непостоянством и легкомыслием. Он был привязан к той женщине, рядом с которой находился в данный момент. Оказавшись вдали от неё, он легко переходил под влияние другой. Клеопатра, очевидно, хорошо это понимала. Именно этим, видимо, объясняется её назойливое стремление постоянно, всегда и везде быть рядом с ним, не вы пускать его из-под своего контроля. Потому она и увязалась за ним в поход против Октавиана, где её присутствие было абсолютно излишним. И тем самым ускорила поражение Антония и -- своё собственное.

Почему в битве у Акция Клеопатра бежала сама и увела свой флот - мы не узнаем никогда. Существуют различные версии, в том числе -- прорыв блокады, заранее продуманный стратегический план и т.п., но все они представляются нам абсолютно неубедительными. Никто не будет планировать собственное поражение! Факт есть факт: бегство египетского флота и последовавшего за ним Антония привели к победе Октавиана и гибели всех надежд Клеопатры. Видимо, это был просто страх женщины, впервые увидевшей горящие корабли и массы гибнущих людей. Почему Антоний в разгар битвы бросил флот и последовал за ней? Из-за страха потерять любимую женщину (Plut. Ant. LXVI), но, возможно, это больше был страх, что Октавиан захватит царицу - и тогда Египет будет потерян для Антония навсегда. А вместе с ним -- и любая возможность вести войну или хотя бы «торговаться» с Октавианом. Кроме то го, Клеопатра сумела привязать Антония к себе, стать для него необходимой не только в постели, но и в жизни, став его ближайшим другом, устраивая для не го развлечения и праздники, без которых триумвиру было скучно жить. Яркую и весёлую женщину, если с ней хорошо и интересно, трудно забыть, и от неё очень сложно отказаться. Антоний, несмотря на некоторое легкомыслие, очевидно, был очень привязчивым человеком. Наконец, в царице сосредоточились все его надежды на будущее.

В Египте после Акция Антоний на время впал в апатию, ходил унылый. Уважение к нему царицы, восхищавшейся только сильными людьми, должно было пошатнуться. Сама её мысль бежать из Египта (см.: Plut. Ant. LXIX) -проявление неверия в силы Антония. Царица поняла -- всё потеряно. Думается, П. Деке прав: «Конечно, за спиной Антония Клеопатра пыталась договориться с Октавианом». Если женщина перестаёт доверять мужчине и надеяться на не го, считать его необходимым для себя - он ей больше не нужен. Царице - тем более. Традиционно считается, что в любви зрелая женщина намного расчётливее мужчины, психологически это вполне объяснимо -- ей приходится просчитывать: каким мужем и отцом он будет, сможет ли обеспечить её и её детей, что он может ей дать.

Почему Антоний покончил с собой? Не потому, что, как ему сказали, Клеопатра умерла. Честь дороже жизни, таковы были римские принципы. Нам их не понять. Для триумвира всё погибло, будущего у него уже не было. В перспективе - только казнь. По римским понятиям, недостойно нобилю погибнуть от руки палача. А легкомысленный Марк был всё-таки порядочным человеком. Римляне уважали силу и победителей -- «горе побеждённым»! А проигрывать нужно достойно. Ему могло стать стыдно, что женщина с достоинством ушла из жизни, а он, мужчина и римлянин, продолжает цепляться за проигранную жизнь.

В завещании, составленном ещё до начала войны с Октавианом, Антоний распорядился похоронить себя в Александрии, рядом с Клеопатрой (Plut. Ant. LVIII.8; Dio Cass. L.3.5.). Перед лицом смерти не лгут. Завещание не предназначалось для посторонних глаз и действительно представляло собой последнюю волю человека. И если даже после смерти триумвир хотел находиться рядом с этой женщиной, то что-то в этом есть. Пусть даже не любовь, а страсть и привязанность, соединённые с уважением и дружеским расположением к царице Египта. Видимо, действительно, для него сначала важны были политические цели, а потом он уже всерьёз увлёкся царицей, но у неё на первом плане всегда были соображения государственной пользы. Клеопатра покончила с собой не от утраченной любви и не потому, что сама жизнь без Антония была для неё невыносимой. Главное -- она не хотела украсить собой триумф Октавиана. Гордая царица не могла в цепях войти в Рим, который она при Цезаре покорила своим великолепием.

Обидно развенчивать красивую легенду. Любви, глубокой и всепоглощающей, - не было. Но отношения этих двух неординарных личностей, тем не менее, вызывают уважение. Это было партнёрство, честное и взаимовыгодное, основанное на взаимной симпатии и уважении, дружбе и общих целях.