Никита Сергеевич Хрущев

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Имя Никиты Сергеевича Хрущева навсегда связано с историческим подвигом разоблачения культа личности Сталина, с началом ликвидации последствий его репрессивного режима, с освобождением из тюрем и лагерей сотен тысяч безвинных людей и восстановлении их гражданских прав и доброго имени. Мощный, хотя и не во всех отношениях эффективный и умелый, удар был нанесен по сверхцентрализму, бюрократизму и чиновному чванству.

Но «оттепель» середины 50-х годов не стала обновляющей весной, не способен и не готов был Хрущев - при всех его благих помыслах - к такому решительному шагу. Он сам в этом признавался: «Шли на оттепель в руководстве, и в том числе и я в этом коллективе, и шли сознательно, и сознательно побаивались этой оттепели, потому что как бы из этой оттепели не наступило половодье, которое, бы захлестнуло и с которой бы было трудно справиться. А это возможно во всяком политическом деле. Поэтому мы как бы сдерживали эту оттепель, с тем чтобы эта оттепель не вызвала бы половодье и не захлестнула».

Пониманию противоречивости и значимости эпохи оттепели служит тот факт, что это были первые попытки реформирования тоталитарно-бюрократической системы и проводились они людьми, являвшимися продуктом этой системы.

Миф о великом вожде народов оставался в неприкосновенности и в декабре 1954 г. широко отмечалось 75-летие со дня рождения И.В. Сталина. Акции по преодолению культа все более отрывались от субъекта. Такая ситуация была чревата серьезными политическими осложнениями и получила свое разрешение на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 г. в докладе Первого секретаря ЦК Н.С. Хрущева «О культе личности и его последствиях». Впервые массовые репрессии были связаны с именем Сталина. Следующим актом развенчания идола стало специальное постановление ЦК о нецелесообразности дальнейшего пребывания в Мавзолее саркофага с гробом И.В. Сталина.

Все эти события послужили начало кардинальным переменам в общественном сознании, стал расшатываться «краеугольный камень» в фундаменте тоталитаризма - контроль властей над духовной жизнью и образом мыслей людей. Процесс стал необратимым.

Одновременно с политикой десталинизации правительство подготовило очередную «программу великих свершений», обещавшую изобилие материальных и духовных благ уже нынешнему поколению советских людей. Нацеленность на высокий уровень жизни, на демократизацию общества, в том числе на перерастание государственного управления в общественное самоуправление, придало второе дыхание командно-административной системе, порождая новые иллюзии у широких слоев народа. Номенклатурное мифотворчество наложилось на воспитанную с детства у советских людей веру в «светлое будущее» и породило последний в советской истории и небывалый всплеск энтузиазма среди населения. Это нашло отражение в молодежных стройках по комсомольским путевкам, освоении целины, в движении «бригад коммунистического труда».

Однако вместе с тем стали появляться ростки политического инакомыслия среди интеллигенции.

Большое внимание уделялось развитию других общественных организаций, работавших в основном под руководством местных Советов: уличные и квартальные комитеты, общественные комиссии содействия милиции, родительские советы при школах и др. В них зарождались элементы коммунального самоуправления, но все они находились под партийно-государственным контролем.

Таким образом, уже в середине 50-х годов была проведена некоторая либерализация существовавшей в стране тоталитарной системы. Но предпринятые меры носили в целом переходный характер. Размах и направленность последующих шагов зависели как от Хрущева, так и от расклада сил в руководстве, а отчасти - и от реакции общества на уже осуществленные меры и выдвинутые лозунги.

Ошибки допущенные системой во главе с Н.С. Хрущевым и проводимые, необдуманные до логического завершения, реформы, привели к всевозрастающему недовольству в обществе, вплоть до открытых выступлений. Что в конце концов и повлекло смену политического руководства в стране, путем снятия Н.С. Хрущева с должности, с обвинением в ошибках и просчетах, а вместе с этим и завершение так называемой «оттепели».

Хрущевская «оттепель» в какой то степени сродни природной оттепели, только она налагалась на общество, на его политическую и экономическую составляющие. Как и в природе, в период оттепели, где ближе к солнышку и повыше там теплей, а где тенек и пониже там по прохладней и не так чувствуются изменения. Так и в хрущевской «оттепели», где то, как уже говорилось выше, жизнь била ключом, проходили значительные перемены, а где то эти перемены лишь коснулись краем. И тем не мение эти перемены оставили значительный след в истории страны и его народа.

Еще живы те люди, в бытность которых, проходили те события связанные с темой моей контрольной, и их воспоминания, о той поре, так же важны и интересны, как и документы той поры, как и научно-исторические работы по данной тематике. Поэтому в своей работе я иногда буду обращаться к воспоминаниям и рассказам моих близких людей, которые в чем-то помогли мне лучше понять и разобраться в сути происходивших тогда исторических процессов.

Я допускаю, что мой взгляд, опираясь на данные воспоминания, может быть немного односторонен, так как мои родственники жили или в сельской местности, или в небольших городах, но, тем не менее, повторюсь, это взгляд свидетелей той эпохи и по сути это наша еще живая история.

Положение в общественно-политической жизни страны перед началом «оттепели»

Победа в Великой Отечественной войне предоставила России возможность выбора - развиваться вместе с цивилизованным миром или по-прежнему искать «свой путь» в традициях социалистического мессианства. Самые серьезные и трезвые умы после войны склонялись к мысли о возможности демократической трансформации советского режима.

Эта тенденция постоянно напоминала о себе-то в попытках верхушечных реформ, то в всплесках критической волны снизу, - которые, чередуясь с последующими периодами «закручивания гаек» и общественной апатии, сопровождали советское общество на протяжении всей его послевоенной истории. Обычно период либерализации принято относить ко второй половине 50-х годов, ко времени так называемой «оттепели». Это не совсем точно. Анализ архивных материалов показывает, что сразу после окончания войны в «верхах» наметились колебания относительно целесообразности дальнейшего проведения исключительно «жесткой» линии.

Перед смертью Сталин не оставил прямых указаний о «наследнике».

Единственным, впрочем, косвенным замечанием на этот счет можно считать его речь на октябрьском (1952 г.) Пленуме ЦК, в которой он дал понять, что не хотел бы видеть в числе претендентов Молотова и Микояна. Другие старейшие соратники «вождя» - Каганович и Ворошилов - отошли на второй план в сталинском окружении еще в предвоенное время. После войны заметно окрепли позиции Маленкова, Берии и Хрущева. К моменту смерти Сталина эти три фигуры заняли решающее положение в руководстве: Маленков наследовал после Сталина пост Председателя Совета Министров СССР, Берия возглавил объединенное министерство внутренних дел и государственной безопасности, Хрущев взял на себя руководство Секретариатом ЦК КПСС.

Сложную позицию в этом триумвирате занимал Берия. Его роль, вопреки общепринятой точке зрения, в данном случае вряд ли сводилась к установлению личной диктатуры. Во всяком случае - напрямую.

26 июня 1953 года во время заседания Президиума Совета Министров СССР Берия был арестован, состоявшийся несколько дней спустя пленум ЦК КПСС лишил его всех постов, исключил из партии и передал дело Берии в суд. В декабре 1953 года Берия и несколько его ближайших подручных по приговору Верховного Суда СССР были расстреляны.

Существует несколько косвенных свидетельств, что в то время Маленков как формальный лидер государства пользовался поддержкой военных, в частности маршала Жукова, и с их помощью вполне мог получить единоличную власть, устранив с политической арены всех возможных конкурентов. Однако по этому пути Маленков не пошел,

по-прежнему сохранив за собой только один пост главы правительства. И дело было, конечно же, не только в его принципах и личных возможностях.

Определяющую роль здесь сыграла позиция всего послесталинского руководства.

Любые попытки установления личной диктатуры обязательно натолкнулись бы на решительное сопротивление остальных соратников, что в общем понятно: только ограниченная, контролируемая власть могла гарантировать их от репрессий со стороны более сильного и удачливого. Эта позиция сыграла не последнюю роль в коллективном заговоре против Берии, однако одним устранением Берии вопрос о безопасности бывших сталинских приближенных не решался. Необходимо было позаботиться о создании дополнительных страховочных механизмов, которые могли бы стать гарантами на будущее. Совершенно очевидно, что новая личная диктатура такого рода гарантии исключала в принципе. Это хорошо понимали все «наследники». Поэтому волей-неволей они вынуждены были пойти по пути трансформации режима личной власти, уходя от вождистской модели ее организации, но, еще не представляя себе вполне даже контуров будущих властных структур. Не проясненность позиций по этому основному вопросу, надо полагать, и отлилась в провозглашенный тогда же принцип «коллективного руководства».

Уже на первом после похорон Сталина Президиуме ЦК 10 марта 1953 г. Маленков, выступавший с критикой центральной печати, подытожил: «Считаем обязательным прекратить политику культа личности». Секретарю ЦК П.Н. Поспелову было дано поручение обеспечить необходимый контроль за прессой, а Хрущеву - непосредственно за материалами, посвященными памяти Сталина. Так первоначально весь вопрос преодоления культовой традиции свелся к перестройке пропаганды.

Видимо, в ЦК существовала стойкая тенденция этим ограничиться, потому что, спустя несколько месяцев, в июле на Пленуме ЦК Маленков сделал новое уточнение: «…Дело не только в пропаганде. Вопрос о культе личности прямо и непосредственно связан с вопросом о коллективности руководства». Так был сделан еще один шаг в направлении к изменению основ партийной жизни.

Эта положительная заданность имела и особый психологический фон: в обществе после смерти Сталина достаточно сильны были настроения, отражающие не столько ожидание перемен (как это было, например в первые послевоенные годы), сколько надежду на стабильность, на преемственность общего курса нового руководства и сталинской политики. Учитывая эти настроения, руководители партии должны были действовать в общем как «наследники Сталина».

И все-таки вопрос, «от какого наследства мы отказываемся?», впервые прозвучал именно сверху, хотя его конкретное осмысление продвигалось медленно, шаг за шагом, путаясь в противоречиях общественного блага и личной ответственности. Известную роль здесь сыграла и личная позиция Маленкова: ему так хотелось подвести под прошлым черту, будто его - этого прошлого - и вовсе не существовало, начать все с чистого листа. Тогда путь в будущее виделся как простое не повторение прошлых ошибок. Однако, как это бывает, простота оказалась обманчивой, а выбранный путь превратился в долгое блуждание по коридорам и закоулкам системы, выйти за пределы которой Маленков был уже не в силах. Поэтому он делал лишь то, что мог. Действуя не столько по заранее продуманной программе, сколько по обстановке.

Трудно сказать, стал бы вообще Маленков реформатором, окажись он у государственного руля в более благоприятный, спокойный момент. Но ситуация 53-го года была именно таковой, что требовала решительных, незамедлительных действий. Внешне все выглядело по-прежнему устойчиво, почти незыблемо, но те, кто находился на самом верху, не могли не чувствовать, что эта устойчивость становилась все более относительной. Положение властей предержащих начинало напоминать сидение на вулкане, внутри которого вызревала и накапливалась энергия огромной разрушительной силы. Источник социальной напряженности создавался благодаря постоянно расширяющейся зоне подневольного труда, рассредоточенной между ГУЛАГом, с одной стороны, и колхозной деревней - с другой.

После смерти Сталина среди узников ГУЛАГа пробудились определенные надежды, связанные с амнистией и реабилитацией. Эти настроения сыграли роль детонатора беспорядков, прокатившихся по лагерям и колониям в 1953-54 годах.

Указ об амнистии 27 марта 1953 года, подаривший свободу «преступному элементу», не затронул осужденных за так называемую «контрреволюционную деятельность». Были, конечно, и изменники, и предатели, бывшие полицаи и каратели, но не они определяли «лицо» ГУЛАГа. Со всем этим надо было «что-то делать». И кстати объяснять миру, почему в стране «победившего социализма» и в «оплоте реальной демократии» такое количество политзаключенных. Тем более, что в советском руководстве постепенно брала верх линия на расширение международных контактов: «железный занавес» оказался не слишком надежным, а главное, авторитетным прикрытием.

Таким образом, решение вопроса о реабилитации сулило большой политический выигрыш и в плане формирования доверия к новому руководству внутри страны, и в глазах мировой общественности. Однако,

чтобы решиться на такой шаг, надо было преодолеть психологический барьер, побороть страх перед будущим, перед возможными разоблачениями. Маленков первым переступил через ту черту, Хрущев шагнул следом. Назад дороги не было. Но впереди ждал новый порог, за которым должно было наступить покаяние. И Маленков, и Хрущев - оба остановились перед этим порогом.

Освобождение политзаключенных так и не стало реабилитацией в полном смысле, свобода пришла как подарок сверху, как некое «отпущение грехов», результат «доброй воли» руководства.

В реальной политике наметился поворот. И этот поворот необходимо было подкрепить решениями экономического характера. В августе 1953 года на сессии Верховного Совета СССР Маленков выступил по существу с программной речью, в которой он и определил основное содержание своей экономической политики.

Предполагалось резко изменить инвестиционную политику, значительно увеличить финансовую «подпитку» отраслей нематериального производства, ориентированных на выпуск товаров для народа, обратить особое внимание на сельское хозяйство, привлечь к производству товаров народного потребления машиностроительные заводы и предприятия тяжелой промышленности.

Так был взят курс на социальную переориентацию экономики, который достаточно быстро стал воплощаться в конкретные товары, деньги, жилье.

Другим ключевым пунктом новой экономической программы было решение продовольственной проблемы, а вместе с тем и решение вопроса о выводе сельского хозяйства из затяжного кризиса. Исчерпав последние резервы энтузиазма, деревня могла подняться только с помощью полновесного материального стимула.

Материалы августовской сессии Верховного Совета, более детально

разработанные последующими пленумами ЦК, предусматривали снижение сельхозналога (на 1954 г. - в 2,5 раза), списание недоимок по сельхозналогу за прошлые годы, увеличение размеров приусадебных хозяйств колхозников, повышение заготовительных цен на сельхозпродукцию, расширение возможностей для развития колхозного рынка. Проведение в жизнь комплекса этих мер помимо экономического имело и большой политический эффект.

Из воспоминаний моих родственников: Бабушка рассказывала как в то время пели у них частушку: «Пришел Маленков - поедим блинков!».

Экономическая деятельность Маленкова даже отразилась в таком специфическом предмете как обыкновенный граненый стакан. Простой стакан был емкостью 200 гр., а еще был стакан с ободком и вмещал он 250 гр., что на 50 гр. Больше обыкновенного, и этот стакан называли «Маленковским». У бабушки в обиходе эти стаканы до сих пор, и она, больший из них, по-прежнему называет «Маленковским».

Так положительно отнесся народ к намеченным экономическим преобразованиям Маленкова.

Справедливости ради надо сказать, что с мест поступали сигналы совершенно иного рода: колхозники, наученные печальным опытом, не спешили принимать на веру партийные решения, опасаясь, что новый курс в деревне не продержится долго. Их опасения полностью подтвердились, когда в конце 50-х годов началась кампания по «коммунизации» деревни, основным стержнем которой стала ликвидация личных подсобных хозяйств. Но это уже не вина Маленкова, который к тому времени был фактически не у дел. Вряд ли он мог одобрить такую трансформацию прежнего курса, поскольку его собственная позиция по отношению к деревне определялась отнюдь не только пропагандистскими соображениями. Здесь было другое: деревня, по сути, была его единственной потенциальной опорой, той социальной базой, в случае укрепления которой он мог состояться как лидер государства. Иной у него просто не было. Аппарат, на который традиционно опирались советские «вожди», Маленкова не принял.

Этот тактический просчет в конечном счете стоил Маленкову политической карьеры. Все нити управления шли через аппарат, значит, ситуацией мог владеть лишь тот, кто держал контроль над аппаратом. Маленков в данном случае явно переоценил силу своего положения. Хрущев же вовремя учел этот промах, используя поддержку аппарата для укрепления своих собственных позиций.

По-прежнему не было надежной социальной опоры, на деятельную поддержку которой Маленков мог бы рассчитывать. Как это часто бывает в судьбе лидеров, его авторитет за рубежом был несравненно выше, чем внутри страны. Этому в немалой степени способствовала внешнеполитическая линия, которую с первых же дней своего премьерства выбрал для себя Маленков.

Еще в своей августовской речи 1953 года Маленков произнес облетевшее затем весь мир слово - «разрядка». А в марте 1954 года он высказался еще определеннее: «Советское правительство стоит за дальнейшее ослабление международной напряженности, за прочный и длительный мир, решительно выступает против политики холодной войны, ибо эта политика есть политика подготовки новой мировой бойни, которая при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации».

Маленков же, по долгу службы хорошо знакомый с современным состоянием вооружений, первый из советских лидеров сумел посмотреть в глаза реальности и сделать необходимые выводы - пусть даже вопреки собственным убеждениям.

Соратники его «не поймут» и расценят этот шаг как отступничество. Именно такого рода обвинения придется выслушать Маленкову на январском (1955 г.) пленуме ЦК.

Доклад на пленуме делал Хрущев. Из его уст Маленков получил упреки в том, что он не проявил себя «достаточно зрелым и твердым большевистским руководителем», что он «претендовал не только на руководство деятельностью правительства, но и на руководство Президиумом ЦК», стремился к «дешевой популярности» среди народа. Вспомнились и близкие отношения с Берией, и участие в «Ленинградском деле». Выступление премьера на сессии Верховного Совета СССР в августе 1953 года Хрущев назвал «парламентской декларацией», «оппортунистической речью». Столь же ошибочными были признаны его высказывания об изменении соотношения темпов роста производства товаров и тезис о гибели мировой цивилизации в случае развязывания третьей мировой войны.

Сам Маленков выступал на пленуме дважды. Ошибки свои признал, но политической оценки им не дал. Он не умел, да и, по-видимому, не хотел бороться.

В феврале 1955 года на сессии Верховного Совета СССР Маленков официально попросил об отставке. Просьба была удовлетворена.

Хрущеву не нужна была оппозиция внутри Президиума ЦК. Во всяком случае, долго мириться с ней он не стал бы. Его «звездный час» был еще впереди. Как впереди был и XX съезд партии.

XX съезд партии. Рождение хрущевской «оттепели»

25 февраля 1956 года - последний день работы XX съезда партии, впоследствии войдет в историю. Именно тогда, неожиданно для абсолютного большинства присутствовавших на съезде делегатов, Хрущев вышел на трибуну с докладом «О культе личности и его последствиях». И хотя заседание было закрытым и делегатов предупредили о секретности происходившего, тайны, долгие годы окружавшей имя Сталина, с того момента больше не существовало.

Поэтому документы, рожденные XX съездом, до сих пор стоят на особом счету среди всех других партийно-правительственных материалов. Они воплотили в себе фактически первую серьезную попытку осмыслить суть пройденного этапа, извлечь из него уроки, дать оценку не только прошлой истории как таковой, но и ее субъективным носителям. А для

этого нужно было пройти через ломку привычных представлений об «авторитете партии», об «устоях социализма», через опасения быть непонятыми и не получить поддержки. Процесс перестройки политического сознания тогда только начался, находился в целом на поверхностном уровне переоценок - что само по себе закономерно. Вероятно, именно поэтому характеристика такого многомерного явления, как культ личности, была сделана первоначально с упором на морально-нравственный аспект.

И все-таки о многом было сказано в полный голос: и об отступлении от принципов демократизма, и о нарушениях законности, и о порочных методах, партийного и государственного руководства.

Объяснение причин возникновения подобных явлений было дано в основном в русле старой традиции, указывающей на наличие капиталистического окружения и трудности построения социализма в одной стране. Принципиально новым стало выделение в качестве немаловажного для судеб страны фактора субъективного - личности самого Сталина.

Однако в 1956-м «личному моменту» было придано почти что самодовлеющее значение, а возникновение негативных явлений в практике социалистического строительства отнесено к определяющему влиянию недостатков характера Сталина. Сама же деятельность Сталина оказалась разделенной на два периода:

- «положительный» (период борьбы с оппозицией, время индустриализации, коллективизации, Великая Отечественная война) и

- «отрицательный», когда у Сталина, упрощенно говоря, стал «портиться характер».

Так, в истории появился и особый период - «период культа личности». Его хронологические рамки не были определены достаточно четко: начальная рубежная веха то отодвигалась на 20 лет назад (в конец 30-х годов), то появлялись ссылки на «последние годы» жизни и деятельности И.В. Сталина.

Не было бы Сталина, не было бы и «периода культа личности». Такой преимущественно верхушечный характер критики культа личности, сведение его корней к «злой воле» Сталина не позволил вникнуть вглубь этого явления, рассмотреть его во взаимосвязи политических, экономических, психологических и нравственных сторон. Но первый шаг был сделан. И этот шаг тоже имеет свою нравственную оценку, как факт политического мужества тех, кто поддержал Хрущева.

Слово правды о Сталине, произнесенное с трибуны съезда, стало для современников потрясением, независимо от того, были для них приведенные факты и оценки откровением или давно ожидаемым восстановлением справедливости. Особенно ошеломляли факты - цифры, имена оболганных, репрессированных, преданных забвению. В их числе виднейшие представители «ленинской гвардии», выдающиеся ученые, военачальники, деятели культуры.

Цвет общества, его интеллектуальная элита, тысячи просто честных, преданных партии людей. И рядом с этой национальной трагедией - имя того, кто долгие годы воплощал в себе все успехи и победы, все, что удалось достичь ценой величайшего напряжения сил всего народа.

Крупной датой события февраля 1956 года стали не только для наших соотечественников. XX съезд стал отправным пунктом критического переосмысления мировой социалистической практики, развития международного коммунистического движения.

Решения XX съезда должны были войти в массовое сознание, найти в нем адекватное отражение. Большая История, переживавшая свой переломный момент, ломала представления об истории жизни конкретных людей, целых поколений. Процесс этот не мог быть ни простым, ни безболезненным. Предстояла большая подготовительная и разъяснительная работа, в которой, - и это было оговорено специально - нет места «шараханьям» и поспешности.

Как покажет развитие дальнейших событий, полностью избежать «шараханья» так и не удалось.

Постепенно содержание материалов XX съезда по вопросу о культе личности становилось достоянием сначала партийной, а затем и более широкой общественности. В общественном сознании зрел перелом, не случайно 1956 год зафиксирован в нем однозначно в качестве рубежной вехи.

Неоднозначны были только оценки этого рубежа: в результате «смятения умов» одни приобретали стимул к развитию мысли, другие теряли «точку опоры».

Переключение критики культа на личность Сталина отнюдь не было случайным. Можно сказать, что такой поворот был как бы заранее задан характером обсуждения этого вопроса на XX съезде и в последующих материалах печати.

По свидетельству современников, такого массового движения наше общество давно не знало. Шли собрания, неформальные обсуждения, споры и дискуссии.

«Повсюду говорили о Сталине: в любой квартире, на работе, в столовых, в метро», - вспоминал И. Эренбург.

Одна дискуссия питала другую, волна общественной активности становилась шире и глубже. Не обошлось и без крайних выступлений. К такому размаху событий политическое руководство оказалось не готовым.

Считалось, что в результате распространения критики культа личности были допущены «перегибы», ведущие, с одной стороны, к стихийному митингованию, а с другой - к попыткам свержения авторитетов как таковых.

Между тем отдельные «перегибы» получались в результате логических рассуждений: если партия выступает против обожествления вождей, то почему по сей день существуют памятники живым людям, находящимся у руководства, почему их именами называются города, колхозы, предприятия? В обществе начала складываться особая ситуация. Свергнув Сталина с его пьедестала, Хрущев снял вместе с тем «ореол неприкосновенности» вокруг первой личности и ее окружения вообще. Система страха была разрушена (и в этом несомненная заслуга нового политического руководства), казавшаяся незыблемой вера в то, что сверху все видней, была сильно поколеблена. Тем самым Хрущев, хотел он того или нет, поставил себя под пристальный взгляд современников.

Руководство страны приступило к большой и долгосрочной работе, не имея по существу развернутой с расчетом на перспективу теоретической программы.

В условиях отсутствия комплексной программы развития социально-экономической политики на реальную практику оказывали давление настроения нетерпения, требующие немедленного исправления всех недостатков «с сегодня на завтра». Это приводило к поспешности и в определении сроков заявленных целей, и в выборе методов осуществления этих целей.

Экономическая политика и общественно-политической жизнь страны периода «оттепели»

Как решалась в тот период ставшая уже визитной карточкой времени задача «догнать» и перегнать США по производству мяса, молока и масла на душу населения - в ближайшие годы?». С одной стороны, было заявлено, что для выполнения этой задачи есть все необходимое и достаточное (подразумевался уровень развития сельского хозяйства). Но с другой стороны, главный упор при этом был сделан на сознательность колхозников, понимание ими значимости поставленной цели.

В 1957 г. газетные полосы буквально пестрели многочисленными коллективными обязательствами работников сельского хозяйства, а вслед за этим - рапортами об их выполнении. Широко практиковалось непосредственное обращение ЦК и Совета Министров к работникам колхозов и совхозов. В ответ на эти обращения в ЦК шли коллективные письма, о том что, «…как и все колхозы и труженики сельского хозяйства нашей страны, от всего сердца и как свою боевую задачу восприняли призыв Коммунистической партии - догнать в ближайшие годы США по производству мяса, молока и масла на душу населения…».

Из воспоминаний родственников: Мой прадедушка, участник ВОВ, коммунист, в тот период состоял в партийной ячейке местного колхоза. Однажды на партийном заседании ячейки его, директора местной школы и еще двух товарищей обязали, от имени тружеников колхоза написать письмо в ЦК партии о поддержке решений партии ну и т.п.

Взявшись с энтузиазмом за порученное дело, завершили его глубоко за полночь и с чувством выполненного долга хорошо отметили это событие.

По окончании, отправить письмо поручили директору школы, как более ответственному лицу, тем более что он ехал в этот день в райцентр, откуда и планировалась отправка письма.

На следующий день мой прадедушка зашел в дом к директору школы узнать, как было отправлено письмо. И там он увидел страшную картину. Супруга директора вся в слезах. Дети напуганы. Сам директор бледный как мел, руки дрожат, весь в испарине.

Первый вопрос, что случилось? И директор, что бы ни кто не услышал, поведал ему, о том, что он потерял, где то письмо, и что теперь его арестуют, осудят и отправят на Калыму, что это политическое дело. Просто от страха человек «вошел в ступор», в котором и пробыл целые сутки.

Прадед фронтовик, разведчик имел медаль «За отвагу» и орден «Славы» бывал в разных передрягах на войне, многое повидал, тут же рассудил все холоднокровно и успокоил товарища. Говорит: «У меня остался черновик, успокойся, перепиши письмо и завтра отправь вот и все, стоило ли из-за этого расстраиваться». Так и поступили.

После этого у директора стало болеть сердце, и года через три он скончался, но все это время он был очень благодарен моему прадеду за то, что выручил его из беды и не кому не рассказал про это в тот период.

Приведенный мной пример подтверждает практику написания политических писем в поддержку линии партии, о трудовых подвигах и т.п., но и еще не менее важное, что у людей по-прежнему был страх перед системой, хотя уже и появились первые признаки «оттепели».

Так делалась экономическая политика. В которой, впрочем, было мало экономического. Поэтому и управление экономикой осуществлялось больше политическими методами. Главную причину хозяйственных трудностей и неудач Хрущев видел в «недостатках руководства», неумении и нежелании отдельных хозяйственников работать с полной отдачей.

«Нерадивый» хозяйственник стал одной из главных фигур фельетонов, критических статей, публицистики. На XX съезде Хрущев говорил о целой категории ответственных работников, которых назвал «занятыми бездельниками».

Одновременно в печати настойчиво культивировался образ советского хозяйственника с присущим ему «моральным кодексом»: не хитрить с государством, не ставить ведомственные интересы выше общественных, настойчиво бороться за технический прогресс, уважать подчиненных и т.д.

Хозяйственник, не отвечающий этим требованиям, должен был уступить место другому, более подходящему. И снова все возвращалось к испытанному методу кадровых перестановок. Еще была жива в памяти недавняя практика, когда существовали специальные «лимиты» и очередность на сменяемость руководящих работников, особенно в сельском хозяйстве: по одному - двум человекам за провал весеннего сева, за провал уборки, за срыв хлебопоставок.

Партийность хозяйственного руководителя определялась по его отношению к посевам кукурузы, а рост урожайности ставился в прямую зависимость от уровня политической зрелости. «Если в отдельных районах страны кукуруза внедряется формально, колхозы и совхозы снимают низкие урожаи, то виноват в этом не климат, а руководители, - говорил Хрущев. - Там, где кукуруза не родится, есть «компонент», который не содействует ее росту. Этот «компонент» надо искать в руководстве».

В форме непосредственной апелляции к энтузиазму, на той же базе сознательности решались задачи освоения целины, строек Сибири и Дальнего Востока. Усиливался партийный контроль за ходом осуществления этих задач.

Так, «в целях обеспечения в установленные правительством сроки организации и строительства новых зерновых совхозов на целинных и залежных землях» был создан даже специальный институт уполномоченных ЦК КПСС (по одному уполномоченному на 4-5 хозяйств). Возникновение впоследствии негативных проблем целинного землепользования в немалой степени было связано с абсолютизацией организационного фактора и недооценкой научной, экономической стороны освоения целинных земель.

Нельзя сказать, что работа экономической мысли в 50-е годы не была заметна. Напротив, экономический поиск в эти годы активизировался, особенно в конце десятилетия. Другое дело, что ставка на быструю отдачу от проводимых преобразований мешала обратить должное внимание на долгосрочные экономические прогнозы. Среди них между тем были и серьезные предостережения.

Несогласованность текущего и перспективного планирования привели к созданию ряда диспропорций в народном хозяйстве. Детальный пятилетний план на 1951-1955 гг. так и не был разработан, не были разработаны и официально приняты планы на 1956-1960 гг., а также на семилетку.

Серьезные претензии предъявлялись к качеству низового планирования - составлению планов на уровне предприятия. Такие планы - спускались, как правило, уже после того, как начинался новый производственный цикл, что приводило к сбоям в производственном ритме. Частые корректировки плановых заданий сверху делали план не работающим инструментом, а номинальным документом, необходимым в основном для правильного начисления заработной платы и премиальных.

Сосредоточение в ведении центра большинства оперативных функций, мелочная регламентация деятельности предприятий только осложняли производственную ситуацию на местах. На ее исправление была направлена перестройка управления по территориальному принципу (упразднение большей части министерств, создание Советов народного хозяйства экономических районов). Совнархозовская перестройка включила в себя все основные идеи, высказанные за последние годы: проведение децентрализации управления, создание условий для обеспечения контролируемости работы хозяйственных органов снизу, обеспечение комплексного развития экономики в пределах конкретной территории, сокращение и удешевление аппарата управления и др.

При этом звучала мысль, что реорганизация форм управления проводится не с целью ликвидации каких-либо неполадок и диспропорций (считалось, что они не имеют места), а в интересах дальнейшего развития производительных сил страны.

Попыткам углубленного анализа проблем, связанных с предстоящей реорганизацией, помешала общая обстановка торопливости, в которой она проводилась. 30 марта 1957 г. были опубликованы для обсуждения Тезисы Н.С. Хрущева, а уже 7 мая, немногим более месяца спустя, сессия Верховного Совета СССР приняла Закон «О дальнейшем совершенствовании организации управления промышленностью и строительством».

К 1 июля того же года предполагалось в основном закончить перестройку, хотя даже сам факт отнесения этого важнейшего мероприятия на середину года создавал дополнительные трудности для предприятий, ломая начатый производственный цикл.

Вместе с тем первые результаты реформы были вполне обнадеживающими. Уже в 1958 г. (через год после реорганизации) прирост национального дохода составил 12,4% по сравнению с 7% в 1957 г. Возросли масштабы производственной специализации и межотраслевого кооперирования. Тогда же родилась идея создания научно-производственных объединений. Ускорился процесс создания новой техники.

Еще в самом начале создания совнархозов, даже в преддверии этого процесса, специалисты сделали интересное наблюдение: на какой-то период, когда предприятия остались «бесхозными» (министерства фактически сложили свои полномочия, а совнархозы еще не оформились), многие из них именно в период «межвременья» вопреки опасениям не только не сбились с производственного ритма, но и стали работать значительно лучше. И так продолжалось в целом до тех пор, пока новые органы управления не окрепли и не сложились в устойчивую систему. С этого момента начали нарастать негативные последствия их деятельности - местничество, диктат и администрирование по отношению к подведомственным предприятиям, прогрессирующая бюрократизация и др.

«Узкие» места работы совнархозов обнаружились практически сразу. Однако наверху они были расценены не как следствие реорганизации, а, наоборот, как ее недостаточно последовательное проведение в жизнь, своего рода отдельный неудачный опыт. В дальнейшем же общая политическая ситуация и та атмосфера, которая была создана вокруг самой идеи реорганизации, никак не способствовали ее конструктивно-критическому осмыслению.

Из элементов внедрения «нового» в сельском хозяйстве подобного совнархозам в промышленности, хотела бы отметить следующие:

1. Передача техники из МТС в колхозы;

2. Разрешение платить зарплату колхозникам не трудоднями, а деньгами;

3. Создание совхозов.

Надо сразу учесть, что Хрущев не передал технику из МТС в колхозы не бесплатно - она была продана колхозам, которые, были вынуждены выплачивать ее стоимость и сразу оказались в долгах. Так как почти все имевшиеся деньги от продажи урожая уходили на оплату долгов и содержание техники, выплата аванса колхозникам упала до минимума. Но до 1959 года люди выходили из этого положения - у всех были приусадебные участки, на которых они работали в свободное время, обеспечивая себя продуктами питания, излишки продавали на рынке, в связи с чем могли прожить до расчета, почти не получая авансовых выплат. К тому же, в то время любой колхозник или житель пригорода мог сам лично продавать свою продукцию на рынке, предъявив справку, что он колхозник или что у него имеется личное подсобное хозяйство и с него уплачены налоги.

Однако, государственные планы по госзакупкам не выполнялись - сказывались шатания в сельскохозяйственной политике - целина, силовое внедрение кукурузы, объединение колхозов и так далее. Как известно, это выходило плохо, поэтому в 1959 году и было принято решение, известное всем как «налог на деревья». Коротко суть его в том, что, считалось что колхозники много времени уделяют личному подсобному хозяйству, торговле на рынках, в результате чего не работают в общественном хозяйстве, и ограничили размер этих самых личных хозяйств, вместо погектарного налога, который можно было внести деньгами, ввели налог в виде натурсдачи (есть куры - сдай яйца, есть овца - сдай мясо и шкуру, корова - молоко и так далее), а также ввели большие ограничения на торговлю на рынках.

Следующим ударом было введение денежной оплаты по трудодням. Сразу стоит отметить - не имелось ввиду ввести заработную плату колхозникам, просто отменили выдачу натуроплаты и за все это стали платить деньгами по госценам. Считалось, что это увеличит объем сдаваемой колхозами продукции - все продукты, которые шли колхозникам, будут продаваться по госпоставкам. Таким образом, заработки сельчан рухнули еще больше, село начало стремительно беднеть. Обеднели и колхозные рынки, цены на них поползли вверх. Жители сел начали бросать колхозы, молодежь старалась не возвращаться домой из армии или после учебы, вербовалась для работы на стройках, уезжала на целину. Не помогали даже препоны и уговоры, которые ставили некоторые руководители сельхозпредприятий (пресловутые справки на паспорта). Село стало стремительно пустеть. Не помогло даже увеличение в полтора раза закупочных цен на молоко и мясо.

Кстати о паспортах. Во время правления Хрущева действовало Положение о паспортах 1951 года, которое не предусматривало обязательной выдачи паспортов жителям сельской местности, но и не запрещало их выдавать. Хрущев был снят в 1964, так что он его не отменял и не вносил никаких изменений. Действовало оно до 1974 года (практически поголовная выдача паспортов началась в 1976 году).

Из воспоминаний родственников: В 1956 г. сестра моей бабушки хотела поехать в Домбас, на шахты, на заработки, где работал ее брат, не вернувшийся из армии в колхоз. Так председатель тогдашнего колхоза, кстати наш дальний родственник, ни как не хотел выдать справку на паспорт. Так его целую неделю поили самогоном и уговаривали всем родом выдать справку, пока тот не сдался. Бабушкина сестра до сих пор живет в Украине.

Вот такой небольшой пример коррупции в колхозе тех времен.

А перевод колхозов в совхозы, еще больше усугубил положение на селе. Если в колхозе нормы и оплату определяло правление, то в совхозе нормы и расценки были жестко регламентированы и не в пользу трудящегося. Нормы были завышены а расценки занижены в сравнении с колхозными. Эти нормы назывались в обиходе «машинными», потому что надо было трудиться на уровне машины, при этом получая копейки.

Данное нововведение, аукается и сейчас, для многих людей.

Вот, например, другая сестра бабушки, живет в соседнем районе, до выхода на пенсию работала в совхозе, стаж у нее около 40 лет в этом совхозе. Так вот она на данный момент получает минимальную пенсию на уровне с теми кто практически не работал. В пенсионном отделе сказали: «А что, Вы хотите, выплаты на момент работы в вашем совхозе были очень маленькие, поэтому ни каких добавок Вам не положено, хоть и стаж ваш очень большой». И ей очень обидно, что столько проработала и так тяжело работала, а в результате ничего практически не заработала. И таких людей очень много.

Отмечено, что в судьбе «оттепели» немаловажную роль сыграл внешний фактор - венгерский кризис 1956 года. Анализ внешней, событийной стороны кризиса без глубокого проникновения в существо проблемы вызвал у советского руководства опасения возможности повторения подобного и «у нас».

Стремление пресечь возможные неблагоприятные последствия стихийных массовых действий привело к целой серии мероприятий перестраховочного характера, оформленных под лозунгом «борьбы с ревизионизмом». Для Хрущева наступил момент решительных действий.

Его поведение - гораздо более самостоятельное - не могло не настораживать других членов Президиума ЦК. В руководстве постепенно сложилась и оформилась антихрущевская оппозиция, несколько позднее названная «антипартийной группой». В действительности оппозиционная группа не была антипартийной, более того, ее нельзя считать в полной мере ни просталинской, ни реваншистской, как это иногда делается. Достаточно вспомнить, что помимо постоянного «костяка» группы (Маленкова, Молотова, Кагановича) в нее входили или склонялись к ее поддержке довольно разные и не склонные большей частью к взаимным симпатиям люди (Первухин, Сабуров, Шепилов, Ворошилов, Булганин).

Это была борьба за власть в чистом виде, борьба, в которой сторонники

Хрущева одержали победу, а «оппозиционеры» потерпели поражение. Теперь уже окончательное. Они сошли с политической сцены, получив весьма скромные - для их ранга - должности.

Лишившись оппозиции справа, Хрущев стал быстро «леветь»: именно с этого момента берут начало знаменитые скачки «великого десятилетия» и громкие кампании тех лет. Возможно, положение удалось бы со временем исправить, создать противовес единоличной власти Первого секретаря. Однако этот путь Хрущев практически заблокировал, поскольку процесс «полевения» в политической сфере довольно быстро остановился. Тем самым была перекрыта возможность дальнейшей либерализации режима, а вместе с ней - и создания новых политических институтов, новых механизмов власти.

В одном из своих публичных выступлений 1960 года Хрущев, подводя главный итог начатой после 1953 г. работы, сказал: «Мы не только раскритиковали недостатки прошлого, но провели такую перестройку, которую без преувеличения можно назвать революционной в деле управления и руководства всеми областями хозяйственного и культурного строительства».

Закончилась крупная реорганизация управления народным хозяйством (1957 г.), которая на первом этапе дала несомненный эффект. Принят новый план на семилетку. Форсируется развитие науки, готовится прорыв человечества в космос. Политическая жизнь внутри страны стала более стабильной: критическая волна явно пошла на спад, все реже поднимался вопрос о борьбе с культом личности, который в свое время дал импульс общественной активности. В 1959 году на стадии верстки была остановлена публикация закрытого доклада Хрущева на XX съезде партии: нет Сталина - нет и культа личности, а развенчание «антипартийной группы» легко было представить как последний аккорд в борьбе со «сталинистами». В стране набирала силу новая общественная инициатива - рождалось движение за коммунистический труд, оно было «узнаваемо», поскольку шло в привычных традициях социалистического соревнования, а следовательно и предпочтительнее предшествующей митинговой стихии. Организующее начало движения за коммунистический труд было быстро взято на вооружение пропагандой и стало основой его массового тиражирования. Наверху тогда так и не оценили возможностей нового смысла, заложенных в движении: в этом одна из причин, что оно после временного взлета свернуло в традиционное русло формализма.

Международное положение тоже не внушало пока особых опасений. Напротив. Произошла некоторая стабилизация ситуации в Западной Европе, мир следил за развитием национально-освободительных движений в Африке, за событиями на Кубе, вновь поднявших популярность идеи социалистического выбора. В общем положение дел как внутри страны, так и за ее пределами при одномоментной оценке ситуации могло служить основанием для оптимизма.

Между тем любой непредвзятый анализ ситуации показывал, что она чревата серьезными осложнениями. Постепенно сбывались прогнозы тех, кто предупреждал об ограниченности структурных подходов к реорганизации практики управления и видел просчеты проведенной совнархозовской реформы. Реорганизованная система управления народным хозяйством была отличной от существовавшей ранее «министерской», но не принципиально новой. Сохранился старый принцип разверстки сырья и готовой продукции, экономически ничего не изменивший в отношениях потребителя и поставщика. Диктат производителя по-прежнему воспроизводил ненормальную хозяйственную ситуацию, при которой предложение определяет спрос. Экономические рычаги не заработали. С помощью административной «погонялки» обеспечить стабильный экономический рост было невозможно (хотя конкретные цифры развития экономики, предусмотренные Программой партии, были как раз ориентированы на поддержание достигнутых к концу 50-х годов темпов экономического роста - без учета подвижности конъюнктуры и возможностей базового уровня).

Существование целого ряда проблем - экономических, социальных,

политических, нравственных - выявило предсъездовское обсуждение проектов Программы и Устава партии. Большинство этих проблем концентрировалось в той области, которая определяет отношения между народом и государственной властью. Приглушение критики, снижение демократического настроя в общественной жизни не прошло незаметно для современников. Очевидная возможность утраты позиций, заявленных на XX съезде партии, с необходимостью ставила вопрос о поиске гарантий необратимости начатых реформ.

Содержание гарантий от рецидивов культа личности виделось прежде всего в преодолении отчуждения между общественностью и представителями власти. В качестве мер, направленных на преодоление этого отчуждения, предлагалось ограничить срок пребывания на руководящих партийных и государственных должностях, ликвидировать систему привилегий для номенклатурных работников, проводить строгий контроль за соблюдением принципов социальной справедливости.

Именно вопрос о включении в проект Устава тезиса о сменяемости кадров вызвал больше всего споров. Было проработано более десяти вариантов формулировок этого тезиса, однако принцип, согласно которому в составе высшего руководства можно было находиться не больше двух сроков, так и не прошел. В окончательном варианте проекта (который и был принят на съезде) остался трехсрочный принцип пребывания у власти с поправкой на возможность его продления в силу «признанного авторитета, высоких политических, организаторских и других качеств лидеров».

Не менее ожесточенные споры вызвал вопрос о привилегиях номенклатуры.

Протест против существования подобных привилегий шел главным образом снизу.

Правда, выход из ситуации виделся подчас довольно простым, когда для восстановления социальной справедливости считалось достаточным ограничить доходы и вернуться к уравнительному принципу распределения различного рода благ. Активно обсуждалась идея партмаксимума и госмаксимума (размеры которых предлагалось установить официально и зафиксировать в Программе партии). Многие участники предсъездовской дискуссии были всерьез обеспокоены усиливающейся социальной дифференциацией общества, увеличением общественной прослойки, живущей явно не по средствам. В этих сигналах угадывался опасный симптом будущих «болезней», которые в полную силу заявят о себе позднее, уже в 70-е годы.

Однако эта опасность еще существенно недооценивалась, воспринималась в привычном русле «пережитков прошлого». Отсюда - приемы и методы борьбы с «пережитками», выдержанные в целом в старых традициях атаки на «частнуюсобственность».

Шестидесятые воскресили дух революционного романтизма первых послереволюционных лет с их верой в коммунистический идеал и созидательную силу самой идеи построения социализма. Это не оправдывает, но дает возможность понять. И не только политических лидеров, но и общество в целом: ведь если кто и протестовал тогда относительно программных установок на форсированное строительство коммунизма, то протест этот в большинстве случаев касался конкретных сроков строительства, но отнюдь не идеи в целом.

Что же конкретно имел в виду Хрущев, когда обещал, что коммунизм будет построен при жизни одного поколения советских людей? «Дело ведь не только в слове «коммунизм», - разъяснял он свою позицию. - Мы стремимся к лучшей жизни, к самой прекрасной жизни на земле, чтобы человек жил без нужды, чтобы он всегда имел работу, которая ему по душе, чтобы человек не думал с тревогой о завтрашнем дне… чтобы он жил красиво и благородно, а не просто существовал, прозябал». Если действительно не принимать в расчет слово «коммунизм», то эта была та программа, у которой вряд ли нашлись бы оппоненты. Однако в данном случае «слово» не осталось безразличным, определенная им цель не только увлекала, но и давила, заставляя решать многие проблемы не с точки зрения целесообразности и своевременности, а «по коммунистически» - согласно представлениям о коммунизме того времени.

И в 60-е годы названная тенденция заставляла считаться с собой как с одним из факторов, влияющих на выработку политических решений.

Нельзя при этом не отметить, что в Программе партии и в решениях XXII съезда (1961 год), которые заложили основу своего рода концепции дальнейшего развития советского общества, предлагался и ряд вполне конструктивных идей, направленных на решение важных, прежде всего политических проблем. Часть этих идей непосредственно отражала потребность в гарантиях, подтверждающих линию XX съезда партии.