П.Н. Милюков: ученый и политик

Размещено на http://www.allbest.ru/

П.Н. МИЛЮКОВ: УЧЕНЫЙ И ПОЛИТИК

А.Н. МЕДУШЕВСКИЙ

милюков историк политический научный общественный

© 1991 г.

Фигура Павла Николаевича Милюкова -- выдающегося русского историка и крупного политического деятеля -- долгие годы оставалась вне поля зрения советских исследователей. Тому были свои причины идеологического и политического характера. Ныне создались более благоприятные условия для анализа его научного творчества и общественно-политической деятельности.

В предлагаемом вниманию читателей очерке сделана попытка проследить взаимосвязи в менявшемся с годами облике Милюкова,-- ученого и политика, научные труды которого всегда были опорой гражданской позиции автора, а трагический опыт его служения известным общественным идеалам способствовал обогащению концептуального анализа отечественной истории.

П.Н. Милюков родился 15 января 1859 г. в дворянской семье. Формирование его личности, складывание научных и общественных интересов происходило в Москве первых пореформенных десятилетий. Одним из важнейших событий того периода стала начавшаяся на Балканах русско-турецкая война 1877--1878 гг. Милюков, тогда гимназист последних лет обучения, вступает в кружок учащихся, сочувствовавших делу освобождения славянских народов из-под турецкого ига.

В 1877 г. Милюков -- студент историко-филологического факультета Московского университета. Здесь судьба свела его с двумя выдающимися учеными -- П.Г. Виноградовым и В.О. Ключевским. Оба они оказали влияние на формирование научных взглядов Милюкова, хотя и не в одинаковой степени. Молодой приват-доцент Виноградов в то время только что вернулся из-за границы. Он был всего лишь на пять лет старше Милюкова, и, по-видимому, их взаимоотношения были скорее дружескими, чем официальными. Ключевский же был человеком другого поколения и со студентами держал себя подчеркнуто сухо. Вероятно, поэтому Милюков, уже решивший посвятить себя русской истории, более охотно занимался у Виноградова, который обучал его методам исторического исследования. И хотя Милюков начал работать под руководством Ключевского, последний, как справедливо полагает биограф Милюкова Т. Риха, не может быть признан его подлинным учителем, а их временное сближение объясняется больше формальными причинами, нежели глубоким единомыслием ². Разумеется, Ключевский оказал определенное влияние на Милюкова, тем более, что именно на 80-е гг. приходится расцвет деятельности знаменитого русского историка.

В эти годы Милюков учится сам, дает частные уроки, принимает активное участие в делах студенческого самоуправления. То был период оттепели -- «диктатуры сердца» графа М. Т. Лорис-Мелпкоза, или, по словам самого Милюкова, благоприятный момент правительственного либерализма.

После убийства Александра II (1 марта 188! г.) в стране наступила политическая реакция. Студенческое самоуправление во всех его формах подверглось жесткому давлению. Все студенческие митинги и сходки были запрещены. Наиболее радикальная часть студенчества в знак протеста против правительственных мер устроила митинг. Милюков не разделял крайней точки зрения.

Стремился убедить студентов прекратить выступление, тем не менее он был арестован и исключен на год из университета, несмотря на заступничество ректора Н.С. Тихонравова.

После этого инцидента некто Кречетов, сын богатого купца, друг брата Милюкова, предложил ему отправиться в совместную поездку по Италии. Милюков с радостью воспользовался этим приглашением, рассчитывая пополнить свое образование и заняться научной работой. В архиве Милюкова сохранились его первые научные работы. Вот их названия: «О родовом устройстве древних римлян», «Аграрный закон Спурия Кассия», «Начало Римской империи», «Коллегии при императорах», «Тиберий и Тацит». Его научные интересы охватывали широкий круг вопросов истории античности и касались творчества ее наиболее ярких мыслителей -- от Сократа и Демосфена до Цицерона и Плутарха. Аналогичная тематика -- история хозяйства, общества и государственности -- стала предметом рассмотрения при изучении средневековой европейской истории в рамках курса П.Г. Виноградова.

Возвратившись в университет, Милюков быстро сошелся с новыми студентами, некоторые из них, например, Д.И. Шаховской, стали его друзьями и единомышленниками по кадетской партии.

В 1885 г., блестяще сдав магистерские экзамены, Милюков приступил к написанию диссертации. Чтобы остаться при университете, необходимо было выступить с публичной лекцией на тему по собственному выбору. Примечательно, что Милюков взял для своего выступления тему «Юридическая школа в русской историографии». Лекция получила признание к была напечатана в солидном журнале «Русская мысль», сыгравшем затем большую роль в журналистской и публицистической деятельности Милюкова.

С 1886 г. Милюков -- приват-доцент Московского университета. Как писал о нем позднее Г.В. Вернадский, это был настоящий труженик науки, пролетарий умственного труда. Заметим, что даже в качестве приват-доцента Милюков, как и большинство его коллег, вел весьма скромный, а порой и полуголодный образ жизни (их жалованье, случалось, было меньше обычной студенческой стипендии). Проф. Н.И. Стороженко, специалист по литературе, с которым Милюков подружился, ввел его в кружок либеральной профессуры. Это обстоятельство сыграло весьма существенную роль как в научной, так и особенно в политической карьере Милюкова. Он познакомился с такими крупнейшими мыслителями либерального направления, как юристы М.М. Ковалевский, С.А. Муромцев и И.И. Янжул, математик Н.В. Бугаев, а также редактор журнала «Русская мысль» В.А. Гольцев.

Стороженко рекомендовал молодого историка в качестве обозревателя русской литературы издателям британского еженедельника «The Athenaeum». С 1889 г. по 1896 г. Милюков сотрудничает в этом издании. Эта деятельность давала ему возможность постоянно наблюдать, как литература отражает социальные и политические процессы в стране. Первый свой обзор для этого журнала он посвятил творчеству М.Е. Салтыкова-Щедрина, в котором сопоставил сатирика с другим кумиром молодежи -- Г.И. Успенским, причем не в пользу последнего. Затем последовали обзоры творчества Н.Г. Чернышевского, А.П. Чехова, Л.Н. Толстого, Вл.С. Соловьева, а также П.Д. Поборыкина, И.Н. Потапенко, А.И. Эртеля и других писателей. Рукописные тексты этих работ, сохранившиеся в архиве Милюкова, позволяют констатировать, что главными для него были вопросы о социальной направленности и общественном значении сочинений того или иного автора, раскрытие «литературных направлений, тесно связанных с различными общественными партиями, и их взаимная борьба»⁸. В статье о Салтыкове-Щедрине, например, мы находим целостную характеристику его эпохи: «Господствующий факт этого периода русской жизни,-- пишет Милюков,-- есть, конечно, наша великая мирная революция XIX в.-- уничтожение крепостного права и его последствия. Социальный переворот 19 февраля 1861 г. изменил одним ударом привычные отношения между сословиями...» Отсюда тот болезненный разрыв между старым и новым, традиционной и измененной сословной организацией, отцами и детьми, ставший предметом осмысления русской литературы ⁹. Интерес Милюкова к социологической интерпретации литературы прослеживается и в его позднейших работах по истории русской культуры и интеллигенции, историографии. .

В 1886--1892 гг. Милюков работает над диссертацией «Государственное хозяйство России в первой четверти XVIII столетия и реформа Петра Великого». Обращение Милюкова к изучению реформ Петра отнюдь не случайно. Ознаменовав важнейшую переломную эпоху в русской истории вплоть до революции начала XX в., эти реформы представляют ключевую проблему всякой историографической концепции. «Подобно тому, как во Франции каждый новый этап в развитии исторической мысли находит себе выражение в новом пересмотре истории Великой французской революции,-- справедливо писал А.А. Кизеветтер,-- так и в России такую роль, как бы сказать, пробного камня для проявлении того пли иного исторического мировоззрения играло то или иное отношение историка к пониманию реформы Петра». Ретроспективно оценивая свою работу, Милюков отмечал: «Моя задача была--объяснить значение петровской реформы. Но я отвергал старую постановку спора, как он велся в поколениях 40-х -- 70-х годов. Славянофилы стояли на принципах русской самобытности, западники -- на принципе заимствования западной культуры. Мой тезис был, что европеизация России не есть продукт заимствования, а неизбежный результат внутренней эволюции, одинаковый в принципе у России с Европой, но лишь задержанный условиями среды» ". С этой точки зрения подход Милюкова оказывался своеобразным синтезом двух предшествующих взаимоисключающих позиций славянофилов и западников, означал более сложное видение реформ. «Меня потом упрекали в умалении роли Петра,-- писал ученый в этой связи,-- не понимая моей основной цели -- стать при оценке реформы над упрощенным противопоставлением неподвижной самобытности и насильственной ломки».

К явному неудовольствию Ключевского, который предпочитал давать своим ученикам маленькие и безобидные «темки», Милюков решил рассмотреть принципиальную проблему -- экономическое положение России в период царствования Петра Великого. Выбирая экономический подход, он действовал вполне в духе времени. По признанию самого ученого, экономический материализм оказал на него в то время существенное влияние." Кроме того, именно изучая реформы Петра, он имел возможность по-новому посмотреть на традиционные споры в русской общественной мысли, определить свою позицию. *,

Работая над диссертацией, требовавшей обращения к архивам, Милюков два лета провел в петербургских архивохранилищах. Многочисленные выписки из источников сохранились в личном фонде ученого, среди них, в частности, выписки из книг Ближней канцелярии о доходах и расходах по государственному управлению, окладных книг и проч. Другой группой материалов являются конспекты источников о ходе реформ государственного аппарата, проектов преобразований, новых служебных назначениях. Особое внимание Милюков уделяет освещению реформы финансовой администрации и податной системы -- переустройству местного управления губерний и коллегий. Таким образом, в изучении петровских реформ объединены были две темы: государственное хозяйство (финансы) и собственно административные преобразования, что давало возможность проследить их взаимодействие.

17 мая 1892 г. состоялась публичная защита диссертации Милюкова, завершившаяся присуждением ему магистерской степени. Этот день был омрачен ухудшением отношений с Ключевским, который своим выступлением обрек на неудачу инициативу Виноградова о присвоении Милюкову более высокой, докторской степени.

Как бы то ни было, а труд Милюкова, в котором обосновывался новый подход к одному из важнейших этапов русской истории, был высоко оценен современниками, хотя главный его вывод о том, что ценой разорения Россия возведена была в ранг европейской державы, вызвал споры. Они продолжаются и в наше время, причем многие исследователи сегодня склоняются к точке зрения Милюкова, часто не учитывая того, что представления самого Милюкова о петровской реформе отнюдь не были неизменными и претерпели существенные изменения с течением времени. Общая эволюция мировоззрения Милюкова, анализ событий революции и последующей консолидации новой власти привели его к выводу о закономерном характере реформ Петра и заставили более терпимо отнестись к личности самого преобразователя. Принципиальный вывод Милюкова, сделанный в 1925 г., состоял в том, что последующая история страны позволила понять истинное место реформ Петра, отделив необходимое в них от случайного.

В 1893 г. Милюков выступил с лекцией «Разложение славянофильства». Это была его программная работа, в которой решительной критике были подвергнуты воззрения крупнейших представителей неославянофильства -- Н.Я. Данилевского, К.Н. Леонтьева и В.С. Соловьева. Подвергая разбору основные положения старого и нового славянофильства, Милюков приходил к последовательно западническому выводу: «Истинное славянофильство... прекратило свое существование... Теперь оно умерло и не воскреснет» ¹⁹. С этого времени Милюков наряду с П.Г. Виноградовым становится лидером западнического крыла русской профессуры, выступавшего против официальной идеализации древнерусских порядков. Милюков и его соратники -- Виноградов, Стороженко, Чупров, Веселовский и др.-- взялись за устройство так называемой «Комиссии по организации домашнего чтения», представлявшей собой центр по распространению культуры и просвещения среди широких масс населения. В ноябре 1894 г. после чтения публичных лекций в Нижнем Новгороде Милюков подвергся преследованию. Как явствует из «Прошения П.Н. Милюкова попечителю Московского учебного округа о разрешении прочесть в Нижнем Новгороде цикл публичных лекций», срок, установленный для них, истекал лишь в 1895 г., но к этому времени ученый оказался уже не у дел.

После того, как Николай II заявил делегации земцев 17 января 1895 г. о несбыточности их мечтаний по поводу конституции и о сохранении самодержавия в незыблемом виде, начались гонения на основной оплот свободной мысли -- университеты, что сыграло решающую роль в судьбе Милюкова. Как неблагонадежный ученый он был отстранен от преподавательской деятельности, а 23 февраля 1895 г. ему было объявлено, что он немедленно должен выехать из Москвы в любой провинциальный город по своему усмотрению. Вместе с семьей Милюков выехал в Рязань, где и находился до весны 1897 г. Как рассказывает сам ученый в «Воспоминаниях», это было спокойное и продуктивное в научном отношении время: приезжали московские друзья, рязанское общество открыло свои двери, появился досуг и даже возможность для игры на скрипке и занятий археологией. В бумагах Милюкова этого времени мы находим записи об археологических раскопках, конспекты литературы по археологии, черновики собственных работ по этой дисциплине. Был опубликован ряд его специальных исследований по археологии. Одновременно Милюков сотрудничает в ряде ведущих журналов, сделавших его своим корреспондентом, пишет очерки об «идеалистах 30-х годов» (Н. В. Станкевиче, В.Г. Белинском и А.И. Герцене), опубликованные позднее в книге «Из истории русской интеллигенции».

- Результатом длительной научной и педагогической работы явился новый капитальный труд Милюкова -- «Очерки по истории русской культуры», который начал печататься с 1895 г. в журнале «Мир Божий», являвшемся органом легальных марксистов во главе с П.Б. Струве и М.И. Тутан-Баранопским. По словам Т. Рихи, труд Милюкова представлял собой «уникальную работу исторического синтеза», основной задачей которого было объяснить современность, исходя из тех ее предпосылок, которые можно обнаружить в прошлом.

В этом отношении «ичерки» Оыли несомненным разрывом с предшествовавшей традицией и символизировали отход Милюкова от чисто академической работы.

Известно, что труд Милюкова был задуман по аналогии с классическим сочинением Франсуа Гизо «История цивилизации во Франции». Однако современники расценили появление «Очерков» как важное событие общественной жизни и определенную веху в развитии русской мысли. Здесь уместно обратиться к общей характеристике формирования взглядов Милюкова на русский исторический процесс.

Продолжая магистральную тенденцию отечественной науки, представленную государственной, или юридической школой, Милюков в то же время совершенно по-новому решал поставленные ею вопросы "°, что, по словам современников, явилось характерным признаком разрушения традиционной парадигмы объяснения фактов русской истории. Например, отмечалось, что если в трудах Ключевского влияние юридической школы еще остается довольно заметным, то «в диссертации П.Н. Милюкова традиции „юридической школы" преодолены окончательно».

Для такого вывода безусловно имелись известные основания. Прежде всего, Милюков подходит к историческому исследованию с принципиально иным научным мировоззрением. Он сознательно отбрасывает как устаревшие всякие попытки «философского», точнее метафизического или телеологического объяснения истории в духе немецкой философии и ее русских последователей. Философия истории, согласно Милюкову, уже сыграла свою роль предшественницы современной научной социологии и теперь должна уступить ей место.

Опираясь на воззрение Г. Спенсера, Дж. Милля и О. Конта, Милюков придает решающее значение фактам и их социологическому осмыслению. Вслед за Л. фон Ранке русский ученый считает, что основная задача историка состоит в выявлении и критическом изучении фактов прошлого. Однако он не останавливается на этом. Следующим этапом работы, по мнению Милюкова, должно быть социологическое осмысление фактов, т.е. выявление общего и особенного в них с целью открытия закономерностей в процессах социального развития, изучения их стадий, а в конечном счете всей исторической эволюции. «Такое широкое применение идеи закономерности,-- поясняет ученый,-- необходимо вытекает из современного взгляда на мир, точно так же, как идея целесообразности вытекала из старого мировоззрения. Мы принимаем закономерность исторических явлений совершенно независимо от того, может ли история открыть нам эти искомые законы». Иными словами, закономерная связь явлений или идея закономерности есть не столько реальное отношение, сколько идеальный тип, вспомогательный инструмент познания. Поэтому Милюков не чужд в принципе формально-логических построений: он считал возможным, например, применение индуктивного и дедуктивного методов для раскрытия внутренних законов исторического развития. В этом отношении «Бэкон и Декарт стоят у колыбели его социологического анализа».

Эти философские принципы оставались практически неизменными на все.м протяжении творчества Милюкова начиная с первых лет научной работы. Значительное число рукописей на философские темы, сохранившихся в личном архивном фонде Милюкова, приходится на студенческие годы, когда происходило формирование взглядов ученого. Наиболее характерным сочинением такого рода является разбор «Критики чистого разума» И. Канта, в котором на первое место выдвигаются вопросы логики и гносеологии, причем делается попытка проследить историю этого вопроса, восходящую к Аристотелю. В этом отношении интересно также обращение Милюкова к специальному разбору и конспектированию «Метафизики» Аристотеля и сочинений по логике. Отметим, что лекции по истории новой философии, читавшиеся в Московском университете в 1892 г., конспект которых имеется в личном фонде Милюкова, делились на две части, первая из которых была посвящена Канту, а вторая -- периоду развития философии после него, причем этот период рассматривался главным образом как возвращение к докантовской метафизике. Тем самым расцвет немецкой классической философии в лице И.Г. Фихте, Ф.В.И. Шеллинга и Г.В.Ф. Гегеля представал как реакционная антитеза критическому направлению. В соответствии с этим попытка К.Е. Дюринга, Э. Маха и Р. Авенариуса возродить кантианство рассматривалась как позитивное научное направление. Можно констатировать, что именно в направлении к неокантианству и эмпириокритицизму и связанным с ними построениям в области социологии и права постепенно развивались взгляды П.Н. Милюкова.

Другой стороной философских' воззрений Милюкова является многофакторная концепция социальной эволюции, согласно которой в развитии общества нельзя выделить какой-либо один решающий или главный фактор, а следует изучать меняющуюся роль каждого из действующих факторов. Наиболее развернутое обоснование данный подход нашел как раз в «Очерках по истории русской культуры», отразившись уже в структуре книги. В отличие от всех предшествующих обобщающих трудов такого рода, труд Милюкова был построен не по хронологическому, а по логическому (проблемно-тематическому) принципу: после характеристики своего общего подхода автор предлагает ряд «очерков», характеризующих последовательно «население», «государственный строй (войско, финансы, учреждения)», «экономический быт», «сословный строй», развитие церкви и веры, школы и образования, литературы и искусства. Сущность культурологической теории Милюкова состоит, следовательно, в отыскании основных параметров социальной эволюции, стадий роста отечественной цивилизации.

Ключевую роль при этом играет общая западническая ориентация Милюкова, исходившего из принципиального сходства основных тенденций развития западноевропейской и русской истории. Такой подход несомненно открывал возможность установления типологически сходных черт эволюции России со странами Запада и в то же время позволял показать ее специфику, подчас весьма ощутимую и наводящую на мысль о значении азиатского компонента культуры, отсталости, о необходимости ее преодоления. В этом отношении очень важна впервые сформулированная здесь Милюковым идея о связи науки и политики, положенная им затем в основу своей политической деятельности и позволяющая во многом объяснить ее. «Физиолог,-- пишет он,-- обыкновенно не занимается лечением людей, хотя легко представить себе случай, в котором дать медицинский совет будет для него нравственной обязанностью. То, что для физиолога составляет более или менее редкий случай, для социолога и историка превращается в общее правило. Как член данного общества социолог необходимо чувствует потребность или обязанность прилагать свое знание к оценке окружающей его общественной деятельности. В большей или меньшей степени, следовательно,-- своей деятельностью или даже просто своими мнениями -- он поневоле призван играть роль общественного деятеля».

Наконец, третья существенная особенность подхода Милюкова к изучению исторического процесса была обусловлена несомненным влиянием на него исторического материализма, вернее экономического материализма в тон его постановке, которую можно найти в трудах. Струве, Туган-Барановского и других т. н. «легальных марксистов». Практическое воплощение это нашло уже в книге о государственном хозяйстве при Петре I, но особенно в «Очерках», где экономический фактор выступает как один из главных при изучении социальной эволюции.

Если сравнить исторические взгляды Милюкова с основными компонентами учения государственной школы, то обнаружится их фундаментальная общность. Подобно типичным представителям государственной школы Милюков большое внимание уделяет географическому фактору русского исторического процесса, колонизации новых пространств, вызванной этими обстоятельствами стадиальной смещенности основных социальных процессов и, наконец, связанной с этим особой роли государства в России. Действительно, как типичный государственник Милюков считает государство главным деятелем русской истории и в этом смысле противопоставляет ей историю западную. Основными доводами при обосновании этой позиции оказываются, как ни странно, аргументы исторического материализма. «Дело в том,-- объясняет он,-- что в России государство имело огромное влияние на общественную организацию, тогда как на Западе общественная организация обусловила государственный строй. Этот тезис кажется, на первый взгляд, парадоксом. Он как будто противоречит той очень распространенной теории, что политический строй всякого государства должен быть „надстройкой" над экономическим „фундаментом". Мы, однако, нисколько не отрицаем зависимости политической надстройки от экономического фундамента. Напротив, мы предполагаем лишний раз иллюстрировать эту зависимость на примере России. Именно элементарное состояние экономического „фундамента" вызвало у нас в России гипертрофию государственной „надстройки" и обусловило сильное обратное воздействие этой „надстройки" на самый „фундамент"». Сила государственности, считает Милюков, есть обратная сторона слабости и аморфности общества. Постоянное расширение территории страны, растущие задачи ее обороны вели к усилению государства, росту его вмешательства в жизнь общества. Отсюда интерпретация служилого государства, закрепощения и раскрепощения сословий как следствия военно-финансовой необходимости. Указанный подход к русскому историческому процессу, представлявший во многом развитие взглядов Ключевского, вел к сосредоточению внимания на проблеме взаимодействия экономики и общества, которая стала центральной для социологической и исторической науки рассматриваемого времени. Достаточно в этой связи указать на тот факт, что никто иной, как Макс Вебер сделал ее предметом своего-главного труда -- «Хозяйство и общество». Так что Милюков работал над вполне актуальной проблематикой и, кстати, в дальнейшем принял некоторые выводы Вебера, в том числе и по истории России. В то же время ясно, что Милюков, в отличие от германского мыслителя, не ставил своей целью социологическое решение задачи и несколько упрощал дело, сводя его подчас к истории финансов.

Если современники восприняли эту точку зрения Милюкова как разрыв со всей предшествовавшей историографической традицией, восходящей к С.М. Соловьеву, К.Д. Кавелину и Б.Н. Чичерину, то мы должны констатировать, что подход Милюкова был скорее верификацией прежней концепции на новом историческом (прежде всего историко-экономическом и этнографическом) материале, попыткой ее интерпретации с помощью нового (социологического) научного инструментария, а отнюдь не принципиальным разрывом. С развитием взглядов Милюкова, особенно в послереволюционный период, основные контуры концепции государственной школы проступают в его творчестве еще более отчетливо, а иногда получают даже декларативный характер. Отметим, что и сам Милюков хорошо сознавал преемственность своих взглядов по отношению к предшественникам. Так, уже во вступительной лекции, посвященной юридической школе в историографии, он подчеркивал, что это направление сошло со сцены, не будучи замененным никаким другим, равным ему по цельности и стройности. В «Воспоминаниях» эта мысль выражена еще более определенно.

Либеральный образ мыслей Милюкова, его влияние на широкие слои общества и особенно студенчества не могли не настораживать власти. В конце 1896 г. после завершения расследования антиправительственной деятельности Милюкова он был приговорен к годичному тюремному заключению в Уфе. Однако жене Милюкова удалось добиться замены тюрьмы высылкой за границу. Как раз в это время пришло приглашение из Болгарии занять кафедру в Софийском университете. Ему был оказан радушный прием и назначено жалованье, превышавшие оклады местных профессоров. Лекции Милюкова представляли собой «обзор философско-исторических систем», в котором получили дальнейшее развитие его мысли о преодолении современной наукой «Философии истории». Позитивистский подход лег затем в основу труда Милюкова по русской историографии -- «Главные течения русской исторической мысли». Хотя Милюков читал лекции по-русски, он немного выучил болгарский язык и мог говорить со студентами, а также путешествовать по стране.

Однако преподавательская деятельность Милюкова в Софийском университете продолжалась недолго. Его связями с различными представителями русской революционной эмиграции, а также его умонастроением заинтересовалась полиция. 6 декабря 1897 г., когда русская колония в Софии отмечала день рождения императора, Милюков не явился на торжественный прием к русскому послу в Болгарии Ю.П. Бахметеву, что было расценено как оскорбление государя. Бахметев в официальной ноте болгарским властям потребовал увольнения Милюкова с профессорской должности, и те вынуждены были подчиниться. Остальное время ссылки Милюков провел в Болгарии, занявшись изучением этой страны и ее внешней политики. Он получил возможность посетить Македонию, Албанию и другие земли, на которых вскоре суждено было завязаться одному из узлов международной политики.

В 1899 г., но окончании ссылки, Милюков возвращается в Петербург, где включается в активную политическую деятельность. Накал общественной жизни был таков, что приходилось выбирать между двумя крайними полюсами -- левым и правым. Милюков остановился как бы посередине. Он всегда стремился найти особый, третий путь, сочетающий в себе лучшие стороны двух других. Дело в том, что революция, если понимать ее как фундаментальный социальный переворот, для Милюкова не выступала как цель переустройства государственной системы, она не входила, так сказать, в его планы. Смысл всей его общественно-политической деятельности состоял именно в том, чтобы осуществить необходимые для страны перемены путем реформ, без крови и насилия. Тот факт, что задача эта не удалась, не делает ее менее благородной. Деятельность Милюкова в первые годы после возвращения из ссылки отражает стремление либерально-демократических кругов общества к консолидации сил, оппозиционных самодержавной власти. В декабре 1900 г. Милюков произнес речь в честь П.Л. Лаврова, получившую широкое признание. Вслед за этим последовали арест и тюрьма, из которой он был освобожден по ходатайству Ключевского в декабре 1902 г.

Анализ научных сочинений Милюкова, равно как и его публицистики времен первой русской революции (опубликованной отчасти в книге «Год борьбы» ^1|), позволяет сделать некоторые общие наблюдения о русской либеральной демократии и месте в ней Милюкова.

Русская либеральная демократия имеет ряд общеисторических черт и в то же время отражает специфику национального исторического процесса. Кульминационным в ее развитии является период первой русской революции. Ход событий, особенно если взглянуть на них с позиций современности, показал жизненность идей кадетов о правовом государстве, социальном контроле представительных учреждений над администрацией, значимости общественного мнения для принятия ответственных государственных решений. Но крайне низкий уровень политической культуры в России начала XX в. делал правовое решение социальных проблем весьма затруднительным. Острота многообразных социальных противоречий, помноженная на классовый и групповой эгоизм, во_;многом обусловила радикализм требований, нараставших по мере усиления революционного процесса: от требования конституционной монархии к требованиям республики и от них -- к лозунгам введения социализма. Поскольку в массовом сознании отсутствует представление о механизме функционирования социального управления, постольку негативные, разрушительные требования явно преобладают и пользуются большим успехом по сравнению с конструктивными программами, всегда предполагающими затраты времени и усилий общества в течение довольно длительного периода. Отсюда популярность насильственных методов решения социальных проблем и резкое падение популярности программы конституционных демократов, которая быстро теряла свою социальную базу по мере нарастания напряженности. «Либерализм,-- пишет по этому поводу X. Ортега-и-Гассет,-- провозглашает свое решение жить одной семьей с врагами, даже со слабыми врагами. Прямо невероятно, что человечество могло создать такой чудесный аппарат, такую парадоксальную, утонченную, замысловатую, неестественную систему. И нет ничего удивительного в том, что сейчас то же самое человечество готово от нее отказаться: опыт оказался слишком сложным и трудным, чтобы укорениться на нашей земле». В данных условиях, будучи по преимуществу интеллигентским течением, русская либеральная демократия была вынуждена значительно модернизироваться, перестроиться, избрать особые методы деятельности. Как хорошо показали зарубежные исследователи, необходимость состязаться с социалистами за массовую социальную опору приводила русских либеральных демократов к сознательному отрицанию позиций классического либерализма, в частности, по вопросам о роли государства в регулировании экономики и социальных отношений. Аналогичные процессы происходили во Франции и некоторых других странах. Это означало'появление так называемого «нового либерализма», виднейшими представителями которого в Европе были Гладстон, Клемансо и Ллойд-Джордж, а в России -- Милюков и возглавляемая им «Партия народной свободы». В этом и состоит коренное отличие воззрений Милюкова от ряда его выдающихся предшественников, крупнейшим из которых был, несомненно, Б.Н. Чичерин. Теоретическое обоснование новой концепции либерализма можно найти в книге Милюкова «Россия и ее кризисы», где дается анализ как западной, так и русской практики либерально-демократического движения. Когда либерализм, писал Милюков, впервые появился в Европе как политическое течение, его острие было направлено против феодальных порядков, в защиту индивидуальных свобод. Выполнив свою первоначальную историческую задачу разрушения средневековых сословных перегородок, либерализм, чтобы идти вперед, должен перестроиться, отказавшись от традиционных принципов невмешательства государства в социальную сферу и экономику. Осуществление социальных перемен путем парламентских реформ и есть цель движения. Соответственно изменения должны затронуть состав участников, организацию и практическую деятельность партии. Подобно тому как новый либерализм Гладстона и Чемберлена в Англии не есть прежний либерализм Кобдена и Брайта, дворянский по преимуществу либерализм деятелей Великой реформы в России отличается, по Милюкову, от либеральной демократии новейшего времени, призванной объединить широкие общественные элементы для практической работы по созданию правового государства. В лице кадетской партии мы имеем дело с высшей формой организации всего русского либерализма. Рассмотрение программы, организации и тактики русского либерализма накануне революции 1905--1907 гг. проведено в недавно вышедшем труде К.Ф. Шацилло. Мы остановимся поэтому лишь на тех основных вехах всего движения, которые непосредственно раскрывают политическую роль Милюкова. Важно подчеркнуть при этом, что программа конституционных демократов в России, основанная на соблюдении права собственности и политических свобод, уже в силу этого могла быть осуществлена только при условии сохранения определенных правовых гарантий и институтов. Данной установке соответствуют организация и вся практическая направленность движения. В отличие, от партий, ставящих своей целью радикальные социальные перемены и подчинявших этому свою структуру, либерализм сознательно отстаивал принцип «минимума организации» и бюрократизации. В этом, отношении весьма характерна вся история формирования кадетской партии и роль в ней Милюкова. Только в канун 1905 г., когда процесс интеграции политических сил вошел

в решающую фазу, конституционалисты провели ряд совещаний за границей, приведших к образованию в Швейцарии их первой формальной организации -- Союза освобождения. Милюков бъш близок с основными деятелями этой организации, однако впервые принял прямое участие в ее работе лишь в сентябре -- октябре 1904 г. как один из представителей Союза на конференции революционных и оппозиционных партий в Париже. Вернувшись в Россию, Милюков в 1905 г. сблизился с группой земских конституционалистов, представленных прежде всего московской либеральной профессурой, среди которых выделялись давние знакомые Милюкова -- М.М. Ковалевский, С.А. Муромцев, а также более молодые Ф.Ф. Кокошкин и П.И. Новгородцев. Все они были связаны с Московским университетом и отстаивали либеральные взгляды и западный вариант конституционализма, который рассматривался как модель политической организации для России. Данная группа, с которой связал свою i политическую будущность Милюков, составила по существу мозговой центр партии кадетов, занимаясь по преимуществу теоретической разработкой проблем конституционного права вообще и для России в частности. Достаточно сказать, что, например, Кокошкин, ставший ближайшим сотрудником Милюкова, был первоклассным специалистом по этим вопросам, хорошо знал западную и прежде всего английскую парламентскую практику, которую изучал непосредственно в Великобритании. Основным противником данной группы в рамках либерального движения являлась та часть освобожденцев во главе с Д.Н. Шиповым, которая выступала за сохранение монархии в России и представляла собой зародыш будущей партии октябристов. Однако большинство земцев поддержало Милюкова, приобретшего к этому времени уже значительную популярность в широких кругах либеральной интеллигенции. Этому способствовала весьма энергичная деятельность Милюкова по пропаганде и популяризации идей конституционной демократии. В то же время, выступая перед широкими массами, Милюков понял, как он сам писал позднее, что не обладает качествами демагога и должен апеллировать в первую очередь к интеллигентной публике.

Во время Октябрьской стачки, когда по всей стране шли митинги и столкновения населения с властями, в Москве 12--18 октября состоялся съезд представителей основных либеральных организаций -- Союза земцев-конституционалистов и Союза освобождения, на котором была образована партия кадетов. Был избран ЦК из 30 человек, в число которых входили как земские деятели, так и представители интеллигенции. Вскоре на основе «Биржевых ведомостей» стал выходить печатный орган партии, за которым после ряда переименований с февраля 1906 г. утвердилось название «Речь». В качестве лидера партии Милюков играл большую роль в организации газеты и много писал для нее, выступая с оценкой текущих событий.

* Главный вопрос, который встал с изданием октябрьского манифеста для всех партий, состоял в определении отношения к этому правовому акту и провозглашенной им законодательной Думе. Милюков подверг манифест 17 октября резкой критике за его ограниченный и антидемократический характер. Избирательная кампания, проводившаяся на основании закона от 11 декабря, также проходила в условиях, не вполне благоприятных для кадетов. Несмотря на это, по предложению Милюкова, было решено принять участие в выборах. Данное решение оказалось правильным и принесло кадетам победу на выборах в Думу, что отчасти объяснялось, впрочем, ее бойкотом со стороны революционных партий. В результате «Партия народной свободы» (как стали именоваться кадеты после II съезда) стала реальной политической силой в стране, а лидер ее -- П.Н. Милюков -- признанным главой либерально-демократической оппозиции самодержавию. Тот факт, что Милюков не был избран депутатом Думы (поскольку был арестован во время проведения выборной кампании), не менял существа дела. По свидетельствам очевидцев, Милюков был вполне реальным лидером в Думе, поскольку ни одно значительное решение не принималось партией без консультации с ним. Однако общий курс определялся отнюдь не одним Милюковым, а рождался в результате обсуждения его с другими видными лидерами -- И.И. Петрункевичем, Ф.Ф. Кокошкиным, М.М. Винавером. Кроме того, следует отметить, что ЦК кадетской партии вообще включал таких крупнейших ученых своего времени, как В.И. Вернадский, И.В. Гессен, А.А. Кизеветтер, А.А. Корнилов, С.А. Котляревский, И.В. Лучицкий, Л.И. Петражицкий, П.Б. Струве, Г.Ф. Шершеневич, каждый из которых представлял определенное научное направление. Если вспомнить, что наряду с Милюковым в ЦК входили такие лидеры, как В.А. Маклаков, В.Д. Набоков, Ф.И. Родичев или глава левой внутрипартийной оппозиции Мандельштам, то станет понятно, что основные решения являлись продуктом серьезного научного анализа и коллективного обсуждения.

Основным направлением деятельности Милюкова в рассматриваемый период становится поиск оптимальных путей проведения кадетской .программы социальных преобразований. Такой путь виделся ему в побуждении правительства и монарха к более решительным политическим реформам. В данном контексте можно интерпретировать все его попытки установить диалог с правительственными кругами, последовательно ведшиеся им переговоры с С.Ю. Витте, Д.Ф. Хреновым и П.А. Столыпиным об образовании кадетского правительства. Однако все усилия Милюкова в этом направлении наталкивались на косность бюрократии и чрезвычайную консервативность Николая II, не желавшего поступиться и крупицей власти. Трагичность положения Милюкова заключается в том, что, будучи глубоко убежден в необходимости решения социальных проблем парламентским путем, он не мог опереться на массы и вынужден был искать компромисса с правительством, парализовавшим .всякую политическую инициативу, В глазах как правых, так и левых сил, не веривших в дееспособность русского парламентаризма, позиция Милюкова способна была лишь скомпрометировать его как политического деятеля. Историк должен посмотреть на эту ситуацию более взвешенно. Следует подчеркнуть, что именно правительство оказалось недостаточно гибким, и именно в этом, возможно, заключались причины его обреченности. Существо разногласий кадетов и правительства состояло в нежелании последнего принять аграрную программу кадетов, что и послужило основным мотивом роспуска первой Думы.

Когда Дума была распущена, Милюков, как и многие другие либералы, был убежден, что это пролог гражданской войны. -После обсуждения создавшейся ситуации в ЦК кадетов Милюков написал документ, известный как «Выборгское воззвание». Это было обращение к нации, составленное в лучших традициях западноевропейского парламентаризма. Протестующие депутаты Думы направились в Выборг, где на митинге под председательством Муромцева было принято это воззвание, призывающее население к кампании гражданского неповиновения властям. Однако Милюков не снискал лавров Мирабо. Митинг был разогнан, а население страны, совершенно равнодушное к политическим свободам, не оказало никакого сопротивления. В результате у правительства были вновь развязаны руки, и оно чувствовало глубокое пренебрежение к Думе, считая ее кратковременной и..вынужденной уступкой. В декабре 1907 г. все лица, подписавшие воззвание, были привлечены к суду и приговорены к трем месяцам тюремного заключения. Как ни странно, этой участи избежал Милюков, который, будучи автором документа, не имел права подписать его, не являясь депутатом. История с «Выборгским воззванием» очень характерна и проливает свет на более поздние события русской революции и судьбу в ней кадетской партии. Не случайно именно в это время Милюков сравнивал кадетов с жирондистами, которые подвергались нападкам как справа, так¹' и слева. В этом сравнении был заложен глубокий смысл.

После роспуска I Думы и усиления консервативных сил при дворе в последующий период весьма актуальным стал вопрос о выходе на международную арену с целью мобилизации западного общественного мнения в поддержку Думе. Впервые вопрос этот встал в практической плоскости при обсуждении позиции партии в отношении предоставления иностранными державами займов царскому правительству. При решении этих проблем очевидное преимущество принадлежало Милюкову, который .постепенно становится ведущим экспертом партии и Думы по внешнеполитическим делам. Дело в том, что Милюков в ходе своих предшествующих поездок за границу приобрел уникальную не только по русским, но и по европейским масштабам подготовку для выполнения указанных задач. В качестве ученого и политического деятеля он объездил все европейские страны и США, был лично знаком со многими представителями науки, политики и делового мира, прекрасно разбирался в наиболее запутанных международных проблемах, прежде всего в ситуации на Балканах, наконец, хорошо знал конституционную практику западного парламентаризма. Важно отметить здесь и некоторые личные качества Милюкова, в частности, большую способность к иностранным языкам и знание иностранной литературы. К концу жизни Милюков, но наблюдениям современников, знал 17 языков, не считая русского. Среди них были латынь, греческий, санскрит, литовский, французский и немецкий, которые он выучил еще в гимназии и университете, а также английский, болгарский, сербскохорватский, турецкий и финский, освоенные во время многочисленных путешествий, чешский, польский, норвежский, новогреческий, армянский, украинский, изученные для исследовательских целей.

Комментируя в газете «Речь» внешнюю политику царского правительства и отношение к ней кадетской партии, Милюков претендовал на роль главы внешнеполитического ведомства в «теневом кабинете» либеральной оппозиции. Еще в период первой Думы происходит его сближение с А.П. Извольским, курс которого рассматривался лидером кадетов как наиболее приемлемый для страны. Сущность этой политики состояла в сближении России с Англией и Францией против Германии, что закладывало основу Антанты. Рассматривая Балканы как пороховой погреб Европы, Милюков постоянно обращался к анализу ситуации в этом регионе. Он выступает как эксперт различных международных центров по этой проблеме. Летом 1908 г. Милюков едет на Балканы, а затем в Турцию, где только что завершилась младотуркская революция. Милюков вступает в контакты с некоторыми лидерами младотурок. В 1909 г. он в составе думской делегации отправляется в Великобританию на встречу с английскими парламентариями. Здесь он выступает с известной речью о том, что принадлежит к оппозиции Его Величества, а не Его Величеству. Речь Милюкова, направленная на сближение двух стран, стала сенсацией. Правыми кругами России она была воспринята как поворот в политической ориентации кадетов, левые выступили с ее осуждением.

Вопросы внешней политики постепенно становились одной из центральных проблем в Думе. Так, наиболее драматичным в думской сессии 1909 г. стал вопрос о Финляндии, которую правое крыло Думы хотело превратить в русскую административную провинцию, лишив автономии. Милюков последовательно защищал законы Финляндии, гарантировавшие ее особый статус в составе империи, однако оказался в меньшинстве. Черносотенцы устроили настоящую травлю Милюкова, обвинив его в предательстве национальных интересов России и даже в продажности. Дело в том, что незадолго до этого Милюков купил дачу в Финляндии, которой очень гордился и называл своим собственным «окном в Европу». Это и послужило предлогом для клеветнических нападок на него. О том, что такие обвинения не были пустыми словами, свидетельствовал ряд покушений черносотенцев на кадетских лидеров, убийство Г.Б. Иоллоса и М.Я. Герценштейна, нападения на самого Милюкова, охранять которого взялись студенты.

Проблемы, вставшие в ходе обсуждения финляндского вопроса, имели, безусловно, большое международное значение и состояли в определении общих критериев решения национального вопроса. Милюков выдвигал на первый план принцип равенства национальностей, руководствуясь им и при рассмотрении балканского конфликта. В 1912 г. началась давно предсказанная Милюковым Балканская война. По мере развертывания боевых действий Милюков все более активно участвует в различных посреднических миссиях, посещая последовательно Болгарию (где он встречался с ее царем Фердинандом), Сербию (где он вел переговоры с принцем Александром) и, наконец, Македонию, представлявшую собой яблоко раздора между двумя странами.

Анализируя позицию Милюкова при решении балканской проблемы, ее можно определить как пацифизм и стремление урегулировать спорные вопросы путем мирных переговоров с участием представителей ведущих держав. Можно предположить, что, как и большинство других либеральных мыслителей предвоенной Европы, Милюков видел разумное решение накопившихся вопросов в создании некоего наднационального международного института, представлявшего собой прототип Лиги Наций или ООН. В этом отношении его взгляды сопоставимы с теми принципами, которые позднее сформулировал американский президент Вудро Вильсон, в ходе обсуждения послевоенною урегулирования в Европе. Указанные наблюдения тем более важны, что показывают неоднозначность позиции Милюкова, резкий поворот в которой приходится уже на начало первой мировой войны.

Обращаясь к рассмотрению воззрений Милюкова на войну и участие России в ней, мы также должны сделать ряд оговорок. Вопреки устоявшемуся стереотипу, согласно которому кадеты с самого начала стояли за войну и преследовали аннексионистские цели, факты говорят о том, что данные установки появились значительно позднее. 'Милюков, будучи трезвым политиком, хорошо понимал, что Россия в современном ему состоянии не может вести войну с более сильным противником. Это показала уже русско-японская война. Поэтому свою основную задачу Милюков видел в том, чтобы приостановить процесс сползания страны в орбиту международного конфликта. Не случайно с началом войны газета «Речь» подверглась нападкам за антипатриотические настроения. Однако, когда война стала свершившимся фактом, причем выяснилось, что в самих европейских державах против войны выступает лишь небольшая горстка людей, не представляющих реальной политической силы, позиция кадетской партии и Милюкова резко меняется. Уже вскоре (22 июля) газета «Речь» выходит с редакционной статьей, написанной в патриотическом тоне и призывающей к единству правительства и народа перед лицом опасности, грозящей государству. Такой радикальный поворот всей политической ориентации объясняется самой сущностью «государственного» мышления Милюкова, ставящего общенациональные интересы выше классовых и партийных. Вступление в войну Турции ребром поставило вопрос о проливах, переход которых в руки России являлся, по мнению Милюкова, необходимым компонентом ее национального самоутверждения, реализации программы выхода к морям, завещанной Петром Великим.

С принятием кадетской партией этого «имперского» образа мыслей она окончательно становится инструментом проведения русских империалистических целей в войне, а Милюков -- их наиболее последовательным и ярким выразителем. Позиция Милюкова в этом отношении целиком совпадала с позицией лидеров других держав Антанты, исходивших из того, что, поскольку Германия начала мировую войну, она и ее союзники должны поплатиться за это, понеся военный, территориальный и моральный урон. Из такого убеждения и проистекают, очевидно, лозунги верности союзникам и войны до победного конца, которые определили затем политику кадетов и Временного правительства. В 1915 г. война коснулась самого Милюкова. Его младший сын Сергей был убит на австрийском фронте. Это было трагедией для семьи и прежде всего для отца, который никогда не мог простить себе, что посоветовал 22-летнему сыну пойти добровольцем на фронт. Однако эта трагедия не поколебала убеждений Милюкова.

Неудачи в войне и нарастание революционного кризиса в стране постепенно вели к росту оппозиции Думы, и прежде всего кадетов по отношению к правительству, обвинениям его в некомпетентности и даже измене. В ходе обсуждения этих вопросов были раскрыты факты неподготовленности России к войне, преступной халатности и коррупции должностных лиц, в частности, военного министра Сухомлинова. Кадеты стремились обосновать идею необходимости создания ответственного министерства из представителей думской оппозиции, способного опереться на здоровые силы общества и пользующегося доверием в стране. Именно в этом контексте следует интерпретировать известную речь Милюкова в Думе 1 ноября 1916 г., получившую широкий общественный резонанс. Анализируя провалы и просчеты в войне и внешней политике, Милюков возложил ответственность за них на придворные круги -- «придворную партию, которая группируется вокруг молодой царицы». Были названы Штюрмер, Распутин, Манусевич-Мануйлов и другие представители камарильи. Речь Милюкова, постоянным рефреном которой являлся риторический вопрос «глупость или измена?», стала сенсацией и привела к окончательной дискредитации правительства и императорской фамилии.