Греция и Македония эллинистической эпохи

Эллинистическая историческая традиция. Эпиграфические, нумизматические, археологические материалы. Поздняя историческая традиция. Общественно-политическая, географическая и другая специальная литература. Эллинистическая художественная литература.

Рубрика История и исторические личности
Вид курсовая работа
Язык русский
Дата добавления 19.01.2011
Размер файла 414,2 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Очень важны для суждения о многих проблемах экономической и социальной истории Греции акты об освобождении рабов на волю -- манумиссии, засвидетельствованные во многих местах Греции: в Локриде Озольской, Этолии, Фессалии, Акарнании, Эпире, Македонии, Коринфе и других центрах Эллады [280; 255; 374; 279; 21]. Особенно значительна коллекция документов из Дельф [325; 299; 327; 133; 134; 66]. Раскопки в Дельфах дали огромный материал надписей, основная часть которых представляет собой акты об освобождении рабов на волю. Эти документы уже многократно привлекали внимание исследователей. Особенностью этого типа документов является их стандартность. Манумиссии составлялись по определенной схеме, которая, хотя и изменялась в деталях, в основе своей оставалась одной и той же. Именно это обстоятельство ставит определенные трудности перед учеными, изучающими /85/ дельфийские манумиссии. С одной стороны, при их исследовании необходим статистический подход (ибо к настоящему времени известно примерно 1000 документов из Дельф этого типа), с другой стороны, в результате статистической обработки исчезает специфика отдельно взятого документа.

Дельфийские манумиссии дают многообразные сведения: о средней стоимости рабов и изменении ее в зависимости от их пола, возраста, профессии; об изменении стоимости в различные исторические периоды; о положении вольноотпущенников в дельфийском обществе; о социальном статусе манумиссоров; о демографической ситуации в Дельфах, об этносе рабов. Наконец, на базе этих документов изучался вопрос о значении самого явления освобождения рабов: в частности, может ли он свидетельствовать об упадке рабовладельческого способа производства. Несмотря на многочисленность исследований, основанных на этих источниках, нельзя считать, что решены все проблемы, что указанный источник исчерпал себя. Можно, видимо, утверждать, что изучение дельфийских манумиссий требует особых методических приемов, отличных от тех, которые применяются при изучении отдельных эпиграфических документов или малых серий их. Хотя в трудах ряда ученых (До, Колитц, Никитский, Зельин) разработаны уже некоторые из таких приемов, все же целостная система их еще не создана.

Особенно велико значение эпиграфических документов для исследования политической истории Греции и Македонии эллинистической эпохи. Надписи в той или иной степени освещают многие стороны политической жизни Эллады. Хотя данные эпиграфики, как правило, хорошо согласуются с данными нарративных источников, тем не менее надписи помогают представить картину происшедших событий более ярко и подробно.

Но иногда эпиграфические документы дают нам сведения о событиях, которые никак не отражены в источниках иного типа. Например, имеются материалы о службе граждан различных, греческих полисов у царей эллинистических государств, о тесных связях, которые продолжались по истечению срока службы. Типичной в этом отношении является надпись из Дим (Пелопоннес), представляющая собой посвящение некоего Гагемонида в честь Антиоха IV, его жены Лаодики и сына Антиоха [386, т. I, № 56]. Однако другая надпись -- посвящение от полиса Лаодикеи Приморской в честь того же самого Гагемонида [386, т. I, № 57] -- освещает иное, гораздо менее ярко представленное в нарративных источниках явление, -- связь между полисами, находящимися в составе эллинистических государств, и полисами собственно Греции. Другой пример -- декрет хиосцев в честь Этолийской конфедерации, датируемый 50-ми годами III в. до н. э. [303, с. 129-132]. В декрете сообщается о заключении договора между Хиосом и Этолийской конфедерацией, содержится запрещение грабить территорию /86/ Хиоса, перечисляются меры по наказанию тех, кто нарушает этот декрет, говорится о почестях этолийцам и, наконец, сообщается о вхождении Хиоса в Дельфийскую амфиктионию и об исополитии между двумя государствами. Первая часть этого документа носит обычный характер. Соглашения об «асилии» между этолийцами и греческими полисами, особенно приморскими, были обычны в эллинистическое время (известны, например, договоры Этолии с Тенедосом, Делосом, Смирной и т. д.). Развитие этолийского пиратства породило подобную меру защиты от него. В этом отношении соглашение между Этолией и Хиосом ничем не отличается от других. Но совершенно необъяснимыми остаются две другие важнейшие клаузулы: об исополитии и о вхождении Хиоса в амфиктионию. Для объяснения этих явлений выдвигались различные гипотезы, но они остаются абсолютно недоказанными из-за отсутствия каких-либо иных источников.

Иногда эпиграфические материалы важны также потому, что освещают исторические судьбы малых полисов, в то время как античные историки, занятые главным образом судьбой наиболее важных и наиболее могущественных участников политической и военной борьбы, уделяют тем очень мало внимания. Эпиграфические документы из этих полисов освещают судьбу их и тем самым позволяют нам лучше понять общие процессы, происходящие во всей Греции. Так, например, судьба Трезены в 70-е годы III в. до н. э. проясняется только благодаря надписям. Полиен (II, 29, 1) сообщает о подчинении этого города Спарте, но об изгнании лакедемонского гарнизона в 279 г. до н. э. мы узнаем только из эпиграммы Амфиария из Оропа [636, т. II, с. 196; 495, с. 318 сл.].

Очень часто эпиграфические документы расширяют наши сведения о важных событиях, освещаемых другими источниками в самой общей форме. Так, например, известно, что после Хремонидовой войны Антигон Гонат расширил зону своего влияния на островах Эгейского моря. Но только надписи позволили конкретизировать эти сообщения -- выявить (более или менее точно) те острова, которые оказались под властью Македонии (в частности, Кос, Аморгос, Кеос, Сирос). Эти же самые надписи показали, что совершенно неправильным является мнение, основанное на неточном понимании нарративных источников, согласно которому почти все острова в Эгеиде стали македонскими [636, т. I, с. 207].

Только с помощью эпиграфики мы знакомимся с внутренним положением в Афинах после Хремонидовой войны. Нарративные источники сообщают о подчинении Афин Македонии. Но эта информация носит очень общий характер. Гораздо больше сведений дают надписи [508], особенно те, из которых следует, что македонские военачальники занимали посты полисных магистратов. В одной из надписей, например, говорится о некоем /87/ Аполлодоре, «назначенном царем и избранном народом».

Надписи позволяют более ясно представить характер событий, слабо освещенных в нарративных источниках. Так, известно, что племянник Антигона Гоната Александр, командовавший македонскими отрядами на Истме и на Эвбее, поднял восстание против своего дяди. Но лишь благодаря эпиграфическим данным стало известно, что у него были далеко идущие планы, свидетельством чего является принятие им царского титула. Кроме того, эпиграфические материалы позволяют представить границы владений Александра [636, т. I, с. 287].

Иногда надписи, посвященные каким-то специфическим вопросам, освещают более широкие проблемы. К примеру, декрет Акарнанского союза об изменении статуса святилища Аполлона в Акции (передача его из юрисдикции полиса Анакториона в ведение общесоюзной администрации) помог выявить многие вопросы самой организации союза в целом [303, с. 437-441; 413]. Кроме того, этот документ разъясняет недавние исторические события. Так, упоминания о тяжелом хозяйственном положении Анакториона хорошо согласуются с данными нарративных источников относительно судьбы Акарнании, которая около 250 г. до н. э. была разделена между Этолией и Эпиром.

Важным историческим источником служат и посвятительные надписи. Они иногда, как бы намекают на более важные исторические вопросы, служа своего рода отблеском неизвестных нам событий. Так, в Олимпии было обнаружено посвящение спартанскому царю Арею [308, № 433]. Посвятителем выступает царь Египта Птолемей II. Естественно предположить, что-за этим небольшим эпиграфическим документом скрываются важные политические обстоятельства -- возможно, союз между Лакедемоном и Египтом [636, т. I, с. 199].

Эпиграфические документы могут характеризовать и общественные настроения. Показательны, например, запросы и ответы оракулов (как правило, выполненные на свинцовых табличках). В настоящее время опубликовано более 130 (и некоторое количество неопубликованных хранится в различных музеях) таких документов, происходящих из святилища Зевса в Додоне [281, т. I, с. 69-83; 506, с. 305-360]. Сотни этих документов (хотя и плохо датируемых) могут рассказать о повседневной жизни населения Греции, его интересах, заботах и опасениях.

Таким образом, эпиграфические материалы представляют собой важнейшую категорию источников по истории Греции эллинистического периода. Основное значение их заключается в том, что они, как правило, более или менее современны зафиксированным в них событиям, документальны и в силу этого в значительной мере объективны; кроме того, широкое распространение в различных городах лишает их такого специфического /88/ недостатка нарративных источников, как сконцентрированность на событиях в важнейших центрах. Наконец, сама формализация этих документов, т. е. то обстоятельство, что они, как правило, выполняются в соответствии с достаточно твердо установленными правилами, несет в себе определенную долю информативности. Изменение традиционной схемы оформления, например почетных декретов, уже является свидетельством определенных, изменений в административном устройстве, а то и политическом строе.

Эпиграфические документы нельзя противопоставлять другим категориям источников. Надписи обладают своей спецификой, отличающей их от нарративных источников. Они, как правило, очень конкретны и дают мало информации за сравнительно узкими пределами того конкретного сюжета, которому они посвящены. Поэтому данные нарративных источников часто нужны для того, чтобы сообщения, полученные при анализе конкретного эпиграфического документа, вставить в более широкий исторический контекст. В этом плане интересен известный афинский «декрет Хремонида», датируемый, возможно, 267 г. до н. э. [308, № 434-435; 560, № 476; 303, с. 115 сл.]. В документе говорится о том, что афиняне и их союзники, лакедемоняне и их союзники решили объединить свои силы для борьбы за свободу греков. Затем сообщается, что царь Птолемей также поддерживает эту политику. В силу этого, заключается общий союз для борьбы с врагами свободы греков. Важность декрета в том, что здесь подробно перечисляются все полисы, входящие в новый союз, точно фиксируются условия, предусматривается процедура ратификации. В заключительной части отмечается, что входящие в союз полисы сохраняют «отеческие законы», указывается, что военная помощь становится обязательной только в том случае, если враги вторгаются на территорию афинян (и их союзников) и лакедемонян (и их союзников).

Нет необходимости подробно говорить о значении этого документа, чрезвычайно важного для понимания характера событий в начале Хремонидовой войны. Он перечисляет силы союза, указывает на поддержку действий союза со стороны Египта, дает определенную информацию о расстановке сил накануне войны, наконец, благодаря упоминанию различных полисов позволяет судить о характере их государственного устройства, свидетельствует о практике межполисных отношений в раннеэллинистический период.

Вместе с тем этот эпиграфический документ как исторический источник обладает рядом недостатков и понять его можно только в сопоставлении с данными нарративных источников -- сопоставление взаимно дополняет свидетельства этих категорий источников. Во-первых, в самом документе нигде конкретно не называются враги, против которых направлен союз. Только благодаря письменным источникам мы узнаем, что создание /89/ союза было первым шагом к открытию военных действий против Македонии. Точно так же из этого документа никак нельзя видеть, что ему предшествовала огромная подготовительная дипломатическая работа Птолемея. Роль царя Египта в создании союза закамуфлирована. Только нарративные источники позволяют понять, что действительным инициатором союза эллинских полисов являлся Египет. Наконец, в документе нет объяснения, почему был создан союз, какие события привели к его возникновению. Это также становится известным только благодаря нарративным источникам.

Нарративные источники помогают избежать ошибок, связанных с прямолинейным использованием данных эпиграфики. В Афинах, например, была найдена база статуи, на которой имеется надпись: «Царь сидонян Филокл, сын Аполлодора» [386, т. I, с. 36-37]. Эта надпись, однако, не столько указывает на связь Афин с Сидоном, сколько на связь с Египтом, ибо из других источников известно, что Филокл, сын Аполлодора, был стратегом царя Птолемея и получил титул царя Сидона за заслуги перед птолемеевским домом. Постановка статуи Филокла афинянами выражала их чувства не столько по отношению к данному конкретному лицу, сколько по отношению к его владыке.

Необходимо отметить еще один недостаток эпиграфических документов. За редкими исключениями, они доходят до нас в поврежденном состоянии. Легче всего восстанавливаются надписи стандартного содержания, зафиксированные в большом числе экземпляров: декреты о проксении, надгробные надписи, списки эфебов или победителей состязаний и т. д. Хуже обстоит дело в том случае, если поврежден текст уникального содержания. Примером сложностей, с которыми сталкиваются исследователи, пытающиеся анализировать такого рода документы, является афинский декрет в честь Аристомаха Аргосского. Повреждения текста настолько велики, что понимание его чрезвычайно трудно. Ключом к восстановлению текста была фраза, в которой говорится об «общей войне Афин и Аргоса» против Александра. Первые издатели надписи полагали, что Александр, упомянутый здесь, -- это Александр Македонский. Только тщательный анализ позволил Ф. Ф. Соколову выявить, что в этой надписи упоминается Александр, сын Кратера, мятежный племянник Антигона Гоната [162, с. 190-241].

Иногда разрушение только датировочной формулы создает исследователям совершенно непреодолимые препятствия. Так, отсутствие даты на одной из надписей не позволяет точно датировать битву у о. Кос, а в результате уже на протяжении более 100 лет ученые не могут договориться относительно не только последовательности, но и самого характера событий в 50-х годах III в. до н. э. в Эгейском море.

В надписях встречаются просто ошибки. В одном из почетных /90/ декретов, найденных в Дельфах [308, № 430], спартанский царь Арей назван «сыном царя Акротата и царицы Хилониды», тогда как в действительности он являлся внуком этого царя. Э. Вилль считает, что ошибка -- результат того, что Арей в своей деятельности следовал линии Акротата и поэтому общественное мнение Греции сделало его сыном последнего [636, т. I, с. 199].

Таким образом, можно утверждать, что эпиграфические памятники являются одним из важнейших видов источников, совершенно незаменимых при изучении истории Греции и Македонии эллинистической эпохи. Но они не могут иметь самодовлеющего значения; настоящую глубину и подлинное звучание они приобретают только в сопоставлении с другими, в первую очередь нарративными источниками.

§ 3. Нумизматические материалы

Нумизматические материалы -- еще один вид источников по истории и экономике Греции и Македонии эллинистической эпохи. Они позволяют выявить очень многие явления, трудно уловимые при использовании иных свидетельств. Нумизматические материалы возрастают с каждым годом, что расширяет базу исследований. Кроме того, массовость монет позволяет использовать статистические методы.

Рис. 1. Монета Александра Македонского. На лицевой стороне изображение Александра.На голове шлем в виде скальпа слона

Особое значение приобретают исследования монетных кладов. Первая по-настоящему научная сводка кладов древнегреческих монет была издана в 1937 г. [480]. Сравнительно недавно появилась новая сводка, в которой были обобщены результаты последних находок [385]. На основании изучения /91/ состава, хронологического и территориального распределения кладов можно представить в самых общих чертах монетное обращение на территории Греции и Македонии в эллинистическую эпоху. Поскольку количество кладов велико (для эллинистической эпохи их известно 287), то выводы, видимо, достаточно обоснованы.

В истории монетного обращения Греции и Македонии в эллинистическую эпоху довольно четко выделяются два периода, граница между которыми приходится на время около 200 г. до н. э. В более ранний период сохраняются многие черты, характерные для монетного обращения эпохи классики. Монеты, чеканенные на монетных дворах Беотии, Эвбеи, Локриды и Фокиды, часто встречаются в кладах Пелопоннеса, а монеты более южных монетных дворов (особенно Онкиона и Элиды) постепенно проникают на север. Афинские монеты первоначально почти не, выходят за пределы Аттики, но начиная с III в. до н. э. распространяются в значительных количествах и в Пелопоннесе, а на севере -- вплоть до Фессалии. Монеты Коринфа встречаются почти исключительно в западной части Греции, от Кефаллонии до Эпира, хотя изредка попадаются и на Крите. В период от 330 до 200 г. до н. э. в качестве основного средства денежного обращения в Греции используются серебряная монета (прижизненные, а также и посмертные выпуски) Филиппа II и Александра Македонского, причем монеты последнего -- как чеканенные на македонских монетных дворах, так и на монетных дворах восточной части его государства. Основную часть золотых монет составляют монеты Филиппа и Александра. Монеты эллинистических правителей III в. до н. э. относительно редки. Встречаются также монеты Деметрия Полиоркета, Антигона Гоната (чаще всего в кладах из Фессалии); тетрадрахмы Лисимаха -- обычно в Фессалии и Беотии. Редки монеты эллинистических правителей (Атталидов, Селевкидов, Птолемеев). Полагают, что в большинстве случаев появление этих монет в Греции связано с военно-политическими событиями (например, деятельностью наемников), а не с торговыми связями. Монеты с запада в Балканскую Грецию практически не поступали. Известно только несколько кладов исключительно на западном побережье Греции, где в очень небольшом числе имеются монеты сицилийских и южноиталийских полисов.

После 200 г. до н. э. происходят значительные изменения: в кладах гораздо чаще встречаются мелкие фракции серебряных монет и бронзовые монеты. Триоболы Ахейского и Этолийского союзов свободно обращаются на всей территории Греции. Монеты же Фессалийской лиги за пределами ее территории встречаются очень редко. Серебряные монеты крупного номинала в Греции этого времени чеканят только Афины. Они встречаются на Эвбее, в Фессалии и на Крите. Очень много этих монет /92/ (вместе с афинскими бронзовыми монетами) найдено на Делосе -- обнаружено 28 кладов, а в самой Аттике только 17. Монеты эллинистических царей теперь очень редки, их распространение и появление в кладах, видимо, связано с политическими событиями, а не порождается торговыми связями. Большое число кладов монет Персея, найденных в Фессалии и Эпире, объясняется событиями 3-й Македонской войны. Интересно, что встречается очень мало серебра и совершенно нет золота Митридата VI времени его борьбы с римлянами. Денарии, несмотря на все растущее вмешательство Рима в греческие дела, никакой роли в экономике Греции не играют. Только в пяти кладах встречаются римские монеты, причем лишь в одном (Гиерапитна на Крите) -- в значительном количестве.

Конечно, эта картина носит эскизный характер, и обрисовывает самые общие черты денежного обращения в Греции и Македонии эллинистического времени. Ряд явлений здесь лишь намечен, многое остается совершенно еще не объясненным.

Важную роль в определении характера денежного обращения играет изучение так называемых «афинских монет нового стиля». Отметим, кстати, что датировка многих кладов производится на основе именно присутствующих в них афинских монет. Однако даже после появления классической (по определению многих нумизматов) работы М. Томпсон [599], в которой датировка этих монет была разработана самым детальным образом, споры о начале чеканки монет этого типа и распределении во времени отдельных выпусков не только не прекратились, но и вспыхнули с новой силой [462].

Другой, еще более показательный, пример -- это новые исследования монетного дела Филиппа П. Ж. Ле Ридер [420] доказывает, что значительная часть серебряных и золотых монет, чеканенных от имени Филиппа II, в действительности представляет собой посмертные выпуски. Они чеканились на двух монетных дворах Македонии: в Пелле и Амфиполе. В Пелле золотые и серебряные монеты «филипповских» типов выпускались параллельно с монетами Александра вплоть до 329/8 г. до н. э. и затем, после смерти Александра в 323 г. до н. э. до 310 г. до н. э. В Амфиполе же серебряные статеры с именем Филиппа чеканились до 294 г. до н. э. Ж. Ле Ридер указывает, что эти исследования заставляют пересмотреть многие вопросы истории экономики Македонии в эпоху Александра и его первых преемников. Кроме того, они дают новый материал для решения двух старых дискуссионных проблем: отношение Александра к его отцу и популярность Филиппа и Александра среди македонян.

Также далеко не всегда могут считаться окончательно решенными вопросы относительно места чеканки тех или иных монет. Пересматривается, например, проблема чеканки некоторых /93/ групп монет Пирра: если ранее считалось, что они производились в Локрах, то теперь (и не без основания) местом их чеканки называют Амбракию [220, с. 53 сл.].

Однако, при всех сложностях и нерешенных проблемах нумизматики эллинистической эпохи в Греции и Македонии, нумизматические материалы могут служить важным источником для решения большого круга вопросов экономической и политической истории. Особенно обоснованные выводы могут быть получены в тех случаях, когда одну и ту же проблему освещают различные типы источников. Пример тому -- свидетельства о деятельности царя Македонии Филиппа V после поражения во 2-й Македонской войне. Тит Ливий достаточно подробно рассказывает о деятельности Филиппа по восстановлению экономического положения Македонии (Liv., XXXIX, 24, 1-4). Нумизматические материалы не только подтверждают эти сведения, но и уточняют их: они сообщают, что в конце своего царствования Филипп V проводит «более либеральную» монетную политику, что право чеканить бронзовую монету было предоставлено ряду городов (Пелле, Амфиполю, Фессалоникам) и периферийным, подчиненным Македонии, племенам (боттиеям и пеониям) [340; 438; 440].

Иногда нумизматические материалы помогают лучше понять события, описываемые в письменных источниках, открывая те стороны, которые не нашли в них отражения. Так, письменные источники сообщают о тяжелом положении Этолийского союза в конце 1-й Македонской войны. Однако установленный нумизматами факт, что союз был вынужден тогда прекратить чеканку своей монеты, никак не отражен в других категориях источников, а между тем он дает нам важную дополнительную информацию о внутреннем состоянии Этолии [553, с. 50 сл.]. Другой пример -- чеканка монет самостоятельными областями, на которые была разделена римлянами Македония после разгрома царя Персея [340, с. 3 сл.; 636, т. II, с. 238].

Преобладающей тенденцией в работах современных нумизматов [462, с. 72] является стремление сопоставить специальные выпуски монет, отличающиеся от обычной чеканки государств, со специфическими событиями в их истории. Одной из наиболее типичных в этом отношении работ является исследование Де Лэ относительно серебряного монетного чекана Этолийского союза [301].

Иногда в истории монетного дела тех или иных государств происходят столь резкие изменения, которые не оставляют сомнения, что причиной их явились какие-то крупные трансформации в политическом строе. Задача исследователя -- выявить эти трансформации. Так, при изучении монетного дела Эпира было обнаружено такое резкое изменение. П. Франке считал, что оно приходится на период 330--325 гг. до н. э. и /94/ отражает превращение «койнона молоссов» в «симмахию эпиротов» [329]. Хотя против этого тезиса были выдвинуты возражения [425], все же новые эпиграфические документы подтвердили этот вывод П. Франке [287].

Очень важны нумизматические материалы для изучения экономической истории. Топография монетных находок может указывать направление торговых связей того или иного полиса. Показательны проведенные во Франции и Испании исследования относительно распространения в эллинистическую эпоху монет Массалии. На основании картографирования монетных находок был сделан вывод о широких торговых связях этого греческого центра в (III--II вв. до н. э.). Этот вывод подтверждается и тем, что находки монет были сделаны главным образом: по берегам рек, которые служили основными путями экономических связей и в предшествующее время [289, с. 43].

Для истории экономики важны наблюдения над изменениями весовых систем. Давно замечено, что в Македонии в период царствования Персея происходит уменьшение веса его серебряных монет примерно на 1/12. А. Мамрот, впервые отметивший это явление, считал его одной из мер в подготовке Персея к войне с Римом. Он предполагал, что монеты с уменьшенным весом предназначались для военных трат и, по мысли Персея, эти монеты должны были быть изъяты из обращения сразу после победы [439]. Однако, последующие исследования показали, что уменьшение веса было более значительным -- до 1/11. Это наблюдение позволило выдвинуть другую гипотезу. Согласно мнению П. Франке, обращению монет, принадлежащих эвбейско-аттической весовой системе (а именно такова была весовая система, использовавшаяся в Македонии), угрожало распространение монет более легких весовых систем, в частности родосских драхм и римских викториатов. Поэтому некоторое уменьшение веса македонских монет имело своей целью защитить их позиции на денежном рынке Эгеиды, а не являлось мерой подготовки в войне [330].

Большую помощь в изучении нумизматических проблем оказывают документальные материалы (в первую очередь эпиграфические документы), прямо связанные с монетным делом: тех или иных государств, например дельфийский закон относительно обмена золота и серебра [541]. К. сожалению, такого рода документы чрезвычайно редки.

Таким образом, нумизматические материалы -- важнейший источник для исследования многих вопросов экономической и политической истории эллинистической Греции и Македонии. Нумизматические материалы имеют и самостоятельную ценность, но особенно возрастает их значение тогда, когда их можно сопоставить с данными других категорий источников.

§ 4. Археологические материалы

Керамическая эпиграфика. Специфическим видом документальных материалов по истории эллинистической Греции и Малой Азии являются памятники керамической эпиграфики. Известно, что в некоторых центрах античного мира на керамических сосудах (чаще всего амфорах) и на керамических строительных материалах (например, черепицах) ставились клейма. Они могли быть с надписями (указание имени хозяина мастерской, в которой произведен предмет; городского магистрата, контролировавшего точность объема сосуда; мастера, создавшего данный предмет и т. д.) или с изображениями. Иногда вместе соседствуют и надпись, и изображение. Исследование керамических клейм началось еще в XIX в. [311], в XX в. особенно большой вклад в их изучение внесли советский ученый Б. Н. Граков и американская исследовательница В. Грэйс [43; 349; 350; 351; 352; 353].

Наиболее активно клеймилась в эллинистическое время керамическая продукция Родоса, Фасоса, Книда, Синопы. Исследование керамических клейм помогает выявить направление торговых путей, характер и объем торговых связей в различные периоды эллинистической эпохи. Поскольку некоторые типы керамических клейм хорошо датированы, они позволяют определять твердые даты для ряда археологических комплексов. Другие группы клейм вызывают дискуссию среди исследователей, и их даты перемещаются не только из десятилетия в десятилетие, но даже из столетия в столетие [28, 29].

Керамические клейма служат также одним из источников для исследования организации производства в эллинистическом мире, для просопографических изысканий.

Археологические материалы -- один из основных типов источников, без которых затруднено понимание многих сторон жизни эллинистической Греции и, Македонии. Особенностями этого типа источников является, во-первых, постоянно растущее количество материалов, и, во-вторых, трудность в интерпретации. Наконец, надо отметить еще одно обстоятельство: археологические материалы, как правило, предстают перед исследователем в крайне разрозненном виде. Нет практически ни одного полностью раскопанного города или хотя бы сельского поселения. Поэтому суждения, основанные на частичных материалах, всегда могут быть опровергнуты последующими раскопками.

Все это заставляет относиться к выводам, построенным на базе археологических материалов, с большой осторожностью. Археологические комплексы и памятники, прямо связанные с известными историческими событиями, имеют особую ценность для археолога. К примеру, в комплексе святилища в Додоне /96/ отчетливо фиксируются те разрушения, которые явились результатом нашествия этолийцев в 219 г. до н. э., и примитивные восстановительные работы. Сам характер ремонтных работ заставляет думать об упадке святилища и тех областей Греции, для которых он был религиозным центром [278, с. 3]. Другим примером археологического комплекса, очень хорошо связанного с известными по письменным источникам событиями, является птолемеевский военный лагерь на территории Аттики. Археологические раскопки показали, что в ходе Хремонидовой войны птолемеевский флот, крейсировавший по Эгейскому морю, высаживал десант в Аттике с целью деблокировать Афины, осажденные македонской армией. Археологи обнаружили и исследовали лагерь египетских войск [605; 526, № 168-169; 636, т. I, с. 202].

Но таких археологических памятников и комплексов немного. Основную часть археологических источников представляют материалы, полученные из раскопок многослойных памятников, датировка материалов из них не столь точна, историческая интерпретация затруднена. Но и в этих условиях археологические материалы могут дать очень многое для понимания исторических процессов. Важные выводы могут быть сделаны на основании наблюдений над ростом или уменьшением территории отдельных городов [22]. В частности, археологические исследования, проведенные в столице македонских царей Пелле, показали, что, начиная с Филиппа II и на протяжении всего раннеэллинистического времени, город постоянно разрастался. Первоначально он занимал верхнюю часть двойного холма. Во время Филиппа II стали осваиваться равнинные территории вокруг него и расширение города шло непрерывно вплоть до разгрома его римлянами [500].

Интересны также наблюдения над изменениями системы городской планировки или застройки отдельных частей города. Проведенные на афинской агоре археологические работы [641] показали, что агора Афин, планировка и застройка которой к началу эллинистической эпохи отражала уровень градостроительства материковой Греции в классическую эпоху, подверглась серьезной перестройке в эллинистическую эпоху. Неправильный четырехугольник плана приобретает более регулярные черты. На двух сторонах площади строятся огромные стои. С третьей перед старыми почитаемыми зданиями, которые не решались сносить, отроятся портики, и в целом они предстают как единая стоя. Археологические материалы показывают, здесь влияние эллинистических принципов планировки на старые давно уже сложившиеся городские центры. Но гораздо важнее другое обстоятельство. Археологические и эпиграфические материалы свидетельствуют о том, что наиболее важные новые сооружения (особенно так называемая «Стоя Аттала»), воздвигаются целиком за счет эллинистических правителей. /97/ Это свидетельство не только финансового упадка Афин, но и значительной зависимости полиса от новых мощных государственных образований.

Интересны также наблюдения над системой расселения целых областей Греции. Любопытные выводы сделаны о системе расселения в Аттике и на Крите в эллинистическое время [492]. Например, на о. Крит в начале эллинистического времени наблюдается массовое «передвижение» полисов из глубины острова к побережью. Исследователи связывают это явление с развитием критского пиратства [273]. Материалы археологических исследований позволили установить, что изменения в системе фортификации эллинистической Греции порождены не только новым характером и уровнем вооруженных сил, но и определенными изменениями в социальных отношениях [343].

Археологические материалы помогают изучать развитие экономики, в частности техники производства. В последние годы многое сделано для изучения горного дела и металлургии [370], керамического производства в Греции эллинистической эпохи. Можно отметить много отдельных частных наблюдений и более широких выводов, которые базируются на археологических материалах. Однако совершенно несомненно, что археологические материалы как исторический источник используются еще недостаточно, слабо разработаны методы «социологической интерпретации» археологических материалов [378].

§ 5. Поздняя историческая традиция

До наших дней не сохранился целиком ни один исторический труд эллинистической эпохи, который бы освещал ее полностью. Даже основной источник -- Полибий, в сущности, отражает только сравнительно короткий период. Поэтому особое значение для изучения истории Греции и Македонии эллинистического периода имеет историческая традиция римского времени, часто основанная на утерянных для науки источниках. Из греческих авторов римского времени наибольший интерес для исследования истории эллинистической Греции имеют труды Плутарха, особенно материалы биографий из его знаменитой серии «Параллельные жизнеописания» [146]. В греческой части серии это биографии одного из диадохов Евмена, эпирского царя Пирра, сына Антигона Одноглазого -- Деметрия, спартанских царей-реформаторов Агиса и Клеомена, одного из выдающихся деятелей Ахейского союза -- Филопемена. Не меньшее значение имеют и биографии римских политических и военных руководителей, деятельность которых затрагивала Элладу: Тита Фламинина и Эмилия Павла. Заключительный: этап эллинистической истории освещается в биографиях Суллы, /98/ Лукулла, Помпея, Красса, Цезаря. Кроме того, из отдельных биографий, не входящих в серию «Параллельных жизнеописаний», важна биография Арата. Немало отдельных свидетельств и замечаний разбросано по остальным многочисленным сочинениям Плутарха.

Плутарх [1; 30; 644; 595; 324] родился в 40-е годы I в. до н. э. (обычно считается, что около 45 г.), умер в возрасте около 80 лет. Родом из маленького беотийского города Херонеи, Плутарх принадлежал к состоятельной и культурной семье, пользовавшейся влиянием и уважением. Он получил прекрасное образование, в юности несколько лет провелв Афинах, где сначала занимался риторикой, а затем учился у философа Аммония. Подобно большинству людей его общественного положения, в молодости Плутарх много путешествовал, изъездил почти всю материковую Грецию, посещал Малую Азию и Александрию, неоднократно бывал в Риме и Италии, но родным домом для него всегда оставалось его «беотийское захолустье». Плутарх провел большую часть жизни в Херонее, где создал нечто вроде филиала афинской Академии. Он с гордостью сообщает и о тех общественных обязанностях, которые ему пришлось выполнять в родном городе. Он избирается, в частности, архонтом-эпонимом Херонеи, но не чурался и совсем незначительных магистратур (так, ему приходилось следить за чистотой улиц города). Активно участвовал Плутарх и в общественной жизни Беотии в целом, он избирался одним из беотархов. Важными считал Плутарх свои обязанности в Дельфах, где он был одним из пожизненных жрецов. Дельфы в то время переживали последний период своего процветания, чему, видимо, много способствовал Плутарх. Избирался он и агонофетом Пифийских игр и эпимелетом Амфиктионии.

Плутарх получил и афинское и римское гражданство, но всегда оставался чуждым атмосфере «космополитических» столиц. В умонастроениях Плутарха соединялись общеэллинский, беотийский и херонейский патриотизм. Он изъездил всю Грецию, изучая памятники ее прошлого, гордился тем, что принадлежит к «чистым беспримесным» эллинам, написал сочинение «О славе Афин». Но он же сочинил трактат «О злоконенности Геродота», в котором обрушился на «отца истории» за то, что тот якобы исказил историю Беотии. А в Рим Плутарх ездил не в связи со своими литературными занятиями и не в поисках придворной карьеры, а по поручению своих херонейских сограждан хлопотать по делам родной общины.

Довольно многочисленные общественные обязанности, однако, не отнимали особенно много времени, а устойчивое материальное положение позволяло ему не стремиться ни к «литературному заработку», ни к императорской службе. Он мог посвятить свою жизнь почти исключительно литературным занятиям и интересовавшим его проблемам. Плутарх сам считал себя /99/ последователем Платона, к которому относился с огромным уважением, но, в сущности, был эклектиком, воспринявшим, многие идеи Аристотеля и даже стоиков. Плутарх не был оригинальным мыслителем, а его теоретические интересы ограничивались в основном областью практической морали.

Литературная деятельность Плутарха развертывалась в. чрезвычайно благоприятной обстановке. Его греческий патриотизм, любование великим прошлым Эллады не входили ни в какое противоречие со столь же искренней его убежденностью, что Греция отныне может существовать только под эгидой Рима, лишь в составе Римской империи. Во времена Плутарха в политике империи усиливались филэллинские тенденции, достигшие своего апогея при Адриане. Покровительство эллинской муниципальной аристократии стало одним из важных принципов политики императорского правительства уже со времени Августа, поскольку оно отвечало насущной задаче -- расширению социальной базы власти [99, с. 229 сл.]. При Антонинах эта социальная политика дополняется официальной культурной: политикой «филэллинства» и «панэллинизма». Согласно античной традиции Плутарх сыграл очень важную роль в этом «эллинском возрождении». В Риме у него были друзья среди самых высокопоставленных представителей администрации, в частности Л. Местрий Флор, друг Веспасиана (благодаря которому он получил римское гражданство), и К. Сосий Сенецион, друг Траяна. С их помощью Плутарх мог способствовать усилению филэллинских тенденций в римской политике. Как отмечается в современной литературе, нет никаких оснований сомневаться в свидетельствах источников о там, что Траян даровал ему звание консуляра [363, с. XVI]. Однако его участие в политической жизни всегда» было очень ограниченным. Плутарх оставался в рамках «провинциальной» политики, не интересуясь глобальными вопросами политики Римской империи.

Единство внутренних душевных устремлений Плутарха, одного из ярких представителей муниципальной эллинской аристократии и официальной политики и идеологии имперской власти того времени, служили основой оптимизма, который пронизывает все его творчество. Возрождение эллинства и его культуры, возрастание их роли в рамках Римской империи были жизненной целью Плутарха.

Писатель Плутарх полагал, что он может способствовать этому путем моральной проповеди, но выполненной в художественной форме посредством ярких образов людей, достойных всяческому подражанию. Именно этими идеями вдохновляются «Параллельные жизнеописания». Писатель и не скрывает свою цель. В биографии Эмилия Павла он пишет следующее: «Изучая историю и занимаясь таким сочинением, мы приучаем себя постоянно сохранять в душе память о лучших и достославнейших людях, а если общение с окружающими по необходимости /100/ принесет нам что-нибудь мерзкое, порочное, низкое -- отбрасывать и отталкивать, сосредоточивая радостное и умиротворенное размышление на достойнейших образцах» (I). Но не все биографии выдержаны в этом панегерическом ключе. Для контраста Плутарх выводит и отрицательных героев. Таковыми он считает Деметрия Полиоркета и Антония, о чем прямо говорит во введении к биографии первого из них: «Эта книга содержит жизнеописание Деметрия Полиоркета и императора Антония, мужей в наивысшей степени оправдавших мнение Платона, по которому великие натуры порождают не только великие добродетели, но также и великие пороки» (I).

Поэтому Плутарх не стремился дать подлинное жизнеописание своего героя, его задача иная -- показать великого человека, обрисовать его характер (этос). Этос же, как отмечает сам Плутарх в биографии Александра Македонского, может ярче проявиться в одной фразе, чем в нескольких выигранных сражениях. Но в этом вопросе он стоит на позициях перипатетической школы, считавшей, что этос человека выявляется в его деятельности [363, с. XXXVIII; 636, т. II, с. 481]. Поэтому его биографии представляют собой более или менее подробное жизнеописание политического деятеля от рождения до смерти с рассказом о важнейших событиях в его жизни. Как справедливо отмечал К. Теандер, Плутарх «стал историком почти против своей.воли» [595, с. 78].

Очень важен вопрос об источниках в биографиях Плутарха. Исследование его творчества показывает, что Плутарх широко пользовался предшествующей исторической литературой. В «Параллельных жизнеописаниях» он цитирует не менее 150 историков, в том числе 40 латинских. Плутарх недостаточно хорошо знал латинский язык и даже биографии римских деятелей писал главным образом на основе греческих литературных источников [636, т. II, с. 481]. Проблема источников Плутарха и их использования имеет обширную литературу. Ранее были распространены следующие взгляды: Плутарх редко пользовался первичными источниками. В основе его жизнеописания чаще всего какой-либо посредствующий источник вроде сборника биографий Гермиппа, которые Плутарх несколько переделывал в соответствии со своими целями. Оборотной стороной этого утверждения были взгляды, построенные на базе Einquelltheorie, согласно которой Плутарх в написании той или иной биографии использовал только один источник, практически не привлекая других данных [449, с. 65-69]. Обе концепции, принижавшие значение работ Плутарха как исторического источника, в настоящее время имеют мало сторонников. Современные исследования показывают, что Плутарх хорошо знал произведения тех авторов, на которых ссылается [595, с. 42; 363, с. XVIII], хотя не исключено использование и «вторичных» источников. Плутарх, в общем, старался привлекать близких /101/ по времени и наиболее информированных авторов. Так, в частности, для раннеэллинистических биографий одним из важнейших источников был Иероним из Кардии [363, с. XLVII], для жизнеописания Арата -- «Воспоминания» самого Арата [636, т. I, с. 301; 482, с. 251]. Биография же Клеомена базировалась в основном на «Истории» Филарха, жившего во второй половине III в. до н. э., т. е. современника описываемых событий [209; 482, с. 213; 636, т. II, с. 450-451].

Точно так же не выдерживают критики концепции, построенные на принципах Einquelltheorie. Дело заключается не только в том, что Плутарх иногда прямо указывает на многие источники и свои принципы согласования данных, полученных из разных источников. В частности, упомянув «Воспоминания» Арата и сочинение Полибия (в качестве своих источников), он добавляет: «Одинаково рассказывает об этом и Филарх, которому, впрочем, особо доверять не следует -- если только сообщения его не подтверждены Полибием, ибо, едва лишь речь заходит о Клеомене и Арате, он из расположения к царю спартанцев увлекается сверх всякой меры и словно не историю пишет, а говорит на суде, одного неизменно обвиняет, а другого столь же неизменно оправдывает» (Arat., XXXVIII).

Более наглядным в этом отношении является само жизнеописание Арата. Зависимость от его «Воспоминаний» достаточно отчетливо ощущается на протяжении большей части произведения. Однако, когда Плутарх переходит к описанию тайных переговоров о передаче Македонии Акрокоринфа, последствий этого акта для Эллады и всеобщего недовольства этим, явственно прослеживается уже другой источник, резко враждебный Арату.

Важно, что в основе той или иной биографии у Плутарха всегда есть главный источник, зависимость историка от которого совершенно очевидна. Особенно разительно выявляется эта зависимость при сравнении биографий Клеомена и Арата. В основе биографии Клеомена лежало произведение Филарха, положительно оценивавшего деятельность спартанского царя, большая же часть биографии Арата основана на его собственных «Воспоминаниях». В реальной исторической ситуации Арат и Клеомен были злейшими противниками. Как же отразилось это в творчестве Плутарха? Историк не стремился согласовать две различные версии в жизнеописаниях Клеомена и Арата, сильно противоречащие друг другу [482, с. 251; 636, т. I, с. 338, 339, 344]: деятельность Арата в биографии описывается в положительном свете, а Клеомен предстает в целом как отрицательная личность. В жизнеописании же Клеомена все наоборот.

Чтобы заставить читателя воспринять ту моральную проповедь, которую Плутарх вкладывал в свои произведения, нужно было, чтобы они были написаны ярко и образно. Отсюда обилие в биографиях драматических подробностей, живописующих /102/ перипетии жизни героя, причем иногда эта драматическая заостренность и живописные подробности затемняют и даже искажают подлинную картину происшедших событий. Показателен, к примеру, рассказ Плутарха (в биографии Деметрия Полиоркета), очень живописный, с массой интригующих подробностей, о принятии Антигоном Одноглазым (а вслед за ними остальными диадохами) царского титула (Plut. Demetr., XVII-XVIII). Из него следует, что этот ответственнейший шаг был предпринят почти исключительно благодаря действиям одного из придворных льстецов. Несомненно, более точным является сообщение Аппиана (Syr., 54), который рассказывает об этом же событии, сухо подчеркивая, что Антигона царем провозгласило войско после победоносного сражения у Саламина. В этом акте можно видеть две стороны: 1) сохранение в период диадохов старых македонских традиций важной роли собраний армии в утверждении царя; 2) рождение новой эллинистической монархической идеологии, согласно которой царь -- это, прежде всего, вождь победоносной армии [303, с. 66-67; 263, с. 303-310].

Ошибочны и описания Плутархом последствий этого акта: «Тогда Египет поднес царский титул Птолемею -- чтобы никто не подумал, будто побежденные лишились мужества и впали в отчаяние, а дух соперничества заставил последовать этому примеру и остальных преемников Александра. Стал носить диадему Лисимах, надевал ее теперь при встречах с греками Селевк, который, ведя дело с варварами, и прежде именовал себя царским титулом. И лишь Кассандр, хотя все прочие и в письмах и в беседах величали его царем, сам писал свои письма точно так же, как и прежде» (Demetr., XVIII). В этом рассказе несколько неточностей. Прежде всего, Плутарх ради эффектного вывода пренебрегает хронологической точностью. Птолемей принял царский титул более чем год спустя, и (что чрезвычайно важно) не после поражения при Саламине, а после победы при Родосе, как этого требовала рождающаяся тогда новая монархическая идеология. Об этой связи прямо свидетельствует «Паросская хроника» [636, т. I, с. 65]. Во-вторых, Плутарх не прав и в отношении Кассандра, который по свидетельству эпиграфических документов тоже стал именоваться царем [303, с. 67]. Наконец, в сообщении Плутарха совершенно смазаны нюансы в политике различных диадохов. У Антигона Одноглазого провозглашение его царем порождено надеждами на завоевание всех территорий, входивших ранее в состав державы Александра Македонского, было выражением его претензий на роль его преемника. У всех остальных диадохов этот акт выражал идею их полного суверенитета над теми территориями, которыми они уже в данный момент владели, и тем самым был признанием факта, что идея «универсальной» монархии Александра уже умерла. /103/

Точно так же неудовлетворительна нарисованная Плутархом картина событий, приведших к утрате Деметрием власти над Македонией. Стремление рассказать об этом красочно и драматически заставляет Плутарха упрощать картину: Плутарх ярко живописует рейд Пирра на территорию Македонии, забывая при этом сообщить, что главное не этот рейд, а постоянные военные столкновения на эпирско-македонской границе; Плутарх говорит о создании Деметрием в тот момент огромных сил для внешних завоеваний, забывая, что Деметрий всегда имел значительные вооруженные силы, а Македонию рассматривал как базу для воссоздания империи своего отца; наконец, Плутарх ничего не сообщает о сложной дипломатической игре Птолемея, стремившегося втянуть Лисимаха и Пирра в борьбу против Деметрия [303, с. 106-107]. Таким образом, для достижения большего драматического эффекта и большей красочности событий Плутарх опускает сложные и, видимо, уже малопонятные читателю его времени детали дипломатической борьбы; тем самым происходит как бы «стягивание» и «укрупнение» событий, сведение их в более монументальные блоки.

Современные исследователи часто указывают, что анализ Плутархом причин и следствий тех или иных событий часто поверхностен. За причины он принимает нередко самые незначительные, случайные события [363, с. XLVIII].

Но с другой стороны, есть одна область исторической действительности, где Плутарх предстает как точный и даже глубокий исследователь: его сочинения являются важнейшим источником для выявления социальных основ той борьбы, которая развертывалась в Греции эллинистического времени. Иногда удивляет глубина его анализа. Так, описывая переход Ахейского союза на сторону Македонии и резко критикуя Арата за этот шаг, Плутарх объясняет причины его: «В страхе перед ячменной лепешкой, потертым плащом, а самое главное, перед уничтожением богатства и облегчением мук бедности (это было основное, в чем обвинял Клеомена Арат) подчинил ахейцев и самого себя диадеме, багрянице, и приказам македонских сатрапов» (Plut. Cleom., XXXVII-XVI).

Точны сведения Плутарха о внутреннем социальном положении в Спарте накануне реформ Агиса (да и о самих реформах Агиса и Клеомена) [303, с. 158-161; 482, с. 212-213; 338, с. 246-249], о концентрации земельной собственности, задолженности, резком уменьшении числа полноправных граждан. Эти наблюдения чрезвычайно важны. Благодаря им мы можем представить истинные причины социальной борьбы, развертывавшейся в Спарте и в целом в Пелопоннесе. Особенно важно, что ситуация, обрисованная Плутархом, в значительной мере расходится с сообщениями Полибия, нашего основного источника по истории эллинистической Греции, и не только в частностях, но и в общей оценке всех событий. Для Полибия, /104/ например, Клеомен -- прежде всего, тиран, а Антигон «освобождает» Грецию. Причины расхождений, видимо, не только в разных источниках наших историков, но и в «дистанции времени». И Полибий, и Плутарх, в общем, принадлежали к одному и тому же социальному слою, оба были убеждены в необходимости римского господства в Греции, но социальную борьбу в Спарте оценивали по-разному -- вероятно, потому, что для Полибия все эти события были делом недавнего прошлого и теснейшим образом связаны с существующими во времена Полибия социальными и политическими отношениями. Для Плутарха, живущего в условиях «римского мира», они были просто одним из воспоминаний о славном прошлом Эллады, и поэтому его отношение к ним более нейтрально, более объективно, лишено личной заинтересованности.


Подобные документы

  • Римская историческая традиция. Общественный строй и его развитие на протяжении периода семи царей. Древнейшее поселение Рима. Ликвидация олигархической республики патрициев. Хозяйственная жизнь общины. Духовная жизнь и культура римского общества.

    реферат [27,2 K], добавлен 20.10.2008

  • Государственная идеология эпохи Николая I. Теория "официальной народности". Западничество и славянофильство как две основные общественно-политические идеи николаевской эпохи. Становление социалистических и демократических идей в русском обществе.

    контрольная работа [52,0 K], добавлен 25.04.2015

  • Позднейшая культура раннего палеолита. Характеристика и археологические памятники Мустьерской эпохи. Культура ашельского типа. Образ жизни мустьерцев. Увеличение разнообразия орудий труда и освоение новых пространств. Неандертальцы эпохи мустье.

    контрольная работа [24,9 K], добавлен 22.11.2012

  • Историческая мысль на пороге Нового времени. Гуманистическая историография. Историческая мысль XVII в. Исторические воззрения просветителей. Историческая наука Запада в XIX в. Советская и западная историография новой истории стран Европы и Америки.

    курс лекций [107,5 K], добавлен 22.05.2012

  • Гай Юлий Цезарь - политик, правитель Римской республики в 49—45 гг. до н.э., полководец, писатель. Римская литературная традиция к I веку до н.э. Достоверность трудов Цезаря и целевая аудитория. Обоснование справедливости и вынужденности походов Цезаря.

    реферат [27,2 K], добавлен 15.08.2014

  • Зодчество в удельную эпоху. Живопись. Литейное, чеканное, ювелирное и другие художественные ремесла. Образованность. Прилив греческих, славянских книг в XIV и начале XV века. Литература удельной эпохи. Общий уровень духовного развития русского общества.

    реферат [32,8 K], добавлен 28.10.2008

  • Историография екатерининской эпохи имперского (дореволюционного) и советского периодов. Личность и политическая деятельность Екатерины II: восхождение на трон; внутренняя и внешняя политика; политическое наследие. Крестьянская война и ее последствия.

    дипломная работа [157,3 K], добавлен 24.05.2014

  • Литературно-общественная мысль в период формирования новой государственности. Культура в XIV–XV вв. Фольклор и литература. Темы власти царя и устройства Русского государства. Идея Москвы как третьего Рима. Усиление позиций Русского государства в Европе.

    реферат [29,3 K], добавлен 21.08.2012

  • Изучение истории Древнего Востока. Письменные источники, исторические труды, художественная литература, научные и религиозные тексты и документы. Памятники материальной культуры. Памятники устного народного творчества, этнографические материалы.

    реферат [35,9 K], добавлен 19.01.2012

  • Российское общество во второй половине XVIII в. Социально-политические концепции. Официально-охранительная теория. Аристократическо-консервативное направление. Дворянско-либеральное направление. Умеренное просветительство. Революционная традиция.

    реферат [17,0 K], добавлен 19.12.2007

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.