Верхнепалеолитическая революция: география, хронология, причины

Верхнепалеолитическая революция: география, хронология, причины

Введение

Примерно между 45 и 35 тыс. л. н. в памятниках некоторых регионов Африки, Азии и Европы получает широкое распространение целый ряд новых черт, довольно резко отделяющих культуру этой эпохи от культуры предшествующего периода.

Из этих черт наиболее заметными и четко фиксируемыми археологически являются: 1) в области обработки камня -- доминирование технологий, ориентированных на массовое производство пластин и, соответственно, преобладание в орудийном наборе изделий на пластинах, представленных зачастую новыми, ранее не встречавшимися или почти не встречавшимися формами; 2) в области обработки кости и рога -- появление орудий, изготовленных не посредством обивки, а с помощью методов, не применявшихся или лишь крайне редко применявшихся к камню (резание, шлифовка, сверление); 3) в сфере символотворчества -- появление несомненных и достаточно многочисленных свидетельств самого существования такового (украшения, фигуративное искусство). Все эти новации знаменуют собой один из важнейших «переходов» в развитии доисторической культуры, а именно переход от среднего палеолита к верхнему, который часто называют еще «верхнепалеолитической революцией».

Настоящая статья представляет собой попытку использовать полученные за последние годы антропологические, археологические и другие данные для рассмотрения вопросов о том, как происходило становление верхнего палеолита (т.е. как протекал этот процесс во времени и в пространстве, имел ли он один исходный центр или несколько, какую роль в его распространении играла аккультурация и т.д.) и в чем состояли причины наблюдаемых в этот период культурных изменений. В первой части работы дается сжатый обзор перехода для всех регионов, где есть начальный и/или ранний верхний палеолит, во второй на основе представленных данных формулируется несколько обобщений, касающихся дилеммы «полицентризм-моноцентризм» и связанной с ней проблемы аккультурации, и, наконец, в третьей части анализируются основные подходы к объяснению причин «верхнепалеолитической революции», представленные в литературе, и излагаются теоретические соображения и фактические данные, позволяющие, как мне кажется, связывать переход к верхнему палеолиту с некоторыми демографическими процессами, предшествовавшими и сопутствовавшими этому событию.

I. География и хронология перехода к верхнему палеолиту

Происходило ли становление верхнего палеолита независимо в разных регионах, или первоначально он появился где-то в одном месте, откуда впоследствии культурные новации и их носители стали распространяться все шире и шире? Если верно первое, то где находились центры становления и сколько их было? Если верно второе, то, опять же, где находился центр, и какую роль в процессе перехода играла аккультурация автохтонного населения тех или иных регионов населением пришлым? Все эти проблемы принадлежат к числу наиболее активно обсуждаемых преисториками, и по каждой из них, как водится, высказывались разные, подчас взаимоисключающие точки зрения, хорошо известные большинству специалистов. Оценить перспективность существующих гипотез -- значит, прежде всего, оценить насколько они соответствуют имеющимся фактическим данным, насколько хорошо их объясняют, а для этого необходимо эти данные знать.

Анализу объяснений, предлагаемых для тех или иных групп фактов, должна, следовательно, предшествовать работа по проверке и обобщению этих фактов, и именно с изложения результатов такой работы лучше всего будет начать разговор о вопросах, сформулированных во введении к этой статье.

Из следующего ниже обзора исключены территории Африки южнее Сахары, Восточной и Юго-Восточной Азии, Австралии и Америки, где верхнего палеолита нет вообще, а также Южная Азия (Индостан) и большая часть Северной Азии, где представлен лишь поздний палеолит (этот термин я употребляю для обозначения памятников поздней поры верхнего палеолита).

Северная Африка

Несмотря на довольно интенсивные исследования палеолита, проводимые в течение уже многих лет в ряде районов на севере Африки, количество и особенно качество материалов, имеющих отношение к занимающей нас теме, пока оставляет здесь желать много лучшего. Именно поэтому обзор дается для Северной Африки в целом, хотя в идеале, конечно, следовало бы выделить на этой огромной территории несколько областей и рассмотреть их по отдельности.

Ранний верхний палеолит известен здесь сейчас всего на трех памятниках: в пещерах Хауа Фтеах (McBurney 1967) и Хагфет-эд-Дабба (McBurney & Hey 1955) и на кремнедобывающей мастерской Назлет Хатер 4 (Vermeersch 1992). Первые два находятся на северо-востоке Ливии (Киренаика), а третий в долине Нижнего Нила в Египте. Назлет Хатер 4, давший пластинчатую индустрию с немногочисленными орудиями, среди которых отмечаются зубчатые изделия, скребки и резцы, надежно датируется временем около 33-35 тыс. л.н. и рассматривается как результат кратковременного посещения людьми долины Нила в период, когда постоянного населения в этом регионе не было. Более поздние верхнепалеолитические памятники появляются здесь, как считается, лишь около 25 тыс. л.н. (Vermeersch 1992; Van Peer & Vermeersch 1990). На некотором расстоянии от памятника было обнаружено погребение человека современного физического типа, которое по находкам типичных для индустрии Назлет Хатер изделий датируют тем же временем.

В пещере Хауа Фтеах верхний палеолит в лице так называемой культуры дабба появляется, если судить по старой радиоуглеродной дате, полученной для слоя XX, не позже 31,5 тыс. л.н.. Тот факт, что под этим слоем залегают еще несколько даббанских слоев (до XXV-го включительно), указывает на возможность гораздо более раннего начала верхнего палеолита в Киренаике, и многие авторы, вслед за Ч. МакБерни, оценивают возраст XXV-го слоя в 38-40 тыс. лет. Близкую древность имеет материал нижних слоев (7-4) пещеры Хагфет-эд-Дабба (эпонимный памятник культуры дабба), на что, помимо старой гронингенской радиоуглеродной даты (38550 B.C. ± 1600), указывает и технико-типологическое сходство комплексов. Согласно широко распространенному мнению, собственно переходных индустрий в Хауа Фтеах нет, и смена мустье верхним палеолитом происходит здесь внезапно (Григорьев 1977: 163; Vermeersch 1992: 109), но, насколько можно судить по описаниям и рисункам в имеющихся публикациях, технология получения пластин в даббанской индустрии была еще в основных своих чертах (плоскостное раскалывание, фасетированные площадки) среднепалеолитической. Это обстоятельство, наряду с хорошей представленностью среди орудий пластин с поперечной фаской (lames a chanfrein), сближает ранний верхний палеолит Киренаики с так называемым начальным верхним палеолитом Ближнего Востока (см. ниже) и, если предположение о достаточно раннем возрасте даббанской индустрии подтвердится, ее можно будет рассматривать как южносредиземноморское продолжение той линии переходных комплексов, которая сейчас уже столь четко вырисовывается в Восточном Средиземноморье от юга Турции до Израиля.

Переходные с технологической точки зрения комплексы выделяют в долине Нижнего Нила. В таком ключе, по мнению П. Ван Пира, следует рассматривать некоторые из скоплений на мастерской Тарамса 1, имеющие возраст не менее 40 тыс. л.н. (Van Peer 1998: 126-127), но эта точка зрения кажется далеко не бесспорной. Еще менее ясен вопрос о статусе таких индустрий долины Нила, как Халфан и Идфуан, которые характеризуются сочетанием среднепалеолитической технологии с верхнепалеолитическими орудиями, при том, что радиоуглеродные даты указывают на возраст моложе 25 тыс. л.н.. Одни авторы при их оценке придают большее значение технологии и расматривают эти комплексы как переходные от среднего к верхнему палеолиту (Van Peer 1993; Van Peer & Vermeersch 1990), другие же (их большинство) считают, что типология и имеющиеся датировки не оставляют сомнений в том, что Халфан и Идфуан -- это поздний палеолит (Marks 1975: 441; Schild 1998: 134).

Если в Киренаике и принильских районах комплексы конца среднего и начала верхнего палеолита в общем вполне сопоставимы с ближневосточными, то в североафриканских областях к западу от Египта ситуация иная. Здесь совсем нет верхнего палеолита и сравнительно мало мустьерских памятников, а их место занимает атерийская культура, представляющая собой весьма специфическое явление, не имеющее даже отдаленных аналогий за пределами Северной и севера Центральной Африки. Атер распространен от Мавритании до Египта и от бассейна озера Чад до средиземноморского и атлантического побережья.

Хронологически атер, по-видимому, соответствует концу среднего и началу верхнего палеолита. Об этом свидетельствует, во-первых, тот факт, что из двух десятков имеющихся для разных памятников радиоуглеродных дат подавляющее большинство находятся в диапазоне от 30 до 40 тыс. лет, либо указывают на запредельный возраст образцов, а во-вторых (и это, пожалуй, еще важнее), стратиграфическое положение атера, который в тех колонках, где представлено также и мустье, всегда или почти всегда залегает над ним (Wendorf & Schild 1992: 49; Clark 1993; Wengler 1997). Мне известны лишь два возможных исключения из последнего правила, но оба они сомнительны: в Хауа Фтеах, где атерийские якобы слои XXXI-XXX вклиниваются между ранне- и позднемустьерскими слоями, атер был выделен, скорее всего, «вследствие недоразумения» (Григорьев 1977: 163), и в Вади Куббанья ситуация тоже не ясна (Wendorf & Schild 1992: 47). По всей вероятности, между мустье Северной Африки и атером существует эволюционная преемственность (Ferring 1975; Debenath 1992, 1994), причем не исключено, что в Магрибе смена первого вторым происходила примерно в то же время, когда в Европе и Западной Азии совершался переход от среднего к верхнему палеолиту, то есть в течение интерстадиала солтаниан 2-3, соответствующего вюрму 2-3 (Wengler 1997). Правда, палеоклиматические корреляции, лежащие в основе такого рода датировок, базируются пока исключительно на седиментологических и палеоботанических данных и, конечно, нуждаются в проверке, но и противоречащие им ТЛ и ОСЛ даты от 60 до 90 тыс. л.н., полученные недавно для песчанистых отложений с характерными атерийскими изделиями на двух сахарских местонахождениях в Ливии (Cremaschi et al. 1998), также нельзя пока признать достаточным основанием для значительного удревнения возраста атера. Самые поздние атерийские памятники относятся ко времени около 22-24 тыс. л. н.. Об этом, помимо климатостратиграфических корреляций, говорят несколько радиоуглеродных дат (Wengler 1997: 454-455) и ОСЛ дата для стоянки Шаперон Руж (Texier et al. 1988). Около 20 тыс. л. н. или чуть раньше атер в Магрибе сменяется иберо-маврусийской культурой (финальный палеолит), причем не исключено, что их разделяет несколько тысячелетий, когда не только Сахара, но и средиземноморское побережье не имели постоянного населения.

Типологически и технологически атер, по мнению современных исследователей, является среднепалеолитической индустрией (Debenath et al. 1986; Vermeersch 1992: 107), которая, возможно, представлена несколькими функциональными вариантами, региональными фациями, или эволюционными стадиями (Wengler 1997: 456). Некоторые считают, что эта индустрия лишена признаков, которые можно было бы истолковать как свидетельства влияния верхнего палеолита (Wendorf & Schild 1992: 55) или внутреннего развития в верхнепалеолитическом направлении (Van Peer 1998: 129). Между тем, когда-то атер рассматривали как верхний палеолит, и основанием для этого служил не только его предположительно поздний возраст, но и ряд типологических характеристик (см. напр.: Ефименко 1953: 605). На мой взгляд, атер, характеризующийся доминированием скребел в орудийном наборе и плоскостным расщеплением, направленным на получение, главным образом, отщепов -- это формально все еще средний палеолит, но вместе с тем к североафриканскому мустье он относится примерно так же, как шательперрон -- индустрия верхнепалеолитическая -- относится к мустье с ашельской традицией, а селет к микоку. И дело здесь не только в хронологическом соотношении индустрий, но и в содержании изменений, наблюдаемых при переходе от мустье к атеру. С типологической точки зрения атер явно индустрия более высокого уровня развития, он богаче и сложнее, а его руководящий тип -- наконечник с черешком -- более специфичен и оригинален даже по сравнению с руководящими формами шательперрона и селета, не говоря уже о мустье. Широкое распространение изделий с черешком в атерийских комплексах -- а помимо разного рода наконечников и острий, это могут быть скребла, скребки, проколки и, практически, любые другие типы артефактов (их тип-лист см. в Tixier 1967: 790) -- свидетельствует о систематическом использовании составных орудий и о наличии надежных средств и способов их крепления. Для атера характерны также бифасиальные листовидные острия, в том числе двуконечные, причем лучшие их экземпляры по совершенству формы и обработки. а также по отношению ширины к толщине (4:1 и более, судя по иллюстрациям), вполне вписываются в верхнепалеолитические стандарты. Последнее относится и к скребкам, которые хоть и сравнительно малочисленны, но все же встречаются чаще, чем в мустье (Tixier 1967: 795), а главное, представлены во многих случаях не атипичными мустьерскими, а вполне типичными верхнепалеолитическими формами, и к тому же нередко имеют тщательно выделенный анкошами или ретушью черешок. Стоит отметить также, что для атера зафиксирована весьма дальняя (280 км) транспортировка сырья (Clark 1993).

Антропологический тип носителей культуры дабба неизвестен, а человеческие костные останки, связанные с североафриканским мустье и атером (Джебел Ирхуд, Дар эс Солтан, Мугарет эль Алия. Хауа Фтеах, Тарамса и др.), принадлежат индивидам, явно отличавшимся от неандертальцев и приближавшимся по по ряду важных краниофациальных характеристик к людям современного физического типа (Klein 1989:307; Hublin 1992; Vermeersch et al. 1998).

Ближний Восток

В этом регионе комплексов начального и раннего верхнего палеолита известно больше, чем где бы то ни было еще за пределами Европы. Особенно ценно, что почти все они обнаружены на многослойных пещерных, или, реже, открытых памятниках и, следовательно, дают картину перехода в динамике. Ранний верхний палеолит представлен на Ближнем Востоке двумя индустриями: ахмарианом и левантийским ориньяком. Им предшествует начальный верхний палеолит, который отличается тем, что в технологии сохраняет много общего с «ранним» левантийским мустье и с этой точки зрения как бы остается еще частично в среднем палеолите.

Начало верхнего палеолита на Ближнем Востоке часто относят ко времени 45-47 тыс. л.н., поскольку именно такой возраст, согласно данным радиоуглеродного датирования, имеет нижний (1-й) слой стоянки Бокер Тахтит в пустыне Негев (юг Израиля). Однако, технологически индустрия этого слоя остается еще целиком среднепалеолитической (Marks & Kaufman 1983: 70-71; Volkman 1983: 185), а наличия среди 80 изделий со вторичной обработкой десятка резцов и трех типичных скребков явно недостаточно, чтобы отнести комплекс в целом к верхнему палеолиту (как это иногда делают: Bar-Yosef & Belfer-Cohen 1993:281; Bar-Yosef et al. 1996: 304). Более того, даже для верхнего (4-го) слоя Бокер Тахтит такая атрибуция небесспорна. Технология здесь, вопреки некогда широко распространенной точке зрения, не выходит за рамки изменчивости, свойственной «раннему» левантийскому мустье (Marks & Monigal 1995: 275), а орудийный набор отличается от такового нижележащих слоев лишь относительно бoльшим количеством скребков (резцов же, наоборот, меньше) и полным отсутствием эмирейских острий, тогда как доминирующую роль продолжают играть леваллуазские острия (с ретушью и без) и зубчато-выемчатые изделия. Таким образом, хотя комплексы четырех слоев Бокер Тахтит дают несомненные свидетельства начавшегося процесса трансформации среднего палеолита в верхний, по большинству харатеристик они -- или, во всяком случае, три нижних слоя -- все же еще ближе к первому, чем ко второму, и должны, скорее, рассматриваться не как начальный верхний палеолит, а как переходная форма мустье. К этой же cтадии предположительно можно отнести Эмирех (север Израиля), слои G и F Эль-Вада (север Израиля) и другие индустрии с эмирейскими остриями (например, памятники так называемой мейрубийской группы в Ливане, см. Коробков 1978: 142-144).

Начальный верхний палеолит представлен, прежде всего, комплексами XXV-XX/XIX слоев грота Кзар Акил (Ливан) и слоев VI-VII пещеры Антелиас (Ливан). Индустрии этой стадии технологически еще сохраняют много общего со средним палеолитом (высок индекс леваллуа, господствует некраевое скалывание), но в орудийном наборе уже явно преобладают настоящие скребки, резцы и другие изделия, характерные для верхнего палеолита, тогда как мустьерские формы сравнительно редки. Эмирейских острий нет (Bergman 1981: 322). Маркирующими эту стадию типами являются, как кажется, lames a chanfrein и, в меньшей степени, стрельчатые скребки. Последние имеются и в 4-м слое Бокер Тахтит, где пластин с поперечной фаской, как будто, нет. Кроме названных памятников к начальному верхнему палеолиту могут быть отнесены также, по-видимому, слои 4e и 4f грота Абу-Халка (Ливан), местонахождение Хабарджер (Ливан) и пещеры Учагизли и Канал в Турции близ границы с Ливаном (Kuhn et al. 1999), где среднепалеолитическая в основных чертах технология сочетается с верхнепалеолитическим орудийным набором, включающим обычно (кроме Учагизли) lames a chanfrein. Для нижнего слоя (H) Учагизли есть две АМС даты порядка 39-40 тыс. л. н.. Для определения возраста слоев XXIV-XXI Кзар Акила предложено два варианта экстраполяции от датировки в 32 тыс. л. н., полученной для одного из ориньякских комплексов грота: 50-52 тыс. л.н. при среднем темпе осадконакопления и 43 тыс. л.н. при быстром осадконакоплении (Mellars & Tixier 1989). Второй вариант кажется гораздо более реалистичным. Таким образом, скорее всего, индустрии начального верхнего палеолита на Ближнем Востоке имеют возраст около 43-38 тыс. лет и синхронны раннему верхнему палеолиту Киренаики (даббан).

Начало ахмариана после проведения новых работ в Кебаре стали относить ко времени 42-43 тыс. л. н. (Bar-Yosef & Belfer-Cohen 1996; Bar-Yosef et al. 1996), но сколько-нибудь подробного описания материалов слоев III-IV, для которых получена эта дата, пока нет, и остаются сомнения относительно правильности определения индустрии. В ней слишком мало ретушированных пластинок, слишком много скребков (ср. Bar-Yosef & Belfer-Cohen 1996: Table 1 и Gilead & Bar-Yosef 1993: Table 2), а в технологии отмечается сохранение среднепалеолитических элементов (Сарель и др., статья в этом номере журнала). Радиоуглеродный возраст древнейших достоверно ахмарских комплексов (Бокер А, Абу Ношра) составляет 36-38 тыс. л. н., или, в крайнем случае, 40 тыс. л. н. (Phillips 1994). Примерно такую же древность имеет, видимо, самый ранний ахмариан в Кзар Акил (слой XVII) и Умм эль Тлель в Сирии (Bourguignon 1998: fig.11). Ориньяк в регионе появляется, судя по всему, несколько позже, но вряд ли позднее 36 тыс. л. н. (Bar-Yosef & Belfer-Cohen 1996; Bar-Yosef et al. 1996).

Носителями мустьерских традиций на Ближнем Востоке были, как известно, и неандертальцы (Амуд, Кебара, Табун, Дедерьех), и люди близкого к современному физического типа (Схул, Кафзех). Интересно, что первые, судя по имеющимся датировкам и биостратиграфическим данным, появились в регионе позже, чем вторые (Schwarcz et al. 1989; Simpson et al. 1998; Valladas et al. 1999), а появившись (скорее всего, из Европы), вытеснили своих предшественников. Во всяком случае, пока нет прямых свидетельств присутствия Homo sapiens на Ближнем Востоке в период от примерно 80 до примерно 38-40 тыс. л. н., тогда как костные останки неандертальцев, датируемые этим интервалом, напротив, довольно многочисленны, и некоторые из них, возможно, имеют даже древность, сопоставимую с древностью последних представителей этого морфотипа в Европе (Simpson et al. 1998). Единственной антропологической находкой, могшей пролить свет на вопрос об таксономическом статусе людей, связанных с переходными индустриями Ближнего Востока, являлась верхняя челюсть, обнаруженная в слое XXV Кзар Акила еще в 1947 г., но, к сожалению, впоследствии она была утеряна. Имеющиеся описания и изображения челюсти недостаточны для надежного установления ее таксономического статуса, но наличие, по крайней мере, отдельных неандертальских признаков несомненно (Bergman & Stringer 1989: 110). Об облике первых ближневосточных ориньякцев прямых данных нет, а вот ахмариан, судя по морфологии черепа и нижней челюсти из XVII-го слоя Кзар Акил (сохранились их реплики), с самого начала был делом рук людей современного физического типа (Bergman & Stringer 1989).

Передняя Азия

В 1938 г. Д.Гаррод выдвинула гипотезу, что именно Передняя Азия, а точнее Иранское плато, следует считать местом рождения верхнего палеолита (Garrod 1938). Позднее подобное же предположение высказывалось для Северного Афганистана (Dupree 1967: 18). Однако, попытки Л.Дюпри, а затем Ч.МакБерни обнаружить в этих регионах переходные индустрии закончились неудачей.

Ранний верхний палеолит представлен в Передней Азии барадостом, который впервые был выделен в Шанидаре, Ирак (Solecki 1955), а затем еще на пяти пещерных памятниках в иранском Загросе (Варвази, Гхари Хар, Яфтех, Гар Арженех, Па Сангар). Предполагалось наличие барадоста (среднего или позднего) и для юга Загроса (Piperno 1974; Rosenberg 1985), но материал из этого района слишком скуден. По мнению Д.Ольшевски и Х.Диббла, барадост обладает всеми основными чертами ориньяка (отщеповая технология на ранних стадиях, производство пластинок с кареноидных нуклевидных орудий и одноплощадочных нуклеусов, кареноидные скребки и резцы, пластинки Дюфур, острия Фонт-Ив), и поэтому его следует рассматривать как «загросский ориньяк» (Olszewski & Dibble 1994: 73). Тот факт, что эта индустрия связана с регионом, откуда открыт доступ и в Европу, и в Левант, позволяет, по их мнению, предположить, что ориньяк проиcходит именно из Загроса (ibid.: 73). Этому предположению противоречит отсутствие переходных индустрий между мустье Загроса и барадостом, хотя отмечается, что в Гар Арженех, Варвази и Гхари Хар между этими индустриями нет и стратиграфического хиатуса (Smith 1986: 25). Ф.Хоул полагает, что ближайшее сходство барадост имеет не с ориньяком, а с некоторыми индустриями Закавказья (пещера Вирхова, Таро Клде, Девис Хврели) (Hole 1970: 290-291). Эту точку зрения разделяет и Ф.Смит (1971.: 690).

Ф.Хоул и К.Флэннери выделили две фазы в развитии барадоста, отнеся более раннюю ко времени от 38 до 30 тыс. л. н. (Hole & Flannery 1967: 153). Многочисленые радиоуглеродные даты, полученные к началу 70-х гг., действительно, указывают на то, что по крайней мере в Яфтехе и Шанидаре возраст рассматриваемой индустрии составляет не менее 36-38 тыс. лет, и она почти наверняка древнее левантийского ориньяка. Если же учесть, что, с одной стороны, даты для Загроса были получены очень давно и, вполне возможно, занижены, а с другой, что возраст ориньяка в Европе пересматривается сейчас в сторону омоложения (Zilhгo & d'Errico 1999), то нельзя исключить, что барадост и в самом деле представляет собой древнейшую или одну из древнейших ориньякоидных индустрий (Olszewski & Dibble 1994: 74).

За пределами Загроса в Передней Азии известен пока лишь один памятник, который предположительно можно отнести к раннему верхнему палеолиту. Это слой III пещеры Кара-Камар в северном Афганистане. По древесному углю из этого слоя еще в середине 50-х годов было получено 7 дат, из которых 4 предполагают возраст более 25 тыс. л. н., а остальные более 32 тыс. л. н. Р.Дэвис считает, что в любом случае слой III должен быть в широких рамках одновременен с самой ранней фазой барадоста Загроса (Davis 1978: 50), хотя отмечает при этом, что типологически его трудно связать с последним (ibid.: 53). В коллекции слоя III нет ни резцов, ни ретушированных пластинок, а по поводу имеющихся каренатных скребков Р.Дэвис замечает, что они одни вряд ли могут служить в качестве диагностической формы для ориньяка, поскольку имеют широкое распространение во времени и в пространстве и встречаются в неориньякских контекстах (Davis 1978: 53).

Антропологических находок в 3-м слое Кара-Камаре не было. Неизвестен и физический тип носителей барадоста. Мустье в Загросе, как и в сопредельных с Ираном и Афганистаном районах бывшей советской Средней Азии, несомненно, связано с неандертальцами (Шанидар, Тешик-Таш).

Малая Азия

К сожалению, о раннем верхнем палеолите этого полуострова, занимающего столь важную географическую позицию на стыке Европы и Азии, никаких достоверных сведений пока нет. Памятников, относящихся к интересующему нас периоду, здесь до сих пор не было известно, Впрочем, вряд ли приходится сомневаться, что это объясняется не их действительным отсутствием, а всего лишь слабой изученностью палеолита региона. Вполне возможно, что анатолийское «белое пятно» таит в себе немало сюрпризов, и по мере того, как оно будет заполняться, многое в существующих представлениях о генезисе ранних верхнепалеолитических индустрий придется пересмотреть.

Мустьерские памятники Малой Азии, судя по находкам в пещере Караин, были оставлены неандертальцами (Otte et al. 1998: 428-429).

Балканы

О самых ранних стадиях верхнего палеолита на Балканском полуострове пока приходится судить в основном по материалам пещер Темната и Бачо Киро в Болгарии. Можно ожидать, что корпус источников по этой теме расширится с опубликованием результатов раскопок в пещере Теопетра (Adam 1996: 64) и пещере 1 в ущелье Клисура (обе в Греции).

Индустрия слоя VI сектора TD-I Темнаты, возраст которого, судя по единственной ТЛ дате, 67000+-11000 тыс. л. н., расценивалась Я.Козловским как «позднейшая фаза балканского мустье-леваллуа, эволюционирующего в сторону обретения некоторых верхнепалеолитических черт, подобно индустриям Бокер Тахтит в Леванте» (Kozlowski 1992: 8-9). Допускалась даже филетическая связь между этой индустрией и богунисьеном (ibid.: 10). Однако, в опубликованном кратком описании инвентаря слоя VI (Ginter et al. 1996: 178-180) ничто не указывает на наличие каких бы то ни было типологических или технологических черт, более свойственных верхнему, чем среднему палеолиту. Такие черты появляются лишь в слое VI сектора TD-II, который, как свидетельствует стратиграфическая корреляция и абсолютные даты (ТЛ и С14), моложе слоев VI и V сектора TD-I, но явно древнее 39 тыс. л. н. и, возможно, даже несколько древнее 45 тыс. л. н. Здесь, наряду с ядрищами плоскостного принципа расщепления, мустьерскими остроконечниками и скреблами, представлены призматические нуклеусы, а также многочисленные и вполне типичные скребки. Исследователи Темнаты характеризуют индустрию слоя VI сектора TD-II как переходную от местного мустье-леваллуа к верхнему палеолиту с леваллуазской технологией (Ginter et al. 1996: 177, 183, 189), но следует учитывать, что мощность этого слоя составляет около 2 м, и артефакты рассеяны по всей его толще, так что «переходный» характер индустрии вполне может объясняться в данном случае механическим смешением материалов из более ранних мустьерских и более поздних верхнепалеолитических комплексов. Кроме того, не совсем ясно к какой части двухметровых отложений относятся имеющиеся даты. В качестве «переходных» предлагается теперь рассматривать еще слои 4-1 Самуилицы II (ibid.: 182), ранее определявшиеся как типичное мустье фации леваллуа (Sirakov 1983; Allsworth-Jones 1990; 212-213), но археологических аргументов в пользу пересмотра прежней оценки этого материала пока не представлено. Если судить об индустрии верхних слоев Самуилицы по описаниям (для сколов и орудий весьма подробным) и русункам в работе Н. Сиракова (ibid.), то единственно возможным кажется вывод о чисто среднепалеолитическом характере всех четырех комплексов.

В слое 4 сектора TD-I и стратиграфически эквивалентном ему слое 4 сектора TD-V Темнаты представлена индустрия, которую, наряду с комплексом 11-го слоя Бачо Киро, обычно определяют как ранний или архаичный ориньяк (Kozlowski 1992: 11; 1996: 208; Straus 1993/1994: 1996; Ginter et al. 1996: 190-198), а когда хотят подчеркнуть ее специфику, именуют «бачокирьеном» (Kozlowski et al. 1982). Технологически охарактеризованный очень плохо, «бачокирьен» с типологической точки зрения, действительно, специфичен, но не потому, что в нем есть нечто такое, чего нет в ориньяке или других ранних верхнепалеолитических индустриях, а, напротив, потому, что он лишен своеобразных, только ему присущих черт и вообще типологически крайне невыразителен. Орудийный набор состоит почти исключительно из скребков и пластин с ретушью, причем среди тех и других типичные ориньякские формы (кареноидные, с рыльцем, с талией) либо крайне редки, либо отсутствуют. В Темнате есть, правда, несколько стрельчатых скребков, но они часто встречаются и вне ориньяка. Если к сказанному добавить, что в бачокирьене нет также ни кареноидных резцов, ни орудий на пластинках и микропластинках (кремс, дюфур), то напрашивается вывод о неправомерности отнесения материалов 11-го слоя Бачо Киро и 4-го слоя Темнаты к ориньяку (см. об этом же Zilhгo & d'Errico 1999: 42-43). Возраст этих слоев может быть определен лишь в очень широких пределах, поскольку каждый из них накапливался, по-видимому, в течение довольно продолжительного периода и включает несколько горизонтов. Древность низов и средней части слоя 4 Темнаты, судя по пяти АМС и двум ТЛ датам (Ginter et al. 1996: 176), не менее 37 и не более 45 тыс. л. н.; в этот же диапазон укладываются и обычные радиокарбоновые, а также АМС датировки, полученные для «бачокирьена» на эпонимном памятнике.

Самые ранние после бачокирьена верхнепалеолитические комплексы (Винча и Велика Печина в Хорватии, слои 9-6 Бачо Киро, верхи слоя IV Темнаты, Миток Малу Галбен в Румынии и др.) имеют на Балканах возраст порядка 31-34 тыс л. н. Их с большей или меньшей степенью уверенности можно отнести к ориньяку. Вплоть до их появления на полуострове были распространены среднепалеолитические индустрии, многие из которых, таким образом, имеют более молодой возраст, чем бачокирьен, а некоторые, возможно, сосуществовали даже с ориньяком (Carciumaru 1995, 1998).

Массовые антропологические находки, связанные с комплексами среднего палеолита, известны лишь на северо-западе Балкан, в Хорватии (Крапина, Винча, слой G3). Они уверенно определяются, как останки неандертальцев. Так же определяют и три фаланги, найденные в 3-м (мустьерском) слое стоянки Охаба Понор в Румынии (Allsworth-Jones 1986: 80, 207). О физическом типе гоминид, оставивших памятники раннего верхнего палеолита, судить труднее. Фрагмент детской нижней челюсти с одним моляром, происходящий из 11-го слоя Бачо Киро, упоминается в нескольких статьях Я.Козловского как принадлежащий Homo sapiens sapiens (Kozlowski 1992:12, 1996: 211), но на самом деле, по мнению антропологов, ни челюсть, ни зуб не поддаются точной диагностике (Glen & Kaczanowski 1982) и вполне могут быть неандертальскими (Wolpoff 1996: 58-59). Более того, даже зубы из вышележащих ориньякских слоев 6а, 6b и 7, по заключению специалистов, описывавших этот материал, «очень похожи на зубы неандертальцев» (Glen & Kaczanowski 1982: 79). Последнее наблюдение приобретает особый интерес в свете только что опубликованных результатов прямого АМС датирования двух костей неандертальцев из слоя G1 Винчи. Оказалось, что их древность не превышает 28-30 тыс. лет (Smith et al. 1999). В слое, откуда происходят продатированные образцы, представлен инвентарь мустьеро-ориньякского облика, включающий и ряд костяных наконечников, в том числе один с расщепленным основанием (Karavanic & Smith 1998). К сожалению, попытка продатировать этот наконечник закончилась неудачей, и остается пока неясным, имеем ли мы здесь дело со своеобразной переходной индустрией, или же сочетание мустьерских и ориньякских элементов объясняется смешением материалов из разных слоев. На мой взгляд, более вероятно второе, но в любом случае поздний возраст неандертальцев Винчи, наряду с приведенной выше оценкой зубов из слоев 6-7 Бачо Киро, заставляет осторожнее относиться к решению вопроса о том, кто же были носители раннего верхнего палеолита вообще и раннего ориньяка, в частности, на Балканах. Достоверных останков людей современного физического типа соответствующего возраста в регионе нет. Лобная кость из слоя Велика Печины, долгое время служившая главным доказательством связи раннего ориньяка («протоориньяка») с Homo sapiens sapiens при прямом АМС датировании дала голоценовую дату и, скорее всего, является интрузивной (Smith et al. 1999).

Западная Европа

Если оставить вне рассмотрения Британские острова, где, судя по имеющимся пока данным, первые верхнепалеолитические индустрии появляются сравнительно поздно (не ранее 31/32 тыс. л. н.), а памятников среднего палеолита, относящихся ко времени перехода, практически нет, то в пределах Западной Европы можно выделить три региона, культурная история которых в интересующий нас период складывалась по разному. Первый из них включает почти весь Иберийский полуостров (районы к западу от реки Эбро), второй -- Пиренеи и территорию Франции и Бельгии, а третий -- Апеннинский полуостров и северную Италию.

Особенность первого региона заключается в том, что сюда новые веяния в области обработки камня и кости не проникали еще долгое время после того, как в соседней Франко-Кантабрии и к востоку от нее произошла смена среднего палеолита верхним. Самые поздние мустьерские памятники (Кова Негра, Зафарайя, Фугейра-Брава, Грута Нова да Колумбейра, Педрейра дас Салемас и др.) имеют здесь возраст около 30 тыс. лет и даже моложе (Vega Toscano 1990; Straus et al. 1993; Straus 1996, 1997; Maroto et al. 1996; Villaverde et al., 1998; d'Errico et al. 1998), и вплоть до этого же времени нет никаких свидетельств появления в регионе ориньяка или других верхнепалеолитических индустрий (Straus 1996: 210). Таким образом, можно думать, что на крайнем западе Европы переход к верхнему палеолиту совершился позднее, чем в каком бы то ни было ином районе континента (Villaverde et al. 1998: 185), причем нет сомнения, что носителями мустьерских традиций на Иберийском полуострове до самого конца были неандертальцы (Garralda 1997). О последнем говорит не только нахождение их останков в весьма поздних мустьерских комплексах (Бокет де Зафарайя), но и тот факт, что даже в морфологии детского скелета из недавно открытого в Португалии граветтского погребения отчетливо прослеживаются многочисленные неандертальские признаки (Duarte et al. 1999).

Во втором из выделенных регионов картина более пестрая и сложная. Здесь первостепенное значение для понимания характера перехода к верхнему палеолиту имеет решение вопроса о хронологическом соотношении местного ориньяка и шательперрона. Технико-типологические характеристики двух названных индустрий достаточно специфичны и не оставляют сомнений в их культурной обособленности и в том, что возникли они на разной основе, но как происходило их становление и, главное, играло ли при этом какую-то роль влияние одной на другую или взаимовлияние остается неясным.

Шательперрон, выделяемый, прежде всего, по специфическим ножам с ретушным обушком и характеризующийся наличием призматических нуклеусов и сочетанием верхнепалеолитических и среднепалеолитических форм в орудийном наборе (Harrold 1989; Levкque 1993; Pelegrin 1995; Rigaud 1996; d'Errico et al. 1998), почти наверняка представляет собой дальнейшее развитие мустье с ашельской традицией, с которым имеет не только схожую типологию (за вычетом характерных для МТА рубил), но и в значительной степени совпадающий ареал распространения. Этот ареал включает северо-восток Испании и юго-запад Франции, захватывая также некоторые центральные районы последней (север Бургундии). Полученные для ряда памятников ТЛ и АМС даты позволяют думать, что шательперрон в полностью сформировавшемся виде появился ранее 40 тыс. л. н. (Ле Мустье и Арси, слой IX), или, во всяком случае, не позднее 38 тыс. л. н. (Zilhгo & d'Errico 1999).

Происхождение ориньяка, как известно, представляет собой старую и до сих пор еще не решенную проблему. В рассматриваемом регионе он, по мнению подавляющего большинства затрагивавших эту тему авторов, распространился в результате миграции извне, хотя издавна существует и противоположная точка зрения, согласно которой его становление могло протекать в Западной Европе и на местной основе (напр.: Carbonell & Vaquero 1998). В частности, высказывается предположение, что в Кантабрии ориньяк вырос из местного мустье Кина, многие комплексы которого содержат кареноидные скребки и резцы (Cabrera Valdes & Bernaldo de Quiros 1996). Серьезные разногласия существуют относительно возраста древнейших ориньякских памятников (Mellars et al. 1999). Ж. Зилхао и Ф. д'Эррико, критически проанализировав имеющиеся на этот счет данные, пришли к выводу, что ориньяка старше 36,5 тыс. лет (радиоуглеродных) в Западной Европе пока неизвестно. По их мнению, аргументированному весьма солидно и убедительно, во всех случаях, когда на основании абсолютных датировок для ориньяка провозглашался более древний возраст (Арбреда, Эль Кастильо, Рекло Вивер и Абрик Романи в Испании, Тру Магрит в Бельгии), это было следствием либо неправильной (по крайней мере, спорной) интерпретации скудного и/или трудноопределимого археологического материала, либо чересчур упрощенного истолкования стратиграфии и, как результат, использования для датирования образцов, связь которых с ориньякскими материалами сомнительна (Zilhгo & d'Errico 1999: 19-33).

Вывод относительно более раннего абсолютного возраста шательперрона по сравнению с ориньяком, разумеется, может оспариваться, особенно в том, что касается омоложения последнего (первые попытки такого рода уже предпринимаются, напр.: Cabrera et al. 2000). Гораздо труднее подвергнуть сомнению тот факт, что в трех десятках случаев, когда две эти индустрии представлены в одной стратиграфической колонке, слои с шательперроном залегают ниже, а с ориньяком выше. Лишь для трех памятников -- Ле Пиаж и Рок-де-Ком во Франции и Эль Пендо в Испании -- сообщалось об обратной последовательности, но в Эль Пендо и Ле Пиаж шательперрон находится, скорее всего, во вторичном залегании в коллювиальных и делювиальных отложениях, а в Рок-де-Ком, как показал Ж.-Ф. Риго, имела место ошибочная корреляция слоев внутренней и наружной частей навеса (Zilhгo & d'Errico 1999: 4-10). Таким образом, можно заключить, что данные по абсолютной и особенно относительной хронологии достаточно определенно указывают на то, что шательперрон появился в Западной Европе раньше ориньяка.

На двух шательперронских памятниках -- в Арси-сюр-Кюр и Сен Сезар -- были сделаны антропологические находки. В обоих случаях это останки неандертальцев (Hublin et al. 1996). В Сен-Сезаре их возраст определяется ТЛ датой порядка 36 тыс. л. н., а в Арси (слой X) АМС датой около 34 тыс. л. н. Все человеческие кости, обнаруженные до сих пор в ориньякских комплексах региона, принадлежат людям современного физического типа (Gambier 1989, 1997). Однако, этот материал относится только к средним и поздним стадиям ориньяка, тогда как для ранних стадий определимых скелетных остатков людей неизвестно. Более того, если не считать челюсть из Кентс Кэверн в Англии, имеющую, согласно результатам пямого АМС датирования, возраст около 31 тыс. лет, то во всей Западной Европе нет пока костей Homo sapiens sapiens, о которых бы с уверенностью можно было сказать, что их древность превышает 30 тыс. лет.

На Апеннинском полуострове, т. е. в третьем из выделенных выше западноевропейских регионов, ситуация примерно такая же, как во втором, только место шательперрона здесь занимает улуццо. Для этой индустрии (Giola 1988; Bietti 1997) также характерно сочетание средне- и верхнепалеолитических типов в орудийном наборе, специфический облик которому придают крупные сегменты или сегментовидные ножи с обушком. Представлены также скребла, скребки, малочисленные резцы, pieces ecaillees, а иногда, как в шательперроне, и костяные изделия, включая украшения. Технология пока не описана, известно лишь, что пластин среди заготовок очень немного. Область расспространения улуццо включала юг и центральные районы Апеннинского полуострова, хотя отдельные находки, могущие быть отнесенными к этой индустрии, известны и на севере. Имеющиеся для гротов Кавалло и Кастельчивита радиоуглеродные датировки указывают на сравнительно поздний -- порядка 32-34 тыс. л. н. -- возраст слоев с улуццо, но, тем не менее, на последнем из названных памятников и в гроте Фаббрика эти слои залегают под ориньякскими, в то время как обратная последовательность пока нигде не зафиксирована, как и случаи интерстратификации (Bietti 1997: 147).

Ориньяк на Апеннинах распространен повсеместно, но на севере (пещера Фумане, навес Рипаро Мочи и др.) он появляется, видимо, на две-три тысячи лет раньше, чем на юге (Кастельчивита, Пальиччи, Фаббрика и др.). Наиболее ранние ориньякские комплексы севера Италии (Фумане, слой А2; Рипаро Мочи, слой G) отличаются обилием ретушированных пластинок и микропластинок (дюфур, кремс, фонт-ив), тогда как кареноидные изделия и скребки с рыльцем, хотя и есть, немногочисленны (Broglio 1996; Kuhn & Stiner 1998). Интересно, что в пещере Фумане, где древнейший и надежно датированный несомненно ориньякский слой А2 имеет возраст порядка 36-37 тыс. л. н., его подстилает тонкий горизонт, содержащий несколько изделий, типичных для улуццо (Broglio 1996: 239). Однако, представительных комплексов этой индустрии на севере региона пока неизвестно, и вопрос о ее хронологическом соотношении с ориньяком остается открытым.

Открытым остается и вопрос о физическом типе носителей улуццо. Имеющиеся антропологические находки -- два молочных зуба из Кавалло -- слишком скудны, чтобы на их основе делать какие-то определенные выводы. Достоверных костных останков людей раннего ориньяка на Апеннинах также пока нет (Bietti 1997: 136), а позднее мустье связывается с неандертальцами (грот Брейля).

Центральная Европа.

Этому региону принадлежит безусловное первенство по количеству культур или индустриальных типов, выделенных для конца среднего-начала верхнего палеолита. Помимо развитого микока, селета, богунисьена, и ориньяка, на слуху такие термины как бабониан, янковичьен, мустье с микокским влиянием, шипкиен, альтмюлиан, ольшевиан, ежмановице и т.д. При этом хорошо исследованных стратифицированных памятников здесь не так уж и много -- больше, правда, чем на Балканах, но значительно меньше чем в далеко не столь пестрых по культурному содержанию Леванте или Западной Европе. Отмеченное индустриальное разнообразие может объясняться срединным положением региона и/или его орографией (наличие труднопреодолимых горных барьеров, разделяющих центр Европы на несколько достаточно изолированных частей), хотя отчасти оно, видимо, несколько преувеличено в результате того, что, пользуясь выражением Э. Маркса и К. Монигал (см. их статью в этом журнале), можно назвать «чересчур рьяным классифицированием».

Из индустрий, перечисленых выше, безусловно переходными являются селет и богунисьен. Об этом свидетельствуют как их технико-типологические характеристики, так и возраст. В обоих случаях древность наиболее ранних комплексов превышает, вероятно, 40 тыс. лет, и в обоих случаях мы имеем дело со среднепалеолитической в основных ее чертах технологией первичного раскалывания и смешанным орудийным набором, в котором всегда хорошо представлены, хотя не всегда преобладают, верхнепалеолитические элементы.

Селет (Allsworth-Jones 1986; Svoboda 1988; Svoboda, Siman 1989; Oliva 1991, 1995) определяется, главным образом, по наличию многочисленных и морфологически весьма разнообразных бифасиальных листовидных наконечников, которые вместе с наконечниками ежмановице составляют обычно от 5% до 15% всех орудий, а в исключительных случаях (Джезераны) и до 25%. Важной стилистической характеристикой этой индустрии «является широкое использование плоской ретуши для оформления не только наконечников, но также скребел, скребков и иных типов изделий» (Svoboda & Siman 1989: 310). Кроме наконечников, обычны скребки, среди которых встречаются кареноидные (последние могут составлять от 1 до 4% орудий), но скребла часто еще более многочисленны и иногда преобладают, составляя до трети всех орудий. Резцы, как правило, редки, особенно ретушные (больше срединных). Технология в основном ориентирована на получение отщепов и считается нелеваллуазской. По мнению И. Свободы и К. Шиман (ibid.: 307, 310), к селету, помимо пещерных и открытых стоянок, следует относить также ряд мастерских, инвентарь которых несколько более «архаичен» и выделяется иногда в особые индустрии, рассматриваемые как среднепалеолитические (развитой микок в Моравии) и даже ашельские (бабониан в Венгрии).

Главная зона распространения селета -- территория Венгрии, Чехии и Словакии, но не исключено, что на юге и востоке она включала также смежные районы сопредельных стран (в частности, карпатскую Украину, где имеется такой комплекс, как слой II Королево II). Если вслед за Ф. Олсворс-Джоунсом (Allsworth-Jones 1990: 163) считать разновидностью селета ежмановскую индустрию, то в эту зону войдет и юг Польши, а кроме того есть основания относить к селету ряд памятников в центральной и южной Германии (Freericks 1995).

Радиоуглеродные датировки, полученные для ежмановского комплекса в пещере Нетопежовой (Польша), а также для ряда памятников классической зоны селета (Ведровице V в Чехии, Чертова Печь в Словакии, нижний слой пещеры Селета в Венгрии), весьма близки и не оставляют сомнения в том, что начальная стадия этой индустрии относится ко времени никак не позднее 38 тыс. л. н., а скорее всего, древнее 40 тыс. л. н. Об этом же говорит и стратиграфическое положение ряда селетских комплексов Словакии, где они связаны с почвами, соответствующими, как считается, интерстадиалу Хенгело. Большинство исследователей выводят селет из микока, причем издавна и поныне весьма популярна точка зрения, что обогащение его верхнепалеолитическими элементами явилось следствием контактов с ориньяком (Prosek 1953; Валох 1969; Allsworth-Jones 1986, 1990). Сравнительно поздняя дата для верхнего слоя Селеты (около 32 тыс. л. н.) послужила основанием для вывода, что эта индустрия сосуществовала с граветтом (Gabori 1990), а М. Олива, исходя из наличия немногочисленных листовидных наконечников в павловьене, даже рассматривает селет как «возможное связующее звено между средним и развитым верхним палеолитом» (Oliva 1991: 320), считая его причастным к генезису павловского граветта (Oliva 1988: 129, 1991: 324; см. также Svoboda & Siman 1989: 320).

Стадиальный аналог селета -- богунисьен (Svoboda 1986, 1988; Svoboda & Skrdla 1995) -- характеризуется, в отличие от первого, леваллуазской и притом в значительной степени пластинчатой технологией. Пластины в разных памятниках составляют от 20% до половины заготовок. Довольно широко использовалась техника реберчатого скола, которую исследователи богунисьена считают верхнепалеолитической (что вряд ли верно). Во всех комплексах в большом числе представлены леваллуазские острия, простые скребла и зубчато-выемчатые изделия. Везде есть также скребки, оформленные нередко на широких отщепах, тогда как резцы либо многочисленны (Брно-Богунице), либо отсутствуют (Странска Скала III, слой 5). Встречаются, хотя и не часто, высокие «ориньякские» скребки. Листовидные наконечники отсутствуют в обеих Странских Скалах (III, слой 5 и IIIa, слой 4), но есть на эпонимном памятнике, а также в огромной коллекции подъемного материала с местонахождения Лишень. Подчеркивая последнее обстоятельство, Ф. Олсворс-Джоунс ставит под сомнение правомерность выделения богунисьена в качестве особой традиции, предлагая рассматривать его как часть селета в широком смысле (Allsworth-Jones 1990: 185-187). Это, однако, не единственное объяснение нахождения листовидных острий на названных памятниках (один из которых, напомню, является местонахождением подъемного и, по всей вероятности, смешанного материала). По мнению М. Оливы, эти «престижные» изделия в богунисьене могут быть «аллохтонного» происхождения (Oliva 1988: 129), то есть, попросту говоря, их наличие может объясняться контактами с носителями селетских традиций.

На возможность и даже высокую вероятность таких контактов определенно указывают хронология и география богунисьена. Для трех основных богуницких комплексов (Брно-Богунице, Странска Скала IIIа, слой 4, Странска Скала III, слой 5) имеется шесть хорошо согласующихся между собой и со стратиграфией памятников радиоуглеродных дат (от 43 до 38 тыс. л.н. без учета стандартного отклонения, или от 45 до 37 тыс. л.н. с его учетом), говорящих о том, что данная индустрия существовала с конца первого вюрмского пленигляциала и до начала интерпленигляциала (хенгело) включительно. Область ее распространения была, судя по имеющейся сейчас информации, ограничена неширокой полосой, тянущейся вдоль юго-восточного склона Богемского массива, причем местонахождения расположены, как правило, вблизи источников сырья (роговики). Интересно, что единственный явно близкий богунисьену памятник за пределами этой зоны -- Куличивка на западе Русской равнины (см. статью В. Коэна и В. Степанчука в этом номере журнала) -- также находится в непосредственной близости с богатыми выходами кремня.

Далека пока от разрешения проблема происхождения богунисьена. Являя необычную для среднего палеолита Центральной Европы технологию, он не имеет столь же явных местных корней, как селет, и потому в поисках истоков этой индустрии ее исследователи обращаются либо на восток, к молодовскому мустье (Valoch 1990), либо на юг, к балканским и ближневосточным леваллуазским комплексам (см. статью Г.Тостевина в этом номере).

Помимо селета и богунисьена в регионе известен еще ряд предположительно переходных или очень ранних верхнепалеолитических индустрий, которые, ввиду либо скудости материала, либо неясности хроностратиграфического положения, пока не играют заметной роли в дискуссиях по рассматриваемой в этой статье проблеме. Таков, например, комплекс 4-го слоя Виллендорфа (Hahn 1993), а на востоке Центральной Европы, в Закарпатье, таковы некоторые комплексы Королево I и II. Для слоя 1а Королево I, залегавшего, как считалось, под мустьерским слоем и брерупской почвой, постулировался даже ранневюрмский возраст (Адаменко и др. 1989), но теперь Л.В. Кулаковская, принимавшая участие в исследовании памятника, рассматривает находки из перекрывающего слоя как непалеолитические и выражает серьезные сомнения в правильности датировки почвы (Кулаковская 1999: 154, 157). Еще раньше такие сомнения высказывали другие исследователи, относя оба королевских ранневерхнепалеолитических комплекса ко времени, непосредственно предшествующему интерстадиалу Хенгело (Аникович 1991: 12-14). Л.В. Кулаковская считает также, что в слое II Королево II представлен не верхнепалеолитический, а среднепалеолитический материал (Кулаковская 1999: 158).