Усиление монархических тенденций при преемниках Августа

Усиление монархических тенденций при преемниках Августа

После принципата Августа трансформация формы правления Рима продолжалась. В заключительных строках труда, посвященного рождению Римской империи, М.И. Ростовцев пишет, что «обаяние Августа и созданного им уклада давало возможность его преемникам покрывать этим обаянием все свои ошибки и преступления. Важно было то, что они строго хранили традиции Августа, твердо держались намеченных им путей и удерживали, по мере возможности, то равновесие, на котором, главным образом, если не исключительно, держался принципат Августа». Любое уклонение от этого пути, в том числе в публично-правовой области, влекло за собой политические потрясения.

Сменяющие друг друга принцепсы различались по своим личностным качествам, их политические линии и методы управления так же были неодинаковы. Вместе с тем, основные направления изменений в государстве во многом совпадали и часто в конечном итоге вели к одному результату. А.Б. Егоров отмечает следующие количественные накопления изменений в системе принципата: подчинение сената; формирование внесенатского аппарата, унификацию политико-административной системы; провинциализацию верхушки общества; рост числа граждан и усиление роли провинциалов, экономический рост, урбанизацию, развитие новой военной структуры. Первые два направления изменений и, в определенной мере, третье и последнее, имеют непосредственное отношение к генезису монархии, другие же относятся к форме правления римского государства косвенно, но и эта косвенная связь имеет очень большое значение. Исследование указанных изменений, а также способов получения высшей государственной власти позволяет выявить механизм дальнейшего формирования монархии.

§ 1. ПОЛУЧЕНИЕ ВЛАСТИ: ВОЕННЫЙ И ДИНАСТИЧЕСКИЙ ФАКТОРЫ

Тиберий был усыновлен Августом «ради государства», как об этом говорит Веллей Патеркул. Ряд исследователей (Э. Корнеманн, А.Б. Егоров) выводят из этого замечания политический смысл действий Августа, другие (например, Ф.А. Михайловский) ставят такой вывод под сомнение. Но независимо от целей, которые преследовались принцепсом в момент усыновления, этот акт имел определенные политические последствия, так как создавал Тиберию статус лидера «партии» Августа и однозначно указывал на него как на преемника во всех делах. Вместе с тем, Тиберий имел и самостоятельные заслуги перед государством: занимал должности квестора, претора и консула; в 4 г. н.э. (после смерти Гая Цезаря) он получил трибунскую власть на 10-летний срок; с 4 по 12 г. воевал в Паннонии и Германии и был выдающимся полководцем своего времени, в 13 г. его трибунская власть была продлена, а затем по консульскому закону Тиберий получил imperium. Вместе с Августом он управлял провинциями и производил перепись граждан, принимал послов. Таким образом, к моменту смерти Августа Тиберий уже был утвердившимся государственным деятелем.

Но ни имеющиеся заслуги перед государством, ни опыт государственного управления, ни, тем более, родственные связи с предшественником не могли быть юридическим основанием статуса Тиберия как главы государства. Фактически этот статус был в большой мере обусловлен завещанием предшественника. Следовательно, Тиберию было необходимо легализовать свое положение. Поэтому большой интерес с правовой точки зрения представляет сам процесс перехода к нему власти.

Сразу после смерти Августа он, опираясь на проконсульский империй, дал пароль преторианцам, разослал приказы армии и окружил себя охраной. После этого сенат во главе с консулами, а за ним преторианцы, войска, народ и провинции принесли ему присягу in verba и in nomen, как Октавиану в 32 г. до н.э. Можно согласиться с мнением, что именно заседание 17 сентября 14 года н.э. сделало его полноправным правителем. Действительно, если к моменту смерти Августа Тиберий имел imperium maius, трибунскую власть и имя. Augustus, то это еще не означало наличия у него всей власти принцепса. Он не имел полномочий своего предшественника, выходящих за пределы этих двух основных функций (например, привилегии в отношении сбора сената, почетное консульство), не имел ряда почетных титулов (например, императорского преномена и титула отца отечества). Не было у Тиберия и столь выдающихся заслуг, какими можно было бы объяснить (или оправдать) предоставление ему верховной власти. Его положение до августа 14 г. было положением при императоре, теперь оно становилось самостоятельным.

Юридически, 17 сентября власть была вручена ему сенатом, причем при видимом сопротивлении со стороны самого Тиберия. Принятое тогда решение сходно по формулировкам с законом о власти Веспасиана, и это свидетельствует об очередном шаге по пути установления монархии. Достаточно спорными представляются мотивы поведения Тиберия на заседании сената и его отказы от властных полномочий. Нет оснований считать, что он всерьез хотел отказаться от власти, или приписывать сцену особому лицемерию Тиберия. Преемник Октавиана Августа действовал в стиле своего предшественника, все акты оформления власти которого начинались с отказов. Форма «силового» вручения власти сенатом в определенной степени диктовалась неоформленностью института принципата. Несомненно, Тиберий с самого начала планировал приход к власти и сам был режиссером заседания сената. Сенаторы же не видели возможности возвращения к действительно республиканской форме правления, а за Тиберием была вооруженная сила.

События 17 сентября имели огромное значение. Это был первый переход власти при новой системе, и из личной и чрезвычайной она перерастала в постоянно действующий институт. Империй давался не на 10 лет, как при Августе, а на неопределенный срок, т.е. фактически бессрочно: Тиберий заявил, что принимает власть, пока сенат «не отправит его на покой». Само же предоставление власти все еще мотивировалось чрезвычайными условиями. Это было соглашение с сенатом, оформившее правовой статус Тиберия. Тиберий пришел к власти как «сын» Августа, но в его дальнейших действиях не просматривается какой-либо «династической» политики, особой заботы о подготовке преемника принцепс не проявлял, если не считать такой подготовкой приближение к своей особе уцелевшего от репрессий сына Германика.

Передача власти Гаю Калигуле, по мнению Т. Моммзена, обусловливалась только династическим фактором, поскольку личной карьеры, подобно Тиберию, Калигула не сделал. Действительно, к моменту смерти Тиберия он не имел ни личных заслуг, ни юридически оформленных полномочий. Сын Германика, молодой Гай Калигула, получивший свое прозвище в детстве в военном лагере, пользовался большой популярностью как среди воинов так и в народе. Кроме того, через Агриппину он был родным правнуком Августа. Это и стало главной причиной получения им высшей власти в государстве. Другим важным фактором явилась поддержка преторианцев, обусловленная и вышеперечисленными причинами, и действиями префекта претория Макрона, который сразу же после смерти Тиберия отправился в Рим, чтобы способствовать приходу Гая к власти.

18 марта 37 г. Гай по решению сената получил проконсульский империй, трибунскую власть и остальные полномочия принцепса; определенную роль сыграл при этом народ, ворвавшийся в курию. Приход Калигулы к власти явился новым этапом становления принципата как системы: статус главы государства был предоставлен сразу, без сложной игры, какую по необходимости вел предшественник нового принцепса. Как и ранее, армия, провинции и народ дали присягу in acta и in nomen. Титул Августа новый принцепс не взял и обычно именовался Гай Юлий Цезарь Германик.

Отдельные действия нового принцепса можно считать направленными на формирование династии. Он начал подчеркивать роль своей семьи (и в особенности, отца - Германика) в государственных делах Рима, совершил торжественную поездку на Пандатерию и Понтию и перенес в Рим прах Агриппины и своего брата Нерона; месяц сентябрь стал называться Германиком. Германику и Агриппине приносились ежегодные жертвы, а в честь последней были устроены цирковые игры. Появилось много монет, других произведений мелкой пластики и надписей с изображением родителей и братьев принцепса. Причем, как отмечают А.В. Колобов, А.Ф. Мельничук, Н.В. Кулябина «изображение принцев на геммах в виде Эротов-Амуров было... заимствованием Калигулы из арсенала династической пропаганды Птолемеев». После смерти Друзиллы Калигула приказал поставить ее статуи в Сенате и в храме Венеры. Почестей были удостоены и живые члены семьи. Сестры принцепса Агриппина, Друзилла и Юлия стали упоминаться в присяге на верность императору, получили полномочия весталок и почетные места на играх. Даже дядя императора, брат Германика Клавдий, считавшийся умственно неполноценным и не способным к управлению, получил консульство на 37 г. вместе с самим Калигулой. Выдвижение рода главы государства на первый план было столь очевидным, что параллель с монархией напрашивается сама собой. Однако, Гай Цезарь не осуществлял действий, говорящих о подготовке им наследника своей власти, то есть не пытался проводить династическую политику в полном смысле слова.

Клавдий оказался во главе государства благодаря тем же факторам, что и его предшественник: нового принцепса нашли и провозгласили императором преторианцы, причем исходя именно из принципа принадлежности к «правящей династии». Произошло это сразу после смерти Гая Цезаря, 24 января 41 г. Сенат же только на следующий день, 25 января, признал нового принцепса и дал ему все полномочия главы государства. Как и при получении власти Калигулой, не было уже речи о «принципе заслуг».

Ход событий продемонстрировал нежелание сената признавать главой государства избранного преторианцами императора и одновременно показал неспособность республиканских органов эффективно противодействовать становлению новой формы правления.

В отличие от своих предшественников, Клавдий предпринял ряд действий, которые можно охарактеризовать как династическую политику, это касается, главным образом, бракосочетаний самого Клавдия и его дочери. В 49 г. Клавдий и Агриппина (внучка Германика и правнучка Августа) вступили в брак, что имело далеко идущие последствия для государства. Тацит косвенно указывает, что основным мотивом брака Клавдия с Агриппиной был расчет соединить две различные линии потомков Друза, сплотив силы Юлиево-Клавдиевой династии. Степень влияния супруги принцепса в государственных делах не была одинаковой при решении вопросов разных областей политики: во внешнеполитических, экономических и других глобальных вопросах это влияние не ощущалось особенно сильно, однако в вопросе о «престолонаследии» Агриппина достигла своей цели. Брак Домиция Агенобарба с дочерью принцепса Октавией, усыновление его под именем Клавдия Нерона и включение тем самым в род Клавдиев; досрочное объявление его совершеннолетия, назначение в будущие консулы и вручение проконсульской власти в провинциях, получение звания princeps juventutis, денежные подарки солдатам и раздачи плебсу от имени Нерона, удаление из преторианских когорт центурионов и трибунов, выражавших симпатии Британнику, отставка других лиц, преданных детям Мессалины - все это звенья одной цепи действий, направленных на получение власти сыном Агриппины. По мнению А.Б. Егорова, несмотря на наличие imperium, статус Нерона был статусом престолонаследника, а не соправителя. Но наследником императора мог стать и его родной сын. Поэтому попытка Клавдия по совету Нарцисса возвысить своего сына Британника, толкнула его супругу на государственный переворот.

И действия Агриппины, и меры, предпринятые Клавдием, показывают, что для всех уже была очевидной перспектива перехода власти от принцепса к его наследнику, и вопрос стоял только о том, кто этим наследником станет. Однако, отнесение к «династической политике» подготовки преемника принцепса наталкивается на серьезное противоречие: принцип династизма предполагает передачу власти правителем своему собственному потомству, Клавдием же (разумеется, под влиянием Агриппины), было все сделано для того, чтобы к власти пришел чужой отпрыск. Вместе с тем, все события, связанные с наследниками, ярко демонстрируют очевидность для всех того факта, что от принцепса зависит, кто примет власть после его смерти.

Нерон (Домиций Агенобарб) формально получил власть от сената, фактически же - из рук преторианцев, как наследник умершего принцепса. М. Хэммонд считает, что правление Клавдия и Нерона было возможным только потому, что преторианцы сохранили память о таких членах императорской фамилии, как Друз Старший и Германик. Во всяком случае, именно из уважения к Друзу и Германику воины поддерживали их наследников. В основе получения Нероном власти лежал заговор его матери Агриппины против его предшественника. О династической политике самого Нерона говорить не приходится в силу того, что он в целом не проявлял заботы о будущем.

После смерти Нерона, в 69 году, выступления легионов поочередно (почти параллельно) привели к власти Гальбу, Отона, Вителлия, Веспасиана. Сервий Сульпиций Гальба, опытный полководец и правитель, был провозглашен императором галльскими и испанскими войсками, которые поддержала провинциальная знать. Однако, популярность нового императора среди как воинов, так и аристократии очень скоро упала, поскольку он не сумел учесть их интересы в своей деятельности. Результатом стало убийство Гальбы. Сальвия Отона императором провозгласили преторианцы непосредственно в Риме. Его неумелая политика и личные недостатки (такие, как жестокость) также вскоре привели к падению авторитета, потере поддержки войск и свержению. Авл Вителлий был провозглашен императором германскими легионами, которые ипринесли ему присягу. Итог его правления был таким же плачевным, как и итог принципата Отона и Гальбы - свержение и убийство.

Первого июля 69 года в Александрии был провозглашен императором Тит Флавий Веспасиан, опытный военачальник, командовавший в это время армией в Иудее. Ему также принесли присягу легионы, находившиеся в Иудее и Сирии, поддержала его и провинциальная знать. В своем повествовании о получении императором высшей власти в римском государстве Иосиф Флавий рассказывает о «задушевной встрече Веспасиана во всех городах Италии и в особенности о сердечном и блестящем приеме, оказанном ему в Риме: «Расположение к нему было свободно от всякого принуждения. Сенат, помня потрясения, проистекавшие от частой смены последних властителей, считал за счастье иметь императором человека почтенного возраста, окруженного ореолом военных подвигов, в котором можно было быть уверенным, что он будет пользоваться властью только для блага своих подданных... Трибы, колена и соседи, собравшись для пированья, при своих жертвоприношениях молили божество о сохранении римскому царству Веспасиана еще на долгие годы...». При всей тенденциозности источника, из приведенной цитаты можно все же сделать вывод о широте социальной опоры нового принцепса.

Веспасиан не имел родства с Юлиями-Клавдиями. Его приход к власти был обусловлен личными заслугами и связанной с ними поддержкой армии. «Когда солдаты из третьего легиона стали расхваливать Веспасиана, все их поддержали и тотчас написали его имя на всех знаменах... Наместник Египта Тиберий Александр первый привел легионы к присяге Веспасиану, - это было в календы июля, и впоследствии этот день отмечался как первый день его правления». О том, что римляне восприняли нового императора как возможного основателя новой правящей династии, пришедшей на смену Юлиям-Клавдиям, говорит Иосиф Флавий, сообщая о молебствиях об «оставлении престола неоспоримым наследием» сыновьям Веспасиана и их отдаленным потомкам. Веспасиан целенаправленно готовил своих сыновей к осуществлению высшей власти в государстве, они и стали его преемниками.

Итак, Тиберий пришел к власти как опытный государственный деятель, полководец и наследник Августа, Калигула - как сын любимого в армии и народе полководца и наследник принцепса, Клавдий - как поддерживаемый преторианцами ближайший родственник предыдущих правителей, Нерон - как наследник Клавдия, также поддерживаемый преторианцами, последующие четыре принцепса: Гальба, Отон, Вителлий и Веспасиан, - как опытные полководцы, обладающие реальной военной силой, Тит и Домициан - как прямые наследники Веспасиана.

Из десяти принцепсов, правление которых рассматривается в настоящей главе, только трое (Тиберий, Тит и Домициан) пришли к власти в соответствии с волей предшественников; в отношении Калигулы и Нерона такая воля, вероятно, в какой-то мере также существовала. Половина же принцепсов (пятеро: Клавдий, Гальба, Отон, Вителлий, Веспасиан) приобрели свой статус вопреки желаниям предшествовавших им руководителей государства.

Династическая политика принцепсов от Тиберия до Нерона, если и прослеживается, то сводится, в основном, к попыткам создать, оформить династию, которые не привели к желаемому результату. Веспасиану Флавию удалось основать династию, которая, впрочем, просуществовала недолго. Тем не менее, можно сделать наблюдение, что в условиях формально провозглашенной республиканской формы правления, без определенного порядка престолонаследования (который был установлен спустя несколько веков), даже при отсутствии определенной династической политики, - во главе государства, тем не менее, вставали именно наследники принцепсов.

Приход каждого из принцепсов к власти был связан с войском: Тиберий опирался на преторианские когорты, заручившись их поддержкой до объявления о смерти предшественника, а его преемники стали принцепсами, главным образом, благодаря тому, что воины (преторианская когорта либо легионы) провозгласили их императорами; сенату во всех случаях оставалось лишь констатировать свершившийся факт. Таким образом, вполне справедливым представляется вывод Т.П. Евсеенко о том, что именно связь с армией, официальная или неофициальная, позволяла императорам первых десятилетий принципата фактически овладеть всей полнотой власти. Выбор воинами очередной кандидатуры на власть порой был неожиданным даже для самого «избранника» и обусловливался самыми различными соображениями, например, близостью родственных отношений с Октавианом Августом.

Взаимосвязь армии и принцепса, разумеется, не исчерпывалась поддержкой императора в момент получения власти, но в дальнейшем видоизменялась. Тиберий в начале своего правления испытывал определенные трудности в отношениях с армией, и после восстания легионов ему пришлось сократить срок службы до 16 лет, отменить службу sub vexillum после 20 лет и удвоить суммы, завещанные Августом армии. После этого возмущения в войсках прекратились, и все вынужденные уступки были аннулированы: принцепс постепенно отменил все послабления. Тиберий старался не подчеркивать политическое значение легионов, в начале правления он запретил войскам приносить присягу на верность его делам, но впоследствии запрет был отменен, что означало признание принцепсом важности связи с войсками. Мирная политика Тиберия в целом не способствовала росту значения армии, и, как и при Августе, правящие круги могли достаточно эффективно контролировать поведение легионов. Вместе с тем, в Риме по-прежнему находилась преторианская гвардия, которая вследствие своего привилегированного положения была всецело предана императору и потому представляла собой материальную опору его власти.

Калигула еще в большей степени, чем Тиберий, опирался на воинов, лояльно расположенных к нему в память о Германике. Клавдий, не уделявший большого внимания военным кампаниям, все же сумел проявить себя способным полководцем и потому пользовался поддержкой вооруженных сил. Нерон также опирался на армию, а, потеряв эту опору, утратил и власть. В армии, куда не могли не доходить чудовищные слухи о принцепсе, и где, несомненно, имелась вполне достоверная информация о репрессиях против военной верхушки, как и во всем римском обществе, зрело недовольство Нероном. В условиях восстания, начавшегося в провинциях, Нерон мог рассчитывать только на преторианцев, легион моряков Мизенского флота и некоторые отряды auxilia, в дополнение к которым он попытался провести мобилизацию среди городского плебса. Но и эти расчеты не оправдались: преторианцы принцепса не только не поддержали, но и повели против него самостоятельную борьбу; организовал переворот префект претория Нимфидий Сабин. В этих условиях призыв в армию плебеев не мог привести к желаемому результату: Нерон был свергнут, и вместе с ним закончила свое существование «династия» Юлиев-Клавдиев.

Последовавшие за этим события ярко свидетельствуют об огромной роли римских вооруженных сил в решении политических вопросов: Гальба, Отон, Вителлий оставались у власти (и в живых) пока их поддерживали и оставались боеспособными выдвинувшие их легионы. Такую роль признавали и подчеркивали еще древние авторы, примером чего может служить одно из красноречивых замечаний Тацита: «Дела Веспасиана пошли еще успешнее после того, как на его сторону перешла иллирийская армия». От армий зависели прочность положения и успехи правителя. Разумеется, выступления войск были движущей силой, но не причиной государственных переворотов, следовавших один за другим.

Настроения войск формировались не только на основе взглядов самих легионеров и их отношения к происходящему, но и направлялись командирами, окружающим население (т.е. провинциалами), отдельными, заинтересованными в вовлечении армии в политические события, лицами. В легионах «сходились» взгляды нескольких групп населения империи: аристократии (собственно римской, к которой принадлежали высшие командиры, и провинциальной), мелких землевладельцев, городского и сельского пролетариата, из которого набирались воины. Римская аристократия всегда в большей или меньшей степени стояла в оппозиции к власти принцепсов, даже при Августе, который стремился не ущемлять ее интересы. Провинциальная знать еще только стремилась к закреплению за ней государственно-властных функций, и вместе со всем населением провинций - к стабилизации своего экономического положения. И та, и другая цель могли быть достигнуты только в упорной борьбе, и, следовательно, влияние провинциалов также активизировало участие войск в политике. Сельский пролетариат не был удовлетворен своим экономическим положением, и выходцы из него невольно становились в оппозицию к существующей власти. Городской пролетариат всегда горячо отзывался на все политические и экономические неурядицы, создавая и усиливая нестабильность своей неуправляемостью.

Таким образом, все группы населения, взгляды и настроения которых могли влиять на поведение войск, были политизированы и намерены активно отстаивать свои интересы. Непрочность социальной базы принципата Юлиев-Клавдиев явилась основной причиной гражданских войн 68-69 гг. Сами легионы имели и собственные интересы (условия службы, награды), которые при малейшей возможности стремились обеспечить силой.

И всё же, легионы становились решающей силой в политической борьбе не сами по себе, а вместе со своим полководцем - императором. Взаимодействие правителя (императора) с армией выражалось в назначении командиров, перемещении войск, организации военных кампаний, вознаграждениях воинов - со стороны принцепса, и в поддержке императора со стороны воинов. Большое значение в оформлении положения принцепса как главы государства играла присяга армии императору, выделявшая в качестве военного лидера конкретную личность. Она образовывала своеобразную сакральную связь принцепса как с войском в целом, так и с каждым воином в отдельности. Первоначальный запрет Тиберия присягать на верность его делам косвенно свидетельствует о признании за такой присягой «антиреспубликанского» значения.

Возрастание влияния армии на государственные дела проявлялось не только в огромной, зачастую решающей роли преторианской гвардии в получении власти очередным принцепсом. Нахождение преторианской гвардии в Риме косвенно усиливало императорский контроль над республиканскими учреждениями, но одновременно и стабилизировало правопорядок в городе. Также и присутствие легионов в провинциях обеспечивало и контроль над ними со стороны центра, и спокойствие, необходимое для экономического развития.

Фактически армия периода раннего принципата выполняла многие не свойственные ей «государственные функции», такие, как контроль над назначением правителей, устрашение оппозиции, и другие. В связи с этим, Т.П. Евсеенко утверждает, что именно вооруженные силы стали главным инструментом создания общеимперской бюрократии; а армия - ведущим элементом механизма прямого принуждения, и в этом качестве заняла в римской государственной машине ведущую роль. Юридически же армия оставалась связанной как с принцепсом, так и с традиционными республиканскими учреждениями: набор в войско, как правило, объявлялся принцепсом, за сенатом сохранялось право на законодательное регулирование сроков военной службы и размеров вознаграждения, в армии продолжали действовать войсковые трибуны. Таким образом, связанные с армией изменения в форме правления носили не столько юридический, сколько фактический характер.

§ 2. ПОЛОЖЕНИЕ ТРАДИЦИОННЫХ РЕСПУБЛИКАНСКИХ ОРГАНОВ

Положение сената, официально вручившего Тиберию власть, в период его правления соответствует моммзеновской теории «диархии». Круг вопросов, которые сенат решал в это время, достаточно широк, в «повестке дня» сенатских заседаний были собственные полномочия принцепса и полномочия членов его семьи, посылка Германика на восток; передача трибунской власти Друзу, награды, триумфы и овации Германику и тому же Друзу или другим лицам.

Ряд заседаний сената, о которых мы знаем, касался законодательства (законы против роскоши; смягчение брачных законов) или религии (репрессивные меры против астрологов и магов, репрессии против иудеев и египетских культов; насилия в греческих городах; действия жреческих коллегий в связи с болезнью Ливии; избрание новой главной весталки). Рассматривались вопросы внешней политики, назначение наместников сенатских провинций и более мелкие дела, например, беспорядки в театре. Разбирались на заседаниях и внутрисенатские проблемы: материальная помощь сенаторам или ссоры сенаторов. Наконец, через сенат проходили все процессы об оскорбления величия.

Светоний пишет, что не было ни одного дела, малого или большого, государственного или частного, о котором бы Тиберий не доложил сенату: о налогах и монополиях, о постройке и починке зданий, наборе или роспуске воинов и о размещении легионов и вспомогательных войск, о продлении срока исполнения обязанностей военачальников или о том, кому поручить срочный поход, даже о том, что и как отвечать царям на их послания. Компетенция сената расширялась и за счет передачи ему полномочий других органов. Так, известно, что Тиберий перенес выборы магистратов из комиции в сенат, что меняло самые основы государственного права. Магистраты должны были и отчитываться перед сенатом. Принцепс проявлял и внешнее уважение к сенату: в здание сената он входил без эскорта, вставал при консулах, не выступал первым, что часто воспринималось как лицемерие. «Либеральные» традиции отношений Тиберия с сенатом сохранялись и во второй период правления: сенат разбирал ряд вопросов провинциальной политики, именно он решал дела об оскорблении величия и др. Вместе с тем, монархические тенденции явно усилились, Тиберий по всем принципиальным вопросам мог настоять на своем мнении. Увеличение числа процессов против сенаторов свидетельствовало о росте могущества принцепса и, по замечанию А.Б. Егорова, «учило» сенат лояльности. В 28 г. Тиберий уехал на Капри и не мог лично участвовать в заседаниях, посылая вместо этого письма сенату. Таким образом, он перестал быть «первым сенатором» и приобрел роль хозяина, дающего приказы из своей резиденции.

Калигула в начале своего правления дал обещание править вместе с сенатом, однако, вскоре противопоставил себя сенату в целом, первым из принцепсов заявив о своей враждебности ему. Ярким примером этого противопоставления может служить отказ принцепса принять посольство сената во главе с собственным дядей - Клавдием. Чтобы старый орган управления римского государства не мог ему противодействовать, Калигула отобрал у него африканский легион, лишив его всякой вооруженной силы. Во время своего возвращения из неудавшегося британского похода он издал эдикт, в котором отказывался от звания принцепса и заявлял, что вернулся не к сенату, а только к всадникам и к народу. Этот эдикт разрывал систему Августа, построенную на взаимодействии принцепса и сената и их идеологическом единстве при доминировании принцепса. Можно согласиться с мнением А.Б. Егорова о том, что тем самым Гай «демонстрировал провозглашение абсолютной монархии, и его действия явились государственным переворотом». После раскрытия очередного заговора (40 г.) против принцепса последний заявил о примирении с сенатом, который в ответ на это заявление и объявил Калигулу богом. Примирение не только не привело к возвращению системы диархии, но наглядно показало, кто в действительности руководит государством.

Отношения Клавдия с традиционным республиканским органом были сложными, уже потому, что сенат пытался противодействовать приходу нового принцепса к власти. Являясь уже главой государства, Клавдий опирался в основном на служилое незнатное сенаторство и имперскую знать, тем более что из этой среды вышло немалое количество талантливых полководцев и администраторов. Император стремился ослабить враждебную ему старо-италийскую аристократию, приветствуя «добровольный» уход из сената его обедневших членов и удаляя упорствующих. Полномочия сената были существенно ущемлены передачей права полной судебной юрисдикции провинциальным прокураторам императора. В 47 и 48 гг. Клавдий вместе с П. Вителлием исполнял должность цензора, что символизировало намерение провести ревизию состава сената, и, таким образом, демонстрировало возможность принцепса воздействовать на это республиканское учреждение. Специальным эдиктом принцепс запретил «утренние приветствия» сенаторов, чтобы уменьшить их влияние в обществе, хотя приветствия и не относились к делам государственной важности. Таким образом, несмотря на внешние знаки уважения, оказываемые сенату, «диархия» сената и Клавдия фактически не сложилась - принцепс занимал явно главенствующее положение.

Нерон обещал сохранить за сенатом его древние обязанности, предоставив ему управление Италией и сенатскими провинциями. С первых же дней нового принципата старый республиканский орган смог, наконец, опять издавать самостоятельные постановления. Первыми из них было запрещение платной адвокатуры, с тем, чтобы только сенаторы могли вести судебные процессы, и отмена обязательства давать дорогостоящие гладиаторские игры лицам, избранным в квесторы. Впоследствии ряд обедневших сенаторов получил от казны ежегодное содержание, в сенат были возвращены некоторые лица, исключенные из него в период принципата Клавдия. Престиж сената поддерживался и тем, что в его состав перестали зачислять сыновей вольноотпущенников. В 54 г. на его заседаниях решались практически все существенные государственные вопросы: подготовка войны с Парфией, отношения между магистратами и др. Сенат был объявлен высшей судебной инстанцией, пересматривавшей все судебные решения. Налог за пересмотр сенатом решения приравнивался к сумме, вносившейся в случае апелляции к императору.

Есть примеры, свидетельствующие об относительной самостоятельности сената даже во второй половине правления Нерона. При рассмотрении дела Антистия «об оскорблении величия» большинством голосов было принято решение об изгнании подсудимого и конфискации имущества, хотя было известно, что император требовал смертной казни. Вынесенное постановление было оставлено в силе и после того, как Нерон прислал письмо с ироническим указанием, что сенат волен не только смягчить приговор, но и совершенно оправдать обвиняемого.

Тем не менее, сенат и в первые годы правления Нерона не превратился в высший орган государства. Курс Нерона в отношении сената отличался от курса Августа тем, что воспринимался и принцепсом, и республиканскими учреждениями, как акт доброй воли принцепса. Император мог, когда хотел, диктовать свою волю сенату, особенно если это касалось важных дел. Например, когда по инициативе сената был поднят вопрос об обратном обращении в рабство вольноотпущенников, если они дерзки со своими бывшими хозяевами, Нерон ответил сенату отказом. Вмешательство императора предотвратило также санкционированное сенатом изъятие земель у киренских землевладельцев.

Флавий Веспасиан признавал большую роль сената в государственных делах, но сам находился как бы «над ним», о чем, в частности свидетельствуют слова Светония: «он произвел смотр сенату, удалив негодных и включив в списки самых достойных из италиков и провинциалов». Сохранил добрые отношения с сенатом и Тит, чего нельзя сказать о Домициане, который «многих сенаторов отправил на смерть». Но явных свидетельств о самостоятельной роли сената в период принципата Флавиев нет.

Таким образом, можно сделать вывод, что в период правления Юлиев-Клавдиев и Флавиев сенат оставался значимой политической структурой, сохранившей за собой многие важные полномочия. В частности, за ним оставалось право на законодательное регулирование сроков военной службы и размеров вознаграждения, что обусловливало связь сената с армией. Развивалась законодательная деятельность сената. А.Б. Егоров определяет статус сената как положение органа с известной автономией и самостоятельной властью, реальное подчинение которого было более полным, чем его формальная фиксация. Обладая реальной и юридической властью, традиционный республиканский орган управления римского государства вынужден был, вместе с тем, считаться с принцепсом, а точнее - императором, реально располагающим войсками. И степень самостоятельности сената во многом зависела от воли императора, который, в свою очередь, мог считаться или не считаться с ним.

Сохранялись в рассматриваемый период и традиционные римские магистратуры. Тиберий, по словам Светония, оставил за должностными лицами их прежние величие и власть. Сохранение величия магистратов выражалось, например, в том, что он вставал перед консулами и уступал им дорогу. В.М. Хвостов, характеризуя положение государственных учреждений при Тиберий, отмечает следующие основные моменты: praefectura urbus стала постоянной должностью и заслонила значение прочих магистратов в городе, избрание должностных лиц со времени правления Тиберия перешло к сенату, хотя за народным собранием до III века н.э. сохранялось право утверждать их посредством acclamatio. Важным показателем изменений в этой области является то, что место выборов определял принцепс. Кроме того, Тиберий считал, что назначенные магистраты не должны удаляться из Рима, и его указание выполнялось. Принцепс мог вмешаться и в деятельность магистратов, «чтобы предотвратить злоупотребления».

Калигула во время своего недолгого правления ничего нового в области замещения или прохождения магистратур не создал. Придя к власти, он попытался вернуть магистратам их прежнее положение, в частности, он разрешил должностным лицам свободно править суд, ни о чем его не запрашивая, а выборы вновь перенес в народные собрания, но последовавшие за тем изменения в характере власти свели эти установления на нет.

Деятельность Клавдия в этой области была более существенной и разнообразной. Он, в частности, утвердил новые правила прохождения магистратур. При нем была установлена четкая всадническая карьера: eguestris militias ita ordinavit, ut post cohortem alam, post alam tribunatum. Право принцепса воздействовать на магистратов и создавать для них новые нормы уже не подвергалось сомнению.

В период принципата Нерона происходило дальнейшее изменение положения и функций магистратур. Некоторые из них теряли свое значение и утрачивали функции, чаще всего - в пользу складывающегося императорского аппарата. Остатки прав, сохранившиеся за народными трибунами, были еще более ограничены запрещением разбирательства ими ряда дел. Окончательно потерял значение эдилитет, квесторы эрария были заменены префектами. Определенные изменения коснулись деятельности квесторов. В частности, была отменена обязанность давать дорогостоящие гладиаторские игры лицам, избранным в квесторы. Смысл этого изменения состоял, видимо, в том, чтобы должностные лица, прямо не подчиненные принцепсу, не получали большой популярности. Заведование книгами государственного казначейства было передано от квесторов префектам, назначавшимся из числа бывших преторов. Роль других должностей сохранялось. Сам Нерон четырежды занимал должность консула, что должно было подчеркнуть значение этой республиканской магистратуры. Отдельные шаги предпринимались и в реорганизации порядка замещения магистратур. Так, сыновей вольноотпущенников, при Клавдии принятых в сенат, перестали допускать к занятию должностей.

Являясь фактическими главами государства, принцепсы занимали и традиционные магистратуры. Тиберий до прихода к власти получал должности квестора, претора и консула «раньше срока и почти без перерыва», затем получил второе консульство и трибунскую власть. Став после смерти Августа фактическим правителем Рима, он трижды принимал консульства на короткие сроки. Калигула четыре раза был консулом, один раз при этом без коллеги, так как избранный второй консул умер до вступления в должность. Еще в период принципата Гая Цезаря Клавдий был консулом вместе с принцепсом. Впоследствии, являясь фактическим главой государства, Клавдий занимал и традиционные магистратуры. Так, четырежды он был консулом, в 47-48 гг. Клавдий был цензором вместе с Вителлием и в этом качестве провел ценз римских граждан. Нерон, как уже было отмечено, четырежды занимал должность консула.

Отношение к магистратурам Гальбы, Отона и Вителлия было достаточно традиционным. Флавий Веспасиан во многих случаях влиял на выборы магистратов. Так, Светоний сообщает, что «Веспасиан сделал консулом Меттия Помпузиана, чтобы тот в свое время вспомнил об этой милости», а для. ускорения рассмотрения судебных дел сам «выбрал по жребию лиц, чтобы возвращать пострадавшим имущество, отнятое во время войны, и чтобы решать вне очереди дела, подведомственные центумвирам». Светоний и Дион Кассий сообщают и о «продаже» должностей соискателям.

Сам Веспасиан занимал большое количество должностей как до, так и во время своего принципата. Светоний так повествует об этом: «Служил он войсковым трибуном во Фракии, после квестуры получил по жребию провинцию Крит и Кирену, выступив соискателем должностей эдила и претора, одну должность он получил не без сопротивления, и только шестым по списку, зато другую - по первой же просьбе и в числе первых.». «В правление Клавдия он...был направлен в Германию легатом легиона, а потом переведен в Британию, где участвовал в тридцати боях с неприятелем и покорил два сильных племени, более двадцати городов и смежный с Британией остров Вектис. За это он получил... два жреческих сана (понтификат и авгурство) и консульство. После этого до самого своего проконсульства жил он в покое и в уединении», «после этого (т.е. после получения высшей власти) он восемь раз был консулом, не считая прежнего, был и цензором.» Консулом Веспасиан был в 70-72, 74-77 и 79 гг. (при этом его коллегой каждый раз был Тит), цензором, по-видимому, в 73 или 74 г., а трибунскую власть и имя отца отечества он принял лишь через много лет после прихода к власти.

Занимали традиционные магистратуры также и Тит, и Домициан. Но подвластность им всех должностных лиц была уже совершенно очевидной, и Светоний с похвалой Домициану пишет, что он «столичных магистратов и провинциальных наместников держал в узде».

Таким образом, консулат в период принципата, как и в республиканские времена, оставался важнейшей магистратурой, о чем свидетельствует и борьба среди виднейших римлян за этот пост, и внимание, какое принцепсы уделяли определению кандидатов в консулы, и тот факт, что сами принцепсы неоднократно занимали эту должность. В течение всего периода принцепсы сами обладали трибунской властью, и периодически им назначались коллеги, номинально обладавшие той же властью. Однако, считать трибунскую власть этих коллег совершенно равной трибунской власти принцепсов нельзя хотя бы уже потому, что их назначение происходило только по просьбе принцепса.

Итак, традиционные римские магистратуры сближались по своему значению и положению с императорским аппаратом. Подчиненность должностных лиц принцепсу выражалась в его возможности регулировать порядок выборов и правила замещения должностей, а также в реальном контроле над деятельностью магистратов. Сами же принцепсы, даже занимая по видимости традиционные должности, в республиканскую систему магистратур все-таки не вписывались.

Рядом с системой республиканских органов появились и вырастали новые институты, созданные с той же целью - управлять государством. Таким институтом, в частности, был совет императора, который продолжал оставаться неофициальным, его состав не был четко определен, но вместе с тем, он являлся более или менее постоянным органом. Клавдий практически все важные решения принимал в совете, либо обсуждал там дела перед вынесением их на суд сената. Калигула и Нерон не считали нужным с кем-либо советоваться, поэтому в периоды их правления роль consilium principis не могла быть значительной. В целом же анализ действий и состава совета показывает, что этот орган был наиболее удобен именно для ситуации, когда фактически у власти стоит один человек, но по традиции значимые для государства решения должны приниматься коллегиально. Таким образом, consilium principis в определенном смысле стал подменять собой веками существовавший в Риме совещательный коллегиальный орган - сенат.

В решении государственно-правовых вопросов все более заметную роль играл бюрократический аппарат. Уже при Августе действовал довольно многочисленный корпус чиновничества - officia, о чем уже говорилось в предыдущей главе. Императорские службы создавались не на основе каких-либо нормативных актов, четко определяющих круг прав и обязанностей, а на делегировании императором своих полномочий особо доверенным зависимым от него лицам. Все большее значение и широкое распространение получает институт прокураторов. Принципы назначаемости чиновников, иерархичности, отсутствие регламентации срока службы, а также отсутствие формальных требований к замещению должности были очень удобны именно с точки зрения подчинения всей системы управления одному человеку - принцепсу. Тиберий и в этой области придерживался политики Августа.

Гай Калигула первым привлек к широкому участию в государственных делах вольноотпущенников, Клавдий продолжил этот курс. Усиление внесенатского аппарата Клавдием проявилось, в частности, в замене ряда республиканских магистратов лицами, подчиненными принцепсу. Так, квестор Остии был заменен на procurator portus Ostienis, а префект анноны окончательно вытеснил сенаторских префектов для раздачи хлеба (praefecti frumenti dandi). Надзор за дорогами, улицами и акведуками в Риме был передан императорским кураторам и прокураторам, а функции морских квесторов (quaestores classici) получили императорские префекты флота в Мизене и Равенне. Наконец, с 44 г. принцепс стал назначать квесторов, ведавших охраной эрария. Наиболее важным в плане усиления внесенатского аппарата был сенатус-консульт 53 г, давший прокураторам право юрисдикции с обязательным выполнением их распоряжений, а также ряд военных полномочий. Одновременно легализовалась контрольная функция прокуратора по отношению к наместнику. Завершилось и оформление фиска как отрасли бюрократии. Таким образом, императорский аппарат охватывал все важные составные части государственной жизни, все более вытесняя традиционные римские учреждения.

Помимо официально назначаемых должностных лиц, государственные функции исполняли и императорские либерты (вольноотпущенники), роль которых была значительной уже при Калигуле. Некоторые из либертов Калигулы после убийства последнего были казнены, но многие, как Каллист, Нарцисс и др., перешли к Клавдию и играли при нем важную роль. Для Клавдия либерты явились основой формирования дворцовых канцелярий. Точное число канцелярий неизвестно, но можно назвать, по крайней мере, пять: ab epistulis - по делам переписки, a rationibus - по делам собственности императора; a libeilis -по делам прошений; a cognitionibus - по юридическим делам; a studiis - своеобразная референтура императора. Канцелярии не имели официального статуса и не были принципиально новым явлением, так как любой политик и вообще любой крупный собственник имел свой штат «бюрократического» персонала из числа рабов и вольноотпущенников. Тем не менее, близость к императору делала фактическую роль канцелярий огромной. Новшеством Клавдия было не создание этого аппарата, а его увеличение, более четкое разделение на «отделы» и повышение значения императорских либертов, начало легализации их положения. Расширение нового аппарата облегчало управление, приспосабливая его к нуждам державы, и, кроме того, создавало новую правящую группу, не связанную с сенатом.

§ 3. ОТРАЖЕНИЕ ФОРМЫ ГОСУДАРСТВА В ПОЛИТИКЕ И ИДЕОЛОГИИ

Фактические изменения в форме правления, политическом режиме и форме государственного устройства можно выявить в результате исследования политики: ее субъектов, направленности, методов. Помимо рассмотрения общей политической линии каждого принцепса, представляется необходимым уделить особое внимание управлению провинциями, как области политики, в которой отразились все стороны трансформации формы государства, а также карательно-репрессивному аспекту, как наиболее очевидно связанному с правом.

Политика Тиберия во многом была продолжением политики Августа. В отношении Рима и Италии новый принцепс продолжал романо- и италоцентристскую линию. Вместе с тем, длительное пребывание Тиберия вне Рима во второй половине его принципата подрывало полисный принцип монополии центра на власть. В отношении граждан и либертов продолжалась та же политика, данных о существенном увеличении количества граждан нет. У власти остались республиканские и связанные с ними новые нобили. Тиберий продолжал и финансовую политику Августа, ужесточив только финансовый контроль. После смерти принцепс оставил в фиске огромный запас в 2,7 млн. сестерциев. Главными причинами этого успеха были эффективная система провинциального управления, сокращение военных расходов, во многом вызванное мирной политикой, и режим экономии, сокращение расходов на зрелища, экономия на аппарате, сокращение beneficia частным лицам. За счет накоплений проводились эффективные меры для подъема экономики: борьба с пожарами, наводнениями, кризисами.

Калигула в целях поддержания своей популярности использовал массовые раздачи войскам, устраивал гладиаторские бои и другие зрелища, в которых теперь участвовал как он сам, так и высокопоставленные сенаторы. В течение года, по сообщению Светония, накопления предыдущего принцепса были растрачены. В 39 г. режим оказался на грани финансового краха. Чтобы компенсировать дефицит, Калигула провел серию финансовых мероприятий. Увеличение налогов было проведено с невероятной изобретательностью. Были повышены налоги на продукты питания, учреждены налоги с тяжбы, на носильщиков и проституток. Калигула ввел экстраординарные поборы, подарки принцепсу к новому году, подарки его дочери в день рождения и т.п. Позднее, после подавления заговора, в котором участвовали сестры принцепса, он устроил принудительную распродажу их имущества по фантастическим ценам. Цены на обычные предметы превысили уровень, существовавший при Августе и Тиберий. Устраивались притоны и «клубы азартных игр'«, которые были настолько дорогостоящими, что клиентов туда часто загоняли силой. Важнейшей статьей дохода являлась конфискация имущества казненных и террор, заставлявший многих людей делать его сонаследником и как бы постоянно откупаться от принцепса. Императорская собственность невероятно выросла, в отличие от казны государственной.

Политика Клавдия представляла собой построенную на политическом компромиссе попытку возврата к системе принципата Августа, но в отдельных областях государственной жизни Клавдий шел гораздо дальше первого принцепса. Новизна его политики состояла, в частности, в усилении внесенатского аппарата, росте значения новой знати (в первую очередь, провинциальной) и расширении гражданства, а также в проведении целой серии крупных нововведений в управлении провинциями, о чем подробнее будет сказано ниже.

Политика начала правления Нерона представляла собой попытку возвращения к системе Августа, во второй же период более всего схожа с политикой Калигулы, которая не имела и не могла иметь поддержки у сколько-нибудь значительных групп населения и потому привела к очередному перевороту. Деструктивность попытки искусственной и резкой централизации власти несомненна и не случайна. Политическая линия Нерона не вписывалась в пусть неустойчивую, но существующую структуру отношений осуществления власти, а вследствие нажима - разрушала ее.

О политической линии Гальбы, Отона и Вителлия сложно сказать что-либо определенное ввиду краткосрочности их правлений. Политика Веспасиана была нацелена на укрепление римского государства, и разумность осуществляемых им мер была признана даже потомками. Тит продолжил эту линию. Домициан в своей политике следовал, скорее Калигуле и Нерону, нежели отцу, далеко не всегда считаясь с интересами государства и потребностями общества, что и привело к очередному государственному перевороту.

В целом можно сделать вывод о том, что каждый из принцепсов стремился проводить ту политику, которую именно он считал нужной, и степень «удачности» этой политики во многом зависела от степени учета государственных интересов, от того, насколько действия принцепса соответствовали потребностям времени, а не его собственным. В то же время, отношение к принцепсу и сама его жизнь зависели от того, насколько его действия отвечали интересам других государственно-властных субъектов, основной силы государства - войска, а также населения, или, точнее, тех его слоев, которые могли выступить в качестве социальной опоры новой власти. Одним из таких слоев явилась провинциальная знать, в связи с чем представляется необходимым подробнее рассмотреть провинциальную политику принцепсов.

Главным оставалось резкое различие статуса сенатских и императорских провинций. Если в Риме, Италии и сенатских провинциях принцепс, по крайней мере формально, еще связывался какими-то нормами, то в императорских провинциях власть его оказывалась ничем не ограниченной. Однако, императорская политика в целом сказывалась и на тех, и на других провинциях.