Усиление монархических тенденций при преемниках Августа

В период правления Тиберия общая ситуация в провинциях оставалась стабильной, была введена более эффективная система провинциального управления и сравнительно рационального налогообложения. В правление Гая Калигулы в области провинциальной политики были предприняты лишь некоторые действия, в основном негативные. Новый император практически разрушил восточную границу, воссоздав здесь систему вассальных царств. Провинции могли изыматься из ведения сената просто для того, чтобы уменьшить его военную силу. Так, когда проконсулом Африки стал Кальпурний Пизон, по знатности не уступавший правящей династии, Калигула, считая, видимо, такую конкуренцию для себя нежелательной или даже опасной, фактически отстранил его от командования, образовав новую императорскую провинцию Нумидию.

Клавдий внес в провинциальную политику значительные изменения. Так, в частности, императорские провинциальные прокураторы были уравнены с наместниками провинций из числа сенаторов, что вносило новый существенный элемент в систему управления провинциями. Через сенат были проведены постановления о снижении податей и прощении недоимок некоторым городским общинам, таким образом, центр империи - Рим соглашался учитывать интересы других территорий государства. Были сделаны определенные шаги в предоставлении гражданства жителям провинций. По цензу, проведенному принцепсом, в Империи насчитывалось 5984072 человека, что свидетельствовало об увеличении более чем на 1 млн. человек по сравнению с 14 г. н.э. Этот рост, конечно, был вызван не только естественным приростом, но и возросшим числом новых граждан. Вероятно, 1-2 млн. граждан уже составляли жители провинций. В целом провинциальная политика периода четвертого принципата характеризовалась усиливающейся тенденцией сосредоточения управления в одних руках и повышением роли провинций в жизни государства. Впоследствии (после смерти Клавдия) сенат постарался ликвидировать или, как минимум, ограничить права провинциалов.

При Нероне в сфере провинциальной политики наиболее заметным было столкновение двух сил: с одной стороны, римского патрициата, основной целью которого было возвращение прежней свободы действий наместников, и с другой стороны, провинций, сопротивлявшихся этому процессу. Были осуществлены попытки возвращения наместникам прежней свободы действий. Однако, провинции активно сопротивлялись восстановлению произвола римских наместников, против которых, в случаях слишком явного нарушения законных интересов провинциалов, возбуждались судебные преследования. Так, в 56 - 59 гг. состоялось 10 процессов по делам о вымогательствах, в числе обвиняемых были наместники Сардинии Випсаний Ленат, Киликии - Коссуциан Капитон, Ликии и Памфилии - Эприй Марцелл. В некоторых случаях провинциальные наместники стали играть иногда значительную роль в политической жизни Рима. Однако, существенного влияния на систему управления провинциями политика Нерона не оказала.

Система управления императорскими провинциями является одним из ярких проявлений общей тенденции подчинения решения всех важных вопросов одному человеку. Все провинциальные наместники (в том числе и наместники сенатских провинций), отправляясь в провинцию, получали специальную инструкцию от принцепса и были обязаны в непредвиденных случаях сноситься именно с ним. В руках императорского легата в пропреторском ранге находилась вся административная и гражданская юрисдикция в провинции, наместник императорской провинции мог даже выносить смертные приговоры солдатам. В рассматриваемый период многократно имели место факты превышения наместниками сроков своих полномочий, что можно считать одним из проявлений бюрократизации провинциального управления.

Вовлечение провинциальной знати в римскую политическую жизнь представляло собой достаточно длительный поступательный процесс. Уже при Клавдии в сенате было значительное количество провинциалов. При обновлении состава сената по цензу 76 г. в него была включена романизированная провинциальная знать, причем это были уже не единицы, количество провинциалов в сенате дало основание Бокщанину сделать вывод что с победой Веспасиана к власти в Риме пришла провинциальная знать, которая, безусловно, сохранила свои позиции и при его сыновьях.

Необходимой предпосылкой включения провинциалов в римскую политическую жизнь было принятие ею римских обычаев, культурных и политических ценностей, языка. Страбон указывает на усиление процесса романизации Галлии, говоря, что местные жители «все легко могут обратиться в римлян. При этом романизация ни в коей мере не была насильственной. Как подчеркивает Г. Бауэрсок, у римлян не только не существовало целенаправленной политики романизации, но в их языке отсутствовало даже слово, которое было бы адекватно этому понятию. Так, хотя римляне общались с окружающими на своем языке, их политика не была направлена на языковое подавление провинциалов, что, в частности, отмечает К. Джоунс в статье «Язык и империя», и подтверждением чему служит сообщение Тацита о том, что Агрикола поощрял занятия римской риторикой. Такое поощрение свидетельствует о явно ненасильственном распространении римской культуры среди местной аристократии. Безусловно, романизация касалась господствующих слоев провинциального общества, а не всех жителей провинций. Включению не римлян в имперскую систему способствовали и некоторые изменения в идеологической сфере, в частности, императорский культ.

Неразумная политика Рима в отношении провинций (в частности, непосильные поборы со стороны откупщиков или ненаказываемые злоупотребления наместников) вызывала дестабилизацию политической ситуации, что, в свою очередь, приводило к государственным переворотам. И напротив, поддержка со стороны провинций становилась для императоров одним из условий прочности их положения. Таким образом, роль провинций в жизни государства, становилась все более серьезной.

Результаты анализа провинциальной политики позволяют сделать следующие выводы. Унитарная форма государственного устройства Рима была сохранена. Вертикальные связи между центром обширной империи и ее частями были намного сильнее горизонтальных. Этому способствовали и общие интеграционные процессы Средиземноморья, активизировавшиеся еще в I в. до н.э., и традиции централизма в форме государственного устройства Рима, и тенденция к сильной центральной власти. Тяготение отдельных частей государства к самостоятельности лишь добавила к централизму, как системообразующему принципу, сегменты полуцентрализма.

Два наблюдения относятся к политическому режиму римского государства: во-первых, население провинций (в первую очередь - аристократия) стало прочной социальной опорой принципата, во-вторых, власть в отношении провинций осуществлялась как жесткими, авторитарными методами, так и очень мягкими, когда отсутствовала необходимость в давлении. О тенденциях в форме правления свидетельствует сложившаяся пирамидальность в управлении провинциями.

Уже в самом начале рассматриваемого периода усилился механизм подавления. Его юридической основой явился закон об оскорблении величия (lex maiestatis), существовавший еще в республиканский период. Однако, ранее по этому закону наказанию подлежали только лица, совершившие реальные и существенные преступления против государства. Поворот, наметившийся при Августе, когда под этот закон попали заговоры, был поддержан и развит Тиберием, который уже в 15 г. давал понять, что будет карать за преступления против своей особы.

В современной литературе проблема законов об оскорблении величия является предметом дискуссии. Общий смысл сообщений традиции состоит в том, что при Тиберий сущность закона изменилась, и вместо реальной государственной измены стали преследовать высказывания и нейтральные действия (например, расчет монетой с изображением Августа в неподобающих местах).

В первые 7 лет правления Тиберия процессов по lex maiestatis было немного, обычно они кончались снятием обвинения, но по этому закону стали карать за действия, прежде ненаказуемые. Это изменение не было юридически оформлено и происходило в основном на практике. С 23 г. террор усилился. Весьма показателен состоявшийся в 25 г. процесс Кремуция Корда. Сообщения об этом процессе, достаточно одноплановые, имеются у Тацита, Диона Кассия, Светония и Сенеки. Корд написал исторический труд, в котором хвалил Брута и Кассия, назвав Кассия «последним римлянином». Историками обвинялись в организации этого процесса клиенты Сеяна Сатрий Секунд и Пинарий Натта. Тацит приводит речь обвиняемого, довольно правдоподобную, хотя она и является конструкцией автора. Корд в этой речи говорит, что при Августе историки могли хвалить Брута, Кассия, Помпея и других противников дома Юлиев, не подвергаясь гонениям, и приводит пример Тита Ливия и Валерия Мессалы Корвина, а в заключение подчеркивает, что в его книге нет выпадов против Тиберия. Аналогичные сведения сообщает Дион Кассий, указывающий, что труд Корда был написан давно, и ранее автор читал его Августу. Цезарь и Август в книге не критиковались, но и не восхвалялись, как это было принято. Причиной осуждения была вражда с Сеяном, но формальным обвинением послужила именно похвала Бруту и Кассию. То же самое сообщает и Сенека, а Светоний упоминает этот факт, не называя имени Корда. Корд покончил с собой, а труд его был сожжен. Представляется, что оснований не доверять традиции нет: именно труд Корда стал основной причиной его осуждения, равно, как и формальным обвинением.

Во второй период правления Тиберия число процессов об оскорблении величия возросло (в 14-23 гг. их было 11, а в 23-31 гг. - 18), но главным было ужесточение санкций. Особенно увеличилось количество наказаний за оскорбление словом и действия, не имевшие целью кого-либо оскорбить. Произошло еще одно качественное изменение: первые процессы часто играли роль орудия борьбы внутри верхушки общества, после 23 г. инициативу в преследованиях взяли на себя принцепс и его окружение, организовав террор в нужном им направлении.

Главным виновником усиления репрессий считался префект претория Л. Элий Сеян, который, с одной стороны, проводил линию принцепса, проявляя при этом не только исполнительность, но и изобретательность и инициативу, а с другой стороны, «убирал» своих возможных конкурентов. Lex maiestatis, главное оружие временщика Сеяна, в конечном итоге обернулось против него самого. Последнее столкновение Тиберия с Сеяном было связано с легатом Ближней Испании Л. Аррунтием, одним из друзей принцепса из числа старой аристократии. Сеян обвинил его в оскорблении величия, но император снял обвинение и даже издал декрет, запрещающий обвинять легатов во время их пребывания в должности (что соответствовало и республиканским традициям). Вскоре сам Сеян был обвинен в организации заговора и казнен. Показательно, что именно после казни Сеяна Тиберий принял титул отца отечества. Однако, после смерти Сеяна, считавшегося вдохновителем репрессий, террор не прекратился, а усилился.

Гай Калигула в начале своего принципата демонстративно прекратил процессы по lex maiestatis. И хотя террор периода его правления был жесточайшим, но он носил, преимущественно, внесудебный характер.

Вопрос о масштабах репрессий периода принципата Клавдия является несколько спорным. Сенека и Светоний сообщают о гибели 35 сенаторов и более 300 всадников, чему противоречит незначительность числа конкретных данных. Во всяком случае, вряд ли процессов было очень много. Имеются сведения о казни Г. Аппия Силана по инициативе Мессалины и Нарцисса и ряд сообщений о наказании заговорщиков. Террор Клавдия был меньше связан с инициативой императора, чем террор его предшественников. Ряд репрессий источники связывают с Валерией Мессалиной (казнь префекта претория Катония Юста, зятя императора Гн. Помпея Магна, двух Юлий - дочери Друза Младшего и дочери Германика и др.) Большое число казненных было связано с делом самой Мессалины. С именем Агриппины также связывают большое число репрессий, в числе их жертв - жених Октавии Юний Силан и соперница Агриппины Лолия Паулина (первый был вынужден покончить с собой, вторая изгнана с конфискацией имущества). Репрессивная направленность политики самого Клавдия не просматривается.

В первой половине принципата Нерона процессов об оскорблении величия было мало. Для второго периода его правления характерны как процессы по lex maiestatis, так и внесудебные расправы. Гальба, Отон и Вителлий, короткое время стоявшие у власти только благодаря вооруженной силе, широко применяли расправы со всеми, кто их не поддерживал.

Усиление репрессивного характера власти при Веспасиане фактически отсутствует. «Обиды и вражды он нисколько не помнил и не мстил за них. Ни разу не оказалось, что казнен невинный - разве что в его отсутствие, без его ведома или даже против его воли... Никакая смерть его не радовала«. Это свидетельствует не только о миролюбии самого правителя, но и, главным образом, о достаточной прочности социальной базы его власти. Последний же представитель династии Флавиев - Домициан - вновь вернулся к широкомасштабным репрессиям, применяя разнообразные формы казни за широчайший спектр деяний.

Репрессии первой половины I в. н.э. вообще свидетельствуют о «болезненном» характере перемен этого периода. Вспышками террора отмечены конец правления Тиберия, правление Калигулы и конец правления Нерона (23 - 37, 37 - 41, 62 - 68 гг.). По мнению А.Б. Егорова, террор, не прекращавшийся и в остальное время, был показателем неопределенности и двойственности исторического периода. Он не столько был средством для укрепления власти и расправы с оппозицией, сколько подавлял общество и разрешал конфликт власти с амбициями знати, стал формой «партийной борьбы», принимающей характер интриг, процессов и доносов. Представляется спорным вывод А.Б. Егорова о том, что lex maiestatis являлся не просто новой опорой власти, но и главным изменением ее характера. Нельзя сказать, что террор не имел отношения к изменению концепции власти, но представители оппозиции составляли небольшую часть жертв.

Изменения в этой области сводились к широте применения репрессивного механизма, а также к тому, что суровой каре подлежали лица, проявлявшие нелояльность к императору. Только Нерон непосредственно связывал репрессии с вседозволенностью монарха, но даже и обосновывавшийся общеримскими интересами, террор служит ярким показателем авторитарности политического режима.

Идеология периода была двойственной: с одной стороны, большая часть граждан сохраняла старые, республиканские убеждения, с другой стороны, сильны были и «новые веяния». Тиберий, вслед за Августом, пытался создать видимость сохранения республиканской идеологии, и реально предпринимал некоторые меры для ее поддержания. Двойственность идеологической ситуации правления Тиберия выразилась, в частности, в том, что после смерти он не был обожествлен, но коллегия Арвальских братьев приносила ему жертвы. В период принципата Калигулы начала создаваться иная, чисто монархическая и даже монархо-теократическая концепция власти: представление, что все подданные являются рабами монарха, являющегося одушевленным и единственным законом. Логическим развитием этой идеологии стала мысль о вседозволенности принцепса и его прижизненное обожествление. Калигула считал себя выше всех принцепсов и царей и заменял своим изображением головы статуй богов, часто появлялся на людях с сакральными атрибутами». После примирения принцепса с сенатом сенат объявил Калигулу богом. Был выстроен храм нового божества, введена жреческая коллегия во главе с самим принцепсом. По поводу культового имени Калигулы имеются разночтения: Сенека называет его Caesar deus noster, Светоний - Juppiter Latiaris или Caesar Optimus Maximus. Но главным является все-таки не само имя, а тот факт, что оно, несомненно, существовало. Глава римского государства оказался в этом аспекте ничем не отличающимся от восточного деспота.

Данных, свидетельствующих о попытках Клавдия повлиять на сохранение старой идеологии или установление новой, практически нет. Процесс переориентации идеологии в этот период проходил как бы «сам по себе», и был в большей степени связан с объективными условиями: все более широким вовлечением в жизнь Рима провинциалов, изменениями в системе управления государственными делами и т.д. В «quinquennium» Нерона в жизнь проводилась «эллинистическая» модель единоличного правления. В целом же римское общество периода принципата Юлиев-Клавдиев было расколото на две группы, одна из которых принимала идеологию нового режима, а другая состояла из приверженцев старой республиканской идеи. Монархическая идеология не была еще достаточным образом оформлена.

§ 4. ЗАКОН О ВЛАСТИ ВЕСПАСИАНА КАК ЮРИДИЧЕСКОЕ ОФОРМЛЕНИЕ ПРИНЦИПАТА

Принципат как специфическая форма государства складывался постепенно на основе не одного какого-либо юридического акта, «конституции», а целого комплекса трансформированных правовых обычаев, а также отдельных законов и сенатусконсультов, таких, как senatus consultus от 13 января 27 г., предоставивший ряд полномочий Октавиану Августу, и других, относящихся ко времени правления разных императоров. Первым нормативным правовым актом, регулирующим вопросы власти принцепса в целом, явился lex de imperio Vespasiani («Закон об империуме Веспасиана»), имеющий форму senatus consultum, которому, вероятно, была придана сила закона голосованием комиций.

Основной в lex de imperio Vespasiani является помещенная в середину текста норма, устанавливающая право Веспасиана совершать и исполнять «все то, что он сочтет нужным сделать для пользы и величия республики из дел, касающихся богов, государства и частных лиц». Эта норма отражает одни существенный признак монархии - полноту власти главы государства.

На первый взгляд, наличие общей нормы, предоставляющей принцепсу фактически неограниченные возможности, делает излишним включение в закон других, более конкретных правил. Однако, все они имеют совершено определенный юридический, а иногда политический и идеологический смысл. Первая в тексте норма посвящена внешнеполитическим полномочиям принцепса, предоставляя право заключать союзы, она придает ему статус представителя империи, «олицетворения» Рима в отношениях с другими государствами.

Нормы, касающиеся сената и магистратов, выходят за рамки собственно полномочий принцепса и потому не дублируют (даже и не конкретизируют) право императора «совершать любые действия на пользу государства», а имеют самостоятельное юридическое значение. Закон устанавливает полномочия императора относительно сената: право созывать сенатские заседания, вносить предложения на рассмотрение и брать их обратно, «проводить сенатусконсульты». При этом заседания, проходящие с его участием, приравниваются к «законным». Кстати, эта норма призвана свидетельствовать и о сохранении относительной самостоятельности сената, который, исходя из буквального толкования текста «lex de imperio», мог собираться и принимать решения без участия принцепса - «по закону».

Из lex de imperio Vespasiani усматривается фактическое право императора назначать экстраординарных магистратов, а также вмешиваться в деятельность должностных лиц. Веспасиан мог препоручить магистрату как гражданскую, так и военную власть, мог дать или обещать кому-либо свою поддержку на выборах, и эта поддержка гарантировала кандидату должность. Таким образом. Законодательное закрепление находит монархический принцип пирамидальности построения государственной власти.

Следующая норма позволяет Веспасиану «раздвигать и расширять границы померия». Помимо чисто практического смысла, вполне укладывающегося в рамки «дел на благо государства», указанное право имеет и идеологическое значение, так как границы померия были установлены еще Ромулом (т.е. царской властью), и никто из руководителей государства, кроме Клавдия, не решался их раздвигать.

Установленное законом неответственное положение Цезаря Веспасиана является важным дополнением к общей норме о неограниченных полномочиях. К принцепсу нельзя предъявить никаких требований, даже если его действия с чьей-нибудь точки зрения не направлены «на пользу и величие республики».

Заключительные положения закона вносят значительные изменения в римское государственное право путем применения средств юридической технике. Это, во-первых, придание обратной силы lex de imperio Vespasiani и одновременно приравнение приказов и предписаний императора к законам: «пусть то, что до внесения этого закона было сделано, исполнено, предписано, приказано императором Цезарем Веспасианом Августом или кем-нибудь по его приказанию или поручению, все это будет также законно и незыблемо, как если бы было совершено по приказу народа или плебса». Последняя норма является коллизионной, она устанавливает соотношение между lex de imperio Vespasiani и законами, рогациями, плебесцитами, сенатусконсультами, однозначно предписывая в случае возникновения коллизии отдавать предпочтение Закону о власти Веспасиана.

Формула дозволения («пусть будет дозволено»), употребляемая в законе - всего лишь технический прием. Совершенно очевидно, что не сенат и не народ дозволяют Веспасиану те или иные действия, но фиксируется то, что уже дозволил себе принцепс в силу объективно сложившихся обстоятельств.

В рассматриваемом законе почти ничего не говорится об армии (исключение составляет лишь право Веспасиана препоручать магистратам военную власть). Это может быть объяснено двояко: во-первых, с идеологической точки зрения было бы неверно и недальновидно законодательно закрепить фактическую военную диктатуру, и во-вторых, все действия, относящиеся к военной сфере, император мог предпринимать, опираясь на общую норму о праве делать все, что он сочтет нужным.

Lex de imperio Vespasiani ценен для исследователя еще и указаниями на то, что соответствующие права принадлежали принцепсам и ранее. Так, исходя из текста закона, можно делать вывод, что Августу, Тиберию, Калигуле, Клавдию «было дозволено» созывать сенат, заключать внешнеполитические союзы и т.д. Из всех предшественников Веспасиана в законе не упоминается только Нерон, видимо, отчасти из-за крайне негативного к нему отношения, отчасти потому, что он присвоил себе такие права, какие никак не могли быть предоставлены сенатом главе государства. По поводу же полномочий, принадлежавших другим принцепсам, в законе говорится исчерпывающе ясно: «Пусть все то, что по какому-либо закону или рогации дозволено было божественному Августу, Тиберию, Юлию Цезарю Августу и Тиберию Клавдию Цезарю Августу Германику, будет дозволено и императору Цезарю Веспасиану Августу». Следовательно, права, предоставленные когда-то конкретному лицу, теперь становятся полномочиями принцепса вообще.

Закон подводит юридическую основу под фактически сложившуюся в государстве ситуацию, но делает это не в полной мере. Lex de imperio Vespasiani не отражает несменяемость главы государства, а она существует уже многие десятки лет. Слабо отражена, как уже говорилось, военная власть принцепсов. Не вытекает из закона и наследственный принцип передачи верховной государственной власти. Другими словами, закон закрепляет не все признаки монархии, а как бы оставляет место для элементов республиканской формы правления, то есть отражает форму правления принципата на одном из этапов его развития.

Суммируя все изложенное, можно сказать, что изменения в государственно-правовой сфере периода правления Юлиев-Клавдиев и Флавиев сводились к следующему. Во-первых, заметно усиление политической роли армии, ярко продемонстрированное способом прихода к власти всех принцепсов, начиная с Калигулы. Юридически войско оставалось связанным как с принцепсом, так и с сенатом, за которым, в частности, сохранялось право на законодательное регулирование сроков военной службы и размеров вознаграждения. Но в большей степени армия была зависима от императора, одновременно являясь опорой его власти.

Значительные фактические изменения коснулись органов управления государством. Сенат сохранял за собой многие важные полномочия, однако, степень его самостоятельности во многом зависела от воли императора и от сложившейся в Риме обстановки. Concilium principis продолжал оставаться неофициальным и нечетко определенным органом. Фактически он решал многие важные вопросы и в отдельные периоды являлся более или менее постоянным. Его значение для постепенного формирования монархии состояло в возможности принимать решения коллегиально, но под контролем одного человека. Магистратуры продолжали существовать параллельно с императорским аппаратом, но происходило дальнейшее изменение положения и функций. Снизилось, в частности, значение трибуната и эдилитета. Вместе с тем, консулат, как и в республиканские времена, оставался важнейшей магистратурой, утвердилась новая роль трибунской власти принцепсов. Меры по реорганизации порядка замещения магистратур свидетельствуют о главенстве принцепса и в этой области.

Юридическим оформлением изменений здесь стало придание решениям принцепса более высокой юридической силы по сравнению с постановлениями традиционных властных учреждений. Создаваемый императорский аппарат охватывал постепенно все важные составные части государственной жизни, все более вытесняя традиционные римские учреждения. Складывалась и юридически оформлялась новая система управления императорскими провинциями, характерным признаком которой стало наличие широчайшей гражданской и административной юрисдикции у легата, подчиненного непосредственно принцепсу.

Таким образом, еще более, чем при Августе, очевидна фактическая пирамидальность организации государственной власти. Вершине пирамиды - принцепсу - подчинены сенат, магистраты, наместники провинций, а через них и напрямую - многочисленные чиновники, осуществляющие непосредственное управление государственными делами. Непосредственное осуществление государственной власти гражданами ушло в прошлое. Вместе с тем, юридически разделение власти между принцепсом, сенатом и магистратами все еще существует. Несменяемость принцепса как главы государства никем не подвергается сомнению, но юридически все еще не закреплена. Его неответственное положение получило законодательное подтверждение только в конце периода.

Далее, обращает на себя внимание тот факт, что после смерти очередного главы государства к власти приходил его ближайший родственник или усыновленное лицо, хотя юридически «престолонаследования» не было и не могло существовать. При Флавиях наследственный принцип передачи власти уже не вызывал сомнений.

Все сказанное свидетельствует о незавершенности юридического оформления верховной государственной власти в Риме к периоду правления Флавиев. Фактически в качестве структурообразующего принципа формы правления утвердился востребованный объективной обстановкой централизм, юридически же сохранены элементы полуцентрализма. Lex de imperio Vespasiani явился необходимым началом приведения норм государственного права в соответствие со сложившейся ситуацией.

Незавершенность структуры власти напрямую связана с социальной нестабильностью. Римское общество периода принципата было расколото на две группы, одна из которых принимала идеологию нового режима, а другая состояла из приверженцев республиканизма. Эта неоднородность с необходимостью порождала репрессии: процессы по lex maiestatis и внесудебные расправы. Вместе с тем, террор первой половины I в. н.э. представлял собой нечто новое, главным образом, вследствие количественных изменений и того, что наказанию подлежали лица, проявлявшие нелояльность к императору, а не только «оскорблявшие величие» Рима в целом. Социальной опорой власти принцепсов стали легионы и провинциальная аристократия. Степень успешности политики, проводимой принцепсами, во многом зависела от степени учета принцепсом государственных интересов, а стабильность его положения - от способности учитывать взгляды и чаяния групп населения, способных его поддерживать. Все указанное повлияло на установление политического режима, системообразующий принцип которого варьировался от централизма до полуцентрализма, при явном перевесе первого.

Форма государственного устройства, по существу, осталась унитарной -политической самостоятельности части империи не получили. Но повышение роли провинциалов и провинций в экономической и политической жизни Рима, вызвало тенденцию появления в системообразующем принципе формы государственного устройства (а им в течение всего предшествующего периода истории Рима оставался централизм), элементов полуцентрализма.

Таким образом, итог периода был неоднозначным. Несмотря на сохранение традиции принадлежности власти республиканской знати, как носителя республиканских воззрений, ясно выступают тенденции эволюции формы правления в сторону монархии. Можно сделать вывод о том, что в период правления Юлиев-Клавдиев и Флавиев объективно необходимые и потому поддерживаемые широкими слоями населения процессы наращивания полномочий принцепса, уменьшения роли республиканских учреждений (в частности подчинение сената принцепсу), формирования внесенатского аппарата, унификации политико-административной системы и возрастания значения армии и провинций, - способствовали формированию монархической формы правления.

И еще одно наблюдение: монархические тенденции развивались в рассматриваемый период неравномерно. Попытки одномоментно изменить форму правления не давали положительных результатов ни для государства, ни для конкретного правителя. Вместе с тем, все кратковременные «сдвиги» в пользу республиканской формы сводились не более чем к возврату к тому положению, которое существовало до начала очередной (преодолеваемой) вспышки усиления власти правителя, и никогда не достигали действительно республиканского или хотя бы «августового» уровня.

Принципат в конце 60-х годов первого века нашей эры достиг переломного этапа в своем развитии. Форма правления только юридически еще могла напоминать республику, фактически же стала монархической. Сохранился антидемократический политический режим и унитарная форма государственного устройства. Но все три элемента формы римского государства были нестабильны, что определялось несоответствием между фактической организацией власти и юридическим ее закреплением.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Конкретно-исторический и правовой материал, относящийся к Риму I века до н.э. - I в. н.э. позволяет сделать вывод о наличии глубоких изменений в форме римского государства того времени.

Организация верховной государственной власти, ее взаимоотношения с населением, методы осуществления политической власти, совокупность приемов и способов государственного руководства на протяжении всего периода существенно трансформировались, что было обусловлено социально-экономическим развитием как Рима, так и всего Средиземноморья. К I веку до н.э. римский полис как специфическое античное политико-территориальное образование находился в глубоком кризисе, причинами которого являлись развитие товарно-денежных отношений, разрушивших рамки самодовлеющего хозяйства, урбанизация Италии, развитие рабства, усложнение сословно-классовой структуры римского общества, многократное увеличение территории и числа граждан. Кризис республиканской надстройки, как составная часть кризиса римского полиса, наглядно проявился в существенных и взаимосвязанных изменениях функций, строения публичной власти и способов ее осуществления.

Наиболее очевидные и бесспорные перемены произошли в политическом режиме, менее всего нуждающемся в юридическом оформлении. В первую очередь, изменились политические отношения между людьми, а также между государством и людьми в процессе управления. Обусловленное социально-экономическими причинами ослабление горизонтальных связей между гражданами римского государства повлекло необходимость усиления вертикальных связей «гражданин - политический центр». Одним из ярких проявлений вертикальных отношений стала присяга, приносимая всем принцепсам в начале их правления.

Усилению вертикальных связей способствовало развитие римского государственного механизма в тесной связи с военной организацией. Уже с I века до н.э. увеличилось значение войска в публично-правовой сфере. Кризис полисно-республиканской армии на рубеже II и I веков до н.э. стал следствием социально-экономического развития региона, приведшего к обезземеливанию большой части крестьян (и, следовательно, к утрате ими права служить в армии) и экономической нежелательности военной службы для остальных. Комплекс принятых для преодоления кризисных явлений традиционных и принципиально новых мер позволил решить проблему укомплектованности войска, но не привел к восстановлению прежней милиционной системы. Армия в результате оказалась как бы «оторванной» от общегражданской почвы, что было связано и с привлечением в легионы наемников, и с тем обстоятельством, что воины в большинстве уже не стремились или не надеялись вернуться к гражданской жизни.

Параллельно с процессом разложения милиционной системы и профессионализации войска шел процесс вовлечения армии в политическую борьбу. Армия изолировалась от центра, войско и полководец «эмансипировались» от республиканских органов государственной власти. В результате происходило снижение роли старых республиканских органов: из прерогатив сената постепенно изымалась одна из самых важных - высшее распоряжение войском; консулы утратили право командования армиями; комиций также лишились значительной доли своих полномочий в военной сфере, так как избирали теперь магистратов без империя. Принцепсы стали решать вопросы комплектования войск, им была юридически подчинена часть легионов, и фактически предоставлена возможность влиять на карьеру всех военачальников. Таким образом, военная власть оказалась в их руках, что явилось важным фактором, приведшим к дальнейшим изменениям в государственно-правовой сфере. Императоры (принцепсы) решали все основные вопросы внешней политики именно в силу обладания легионами. И сами их полномочия, даже законные формально, являлись результатом того, что, опираясь на армию, император de-facto диктовал свою волю республиканским учреждениям.

Уже в I в. до н.э. появились и активно развивались силовые (и другие абсолютно неприемлемые ранее) методы политической борьбы и государственного руководства. Насилие применялось по отношению к гражданам, участвующим в народных собраниях, к магистратам (даже «неприкосновенным» трибунам), к членам сената. Следствием широкомасштабной пауперизации стала система подкупа участников комиции. Подкупали также и сенаторов, и магистратов, что стало возможно в результате все той же имущественной дифференциации в римском обществе.

В арсенале приемов осуществления власти заметно усилилась роль репрессивных мер. Террор, представляющий собой процессы по lex maiestatis и внесудебные расправы, являлся одновременно и проявлением изменения политического режима, и средством трансформации формы правления. Наказанию теперь подлежали лица, проявлявшие нелояльность к императору, личность которого, таким образом, наделялась значением, близким к олицетворению собой государства.

Новые приемы и способы государственного руководства иногда являлись результатом трансформации республиканских политических традиций. Таким новым приемом стало сосредоточение в руках одного лица различных титулов и использование их для оправдания особых прав в управлении государством. Так, во времена классической римской республики princeps senatus был лицом, не имевшим каких-либо полномочий, но обладавшим особым влиянием. При Августе этот термин стал использоваться в смысле «первый гражданин римского государства», имеющий ничем не ограниченное право определять политику Рима. Титул «император», включенный в качестве praenomen в состав имени главы государства, заключал в себе обобщенное представление о верховной власти, признанной войском или даже полученной от войска, а впоследствии стал обозначать высшую государственную власть.

Все отмеченные отступления от полисно-республиканских традиций не затрагивали существенным образом интересы правящего слоя. Представители нобилитета по-прежнему могли участвовать в управлении государством, занимая высшие магистратуры. Выходцы из других сословий также могли стать магистратами: при новой форме правления это стало даже проще, так как фактически назначение зависело от одного лица, не связанного никакими нормами. Таким образом, достаточно широкие и экономически сильные социальные слои не имели серьезных причин сопротивляться изменениям в политической жизни. Главной же социальной опорой нового режима стали фактически подчиненные принцепсу легионеры и получившая новые возможности провинциальная аристократия.

Ведущей идеологией этого периода оставался традиционализм (республиканизм), который, однако, не стал серьезным препятствием на пути эволюционирования государства в сторону монархии, так как в результате умелого маневрирования в первую очередь императора Августа, а затем и его последователей (в меру их способностей) республиканизм длительное время активно использовался правящими кругами. Однако, и в области идеологии отмечается неуклонное усиление централизма и даже монархизма, о котором, в частности, свидетельствует возникновение императорских культов, начиная с почитания «божественного Юлия».

Итоговое политическое состояние в обществе, сложившееся в результате взаимодействия и противоборства различных политических сил и функционирования всех политических институтов характеризовалось, с одной стороны, явной централизацией и авторитаризмом в осуществлении государственной власти, а с другой - учетом интересов достаточно широких слоев населения, отсутствием давления в области идеологии и тяготением к внешнему сохранению традиционных форм властвования.

Децентрализм, свойственный республиканской эпохе, перестал быть системообразующим принципом политического режима римского государства уже в начале рассматриваемого периода. Методы и способы осуществления власти на протяжении I в. до н.э. - I в. н.э. варьировались от полуцентрализма до централизма. Однако, вследствие идеологических особенностей римского общества, централизм в чистом виде в качестве системообразующего принципа политического режима не утвердился.

Кризисные явления первого века до нашей эры отразились и на форме правления. В течение I века до н.э. - I в. н.э. углублялся кризис комициального устройства: развивался абсентеизм, усиленный распространением прав гражданства на италиков; применялись незаконные методы воздействия на участников комиции: подкуп, насилие; ограничивались и постепенно утрачивались законодательные и другие функции комиции. Народные собрания зависели и от созывавших их магистратов, и от сената, который в разное время имел право утверждать их решения или заранее обсуждать выносимый на голосование комиции вопрос, и разумеется, от принцепса. К концу рассматриваемого периода согласно lex de imperio Vespasiani к законам, принятым комициями, были приравнены приказы и предписания императора. Таким образом, роль комиции была низведена до чисто декоративной.

Кризис полиса стал тем фактором, который способствовал проявлению скрытых до времени, но всегда существовавших монархических тенденций, заложенных в должностях консула, трибуна, диктатора, и в других магистратурах. Возникла целая сеть экстраординарных магистратур и чрезвычайных полномочий, источниками которых юридически являлись сенат и народное собрание, фактически же - военная сила. Сосредоточение нескольких должностей или полномочий в руках одного человека, как правило, имело своей целью максимальную координацию действий для разрешения важных насущных проблем римского общества, но привело, в конечном итоге, к еще большему усложнению политической ситуации.

Нарушение традиционного республиканского порядка получения и прохождения магистратур выражалось в неоднократном занятии одной и той же должности без надлежащего перерыва, в получении должности без прохождения предварительных ступеней (младших магистратур), в заочном избрании, замещении должности ранее достижения необходимого возраста, и даже в получении магистратур вследствие применения силы. Игнорирование одними должностными лицами решений других стало нередким явлением политической жизни, продолжением которого явилось во многих случаях сведение на нет реальных полномочий и фактическая зависимость магистратов от принцепса. Общей проблемой было процветающее взяточничество, а значит, осуществление функций магистратов во многих случаях переставало восприниматься как почетное право управлять государством, а стало, вместо этого, источником дохода. В период принципата магистратуры начали изменять свою сущность (в основе которой лежали выборность, срочность, коллегиальность и безвозмездность), сближаясь с императорским аппаратом.

Роль сената в рассматриваемый период в целом была сохранена, а иногда даже возрастала, но и здесь обнаруживаются негативные явления, свидетельствующие о кризисе: коррупция и абсентеизм. До принципата сенат в идее своей был учреждением совещательным при магистратах, затем он превратился в высшее законодательное и судебное учреждение римского государства - юридически; фактически же все более приобретал роль совещательного органа при принцепсе. Регулярные «чистки» сената приводили к тому, что он становился послушным орудием «первых лиц» государства. Кроме того, был создан новый совещательный орган - consilium principis, как связующее звено между принцепсом и сенатом.

Итак, показателем трансформации формы правления в Риме во второй половине первого века нашей эры стали структурно-функциональные изменения публичной власти и динамика отношений традиционных (комиций, сенат, магистраты) и новых субъектов властвования. Все элементы государственного строя Рима в силу объективных причин претерпели определенные изменения. Социально-экономическое развитие привело сначала к заметному снижению значения комиции, а затем и к полному выпадению их из политической жизни Рима. Тем самым политический баланс между традиционными властными органами был нарушен. Как следствие, произошло разрушение системы ординарных магистратур со свойственными им признаками выборности, срочности, коллегиальности, подотчетности сенату. Параллельно начался процесс падения значения сената как самостоятельного республиканского органа власти.

Принцепс, бесспорно, занимал главенствующее положение по отношению ко всей классической римской триаде властных органов. По отношению к должностным лицам это выражалось в возможности влиять на их избрание, праве, пользуясь jus intercessionis, запрещать магистратам любые их действия, а также возможности на основе трибунского jus coercitionis принимать в отношении их карательно-принудительные меры, а также и в том, что он устанавливал и изменял правила относительно порядка замещения должностей и полномочий должностных лиц. Решения принцепса (сначала только фактически, а затем и юридически) обладали более высокой юридической силой, чем решения магистратов. Принцепс мог несколькими способами влиять на народные собрания: он имел право созывать их, ставить вопросы на голосование, снимать вопросы, поставленные другими магистратами, и, наконец, предлагать кандидатов, обязательных для избрания. Возможность принцепса воздействовать на сенат заключалась, прежде всего в праве на relatio, равном с консулами праве созывать сенат и председательствовать в нем, возможности на основании своих трибунских правомочий заявить интерцессию против предложений консулов, что вынуждало их предварительно согласовывать с ним свои relationes.

Одним из направлений в изменении структуры государственного управления явилось формирование императорского бюрократического аппарата, в частности, многочисленного корпуса чиновничества - officia. Бюрократический аппарат складывался, в основном, из прокураторов, вольноотпущенников, клиентов и рабов императора, но в его состав входили и представители высших сословий. Необходимо отметить, что при формировании бюрократического аппарата первый римский император в большой мере стремился следовать установившимся традициям, и нарушения республиканского порядка здесь прослеживались, главным образом, в суммарном увеличении влияния чиновничества на государственное управление. Дальнейшее развитие бюрократического аппарата шло по пути расширения его функций и увеличения роли в нем вольноотпущенников и провинциалов, которые и стали надежной опорой новой власти. При этом большая степень бюрократизации государственной жизни позволяет провести параллель с монархией.

Таким образом, ко второй половине первого века нашей эры фактически сложилась пирамидальная организация государственной власти. Вершиной пирамиды являлся, безусловно, принцепс, сосредоточивший в своих руках огромное количество полномочий, имеющий в подчинении бюрократический аппарат, в зависимости - магистратуры, сенат, комиций и армию.

Особый интерес представляет порядок вручения верховной государственной власти как один из наиболее ярких и бесспорных показателей трансформации формы правления. Получение власти каждым очередным принцепсом было обусловлено, главным образом, поддержкой воинов (преторианской когорты или легионов), а также, в определенной мере, и династическим фактором. Фактический материал не подтверждает представление о ярко выраженной династической политике «Юлиев-Клавдиев». Во-первых, принцепсы не были монархами в формально-юридическом смысле, а династия предполагает передачу именно монархической власти; во-вторых, их браки, даже заключенные по политическому расчету, обычно не обнаруживают «династических» целей; в-третьих, не подтверждает наличие таких целей и выбор преемников принцепсов, он далеко не во всех случаях определялся степенью родства. Права наследования верховной власти в период раннего принципата не существовало. Флавий Веспасиан не имел родственных связей с предшествовавшими ему правителями, однако, сам он явился родоначальником новой династии, что осознавалось как самим принцепсом, так и римским обществом в целом.

Системообразующий принцип формы правления изменился от абсолютного децентрализма, присущего республике, до централизма принципата Юлиев-Клавдиев и Флавиев, который, правда, не был еще в достаточной степени подкреплен юридическими нормами. Сложилась ситуация, когда фактически сформировавшаяся форма правления не соответствовала существующему государственному праву. И закон о власти Веспасиана (lex de imperio Vespasiani) положил начало процессу сознательного юридического закрепления монархии.

Постепенность государственно-правовых преобразований, неопределенность формы правления в I в. до н.э. - I в. н.э. не позволяют провести четкую грань между «республиканским» и «монархическим» Римом. Формирование монархии шло по несколькими линиям: увеличение полномочий принцепса, уменьшение роли республиканских учреждений, создание внесенатского аппарата, изменение роли армии, формирование монархической идеологии, в чем заметную роль играли «неюридические» элементы «монархизации» (auctoritas, титулы, присяга, императорские культы). По всем линиям очевидно влияние республиканских традиций и большая степень преемственности. Тем не менее, ко времени правления Флавиев форма правления Римского государства фактически приобрела необходимые черты монархии и юридически была ближе к монархической, чем к республиканской. Но наращивание монархических элементов опиралось на римские государственно-правовые традиции республиканских времен, и эта преемственность определила специфику римской монархии.

Для формы государственного устройства Рима в течение всего периода оставался характерным централизм. Этому выводу не противоречит определенная автономия муниципий, - то был переходный этап: структурно четко оформленные полисы объединялись, и прежние центры по инерции сохраняли на какое-то время свою роль, если этому не препятствовал новый, единый центр. Управление всей территорией государства осуществлялось из Рима. Основным фактором, которым определялась динамика отношений Римского государства как целого с его составными частями, являлся существенный рост территории. С возрастанием территории и последующим увеличением роли провинций начала проявляться тенденция к децентрализму, что оказывало определенное деструктивное влияние на форму государственного устройства.

Изложенное позволяет сделать вывод о сущности принципата как государственно-правового феномена. Принципат представляет собой исторически особую форму государства, для которой характерно состояние перехода формы правления от республики к монархии, неразрывно связанное с тяготением политического режима к авторитаризму, и унитарная форма государственного устройства.

Для принципата характерны практически идентичные системообразующие принципы формы правления, формы государственного устройства и политического режима. Стабильность формы государства при этом не достигалась, так как все три ее компонента были неустойчивы: для формы правления и политического режима оставался незавершенным централизм, к которому они объективно тяготели, тогда как форма государственного устройства, напротив, претерпевала тенденцию отхода от принципа централизма. Вместе с тем, сама эта внутренняя неустойчивость являлась необходимым фактором дальнейшего развития государства.

Формирование монархии - всего лишь одна, но самая существенная с точки зрения юридических последствий - сторона развития системы принципата. Трансформация формы правления осуществлялась, в первую очередь, через изменение политического режима. Именно в политическом режиме сначала произошел поворот к централизму. Изменение формы правления было обусловлено этим поворотом: авторитарные методы государственного управления влекли изменение в построении верховной государственной власти и диктовали необходимость ее концентрации в одних руках, поскольку наличие одновременно многих авторитарных центров было бы абсолютно губительным для государства.

Форма государственного устройства в данных конкретно-исторических условиях оказалась слабее связана с другими элементами формы государства. Ее влияние на форму правления и политический режим было косвенным и проявлялось, в основном, в росте значения провинций в политике центра. Обратное же воздействие было более явным; преобладание централизма в двух составляющих формы государства стало сдерживающим фактором для тенденций к децентрализму в третьей ее составляющей. В результате наличия сильного политического центра и применения методов жестко централизованного руководства форма государственного устройства Рима ко времени правления Флавиев осталась унитарной.