Два этапа формирования древнерусского государства

ДВА ЭТАПА ФОРМИРОВАНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ГОСУДАРСТВА¹

К. Цукерман

В 1850 г., по высочайшему повелению Николая I запрещено было подвергать критике вопрос о годе основания русского государства, ибо-де 862-й год назначен преподобным Нестором». С.М. Соловьев².

Традиционные хронологические рамки начального периода русской истории и искусственно раздуты, и чрезвычайно узки. Для русских летописей, общую основу которых составляет ныне утерянный Начальный свод конца XI века, исходным пунктом служит царствование византийского императора Михаила III (842-867). Так, Новгородская первая летопись относит «начало земли Руской» к 854 (6362) году, согласно же Повести временных лет (ПВЛ), с 852 (6360) года «нача ся прозывати Руска земля». Немного времени спустя, ближе к концу царствования Михаила, летописи извещают о приходе Рюрика, основателя династии русских князей. Основой для хронологических выкладок летописцев послужил славянский перевод византийской хроники Продолжателя Амартола (Георгия Мниха), где русы, действительно, впервые упоминаются в связи с их нападением на Константинополь при императоре Михаиле III. Однако из Вертинских Анналов нам известно, что первые контакты Руси с Византией произошли не позднее царствования отца Михаила - Феофила. Более того, раскопки Ладоги засвидетельствовали присутствие «русов» (скандинавов) на севере современной России, начиная со второй половины VIII века. Таким образом, летописная хронология оказывается слишком короткой, но, в то же время, и искусственно раздутой, поскольку, как мы недавно показали, правление третьего русского князя - Игоря, на самом деле продолжавшееся три с половиной года (лето 941 г. - начало 945 г.), в ПВЛ растянуто до 32-33 лет (913-945)³. Датировав слишком ранним временем начало династии Рюрика, летописец мог таким образом «заполнить» излишние годы. Явная порочность этой хронологической схемы вызвана тем, что значительный пласт древнейшей русской истории, плохо известный византийским хронистам, был столь же мало знаком и русским летописцам, писавшим более двух веков спустя после интересующих нас событий.

Цель нашего сообщения - показать, что эта лакуна в русской истории приходится на время весьма недолговечного государственного образования - русского каганата. Письменные источники, собранные и прокомментированные ниже, свидетельствуют о его существовании с 830-х по 870-е годы. Обзор ссылок на Pvhos/Rфs/Rus этого периода показывает, что все они относятся к каганату; бесполезно искать иное Русское государство в ту эпоху. Относительно географической локализации каганата мы придерживаемся гипотезы, располагающей его на севере, в бассейне Волхова. Сопоставление данных текстов с результатами археологических раскопок приводит к выводу, что каганат исчез в результате межплеменной войны в начале 870-х годов. Приход же Рюрика следует датировать не 862-м, как в ПВЛ, а серединой 890-х годов.

I. Шесть упоминаний о русском каганате

Упоминания о русском каганате, которых всего шесть, делятся на две хронологические группы. Первая группа включает в себя три или четыре источника.

la. Как сообщают Вертинские Анналы, византийскую миссию, принятую императором Людовиком Благочестивым в Ингельгейме на Рейне 18 мая 839 г., сопровождала группа людей, которые своим королем, называемым каганом (chaganus), были посланы к императору Феофилу; эти люди утверждали, что они из народа Rhos. A так как обратный их путь был прегражден «народами варварскими и дикими, жестокости непомерной», Феофил попросил Людовика Благочестивого позволить им беспрепятственно вернуться в свою страну через его империю. Легко подсчитать, что послы кагана должны были выехать из своей страны не позднее весны 837 г., а то и на год-два раньше, если нашествие «варваров» (венгров) заставило их отложить отъезд из Константинополя⁴.

1б. Примерно 30 лет спустя, весной 871 г., византийский император Василий I направил резкое письмо императору Людовику II Италийскому, известное нам из длинного ответа последнего, сохраненного в Салернской Хронике⁵. В феврале 871 г. франкская армия отвоевала у арабов город Бари в южной Италии; в операции принимал участие византийский флот, но, вопреки ожиданиям Василия I, город ему отдан не был. Уязвленный Василий I не нашел ничего лучшего, чем заметить Людовику II, что тот не имеет права именовать себя императором, а должен довольствоваться титулом rex. По мнению Василия, каждый государь имеет собственный титул: например, титул кагана (chaganus) носят верховные правители аваров, хазар (Gazani) и норманнов(Nortmannо). Защищая свое право на императорский титул, Людовик II пространно прокомментировал доводы Василия и указал, что «заметил» (repperimus) - вероятно, в исторических сочинениях - лишь аварского кагана, но не хазарского и не норманского. Норманский каган, неизвестный франкскому императору, может быть только каганом народа Rhos, упоминаемого в Вертинских Анналах. В самом деле, скандинавское происхождение руси, настойчиво отрицаемое некоторыми современными историками, отнюдь не было секретом для современников. Приведем лишь один пример: Иоанн Диакон в Венецианской Хронике описывает набег росов (Ros) на предместья Константинополя в 860 г. (см. ниже) как нападение Normanonim gйntes.

1в. Далее следует упомянуть арабское описание Восточной Европы, использованное некоторыми восточными географами. Этот источник, названный польским востоковедом Тадеушем Левицким «Анонимной запиской», датируется 870-880 гг⁶. Я процитирую лишь начало «русской» главы текста в древнейшем из сохранившихся его вариантов, принадлежащем Ибн Русте (около 920 г.): «Русы живут на полуострове, окруженном болотами. Этот полуостров на расстоянии трехдневного пути состоит из лесов и болот; он зловонен, и земля его настолько сырая, что движется при ходьбе по ней. Государь их носит титул кагана русов. Они ведут разбойную войну против славян, захватывают пленников, которых продают хазарам и болгарам»⁷. Автор «Анонимной записки» стремится указывать точные титулы правителей описываемых народов, что увеличивает ценность его свидетельства о кагане русов. В этом тексте, как и в современном ему письме Василия I, упоминаются лишь два «действующих» кагана (аварский каган давно уже принадлежал к истории) - хазарский и русский.

Сюда же можно отнести и сообщение, содержащееся в Книге стран аль-Якуби (889-890), согласно которому цанары, осажденные в 854 г. у себя на родине в горах к югу от Дарьяла арабской армией под предводительством Буги «старшего», «писали византийскому государю, хазарскому государю и государю славян (al-Sakaliba)»⁸. Трудно себе представить, кто бы мог быть этим государем славян, упоминаемым наравне с византийским императором и хазарским каганом, кроме кагана русов. Первые арабские географы, в том числе Ибн Хордадбех, смешивали русов со славянами. Выбор государей в безусловно легендарном рассказе аль-Якуби о цанарах, призвавших международную помощь, возможно, объясняется тем, что после нападения на порт Абаскун на южном побережье Каспийского моря в эпоху владычества алида аль-Хасана б. Зайда (864-884) русь завоевала определенную известность в Закавказье⁹.

Таким образом, первая группа сообщений с упоминанием титула «каган» выпадает на короткий промежуток в 40-50 лет в середине IX в. Тексты второй группы появились на 200 лет позже и принципиально отличны от предыдущих. Если в первой группе текстов несомненно упоминается официальный титул русского суверена, то более поздним сообщениям отнюдь не свойственна подобная протокольная точность.

2а. Иларион, поставленный митрополитом Киевским в 1051 г., в своем «Слове о законе и благодати» несколько раз употребил слово «каган» по отношению к прославляемому им первому князю-христианину Владимиру и его сыну Ярославу, княжившему в то время¹⁰.

2б. Короткая надпись на стене собора Святой Софии Киевской выражает мольбу о божественном избавлении для (не названного) «нашего кагана», которым, по мнению издателя, мог быть сын Ярослава Святослав, княживший в Киеве в 1073-1076 гг.¹¹.

2в. Автор «Слова о полку Игореве» (конец XII в.) называет «коганом» Олега, сына Святослава и внука Ярослава, который, однако, не унаследовал стол своего отца в Киеве¹².

Двухвековой разрыв между двумя группами текстов крайне редко комментировался исследователями. Так, в исследовании по лексике «Повести временных лет» говорится, что титул «каган» не выходил из официального употребления, а его отсутствие в летописи объясняется цензурной правкой, заменившей повсюду титул «каган» титулом «князь»¹³. Но в одной из недавних статей было указано на произвольный характер данной концепции¹⁴. Титул «каган» (за исключением хазарского кагана) отсутствует в повествовательной части русских летописей; нет его и в трех договорах руси с Византией, сохранившихся в ПВЛ. И - что самое главное - русский суверен не носит титул кагана в дипломатической главе «Книги церемоний». Этот справочник придворного церемониала, составленный около 946 г. в Константинополе под руководством Константина VII Багрянородного, содержит главу, в которой перечислены точные титулы иностранных государей - адресатов императорских посланий. Однако правитель Росии носит там скромный титул архонта¹⁵. Здесь напрашивается сравнение с письмом Василия I Людовику II. В обоих текстах речь идет о правилах дипломатического этикета, но если, согласно первому, Византия признает двух «действующих» каганов, то во втором остается только один. Каган народа Rhos/Rus/Nortmanni исчезает где-то между 871 и 946 гг.; на самом же деле он, очевидно, исчез до 911 г. - даты первого договора между Византией и русью. На основании того, что в подробном описании русов, составленном арабским дипломатом Ибн Фадланом в 922 г., фигурирует их король (maliK) и нет упоминания о кагане, П.Б. Голден делает вывод, что такой должности уже не было в начале X в¹⁶. В эпоху же Ярослава Мудрого осталось лишь смутное воспоминание о лестном титуле, отразившееся в панегирике.

В двух недавних исследованиях само понятие каганата и, как следствие, природа русского каганата излишне концептуализируются. Должность кагана у тюркских народов представлена как исключительная принадлежность «харизматического клана» Ашина, правившего первым тюркским каганатом; хазарские правители, в свою очередь, унаследовали этот титул благодаря родственным связям с этим древним родом. Что же касается русских, то они якобы могли позаимствовать его только у хазар. По мнению П.Б. Голдена, титул был пожалован руси: хазарскому кагану понадобился вассальный русский каган в бассейне Оки для отражения угрозы со стороны венгров; возможно, политический союз был скреплен династическим браком. После ухода венгров в Паннонию «вассальный каганат» перестал существовать - то ли под натиском венгров, то ли попросту потому, что хазарский каган, не нуждаясь в нем более, лишил его «легитимности»¹⁷. Династические связи лежат и в основе концепции О. Прицака: ему представляется, что некий хазарский каган, несогласный с обращением своей страны в иудаизм, бежал в далекую Русь, в Ростов, где его сыновья переженились на дочерях «харизматического клана» викингов Ynglingar и таким образом положили начало династии каганов. Вопрос о политической зависимости нового каганата от хазар Прицак не ставит, так как, по его мнению, бегство кагана было спровоцировано междоусобной войной в Хазарии¹⁸.

Однако вышеупомянутые идеи представляются слишком спекулятивными, чтобы с ними можно было согласиться. Родственные связи между каганами хазар и кланом Ашина не доказаны и неправдоподобны¹⁹. Отсутствуют серьезные основания и для утверждения, что титул кагана принадлежал только одному клану. Если «законный» титул принадлежал Ашина, то каким образом его могли носить правители аваров - заклятых врагов тюркского каганата? Политические реалии на востоке Европы, по сути, мало отличались от происходящего на Западе, где в 800 г. Карл Великий объявил себя императором. Как византийцы неустанно пытались разъяснить ему и его потомкам в течение всего последующего столетия, указанное решение было произвольным и незаконным. Но этот небольшой протокольный конфликт не воспрепятствовал всеобщему признанию нового императорского титула, на фоне которого выделялась только византийская канцелярия, хотя и она при случае не препятствовала сотрудничеству между западными и византийскими императорами. Что же касается идеи о «вассальном каганате», предложенной П.Б. Гольденом, то она не имеет аналогов в истории Хазарии. С точки зрения иностранцев, в частности автора «Анонимной записки», составившего подробное описание подвластных Хазарии народов, оба кагана - хазарский и русский - стоят на одном иерархическом уровне. Поэтому есть смысл вернуться к простой идее, недавно поддержанной А.П. Новосельцевым, о том, что, настаивая на праве носить титул кагана, вождь русов тем самым претендовал на равенство с хазарским сувереном²⁰. Учитывая расстояние, разделявшее обоих протагонистов (см. ниже), эти претензии не должны были неизбежно приводить к открытым конфликтам.

Ниже предложены некоторые соображения с целью более убедительного обоснования и уточнения хронологических границ существования русского каганата. Но прежде чем приступать к рассмотрению природы этого исторического образования, его местонахождения и обстоятельств исчезновения, следует дать обзор известных фактов, имеющих отношение к русской истории эпохи каганата.

II. История народа Rhos в эпоху каганата

События, имеющие отношение к истории русского государства в IX в., реконструируются главным образом на основе данных из византийских источников. Среди них выделяются два основных эпизода, о которых мы и будем говорить ниже: нападение русов на Константинополь летом 860 г. и принятие ими христианства в конце того же десятилетия. Однако это не первые контакты руси с Византией.

Принято считать, что древнейшие сведения о походе руси к берегам Черного моря содержатся в славянском житии св. Стефана Сурожского. Согласно этому тексту, русские разгромили все крымское побережье от Херсона до Сурожа через несколько лет после смерти святого, т. е. около 800 г. Ничего подобного не происходит в кратком греческом житии св. Стефана. Впрочем, со времени выхода классической работы В.Г. Васильевского известно, что славянское житие является поздней компиляцией, созданной едва ли ранее XV в. В.Г. Васильевский полагал, что в этом фантастическом рассказе можно выделить исторический фон, частью которого является русское нападение, но это сомнительный прием: у нас нет оснований утверждать, что компилятор располагал достоверным историческим источником²¹. Я, со своей стороны, могу лишь подписаться под словами А.А. Васильева, по мнению которого славянское житие Стефана Сурожского представляет больший интерес для истории русской литературы позднего средневековья, чем для истории как таковой²².

Другой источник, известный благодаря все той же работе В.Г. Васильевского, - житие св. Георгия, епископа Амастридского, чье посмертное вмешательство смягчает последствия нападения руси на его город. В.Г. Васильевский показал, что этот текст был написан в период иконоборчества и атрибуировал его Игнатию (ок. 775 - ок. 848), плодовитому агиографу и «попутчику» второго этапа иконоборчества (815-843)²³. Анализ В.Г. Васильевского был подвергнут критике исследователями, либо не соглашавшимися с атрибуцией жития Игнатию, либо считавшими описание нападения на Амастриду поздней вставкой, сделанной после русского похода 860 г. или даже 941 г.²⁴. Но аргументы В.Г. Васильевского решительно поддержал И. Шевченко, и с тех пор атрибуция жития (включая и русский эпизод) Игнатию получила широкое признание²⁵. Нападение руси на азиатский берег Черного моря произошло после смерти Георгия Амастридского (около 806 г.), но до возобновления почитания икон в 843 г. - terminus ante quern для рассматриваемого жития. Если согласиться с часто предлагаемым объяснением, согласно которому послы русского кагана - amicitiae petitores, пришедшие в Константинополь amicitiae causa, - прибыли около 837 г. с мирной миссией после нападения, описанного Игнатием, то последнее событие следует датировать началом 830-х годов²⁶. Русский набег начался с грабежа Пропонтиды, недалеко от византийской столицы; возможно, это явилось следствием неудачно сложившейся торговой экспедиции в Константинополь. Затем, повернув к востоку, русь напала на Амастриду. Как утверждает автор жития, народ Рос был «как всем известно, ужасно груб, жесток и лишен всякого человеколюбия»²⁷. Уже в столь раннюю эпоху русь была известна в Византии.

После отъезда послов в начале лета 838 г. о народе Рос больше ничего не говорится вплоть до знаменитого похода летом 860 г. Это неожиданное нападение на пригороды Константинополя очень хорошо засвидетельствовано источниками. Ход событий изложен в третьей и четвертой проповедях патриарха Фотия. Дата прибытия руси - 18 июня 860 г. - сохранилась в Брюссельской хронике²⁸; радость по поводу их ухода выражена в четвертой проповеди Фотия, которую, по-видимому, следует датировать четвертым августа²⁹. Таким образом, более месяца русь громила окрестности византийской столицы и острова Протонтиды³⁰; возможно, при этом происходили и попытки взять город штурмом или, во всяком случае, продемонстрировать силу у морских подходов к нему³¹.

Враг, называемый в заглавии проповедей «Рос», а в тексте - «скифы», пришел с крайнего севера по «судоходным рекам и негостеприимным морям»³², то есть по рекам, протекающим к северу от Черного («Гостеприимного») моря. Он описывается как «не имеющий верховного главы», что является общим местом по отношению к «скифам»³³, и как «снаряженный на рабский манер»³⁴, что, как замечает А.Н. Сахаров, указывает на славянское происхождение нападавших³⁵. Логика этого замечания неясна. Фотий говорит о военном снаряжении нападавших, причем речь идет о пеших войсках. Столь презрительное отношение к пешим воинам обусловлено их подчиненным статусом в византийской армии. Например, по мнению Иоанна Евхаитского, изображение св. Феодора Тирона на старой иконе в образе пехотинца свидетельствует о его скромном социальном положении, а то и вовсе о бедности³⁶.

Все источники начиная с Фотия рассматривают избавление города как чудо, чаще всего объясняемое вмешательством Богоматери, но они расходятся в вопросе о постигшей русь участи. Фотий сообщает только, что они ушли с огромной добычей. Век спустя Продолжатель Феофана отметил, что поход руси состоялся в отсутствие Михаила III, и объяснил их уход Божьим гневом, который обрушился на них по молитве Фотия³⁷. Это довольно неясное сообщение в более развернутом варианте изложено в рассказе, представленном одновременно у Продолжателя Амартола, Льва Грамматика и Феодосия Мелитенского, к которому Симеон Логофет прибавил лишь ошибочные хронологические детали. Согласно этому рассказу, император Михаил III вернулся в осажденный город, вместе с Фотием вознес молитву к Богу, затем вместе с патриархом погрузил мафорий Богоматери в море и тем вызвал сильную бурю, потопившую большую часть русских кораблей³⁸. Этот же рассказ в несколько приукрашенном виде мы находим и в самом позднем нашем источнике - Брюссельской хронике, где описывается и вовсе полный разгром и истребление руси византийцами³⁹.

Сведения, почерпнутые из Фотия, решительно расходятся с позднейшими источниками. В частности, тот факт, что в его проповеди IV не говорится о возвращения Михаила III в осажденную столицу, начисто исключает подобный вариант. Тем не менее ряд исследователей использует эту и другие версии поздних источников. По мнению К. Де Боора, Михаил III прибыл в города уже после ухода руси, устроил погоню за ними и нанес им поражение на обратном пути. С. Манго полагает, что мщение Михаила III настигло «some Russian stragglers (who) continued to loot the shores of the Bosphorus after the bulk of the fleed had left»⁴⁰. Поместив это ключевое событие после ухода руси, удается избежать противоречия с данными Фотия, но остается внутреннее противоречие. Будь то буря или военное поражение, в поздних источниках указанное событие преподносится как причина ухода руси, а это, как показывает проповедь IV, не соответствует действительности. Практически один и тот же рассказ, известный нам в изложении Продолжателя Амартола, Льва Грамматика и Феодора Мелитенского, представляет византийскую историю IX в. в соответствии с общей концепцией, проглядывающей как в русском эпизоде, так и в рассказе о принятии христианства болгарами (см. Приложение) и имеющей целью приумножение побед, одержанных земными и небесными защитниками Империи.

Реальность, представленная в современных русскому походу источниках, выглядит отнюдь не так красочно. В письме от 28 сентября 865 г., адресованном папой Николаем I Михаилу III, говорится о недавнем опустошении окрестностей Константинополя язычниками (pagani), которым удалось уйти, избежав какой бы то ни было мести (nulla fit ultiof⁴¹). Согласно «Венецианской хронике» Иоанна Диакона, русь (Normanorum gentes), разорив suburbanum Константинополя, с триумфом вернулись восвояси (et sic praedicta gens cum triumpho ad propriam rйgressa est)⁴². Рассказ о чудесном наказании агрессоров, таким образом, оказывается не более чем благочестивой фантазией византийских хронистов.

О принятии русью христианства нам известно из самого надежного источника: о нем объявлено в окружном послании патриарха Фотия восточным патриархам от начала 867 г. Как отмечает Фотий, это те же русы, которые незадолго до того, покорив своих соседей, возгордились настолько, что решились посягнуть на власть самой Римской империи. Но отныне эти закоренелые безбожники и враги веры Христовой становятся подданными Империи и защитниками ее интересов. Дабы удовлетворить рвение к вере новообращенных, Фотий послал к ним епископа⁴³.

В следующем столетии Продолжатель Феофана вкратце упомянул о крещении руси при Михаиле III и Фотии, уточнив, что произошло это после того, как русские послы, принятые в Константинополе спустя немного времени после нападения руси на византийскую столицу, обратились с соответствующей просьбой к византийским властям⁴⁴. Однако тот же источник содержит и другой рассказ об обращении руси - на этот раз уже при императоре Василии I и патриархе Игнатии. Здесь обстоятельства, сопровождавшие это событие, представлены в другом свете. На сей раз русы уже не обращаются с просьбой к византийцам: напротив, сами византийцы активно склоняют их к заключению соглашения с помощью богатых подарков - золота, серебра и шелковых тканей. Глава русской церкви, рукоположенный Игнатием, имеет сан архиепископа⁴⁵.

Высказывалось предположение, что второй рассказ дублирует первый. Действительно, Константин Багрянородный, автор биографии Василия I в «Продолжателе Феофана», стремился всячески приукрасить деяния своего деда, и он мог бы, конечно, приписать Василию I сделанное Михаилом III⁴⁶. Однако, если принять во внимание особенности каждого из рассказов, а также свидетельство Фотия, то гипотеза о дублете теряет привлекательность. Крещение изначально было инициативой русов: это они отправили послов и стремились к примирению с Империей после набега 860 г. Но Фотий явно неправильно понял их шаг. Он воспринял его как изъявление покорности и обошелся с руссами как с подданными Империи, отправив к ним простого епископа. Незадолго до этого та же политика в Болгарии привела его к досадной неудаче. Болгарский хан Борис, крещенный в 865 г., не добившись от Фотия автокефалии для своей церкви, через год прогнал из страны византийское духовенство и пригласил миссионеров папы Николая I⁴⁷. Русский каган также должен был принять за оскорбление отправку к нему (около 866 г.) простого епископа. Василию I, убившему Михаила III в сентябре 867 г., пришлось затем ублажать русов подарками, а новый патриарх Игнатий послал им архиепископа. Тем же путем Игнатию удалось переманить и Болгарию от папы весной 870 г . Константин VII не устоял перед искушением придать своеобразный литературный лоск рассказу о (второй) византийской миссии к руси. Так, архиепископ убеждает паству в силе своей религии с помощью великого чуда: по требованию русов он бросает Евангелие в горящую печь и по прошествии «достаточного» времени вынимает его целым и невредимым. Автор использовал здесь известный прием обращения в христианство северных варваров. От епископа Капитона, одного из героев «Житий святых епископов Херсонских», жители города потребовали войти в горящую печь и провести там «достаточное» количество времени; выйдя из печи невредимым, он сумел обратить их в христианскую веру⁴⁸. Но использование литературного мотива отнюдь не ставит под сомнение достоверность концепции двухэтапного обращения в христианство, представленной в Продолжателе Феофана и принимаемой многими исследователями. Дата крещения руси, 881-882 (6390) гг., фигурирующая в кратком сообщении второй половины XV в., не имеет исторической ценности⁴⁹. Следует полагать, что первый шаг со стороны руси был предпринят около 866 г., а архиепископ был отправлен приблизительно в 870 г.⁵⁰

Не считая обычных ссылок на привилегированный статус, который Византия предоставляла христианским народам, неожиданное принятие русью христианства до сих пор не получило объяснения⁵¹. На наш взгляд, историческая цепочка, приведшая болгар и русских к крещению, берет начало далеко от их стран - в Хазарии. Знаменитый диспут трех монотеистических религий состоялся при дворе хазарского кагана в 861 г.; тщательным образом подготовленная победа еврейской религии открыла дорогу для официального обращения Хазарии в иудаизм. А не позднее зимы 863/864 гг. (согласно сообщению, полученному папой Николаем I в мае 864 г.) болгарский царь Борис одобрил переход в христианство некоторых своих подданных и сам объявил о намерении стать христианином⁵². В то же время он вел переговоры с Константинопольским двором, приведшие к крещению Болгарии в конце 865 г. Некоторые византийские хронисты середины X в. объясняли крещение хана угрозой со стороны имперской армии; современные историки называют и другие факторы, а именно военное давление со стороны Людовика Германского или стремление к этническому объединению болгарского государства. Однако военная операция византийцев кажется совершенной выдумкой, а объяснения исследователей, на наш взгляд, не вполне адекватны (см. Приложение). Хронологическая близость трех событий явно свидетельствует о том, что именно выбор хазарами еврейской религии заставил их давних врагов болгар броситься в противоположный лагерь и повлиял на религиозный выбор северного соперника хазарского каганата - каганата русского.

Как бы то ни было, русское архиепископство и вообще христианство среди русов исчезли так же внезапно и бесследно, как и сам каганат. Несомненно, они исчезли одновременно.

III. Локализация русского каганата и обстоятельства его исчезновения

Относительно местонахождения русского каганата и «острова руссов», где, согласно «Анонимному рассказу», находилась резиденция кагана, выдвигались различные гипотезы. Так, были попытки обнаружить их в Скандинавии, на острове Валькерен во Фризии⁵³, на севере современной России, в Среднем Поднепровье и даже на побережье Черного моря. Хороший обзор литературы по этому вопросу недавно представил Дж. Шепард⁵⁴; отсылая читателя к его работе, мы постараемся подробнее рассмотреть некоторые затронутые в ней проблемы.

Английский ученый, как и большинство его предшественников, отвергает гипотезу о скандинавской локализации, ссылаясь на отсутствие каких бы то ни было упоминаний о кагане в североевропейской традиции, а также на незнание о нем Людовика II, несмотря на его регулярные контакты со скандинавами. Можно также отметить, что, согласно принятой этимологии, имя Ros/Rus/Русь происходит от слова Ruotsi, что по-фински значит «шведы»; это может указывать на то, что данный этноним относился к шведам, обосновавшимся за пределами родины, на территории, местное население которой говорило по-фински. Шепард не обсуждает уже устаревшую теорию, помещавшую русь на Черноморском побережье - на полуострове Тамань или в Крыму⁵⁵; мы упоминаем ее здесь лишь для полноты картины. Две гипотезы, сохраняющие актуальность в настоящее время, помещают русский каганат на Среднем Поднепровье (с центром в Киеве) или на Волхове.

Киевская гипотеза, наиболее распространенная, опирается на давнюю историографическую традицию, предполагающую существование могущественного русского государства на Днепре по крайней мере с середины IX в. Повесть временных лет датирует 862 г. не только приход Рюрика и его братьев в северные города, но и захват Киева Аскольдом и Диром, воинами Рюрика, порвавшими с ним, после того как они обнаружили этот «выморочный» город. Тот же источник приписывает Аскольду и Диру поход на Константинополь и датирует его 866 г. Казалось бы, тем самым вопрос закрывается⁵⁶: во многих исследованиях речь идет о «кагане» Аскольде (титул, которым ПВЛ его не наделяет), Дир превращается в предшественника Аскольда на троне и суверена, отправляющего из Киева то самое посольство, которое упомянуто в Вертинских Анналах, и наконец, в Киев же прибывают византийские миссии при Михаиле III и Василии I.

Эта концепция вызывает ряд затруднений. Западные ученые чаще всего объясняют появление «руси» на Днепре ранним проникновением туда скандинавов, которые принесли с собой это название⁵⁷. Напротив, для многих российских и украинских исследователей Русь на Днепре представляет собой автохтонное, не имеющее ничего общего со скандинавами образование, название которого происходит от Roxolani (племя, которое ассоциируется с сарматами), Rosomoni (упоминаемые Иорданом), а то и Rochousco или иного слова, начинающегося на ро-. Идея о том, что название Ros/Русь имеет иранское происхождение (rukhs),но было заимствовано славянами и таким образом утвердилось на Днепре, долгое время развивалась Г. Вернадским⁵⁸; с ее помощью ряд ученых стремится обосновать предположение о появлении в Среднем Поднепровье в конце VIII или в IX в. государственного образования, называемого «Русская земля»⁵⁹. Большинство сторонников этой концепции, как и Г. Вернадский, отрицает скандинавскую этимологию названия «русь». Есть и другой подход, в частности М.И. Артамонова, который признавал скандинавские корни северной Руси, оставляя при этом за южной Росью право на автохтонное происхождение; в начале IX в. Рось и Русь встречаются и объединяются для долгой совместной жизни⁶⁰. Однако попытки связать происхождение названия «Русь» с названием «Roxolani» или иного племени Северного Причерноморья, известным со времен античности, не выдерживают критики⁶¹. Что же касается трогательной гипотезы об объединении, выдвинутой М.И. Артамоновым и поддержанной некоторыми известными археологами, то в ней есть своя логика, весьма поучительная в данном случае. Если учесть скандинавское происхождение названия «Русь» и в то же время отсутствие скандинавских древностей на Днепре ранее X в. (см. ниже), то у этих ученых не остается другой возможности спасти священный образ могущественной «Киевской Руси», существовавшей с IX в., кроме как настаивая на особом происхождении ее имени.

Филологическое обоснование киевской гипотезы представляется весьма ненадежным. Давно было отмечено, что описание похода на Константинополь в русских летописях заимствовано из славянского перевода Продолжателя Амартола. Две древнейшие летописи - Новгородская первая (вернее отражающая Начальный свод) и Повесть временных лет - черпают сведения из этого источника: первая - через посредство утерянного «Хронографа по великому изложению», а вторая - непосредственно. Связь же между походом на византийскую столицу и именами Аскольда и Дира имеет место только в ПВЛ и, как отметил недавно в замечательной статье О.В. Творогов, обусловлена тем, что составитель летописи синхронизировал (ошибочную) дату похода (866) и установленное им время правления Аскольда и Дира (862-882)⁶². В сущности, составитель ПВЛ прибавил к информации греческого источника лишь эти два имени. Он точно воспроизвел рассказ о буре, уничтожившей «безбожных русов» у стен осажденного города после совместной молитвы патриарха Фотия и императора Михаила III. В Никоновской летописи (ок. 1530 г.) этот рассказ дополнен неправдоподобным описанием скорби в Киеве после возвращения Аскольда и Дира с несколькими уцелевшими участниками похода⁶³. Таким образом, мы можем констатировать, что русская историографическая традиция не сохранила никакой памяти о знаменитом походе на Константинополь и что, воспользовавшись греческим источником (в данном случае, наименее достоверным), она превратила успешную военную операцию в полное поражение.

В первых русских летописях не сохранилось и сведений о крещении страны при Фотии и Игнатии, ибо это событие не упомянуто Продолжателем Амартола. Оно появляется в русских исторических компиляциях лишь с начала XVI в. благодаря болгарскому переводу (XIV в.) Хроники Зонары и особенно ее сокращению, называемому Паралипоменон (начало XV в.), в которых имеется краткий рассказ о нем. В русской традиции это крещение связано с именами Аскольда и Дира⁶⁴. Что касается Фотия, то его имя несколько раз упоминается в связи с рассказом о крещении Владимира (989). По мнению М.Ю. Брайчевского, это доказывает, что летописцы XI-XII вв. сговорились между собой, чтобы стереть память о связях между Фотием и Аскольдом и украсить рассказ о крещении Владимира подробностями, относящимися к Аскольду и почерпнутыми из русской летописи IX в., так называемой «Хроники Аскольда». М.Ю. Брайчевский даже написал («реконструировал») эту апокрифическую летопись, где контакты между Византией и Киевом в середине IX в. описаны весьма детально⁶⁵. Но оставляя в стороне эти анекдотические построения, приходится с удивлением признать, что два важнейших события русской истории IX в. - поход на Константинополь и принятие христианства - не оставили никакого следа в исторической памяти народа. Это еще одно таинственное «исчезновение», требующее объяснения наряду с исчезновением каганата.

Возвращаясь к вопросу о русском каганате на Днепре, приходится констатировать, что любая усматриваемая в письменных источниках связь между событиями русской истории и этим гипотетическим образованием иллюзорна. Более того, масштабные археологические раскопки, в течение нескольких лет проводившиеся в Киеве, показали, что история города берет начало в конце IX в., а к середине X в. он превращается в важный городской центр. В критическом обзоре работ украинских археологов И. Каллмер датирует начало самого раннего «урбанистического» этапа истории Киева 880-ми годами, подчеркивая при этом, что IX в. - один из наименее интересных периодов в истории этой издревле заселенной местности⁶⁶. Следует также отметить полное отсутствие в Киеве и на всем Среднем Поднепровье каких-либо скандинавских находок ранее X в. В таком случае, если только не отрицать скандинавское происхождение руси, которая отправилась к императору Феофилу около 837 г. и напала на Константинополь в 860 г., то как объяснить, что от их значительного присутствия в Киеве не осталось никаких следов, даже в захоронениях?

С данными раскопок поселений согласуются и монетные находки. Распределение монетных кладов, исследованное В.Л. Яниным в 1956 г., обнаружило любопытный феномен: в течение двух последних третей IX в. (это «вторая фаза» обращения диргемов в Восточной Европе) иссякает приток диргемов в район нижнего и среднего Днепра. Янин констатировал, что в указанный период данный регион выпадает из зоны монетного обращения, связанной торговыми отношениями с халифатом. Однако эти торговые связи сохранялись на севере и на востоке. Кроме того, как отмечает Янин, указанное наблюдение потом часто игнорировалось - данные монетных находок не позволяют возводить начало функционирования «пути из варяг в греки», соединявшего Киев и Константинополь, к IX в.⁶⁷. Таким образом, в 830-860 гг. могучее Киевское государство должно было существовать в абсолютном экономическом вакууме. Более 20 лет спустя после публикации работы В.Л. Янина его выводы пересмотрел В.В. Кропоткин. Количество найденных кладов, относящихся ко «второй фазе», увеличилось с 35 до 45, но их по-прежнему почти нет по берегам среднего Днепра⁶⁸. Отсюда Т. Нунан логично делает вывод об отсутствии торговых связей между Киевом и Востоком ранее 900 г.⁶⁹.

До сих пор эта странная лакуна, которую представляют собой две последние трети IX в. в истории Нижнего и Среднего Поднепровья, не получила никакого объяснения⁷⁰. Однако, как показано в нашей недавней статье, около 836-889 гг. этот регион находился на периферии венгерского протогосударства, отсекшего от Хазарии ранее принадлежавшую ей причерноморскую степь. В «De administrando imperio» Константина Багрянородного страна к западу от Дона, занятая венграми, носит название Леведии. Соседние славянские племена, согласно Анонимной записке, подвергались грабежам и насилию со стороны венгров. Около 889 г. печенеги по приказу хазарского каганата выгнали венгров из страны Леведии⁷¹. Этим объясняется новое оживление восточной торговли в направлении Среднего Поднепровья через посредство Хазарии и новой печенежской территории, о чем свидетельствуют два клада - в Новой Лазаревке, недалеко от устья Днепра (не ранее 893 г.), и в Полтаве (не ранее 883 г., по позднейшей монете, вероятно, зарыт несколько лет спустя). Но эта история тяготеет к X в. Здесь же достаточно подчеркнуть, что ни письменные источники, ни археологические и монетные находки, ни, наконец, анализ этнополитических аспектов истории региона не дают никаких сведений о существовании могучего русского и (или) славянского государства в Среднем Поднепровье на протяжении IX в.

Ввиду бесперспективности киевской гипотезы остается лишь север современной России. Тезис о русском каганате на севере развивается в работах Д.А. Мачинского, по мнению которого его центр находился сначала в Ладоге, затем в (Рюриковом) Городище (Holmgardr скандинавской традиции - «остров руссов»), а главными поселениями были Холопий Городок и Городище на Сясе⁷². Этой же точки зрения придерживается и Дж. Шепард, по мнению которого резиденцией кагана было (Рюриково) Городище - крупнейшее русское поселение на верхнем Волхове в середине IX в. Северная локализация каганата и «острова руссов» давно пользуется популярностью у востоковедов⁷³; археологические находки последних десятилетий существенно подкрепили эту гипотезу. Если раньше раскопки проводились главным образом в Ладоге, то теперь исследуются и другие поселения, дающие находки, скандинавское происхождение которых - независимо от количественной пропорции скандинавов в населении - является основным доказательством «русского» присутствия в IX в.

Археология дает сведения относительно реального местонахождения руси, но за последние 20 лет довольно точные хронологические данные, касающиеся истории двух основных поселений - Ладоги и (Рюрикова) Городища, - были получены благодаря дендрохронологии. Однако объединить эти данные в одну концепцию, построенную с учетом греческих источников и русских летописей, оказывается совсем не просто. Ниже вкратце изложим существующие в настоящее время идеи по этому поводу, чтобы затем предложить новую концепцию, по возможности менее противоречивую.

Дендрохронологический анализ дерева, найденного в Ладоге, позволил предположить, что сильный пожар полностью разрушил город приблизительно в 860 г. Это открытие сразу же сопоставили с указанной в ПВЛ датой изгнания варягов и призвания Рюрика местными племенами. ПВЛ в погодной записи за 859 г. сообщает о приходе «из-за моря» варягов, которые обложили тяжелой данью местные племена - чудь, словен, мерю и кривичей, а в записи за 862 г. отмечается, что варяги были изгнаны этими племенами, которые вследствие начавшихся после этого междоусобных войн призвали Рюрика для наведения порядка в стране. Независимо от того, насколько этот рассказ соответствует исторической действительности (см. ниже), его хронологические рамки представляются совершенно искусственными: изгнание варягов, междоусобные войны и призвание Рюрика происходят в один и тот же год. Филологи не придают большого значения датам, указанным в русских летописях в частях, относящихся ко второй половине IX и первой половине X вв.: когда они не основаны на данных переводных источников, они чаще всего оказываются домыслами летописцев⁷⁴. Однако, казалось бы, дендрохронология должна была развеять скептицизм филологов. В статье, подписанной пятью специалистами в области «скандинавской» археологии, ладожский пожар, датируемый 860 г., рассматривается в связи с междоусобными войнами, последовавшими за изгнанием варягов; таким образом, вроде бы подтверждалась традиционная дата прихода Рюрика⁷⁵.

Но вскоре выяснилось, что таким образом очерченные хронологические рамки слишком узки. В ходе недавних раскопок ладожского Земляного городища был обнаружен кусок дерева, срубленного в 863 г. и лежавшего в слое, предшествующем пожару. Другой фрагмент, датируемый 871 г., был обнаружен в постройке, восстановленной после пожара. Отсюда руководитель раскопок сделал вывод, что пожар произошел между 863 и 870 гг., и это позволило исследователю вновь обратиться к летописной хронологии, на этот раз в «пересмотренной и исправленной» версии Б.А. Рыбакова, датировавшего изгнание варягов 867 г., а приход Рюрика - 868 г.⁷⁶. Этим же годом датируется еще один кусок дерева, использованного после пожара и найденного в раскопе на Варяжской улице⁷⁷. На основании этих данных С.Л. Кузьмин предложил считать «условной датой» пожара 865 г.⁷⁸. Не вдаваясь здесь в критику взглядов Б.А. Рыбакова, отметим другое. В стремлении придерживаться летописных дат археологи притягивают к ним интерпретацию данных дендрохронологии. Пожар, разумеется, произошел после 863 г., но необязательно до 868 или 871 г.: бревна, датированные этими годами, могли быть использованы вторично или просто срублены до пожара.

Принятие 865 г. в качестве ориентировочной даты пожара вносит раскол между Северной (называемой «Верхней» или «Внешней») и Киевской Русью. Действительно, хотя Д.А. Мачинский и рассмотрел возможность приписать поход 860 г. северному каганату (не отрицая при этом, что его могли совершить русы, «уже осевшие» в Киеве)⁷⁹, он ни разу не упомянул о крещении Руси, и не случайно. Согласно хронологической схеме Мачинского, гибель северного государства происходит как раз в период между походом руси и крещением, которое, по свидетельству Фотия, приняла та же русь. Шепард, связывающий поход и крещение с северным каганатом, считает, что пожар был следствием внутренних конфликтов среди скандинавских поселенцев, не оказавших большого влияния на жизнь каганата⁸⁰. Однако этими конфликтами невозможно объяснить серию «исчезновений» - каганата, христианства, исторической памяти, о которой мы говорили выше. Шепард прекрасно показал, что ввиду отсутствия каких-либо следов поселения и присутствия руси в Киеве упоминаемая в греческих и латинских источниках IX в. русь может иметь отношение только к северному каганату; основываясь на этом, постараемся построить связный исторический рассказ с учетом данных текстов и археологических раскопок.

Сначала напомним о наиболее существенных для нас результатах раскопок Ладоги. Вторая треть IX в. отмечена резким демографическим и экономическим подъемом; возрастает число скандинавских находок. В плане градостроительства отмечается появление по берегам Ладожки «парцелл», имеющих в ширину около 6 м и разделенных канавами; А.Н. Кирпичников сравнивает их с планировкой города Рибе в Дании⁸¹. Конец этому этапу положил пожар, огромные масштабы которого подтвердила недавняя находка на дне канавы, разделяющей две парцеллы, обгоревших черепов ребенка 4-5 лет и женщины 35-40 лет. После пожара зона парцелл была перепланирована⁸². Заброшенные парцеллы подчеркивают важность пожара для стратиграфии Ладоги. Он отделяет слой 840-860 гг. от слоя, датируемого либо 860-920 гг., либо, в недавних исследованиях, 860/870-890 гг.⁸³. За этим слоем, исключительно бедным в истории поселения, последовал новый подъем, ознаменовавшийся постройкой около 894 г. «большого дома»⁸⁴.

В отличие от ладожского пожара, историческое значение которого подчеркивается во всех публикациях, пожару, уничтожившему в ту же эпоху (Рюриково) Городище, Е.Н. Носов уделил меньше внимания в своей основополагающей публикации этого памятника. Однако пожар - это поворотный пункт в истории Городища. Первоначально, в середине IX в., оно представляло собой укрепленное поселение, расположенное на вершине холма, который становился островом в разлив Волхова (отсюда частое сопоставление Городища с «островом руссов»). Окруженное рвом и крутыми склонами холма, поселение имело площадь 1,0-1,2 га. Остатки его построек очень плохо сохранились, особенно это касается органических материалов, поэтому невозможно использовать дендрохронологию. Тем не менее пожар оставил многочисленные следы, а на его дату указывает ряд согласующихся между собой данных. В фундаменте постройки № 1 Носов обнаружил маленький «клад» из семи аббасидских монет (четыре целые и три фрагмента), тронутых огнем, позднейшая из которых датируется 867 г. Постройка № 13 содержит в пласте пожара фрагмент диргема третьей четверти IX в. Из семи обгоревших диргемов (большей частью уцелевших лишь частично и, по-видимому, бывших содержимым кошелька), обнаруженных в постройке № 17, два наиболее поздних были отчеканены между 855 и 861 г. В сгоревших постройках обнаружена только лепная керамика (гончарная керамика появилась на Городище около 890-900 гг.). Таким образом, пожар, уничтоживший Городище, произошел немного позднее 867 г.; затем планировка поселения изменилась. Слоем золы, датируемой с помощью углерода (С-14) приблизительно 880 г. (плюс-минус 20 лет), покрыто подножие холма и заполнены ров и расселина; на древней расселине и была построена хлебопекарная печь, деревянная ограда которой дает первые дендродаты Городища: 889, 896, 897 гг.⁸⁵. Расселина и ров теряют оборонительное значение вследствие роста поселения.

Но следы разрушений не ограничиваются этими двумя крупнейшими поселениями. Городище на Сясе, значение которого подчеркивается в работах Д.А. Мачинского, было уничтожено пожаром до появления гончарной керамики, следовательно, до второй четверти X в.; так закончился первый этап заселения этой местности⁸⁶. Другое крупное поселение - Холопий Городок (название возникло после вторичного заселения во второй половине XIII в.) - было сожжено и заброшено в IX в. (который хорошо представлен находками), до появления гончарной керамики⁸⁷. Первичное обследование поселения Новые Дубовики обнаружило не только следы пожара, но и явное уменьшение площади поселения ближе к эпохе распространения гончарной керамики⁸⁸. И, наконец, Любшанское городище в 1,5 км от Ладоги погибло в огне совсем незадолго до появления гончарной керамики⁸⁹. Эти факты, отнюдь не исчерпывающие, никогда не ставились в один ряд, но картина получается довольно определенная. Разрушение постигло все поселения IX в., которые, судя по находкам скандинавского и восточного происхождения, относились к русскому каганату. Впрочем, речь не идет о целенаправленном уничтожении именно «варяжских» поселений. Труворово городище (будущий Изборск), население которого, по мнению C.B. Белецкого, составляли славяне и финны, в середине IX в. было разрушено и сожжено агрессорами, носившими оружие североевропейского типа, иными словами, скандинавами; по мнению того же исследователя, вскоре после 860 г. пожар уничтожил и другое, соседнее с Псковом поселение Камно - племенной центр финской культуры Камно-Рыуге⁹⁰. Таким образом, речь идет о тотальной войне, жертвами которой были не только скандинавы и масштабы которой станут ясны лишь после проведения систематического исследования всех разрушенных поселений.

С учетом изложенного, можем снова обратиться к предлагаемой археологами интерпретации известного пожара в Ладоге: им ознаменовано изгнание варягов, о котором говорится в русских летописях. Уничтожение каганата, о котором еще не знал Василий I, когда писал Людовику II, произошло едва ли ранее 870 г., но, очевидно, и не намного позже этой даты. Действительно, христианская религия, принятая русью в конце 860-х годов, не оставила никаких материальных следов в северных поселениях. Между принятием христианства и исчезновением каганата прошло совсем немного времени. Масштабами этого катаклизма и объясняется та глубокая трещина, которая пролегла между первым этапом проникновения руси на север современной России и следующим, начавшимся с приходом Рюрика.