Семья и семейные ценности в средневековом городе Европы

Содержание

Введение

1 Воззрения на брак и семью в годы раннего средневековья

2 Куртуазный культ Дамы, его значение для формирования семейных ценностей

3 Изменения ценностей брака и семьи в 14-15 столетиях и реальная практика отношений мужчин и женщин

4 Как воспринимали женщину первые вестники гуманизма

Заключение

Список использованных источников и литературы

Введение

Каждое время наполняет все ключевые явления человеческой жизни, и в том числе брак, любовь, счастье и несчастье, своим неповторимым содержанием. Поэтому и представления людей разных исторических эпох об окружающем их мире, об основных ценностях жизни, о самих себе глубоко различны. Одна из актуальных задач исторической науки как раз в том, чтобы раскрыть меняющийся смысл этих представлений и показать, как в зависимости от социального контекста переосмысливается вся совокупность человеческих радостей и горестей. Только при таком подходе можно понять подлинные мотивы, побуждавшие мужчин и женщин далекого прошлого спешить (или, наоборот, не спешить) с браком, сохранять (или не сохранять) супружескую верность, выбирать ту или иную партию в браке или оставаться холостяком. Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.283.

Цель нашей работы состоит в уяснении смысла семейных ценностей в средневековом городе Европы и тенденций развития этих ценностей.

Задачи:

1. Выявить базу раннего средневековья, на которой формировались основные ценности семьи и брака

2.Рассмотреть куртуазный культ и его влияние на семейные ценности.

3. Показать изменение ценностей в Европе после катаклизмов 14-15 столетия (войн, чумы). Подтвердить заявленное примерами;

4. Выявить начала зарождения гуманистического идеала в семейных ценностях средневековья.

Источников по нашей теме можно найти множество, и вначале мы хотели расположить их по социальному признаку, например, источники о семье городских ремесленников, затем купцов, затем бюргеров (обобщающее понятие городского обеспеченного жителя), затем аристократии. Но потом, мы пришли к выводу, что исторически правильнее вывести общее представление о семейных ценностях средневековья, в том числе города, формирующееся в раннее средневековье на базе античных и варварских ценностях, затем церковных постулатах и христианских представлениях, затем на стыке зарождения гуманистических представлений и городском врольнолюбивом духе. О семейных ценностях раннего средневековья и их понимании (или навязывании церковью) мы черпали сведения в монографиях специального характера, цитирующих источники, нам недоступные. О данных монографиях будет сказано ниже.

О том, как городская жизнь, с ее цеховой регламентацией вмешивалась в семейные обычаи повествует «Свадебный регламент» из городской книги Аугсбурга (конец 13-начало 14 века). Свадебный регламент (конец 13-начало 14 века). Из «Городской книги» Аугсбурга // Хрестоматия по истории средних веков. Т.1 //Под ред. Н.П. Грацианского и С.Д. Сказкина.- М.: Госуд. уч.-пед. изд-во Мин. Просвещения РСФСР, 1949, С. 393-394.

Источником о представлении добродетелей жены горожанина послужило нам произведение Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». Рабле.Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль.- М.: Правда, 1956.- 640 с Написанное в 16 веке, это произведение создано на основе народной книги о герое по имени Гаргантюа.

Источниками 14-15 века по нашей теме являются оригинальные французские литературные и ученые тексты, посвященные браку и собранные в одном издании. «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991.- 318 с. В этих текстах находится весь спектр оценок и суждений - от высмеивания брака и семьи до воспевания любви между мужчиной и женщиной. Мы выбрали два произведения, в которых упоминается быт средневекового города.

Во-первых, это «Пятнадцать радостей брака», написанная в начале 15 века, автор неизвестен, до нас она дошла в обработке новеллиста рубежа 16-17 вв Франсуа де Россе.5. Пятнадцать радостей брака //«Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.3-130. Источник отображает переходное понимание семейных ценностей от средневековой традиции к чему-то новому (традициям Возрождения). Это собрание историй о проделках коварных жен и об их легковерных мужьях. Книга полна наивного антифеминизма.

Во-вторых, это отрывок из сочинения Кристины Пизанской (1365-1430) Кристина Пизанская. Из «Книги о граде женском» ////«Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.218-256., дочери астролога и врача, жившей в Венеции, потом при дворе короля Франции, но она не была придворной дамой, а женой королевского секретаря. После смерти мужа и приобретения известности как писательница, она стала пользоваться покровительством короля КарлаVI и его жены. Она получила образование, была знакома с жанрами античной, французской и средневековой литературы и писала сама. В сочинении «Книга о граде женском» Кристина защищает достоинство женщины вопреки укоренившемуся в литературе и социальном сознании представления о низменной природе женщины. Она доказывала, что женская душа, равно как и мужская, сотворена по образу и подобию Божьему. Социальное неравенство она воспринимала как должное. Ее «Град» - понятие аллегорическое, понятие об идеале, твердыня женского достоинства и убежище всех добропорядочных женщин, гонимых клеветой. На русском языке нам были доступны главы с теоретическими рассуждениями о достоинствах и природе женщин.

Дополнительный - и притом очень важный - колорит привносит в картину брачно-семейных отношений XII-XIII вв. куртуазный культ Дамы. Его возникновение относится к рубежу XI-XII вв., когда он впервые обнаруживается в рыцарской среде. Зародившись на юге Франции, со временем он распространился и на север страны и накладывает определенный отпечаток на представления не только аристократии, но и тех более зажиточных слоев неблагородных, которые пытались ей подражать. Главный источник наших знаний о куртуазной любви - сочинения южнофранцузских трубадуров, северофранцузских труверов и рыцарские романы. Видеть в них сколок с действительности нет оснований. В немалой степени они были игрой воображения их авторов, воспользовавшихся различными поэтическими традициями: и христианскими, и античными. Но и вовсе отрицать связь этих сочинений с французской действительностью было бы неверно. В них формировалась некоторая поведенческая модель, само рождение которой и тем более готовность подражания ей определялись некоторыми глубинными тенденциями времени. Из доступных нам источников были:

Во-первых, средневековый роман «Тристан и Изольда» Прекрасная Дама: Бедье Ж. Тристан и Изольда.- М.: ТЕРРА, 1996, С.7-124., где кельтские мотивы сплелись с европейской поэзией. Здесь изображается любовь беззаветная, вечная до смерти. Этот сюжет пришел во французскую литературу около половины 12 века, от того времени сохранились только отрывки. Предание о влюбленных воплотились в 13 веке в романе, который обработал профессор Жозеф Бедье.

Во-вторых, «Жизнеописания трубадуров» Жана де Нострдама (16 век), памятнике об авторах старопровансальской куртуазной литературы, процветавшей на юге Франции 12-13 веков. Жан де Нострдам. Жизнеописания древних и наиславнейших провансальских пиитов, во времена графов прованских процветших // Жизнеописания трубадуров/ Отв. ред. Е.М. Мелетинский.-М.: Наука, 1998, С.8-338. Эти описания систематизировались и обрабатывались итальянскими и французскими эрудитами, начиная с 16 века. Из них можно вывести представления о ценностях любви и брака, образе женщины в области куртуазии.

Литературой по нашей теме послужили монографии, посвященные вопросам семьи и брака, а так же статьи - комментарии и отдельные работы, посвященные источникам.

Во-первых, отметим исследование супругов Гисов. Гис ф., Гис Дж. Брак и семья в Средние века.- М.: РОССПЭН, 2002.- 384 с. Их монография рассматривает институт брака и семьи в средние века с учетом его корневых основ - римских, германских, христианских. На конкретных исторических примерах (и источниках), авторы показывают эволюцию семейных ценностей и института брака. Во-вторых, исследование П.Ш. Габдрахманова о крестьянских семьях показали нам, какие ценности были перенесены крестьянами в городскую жизнь. Габдрахманов П.Ш. Средневековые крестьяне и их семьи.- М.: Памятники исторической мысли, 1996.- 247 с.

Особый круг исследований посвящен идеалам куртуазной любви, которые оказали влияние не только на феодальное сословие, но и на менталитет городских обывателей и средневековое общество в целом. Здесь отметим работу М.Б. Мейлаха, Мейлах М.Б. Средневековые провансальские описания и куртуазная культура трубадуров// Жизнеописания трубадуров/ Отв. ред. Е.М. Мелетинский.-М.: Наука, 1998, С.507-549. взгляды французского медиевиста Ж. Дюби о влиянии куртуазной любви на положение женщин Франции, Дюби Ж.Куртуазная любовь и перемены в положении женщин во Франции XII в. // Одиссей. Личность и общество. -М.: Наука, 1990, С. 91-96.

исследования А.Д. Михайлова о рыцарском романе. Михайлов А.Д. Французский рыцарский роман.- М.: Наука.- 345 с.

Остальные упоминаемые произведения в тексте дали общее представление о тенденциях в жизни и литературе средневекового общества.

Отдельный круг работ посвящен комментариям к источникам, перечисленным выше. Как правило, они включены в издание источника. Среди авторов известный специалист по исследованиям истории брака и семьи Л. Ю. Бессмертный. Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.281-310.

1 Воззрения на брак и семью в годы раннего средневековья

Воззрения на институт брака и вообще на взаимоотношения полов пережили в средние века весьма глубокую эволюцию, которая содержала преодоление языческих представлений о браке и утверждение христианских.

Линия католической церкви:

Католическая церковь «признала» брак довольно поздно. В раннее средневековье среди христиан пользовались наибольшим распространением взгляды на брак, сформулированные на основе новозаветных текстов св. Иеронима (347-430 гг.) и папой Григорием Великим (530-604 гг.). Эти отцы церкви видели в любом браке прежде всего повторение «первородного греха», совершенного прародителями рода человеческого Адамом и Евой. Поэтому любые брачные союзы решительно осуждались, и подлинно достойными христианами считались лишь те, кто отказывался от брака.

Однако уже во времена св. Иеронима существовала и иная трактовка установлений Священного Писания, касающихся брака. Она принадлежала Блаженному Августину, епископу Гиппонскому (354-430 гг.). Признавая превосходство девственников над женатыми, Августин утверждал тем не менее, что в законном супружестве половой акт превращается из смертного греха в грех простительный, «ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться» (Первое послание к коринфянам, 7, 9) Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.284.; важно лишь, чтобы соитие совершалось не ради наслаждения, но только с целью рождения себе подобных, часть которых, ведя праведную жизнь, могла бы впоследствии заменить в раю падших ангелов. Эта концепция Августина была официально одобрена церковью сравнительно поздно - в начале 11 в. И только тогда церковный брак стал шире распространяться в народных массах. Христианская концепция моногамного нерасторжимого брака получает признание в западноевропейских странах) лишь в 12-13 вв. Только в это время брак причисляется к основным христианским таинствам. В процедуру бракосочетания включается и церковное благословение. Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.285.

Линия практическая: Гис ф., Гис Дж. Брак и семья в Средние века.- М.: РОССПЭН, 2002.- 384 с.

До этого времени в Европейских королевствах бытовали две матримониальные традиции - позднеантичная и древнегерманская. Ни одна из них не исключала одновременного существования двух-трех видов супружеских союзов. Они различались по своей престижности, но ни один из них не имел ничего общего с моногамным христианским браком. Знакомое нам понятие «брак» просто отсутствовало. Термином, который позднее служил для обозначения брака, называли в ту пору более или менее длительный супружеский половой союз, нередко сосуществовавший с какой-либо иной формой сожительства мужчин и женщин, также признанной в праве.

Не было тогда и привычного для нас понятия «семья». В среде простолюдинов домохозяйственные группы сплошь да рядом включали, помимо супругов и их детей, родственников отца (или матери), а также временных сожительниц главы дома и их детей. Частенько «одним домом» жило несколько супружеских пар, связанных общим предком. Особенно был заметен приоритет кровнородственных связей перед матримониальными в среде аристократии. В принадлежащих знати замках супруги жили вместе с многочисленной свитой, включавшей, прежде всего, кровных родственников. Церковь участвовала в процедуре бракосочетания, как правило, только тогда, когда дело касалось королевских семей. Но и в королевских семьях вплоть до 8 в. словом «жена» могли назвать не только официальную супругу, но и других сожительниц короля. Браки же простолюдинов, да и многих знатных заключались по большей части без участия священника. Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.285.

Для большинства современников церковная трактовка понятий «брак» и «жена» еще долгое время остается достаточно чуждой. Невозможность сочетать церковный брак с другими формами супружеских союзов или тем более нерасторжимость церковного брака казались не только непривычными, но и неоправданными.

В среде знати, например, существовал давний обычай оставлять прежнюю жену, если представлялась возможность породниться с более знатным родом. Привлекательность более высокородных невест обусловливалась отнюдь не обязательно их большим богатством или особой близостью к королевскому двору. Не менее, если не более важным было то, что, согласно принятым представлениям, все основные достоинства человека - и особенно рыцарские доблести - считались врожденными качествами, передававшимися с кровью отца или матери. От выбора брачной партии или же от ее изменения зависела с этой точки зрения самая судьба рода, его благополучие и процветание. Запрет разводов препятствовал, таким образом, реализации некоторых укоренившихся представлений того времени. Поскольку в наибольшей мере эти представления были характерны для знати (хотя сходные идеи можно было встретить и у простолюдинов), церковная концепция брака с особенным трудом прививалась в среде аристократии. Но и сами клирики сплошь да рядом уклонялись от выполнения предписанного им канона безбрачия. Многие из них имели постоянных конкубин и детей. В общем матримониальная практика 12-13 вв., существенно отличаясь от более ранней формальным признанием приоритета церковной концепции, еще не предполагала всеобщего ее приятия.

Помимо отказа от принципа моногамии, для массовой модели поведения было тогда характерно особое акцентирование плотского начала в браке. Даже среди богословов 12 в. еще не было единодушия в том, что следует признавать сутью брака - «согласие» на него (предполагавшее по крайней мере психологическую готовность к заключению данной брачной партии) или же подкрепление такого согласия плотским соитием. На практике же такое соитие долгое время исчерпывало эмоциональную сторону супружеских отношений. Отчасти это было связано с некоторыми общими чертами социальной психологии того времени. Люди вообще не считали нужным стесняться проявления чувств. Жаркие объятия, как и «потоки слез», не случайно сплошь и рядом упоминаются в самых разных литературных сочинениях 11-13 вв. И гнев, и страх, и ненависть, и пристрастие выражались неприкрыто и прямо. Хитрость и скрытность выступали скорее в качестве отклонения от нормы, чем правила.

В романе «Тристан и Изольда», являющемся обработкой более древних мотивов поведения, Изольда хватается за раскаленное железо (сцена суда над Изольдой), никакие препятствия не удерживают героев, стремящихся навстречу друг другу, Тристан и Изольда признают стихийность своих чувств, но сознательно готовы быть вместе, невзирая на все: Тристан спрашивает Изольду: «Что тебя терзает?» - «Увы, меня терзает все, что я знаю, все, что я вижу, меня терзает море, мое тело, моя жизнь». Она кладет руку на плечо Тристана, слезы затуманили ее глаза, губы дрожат. -- «Что же терзает тебя, друг мой?» -- спрашивает он еще раз. Она ответила: «Любовь к тебе». Прекрасная Дама: Бедье Ж. Тристан и Изольда.- М.: ТЕРРА, 1996, С.89.

Своеобразным было и восприятие собственного тела в Средние века. Граница, незримо отделяющая одно человеческое существо от другого, осмысливалась тогда иначе, чем ныне. Знакомые нам брезгливость и стыдливость отсутствовали. Естественными казались еда из общей миски и питье из общей чаши. На одной постели вповалку спали мужчины и женщины, взрослые и дети. Супруги совокуплялись в присутствии детей и родственников. Детородный акт еще не обрел ореола таинственности. Половая активность мужчины была предметом столь же пристального внимания, что и его воинские доблести. Даже церковью импотенция признавалась одним из главных оснований для развода.

В этом контексте понятнее игнорирование большинством современников духовной стороны взаимоотношений супругов. Решающую роль при выборе брачной пары играли матримониальные планы старших родственников. Что касается приязни между мужем и женой, то обычно она рисовалась современникам не столько необходимой предпосылкой, сколько лишь возможным следствием брака, обусловленным, прежде всего их телесной близостью.

2 Куртуазный культ Дамы, его значение для

формирования семейных ценностей

Дополнительный колорит привносит в эту картину брачно-семейных отношений 12-13 вв. куртуазный культ Дамы. Его возникновение относится к рубежу 11-12 вв., когда он впервые обнаруживается в рыцарской среде. Зародившись на юге Франции, со временем он распространился и на север страны и накладывает определенный отпечаток на представления не только аристократии, но и тех более зажиточных слоев неблагородных, которые пытались ей подражать. Отметим некоторые его черты, существенные для понимания взаимоотношения полов как в 12-13, так и в 14-15 вв.

Религиозный пыл рыцаря, участника крестовых походов на протяжении более 200 лет, в связи с исчерпанием возможностей и идеалов крестовых походов, утратил воинственный оттенок и обратился к образу Богоматери - Кроткой Дамы Небес, которую начали изображать со скипетром и державой, в короне, усыпанной бриллиантами, что сближало ее с образом вполне земной властительницы - королевы, жены старшего сеньора-короля.

И дома вернувшиеся из походов рыцари находили значительные перемены. Их жены, прежде жившие затворницами на своей половине дома в замке, в отсутствие мужей были вынуждены вникнуть в хозяйственные дела феода, научились управлять и привыкли к самостоятельности. Отвыкшие же от дел рыцари стали считаться с мнением женщин, и вскоре дамы стали украшать своим присутствием любое рыцарское сборище, внося свой вклад в решение деловых вопросов. Но чтобы заставить себя уважать женщину, надо было ее возвысить, возвести на пьедестал. И тут как нельзя более кстати возникла аналогия с Девой Марией: приблизив Богоматерь к земле, рыцари подтянули к ней свое новое отношение к женщине; из этого сближения развился культ Дамы сердца и помыслов рыцаря. Теперь и список рыцарских доблестей выглядел по-новому: «Рыцарь должен быть честным, умным, смелым, скромным, щедрым, набожным, вежливым и непременно влюбленным».

Модой века стала возвышенная (часто - заочная) любовь к Даме. Служить даме означало носить ее цвета (то есть - в одежде иметь детали того цвета, который есть в фамильном знамени или гербе дамы), сражаться в ее честь на турнире и на войне, защищать ее имя против всех и каждого, быть готовым исполнить любое ее пожелание.

Чтобы дама признала рыцаря своим служителем, приходилось совершать различные подвиги. Обряд такого признания был похож на принесение рыцарем вассальной клятвы своему сеньору; в заключение дама вручала рыцарю свое кольцо (иногда кольцо присылали с гонцом, не снисходя до личной встречи).

Скромность - эта новая рыцарская добродетель - предписывала не разглашать имя Дамы сердца, но конспирация соблюдалась весьма формально. Дамы дарили своим рыцарям мелкие личные вещи -вуаль, пояс, иногда даже рукав от платья, и рыцарь укреплял этот сувенир на своем щите. Во время турниров случалось, что эти вещи были повреждены оружием противника - даме полагалось этому радоваться. А если во время схватки рыцарь терял знак своей дамы, она тут же бросала ему новый, чтобы подбодрить его. Единственное, что не было принято - это избирать дамой сердца собственную жену.

Как и всякая романтическая затея, культ Дамы сердца довольно быстро начал формализоваться. Даму стали выбирать не по личной склонности, а по соображениям карьеры или из тщеславного желания слышать свое имя в сочетании с более громким титулом дамы. Появился новый тип странствующего рыцаря, который искал не обездоленных, нуждающихся в защите, а случая разрекламировать свое служение Даме. Роулинг М. Европа в Средние века. Быт, религия, культура.- М.: ЗАО, Центрполиграф, 2005, С.73-76.

В середине XIII иска один из таких рыцарей, Ульрих фон Лихтенштейн, подробно описал свои подвиги на поприще «служения Даме». Он разъезжал по Европе, вызывая желающих сразиться с ним в честь дамы, рыцарем которой он желал стать. Видимо, желающие не спешили, поэтому он стал обещать каждому, с кем сразится, золотое кольцо. К концу своих странствий он роздал 171 кольцо и сломал 307 копий. Наконец, дама прислала ему кольцо в знак признания его подвигов, но все же просила оставить ее в покое. Он обиделся и переключил свое внимание на другую. При этом его законная жена благополучно жила в замке Лихтенштейн, и время от времени он ее навещал - ко взаимной радости обоих. Литература и искусство западноевропейского Средневековья /Под ред. О.Л. Мещанской, Н.М. Ильченко.- М.: ВЛАДОС, 2002, С.56.

След, оставленный рыцарством в истории, как теперь принято говорить, неоднозначен. Тем не менее, за словом «рыцарь» устойчиво сохраняется положительный смысл. Исследователи истории нравов утверждают, что человеческое общество должно быть благодарно рыцарству за то, что оно обогатило его новым понятием о достоинстве личности - о чести.

В куртуазной литературе, рыцарской в социальном плане, формировалась некоторая поведенческая модель, само рождение которой и тем более готовность подражания ей определялись некоторыми глубинными тенденциями времени.

Исходный принцип куртуазной коллизии - поклонение неженатого рыцаря знатной матроне - супруге сюзерена этого рыцаря (или же какого-либо другого высокопоставленного властителя). Большинство жизнеописаний трубадуров начинается с того, что «муж знатный», рыцарь, обладающий «трубадурским художеством» влюбляется в даму, услышав о ней заочно, чаще всего в чужую жену, совершает в честь нее подвиги, в то время как его мать «чистит овечий закут и за хворостом ходит на склон», то есть занята бытовыми делами. Жизнеописание Бернарта Вентадорского // Жан де Нострдам. Жизнеописания древних и наиславнейших провансальских пиитов, во времена графов прованских процветших // Жизнеописания трубадуров/ Отв. ред. Е.М. Мелетинский.-М.: Наука, 1998, С. С.20-21.

Очень важный стимул этого поклонения - телесное влечение рыцаря к Даме. Конфликт обусловливается тем, что реализовать это влечение почти немыслимо: Дама обязана блюсти верность мужу, рыцарь не смеет оскорбить ее насилием, вассальная верность сюзерену требует от него величайшей осторожности. Тем не менее, рыцарь не в силах совладать со своей страстью, Даме лестно быть окруженной поклонением, и даже ее супруг небезразличен к этой славе жены.

Правила игры требуют соблюдения определенного ритуала. Настойчивому и верному поклоннику со временем может быть разрешено прикоснуться к подолу платья Дамы, поцеловать ей руку, даже заключить ее в объятия. Все это - при условии послушания Даме, готовности выполнять все ее желания - от чтения стихов известных трубадуров или труверов до совершения в ее честь подвигов на турнирах, в борьбе против обидчиков ее мужа или же в дальних странствиях, где рыцарь «во имя Дамы» защищает слабых, побеждает злодеев и сражается с истинными или выдуманными противниками. В конечном счете, Дама может дозволить поклоннику даже «возлечь» с нею: «и она полюбила его сверх всякой меры, позабыв про свою высокородность, и честь, и разум, и злоречие людей, и поддалась своим желаниям». Там же. С.21.

Нетрудно видеть, что этот ритуал воспитывал чувства. Он заставлял женщину дорожить честью, сдерживать чувственность, требовать от мужчины уважения к ее личности. Еще резче изменялся при соблюдении куртуазного ритуала кодекс мужского поведения. Вместо грубого овладения женщиной мужчине предписывались самоотверженное выполнение ее желаний, умение быть вежливым, заботится о развлечении Дамы и, что особенно важное, душевно самосовершенствоваться.

В результате всего этого вызревали новые представления об идеальном облике мужчины и женщины и их взаимоотношениях. Половая страсть не сводилась только к телесной. Соитие выступало как венец сближения, а не его единственное оправдание. Половое влечение наполнялось более сложным психологическим содержанием, его обязательным элементом становилось признание душевных достоинств партнеров. Каждый из них побуждался к самосовершенствованию ради другого. Возникало то, что мы привыкли называть любовью в собственном смысле этого слова. Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.291.

Конечно, все это поначалу существовало лишь как тенденция, действовавшая преимущественно в «мире воображения». Воплощение этого идеала в повседневной жизни встречалось не часто. Но все это подготавливало идейные и ментальные предпосылки для изменения взаимоотношений полов и для улучшения статуса женщины.

Приниженность женщины, неравноправие по сравнению с мужчиной -характерные черты христианской модели мира. «Созданная» в качестве «помощника» мужчине и лишь потому, что «нехорошо быть человеку одному», женщина, согласно христианскому вероучению, тем более обязана была подчиняться мужчине, что именно она, действуя «по наущению Сатаны», явилась непосредственной виновницей первородного греха. В рамках средневекового общества, в котором военный класс господствует над всеми мирянами, превосходство воина-мужчины нашло в христианской концепции мироздания как нельзя более подходящее оправдание. Преодолеть представление о неравноправии мужчины и женщины средневековый мир не сумел до конца своего существования. Однако в разные периоды это представление обретало различные формы.

Это умственное движение вовсе не затронуло воззрения рыцаря на женщину из простонародья. Та по-прежнему представлялась ему (как, впрочем, и простолюдин-мужчина) обязанной безусловным послушанием. Там, где это оказывалось возможным, рыцарь овладевал крестьянкой или горожанкой без всяких церемоний. Например, Маркабрюн узрел «пастушку, дочь мужлана». Похвалив ее красоту, Маркабрюн предложил ей немедленно «подо мной заняться делом рьяно». В ответ пастушка с достоинством говорит, что не желает «числиться шлюхой дешевой» и ее удел «с мужланом дочь мужлана». Пораженный отказом, Маркабрюн остается «в позе истукана». Жизнеописание Маркабрюна // Жан де Нострдам. Жизнеописания древних и наиславнейших провансальских пиитов, во времена графов прованских процветших // Жизнеописания трубадуров/ Отв. ред. Е.М. Мелетинский.-М.: Наука, 1998, С.12-14.

Таким образом, сдвиги в самосознании затронули и неблагородное население. Это особенно заметно по отношению к его верхушке, имевшей возможность воспользоваться результатами освобождения городов из-под власти сеньоров и так называемого личного освобождения крестьян. Несмотря на то, что дистанция между мужчиной и женщиной сохранялась, и здесь сознание своей самоценности возникало у людей и того и другого пола. Связь этих изменений с культом Дамы в среде рыцарства остается неясной. По мнению исследователей, модели мироздания, свойственные господствующему классу, так или иначе проникали в 13 в. и в иные слои общества, зародилось новое понимание любви и признание за женщиной более широких социальных возможностей. Дюби Ж.Куртуазная любовь и перемены в положении женщин во Франции XII в. // Одиссей. Личность и общество. -М.: Наука, 1990, С. 91.

Но основная масса городских жителей культивировала ценности семейной общины. Вот, например, как отзывается о своей умершей жене горожанин Пантагрюэль: «добрая мама, ласковая кормилица, возлюбленная воспитательница… она молит бога за нас, благородная милая и наивная… ей по праву принадлежало бессмертие». Рабле.Ф. Гаргантюа и Пантагрюэль.- М.: Правда, 1956, С. 22-24.

Следует упомянуть, что самосознание городского жителя формировалось постепенно от «крестьянского к ремесленному, затем особому бюргерскому». Основное население городов, возникших в 10-11 вв. в Европе, составляли ремесленники. Крестьяне, бежавшие от своих господ или уходившие в города на условиях выплаты господину оброка, становясь горожанами, постепенно освобождались от личной зависимости феодалу. Но в город он приносил ценности крестьянские, которые трансформировались постепенно. Габдрахманов П.Ш. Средневековые крестьяне и их семьи.- М.: Памятники исторической мысли, 1996, С.78. К тому же ремесленник первое время был одновременно и торговцем. Лишь в дальнейшем в городах появились купцы - новый общественный слой, сферой деятельности которого являлось уже не производство, а только обмен товаров. Строй общины-марки, изменённый в соответствии с условиями городского развития, сыграл очень большую роль в организации городского самоуправления и городского самосознания в средние века. Все горожане сумели добиться личного освобождения от крепостной зависимости. «Городской воздух делает свободным», - гласила средневековая пословица. Но характерной особенностью средневековой городской жизни в Европе была его цеховая организация, например, объединение ремесленников определённой профессии в пределах данного города в особые союзы - цехи. Цехи появились почти одновременно с возникновением городов. В дальнейшем любые формы городской жизни приобретали структуру цеховой организации, даже общества интеллектуалов (университеты). Цеховая регламентация подчиняла своим правилам и труд, и быт человека. Образцом для цеховой организации, как и для организации городского самоуправления, был общинный строй. Каждый цех работал в своей собственной мастерской со своими инструментами и на своём сырье. Традиционность и рутина были характерны для средневекового ремесла, так же как и для крестьянского хозяйства. Внутри ремесленной мастерской почти не существовало разделения труда. Ремесленнику помогала обычно в работе его семья. Вместе с ним работали один или два подмастерья и один или несколько учеников. Но полноправным членом цеха являлся только мастер, владелец ремесленной мастерской. Мастер, подмастерье и ученик стояли на разных ступенях своеобразной цеховой иерархии. Предварительное прохождение двух низших ступеней было обязательным для всякого желавшего вступить в цех и стать его членом. Цеховой дух рождал цеховые регламенты. Например, Свадебный регламент г. Аугсбурга предписывал что делать в день бракосочетания всем участникам свадьбы, кому и чего сколько дарить, сколько гостей приглашать на свадьбу: «и каждая невеста должна вести с собой в баню не более 10 женщин», «слугам дома можно доставить от 4 до 6 пфеннингов», «ни одна женщина во время свадьбы не должна переодеваться более двух раз» и т. п. Свадебный регламент (конец 13-начало 14 века). Из «Городской книги» Аугсбурга // Хрестоматия по истории средних веков. Т.1 //Под ред. Н.П. Грацианского и С.Д. Сказкина.- М.: Госуд. уч.-пед. изд-во Мин. Просвещения РСФСР, 1949, С. 393-394. В перечислении данных рекомендаций сквозит особой дух домостроя, общего для всех слоев города.

3 Изменения ценностей брака и семьи в 14-15 столетиях

14 в. ознаменовался в Европе глубочайшими социальными потрясениями. Неблагоприятное изменение климатических условий, характерное для 14 и 15 столетий, и участившиеся вследствие этого недороды были лишь одним из импульсов подобных движений. Хозяйственный кризис затронул как трудовое население, так и земельных собственников (включая городских землевладельцев), чьи доходы сократились. Крестоносное движение на Восток, исчерпавшее себя уже в предыдущем веке, перестало быть отдушиной для оттока недовольных. Зарождались новые формы поиска «земли обетованной» - вне официальной церкви (например, движение «пастушков»).

Кризис усугублялся обострением военных конфликтов. Смыкание владений французского короля с территориями, подвластными немецкому императору и английскому королю (последний владел рядом юго-западных и северных провинций в самой Франции), привело к началу межгосударственных войн, гораздо более масштабных и опасных по своим последствиям, чем частные войны между отдельными сеньорами в прошлом. Одной из первых в Европе войн этого нового типа стала Столетняя война между Францией и Англией, начавшаяся в 1337 г. и продолжавшаяся с перерывами более века (до 1453 г.).

Небывало ожесточенная и упорная, она наложила сильнейший отпечаток на мироощущение всех слоев, особенно английского и французского общества. Неспособность королевской власти и дворянства защитить простых людей от иноземного противника заставила многих из них, особенно городскую и сельскую верхушку, глубже проникнуться сознанием собственной ответственности за свою судьбу и породило или укрепило резко критическую оценку рыцарства и знати. Внутри французского дворянства, лишившегося в результате тяжких военных поражений уверенности в своем политическом будущем, усилился внутренний разброд. Некоторые возглавили отряды («банды»), занятые неприкрытым грабежом городов и деревень. Другие, презрев прежние представления о кровных достоинствах знати, стремились поправить дела выгодными браками с отпрысками богатых горожан. Третьи поступали на службу к воюющим суверенам - французскому или английскому королю и бургундскому герцогу - и, живя их подачками, делили время между участием в военных экспедициях и придворных торжествах и церемониях; эта категория рыцарства сохраняла внешнюю верность традиционным обычаям, включая культ благородной Дамы. В общем и в среде дворянства, и в среде городской верхушки (не говоря уж об общественных низах) зарождалась глубокая неудовлетворенность сущим - предвестник социальных и культурных сдвигов.

Расшатывание прежних устоев ускорилось в период невиданной по масштабам эпидемии чумы, разразившейся во Франции в 1348-1349 гг. Продолжаясь с перерывами до середины 15 в., она стоила Франции 30-40% ее населения. Пережившие «черную смерть» и жили, и чувствовали иначе, чем раньше. Многим из них, включая и лиц из имущих классов, пришлось покинуть насиженные места. На новом месте жизнь начиналась нередко как бы заново. Былые традиции жизни и быта нередко забывались. Этому способствовал и разрыв в преемственности поколений, вызванный гибелью в чуму многих старших возрастных групп во всех социальных классах. Психологический кризис усугублялся за счет многократно участившихся крестьянских восстаний, в ходе которых и их участники, и те, кто подавлял восстания, подталкивались к переосмыслению своих взглядов на мир.

Все это делает понятнее и отличия в мировидении наций конца 14 и 15 вв. от прошлого. В изменившейся картине мира гораздо резче проступали критические мотивы, подвергались сомнению многие прежние ценности. (Расцвет сатирических жанров в литературе был лишь одним из проявлений этого умственного движения эпохи.) Однако в разных социальных и интеллектуальных группах переосмысление привычных представлений протекало по-разному. На уровне массового сознания неудовлетворенность сущим толкала сплошь да рядом не к отказу от укоренившейся христианской картины мироздания, но чаще лишь к некоторому ее переформулированию. Растущее несоответствие христианских идеалов и действительности побудило конформные умы видеть главную причину этого в несоблюдении Господних заветов. Тому, кто не был способен подняться над устоявшимися идеологическими штампами, главным средством исправления мира представлялось более жесткое выполнение традиционного канона.

Необходимость изменения самого канона могла быть понята тогда очень немногими. В первую очередь это касается интеллектуальной элиты, способной возвыситься до гуманистической переоценки всей системы ценностей. Такая гуманистическая интеллигенция начала зарождаться во Франции и Италии. Хотя ее деятельность имела весьма ограниченные масштабы, свойственные ей представления нашли свое воплощение в литературе того времени.

Эти констатации, касающиеся общей «расстановки сил» в социокультурном развитии наций конца 14 - начала 15 в., помогают понять и различные варианты восприятия и трактовки брака в это время, отразившиеся в памятниках литературы.

Для массовых подходов характерно безусловное приятие канона церковного брака. Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.298. В отличие от предшествующего столетия, когда пережитки дохристианского брака еще продолжали играть роль и в представлениях о браке, и в матримониальной практике, в 14-15 вв. моногамный церковный брак - единственная принятая в массовом сознании форма брака. Более того, большинство городского (да и сельского) населения демонстрирует ныне еще большую требовательность к соблюдению основных элементов брачного канона, чем официальные богословы. Церковь, например, не ставила в это время под сомнение возможность повторных браков, в том числе между пожилыми вдовцами и юными девушками или богатыми вдовами и сравнительно молодыми мужчинами. В массах же такие браки встречали резкое осуждение: обычай так называемых шаривари, устраиваемых около дома, где поселялись такие новобрачные, или же около церкви, где их венчали, мог включать на рубеже 14-15 вв. не только «кошачий концерт», но и драки и даже убийства. Церковные запреты «шаривари» успеха не имели: эксцессы удавалось предотвратить лишь уплатой специального выкупа.

Столь же сурово осуждались городскими и сельскими массами прелюбодеяния супругов, особенно жен. В некоторых городах существовала своего рода «полиция нравов». Она действовала при поддержке населения. Возглавленные молодежными братствами жители подвергали осмеянию и женщин, уличенных в прелюбодеянии, и их обманутых мужей. Попытки неофициального развода супругов, при котором жены стремились проживать отдельно от их бывших мужей, нередко служили поводом для групповых изнасилований. Нетерпимостью характеризовалось и отношение к конкубинату. Толпы людей предавали уличенных в конкубинате женщин осмеянию. Всеобщее преследование доводило некоторых из них до убийства собственных детей и до безумия.

Невыполнение канона моногамного брака воспринималось таким образом в массах как безусловное нарушение установленного порядка вещей. Это предполагало крайнюю нетерпимость по отношению к таким нарушениям на практике. Действительность была, однако, намного сложнее. Воспринимая любые отклонения от брачного канона как заслуживающие осуждения, люди того времени все же, в своей массе, считали «грехи» подобного рода в известном смысле неизбежными.

Как свидетельствуют «Пятнадцать радостей брака», повторные браки встречались повсеместно, супружеские измены были обычным делом. Судя по другим памятникам 14-15 вв., упоминаемым различными исследователями, конкубин и незаконнорожденных детей имел среди дворян и клириков едва ли не каждый пятый (или даже третий) мужчина. Во всех городах (и даже в больших деревнях) существовали публичные дома, принадлежавшие не только богатым собственникам, но и местным магистратам, королевским приближенным и даже аббатам и епископам. Они функционировали вполне открыто, занимали лучшие здания в центре поселения. Посещение проституток считалось нормальным явлением, не требующим сокрытия. Наоборот, молодой мужчина, не появлявшийся в публичном доме, порождал кривотолки, его могли заподозрить в том, что он болен или слишком стеснен в средствах.

Противоречие между моральным осуждением отклонений от брачного канона и терпимостью к его нарушениям было одним из парадоксов массового средневекового сознания. Корни этого парадокса - в одном из конститутивных средневековых представлений о неизбывном несовершенстве человеческой натуры. Согласно этим представлениям, устоять перед всеми соблазнами грешной плоти дано лишь избранным. Для рядового мирянина моральным достижением можно считать уже то, что он избежал совершения более тяжкого греха. Именно поэтому принципиальное осуждение всех нарушений церковного брака оказывалось совместимым с терпимостью к совершению отдельных из них.

Причины частого нарушения церковного брака не сводятся только к тому, что им можно было найти оправдание в принятой картине мира. Существовало немало сугубо прозаических жизненных обстоятельств, делавших таковые нарушения более или менее неизбежными. Начать с того, что, как и раньше, выбор брачной партии в большинстве случаев происходил без учета обоюдных склонностей супругов. Решающую роль играли либо воля старших родственников, либо желания жениха. В результате знатная родом, но бедная невеста становилась женой богатого горожанина или же обедневший дворянчик женился на богатой невесте из неблагородных. Невеста в обоих случаях была пассивной жертвой сложившихся обстоятельств. Идеал взаимной любви, проповедовавшийся при воспевании благородной Дамы, оставался чужд матримониальной практике.

Большое значение имел и тот факт, что в 14 и особенно в 15 в. принятый, например, во Франции возраст первого брака мужчин в силу ряда обстоятельств повысился до 24-26 лет. (Девушки выходили тогда замуж между 15 и 21 годом.). Вследствие этого во всех социальных группах огромное число молодых людей в течение 10-12 лет после достижения половой зрелости оставались холостыми. Чем заметнее увеличивалась их доля, тем сложнее было их «умиротворение». Адюльтер, конкубинат, проституция выступали как некий «предохранительный клапан», защищавший «законный» брак от агрессивных поползновений холостяков. Это укрепляло тенденцию терпимого отношения основной массы населения к маргинальным формам половых отношений.

Все сказанное делает понятнее ситуации, фигурирующие в «Пятнадцати радостях брака», в произведениях городского фольклора. Неудовлетворенность супругов браком, несоблюдение ими брачного канона, как и критическое отношение к браку в целом и к возможности (и необходимости) любви, между супругами, выступает в этих текстах с полной очевидностью.

Не менее ярко проявляется в упомянутых текстах антифеминизм. О причинах его возникновения (и сохранения) уже говорилось. Во многих жанрах литературы конца 14- начала 15 в., и прежде всего в фаблио, фарсах и городской повести, он находит, пожалуй, особенно яркое воплощение. Связано это, в частности, с тем, что культ благородной Дамы, сложившийся в 12-13 вв., во многом утратил свое влияние. Он разделил судьбу многих рыцарских ценностей, которые, хотя и не были забыты, все чаще рассматривались как своего рода миф, не имеющий отношения к повседневной жизни. В Повседневной жизни, судя по «Пятнадцати радостям брака», женщина пилит мужа из-за отсутствия необходимых ей нарядов: «я прямо от стыда сгораю, красуясь в этаком тряпье»; вводит мужа в долги, посещает веселые сборища, заводит любовника, заводит ребенка не от мужа, отчего «муж наплакался вдоволь и померкла его красота и молодость, он утомлен работою и домашним хозяйством, прибит и усмирен женой». Пятнадцать радостей брака //«Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.5-32.

О рыцарских идеалах, как и добродетелях прекрасной Дамы, продолжали, правда, писать или петь придворные поэты и барды. Те же мотивы звучали и в произведениях других жанров, в частности в поздних рыцарских романах. С точки зрения культурной перспективы воспевание возвышенной любви к женщине и прославление рыцарской верности и чести имело, несомненно, большую важность: эти высокие идеалы обретали характер непреходящих ценностей. Но обыденная жизнь демонстрировала глубокий разрыв между содержанием подобных произведений и реальным поведением того же дворянства. Традиционный образ женщины как похотливой соблазнительницы и корыстолюбивой обманщицы, издавна сложившийся в христианской литературе, не имел теперь того «противовеса», каким объективно был для него на рубеже 12-13 вв. образ благородной Дамы. Кризис рыцарского «культа Дамы» был, следовательно, одним из стимулов оттеснения идей куртуазной любви на третьестепенный план. Бессмертный Ю.Л. Брак, семья и любовь в средневековой Франции // «Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.303.

Торжеству чувственности способствовали в 14-15 вв. и другие обстоятельства. Среди них в первую очередь следовало бы упомянуть о возросшем влиянии низового пласта культуры с характерным для него представлением о естественности и оправданности всех воспроизводящих жизнь телесных контактов. Не без этого влияния эротические темы, традиционно присутствовавшие в литературе и в 12, и в 13 вв., в 14-15 вв. привлекают еще большее внимание. Особенно это сказывалось на наиболее демократических жанрах литературы, таких, как фаблио, фарсы, городская повесть, где эротические сюжеты оказываются сплошь да рядом ведущими. Роль этих сюжетов в «Пятнадцати радостях брака» и фаблио - лишь одно из свидетельств этой тенденции.

Соответственно и институт брака в массовой картине мира выступает в 14-15вв. прежде всего как средство реализации чисто плотских связей. Для мужчины такой брак - и утеха, и объект насмешек, и вынужденный союз с «погубительницей рода человеческого». Для брака как института это никаких угроз не создавало. Как уже говорилось, церковный брак стал к этому времени бесспорным и неотъемлемым элементом принятой модели поведения.

Сосредоточивая внимание на плотской стороне брака, ряд жанров городской литературы 14-15 вв. как бы продолжали и развивали традицию «бесстыдства», о которой уже упоминалось. Обычными в это время были, например, такие процедуры, как публичное укладывание новобрачных в супружескую постель, выставление на всеобщее обозрение на утро после свадьбы постельного белья молодоженов, поднесение мужу после крика лишенной девственности новобрачной подкрепляющего питья и т.п. Однако в культивировании этого полуязыческого эротизма в 14-15 вв. начали проглядывать и иные, новые тенденции: обмирщение принятых ценностей, умаление традиционной средневековой аллегоричности и символики, вытеснение их подчеркнуто приземленными ритуалами. В этом можно было бы видеть один из симптомов зарождения предренессансных подходов. Михайлов А.Д. «Пятнадцать радостей брака». Комментарии //«Пятнадцать радостей брака». и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.269.

4 Как воспринимали женщину первые вестники гуманизма

Полуязыческий эпохи конца развитого Средневековья сочетался с критикой приоритета плоти, с отказом от антифеминизма и даже с защитой достоинства женщины: последняя видится, например, в творчестве Кристины Пизанской, которая считает женщину творением Бога, не уступающим по своим способностям мужчине.

Одной из наиболее ясно сознаваемых целей творчества Кристины Пизанской была защита достоинства женщины. Глубоко переживавшая не столько вообще неравенство мужчины и женщины, ибо определенное их социальное неравенство она воспринимала как должное и естественное, сколько именно унижение достоинства женщин через глубоко укоренившееся в литературе и социальном сознании представление об изначально низменной их природе, она много сил отдала тому, чтобы доказать и убедить, прежде всего самих женщин, в том, что женская душа, равно как и мужская, сотворена по образу и подобию Божьему. И поэтому женщина, хотя Бог и природа предопределили ее к иным обязанностям, чем мужчину, душой и телом столь же совершенна.

Главным ее произведением, написанным в защиту женщин, является «Книга о Граде Женском» (1404-- 1405 гг.). По аналогии с Градом Божьим из знаменитого сочинения Аврелия Августина, она мыслила свой Град как твердыню женского достоинства и убежище всех добропорядочных женщин, гонимых несправедливыми наветами и клеветой. «Мои дорогие сестры, -обращается она к ним, - человеческому сердцу от природы свойственно ликовать, когда отражается нападение врага и одерживается победа. И отныне, дорогие подруги, вы можете, не оскорбляя Бога, честно и благопристойно ликовать при виде этого нового Града, который, если вы возьмете на себя заботы о нем, станет для всех вас, добродетельных женщин, не только прибежищем, но и крепостью, защищающей от врагов». Кристина Пизанская. Из «Книги о граде женском» ////«Пятнадцать радостей брака» и другие сочинения французских авторов 14-15 веков.- М.:Наука, 1991, С.219.

В аллегорической форме, столь излюбленной в средние века, Кристина пишет, как к ней, глубоко возмущенной нападками на женщин в сочинении клирика Матеолуса (Матеоллус (1260-1320)-французский писатель, автор книги «Lamenta». В этой книге излагались различные жалобы на супружескую жизнь и содержались многочисленные обвинения против женщин), которое она принялась читать, явились три женщины - Разум (по-французски слово «Raison» женского рода), Справедливость и Праведность. По их совету она стала вместе с ними возводить Град Женский, иначе говоря - рассматривать и опровергать все обвинения, которые когда-либо возводились на женщин, разумно и справедливо оценивая их природу и способности.