Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние

Нефедов С. А

РЕФОРМЫ ИВАНА III И ИВАНА IV: ОСМАНСКОЕ ВЛИЯНИЕ

Статья опубликована в журнале «Вопросы истории». 2002. № 11

Часть статьи воспроизведена в турецком журнале «DA - diyalog avrasya». Istambul, 2003. № 8. P. 34-40

Хорошо известно, что европейские послы и путешественники, приезжавшие в Россию в XVI-XVII веках считали «Московию» страной Востока. «Сравнения с турецкими султанами стали даже общим местом для иностранных писателей при характеристике московского государя», - отмечал В. О. Ключевский. Сопоставления с Турцией и Персией делались мимоходом, вскользь, как нечто вполне естественное. «Манеры столь близки турецким…» - писал Джером Турбервиль, а Сигизмунд Герберштейн и де ла Невиль отмечали, что одежда русских очень похожа на одежду татар и турок. «...И поныне у них оказывается мало европейских черт, а преобладают азиатские», - отмечал в 1680 году Яков Рейтенфельс. Тосканский посол писал о восточной пышности торжеств, об азиатских приемах управления государством и «всем строе жизни», так не похожем на европейский.

За сто лет до Рейтенфельса в России побывал посол королевы Елизаветы, Джайлс Флетчер. Ученый дипломат внимательно изучал русские порядки и оставил описание страны, исполненное в лучших традициях просвещенной Англии. Флетчер подробно охарактеризовал организацию московского войска, административную и финансовую систему - так что его труд считали на Западе «энциклопедическим». Английский ученый не проводил детальных сопоставлений - но на каждой странице его труда незримо присутствовало все то же видение Востока. В конце концов, оно материализовалось в форме вывода - решительного и окончательного, как приговор судьи:

«Образ правления у них весьма похож на турецкий, - писал Флетчер, - которому они, по-видимому, пытаются подражать, по положению своей страны и по мере своих способностей в делах политических…»

Как отнеслись русские историки к этому приговору? Очень просто: они его проигнорировали. Османский султан был великим врагом православной России, и признать какие-то связи с османами было равносильно признанию в преступлении. Тем более что Флетчер не предъявил никаких доказательств он не проводил детального сопоставления военной или административной систем, он считал сходство очевидным. Спустя несколько столетий все это покрылось дымкой времени и стало отнюдь не очевидным - появилась возможность не замечать то, что не хочешь видеть. Так что же имел в виду Флетчер?

Ричард Ченслор, открывший морской путь в Россию, оставил после себя мемуары, рассказывавшие о Московском царстве. Свежий взгляд первооткрывателя позволил ему выделить в устройстве этого царства самое главное - поместную систему. Ченслор посвятил несколько страниц описанию этой системы; он с восторгом писал о том, что благодаря поместной системе московский государь имеет великое множество храбрых воинов. «Если бы русские знали свою силу, никто не мог бы бороться с ними…» - таков был вывод английского путешественника.

Поместная система была основой Российского государства. Известный исследователь С. Б. Веселовский отмечал, что поместная система появилась на Руси внезапно, в конце XV века, и сразу же получила широкое распространение. Воину за его службу давали от государя поместье с крестьянами, но это владение оставалось государственной собственностью; помещику причитались лишь платежи, зафиксированные в переписных листах. Поместье было небольшим, молодой воин, «новик», получал не больше 150 десятин земли - около десяти крестьянских хозяйств. Помещики регулярно вызывались на смотры, и если воин вызывал недовольство командиров, то поместье могли отнять; если помещик проявил себя в бою, то «поместную дачу» увеличивали. Воинские командиры, бояре и воеводы, получали до 1500 десятин, но были обязаны приводить с собой дополнительных воинов - наемных слуг или боевых холопов - по одному человеку с каждых 150 десятин. Дворянин, получавший отставку по старости или из-за ран, имел право на часть поместья, «прожиток». Если сын помещика поступал в службу вместо умершего отца, то он мог наследовать отцовское поместье - но не все, а лишь в тех размерах, которые полагались «новику».

Поместная система позволяла Ивану Грозному содержать армию в 100 тысяч всадников - и на Западе не было ничего подобного этой системе. Когда-то, во времена Карла Великого, франкские рыцари тоже владели бенефициями на условиях службы - но тогда не было ни норм «поместных дач», ни служебного распорядка. Кроме того, все это было в далеком прошлом; к XVI веку владения рыцарей покупались и продавались, как собственность, а вассальная служба отошла в область преданий. Единственным государством, где существовала такая же, как в России, поместная система была Турция.

В Турции поместье называлось тимаром, а помещик - тимариотом или сипахи. Размеры поместья исчислялись не в десятинах, как в России, а в денежном доходе; начальный тимар, предоставляемый молодому воину, назывался кылыдж тимаром («сабельным тимаром») и обычно давал доход в 1000 акче. 1000 акче - это примерно 10 рублей; по расчетам историков, доходы русского «новика» составляли около 12 рублей. Так же как в России, турецкие помещики регулярно вызывались на смотры, и если воин вызывал недовольство командиров, то тимар могли отнять; если сипахи проявил себя в бою, то тимар увеличивали за счет добавочных «долей» хиссе. Сипахи, получавший отставку по старости или из-за ран, имел право на «пенсионную» часть поместья, текайюд. Если сын поступал в службу вместо отца, то он наследовал не все отцовское поместье, а лишь кылыдж тимар. Офицеры получали большие тимары с доходом до 20 тысяч акче, но при этом обязывались выставлять дополнительных воинов, гулямов, из расчета один гулям на полторы-две тысячи акче дохода. Так же как поместье, тимар считался государственной собственностью, и воин имел право лишь на получение денежных сумм, указанных в поземельном реестре, дефтере.

На сходство русских помещиков и турецких тимариотов еще в XVII веке указывали Крижанич и Рейтенфельс; позднее на это сходство обращали внимание такие известные историки, как Р. Г. Виппер и Г. В. Вернадский. Действительно, детальные совпадения в организации поместной и тимарной систем не оставляют сомнения в том, что русское поместье является копией турецкого тимара. Таким образом, поместная система, лежавшая в основе российского государства, была перенята у Османской империи. Когда, почему и при каких обстоятельствах это произошло? И не были ли при этом переняты другие общественные принципы и институты? Может быть, Флетчер имел в виду не только поместную систему?

Ответ на эти вопросы лежит вне пределов традиционного курса русской истории; исследователю необходимо обратиться к истории Османской империи. Для того, чтобы понять историю России, нужно понять историю великих цивилизаций Востока.

Османская империя была наследницей древних цивилизаций Востока, и для того, чтобы понять основные принципы османского государства, нам придется вернуться к истокам истории, к великим вопросам о Правде, Законе и Справедливости.

В трудах мусульманских государственных деятелей - в том числе в знаменитой «Книге правления» Низам ал-Мулька - справедливость выступает как основной принцип государственного управления. «Государям надлежит блюсти божье благоволение, - писал Низам ал-Мульк, - а благоволение господа - в милостях, оказываемых людям и достаточной справедливости, распростираемой среди них… Неизбежно государю раза два в неделю надо разбирать жалобы на несправедливости, и, творя правосудие, выслушивать народ самолично… Амилям, которым дают должность, следует внушать, чтобы они хорошо обращались с людьми… не брали бы ничего сверх законного налога… Если кто из народа окажется в затруднении… надо дать ему в долг, облегчить его бремя…» Великий визирь приводит в пример Хосрова Ануширвана: «Я буду охранять от волков овец и ягнят, - сказал Ануширван. - Я укорочу загребистые руки и сотру с лица земли зачинщиков разрухи, я благоустрою мир правдой, справедливостью и спокойствием, ибо призван для этой задачи».

Хосров Ануширван - это был традиционный образ грозного восточного монарха, охраняющего справедливость с помощью суровых расправ. Опыт тысячелетий привел восточных мудрецов к выводу, что справедливость не должна быть кроткой, что за нее надо бороться, что «нужно стереть с лица земли зачинщиков разрухи», «погубить беззаконных и злых».

«Основа управления есть справедливость, - подчеркивал великий визирь Рашид аддин, - ибо, как говорят, доход государства бывает от войска нет дохода султана, кроме как от войска, а войско можно собрать благодаря налогу - нет войска без налога, а налог получают от райата - нет налога, кроме как от райата, а райата можно сохранить благодаря справедливости - нет райата, если нет справедливости».

Необходимо отметить, что существование исламской справедливости признавали даже ярые враги ислама: «И все же великое правосудие существует среди поганых, - писал серб, вернувшийся из турецкого плена. - Они соблюдают правосудие между собой, а так же ко всем своим подданным… ибо султан хочет, чтоб бедные жили спокойно… над ними владычествуют по справедливости, не причиняя им вреда». «Не наживе, но справедливости служит занятие правосудием у этих безбожных язычников свидетельствует Михалон Литвин. - И знать, и вожди с народом равно и без различия предстают пред судом кадия…» Характерно, что в понятие мусульманской справедливости входило не только равенство всех перед законом, но и справедливые налоги и справедливые цены на рынке - все цены устанавливались кади с учетом себестоимости товара и максимальной торговой надбавки в 10%.

Исламская государственная идея провозглашала господство государства над обществом. Повсюду преобладала государственная собственность, в частной собственности могли находиться лишь имущества, созданные личным трудом. «Примеры, взятые из образа действий Пророка вместе с некоторыми местами Корана послужили основой странному учению, стремящемуся не больше не меньше как к полному отрицанию даже самого принципа личной частной собственности», - писал И. Г. Нофаль. Все земли, недра и другие источники богатства рассматривались как общее достояние мусульманской общины. Поскольку, как говорит Коран, «все имущества принадлежат только Богу», то они могли быть в любой момент конфискованы властями. Поэтому богатые люди опасались выставлять на глаза свое состояние, золото и ценности прятали в землю, а дома старались строить так, чтобы не вызвать зависти или подозрений - то есть делали их небольшими и неказистыми.

Османская империя унаследовала от своих предшественников великие принципы исламской справедливости. Однако путь к созданию могущественной империи был долгим и непростым. В начале XIV века турки-османы были лишь одним из многих кочевых племен, отброшенных монгольским нашествием к границе Азии; их вождь Осман жил в палатке и оставил после себя лишь “несколько славных табунов и овечьих стад”. Вместе с другими племенами османы принимали участие в войнах с Византией; эти войны обогащали вождей-беев, которые содержали дружины из рабов-гулямов и владели обширными вотчинами-мульками. Сын Османа Орхан (1324-1362) и его наследник Мурад I (1362-1389) постепенно налаживали управление завоеванными территориями, перенимая при этом традиционные порядки мусульманского Востока. Со времен Халифата в мусульманских странах существовала традиция разделения военных, финансовых и судебных властей; причем духовные судьи, «кади», судили по законам шариата. Все земли разделялись на частные («мульк»), церковные («вакф»), государственные («мири»), и личные земли султана («хассе»); соответственно этому казна разделялась на государственную казну и личную казну султана. Казна и земли султана, дворцовое хозяйство и гвардия составляли султанский двор и имели особое управление.

Все завоеванные земли считались принадлежащими государству, поэтому прежние собственники этих земель теряли все права. Часть населения - прежде всего знать и многие горожане - выселялась с завоеванных земель в коренные османские области, это переселение называлось «сургун», что в современных словарях переводится как «изгнание». Сразу после завоевания производилась перепись населения и земельный реестр («дефтер»), в котором указывалось число хозяйств в деревне и перечислялись полагающиеся с деревни платежи по налогам. Крепостные крестьяне сразу же получали свободу. Все повинности, которые прежде несли крестьяне в пользу своих господ, заменялись одним небольшим денежным оброком, выплачиваемым государству. По окончании переписи утверждалось провинциальное «Канун-наме», сборник законов новой провинции, в котором, в частности, фиксировались налоги и правила землевладения. Некоторые деревни выделялись в тимар воинам-всадникам, и в дефтере (на основе законов) указывались платежи, следующие тимариоту-сипахи. Все действия тимариота контролировались государством, и если он пытался брать лишнее, то крестьяне могли пожаловаться судье-кади и тимар мог быть отнят. Крестьяне были свободными людьми и их повинности были невелики; основной налог мусульман, «ашар», составлял десятину урожая; немусульмане платили еще «джизью», которая считалась откупом от военной повинности; в целом налоги немусульман составляли примерно четверть урожая - для примера, в Боснии до мусульманского завоевания оброки отнимали 3/5 дохода крестьянина. Султан Сулейман Законодатель (1520-1566) требовал от своих пашей «обращаться с нашими подданными так, чтобы крестьяне соседних княжений завидовали их судьбе». Сипахи и санджакбеи должны были следить за состоянием крестьянских хозяйств и, по возможности, обеспечивать их стандартными наделами земли, «чифтами». Многие турецкие историки считают, что отношения в османской деревне основывались на принципах социальной справедливости и классовой гармонии, что сипахи и райаты в конечном счете одинаково работали на государство, а государство всемерно заботилось о своей «пастве». Лорд Кинросс называет реформы, проводившиеся османами на завоеванных землях, не иначе, как «социальной революцией». «Балканские крестьяне вскоре пришли к пониманию того, что мусульманское завоевание привело к его освобождению от феодальной власти христиан. - пишет Кинросс. - Османизация давала крестьянам невиданные ранее выгоды».

Центральное управление Империей осуществлялось «диваном», советом, в который входили главы военной, финансовой и судебной администрации, и который возглавлял великий визирь. Все члены администрации были сменяемыми по воле султана, который сохранял за собой функции главнокомандующего, «меча правоверных», и хранителя справедливости. Османский суд был суровым и скорым; чиновники, обвиненные в вымогательствах, во взяточничестве или казнокрадстве безоговорочно предавались смерти. Во времена Сулеймана Законодателя ко двору ежедневно доставлялось 40-50 голов казненных за преступления такого рода; эти головы выставляли для всеобщего обозрения у входа во дворец Топкапа. У Топкапы обычно лежало много голов, одни на драгоценных блюдах, другие на деревянных тарелках, а головы мелких чиновников просто бросали на землю - эта картина производила впечатление страшного террора, но это соответствовало облику грозного восточного монарха, поддерживающего справедливость с помощью жестоких расправ. Обычным наказанием за мелкие преступления был кнут - «торговая казнь», осуществляемая в присутствии судьи в людном месте - чаще всего на базаре. Обычай мусульман безжалостно сечь своих преступников отразился в русском языке выражением «драть, как сидорову козу»; «садар каза» по-арабски - это «приговор судьи» («казия»).

С помощью тимарной системы османы создали многочисленную и сильную кавалерию сипахи, однако секрет их военного могущества заключался не в кавалерии, а в пехоте и артиллерии. При султане Мураде I были созданы первые подразделения янычар - это был корпус регулярной пехоты, составленный из воинов-рабов, с детства воспитанных в казармах. «В казармах, похожих на монастыри, дисциплина была так строга, что ночью никто не мог оставаться вне них», - пишет Г. Дельбрюк. Это было дисциплинированное и обученное войско, получающее жалование из казны. В Европе еще не было подобных армий.

Постоянная армия, подчиняющаяся монарху, является мощным оружием в борьбе с сепаратистскими устремлениями феодалов - и естественно, что усиление султанов вызвало недовольство беев и эмиров, которые еще не забыли о былой независимости. В первой половине XV века беи все еще владели дружинами и огромными мульками, они устраивали мятежи и разжигали распри между наследниками султанского престола. В 1402 году беи изменили султану Баязиду I, и это едва не привело к гибели Османского государства - турки были разбиты Тамерланом, и Баязид попал в плен. Порожденные этим разгромом междоусобицы продолжались двадцать лет, и лишь в 1423 году султану Мураду II (1421-1451) удалось подавить все мятежи. В своей борьбе со знатью Мурад II опирался на корпус янычар, который в это время стали комплектовать путем набора мальчиков-рекрутов из среды немусульманского населения. Обращенные в ислам и воспитанные в казармах молодые люди назывались «государевы рабы», «капыкулу». Преданность «капыкулу» побудила султана назначать из их среды командиров и чиновников; новое окружение Мурада II состояло из специально обученных в дворцовой школе «государевых рабов». «Не меньшее значение имели обучение и упражнения во дворце… - писал польский посол князь Збаражский. - Через это проходили все должностные лица, как через школу, и были образцом для всей земли». Наивысшей наградой для чиновника-раба были почетные одежды - шуба с султанского плеча.

Отсутствие потомственной знати и сословных привилегий вызывало удивление посещавших Турцию европейцев. «Во всем этом многочисленном обществе, - писал германский посол, - нет ни одного человека, обязанного своим саном чему-либо, кроме своих личных заслуг…» «Там нет никакого боярства, - свидетельствовал Юрий Крижанич, - но смотрят только на искусность, на разум и на храбрость». Все были равны перед законом и всем открывались одинаковые возможности для продвижения по службе; многие крупные вельможи были принявшими ислам славянами, албанцами, греками. Большая часть армии говорила по-славянски; воины, янычары и сипахи, сами выбирали своих командиров из числа самых отчаянных храбрецов.

Дисциплина, порядок и мужество янычар помогали им одерживать победы в сражениях, но настоящая слава пришла к ним тогда, когда в руках «новых солдат» оказалось новое оружие. При Мураде II янычары были вооружены аркебузами-«тюфенгами»; был создан мощный артиллерийский корпус, «топчу оджагы» - таким образом, на свет явилась регулярная армия, вооруженная огнестрельным оружием. Создание новой армии вызвало волну османских завоеваний. В течение двадцати лет после взятия Константинополя турки овладели Сербией, Грецией, Албанией, Боснией, подчинили Валахию и Молдавию. Затем они обернулись на Восток, окончательно покорили Малую Азию, и в 1514 году в грандиозной битве на Чалдыранской равнине разгромили объединенные силы господствовавших над Ираном кочевников. Походы султана Селима Грозного (1512-1520) в Сирию и Египет превратились в триумфальное шествие османских армий. Простой народ повсюду приветствовал новые власти, которые отнимали богатства у знати, наделяли землей крестьян и снижали налоги - султан Селим называл себя «служителем бедняков». Горожане Каира подняли восстание и с оружием в руках сражались на стороне турок против своих правителей, мамелюков. После завоевания очередной страны Селим созывал «собор» из представителей всех слоев населения, переделял землю и устанавливал новые законы. Перед отъездом из Каира он опубликовал воззвание, в котором заявил, что отныне никому не дозволено притеснять феллаха или человека из простого народа.

Новое оружие позволило султанам одержать победу над всеми своими врагами - в том числе и внутри страны. Вскоре после взятия Константинополя находившийся в ореоле славы Мехмед II нанес решающий удар оппозиционной знати - ее глава визирь Халил-паша был обвинен в государственной измене и казнен. Вслед за этим были казнены многие беи, их владения были конфискованы; были конфискованы и вакфы, созданные беями и приносившие им доход. В 1470-х годах Мехмед приказал провести по всей стране проверку всех дефтеров и прав владения землями; многие проверяемые документы признавались недействительными; мульки и вакфы отписывались в казну. После этих массовых конфискаций абсолютное большинство всех земель относилось к категории государственных земель, «мири». Составление новых дефтеров завершилось утверждением нового свода законов «Канун-наме», эти законы, в частности, вводили единые для всех провинций налоги и условия землепользования.

Влиятельные турецкие беи не смирились с наступлением на свои права; в 1481 году Мехмед II был отравлен своим сыном Баязидом, вступившим в союз с знатью. Баязид II вернул беям часть отнятых владений, но его сын Селим I вновь конфисковал вотчины знати. Селима называли Грозным - он выступал в традиционном образе восточного монарха, охраняющего справедливость с помощью жестоких казней. Наивысшего могущества Османская империя достигла в правление Сулеймана I Законодателя (1520-1560), который завоевал Венгрию и окончательно кодифицировал мусульманское законодательство - в частности, были установлены единые нормы податей и нормы военной службы. Возвеличение самодержавия достигло такой степени, что все приближенные называли себя «рабами» султана, и он одним мановением руки приказывал казнить вельмож, обвиненных в казнокрадстве или измене.

Могущество Османской Империи вызывало попытки подражания в соседних странах. В Иране в начале XVI века получил распространение аналогичный тимару институт тиуля; сражаясь с турками, шах Аббас I (1587-1629) завел собственных янычар («туфенгчиев») и артиллерийский корпус («топханэ»). После окончания войны в 1590 году Аббас провел реформы по турецкому образцу, разгромил непокорную знать, конфисковал ее земли и ввел справедливые налоги. В 1526 году правитель Кабула Бабур, наняв турецких ариллеристов, одержал победу при Панипате и овладел Северной Индией; основанная его потомками Империя Великих Моголов имела многие характерные османские черты.

Молва о могуществе и справедливости турок распространилась и на Западе. Угнетаемые православные в Литве и Польше представляли жизнь в Турции, как райское блаженство. Когда в 1463 году турки вступили в Боснию, крепостные крестьяне поднялись против своих господ. «Турки… льстят крестьянам и обещают свободу всякому из них, кто перейдет на их сторону», - писал боснийский король Стефан Томашевич. Крестьяне ждали прихода турок и в других странах Европы. «Слышал я, что есть в немецких землях люди, желающие прихода и владычества турок, - говорил Лютер, - люди, которые хотят лучше быть под турками, чем под императором и князьями». Разыгрываемые на немецких ярмарках «масленичные пьесы» обещали народу, что турки накажут аристократов, введут правый суд и облегчат подати. Итальянские философы-утописты призывали к переустройству общества по османскому образцу; Таммазо Кампанелла пытался договориться с турками о помощи и поднять восстание. Османская империя XVI века была символом справедливого и могущественного государства не только для Азии, но и для Европы. Известные философы европейского Возрождения, Жан Боден и Ульрих фон Гуттен, находили в Османской империи образец для подражания. В те времена взоры многих были прикованы к Турции - и Россия не была исключением. Афанасий Никитин одним из первых открыл для Руси Восток, он горячо любил свою родину, но, познакомившись с порядками мусульман, признал, что на Руси нет справедливости. «Русская земля да будет богом хранима! - писал Никитин тайнописью, по-тюркски. - На этом свете нет страны, подобной ей, хотя бояре Русской земли несправедливы. Да станет Русская земля благоустроенной, и да будет в ней справедливость!»

В середине XV века Русь едва начинала оправляться от долгих междоусобных войн, сопровождавшихся голодом, чумными эпидемиями и разрухой. Хотя Золотая Орда распалась, московские князья, чувствуя свою слабость, продолжали платить дань ее наследникам. Князья не имели ни армии, ни финансовых ресурсов; большая часть земель принадлежала церкви и боярам; их владельцы имели «жалованные грамоты» и пользовалась податными льготами - то есть ничего не платили в казну (или платили лишь малую часть налогов). Боярские и монастырские вотчины обладали так же и судебным иммунитетом (кроме крупных преступлений); они были почти независимыми маленькими государствами в государстве. В обмен на льготы бояре и дети боярские были обязаны нести службу - но они плохо выполняли эти обязанности; никаких служебных норм не существовало, с тех, кто не явился на сбор, ничего не могли спросить. Войско великого князя представляло собой нестройное ополчение «всяких людей», к примеру, в 1469 году Иван III послал на Казань «из Москвы сурожан и суконников и купчих людей и прочих всея Москвичей, кто пригожи, по силе…» Необходимо было проведение военной реформы, создание сильного войска - и понятно, что советники великого князя искали образец для такой реформы.

В политическом отношении Москва много позаимствовала у своего сюзерена, Золотой Орды; административная и налоговая системы были построены по восточным образцам. Среди центральных учреждений главную роли играли Казна («хазине») и великокняжеский Двор; на местах существовала система кормлений, и наместники собирали в свою пользу дополнительные подати, «корма». Однако, в отличие от восточных государств, великий князь не был самодержавным монархом; со времен Киевской Руси существовала традиция, при которой князь в важных делах должен советоваться с боярами.

Волею судеб история России была тесно связана с историей Византии - обе страны соединяли узы общей религии, православия. После падения Константинополя Россия стала последним оплотом греческой веры и сюда устремились беглецы с Балкан. В 1472 году великий князь Иван III женился на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора. Вместе с Софьей в Россию прибыло много греков, которые видели взятие Константинополя и многое могли рассказать. К. А. Неволин и В. Б. Ельяшевич считали, что Софья и окружавшие ее греки могли подсказать Ивану III мысль о введении поместий по образцу греческой пронии. Г. В. Вернадский полагал, что прония служила образцом как для поместья, так и для тимара. Однако прония не имела таких характерных черт поместья и тимара, как начальный тимар или пенсионный тимар, и относительно пронии неизвестны какие-либо нормы снаряжения воинов. К XIV веку институт пронии полностью разложился; прония продавалась и покупалась, как частная собственность. Таким образом, прония не могла стать готовой моделью для создания поместной системы; очевидно, что такой моделью был именно тимар. Кроме того, исследования В. И. Саввы показали, что влияние Софьи преувеличивалось современниками; Софья долгое время находилась в немилости и не имела голоса при решении государственных дел.

В первый период правления Ивана III главной целью великого князя было присоединение Новгорода. Решающий шаг был сделан в 1478 году, когда Новгород признал Ивана III своим государем; после мятежа в 1479 году великий князь казнил несколько «великих бояр» из числа заговорщиков и конфисковал их земли. В 1485 году Иван III овладел Тверью и «велел всех граждан к целованию привести»; летопись не упоминает о казнях и конфискациях. Великий князь милостиво относится к своим новым новгородским и тверским подданным - как и принято было до сих пор на Руси. Но зимой 1487-88 года произошло нечто неожиданное: в ответ на некий (по-видимому, мнимый) «заговор» Иван III выселил всех зажиточных новгородцев и отправил в Москву 7 тысяч “житьих людей”. Это событие летопись назвала «выводом» новгородцев. Практически все земли Новгорода кроме немногочисленных крестьянских земель - были конфискованы; затем была проведена перепись и осуществлено первое массовое наделение воинов поместьями.

Эта небывалая до тех пор на Руси акция в точности соответствовала османским обычаям: из завоеванного города выселяется вся знать, ее земли конфискуются, составляется дефтер и конфискованные земли раздаются в тимары. Русское название этой процедуры, «вывод» - это не что иное как перевод ее турецкого названия, «сургун». Характерно, что, как и в Турции, поместья даются подчас людям низкого происхождения, «боевым холопам» (в Турции их называли гулямами). Совпадения отмечаются и в других деталях; например, схема описи в переписных листах и в дефтерах была очень похожей: название деревни, имена дворовладельцев, далее - платежи, следующие с деревни в целом (без разбивки по дворам): денежный оброк, количество поставляемой пшеницы, ржи, овса и т. д. (по объему и в деньгах). При учете земли использовался аналогичный «чифту» стандартный земельный надел, «обжа», а земля, как и в Турции, мерялась через количество высеваемого зерна. Отработочные повинности в переписных листах не упоминались - по-видимому, как и в Турции, они были коммутированы в денежный оброк. На землях помещиков повинности почти не изменялись, на землях, отписанных на государя, оброки переводились на деньги и значительно уменьшались - великий князь, так же как султан, стремился показать, что новый порядок будет основан на справедливости.

В конце 80-х годов перепись проводилась не только в Новгороде: переписывались земли бывшего Белозерского удела, недавно присоединенного к землям великого князя. Специалисты обращают внимание, что при переписи в Белозерском крае проводилась проверка владельческих грамот и многие земли были конфискованы в казну. В 1490-х годах переписи распространяются на другие уезды, в течение двадцати лет княжеские дьяки описывают уезд за уездом - происходит сплошное описание земель великого княжества. Здесь необходимо вспомнить, что во время большой переписи 70-х годов в Турции проверялись документы на землевладение, многие (почти все) из них признавались недействительными, и мульки и вакфы отписывались в казну. В конце XV- начале XVI века в России происходит нечто подобное - вотчины, правда, не конфискуются, но большинство из них лишается податных иммунитетов, вотчинники обязуются платить налоги в казну. Одновременно шло наступление на податные привилегии монастырей - более того, ставился вопрос о праве церкви владеть деревнями. Подобно Мехмеду II, Иван III собирался конфисковать церковные вотчины; уже были конфискованы церковные земли в Новгороде и в Перми. Только болезнь, воспринятая как проявление «божьего гнева», удержала великого князя от дальнейших действий.

Мы знаем, что проведя перепись, конфисковав мульки и вакфы, Мехмед II распорядился составить сборник законов «Канун-наме». В период проведения переписей Иван III распорядился составить Судебник 1497 года - первый российский законодательный кодекс. В Европе в то время не было законодательных кодексов - идея такого сборника могла прийти только из Турции. Судебник был обнародован во время коронации наследника престола Дмитрия Ивановича, и, по мнению Л. В. Черепнина, этим торжественным актом провозглашалось не более не менее, как начало правосудия на Руси. Во время коронации митрополит и великий князь дважды обращались к наследнику, повторяя одну ту же фразу: «Люби правду и милость и суд правой и имей попечение от всего сердца о всем православном христианстве». Слово «правда» тогда и позже, вплоть до XIX века, понималось как «справедливость»; таким образом, великий князь провозглашал введение законов, направленных на охранение справедливости. Как тут не вспомнить Афанасия Никитина - ведь до тех пор на Руси не было справедливости!

В чем же выражалась «правда» Ивана III? В том же, в чем выражалась «правда» османских султанов. Прежде всего, это равенство всех перед законом: Судебник 1497 года не дает никаких привилегий богатым и знатным. Здесь нужно поставить восклицательный знак: ничего подобного не было в тогдашней Европе; хорошо известно, что равенство перед законом - это завоевание Великой Французской революции. Далее: Судебник обеспечивает участие представителей общины в суде. Статья 38 гласит: «А без дворского, без старосты и без лутчших людей суда наместникам и волостелем не судити…» Чтобы сделать суд доступным для простых людей, пошлины были снижены в пять раз. Категорически запрещаются «посулы» (то есть взятки). Судьям давался строгий наказ быть внимательным к жалобщикам: «А каков жалобник к боярину приидет и ему жалобников от себе не отсылати, а давати всемь жалобником управа…» Понятно, что крестьяне больше всего страдали от произвола богатых и сильных, от требований исполнять барщину и платить оброки сверх законных норм. Именно так, произволом помещиков и попущением слабых королей в это самое время в соседней Польше крестьяне были обращены в «холопов» - то есть в рабов. «Давати всемь жалобником управа» в таких условиях означало не что иное, как охранять свободу крестьян. «Я буду охранять от волков овец и ягнят», - говорил Хосров Ануширван.

Таким образом, Судебник Ивана III воспринял основную идею традиционного восточного права - идею защиты справедливости. Но еще более удивительно, что Судебник воспринял восточные методы защиты справедливости. “Русская правда” киевских времен не знала столь характерных для Востока жестоких казней и телесных наказаний. В Судебнике Ивана III такие наказания полагаются за многие преступления - специалисты в один голос говорят, что эта практика позаимствована с Востока. Таким образом, Иван III вполне усвоил основной принцип восточной монархии: защита справедливости требует суровых наказаний. “Без таковыя грозы не мочно в царство правды ввести”, - писал полвека спустя Иван Пересветов.

«Современники заметили, что Иоанн… явился грозным государем на московском великокняжеском престоле… - писал С. М. Соловьев, - он первый получил название Грозного, потому что явился для князей и дружины монархом, требующим беспрекословного повиновения и строго карающим за ослушание…» После 1485 года Иоанн называет себя «государем всея Руси», а бояре именуют себя «государевыми холопами» великого князя - подобно «государевым рабам» в Турции. Летописи больше не сообщают о совещаниях царя с боярами, подобных совещанию, которое имело место в 1471 году перед походом на Новгород. На коронации Дмитрия-внука в 1497 году великого князя называют уже не иначе как «самодержцем», а на наследника престола возлагают «шапку Мономаха». Подобно византийскому императору (и турецкому султану) великий князь стремится выступать в роли самодержавного монарха.

Итак, можно прийти к выводу, что в конце XV века в России происходило частичное перенимание османских порядков: перенимались поместная система, переписи, судебные установления. По-видимому, можно сказать, что имел место широкий комплекс реформ, попытка преобразования России по османскому образцу. Эти преобразования в определенной степени можно сравнить с реформами Петра I - в том и в другом случае за образец для реформ бралась наиболее могущественная держава того времени. Чтобы ни у кого не было сомнений, кому следует подражать, Петр I приказал носить европейскую одежду - распоряжение с виду совершенно ненужное, но вполне выявляющее суть событий. Среди законов Ивана III есть подобное с виду совершенно ненужное распоряжение - но оно не оставляет сомнений, кому подражал великий князь. Иван III запретил своим подданным пить вино* - всякому становится ясным, что идеалом великого князя была Османская империя.

Однако остается неясным, кто рассказал великому князю о турецких порядках, о поместной системе, о «великой правде» и обо всем остальном, кто подвиг его на реформы. Это не могла быть Софья или ее спутники: от прибытия Софьи в Москву до начала реформ прошло пятнадцать лет. Необходимо присмотреться к событиям, происходившим накануне реформ, в 1483-1487 годах. В январе 1483 году состоялась свадьба наследника престола Ивана Молодого с молдавской княжной Еленой. Молдавия была последним православным княжеством на Юге Европы; она вела отчаянную борьбу с турками, и господарь Стефан III пытался заключить союз с Россией. Послы, доставившие Елену, конечно, рассказали Ивану III о положении в Молдавииа положение это было интересно тем, что, сражаясь с турками, Стефан III заимствовал их тимарную систему. Недостаток источников не позволяет осветить подробности этих реформ, однако известно, что молдавский господарь конфисковал земли многих бояр и раздал их воинам-«витязям». Румынский историк Н. Стоическу прямо указывает на сходство реформ Стефана III и Ивана III, и можно предположить, что идею введения поместной системы подсказал Ивану III один из послов, побывавших в Молдавии. Среди этих послов обращает на себя внимание дьяк Федор Курицын, возглавлявший 1482-1484 годах посольство в Венгрию и Молдавию. Федор Курицын привез из этой поездки «Повесть о Дракуле», переработанное и переведенное им на русский язык сказание о волошском господаре Владе Цепеше. «Повесть о Дракуле» известна тем, что здесь впервые в русской литературе появляется традиционный образ восточного монарха, поддерживающего справедливость посредством жестоких расправ. «И толико ненавидя во своей земли зла, яко кто учинит кое зло, татьбу или разбой, или кую лжу, или неправду, той никако не будет жив», - говорит «Повесть» о порядках, установленных Владом Цепешем (разумеется, эти порядки были заимствованы из Турции). Параллели между этими порядками и Судебником 1497 года позволяют специалистам утверждать, что именно Курицын был инициатором введения в Судебник суровых восточных наказаний. Курицина считают одним из руководителей московского правительства тех времен: «Того бо державный во всем послушаше (ибо его князь во всем слушался)», - писал о Курицине Иосиф Волоцкий. Именно Курицын зачитал в 1488 году имперскому послу Поппелю знаменитую декларацию московского самодержавия: «Мы божьею милостью государи на своей земле изначала, а постановление имеем от бога…»

Возвращаясь в 1484 году из Венгрии в Россию, Курицын был задержан турками в Белгороде на Днестре. Белгород был молдавским городом, и как раз перед этим он был захвачен турками: «В то же время... взяли турки Белгород и увели лучших людей», - говорит молдавская летопись. Московский посол оставался в Белгороде довольно долго и должен был увидеть все последствия завоевания: вывод населения, проведение дефтера и испомещение сипахи. В 1485 году Курицын вернулся в Москву, а зимой 1487/88 года неожиданно последовал вывод населения из Новгорода и началась поместная реформа.

Конечно, идея реформы могла принадлежать разным людям. Федор Курицын принадлежал к «молодому двору», придворной группировке, сложившейся вокруг наследника, Ивана Молодого, и его жены Елены Волошанки. В эту группировку входили так же князья Семен Ряполовский, Иван и Василий Патрикеевы и многие вельможи меньшего ранга. Все эти люди могли узнать об османских порядках непосредственно от княжны Елены - фактом является лишь то, что именно «молодой двор» оказывал на политику Ивана III решающее влияние. Другой, враждебной «молодому двору» группировкой, было окружение Софьи и ее сына Василия; к этому окружению примыкали церковные круги во главе с новгородским епископом Геннадием и игуменом Волоколамского монастыря Иосифом Волоцким. Святые отцы были встревожены тем, что от «молодого двора» исходили проекты конфискаций, затрагивающие и церковные земли. Пострадавший от этих конфискаций епископ Геннадий обвинил Курицына в ереси, в сношениях с обнаруженными в Новгороде «еретиками». Однако Иван III не обращал внимания на эти обвинения; в противовес копившим богатства иосифлянам он стал поддерживать «нестяжателей», старцев из заволжских монастырей, говоривших, что монахи должны кормиться от трудов своих. В 1490 году умер Иван Молодой - по-видимому, он был отравлен слугами Софьи; великий князь наложил опалу на свою жену, потому что «к ней приходиша бабы с зелием». Наследником престола стал сын Ивана Молодого Дмитрий; в 1497 году Дмитрий был коронован в качестве соправителя. Два года спустя началась война с Литвой, и Василий (бывший тогда наместником в Новгороде) поднял мятеж против своего отца. Василий угрожал перейти к литовцам и требовал, чтобы его назначили наследником вместо Дмитрия. Иван III был вынужден согласиться; Дмитрий и Елена были заключены в тюрьму, а «еретики» подверглись гонениям. Дело было, конечно, не в «ереси» - Василий хотел под любым предлогом расправиться со сторонниками Дмитрия и Елены. Иван III не мог спасти своих верных сподвижников - с ним случился удар, у него «отняло руку и ногу и глаз»; ему твердили, что это «кара господня» за поддержку «еретиков» и попытки отнять земли у церкви. В Москве и в Новгороде запылали костры; брат Курицына Иван был сожжен в деревянной клетке; о судьбе Федора не сохранилось известий.

Василий III отправил на костер своих врагов, но он не был принципиальным противником их идей. Уже вскоре после восшествия на престол он попытался примириться с теми из них, кто остался в живых, и приблизил к себе Василия Патрикеева. Василий Патрикеев во времена гонений был насильно пострижен в монахи и теперь его звали старцем Вассианом. Вассиан яростно обличал «сребролюбие» «святых отцов», и Василий думал с его помощью осуществить замысел своего отца - конфисковать и раздать в поместья земли церкви. Война с Литвой требовала увеличения армии, и московское правительство производило новые поместные раздачи. При присоединении Пскова, Смоленска, Рязани Василий III следовал методу, опробованному при овладении Новгородом - «вывод» знати и конфискации земель, а затем испомещение московских дворян. Отбирая земли у бояр, он ссылался на справедливость, он говорил, что было «насилье велико черным и мелким людям от посадников псковских и бояр».

Приближенные великого князя временами высказывали те же мысли, что и казненные «еретики». Преемник Курицына, глава ведомства внешних сношений Федор Карпов, писал, что самодержец должен править «грозою правды и закона» и в подтверждение своих мыслей ссылался на Аристотеля. Однако было ясно, что дело не в Аристотеле: боярский сын Берсень прямо ставил в пример Турцию. Он говорил Максиму Греку: «Хотя у вас цари злочестивые, а ходят так, ино у вас еще бог есть».

Василий III продолжал политику своего отца и, подобно Мехмеду II, пытался лишить знать ее привилегий. По восточному обычаю после смерти государя все жалованные грамоты должны подтверждаться его наследником такой обычай существовал и на Руси. Василий III не подтвердил очень многие жалованные грамоты; после переписей Ивана III это был второй удар по вотчинным привилегиям; после этого податные иммунитеты сохранились лишь у сравнительно немногих монастырей, бояр и князей. Иммунитетные привилегии в свое время были пожалованы вотчинникам за их службу, теперь они отнимались - но обязанность служить при этом не отменялась, все вотчинники (кроме мельчайших) были обязаны военной службой. Сигизмунд Герберштейн свидетельствует, что дети боярские были занесены в списки по областям и едва ли не каждый год призывались на службу; перед походом нуждающимся выплачивалось жалование, но те, кто обладал достаточными вотчинами, были обязаны снаряжаться за свой счет. Принцип «нет земли без службы», был, по-видимому, заимствован из Турции вместе с поместной системой. В Турции все беи, владевшие землями на правах собственности («маликяне»), были обязаны выставлять всадников, а те, кто не выставлял воинов, платили деньги. Как свидетельствуют источники середины XVI века, возможность замены службы выплатой денег существовала и в России.

К правлению Василия III относятся сведения о том, что сроки пребывания на должности наместников и волостелей ограничивались одним годом. Практика назначения наместников на короткие сроки была характерной чертой османской системы управления - наместники-бейлербеи назначались обычно на три года, а судьи-кади - на один год. Эта практика было обычной в мусульманском мире; она описана в «Книге правления» Низам ал-мулька. Обращает на себя внимание еще одно мероприятие, проведенное вскоре после смерти Василия III - очевидно, во исполнение замыслов великого князя. В 1533-34 годах была проведена монетная реформа, уменьшившая вес русской копейки с 0,79 до 0,68 грамма. Таким образом, копейка было приравнена по весу к турецкому акче.

После смерти Василия III преобразование Россию по османскому образцу на время остановилось - начался период боярского правления. Реформы возобновились лишь в 50-х годах XVI века - это были знаменитые реформы Ивана Грозного.

Мрачная, но вместе с тем исполненная величия фигура Ивана IV уже не одно столетие приковывает к себе внимание историков. Оценки правления грозного царя порой диаметрально противоположны, одни называют его «тираном», «деспотом», «сумасшедшим», другие говорят о том, что Иван IV был мудрым политиком, о том, что царь был любим народом. Многие пишут о «непонятной», «загадочной» политике царя; еще Андрей Курбский в начале своего «Сказания» задавался недоуменным вопросом: отчего изменился характер государя? Почему царь обрушился на своих верных бояр, зачем он ввел опричнину? «Учреждение это всегда казалось очень странным, как тем, кто страдал от него, так и тем, кто его исследовал», - писал об опричнине В. О. Ключевский. «За последние сто лет ситуация в науке мало изменилась», - добавляет в этой связи В. Б. Кобрин, опричнина остается загадкой для историков. С. Б. Веселовский писал по этому поводу: «Созревание исторической науки движется так медленно, что может поколебать нашу веру в силу человеческого разума вообще, а не только в вопросе о царе Иване и его времени».

Между тем - по мнению некоторых историков - источник нововведений Ивана Грозного, в общем, достаточно хорошо известен. Известно, что царь в целом следовал определенному проекту преобразований и известен человек, предложивший этот проект. Этого человека звали Иван Пересветов; 8 сентября 1549 года в церкви Рождества Богородицы Пересветов вручил царю челобитную с проектом реформ. Иван Пересветов был русским дворянином из Литвы, он был многоопытным воином, служившим Яну Запольяи и Петру Рарешу, вассалам султана Сулеймана Законодателя; он хорошо знал турецкие порядки, и советовал царю брать пример с Турции. Челобитная содержала “Сказание о Магмете-салтане”, в котором рассказывалось, как Магмет-салтан “великую правду в царстве своем ввел”.

«В 6961* году турецкий царь Магмет-салтан повелел со всего царства все доходы себе в казну собирать, - говорит «Сказание», - а никого из вельмож своих ни в один город наместником не поставил, чтобы не прельстились они на мзду и неправедно не судили, а наделял вельмож своих из казны царской, каждому по заслугам. И назначил он судей во все царство, а судебные пошлины повелел взимать себе в казну, чтоб судьи не искушались и неправедно бы не судили… А через некоторое время спустя проверил царь Магмет судей своих, как они судят, и доложили царю про их лихоимство, что они за взятки судят. Тогда царь обвинять их не стал, а только повелел с живых кожу ободрать... А кожи их велел выделать и ватой велел их набить, и написать повелел на кожах их: “Без таковой грозы невозможно в царстве правду ввести”. Правда - богу сердечная радость, поэтому следует в царстве своем правду крепить. А ввести царю правду в царстве своем - это значит и любимого своего не пощадить, найдя его виновным. Невозможно царю без грозы править, как если бы конь под царем был без узды, так и царство без грозы”.

«Великая правда» - это было то, что турки называли “адалет”, “справедливость”, это была великая идея, лежавшая в основании исламского учения о государстве. Султан выступал в «Сказании» как охранитель справедливости: он выдал судьям книги судебные, чтоб судили всех одинаково, он установил налоги и послал сборщиков - «а после сборщиков проверял, по приказу ли его царскому собирают». Воинов царь «наделил царским жалованием из казны своей, каждому по заслугам». «Если у царя кто против недруга крепко стоит… будь он и незнатного рода, то он его возвысит и имя ему знатное даст…» «Еще мудро устроил царь турецкий: каждый день 40 тысяч янычар при себе держит, умелых стрельцов из пищалей, и жалование им дает и довольствие на каждый день…». Пересветов не просто рассказывал о порядках Османской империи - он предлагал брать пример с эти порядков, предлагал проект преобразований. Главное в этом проекте - это призыв к утверждению самодержавия, призванного охранять «правду» с помощью «грозы». Конкретные меры, которые предлагает Пересветов - это ликвидация наместнических судов и системы кормлений, создание справедливого суда и нового свода законов, сбор судебных пошлин в казну, наделение служилых людей постоянным жалованием, особый суд для военных, запрещение закабалять свободных людей. Четыре наиболее настоятельных совета Пересветова - это утверждение самодержавия, установление «великой правды», возвышение воинов по заслугам и создание приближенного к царю стрелецкого корпуса, подобного корпусу «умелых стрельцов»-янычар.

Сочинение Пересветова пришлось по душе царю: об этом говорит то, что оно было внесено в Никоновскую летопись и в Хронограф второй редакции. Но все-таки для православного человека было негоже подражать безбожным туркам, и, уловив настроение сановных читателей, Пересветов посчитал нужным сменить тон. Вскоре после первой челобитной он подал вторую, в которой те же самые мысли высказывались в более осторожной форме и уже не от имени автора, а от имени молдавского «воеводы» Петра. «Воевода» Петр - это был господарь Петр Рареш (1527-1546), знаменитый правитель Молдавии. Рареш был известен тем, что отнимал вотчины у своих бояр, чтобы раздать их в поместья служилым людям. Очевидно, по примеру султанских земель «хассе», Рареш выделял государственные земли каждого уезда в самостоятельные «околы», на которых создавалась особая администрация. Конфискации вызвали конфликт с боярами, которые перешли на сторону османов, и Рарешу пришлось бежать из Молдавии. Однако через некоторое время господарь пришел к соглашению с турками и стал вассалом султана; вернувшись на престол, он жестоко расправился с изменниками-боярами. Таким образом, имя Петра Рареша.

Русские цари уже давно подражали османским султанам в управлении государством, но об этом нельзя было говорить вслух. Отношения между султанами и царями были таковы, что турецкий язык считался на Руси «нечистым» и заговоривший на нем рисковал жизнью. Хваливший османского султана вольнодумец Берсень окончил жизнь на плахе, а друживший с османским послом Максим Грек был заключен в темницу. Призыв Пересветова брать пример с османов был настолько смелым, что никто более не смог его повторить, на эту тему был наложен запрет. Однако в более общей форме мысли Пересветова настолько часто повторялись в посланиях советников царя, Адашева и Сильвестра, что это породило сомнения историков. Возникли предположения, что Пересветова вообще не существовало на свете, что это Адашев (который тоже бывал в Турции) использовал псевдоним, чтобы высказать то, о чем не осмеливался сказать открыто. Наконец, предполагали, что автором второй челобитной может быть сам царь. Тем не менее, А. А. Зимин, досконально исследовавший этот вопрос, не сомневался в существовании «воинника Иванца Пересветова». Таким образом, повторение идей Пересветова в устах правителей Руси говорит о том, что они восприняли эти идеи и были готовы ими воспользоваться. Почти все исследователи признают, что царь во многом следовал предложениям Пересветова. Н. Ю. Розалиева и А. Айкут отмечают, что методы, которые предлагал Пересветов для утверждение самодержавия, несомненно, навеяны примером Мехмеда II, и царь использовал эти методы. Однако основная идея Персветова - брать пример с Турции - носила общий характер. Следуя этой идее, можно было зайти очень далеко, гораздо дальше, чем мог помыслить многоопытный воинник. Таким образом, остается рассмотреть вопрос о том, как далеко зашел царь в исполнении этого совета, о том, как реализовывалась на практике идея подражания султанам. Необходимо шаг за шагом проанализировать нововведения Ивана Грозного, сравнить их с тем, что предлагал Пересветов, и с османскими порядками тех времен.