Реформы Ивана III и Ивана IV: османское влияние

Главной составляющей реформ Ивана Грозного были военные реформы - создание сильной армии было решающим условием существования государства. Первые мероприятия царя в точности следовали проекту Пересветова. Летом 1550 года был создан корпус «выборных стрельцов» в 3 тысячи человек; стрельцы получали по 4 рубля в год и жили в Воробьевой слободе под Москвой. Характерно, что на Руси использовали фитильные ружья турецкой конструкции, и на Руси и в Турции эти ружья называли «мултух»; они отличались от европейских ружей устройством затвора. Капитан Маржерет писал позднее, что стрельцы были лучшим войском царя, что кроме стрельцов, никто не мог противостоять татарской коннице. «Главная сила русских заключается в пехоте, - отмечал Яков Рейтенфельс, - которая совершенно справедливо может быть уподоблена турецким янычарам». Х. Ф. Манштейн, видевший стрельцов в начале XVIII века, отмечал, что «их больше всего можно сравнить с янычарами, они держались одинакового с ними порядка в сражениях и имели почти одинаковые с ними преимущества». Франческо Тьеполо по времена Ивана Грозного также сравнивал стрельцов с янычарами. Действительно, стрельцы сражались, как янычары: они действовали под прикрытием полевых укреплений, образующих лагерь, «кош» (тюрк. «кош» -«стоянка», «лагерь», «кошун» - «войско»). Однако тактика янычар была усовершенствована русскими: они стали делать укрепления из сборных деревянных щитов - эти укрепления назывались «гуляй-городом» или «обозом». Рейтенфельс пишет, что укрепления из деревянных щитов раньше использовали персы. Тактика действия из-за укрытий объясняется тем, что стрельцы, как и янычары, не имели в своем составе воинов-копейщиков (пикинеров). В европейских армиях пикинеры и мушкетеры строились в колонны-баталии, которые могли сражаться с конницей в открытом поле.

Одновременно со стрельцами царь попытался создать конную гвардию он выбрал тысячу лучших воинов и хотел дать им поместья под Москвой. Здесь мы, казалось бы, сталкиваемся с отступлением от проекта Пересветова. «Воинник» ничего не говорил об этом, однако известно, что наряду с гвардейской пехотой («ени чери оджагы») у турок была и конная гвардия («алты булук халкы»). Задача гвардии заключалась в том, чтобы постоянно находится при особе царя или султана, быть его оружием в борьбе со всеми врагами - не только внешними, но и внутренними. Однако, из-за нехватки земель для испомещения проект создания конной гвардии остался неосуществленным; он был реализован позже - это была знаменитая опричная «тысяча». Впрочем, «выборные стрельцы» так же не сразу стали личной гвардией царя, поначалу они использовались как обычное воинское подразделение.

Начиная с 1550 года проводятся мероприятия по приведению в порядок поместной системы. Поместная система была учреждением, заимствованным у турок еще при Иване III, но в период боярского правления она пришла в упадок, учет поместий был запущен, царь писал, что у одних помещиков были излишки земли, а иные были голодны. В 1555 году состоялся «приговор царский о кормлениях и службе». В «приговоре» указываются нормы службы: со 150 десятин доброй земли выставлялся человек на коне и в доспехе - «а в дальной поход о дву конь». Поместья предполагалось измерить и уравнять соответственно «достоинству». В этой связи необходимо отметить, что в Турции существовали четкие нормы службы, но землю при этом не меряли: норма службы устанавливалась исходя из дохода, доставляемого поместьем. Эта разница не была принципиальной, в любом случае введение нормы службы было кардинальной мерой, завершившей становление поместной системы. Особенно большое значение это нововведение играло в организации службы вотчинников: хотя, в принципе, они были обязаны военной службой, служебных норм не существовало, и бояре выводили со своих огромных владений лишь малое число всадников. Теперь был организован учет, по уездам были составлены нарядные списки и отныне никто не мог уклониться от службы. «И свезли государю спискы изо всех мест и государь сметил множество воинства своего, - говорит летопись, еще прежде сего не бысть так, многие бо крышася, от службы избываше». Эта реформа намного увеличила московское войско. Венецианский посол Фоскарино свидетельствует, что прежде войско было немногочисленным, но преобразования «императора Ивана Васильевича» увеличили его до огромных размеров: он сам будто бы видел две армии по 100 тысяч человек каждая. По более надежным сведениям Д. Флетчера, «число всадников, находящихся всегда в готовности», достигало 80 тысяч человек, но в случае необходимости каждый дворянин мог привести с собой одного или двух «боевых холопов». Великий визирь Мухаммед Соколлу говорил послам Стефана Батория, что царь силен, что с ним может померяться силами только султан. Таким образом, военные реформы Ивана Грозного достигли своей цели - была создана мощная армия, которая позволила России намного расширить свою территорию, стать великой державой того времени.

Необходимо отметить еще одну деталь организации русской поместной системы: воинам раз в 3-4 года на смотрах выдавалось дополнительное жалование. Однако османские сипахи в действительности не получали жалования из казны. Откуда московские реформаторы взяли образец для своего проекта? Можно ли предположить, что они знали не только историю Османской империи, но и историю Персии? Великий визирь Низам ал-мульк в свое время рекомендовал выдавать жалование воинам, и при Рашид ад-дине тогдашние помещики-иктадары действительно получали во время смотров деньги для приобретения оружия. Однако, скорее всего, выдача жалованья помещикам была чисто российской инновацией, результатом самостоятельного развития.

Многие авторы отмечают, что идея приведения в порядок поместной системы никак не отражена в проекте Пересветова - он вообще ничего не говорил о помещиках и сипахи, предлагая содержать воинов на жалованье (как содержались янычары). Однако отсюда не вытекает (как считает А. Г. Бахтин), что Пересветов предлагал отказаться от поместной системы - просто «воинник» обошел стороной этот вопрос. Поместная система уже существовала, и Пересветов нигде не утверждал, что ее нужно упразднить; он предлагал завести новое стрелецкое войско не взамен, а в дополнение к поместному ополчению.

Один из наиболее настоятельных советов Пересветова - это выдвижение служилых людей по заслугам, а не по знатности. В Османской империи, действительно, «не было никакого боярства, но смотрели только на искусность, на разум, на храбрость». Иван IV старался поддерживать идею вознаграждения по заслугам. Штаден отмечал, что если воин был ранен в бою спереди, то он получал придачу к поместью, если же он был ранен в спину, то поместье убавляли. Однако обычай местничества не допускал назначения неродовитых служак на высокие посты; бояре издавна боролись между собой из-за «мест». В 1550 году царь отменил местничество в полках во время военных походов - но большего он сделать не смог. Частичная отмена местничества вызвала резкое недовольство знати. В тайной беседе с литовским послом боярин Ростовский жаловался: «Их всех государь не жалует, великих родов бесчестит, а приближает к себе молодых людей…» Ростовский стал одним из организаторов заговора 1553 года.

Одновременно с военными проводились и гражданские реформы. В июне 1550 года появился новый Судебник - новый свод законов. Основной целью введения новых законов было установление провозглашенной царем «великой правды». «Великая правда», то есть справедливость, была главным тезисом Пересветова; как отмечалось выше, эта идея («адалет») была идеологической основой Османской империи. Но заимствование идеи справедливости началось уже давно; более того, этой идее следовал Иван III при создании Судебника 1497 года - поэтому его внуку не пришлось много менять в старых законах. Тем не менее, Иван IV счел нужным увековечить свое правление новым Судебником - подобно тому, как его великий современник султан Сулейман Законодатель увековечил себя новым «Канун-наме». Как и предыдущий судебник, новый кодекс требовал от судей не брать взяток и быть внимательными к жалобщикам; на суде должны были присутствовать представители крестьян и посадских людей - староста, «лутчие люди» и «целовалники». Среди нововведений было установление конкретной ответственности за взяточничество и невнимание к жалобам. Было запрещено холопить детей боярских - это положение закона совпадало с проектом Пересветова. Новый судебник аннулировал тарханные грамоты - податные иммунитеты знати и монастырей. Дела о разбое отнимались у наместников и передавались губным старостам - это был признак начавшегося упразднения наместничеств.

Современники в один голос свидетельствуют, что Иван IV искренне стремился утвердить на Руси правосудие и справедливость. Фоскарино говорит о том, что царь установил правосудие с помощью простых и мудрых законов. «Этот царь уменьшил неясности и неточности в законодательстве и судебных процедурах, - писал Д. Горсей, - введя наиболее простую и удобную форму письменных законов, понятных и обязательных для каждого, так что теперь любой мог вести дело без какого-либо помощника, а также оспаривать незаконные поборы в царском суде без отсрочки». Писавший о взяточничестве русских приказных (и вообще не любивший Россию) Штаден, тем не менее, отдает должное Ивану Грозному. «Он хотел искоренить неправду правителей и приказных страны… - свидетельствует Штаден. - Он хотел устроить так, чтобы правители, которых он посадит, судили бы по судебникам без подарков, дач и приносов». Иногда царь демонстративно принимал облик восточного монарха, поддерживающего справедливость с помощью жестоких расправ. Флетчер рассказывает, что когда один дьяк принял взятку в виде нашпигованного деньгами гуся, царь приказал своим палачам разделать дьяка, «как разделывают гусей». Барберини пишет, что царь приказывал сечь уличенных во взятках чиновников - и даже знатнейших из бояр, поэтому среди чиновников не было ни одного, которого ни разу бы не высекли.

Одним из главных пунктов программы Пересветова была ликвидация наместничеств и сбор «кормов» в казну. Мероприятия в этом направлении проводились постепенно, начиная с 1550 года. В «приговоре» 1555 года царь обвинял наместников в том, что они были для своих городов гонителями и разорителями; подобные выражения присутствуют и в некоторых грамотах, где добавляется: «…и потому мы, жалуючи хрестьянство… наместников и волостелей и праветчиков от городов и волостей отставили». По «приговору» наместники заменялись губными старостами, выбираемыми местным населением; губным старостам особо предписывалось, чтобы у них «насильства християном от силных людей не было». Псковская летопись отмечает, что в результате этой реформы «бысть крестьянам радость и льгота велика». Корма, которые, прежде собирали наместники, теперь собирались в казну; именно за счет этих сборов «боярам», «вельможам» и «воинам» определялось жалование, о котором говорилось выше. «Приговор» был не законом немедленного действия, а скорее программой преобразований. Проведение «губной реформы» наталкивалось на сопротивление знати, не желавшей расставаться со своими кормлениями, поэтому реформа растянулась на десятилетия; в пограничных областях наместничества так и не были ликвидированы.

Необходимо отметить еще одну важную сторону губной реформы: она передавала судебную власть в руки выборных местных властей - то есть вводила местное самоуправление. Пересветов пишет в «Сказании», что, отстранив наместников, Магмет-салтан «назначил судей» во все царство. Московские реформаторы не назначали судей, а предоставили право выбирать их общинам. Это решение как будто находится в противоречии с проектом Пересветова, но нужно учесть, что в Турции существовала и другая судебная система - на славянских землях самоуправляемые общины и округа сами выбирали своих старост («кнезов»), которые одновременно были и судьями. Вероятно, московские реформаторы предпочли образец более близкий православному славянскому миру. Однако компетенция местных судей была ограниченной: Пересветов упоминает, что в Турции воины-сипахи судились своими воинскими судьями («кадиаскерами»). В России помещики также исключались из сферы действия местных судей, они подлежали компетенции судей Разрядного приказа.

Отмена наместничеств и сбор кормов в казну означали реформу налоговой системы. Эта реформа - также как установление служебных норм - упиралась в проблему измерения земель: служба и налоги шли с земли. В прежние времена землю клали в податные единицы, «сохи», в значительной мере произвольно, теперь была введена стандартная соха, зависевшая от качества земли. Был проведен кадастр, все поля, луга, леса были измерены и соответственно качеству земли поделены на «сохи»; каждой «сохе» был присвоен номер. Измерение земель было чисто русской новацией: в Турции землю не меряли (точнее, размер полей оценивался по объему высева). Проведение кадастра было несомненным достижением русских писцов; подобным достижением могли бы похвалиться только китайские чиновники и в более ранние времена - византийцы. П. Н. Милюков считал, что русская податная система сложилась под византийским влиянием.

В связи с измерением земель были введены государственные стандарты мер и весов. Это обстоятельство также удивляло многих иностранцев: в те времена государственный стандарт мер существовал только в Османской империи и в Китае. Не удивительно, что русская система мер (как и монетная система) была привязана к турецкой; простая сажень была приравнена к 2 турецким аршинам, косая сажень - к 3 аршинам. Вес измерялся в пудах и контарях, русский контарь составлял 0,7 от турецкого контаря; в таком же соотношении находятся русский пуд и турецкий батман. (Разница произошла, по-видимому, оттого, что в одну и ту же емкость наливали воду и насыпали зерно. Русский контарь - это вес зерна, турецкий - это вес воды).

Налоговая реформа не ограничивалась передачей наместничьих кормов в казну; она привела к полной перестройке податной системы. Пересветов не затрагивает этой темы, однако известно, что османская налоговая практика включала коммутацию отработочных повинностей; это была характерная черта османской податной системы. Начиная с 1551 года московское правительство так же осуществляет коммутацию отработочных повинностей. Ямская повинность, военная служба «с сох» и прочие повинности заменяются выплатой денег; отныне крестьяне платят в 4 раза больше, чем прежде. Трудно сказать, насколько эквивалентной была эта замена, однако даже после четырехкратного увеличения денежных выплат государственные налоги не превышали 9% крестьянского дохода. С государственной точки зрения коммутация была вполне оправданной: набиравшиеся с сох крестьяне-ополченцы были практически непригодны для войны, по своим воинским качествам они не шли в сравнение с поместной конницей. Вместо крестьянской службы реформа дала правительству деньги, которые пошли на финансирование нового войска. Налоговая реформа (в сочетании с поместной реформой) обеспечила создание огромной армии Ивана Грозного.

В связи с налоговой реформой следует упомянуть еще об одном мероприятии правительста: сдаче косвенных налогов (тамги) на откуп крупным купцам. Как известно, сдача таможенных и рыночных сборов на откуп была характерна для налоговой практики Османской империи.

Московское правительство пыталось провести еще одну реформу, не затронутую в проекте Пересветова. Речь идет о попытке конфискации монастырских земель с целью наделения воинов поместьями. Владения церкви составляли примерно треть земель государства, при этом в силу тарханных грамот многие из них были освобождены от налогов. Как отмечалось выше, первую попытку конфискации монастырских земель предпринял еще Иван III, и, вероятно, великий князь действовал по примеру Мехмеда II. Иван IV собирался повторить эту попытку, по совету Сильвестра царь обратился к патриарху и церковному собору с вопросом о том достойно ли монастырям приобретать земли и копить богатства. В ответ на запрос царя иерархи церкви объявили вероотступником всякого, кто покушается на ее богатства, и Иван IV был вынужден отступить. Тем не менее, правительство нашло способ перераспределения церковных доходов в свою пользу. Церковь была лишена прежних налоговых привилегий (тарханов), и монастыри были обязаны платить налоги по ставке, лишь немного уступавшей ставке налога с государственных («черных») земель.

Еще одно направление реформ было связано с организацией центральных ведомств, «приказов». Налоговая и поместная реформа, составление земельного кадастра, ведение нарядных книг - все это требовало учета и контроля, создания новых специализированных ведомств. Военными делами стал управлять Разрядный приказ, сбором ямских денег и организацией ямской службы - Ямской приказ, государственными землями - Поместный приказ. Прежняя Казна превратилась в Казенный приказ, появились и другие приказы - Посольский, Разбойный и т. д. Над каждым приказом начальствовал думный боярин, но бояре плохо разбирались в делопроизводстве и в действительности главой приказа был ученый грамотей-дьяк. Дьяки происходили обычно из «поповского рода», они были незнатными людьми, но тем не менее, были включены в состав думы и стали «думными дьками». Теперь в думе - также как в турецком диване - рядом с начальниками ведомств сидели их секретари, дьяки-«дефтердары». Это выдвижение худородных чиновников вызывало негодование у родовитых бояр. А. Курбский говорил, что писарям русским царь «зело верит, а избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичей или от простого всенародства, а от ненавидячи творит вельмож своих». Царь больше не верит боярам, писал Т. Тетерин боярину М. Я. Морозову, «есть у великого князя новые верники-дьки… у которых отцы вашим отцам в холопстве не пригожалися, а ныне не только землею владеют, но и вашими головами торгуют».

Выдвижение на первые места неродовитых чиновников относится к началу 60-х годов. К этому времени в правительстве произошли большие перемены, Адашев и Сильвестр попали в опалу; первыми советниками царя теперь были знаменитый воевода Алексей Басманов, царский шурин Михаил Черкасский и дьяк Иван Висковатый. Висковатый был именно тем писарем из «всенародства», возвышение которого вызывало ярость бояр. Он руковорил Посольским приказом, а затем вошел в состав думы и стал «печатником». Характерно, что Г. Штаден считал И. Висковатого туркофилом, и вероятно, дьяк знал тюркский язык - без этого было бы трудно руководить ведомством иностранных дел. Как бы от ни было, опала Адашева и Сильвестра мало что изменила, реформы не закончились, как полагают некоторые историки; они продолжались в том же направлении. В 1562 году появился закон, запрещавший продажу родовых княжеских вотчин; в случае отсутствия прямого наследника вотчины отбирались в казну. Вслед за отменой кормлений, обязательством платить налоги и выставлять воинов, этот указ был новым шагом, ущемляющим интересы знати. Фактически речь шла о частичной конфискации боярских земель (выморочных вотчин).

Здесь необходимо сделать небольшое отступление, объясняющее суть конфликта. По переписям 40-х годов примерно треть земли в центральных уездах принадлежала церкви, треть составляли вотчины (преимущественно боярские) и треть принадлежала государству. Лишь эта последняя треть могла быть роздана (и была роздана) в поместья воинам-дворянам, а между тем военная необходимость требовала испомещения новых всадников. Церковь не выставляла воинов и неоднократные попытки конфискации ее земель завершились неудачей. Бояре должны были выставлять всадников со своих земель, но они противились этому. Если же князья и бояре приводили своих воинов, то они являлись во главе целых полков, подчинявшихся только им - в случае конфликта это могло обернуться опасностью для царя. Между тем, перед глазами царя был пример конфискации мульков Мехмедом II; в Турции не было огромных княжеских вотчин и княжеских дружин. В начале 60-х годов царь начинает выказывать недовольство сложившимся положением, в письме к Курбскому он говорит о том, что в свое время Иван III отнял у бояр вотчины, а потом их «беззаконно» вернули знати. Таким образом, новое направление царской политики подразумевало частичную конфискацию боярских вотчин и испомещение на этих землях верных царю дворян. Указ о конфискации выморочных вотчин был свидетельством начавшегося наступления на боярское землевладение. Естественно, он не мог не вызвать противодействия знати, есть известие, что при обсуждении указа «князь Михайло (Воротынский) царю погрубил».

Одним из пунктов программы Пересветова было завоевание Казанского ханства. Взятие Казани стало первой победой новой армии Ивана IV; пушки разрушили стены крепости, а при штурме особо отличился корпус стрельцов. Подобно взятию Костантинополя Мехмедом II, эта победа имела колоссальное моральное значение. При встрече царя в Москве Ивану IV были оказаны необычные почести: «И архиепископ Макарий со всем собором и со всем христианские народом перед царем на землю падают и от радости сердечныя слезы изливающе», - говорит летопись. После взятия Казани произошло то же, что и после овладения Новгородом, Псковом, Рязанью и другими городами: по обычаю, заимствованному из Турции, был организован «вывод» («сургун»), местная знать была выселена из завоеванных земель в центральные районы государства. В Казанской земле была произведена опись, и новые земли были розданы в поместья русским воинам.

Какова была участь переселенной татарской знати? Так же как османские султаны, Иван Грозный наделил переселенных иноплеменников - бывших врагов! - поместьями, и они верно служили своему новому повелителю. Как и султан, царь проявлял терпимость в вопросах веры; мусульмане могли строить мечети, они имели своих судей-кади. После взятия Казани в подданство могущественному московскому государю добровольно перешли бывшие союзники и вассалы казанских татар - татары сибирские, черкесы и ногайцы. Царь был настолько заинтересован в привлечении на свою сторону этих новых подданных, что дозволил ногайцам кочевать в верховьях Дона. Русская армия пополнилась многочисленным мусульманским воинством, а татарские и черкесские князья заняли почетное положение среди ее командиров. Новые воины царя отлично зарекомендовали себя в битвах с литовцами, но были ненадежны в сражениях с соплеменниками, с крымскими татарами и турками. Поэтому царь стремился заключить мир с Крымом и использовать свою новую армию для завоевания Ливонии. (Конечно, были и другие причины Ливонской войны - необходимо было открыть окно в Европу для получения оружия и металлов). В первом походе на Ливонию русскими войсками командовал казанский хан Шейх-Али, а командиром передового полка был царевич Тохтамыш; о соотношении численности русских и мусульманских контингентов можно судить по тому, что в походе 1578 года участвовало 10 тысяч русских и 7 тысяч татарских всадников (но было еще 15 тысяч русской пехоты).

Включение в состав Московского царства многочисленных мусульманских народов привело к усилению влияния исламской культуры. Именно это обстоятельство, по мнению Ярослава Паленского, привело к перениманию Москвой тюрко-мусульманских социально политических институтов. Завоевание обширных областей всегда сопровождается частичным перениманием обычаев и порядков покоренных народов. Этот процесс хорошо известен историкам, Е. Аштор в фундаментальном труде о истории Ближнего Востока назвал его «симбиозом». Однако в данном случае перенимание началось гораздо раньше - завоевание Казани было лишь одним из факторов, способствовавших этому перениманию. Тем не менее, появление при царском дворе большой группы татарских и черкесских князей, безусловно, сыграло свою роль. В 1558 году черкесский князь Темрюк прислал в Москву - вероятно в качестве заложников - своих сыновей Булгоруко и Салтанкула. Молодой Салтанкул понравился царю, Иван дал ему имя Михаила, велел его крестить и учить русской грамоте, а затем женил на дочери знатного боярина Василия Михайловича Юрьева, племянника царицы Анастасии. После смерти Анастасии ее родня, чтобы не потерять влияние, постаралась найти царю «свою» невесту и договорилась с Михаилом Черкасским женить царя на одной из его сестер. Летом 1561 года Михаил привез царю княжну Марию, которая настолько очаровала Ивана, что он без промедления сыграл свадьбу. Таким образом, князь Михаил Черкасский породнился с царем и стал одним из его ближайших советников. Бояре с самого начала ненавидели Марию и ее брата - они опасались их влияния на царя. Как мы увидим далее, эти опасения были не напрасными.

Ко времени появления Марии при царском дворе отношения Ивана Грозного и бояр были уже напряженными до крайности. Князь Д. Вишневецкий «отъехал» в Литву, глава думы князь Иван Бельский был уличен в том, что собирался последовать примеру Вишневецкого. Однако дума не позволила царю судить изменника - в этом и в других столкновениях проявилось реальное соотношение сил: царь не был самодержцем и не мог настоять на исполнении своей воли. Число перебежчиков увеличивалось, измена среди военного руководства привела к разгрому русской армии на реке Улле. В этой ситуации Иван Грозный сделал решительный шаг: в декабре 1564 года царь покинул Москву и, угрожая отречением от престола, предъявил ультиматум боярской думе. Он снова обвинил бояр в том, что они делали «многие убытки» народу, не только не радели о православном народе, но и чинили насилия «крестиянам». Царь обвинял бояр, что «в его государские несовершенные лета» они «земли его государьские себе разоимали, и другом своим и племенником его государьские земли раздавали», в результате чего держат за собой «поместья и вотчины великие». Царь говорил также и об изменах, он жаловался, что ничего не может поделать с изменниками: едва он захочет «понаказать» боярина, как в защиту того выступает дума и митрополит. Одновременно царь писал московским посадским людям, объясняя, что его гнев обращен против изменников-бояр, а на них, посадских людей гнева и опалы нет.

Послание царя вызвало в Москве народные волнения - может быть, правильнее сказать, восстание. Возбужденные толпы горожан окружили митрополичий двор, где собралась Боярская дума. Представители народа, допущенные к боярам, заявили, что они будут просить царя, чтобы тот «государства не оставлял и их на разхищение волком не давал, наипаче же от рук сильных избавлял». Таким образом, народ встал на сторону царя, он называл бояр «волками», его представители угрожали перебить обвиненных царем «лиходеев и изменников». Митрополит и бояре были вынуждены просить милости у царя; они согласились предоставить монарху неограниченные полномочия и выдать «изменников».

Царь стремился предстать в образе защитника справедливости - и ему это удалось, при поддержке народа Иван IV стал самодержцем. Это было исполнение заветов «воинника Иванца Пересветова». Но дальше начитается нечто странное. Царь вводит «опричнину», делит государство на две части с разным управлением, «опричнину» и «земщину». Царь, только что ставший самодержцем, зачем-то передает управлений «земщиной» (основной частью государства) Боярской думе. Боярская дума становится земской думой, в опричнине появляется своя опричная дума, своя казна и свое маленькое войско - тысяча конных опричников и 500 стрельцов.

«В этих действия царя историки справедливо усматривали нечто загадочное и непонятное... - писал В. И. Корецкий. - Все попытки осмыслить загадочные действия Ивана IV... носят весьма приблизительный характер; главное в них то, что они ведут нас в сторону Востока». Действительно, в истории создания опричнины с самого начала просматривается «восточный след». Опричник Штаден в своих записках утверждал, что царь учредил опричнину по совету своей жены Марии-черкешенки. Князь Курбский также отмечал, что перемена в поведении русских князей произошла от влияния «злых жен-чародеиц». По другим сведениям, совет ввести опричнину исходил от боярина В. М. Юрьева, тестя Михаила Черкасского. Известно, что после введения опричнины царь оставил свой дворец в Кремле и переехал на подворье князя Михаила, который стал одним из командиров опричного корпуса. Таким образом, говоря об инициаторах опричнины, источники указывают на один круг людей - черкесскую родню царя.

Московские летописи переводят старое слово «опричнина» как «особый двор», и позже, когда это слово было запрещено, опричнину именовали просто «двором». Черкесы хорошо знали, что такое «двор» - двор османских султанов - это было государство в государстве со своей казной и маленькой армией, составленной из гвардейских частей. Земли выделенные в обеспечение двора, именовались «хассе»; как в Турции, так и в других мусульманских странах, государство делилось на две части, «хассе» и «дивани». «Это разделение аналогично разделению России на «земщину» и «опричнину»… - писал известный востоковед И. П. Петрушевский. - Слово «опричнина», и есть, в сущности, хороший русский перевод слова «хассе».

Таким образом, секрет «странного учреждения» в действительности хорошо известен специалистам-востоковедам. В Персии «земская дума» называлась «диван ал-мамалик», а «опричная дума» - «диван-и хассе». Разделение государства на «опричнину» и «земщину», было характерно и для зависевших от Турции православных балканских княжеств; вспомним, что «советчик» Ивана Грозного господарь Петр Рареш выделил во всех уездах опричные «околы». На Руси земли «хассе» под названием «дворцовых земель» в большом количестве появились еще при Иване III - и уже тогда эти земли находились под особым управлением. Именно «дворцовые земли» в первую очередь брались в опричнину и, по-видимому, они составили основной массив опричной территории. Таким образом, Иван Грозный не был создателем «опричнины»-«хассе», он лишь придал этому учреждению завершенные формы.

Современники видели засилье татар и черкесов в окружении царя, и некоторые из них понимали смысл тех советов, которые давали Грозному его приближенные. Это видно из ключевого эпизода ссоры, разгоревшейся между царем и митрополитом Филиппом. Однажды Филипп заметил, что в церкви рядом с царем стоял опричник в мусульманской шапке, «тафье», - митрополит не удержался и воскликнул: «Се ли подобает благочестивому царю агарьянский закон держати?» Разумеется, дело было не в тюбетейке опричника - митрополит обвинял царя в перенимании мусульманских порядков. Прежде царь терпеливо сносил обличения Филиппа - но на этот раз он пришел в ярость и распорядился свести митрополита с престола.

По османской традиции султан не вмешивался в управление «земщиной», если он посещал заседания дивана, то наблюдал за его работой из-за занавески. Тем не менее, монарх мог в любой момент приказать казнить любого из членов дивана. Казнью за государственные преступления было посажение на кол, при этом истреблялись все родственники преступника. Такие наказания не применялись на Руси в прежние времена - но с приходом опричнины начинается время наводивших ужас восточных казней. Царь распорядился казнить многих «изменников» - но настоящая цель его политики заключалась не в казнях. Хорошо известно, что делали султаны с завоеванными областями и что сделал Иван III с Новгородом - теперь Иван IV делает это со всей Россией. Начинается грандиозный «вывод», «сургун». «Представители знатных родов, - пишут И. Таубе и Э. Крузе, - были изгнаны безжалостным образом из старинных, унаследованных от праоцов имений, так что не могли… взять с собой даже движимое имущество… Они были переведены на новые места, где им были указаны поместья. Их жены и дети были также изгнаны и должны были идти пешком к своим мужьям и отцам, питаясь по пути подаянием». Р. Г. Скрынников установил, что свыше 150 представителей высшей знати были «выведены» в Казанскую землю; едва ли не большинство этих ссыльных имело княжеские титулы.

«Великий вывод» нанес решающий удар княжеской и боярской знати. Хотя через некоторое время сосланным было дозволено вернуться в Москву, мало кто из них получил назад свои земли. Флетчер в следующих словах отразил изменение положения бояр при Иване IV: «Сначала они были только обязаны служить царю во время войны, выставляя известное число конных, но покойный царь Иван Васильевич… человек высокого ума и тонкий политик в своем роде, начал постепенно лишать их прежнего величия и прежней власти, пока наконец, не сделал их не только своими подчиненными, но даже холопами… Овладев всем их наследственным имением и землями, лишив их почти всех прав… он дал им другие земли на праве поместном… владение коими зависит от произвола царя… почему теперь знатнейшие дворяне (называемые удельными князьями) сравнялись с прочими…» Курбский обвиняет Ивана Грозного в том, что он погубил весь многочисленный род князей Ярославских: «понеже вотчины имели великие». Дьяк Котошихин, писавший в XVII веке, свидетельствует, что к тому времени «прежние большие роды многие без остатку миновались».

Конфискация огромных боярских вотчин и торжество принципа «нет земли без службы» означали фактическое огосударствление земельной собственности. Отсутствие частной собственности на землю было «ключом к восточному небу», той чертой, которая отличала Запад от Востока; это было главное, чем отличались европейские феодальные монархии от восточных империй. Но движимая собственность тоже принадлежит Богу: «Все имущества принадлежат только Богу». «Все подданные царя открыто признают, что все они целиком и все их имущество принадлежат Богу и царю, - свидетельствал Рейтенфельс, - и прячут все, что есть у них дорогого, в сундуки или подземелья, дабы другие, увидев, не позавидовали бы... И это одна из главных причин тому, что Москва до сих пор... не отличается красотой своих зданий». Об этом писал и Котошихин: купцы, крестьяне, приказные люди не смеют строить добрые дома - боятся, что «оболгут царю и многие кривды учинят».

Таким образом, реформы Ивана IV превращали Россию в восточное государство. Было что-то символическое в том, что русская знать была выведена в Казань - еще недавно казанская знать была выведена в Россию, теперь все было наоборот - как будто победителями в конечном счете были татары. Как обычно при «выводе» земли изгнанной знати отписывались в казну и тут же раздавались в поместья новым дворянам. В этом и состоял смысл опричных мероприятий - конфискация боярских земель была необходима для увеличения армии в решающий момент Ливонской войны. Война была тяжелой: события обернулись так, что России пришлось сражаться одновременно с ливонцами, Швецией, Литвой и Крымом. Борьба за Поволжье не окончилась со взятием Казани, теперь она вступила в новый этап. Весной 1571 года хан Девлет-Гирей объявил «священную войну» против Руси, и мусульманские подданные царя Ивана сразу же перешли на сторону крымцев. Все Поволжье было охвачено грандиозным восстанием. В походе на Москву прининимала участие Ногайская орда и черкесы во главе с тестем царя ханом Темрюком. Царица Мария Темрюковна к тому времени уже умерла (царь говорил, что ее отравили), но брат Марии Михаил Черкасский командовал передовым полком русской армии. Мстя за измену отца, царь приказал убить Михаила; черкесы и татары исчезли из свиты царя и вместе с ними исчезла «опричнина». Царь запретил произносить это слово, корпус опричников был переформирован - но в действительности он сохранился под новым названием «двор»; сохранились и дворцовые земли.

Осенью 1575 года Иван IV неожиданно для всех отрекся от престола и посадил на трон своего вассала, касимовского хана Саин-Булата («Симеона Бекбулатовича»). Иван Грозный оставил себе «удел» - нечто вроде прежней опричнины со своим войском, казной и думой. «Вокняжение Симеона представляло собой загадку как для современников, так и для исследователей», - отмечал Р. Г. Скрынников. Пискаревский летописец объясняет отречение неким «пророчеством волхвов»: волхвы предсказали в том (7083) году «московскому царю смерть», и Грозный попытался избежать судьбы, посадив на престол «подменного царя». Действительно, Симеон просидел на престоле с начала до конца 7083 года и был сведен с него, как только опасный срок миновал. «Загадка Симеона» объясняется достаточно просто: это был восточный обычай, история Персии изобилует примерами такого рода. В 1591 году «волхвы» предупредили шаха Аббаса об опасности, которая будет грозить ему в течении трех дней. Шах отрекся от престола в пользу некоего «неверного» по имени Юсофей, и тот три дня не только титуловался шахом, но и пользовался неограниченной властью. Этот пример показывает, насколько близкими Востоку были обычаи московского двора.

Подводя итоги, можно сделать вывод о том, что реформы Ивана IV были направлены на преобразование России по образцу самой могущественной державы того времени, Османской империи. Проект Пересветова содержал лишь идею этих реформ, он был черновым наброском возможно, одним из многих предложений в этом духе. Сама идея витала в воздухе достаточно давно, и первые шаги к ее воплощению были предприняты еще Иваном III. В реализации этой идеи принимали участие разные люди, в том числе Адашев и Сильвестр, дьяк Висковатый, Мария и Михаил Черкасские - и конечно, сам царь. Некоторые из этих людей знали о Турции гораздо больше, чем Иван Пересветов, и реформы вышли далеко за рамки первоначального проекта - они закончились введением "опричнины". Разумеется, реформы не сводились к простому перениманию турецких порядков; в ходе их имели место инновации и отступления от образца, как было, к примеру, с измерением земель и выплатой помещикам дополнительного жалования. С другой стороны, некоторые преобразования натолкнулись на противодействие, прежде всего со стороны бояр, и остались незавершенными. В конечном счете реформы приняли характер сложного социального синтеза, "симбиоза", порядки, заимствованные извне, синтезировались с местными порядками и трансформировались в новое социальное единство.

Итак, можно утверждать, что эпоха становления Московского государства была вместе с тем эпохой перенимания турецких порядков, временем преобразования России по османскому образцу. Преобразование по образцу самой могущественной "мировой" державы является одной из главных движущих сил истории; этот процесс характерен как для нашего времени, так и для средних веков - законы истории одинаково действуют во все времена.