Ленинское время истории прессы

Опыт партийно-советской прессы Украины - огромное историческое полотно, на котором, независимо от точки зрения наблюдателя, нашлось место и для величия неопровержимых побед, и для трагедии непоправимых поражений.

В компартийных газетах этого времени следует заметил изобретательность еще не очень опытных журналистов политической прессы, которые проводили неожиданные даже для нашего времени акции. Чрезвычайно тяжелый и преисполненный противоречий время подсказывало им новые формы работы. Например, освещение голода на Украине в 1920 г. Это был суровый экзамен для прессы того времени на правдивость и гуманизм. И газетчики не опустились к умалчиванию или к простои фактографичности или смакование подробностей. Газеты принимали участие в конкретных акциях. Они не только изображали крайнюю степень бедности и одичания в голодных районах, но и печатали, что нужно делать, даже сами принимали участие в конкретных акциях. Да, например, редакция районной газеты Конотопа выпустила 1 мая в 1922 г. однодневную газету в интересах голодных детей, вся прибыль от которой пошла на приготовление еды. Есть и еще несколько подобных примеров. “Луганская правда” опубликовала норму голодной доли - 22,5 фунта муки. “Известия Харьковского совета рабочих и крестьянских депутатов” организовали акцию “Рабочее население сдает свои доли в пользу голодающих”.

Важной акцией советской прессы было участие в возрождении угольной промышленности Донбасса. Местная пресса в каждом номере привлекала внимание к ней. Газетой “Киевский пролетарий. Газета киевского рабочего” в конце 1920 г. была проведена акция: “По республике организовывали сбор пожертвований для рабочих шахт и заводов этого края”.

О результатах принятых мер, например, в газете “Луганская правда” в январе в 1922 г. сообщается: “Трехмесячный продовольственный запас, создавшийся к этому времени, позволял уже думать о новом изменении программы в сторону повышения добычи угля”.

Но нигде и некогда в компартийной прессе не найти критики по адресу ЦК или в целом партии за ее исторических вины перед народом, в частности, перед теми же пролетариями, которые пострадали не меньше от других слоев населения через “собственную” революцию.

Зерно гибели этой прессы, как и всего строя, содержалось в противоречии между идеей и действием, между словом и поступком тех лиц, которые принимали решение, - и прежде всего малочисленной группы партийных вождей страны. Безукоризненно логические словесные сооружения на практике превращались в собственную ужасную противоположность.

Главный лозунг большевиков - “Мир народам! ”, благодаря которому они, собственно, и получили массовую поддержку осенью в 1917 году - привело их до войны против части своего народа. Под лозунгом “Вся власть Советам! ” они перебрали реальную власть у Советов, превратив их на подручных собственной безграничной и не контролированной диктатуры. Лозунг “Фабрики - рабочим” очень скоро превратилось в пустой звук, ведь рабочие остались наемными работниками, а владельцем производственных мощностей осталось государство, которое спекулятивно (в результате отчуждения рабочих от собственности) продолжало называть себя пролетарским.

“Прочь эксплуатацию человека человеком! ” - наиболее распространенный из газетных лозунгов и более наиболее лицемерный из них, ведь оно оказалось в действительности ширмой сверхэксплуатации человека, стало совершенствованием, последующим развитием идеи ограбления трудящиеся, ведь единственным эксплуататором стало государство. А поскольку все годы советской власти имелось в виду, что государство - это партия, то есть ее верхушка, то именно эта верхушка и несет главную историческую ответственность за совершенное в течение десятилетий. Компартийная пресса имела к этому непосредственное отношение, ведь была одним из главных “винтиков” огромного механизма воплощения в жизнь собственных привлекательных лозунгов.

Сравним с реальностью замечательную идею одного из первых документов новой, социалистической власти, а именно “Декларации прав трудящегося и эсплуатируемого народа” от 18 ноября 1917 года:

“Власть должна принадлежать целиком и исключительно трудящимся массам и их полномочному правительству - Советам Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов”. (“Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам”, т.1, С 30).

Замечательный лозунг, растиражированный прессой, - но в действительности власть “полностью и исключительно” принадлежала партийной верхушке, которая превратила парламент в театр, выборы на фарс.

“Мир народам!” - благодаря этому лозунгу, в конечном счете, большевики и притянули к себе симпатии в измученной длинной мировой войной стране. Но через несколько месяцев после Октябрьской революции началась гражданская война, ответственность за которую лежит не только на силах реставрации (белой гвардии и тому подобное), националах-сепаратистах или других, а, в первую очередь, на большевиках как на правящей партии. В ее чрезвычайных условиях реальную власть перебрал партапарат, верхушка центрального комитета и комитетов на местах. Впоследствии эта практика привела к появлению культа личности, еще позже к неосталинизму, который, собственно, и довершил окончательно отрыл власти от народа - в результате чего народ отказал КПСС во власти.

Главным вопросом каждой революции является вопрос о власти, то есть о собственности. Его большевики решили мимоходом, легко (или, может, бездумно?) национализировав банки, фабрики и заводы, а, через короткий промежуток “социализации”, - и землю. Поэтому в годы революции и гражданской войны главной “мирной” темой газет все-таки была проблема продовольствия, собственно - методов и путей снабжения хлеба к промышленным центрам.

Пресса тех времен, даже небольшевистская, показывает, что эта чрезвычайно важная проблема возникла к Октябрьской революции. Собственно, одним из толчков к лютневой в 1917 г. революции в Петрограде, за многими свидетельствами, стал внезапный недостаток хлеба в столице. Весной, летом и осенью в 1917 году эта тема уже широко обсуждалась в газетах (см., например, рубрику “Продовольственное дело” в газете “Известия Московского Совета Рабочих депутатов” за 8,13,21,23 сентября 1917 года).14 октября, когда минула лишь неделя после взятия власти большевиками, эта газета сообщала:

“Городским продовольственным комитетом получены следующие сообщения вот его уполномоченных на местах.

Из Тамбова. Никаких запасов хлеба нет. Полное отсутствие подвоза...

Из Тюмени. Выполнять наряды для Москвы в настоящее время не представляется возможным.

Из Симферополя. Вследствие расстройства транспорта, отсутствия запасов и слабого подвоза хлеба по ноябрьскому плану предполагается выполнить 50%”.

Но земельная политика большевиков к краю заострила существующие трудности, противопоставив с оружием в руках город и село, рабочих и крестьян. Отказ в течение января-июля 1918 года от понятного крестьянам и “заимствованного” у эсеров лозунга “Землю - крестьянам”, стремление монополизировать хлебную торговлю и быстро перейти к сельскохозяйственным коммунам, пренебрежение особенностями тогдашней Украины привели к самой страшной из войн - гражданской, к массовому голоду и политическому кризису новой власти в 1921-1922 годах.

Пресса большевиков всячески оправдывала действия центрального и местных органов власти, отмечала вынужденный и временный характер политики “военного коммунизма”, при которой продовольственные отряды забирали у крестьян-производителей весь хлеб, так называемые “избытки”, за исключением того (31 фунт на месяц на человека), который необходим, чтобы не умереть от голода. Кое-где газеты даже восхваляли экономическую эффективность такого способа “ведения” хозяйства. Во всяком случае, публикации стремились отвести от партии ответственность за кризисное состояние страны. И делали это достаточно неумело. Вот пример из харьковских “Известий... ” за 6 марта 1919 года. Под заглавием “Большевики виноваты? ” газета доказывает, что “еще при гетманщине цены полезли вверх”. Вывод:

“Большевикам досталась... разоренная в промышленном отношении страна... Промышленная разруха не дает возможности сразу начать правильный товарообмен с деревней”.

А без этого, ведет дальше автор, “мы выкачаем хлеб из деревни только с неимоверными трудностями”.

Эта публикация появилась в марте 1919 года, но в ней не упомянуто о том, что гражданская война началась за год до того отчасти по той причине, что три декрета Советов постепенно, за весну и лето 1918 года, отобрали у крестьян землю, которую дали им в октябре 1917 года. Поэтому и возник мятеж левых эсеров в Москве в июне в 1918 г., что партия социалистов-революционеров всегда отстаивала интересы крестьян. Оставшись без собственного хлеба, Москва должна была искать другие резервы “спасания революции”. Ближайший из них был на Украине.

Все якобы верно - но вне контекста в процитированной публикации остается ответственность большевиков за развязывание гражданской войны. Остается прибавить, что публикация появилась еще к “освободительному походу” Добрармии Деникина, до войны из белополяками, к новым судорогам истощения “полдня России”, то есть именно Украины, вызванных войной из Врангелем за Крым да и до войны с крестьянской повстанческой армией под проводом Н. Махно, то есть к новым сокрушительным волнам боевых действий, разрухи, голода и безвластия.

Их последствия, точнее, то состояние, с которого началось возобновление мирной жизни уже подсоветской Украины, также правдиво и объективно освещали местные журналисты в представлениях к московскому журналу:

“В Киевской губернии на местах царит полная дезорганизация. В Полтавской губернии политические осложнения и авантюра Григорьева внесли полную дезорганизацию на местах: сношение с уездами прекратилось, поступление зерна ничтожно” (“Известия Народного Комиссариата по продовольствию”, 1919? 17-20).

В сообщении из Херсону рассказывалось даже о случаях людоедства среди мирного населения - однако, заметим, шла речь о состоянии дел в городе, едва лишь перебранному от врага.

Политика военного коммунизма оставила заметный след в истории украинской партийно-советской прессы. Но и переход к нэпу мало что изменил по делу партийного руководства прессой.

От первых годов это руководство имело вид суровой опеки и всестороннего контроля.

В то время испытывалась и складывалась на практике теория компартийной прессы как коллективного пропагандиста, агитатора и организатора масс для обеспечения потребностей строительства социалистического общества. Деятельность прессы базировалась на прямых указаниях Ленина: “Именно теперь следует позаботиться о том, чтобы масса необыкновенно ценного материала, который имеется на лицо в виде опыта новой организации производства в отдельных огородах, в отдельных предприятиях, в отдельных деревенских общинах, чтобы этот опыт стал достоянием всех”. Эта, в принципе, конструктивная идея остается ведущей на длинные десятилетия. Но, как это всегда случалось в большевистские времена, привлекательные в теории идеи - на практике, в водовороте классовой борьбы моментально перекручивались на злодейские действия. Да, газеты начали распространять опыт экспроприации под лозунгом “Грабь награбленное”. “Опыт” этот не был осужден газетчиками, потому что отвечал общей политической линии ЦК на классовое насилие и на установление диктатуры пролетариата (а под его ширмой - диктатуры партапарату). .

Ленин в письме к известному публицисту Осинского писал: “Самое худое у нас - чрезмерное обилие общих рассуждений в прессе и политической трескотни при крайнем недостатке изучения местного опыта. И на местах и вверху могучие тенденции борются против правдивого оглашения, правдивой оценки, боятся выносить сор из избы, боятся голой правды, отмахиваются вот нее”.

Перед партийной прессой Ленин ставил задание: “Еще более и еще более конкретности в изучении местного опыта, деталей, мелочей, практики, делового опыта, углубления в настоящую жизнь, уездную, волостную, сельскую, разбор того, где, кому и почему, какими приемами удается, несмотря на бездну нищеты и разорения, достигать действительного, хотя и небольшого улучшения, не боятся вскрывать ошибки и неумения, популяризировать и рекламировать изо всех сил всякого, сколько-нибудь выдающегося местного работника, ставит его в образец. Чем больше будет такой работы - тем успешнее пойдет улучшение и нашей прессы и всего нашего строительства”.

Все эти установки повинные были принимались к неопровержимому выполнению в силу партийной дисциплины. Но на деле сдвиг на лучше давались ценой чрезвычайно больших усилий.

Вот неполный перечень тех решений центральных органов партии, принятых в очень сжатом сроке времени, которыми должны были руководствоваться в своих действиях все работники партийно-советских газет, в том числе и на Украине:

4 апреля в 1921 г. - “О программе местных газет”. Циркуляр ЦК РКП(б);

8 ноября в 1921 г. - “Об обращении серьезного внимания на периодическую печать”. Письмо ЦК РКП(б);

27-29 декабря в 1921 г. - “Об усилении местной периодической печати”. Резолюция совещания секретарей обкомов, оббюро и губкомов РКП(б);

20 февраля в 1922 г. - “О периодической печати”. Циркуляр ЦК РКП(б);

1 декабря в 1924 г. - “О типе рабочих и крестьянских газет”. Постановление Оргбюро ЦК РКП(б).

В этот же день были приняты еще постановления “О рабочей печати”, “О крестьянской печати” и “О формах связи газет с рабочими и крестьянскими читателями”.

Общее настроение этих многочисленных постановлений выражено в циркуляре от 4 апреля:

“При просмотре губернских и уездных газет можно установит целый ряд недостатков, являющихся общими для многих изданий. В главных своих чертах эти недостатки сводятся к следующим: 1) газеты наполнены общими рассуждениями и мало принимают участия в практическом строительстве местной жизни, 2) газеты мало популярны, помимо преобладания отвлеченного содержания над конкретным, они дают материал в форме длинных статей с запутанными и неясными фразами и 3) газеты не являются трибуной читателей, не имеют связи с крестьянской массой, с организациями и даже местными учреждениями”.

Невзирая на такое большое количество постановлений, их массовое принятие, ХІ съезд РКП(б) в 1922 г. констатировал, что партийно-советская пресса находится в состоянии “Тягчайшего кризиса”, а резолюции VIII съезда и следующие решения “в большинстве случаев не проводились в жизнь”. Административно командная система управления обществом еще только приобретала опыт, еще случались ее холостые обороты.

Вот пример того, как непрофессионально делали свое дело журналисты первых газет: в 1919 г. в январе харьковские “Известия Временного правительства Украины” напечатали такой текст (сотрудник газеты обращался к должностному лицу исполкома): “В беседе с сотрудником газеты тов. Кин, являющийся в настоящее время отделом (! - авт) городского хозяйства при исполкоме, поделился сведениями о текущей работе”. На этом текст заканчивался, и о чем именно шла речь во время отчета - осталось неизвестным.

А, поскольку вся украинская пресса, как на взгляд из Кремля, казалась местной, к ней были применены все мероприятия, предусмотренные в упомянутых директивах.

Политические целые партии большевиков требовали значительного, на несколько порядков, увеличение поддержки в массах. Катастрофическая малочисленность членов партии сравнительно с гражданами, которыми нужно было руководить вопреки их прямым интересам, привычкам, предыдущему жизненному опыту и их отчужденности относительно коммунистической доктрины, составляла огромную угрозу перспективам содержания власти и усиления коммунистических структур. Редакции газет с массовыми тиражами составляли своего рода форпосты партии в массах - влиятельные ячейки, вокруг которых должны были концентрироваться десятки и сотни симпатиков, активистов и т. зв. “попутчиков”. Приблизительно ту же роль играли на первых этапах становления новой власти комсомол, профсоюзы, женское движение и тому подобное.

Провозглашена коммунистами новая форма демократии в виде диктатуры пролетариата, то есть квазидемократическая модель общества (на словах - опора на широкие трудящиеся массы, на деле - подавление их воли ради решения узкопартийных целей), оставалась голой фразой, пока не удавалось наполнить эту форму конкретным содержанием. Его нужно было создавать заново, на абсолютно новой и по большей части непонятной этому самому пролетарскому большинству идеологической базе. Таким образом, редакции становились не только организационными, но и идеологическими форпостами штаба в океане внепартийного и не управляемого пока еще из центра жизни.

В конечном итоге, противопоставив себя массе народа во время осуществления политики военного коммунизма, партия повредила двустороннюю информационную связь с массами. Нехватка достоверной информации из мест мешала выполнять одну из обязанностей, которые перебрала на себя РКП(б), - знать настроение массы, чтобы возглавлять ее.

Поэтому на уровне информационному тогдашние журналы не скрывали чрезвычайно тяжелого состояния страны - и в официальной информации из центра, и в сообщениях из мест. Да, относительно самой тяжелой проблемы времени - продовольственной - уже упоминавшаяся газета “Известия Народного Комиссариата по продовольствию”, которая выдавалась в Москве, печатала в сентябре-октябре 1919 года в номерах 17-20 текст телеграммы В. Ленина “всем предгубисполкомов, Губпродкомиссарам”, он был на то время не только председателем Совнаркома, но и Народным комиссаром по продовольствию) такого отчаянного содержания:

“Республика никогда еще не переживала столь тяжелого продовольственного момента, как текущий... Момент требует крайнего напряжения всех сил и небывалого упорства в работе... Повсеместно... бросьте на прод. работу все советские, партийные и общественные силы... В районах ведите подготовительную работу, разъясняйте значение момента, агитируйте устно и печать”.

Обратим внимание на указание вовлечь в дело и пресс - но как на команду к одному из подчиненных подразделов.

Проблема продовольствия до 1922 г. была самой тяжелой, пока не начала приносить плоды новая экономическая политика. В марте в 1918 г. Ленин писал в Харьков Антонову и Серго Орджоникидзе: “Советы бога, принимайте самые энергичные и революционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! ”. Он же пишет в газете “Беднота” в 1921 грамм. (газета выдавалась в Петербурге, но распространялась и на Украине): “Мы переживаем теперь самую тяжелую весну после голодного года”.

Другой пример такой отчаянной правдивости - в той же харьковской газете в мае 1919 года читаем:

“Добыча угля в Донбассе к мирному времени упала в 170 раз”.

В то же время в России очень потребительское отношение ло обессиленной гражданской войной, немецкой оккупацией Украины демонстрировали определенные московские журналы. Уже упоминавшиеся “Известия Народного Комиссариата по продовольствию” подавали ситуацию так: “Урожай на Украине необыкновенно обильный”. Промосковская газета “Известия Харьковского Совета и Губернского исполкома Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов” 6 марта 1919 года подтверждала эту информацию: “Украина утопает в хлебе. В древесное сохранились хлебные излишки еще вот урожая 1912 года” (в 1919 г.,6 марта) - и эта же газета давали более убедительную картину создания запасов товаров:

“В Сумском уезде разверстка проведена весьма успешно. Декрет о разверстке встретил сочувствие в беднейшего и среднего крестьянства. Крестьяне III категории как бы враждебно отнеслись к разверстке, потому что три четверти разверстки падает на них” (1919,17 мая).

Вот еще один пример экономической деятельности большевиков, яркая картинка для иллюстрации того, как претворялся в жизнь лозунг “Грабь награбленное! ”:

“В первые дни Советской власти в Харькове мы провели учет всех товаров. В продавцов мы отбираем в общегосударственный фонд вот 30 до 50 процентов товаров” (в 1919 г.,6 марта).

Еще более выразительно такая политика проявилась на примере решения новой властью жилищной проблемы - которая была для промышленных центров одной из острейших. Отвечая на вопрос сотрудника газеты “Известия Временного Рабоче-крестьянского Правительства Украины и Харьковского Совета Рабочих Депутатов” вскоре после установления в городе советской власти, руководитель городского хозяйства при исполкоме отметил:

“Этот вопрос является чуть не самым ли острым... необходимо немедленное предоставление жилья всем, кто его не имеет”.

На уровне констатации проблема поставлена верно. А вот решать ее стремились в духе того же лозунга, разжигая классовую вражду:

“Конечно, если помещений не хватит, предпочтение будет отдано трудящимся, а крупная нетрудовая буржуазия переселится в подвалы” (в 1919 г., 28 января).

Классовый подход, стремление дальше расколоть уже разъединенное на классы общество проглядывает в таких газетных строках из “Известий Харьковского Совета Рабочих, Крестьянских и Красноармейских депутатов” за 15 июня 1919 р.:

“Оценкой квартир. В президиуме Губисполкома установлены следующие нормы оплаты квартир для рабочих, переселяемых в муниципализированные (то есть экспроприированные или, в тогдашних сроках, реквизируемые - авт) дома: рабочие платят 50% с оценочной стоимости... Лица третьей категории платят пятикратную оценочную стоимость плюс 20% прибавки”

Очевидно, даже реалии гражданской войны и политика правительства не помогали местным функционерам довести это дело до конца. Харьковские “Известия Временного... ” через полгода сигнализировали:

“С реквизициями комнат и квартир у нас дело обстоит все еще неурядица... Достать (! - авт) комнату или квартиру через жилищно-семейный отдел, надо сознаться, прямо-таки немыслимо. Учет комнат и квартир ведется пока что очень вяло. Остались в своих хоромах, почти всюду, прежние владельцы - буржуа. Рабочие ютятся по-прежнему в старых и холодных подвалах... Надо быстро двинут вперед переселение рабочих в “буржуйский” фонд” (в 1919 г., 22 февраля).

Местные газеты поддерживают эту линию. “Луганская правда” с удовольствием пишет в заметке “Общежитие для милиции” о реквизиции дома Холодилина, не обращая внимания на то, что этот человек приложил очень много усилий для развития города:

“Уисполкомом постановлено представит дом Холодилина для общежития Умилиции, при чем (правописание сохранено - авт) последней вменяется в обязанность дом этот сохранить и содержать в полной исправности” (в 1922 г.,2 января).

Неумение журналистов тех времен добираться к сути дела освещают и исчислении примеры публикаций на “жилищные” темы. Вот пример из “Известий Всеукраинского... ” за 18 октября 1924 р.:

“Дом-коммуна. Удовлетворена просьба Наркомтруда и закреплен за ним дом? 63 на Чернышевской улице для организации дома-коммуны”.

В чем заключались отличия дома-коммуны, как пошли там дела, чем все закончилось - остается неизвестным, да и, кажется, не вызывает заинтересованность автора заметки и его редакторов. Главное, с их точки зрения, уже состоялось: отрапортовался о намерении или принято решение. Остальные - неинтересное.

С возвращением партии к новой экономической политике своеволия относительно жилищной проблемы ослабевает, ему на замену приходит более взвешенная тактика:

“Президиум Губисполкома отклонил проект жилищной секции горсовета об изъятии излишков жилой площади... избрана комиссия для решения вопроса о порядке дальнейшего заселения города” (“Известия Всеукраинского... ”, в 1924 г., 28 сентября).

Ситуация в новых социально-экономических и политических условиях медленно возвращает в бок здравого смысла - хоть в этом, кажется, нет взноса прессы, которая ни разу не поддала сомнения предыдущую политику партии, даже восхваляя новый поворот всего дела:

“Работы по строительству рабочих поселков в Харькове сейчас в таком положении: работы на поселке при ХПЗ выполнены на 75%, около Краснозаводского театра на 60% и около Рабочего дома на 50%” (“Известия Всеукраинского... ”, в 1924 г.,4 сентября).

“Жилищное дело в городе катастрофическое. Коммунхоз пошел по пути строительства. Об этом свидетельствует строительство рабочих поселков, которые открыты в день седьмой годовщины Октябрьской революции” (Там же, 20 ноября).

“На жилищное строительство ассигновано Губгоркомхозом около двух миллионов рублей, которые истрачены на постройку рабочих поселков... При прошедший год даны помещения 2000 человек” (Там же, 30 ноября).

Заметим хронологическую несогласованность трех процитированных публикаций: сначала всеукраинская газета извещает об успехах, через полмесяца дает реальную оценку ситуации, а еще через десять дней подает итоги проведенной работы, но безотносительно к количеству тех, кто нуждается в жилье.

Газеты информируют читателей о создании и укреплении жилищных кооперативов в больших промышленных центрах - Одессе, Николаеве, Катеринославе, Киеве. Обратим внимание на сжатый срок времени, в котором разворачивается газетная кампания относительно отмеченных проблем, - это тоже является признаком вишколености и дисциплинированности партийных газет. Если до них приходилось задание - они брались за работу, хотя и неумело - но настойчиво.

Уже первые компартийные журналисты хорошо понимали, что такое политическая конъюнктура. Там, где пересекались острейшие проблемы, там заметнее всего выглядело стремление дать читателю лишь часть правды, выгодную именно сегодня. К продовольственному вопросу добавлялось национальное, и пропагандистские спекуляции вокруг них длились в интересах партии, а газеты работали не ради правды как такой или ради народных потребностей, а только для партии.

Да, одни газеты подавали в Украине такую информацию:

“Продовольственный вопрос поставлен в порядок дня на Украине... не в плоскости только организации снабжения отсюда продовольствием голодного Севера, но уже как самостоятельный, самодовлеющий вопрос об организации снабжения крупных городских центров Украины... Единственно с чем сравнительно хороший обстоят дела, так со снабжением нас самих фабрикатами из России. Их получено довольно много” (передовая статья “Острый вопрос” в харьковских “Известиях... ”, 1919,23 марта).

Общеизвестно, впрочем, что с Украины к России вывозились в те годы сотни миллионов пудов зерна (в том же 1919 г. - свыше 620 млн. пуд., по оценке есть П. Юрийчука), в огромном количестве мясо, сахар, сало, масло, дичь и тому подобное.

В то же время другие газеты перепечатывали выступление наркомпрода Украины Шлихтера на III Всеукраинском съезде КП(б) В, где он так проводил линию партии:

“На нас с надеждой смотрит голодная, обнищавшая советская Россия, и хлебородная, богатейшая Украина должна прийти на помощь изголодавшимся братьям-рабочим России”.

Как именно это должно было состояться, та же харьковская газета объясняет в номере от 23 марта:

“Над предлагающим твердые цены на хлеб производитель будет смеяться. Отсюда как бы сам собой напрашивается вывод, что нужно в корне, сейчас же пресечь свободную торговлю хлебом... ”.

Чрезвычайная нелогичность этой мысли будто сама собой завершается сценарием последующих событий в контексте политики военного коммунизма:

“Рабочие ближе всего подойдут к древесное, производящей хлеб. Создав прод. отряды, они отнимут этот хлеб в кулаков, они купят этот хлеб у середняка-крестьянина в обмен на товары и деньги, они дадут деревенскому бедняку и огорода”.

Искренний цинизм пронизывает такие строки из газеты “Правда” за 23 февраля 1918 р.: ”Украина уже дала нам до 175 вагонов хлеба и близко 2-х миллионов пудов сахара. Кроме того, на украинских железных дорогах грузится для севера соль, мясо, сало, дичь, картофель, сухие овощи, мило, молочные продукты, разные сладости, сода и консервы... Понятно, что то, что уже дала нам Украина и что она может дать в ближайшее время, есть небольшая частица того количества пищевых продуктов, на которое имеет право (? - авт) рассчитывать Советская Россия. Главный продовольственный вопрос, который стоит перед Советской Россией на Украине, далеко еще не решено. Нужно как можно быстрее и в наибольшем количестве получить из Украины хлеб и мясо. К этому вопросу мы еще только приступаем”. Поскольку газета “Правда” в то время почти не имела аудиторию в Украине, понятно, что эти строки предназначались для внутрироссийского потребления, для успокоения населения российских городов, представления им определенных надежд перед голодной весной - но тем более поражает большевистский подход к сложным и драматичным социально-политическим проблемам.

Общеизвестно, к каким трагическим последствиям приводило подобное доктринерство, пренебрежение объективными законами экономики. Это случилось как в начале 1920-х (за выводом Ленина, крестьянство тогда в массе своей отшатнулось от советской власти), так и в начале 1930-х, в период, известный в настоящее время под названием “голодомор”.

Первое задание, которое возлагалось партией на газеты сразу после увлечения власти и начала их выпуска - распространения декретов. За признанием В. Ленина, “У нас была полоса, когда декреты служили формой пропаганды” (ПСС, т.45, С.111). Для этого в Харькове сразу после установления новой власти был начат выпуск временного центрального органа: “Известия Временного Рабоче-крестьянского Правительства Украины и Харьковского Совета Рабочих Депутатов”. Именно здесь 28 января в 1919 г. было напечатано “Декларацию Временного Рабоче-крестьянского Правительства Украины”. Колонки газеты были перегружены распоряжениями новой администрации, и это было оправдано.

Партийно-советские газеты начинали свою жизнь сразу после того, как в города и села после боев входили части Красной армии, часто первые номера печатали с помощью военных газет, на очень плохой бумаге, самодельной печатной краской. Подобное состояние дел отображено в публикации “Положение в Екатеринославе” в упоминавшихся харьковских “Известиях... ” за 31 января 1919 года:

“Все газеты в городе закрыты. Пока выходит только “Набат”, орган анархистов. В скором времени начнут выходить “Известия Совета”.

Напомним, что к этому здесь в 1918 г. выходил “Молот” - “рабочая газета”, “Наша борьба” - “орган губкома и Екатеринославской организации РСДРП (объединенной) ”

Еще более убедительно свидетельствует об отношении большевиков к газетам в занятых в 1919 г. городах начштаба махновской армии В. Белаш: “Насильственная коллективизация, выборная система ликвидирована, деятельность партий, которые стоят на советской платформе, силой сводится на нет, закрывают газеты” (цит. по: Есть.П. Юрийчук. Становление и характер советской власти в Украине. Историко-правовые аспекты (1917-1922 гг) - К., ИЗМН, 1998).

Главное, чего недоставало журналистам таких изданий - выучки и опыта, как компартийного, так и сугубо профессионального. Об этом свидетельствует, например, публикация в газете “Киевский пролетарий”, которая начала выходить вскоре после отступления белополяков:

Эта газета только тогда может оправдывать свое имя, когда оная будет:

писать о нуждах рабочих;

кричат о том, что нужно рабочим, а чего не дают” (см. номер от 26 декабря 1920 года).

Во-первых, газета настраивает новых хозяев города на потребительское и даже сытое настроение - но во-вторых, это настроение вступает в противоречие с соседним материалом “Заготовка хлеба - дело самих же рабочих” (хоть, заметим, дело рабочих - работать на промышленных предприятиях, а не замещать крестьян или работников торговли).

Новой власти была нужна новая пресса, а следовательно и новые журналисты. Их, однако, недоставало. Качество работы имеющихся сил можно увидеть на примере статье “Советская медицина” в упоминавшихся харьковских “Известиях... ” от 23 февраля 1923 года. Текст ее лишен любых фактов, примеров, перегруженный общими фразами типа “... ставит на очередь дня организацию медицинского дела на советских началах” и пустыми призывами “обратить все силы и средства страны на службу интересам здравоохранения широких народных масс”. Подобно этому неглубокому, поверхностно освещают местный опыт, как позитивный, так и негативный, в заметке “Продовольствие в Валковском уезде”:

Губернская инспекция по продовольствию... сообщает о положении по заготовке хлеба в уезде: “Создан продовольственный отдел, которым командированы агенты для выяснения хлебных излишков в личные экономии и крупно-крестьянские хозяйства. Организованы особые заготовительные комиссии, работами которых руководит Особая инспекторская коллегия. Отделами погружено 22 вагона хлеба и продуктов. В 6 из них в эти дни предполагается погрузка” (“Известия... ”, в 1919 г., 21 февраля).

В тексте не объясняется, как именно работали агенты, в чем суть Особенных комиссий и коллегий, а главное - как разворачивать такую же работу в других уездах? Имелось в виду, что уже сам факт выезда комиссий на места уже давал достаточные основания для обнадеживающих рапортов в печати.

Другая публикация - “Хлебный кризис” - якобы критикует продовольственные органы, но так же без серьезного анализа причин их неудовлетворительной работы:

“Подотдел Совета Рабочих Депутатов получил за это время, с 12 по 19 мая, всего 40 пудов пшеничной муки. Поэтому подотдел не имеет возможности снабжать хлебом не только рабочих, но и больных в лазаретах и больницах. Губпродком запасов муки тоже не имеет. Ожидается прибытие 2 вагонов зерна, после перемола которого хлебом будут снабжены, в первую очередь, больницы и лазареты, рабочие крупных заводов и милиция” (харьковские “Известия... ”, в 1919 г., 22 мая).

Вызывает вопрос и такая заметка:

“Коллегией губпродотдела постановлено, что в целях проведения в жизнь продовольственной диктатуры предоставить губпродкомиссариату широкие полномочия для этой диктатуры” (“Известия... ”, в 1919 г., 30 марта).

В частности, газета не объясняет, в чем заключались эти полномочия, чем они были “шире” от нормы.

Отметим мимоходом, что в подобных публикациях практически не есть фамилий тех, кто выполнял освещаемую работу. Их заменяют названия учреждений, что, по мнению авторов, мало большее значение.

Следующий этап труда компартийных журналистов - освещение проведения в жизнь напечатанных декретов. Вот пример из номера от 9 мая в 1919 г. (харьковские “Известия... ”):

“о неудовлетворительной работе Губпродкомов и Упродкомов, причем последние во многих случаях обнаруживают сепаратизм и невыполнение приказов центра (то есть, переводя на понятный язык, чем ближе были “продкоми” непосредственно к крестьянам, к практической работе по исключению хлеба, тем меньше были результаты - авт). Предлагается самым решительным образом бороться с этим явлением. Лентяев, сепаратистов - увольнять”.

Особенно поражает плоскость, одномерность этой журналистской работы, ее пропагандизм, что звался “классовостью”, в сравнении с освещением этих же событий в печати противоположного политического лагеря.

Не будем брать деникинских или даже петлюровских изданий, возьмем публикации из газеты под полностью родным большевикам названием “Красный флаг”, органу Временного комитета УСДРП (независимых). в апреле в 1919 г. она опубликовала такие преисполнены отчаянию строки о реалиях продовольственной политики времени военного коммунизма:

Коммуна в глазах крестьянства - это есть грабительское, безпорядочний вывез всего, что есть перед глазами: забирают хлеб, сало, забирают последнего кабанища у вдовы, забирают весь фураж, так что и тот скот, который остается, дохнул от голода; вывозят даже машины, а обещанная мануфактура не выходит очевидно дальше редакций коммунистических газет, а у крестьян отбирается даже полотно. Коммуна в глазах масс - это есть оккупация и господство чужестранцев”.

А вот те же события в освещении газеты Каменец-подольского “Крестьянское общество”, не заангажированной не только коммунистами, но и социал-демократами:

“Нашему трудовому народу уже давно прервалось терпение сносить в дальнейшем московское грабительское, которое тупоголовые московские комиссары зовут “коммуной”. От месяца марта по всей Украине поднялись большие восстания... Доказанный до края истязанием коммунистами украинский трудовой народ упрямо защищает свое право на свободную жизнь, на свободный труд, на право самому хозяйничать на своей земле”. (Цит. по: В. Малик. Периодическая пресса о повстанческом антибольшевистском движении в Украине в 1919 г. В зб. “Украинская периодика: история и современность”).

Подвластность прессы власти была причиной неадекватного освещения газетами реального состояния дел на селе. За год до глубокого экономического и социально-политического кризиса, к которому привела страну политика большевиков, эта пресса писала о “позитивных последствиях” внедрение военного коммунизма:

“Августовская заготовка нынешнего года превысила прошлогоднюю заготовку более, чем в два раза... Это говорит о том, что, во-первых, заготовительный аппарат за минувший год заметно вырос, и, во-вторых, Советская власть укрепилась внутри страны” (“Известия Народного Комиссариата по Продовольствию”. в 1919 г., сентябрь-октябрь).

Через несколько месяцев в России вспыхнет антоновский мятеж, кронштадтское восстание, станет ясно, что волна крестьянского неудовлетворения может поглотить этих политиков и их власть. Но пока еще газеты должны были поддерживать курс на гражданскую войну города против села. Пресса широко печатала письма из мест, которые показывали в то же время и тяжелое состояние на “продовольственном фронте”, и непреклонную готовность коммунистов идти до конца путем партии:

“Мы, представители Валковского продотряда, исполкомы Валковского уезда, выслушав доклады вот центра и с мест об отчаянном положении в продовольственном отношении голодающей Красной Армии, и принимая во внимание, что хлеб и фураж имеется в уезде, но прячется кулацкими элементами, вынесли следующую резолюцию: “Беспрекословно выполнить все требования по наряду Упродкома на хлеб и фураж. Мы клеймим позором всех тех, кто так или иначе содействуют сокрытию хлебных запасов и портит дело снабжения доблестной Красной Армии - защитницы угнетенных. Мы заявляем, что будем бороться с подобным элементом и беспощадно преследовать” (харьковские “Известия...”, в 1919 г., 14 апреля).

15 марта 1921 года была принята резолюция Х съезда РКП (б) “О замене разверстки продовольственным налогом”. По команде из центра газеты начинают разоблачать изъяны политики “военного коммунизма” и пропагандировать новую экономическую политику - нэп.

Политика партии решительный изменился. Газеты, которые перед этим показывали не только вынужденный, но и якобы экономически эффективный ход политики “военного коммунизма”, взялись пропагандировать идеи новой политики. В частности, публикации сравнивали площади обработанной земли, роста сева как доказательство того, что партия взяла верный курс. Продразверстка и “военный коммунизм” привели до того, что крестьяне перестали засевать много земле, ведь “все равно приедут из города большевики и заберут”. Такие отношения власти и крестьян были основной экономической причиной голода. Поэтому засел дополнительных площадей был признаком возобновления нормальной экономической жизни на селе, торговле и тому подобное. Эта тема была чрезвычайно важной, и пролетарская пресса послушно взялась за возобновление капиталистических отношений в стране.

Продолжала свое существование и так называемая “ленинская школа публицистики”. Исторической деятельности В.И. Ленина можно давать любые оценки, но он должен быть признан одним из самых выдающихся публицистов и редакторов начала века. Особенно это касается его работ времен борьбы с царатом и российской буржуазией. Его стилю, который впоследствии, к установлению культа личности на грани 1920-1930-х годов, стремились наследовать журналисты партийных газет, были присущи непременное политизирование освещаемых проблем, принципиальная позиция активного вмешательства в жизненные коллизии, постановка острых социальных вопросов, разоблачения антисоциальных явлений - все в интересах дальнейшего развития коммунистической революции.

Как пример из сферы тех же медицинских проблем, наведем публикацию листа члена инспекции рабочего А. Селезнева под рубрикой “Рабочая жизнь” в газете “Правда” за 8 августа 1919 года о кражах в одной из больниц. Автор разоблачает “механизм” преступлений и сразу политизирует свою оценку:

“А сами врачи что сделали? Они продолжали и продолжают начатый в декабре 1917 года интеллигентский саботаж... Санитарному отделу... не мешало бы положить конец этой вакханалии воровства в больницах”.

В важной для понимания актуальных заданий мирного времени ленинской работе “Первоначальный вариант статьи “Очередные задачи Советской власти” (ПЗТ, т.36) на стор.148 - 150 прессе дается такое указание: необходимо “именно теперь позаботиться о том, чтобы масса необыкновенно ценного материала, который имеется налицо в виде опыта новой организации производства в отдельных огородах, в отдельных предприятиях, в отдельных сельских общинах, - , чтобы этот опыт стал достоянием всех”.

Одним из изданий, которые стремились воплотить эти указания в жизнь, была газета “Луганская правда”. Вмонтированная в негибкую систему коммунистической прессы, она развивалась в условиях своего времени и за его законами. Почти всю свою историю, от 14 июня в 1917 г., когда она выходила под названием “Донецкий пролетарий”, это было русскоязычное издание. (Лишь несколько лет, в так называемый “период украинизации”, она издавалась на украинском языке, причем, за требованиями правописания 1928 года, с заметным влиянием галицкого диалекта). Все этапы развития партийно-советской прессы оставили свои следы на ее колонках.

С переходом к нэпу газета с определенным опозданием, нужным для того, чтобы получить указание собственно от своего основателя, а не от московского центра, начала свое участие в движении за новым направлением.3 июля 1921 года, то есть три с половиной месяца после принятия упоминавшейся резолюции, газета “Луганская правда” напечатала большую передовую статью “Пора начать” - первую из посвященных нэпу.

“Надо, чтобы каждый крестьянин твердо знал, что в него берут и что оставляют, и чем отличается продналог вот продразверстки. Надо, чтобы каждый крестьянин легко понимал все преимущества, которые эму дает наше новое законодательство. Тогда эвон сознательно и доброжелательно пойдет навстречу Советской власти... Если же крестьянин не получит заблаговременно вот Советской власти разъяснения, если эвон будет исходить из простого факта, что в этом году в него так же берут хлеб, как и в прошлом, тогда нам придется рассчитывать и на саботаж, и на скрывание хлебных припасов, и может быть на активное вооруженное сопротивление, оживление бандитизма”.

Вскоре здесь появляется постоянная рубрика “На путях новой экономической политики”. Редакция организует целый хозяйственный ликбез для крестьян, начиная с передовицы “Единый натуральный налог”, где объявляет:

“В ближайшие дни мы вернемся к разбору каждого пункта декрета о едином натуральном налоге, чтобы дать возможность крестьянству широко ознакомиться с новым положением” (в 1922 г.,6 мая).

В следующих номерах газета выполняет обещанное, публикует цикл материалов, в которых детально отражена суть новой экономической политики на селе.

Вот несколько заглавий и строк из материалов, вмещенных здесь: “Посевная кампания проходит отлично” (в 1921 г., 3 июля), передовая статья “Первые итоги сбора продналога” - “Сбор продналога проходил таким быстрым темпом, что эвон превзошел наши ожидания” (в 1921 г., 28 сентября), “Нэп показал свои целебные свойства” (в 1922 г.,2 января) и другие. Впрочем, следствием аграрной политики правительства стало новое ухудшение ситуации: весной и в начале лета в 1922 г. опять произошел голод.

Минул год новой экономической политики, село начало подниматься силой возобновленной материальной заинтересованности трудовиков, и газета известила об этом читателей 3 июля 1922 р.:

“В прошлом году мы имели половину старого довоенного урожая, в промышленности производили в 7 раз меньше довоенных норм... В Донецком бассейне засевают землю выше нормы 1916 года на 20 процентов. Это только начало работы”.

То, что в мире называется полуправдой, в партийно-советской прессе мало имя пропаганды. Скоординированность всех газет вокруг одной идеи создавала иллюзию единодушия мыслей и оценок в обществе.

Но именно “Луганская правда” позволяла себе, вопреки новым требованиям, воспроизводить жизнь, которой оно является. Да, вопреки общей линии восхвалять новую экономическую политику партии, эта газета в номере за 2 января 1922 года утверждала в передовой статье “Второй год жизни гиганта. Донбасс в 1921 году”:

“Переход вот продразверстки к продналогу вызвал резкое падение заготовок и сильное ухудшение снабжения продовольствием по всей Украине”.

Тем более важна такая реплика газеты, что в ее распоряжении были факты о том, что нэп реально поднимал экономику страны, а следовательно, можно было и не углубляться в проблемы:

“Трехмесячный запас, создавшийся к потому времени (лето в 1921 г. - авт.), позволял уже думать о новом изменении программы в сторону повышения добычи (угля - авт.)... К концу октября подъем в каменноугольной промышленности оказался стихийным - добыча дошла до 40 миллионов пудов при задании в 20 миллионов” (“Луганская правда”, в 1922 г.,2 января).

Местные журналисты, находясь непосредственно рядом с читателем, принимали участие в преодолении голода, который поразил Украину. Газеты не только отражали крайнюю степень бедности и обнищания в отдельных районах, но и принимали участие в конкретных акциях по предоставлению помощи тем, кто голодал:

“На Украине рабочее население должно дать164000 голодных пайков, а нетрудовое население должно дать 458000”.

Отметим по поводу приведенной цитаты, что в компартийной прессе не только того времени, но и следующих периодов считалось за информацию даже принятие решения - хоть его выполнение, то есть собственно события, могло и не произойти. Формализм, звітувальщина, рапорты ради начальства оказались не временной “детской болезнью”, а родовыми признаками излишне централизованного общества.

Наиболее полно эти изъяны заметны в освещении болезненных социальных проблем, где от прессы требовалось и ходом дел, и решениями ЦК совсем другое. Например, вот как освещало возобновление угольной промышленности Донбасса:

“Ввиду особой важности промышленности Донецкого бассейна... Донбасс в смысле снабжения поставлен вне всяких категорий. Проддонбассу предоставлены широкие полномочия по закупке и перевозке продуктов, мануфактуры, обуви и т.п. для нужд рабочих Донбасса”.

Принятие решения является событием лишь для сбюрократизованного мышления - а для действительного течения жизни нужны реальные сдвиг, фактическая деятельность и ее последствия.

Вот под заглавием “Подарки рабочим Донбасса” газета “Киевский пролетарий” освещает одну из таких кампаний:

“Центральный комитет горнорабочих образовал особую комиссию по Донбассу и направляет в Донецкий бассейн специальный поезд с подарками для шахтеров. Комиссия обратилась в различные учреждения, в том числе и с предложением жертвовать необходимые вещи для шахтеров. Военное ведомство дает 2000 кожаных курток, 1000 курток и 8000 брюк уже отпущено... Поезд будет отправлен в Донбасс в ближайшее время” (в 1920 г., 26 декабря).

Обратим внимание на то, как непрофессионально составлена процитированная информация и как последовательно из нее исчезает именно заявлено сначала сообщение: в конечном итоге оказывается, что, собственно, ничего из намеченного не сделано. Заметка отображает лишь одно - стремление новообразованной бюрократической структуры выдать болтовню за выполненную работу и хоть о чем-либо отчитываться.

Менялась ситуация в стране - менялись партийная установки, и именно в результате изменений партийных оценок (а не жизни как такого) менялось содержание партийной прессы.

Приблизительно в то же время центральная московская “Правда” писала, перепечатывая резолюцию ХІІ съезда РКП(б) “О промышленности”:

“Оздоровляющее влияние новой экономической политики на хозяйственную жизнь бесспорно. Оный нашло свое выражение в оживлении промышленной деятельности... в несомненном и очень значительном улучшении положения рабочих”.

Аграрный сектор в условиях новой экономической политики медленно выводил преимущественно крестьянскую страну из многолетнего затруднения. Это отразилось и на общем тоне газет. В 1923 году закончился период военного коммунизма не только в экономике, но и в истории партийно-советской журналистики. Начинался период нэпа, который можно еще назвать ленинским, - на противоположность сталинскому, что наступил внутри 1929 года и длился, испытывая несущественные изменения, до 1956 года, к кратковременному периоду определенной либерализации общественной жизни, известной под названием “хрущевская оттепель”. Собственно говоря, если принимать во внимание главные типологические признаки партийно-советской прессы, можно считать, что этот период протянулся даже до конца 1980-х годов, к началу реальных изменений в обществе в контексте горбачевской перестройки.

Характерным признаком ленинского периода стало не обещанное в 1917 году вождем мирового пролетариата освобождения некоммунистических органов прессы, а некоторое послабление диктатуры одной отрасли коммунистической идеологии в пределах той практики, которая уже существовала. Впрочем, и это происходило преимущественно в центральных газетах, где большую свободу более легко было контролировать. Центральная “Правда” позволяла себе печатать разные политические мысли относительно путей последующего развития общества. Кое-где на ее первых страницах появлялись даже элементы политических дискуссий между сторонниками большевизма, то есть и критика по адресу тогдашних вождей, случались даже доброжелательные карикатуры на Ленина, Троцкого и других партийных лидеров и руководителей советского государства В сталинские времена подобное “своеволие” было уже невозможно, и дело было не столько в неминуемом наказании, сколько в изменении менталитета тех, кто остался работать в редакциях после многочисленных волн “чисток” и репрессий. После 1929 года критике не могла быть подданной политика партии или ее последствия. Позволялось, по согласованию с партийными комитетами, критиковать отдельных партийных работников низовых ланок.

Местная пресса подобных “привилегий” не имела, а следовательно продолжала печатать материалы об укреплении советской власти в стране, в частности, о ходе весенних работ, возобновления работы промышленности, необходимость снижения цен и тому подобное.