Ленинское время истории прессы

В коротком ленинском периоде берет истоки еще одно мощное общественное явление - рабселькоровское движение. Опираясь на завещание вождя иметь в каждой редакции на 5 штатных работников 50 или 500 корреспондентов из числа рабочих и крестьян, редакции начали не просто предоставлять возможность читателям печататься в газетах (понятно, под пристальным присмотром редакторов и в жестко определенных пределах), но и всячески поощрять их к этому. В отличие от так называемых “буржуазных” газет, где круг авторов был очень узким (профессиональные журналисты высокого сорта, политики, интеллигенция и тому подобное) в партийно советской прессе редакции были обязаны отдавать по меньшей мере 60 процентов газетной площади именно под публикации рабочих и крестьянских корреспондентов.

До 1922 года партийные газеты просто печатали в большом количестве письма к редакциям от рабочих, красноармейцев из фронтов, крестьян. Кое-где в них содержались суровая критика по адресу отдельных местных деятелей и, согласно принятому на то время порядку, вскоре появлялись ответы тех, кто был раскритикован. При этом в реальное состояние дел (например, с повторным контролем со стороны журналистов относительно правдивости посланных ответов) редакции не углублялись. В подшиваниях тех лет очень трудно найти примеры возвращения газет к предыдущим публикациям - даже в центральной “Правде”, которая всегда задавала тон деятельности местной прессы. Чего не было в центральном органе партии, того не могло были и в других изданиях.

Но уже с конца 1923 года дело с рабселькорами редакции начали поднимать на новый организационный уровень. Да, в газете “Висты Всеукраинского Исполнительного Комитета Советов, Крестьянских и Красноармейских депутатов Рабочих и Губисполкому Харьковщины” становится постоянной рубрика “Нам пишут”. В целом письма определяет достаточно точное виденье местных проблем, откровенность в их постановке, искреннее желание как можно быстрее их решить с помощью прессы. Впрочем, очень глубоких обобщений тех писем иметь не могли, а тем более не могли они содержать “контрреволюционные” мысли, которые отличались бы от провозглашенной линии партии.

Редакции стремятся всячески расширить авторский актив, а поскольку в их распоряжении есть многотысячные тиражи, это используется достаточно эффективно: например, в центре страниц упоминавшихся “Вестей... ”, составленных именно из писем, набирали большими буквами призыв: “Прочитали? Напишите и вы о себе”. С этой же целью редакции поддерживают открыто смелые выступления активистов. Например, в статье “Внимание к рабселькоровскому слову” осуждено деятельность директора - зажимщика критики.

Впоследствии редакции переходят к более сложной форме сотрудничества с рабселькорами: начинают давать им редакционные задания, причем всеукраинская компартийная пресса ставит их в широком аспекте:

“Дело общественного питания, которое с каждым днем приобретает все большую остроту... является делом общественного характера, общественным должен быть и характер его организации... Дело это очень важно и очень желательно было бы, чтоб наша рабкория и вся общественность рабочего приняли активнейшее участие в обсуждении ее на страницах нашей прессы “ (“Висты... ”, в 1924 г.,3 апреля)

Еще более красноречивый пример осложнения форм и методов работы с рабселькорами - проведение, согласно объявлению в газете, показательного “суда” над тремя рабкорами на сцене одного из театров.

Качественно новый этап этого движения начался тогда, когда распространилась практика печатания писем под псевдонимами: “Рабкор Туча”, “Жгучий”, или просто “Рабкор” (Висты... ”, в 1924 г., 17 декабря). Это, с одной стороны, позволило редакциям увеличить остроту публикаций - но, из второго, усилило безответственность авторов писем. Конфликты между ними и “героями” их выступлений переросли из уровня конкретных ситуаций на уровень политической проблемы. Об этом свидетельствует спор, который возник во время Всеукраинского совещания о работе на селе:

“Относительно работы селькоров, которая вызывала много дискуссий среди делегатов, тов. Холявский (зав. Оргинстром ЦК КП(б) В - авт) отмечает, что мыслью в его тезисах о руководстве работой селькоров не является ограничение их работы, как поняли несколько делегатов, а именно руководство. Селькоры - это передовики сельского общества и нужно, чтоб своей работой они даром не дискредитировали советский аппарат на селе. нужно руководить селькорами так, чтоб они работали в интересах партии”. (Висты... ”, в 1924 г.,5 декабря).

Из данной небольшой цитаты можно сделать по крайней мере три важных вывода. Во-первых, селькоровское движение чувствовало сопротивление не только среди действительных классовых врагов, но и среди новой советской бюрократии - а следовательно, он становился реальной силой.

Дело в том, что решения VIII съезда РКП(б) содержат чрезвычайно важное положение, которое донимало как врагов, так и партбюрократам: ”Лица или учреждения, о действиях которых говорится в печати, обязаны в кратчайший срок дать на страницах тот же газеты деловое фактическое опровержение или же указать об исправленных недостатках и ошибках. В случае, если такое опровержение или указание не появится, Революционный трибунал возбуждает дела против названных лиц или учреждений”. Для местной власти, которую Ленин не любил и называл “Худшим средостением между трудящимися и советской властью”, это положение становилось очень обременительным именно с бурным развитием вокруг газетной активности. Возникала проблема руководства: с чьей стороны, на каких принципах, в чьих интересах? Ответ давался такая: нужно руководить на пользу именно партии, а не местной верхушки. а иначе говоря, местный советский аппарат нельзя было дискредитировать “даром”, а только для пользы дела всей партии.

Во-вторых, в самом селькоровском двигательные не все было беспрекословно, и против него велась обоснованная критика. Иногда рабселькоры без разрешения партии донимали те, кого критиковать было нельзя. Иногда печатали “недостаточно обоснованные” заметки. Появлялся вопрос о повышении уровня подготовки их материалов. Очень интересно то, что проблема “заавторства”, которая с началом использования псевдонимов приобрела дополнительные стимулы, никак не освещала в тогдашней компартийной прессе. Но о ней писали за рубежом, что свидетельствует о широком распространении этой позорной как для свободной прессы практики. Кое-что в другом часовом отрезке, в первые годы после ІІ мировой войны, публицист О. Горновий писал в печати эмигрантской:

“В советской прессе постоянно роится от всяких обращений, писем, телеграмм, что их, будто, составляют сами работающие. Всем нам хорошо известна техника составления и подписки таких обращений и писем. Привозят их большевистские чиновники готовыми из района и принуждают подписывать на митингах под прямым или посредственным террором”.

Определить количественно, какая часть рабселькоров действительно писала свои материалы к редакциям, а которая подписывала готовый текст “за автора”, в настоящее время уже не кажется возможным.

В-третьих, не все оставалось в порядке и в том, которое касалось “идейной чистоты”: здесь коммунистам тоже нужно было бдеть, ведь селькоры, как видим, даже на партийных совещаниях хотели большей воли для себя, а это могло быть и опасным: выход из-под партийного контроля был одним из опаснейших политических преступлений тех и следующих времен.

В конечном итоге значительное увеличение количества рабселькоров начало требовать совершенствования организационных форм и методов работы. Та же всеукраинская газета ставит задание на усиление этой работы: “Нужно организовать рабкоров и селькоров” - и предлагает конкретные формы: организоваться не вокруг парткомов, а вокруг своих газет (Висты... ”, в 1924 г., 14 декабря)

Уже в конце 1924 года редакция всеукраинской газеты имела основания рапортовать о результатах проведенной работы:

“Наша пресса стала действительно массовой прессой, в ней принимают участие десятки тысяч рабочих и крестьян. Если не так давно наши газеты были агитаторами и пропагандистами преимущественно, то теперь они становятся настоящими “коллективными организаторами”, ведь десятки тысяч рабочих и сельских корреспондентов, рабочих и сельских читателей вмешиваются в наше строительство” (“Висты... ”, в 1924 г., 14 декабря).

С ростом количественных показателей движение испытывало определенные качественные изменения. Главной из них следует считать переход от “сигнализирования” к реальной политической борьбе. Во-первых, реорганизуется работа редакций в направлении достижения действенности выступлений рабселькоров. В харьковских “Вестях... ” появляется новая постоянная рубрика “Отклики на статьи и заметки “Вестей”. В 1924 году такой рубрики здесь не было, а в 1925-1927 годах она уже появляется раз в неделю и даже чаще, а содержание отзывов на критику, в том числе и на сигналы рабселькоров, носят конкретный, конструктивный характер (см., например, “Висты... ”, в 1927 г., 29 марта,1 апреля и дальше). Ничего подобного за целенаправленностью так называемая “буржуазная” пресса того времени не дала и, в результате разъединенности редакций, неподчиненности их одному центру, сделать была не в состоянии, да и не считала нужным. Выше понятий действенности и массовости здесь относилось понятие творческой свободы и независимости.

Во-вторых, содержание выступлений партийно-советских газет все больше возвращало в сторону усиления классовой борьбы. Вместо решения проблем перестройки общества, в котором большинство населения было бы экономически зажиточным и политически сплоченным именно на этой подпочве, курс партии все больше возвращал на разжигание классовой ненависти, травля одной части народа на друге, на то, чтобы удерживать население в ровной нищете. Рабселькоры, масса которых была именно пролетариями и бедняками, с энтузиазмом взялись к знакомому делу разоблачения “классового врага”. Одно из тематических направлений - освещение тяжелого состояния бедняков:

“Тяжело лишь бедняку, бедняку, который из-за отсутствия скота и снаряжения должен обращаться к более богатым крестьянам, а иногда и к мироеду за помощью. Конечно, всегда у выигрыша в таком деле остается мироед, которому потом бедняк отрабатывает очень дорогой ценой - собственным трудом” (“Висты... ”, в 1927 г., 14 октября).

Второе тематическое направление - разжигание новой волны классовой борьбы, социальной зависти, жажды экспроприации - вместо поиска эффективных путей общего зажиточного ведения хозяйства:

“Димивски кулаки уже могли сказать, что и при Советской власти им можно жить. Беднота придушена, терроризируемая уже жалуется на Советскую власть, что о ней будто забыли”.

(Отметим мимоходом, относительно вопроса о профессиональном мастерстве журналистов тех времен: из процитированной фразы остается непонятным, о ком будто забыли - о бедноте или о советской власти?)

Третье направление - традиционный для коммунистов призыв к единению пролетариев, но во многих случаях без указывания на то, каким образом оно должно происходить, без освещения экономического механизма, вопросов собственности, распределения прибыли и тому подобное. Под рубрикой “Письма рабкоров” читаем в “Вестях... ”:

“Бедняки хутора Целуйкив решили коллективно вступить членами кооперации... провести обработку земли так, как научила их за 7 лет Советская власть... и тем самым поднять мощь своей сельской кооперации” (в 1924 г., 18 ноября).

Как именно научила это делать новая власть за годы, в течение которых трижды кардинально изменялась аграрная политика правящей партии, - остается неизвестным. Подобная же политическая болтовня без анализа и опыта “раскручивается” в другом материале:

“Коммуна малоимущих в селе Юровка... еще в 1919 году заложила коллективное хозяйство... В 1921 демобилизованные товарищи вернулись домой и опять учредили коллектив”

В результате чего к ним пришел успех, а с ним и благосостояние? За что от Всеукраинского съезда Советов им был вручен красный флаг и объявлена “искренняя благодарность”, как о сказано в заметке? Все вопросы остаются без ответа. (“Висты... ”, в 1924 г., 30 декабря). По оценке газеты, все замечательно - остается, впрочем, неизвестным, почему же подобный совершенный опыт не был немедленно внедрен во множестве других хуторов и сел, почему благодарные крестьяне в массе своей его не восприняли и почему вообще они оказывали такое сопротивление сплошной коллективизации сельского хозяйства.

Подобная нескрываемая пропаганда содержится в такой публикации:

“Заметно, что крестьянство очень желающее отдает налоги - многие крестьяне стремятся отдать сразу весь объем налога, хотя последний срок назначено на 1 апреля 1925 года” (“Висты... ”, в 1924 г.,2 октября).

Нехватка аргументации, применения общего “много” вместо точного числа крестьян по крайней мере по одному селу дают основания для сомнений в правдивости всей информации.

Такой непрофессионализм журналистов, что, вероятнее всего, удали желаемое за действительное, вступает в противоречие с указанием ЦК РКП(б) относительно необходимости освещать жизнь “широко и полно”, но подтверждает оценку той же инстанции о том, что газетные публикации пишутся “запутанными и неясными фразами”. Вот пример из харьковских “Вестей... ” за 6 сентября в 1924 г. в статье с излишне длинным заглавием “Общественное питание - способ повышения реальной стоимости зарплаты”:

“Заработная плата в настоящий момент не абсолютно низкая (? - авт). Она не удовлетворяет не потому, что рабочий получает, например, 40 а не 80 карбованцев, а потому, что за эти сорок карбованцев рабочий не сможет купить столько продуктов, чтобы удовлетворить его потребности”.

Избыточная усложненность предложения, адресованного аудитории с невысоким уровнем образования, свидетельствует о недостаточной профессиональной подготовке газетчиков.

Следовательно, в результате внедрения комплекса жестких и срочных мероприятий в русле новой экономической политики в 1923-1924 гг. началось неудержимое повышение качества и количества партийных и советских газет. Это происходило путем “максимального сближения между нашими газетами и рабоче-крестьянской массой” - сначала через усиленное печатание писем из мест, потом через исключение постоянных авторов из числа корреспондентов, и в конечном итоге через создание все большего количества рабочих и крестьянских корреспондентов. В конце 1923 года газета “Висты Всеукраинского Исполнительного комитета советских, крестьянских и красноармейских депутатов рабочих и исполкома Харьковщины” отмечала:

“Письма с мест отличает точное видение местных проблем, прямота в их постановке, настойчивое стремление с помощью газеты их решить”.

Редакции, выполняя прямую установку партии, в целом пошли путем всестороннего расширения авторского актива. Яркий пример: в газете “Висты... ” заметки начали заканчивать так: “Прочитали? Напишите и вы о себя”.

Газеты дают конкретные задания своим добровольным помощникам - а это на то время было новое явление в журналистике. Появляется даже, по аналогии с неологизмами ”комсомолия” та “пионерия” срок “рабкория”, то есть масса корреспондентов из числа рабочих промышленных предприятий.

Время возобновления мирной жизни после гражданской войны начало изменяться на период ускоренного развития СССР, время массового трудового энтузиазма и сверхэксплуатации человека государством. Одним из самых эффективных средств создания этой волны общего подъема были именно газеты. Партия возлагала большую ответственность за состояние дел в городах и районах на областную и местную прессу. А указан путь к выполнению этих установок предусматривал создание армии рабселькоров. Их поддерживали, отчасти через действительно обоснованные выступления на газетных колонках с деловыми предложениями, откровенной критикой - но отчасти через страх очутиться среди ретроградов, врагов народа, которые “зажимают” пролетарскую критику из мест.

Поэтому сообщения рабселькоров подавались, часто неоправданно, как неопровержимая информация, содержание которой не подлежало сомнениям или критике. Указанные в них факты сразу выносились на усмотрение общественного мнения. Действия рабкоров партийные комитеты координировали с действиями других органов пропаганды. Да, в театрах проходили судебные заседания сверх “зажимщиками критики”, их донимающий высмеивали агитбригады - но история не сохранила факты высмеивания авторов предвзятых или по крайней мере необъективных заметок в газетах.

Поддержка этого общественного движения была официально провозглашенной политикой партии, не придерживаться ее было невозможно и даже опасно, ведь он означал воплощение в жизнь одно из завещаний Ленина о том, что в любой газете “на каждые 5 пишущих” должен быть 50 или 500 корреспондентов из числа рабочих и крестьян.

В такой обстановке фактической безответственности и безнаказанности рабселькоров - у руководителей предприятий, организаций, у широкой аудитории складывалось искривленное понимание социальной роли и заданий прессы, избыточный страх перед критикой в газете, отношение к печатному слову, как к “истине в последней инстанции”.

Рабкоры и в дальнейшем нередко подписывали свои статьи псевдонимами: “Зоркий глаз”, “Бдительный”. В определенных случаях, если автор разоблачал действительно преступные или социально опасные факты, это было оправдано - но в подобных искривленных условиях выступления под псевдонимами давали возможность безнаказанно расправляться с честными работниками. Впоследствии организовано таким образом поступление информации даже приблизилось к массовому писанию доносов - грустной реалии сталинско-бериевськой эпохи.

Рух рабкоров, селькоров, юнкоров вызывал неоднозначную реакцию общества. То, что любой полуграмотный автор критической заметки становился, “по классовому принципу”, выше кадровых работников, становился хозяином ситуации, вызывало несогласие со стороны “зажимщиков критики”, которые нередко были правые в сущности - но проигрывали конфликт именно “по политическим соображениям”. Здравый смысл и экономические требования отступали перед логикой классовой борьбы.

В ходе Всеукраинского партийного совещания о работе на селе вопроса о селькорах появилось неожиданно остро, подняли его и селькоры, и те, кто призывал их к порядку. Партийным комитетам пришлось убедиться, что движение это может выйти из-под контроля, а этого власть не могла допустить ни при каких обстоятельствах.

Началась перестройка рабселькоровського движения: от массовых, но стихийных выступлений партийные комитеты и редакции перешли в начале 1930-х годов до создания всероссийских и всеукраинских организаций рабселькоров.

Остается впечатление, что организаторы этого движения постепенно овладевали его масштабами и действенностью, а с самого начала не надеялись на настоящую массовость. В конце 1924 г. “Висты... ” сообщают: “Наша пресса стала действительно массовой прессой, в ней принимают участие десятки тысяч рабочих и крестьян... ”. Через десять лет счет будет идти на сотне тысяч, а в целом по СССР - на миллионы.

Укрепление позиций рабселькоровского движения требовало, в условиях диктатуры пролетариата, принятия жестких решений партии. Уже упоминавшееся положение, согласно которому лица или учреждения о действиях которых шла речь в печати, были обязаны в кратчайший срок времени на страницах той же газеты дать деловое фактическое опровержение или уже указать об исправленных недостатках и ошибках, а в разе, если такое опровержение или ссылка не появится, революционный трибунал возбуждает дело против названных лиц или учреждений - было очень мощным элементом диктатуры партии, но оно развратило партийную прессу чувствам безнаказанности и защищенности при любых условиях, и это пребывание “под зонтиком” стало родовым ее признаком на следующие семьдесят лет. Лишь свержение монопартийной власти в начале 1990-х заставило прессу очутиться лицом к лицу с реальными проблемами общественной жизни, рыночных отношений, политической борьбы не с мнимыми “врагами народа”, а с реальными политическими соперниками.

Фактически опровержений в газетах было очень мало, и только в первые годы движения. Те, кого раскритиковали, считали при лучше каяться и давать обещания, чем входить в тяжелые расследования с авторами, за которыми неизменно была поддержка партийного и любого другого начальства. Поэтому в газетах появляются новые рубрики “Отклики на статьи и заметки”. В 1925-1926 гг. в харьковском “Вестнике... ” материалы под такой рубрикой печатались приблизительно один раз на неделю.

Особенное положение было у сельских корреспондентов. Уровень грамотности и политического сознания на селе был несравненно ниже, чем в промышленных центрах, прослойка членов партии - критически тонким, партийные организации в большей мере находились под воздействием местных интересов. В то же время СССР, как страна на то время преимущественно аграрная, залежалая больше от крестьян, чем от пролетариев.

Следовательно, эти активисты помогали проводить революционные превращения на селе. Селькоровское движение было формой классовой борьбы. В то время бедняки, при нейтрализации, а впоследствии при помощи середняков, повинные были подавить, уничтожить как класс кулаков-мироедов. Кое-где те, кого обрекли на уничтожение, убивали селькоров, тогда НКВС та пропаганда начинали раскручивать “политическое дело” о вооруженном сопротивлении врагов народа.

Селькоры в такой ситуации становились в то же время и проводниками политики коммунистов в сельской местности, и их информаторами о реальном состоянии дел и настроениях среди крестьянства. Заметки от них, кое-что наивные, плохо написанные и отредактированные, но преисполненные искреннего стремления лучшей жизни для всех в его коммунистическом понимании, и в настоящее время вызывают по большей части уважение и симпатию. Понятно, что классовым врагам слова на газетных колонках не предоставляли, а собственных изданий эсеровского типа сельские богатеи на то время уже не имели. Такой была политическая линия партии - уничтожить как класс мелких эксплуататоров крестьянства, которые мешали делу тотальной сверхэксплуатации крестьян “пролетарским” государством.

Последующее развитие рабселькоровського движения привело к пониманию необходимости его координации и управления им. В 1930 г. по инициативе самой авторитетной партийной газеты “Правда” (органу ЦК ВКП(б) состоялось Всесоюзное совещание рабселькоров. А в 1931 г. - Всесоюзный конкурс низовых газет.

В конечном итоге, за милитаризированной стилистикой того времени, “движение” превратилось в “армию”. В ответ на призыв московской “Правды” республиканская центральная газета “Коммунист”, орган ЦК КП(б) В, выпустила тематическую полосу “Прессу и рабселькоровскую армию на борьбу за организационно-хозяйственное укрепление колхозов”. Все активисты прессы были “приписаны” к своим редакциям, к отдельным темам, становились частью того же “винтика”, становились абсолютно управляемой силой без права писать, как оно есть в действительности в мире, но с обязанностью писать так, как нужно.

По примеру “Правды”, на страницах местных газет появились “переклички”, “рейды”. Газеты создавали специальные выездные бригады, которые за письмами рабселькоров на местах выясняли ситуацию. Их приговор, как правило, становился окончательным и не подлежал обжалованию.

Не следует делать вывод, что газеты были перегружены рабселькоровскими материалами о событиях или проблемах их уровня компетенции. Другие информационные потоки выносили на газетные колонки материалы местных ответственных партийных или советских работников - в форме интервью или за собственной подписью функционера, для которого выступление в газете было желаемым поводом для демонстрации того, как хорошо он выполняет директивы партии. Такой является, например, беседа с членом Наркомвнуторга (Народного комиссариата внутренней торговли) Коломойцевим в “Вестях... ” за 14 сентября 1924 года или проблемная статья о расширении производства товаров повседневного спроса за подписью заместителя председателя Совета Народных Комиссаров Украины Суховей (там же, 25 октября). О местных руководителях писали и журналисты. Такой является заметка “Образцовый председатель сельсовета”, в которой шла речь об опыте организации строительства школ на селе (там же,7 октября).

К середине 1920-х годов значительно изменилась лексика газет в сравнении с началом десятилетия. Интересен материал для обобщений дает изменение постоянных рубрик. Да, в центральной “Правде” в 1919 году чаще всего, почти ежедневно, появлялась рубрика “Борьба с голодом”, а в 1924 году - “Борьба за овладение рынком” (см., например, номер за 11 апреля в 1924 г).

“Висты... ” употребляют такие экзотичные для предыдущей и следующей партийно-советской прессы словосочетания: “взыскать капитал в отрасль”, “кризис сбыта”, “снижения цен, уменьшения накладных расходов” (в 1927 г.,1 апреля).

Очень хорошо это заметно в публикациях относительно жилищного строительства - одной из ведущих тем тогдашней прессы. В 1926 году началось резкое повышение темпов сводки жилья: этот строительный сезон был “первым годом большого промышленного и жилищного строительства” (“Висты Всеукраинского... ”, в 1927 г., 17 марта). Газеты сообщают о сводке Дворца рабочему в Харькове на средства профсоюза железнодорожников (там же, 14 мая), об укреплении жилищно-строительных кооперативов (там же,25 июня).

Стоит процитировать такие строки из “Правды” за 1926 г. (подчеркнуто авт):

“Для того, чтобы дело жилищного строительства сдвинуть с мертвой точки (! - авт), нужен кредит... Но кредита... жилсоюз не дает, так как эвон не имеет реальных ценностей” (19 января).

“Следует коренным образом изменить жилищную политику, отказавшись вот собесовского принципа, и перейти на принцип хозрасчетный” (24 января).

Изменяется вместе с лексикой проблематика выступлений прессы: привычные темы снабжения на село мануфактуры или обуви отходят на второе место перед новыми заданиями, которые возникли в результате бурного развития в этих отраслях. Об этом, в частности, статья в “Правде” от 22 января в 1926 г., в которой информационный подход к делу строительства жилья отступает перед аналитическим, благодаря чему показаны экономические движущие силы всего дела. Дальше в этой же газете за 17 марта 1927 года редакция идет вглубь, раскрывая проблемы развития строительной базы и производства стройматериалов в том же контексте.

Вот публикация “Дежурные задания местной промышленности” (“Висты... ”, в 1927 г.,1 апреля): на предприятиях ведущих отраслей уже достигли пределы нагрузки, и газета призывает искать пути расширения работ, переоборудования мощностей.

Определенные сдвиги наблюдаются во время нэпа и в жанрах газетных публикаций. От 1924 года возрождаются репортаж (“День урожая” в газете “Висты... ”, 24 сентября), фельетон (“Пишите, пишите” и “Ох и любит райисполком селькора” (там же, 21 и 17 мая), оба под псевдонимом “О. Вишня”.

Среди последствий развития газет в условиях нэпа нужно отметить появление на их страницах многочисленных сообщений о мероприятиях, употребленных после опубликования критических материалов (например, “Висты... ”, в 1927 г., 19 июня) и укрепления практики возвращения к темам, поднятым раньше. Редакции даже начинают самостоятельно проводить крупные газетные акции, обнаруживают настойчивость в разработке актуальных проблем социалистического строительства, добиваются принятия конкретных мероприятий по реальному изменению состояния дел на лучше в его коммунистическом понимании.

Приобретают все больший размах масштабы и осложнения формы освещения прессой отдельных социальных проблем.

Показательным является пример с большой газетной кампанией харьковских “Вестей... ” относительно развития кооперации в сфере рыбного промысла. Цель была поставлена редакцией перспективно: поиск дополнительных путей улучшения снабжения рабочих больших городов продуктами питания. Отметим, что в условиях господства частной собственности, развитой рыночной экономики и демократически организованной общественной жизни ничего подобного редакции газет не смогли бы, да и не захотели бы выполнять. Но нэп все-таки был остатком капитализма, временно разрешенным коммунистами, и в его недрах продолжал вызревать новый тип производственных отношений - советский, когда всем до всего было дело, но немногие конкретно за что-то отвечали.

В мае 1927 года эта газета именно так поставила проблему в статье “Рыбный промысел в отряде”

Следовательно, выполняя указание ЦК партии о курсе на кооперацию “мелкобуржуазного производителя”, газета так освещает стартовую позицию проблемы:

“Плохо то, что рыбалки темные и неорганизованные, кооперация среди рыбалок развитая слабо... Рыбацкий рынок находится полностью в руках у частника”.

Вывод - в сущности партийное указание:

“Нужно кооперативно общественным организациям Мариупольщини выступить единым фронтом против частника. Нужно помочь рыбалкам и тем самым укрепить рыбное хозяйство. (в 1927 г., 17 июня).

В журналистике, ответственной перед обществом, а не перед ЦК партии, такой императив (“нужно выступить единым фронтом”) звучал бы неестественно: газета не может в условиях демократии давать гражданам указания, что и как они должны делать. Приведен пример как раз и показывает противоречие в деятельности СМИ того времени. С одной стороны, прессе была предварительно отведенная роль “винтика” в огромном механизме партийного управления обществом. Из другого, поскольку новая власть провозгласила свое правление наивысшей формой демократии, необходимо было хранить определенные признаки внимания к волеизъявлению трудящихся. В конечном итоге формула была найдена: партия кроме определенной для нее Марксом в соответствующем “Манифесте” роли проводника в массы идей марксизма перебрала на себя роль выразителя народных надежд, аккумулятора народного опыта и кормчего к цели, которую она же сама каждый раз определяла. Народу позволялось в пределах провозглашенной верхушкой политики обнаруживать свою инициативу ради лучшего выполнения принятых за него решений.

Но в 1927 году такой баланс еще не был найден. Впрочем, опыт медленно накапливался, в том числе и по делам газетярских. Возобновлена экономика с элементами хозрасчета и рыночных отношений требовала от руководящих органов партии постоянно и настойчиво совершенствовать формы и методы работы - и прессе в этих планах отводилась одна из ведущих ролей.

В чем нельзя отказать авторам указанных материалов, как и многим их современникам-газетчикам, так это в искренности попыток вложить и свой кирпич в фундамент нового общества - царства трудящиеся, в стремлении занять свое место в рядах рабочих.

Интересно, как дальше харьковские “Висты... ” продолжали тему рыбацких кооперативов. Через пять дней после выхода проблемной статьи, 22 июня, здесь появилась обзорная статья “Рыбное дело на Украине”, в котором была изложена история вопроса, освещал опыт успехов и неудач в предыдущих попытках организовать труд рыбалок по-новому. Еще три дня позже газета предоставляет слово специалистам из рыболовства и торговли ею: “Рыбацкий кооператив и рынок” (25 июня), а на следующий день подает свежую информацию, которая поддерживает избранное газетой направление на развитие кооперации. В конечном итоге, все усилия газеты (какие не могли быть сепаратными, а включались в контекст воплощения в жизнь политики партии в этом вопросе) привели до принятия кардинальных решений по перестройке работы, принятых на республиканском уровне кооперативными органами.

Другой пример участия СМИ в проведении в жизнь политики партии касается очень актуальной во время нэпа проблемы снижения цен на частном рынке. “Висты... ” поднимали эту тему, например, в номерах за 11,17,22,23,26 марта, 6,11 апреля, 11 мая, 15 июня и дальше. Как известно, частью политики партии по этому вопросу было разъяснение населению причин завышения цен частниками - и налаживание общественного контроля за необоснованно высокими ценами на отдельные товары.

Отметим, что целый ряд упомянутых публикаций есть, по своей сути, пропагандой, то есть полуправдой. Все материалы написаны из одной позиции: за немедленное создание кооперации. Это напоминает действия непутевого ученика, который вместо поиска решения задачки из арифметики подгоняет действия под ответ в конце учебника. В данном случае таким “ответом” были указания партии - объединять единоличников, создавать кооперативы, притискивать “мелкобуржуазный элемент” как классового врага.

В то же время отметим в приведенном примере и определены черты “кампанейщины” - родовой болезни общественной жизни, жестко контролируемой и управляемой из центра. Приходило указание - ее отрабатывали. За ней посылали другую - все мобилизировались на исполнение нового задания, забыв о предыдущем. Об этом свидетельствует резкое уменьшение количества, да и наступательности упоминавшихся материалов в мае и июне сравнительно с мартом.

Показательно, что ни одного слова по освещаемому вопросу не было напечатано с противоположным мнением: даже сомнений в правильности заказных действий не было допущено. А это в целом выходит за пределы понятия о демократическом обсуждении актуальных проблем развития общества - ведь противоположной стороне не дали слово в печати этой, и инакомыслящие не имели собственные газеты для отстаивания своих позиций. Зато логика подобных действий освещает укрепление в общественном уме тоталитаристского понимания непогрешимости верховной власти и трактовки прессы лишь как инструмента проведения этой воли в жизнь.

Большой поворот 1929 года сделал непреклонной эту истину на 60 лет. Партийно-советская пресса Украины стала активным фактором и в то же время жертвой создания сначала тоталитарного общества, а затем и культу личности Сталина.

Одно из последствий этого процесса - по оценке А. Животко - “широкая развертка ликвидации всех (печатных - авт) органов, что сквозь советскую действительность к сохранению чистоты украинского языка и развития украинской культуры, писательства, науки.

Было это время, когда прозвучали выстрелы Волнового и Скрипника. А за ним длинный ряд более выдающихся журналистов, писателей, научных рабочих и общественных деятелей идет к северным концентрационным лагерям и на смерть”.