В истории пребывания Николая Николаевича Миклухо-Маклая в Новой Гвинее есть интересная начальная страница, до сих пор не бывшая в печати. Это - описание первого путешествия Миклухо-Маклая в Новую Гвинею, поселения и устройства его там, совершенного в 1870-1871 годах на корвете "Витязь", при помощи и содействии всего экипажа и командира корвета, ныне контр-адмирала, Павла Николаевича Назимова.

7 (19) сентября 1871 года увидел наконец корвет "Витязь" берега Новой Гвинеи. Внешний вид этих берегов не обещал скорой возможности проникнуть внутрь страны: пять горных хребтов, начиная от морского берега, возвышались постепенно один над другим, и на вершине последнего видимого хребта лежали облака.

Это было 8 сентября 1871 года. Берега Новой Гвинеи на судовых английских картах были обозначены в некоторых местах пунктиром, то есть решительно никем не были исследованы и сняты, а потому двигаться вдоль них надо было с большой осторожностью, занося их очертания на карту.

К вечеру этого дня тихий ход корвета был совершенно остановлен, а с рассветом приступили опять к определению берега и выдающихся мысов.

Идя вдоль берегов Новой Гвинеи, командир и офицеры корвета выбирали удобные места для поселения и, между прочим, рекомендовали Миклухо-Маклаю один выдающийся берег, оказавшийся устьем реки, закрытым несколькими островами.

Место это представляло много выгод, так как лежало прямо на пути проходящих по океану судов, и их всегда можно было увидеть с берега, а также в свою очередь и самому быть замеченным проходящим кораблем. Устье реки давало возможность, поднявшись по ней на лодке, проникнуть внутрь страны.

На островах, среди девственной тропической растительности, видны были папуасские жилища, лодки, жители; вечером мелькали там огоньки. Новая и дикая страна безмолвно и таинственно ждала своего поселенца.

Миклухо-Маклай, однако, не одобрял ни одного из мест, выбранных ему другими. Он попросил командира корвета отвезти его в залив Астролябии, вовсе не исследованный и нанесенный на карту пунктиром, у которого определены были только два входных мыса.

8 сентября корвет осторожно, постоянно меряя глубину диплотом, вошел в залив, который оказался очень углубленным внутрь острова и заселенным дикарями папуа по всему протяжению своих берегов.

Берега были покрыты вековой и могучей тропической растительностью; громадные деревья были сплошь, от корня до вершины, перевиты лианами, и только разве дикий зверь мог пробираться среди этой зеленой сети.

Пироги или лодки жителей, стоявшие у берегов, представляли первобытные образцы судостроения и свидетельствовали о самой низкой степени культуры жителей. Это были просто бревна, заостренные с двух концов, в середине иногда выдолбленные, а иногда и недолбленые. Парус грубо сделан из травы, веревки - кокосовые, бамбуковые, из лиан, виды которых очень разнообразны в лесах Новой Гвинеи.

В небольшой бухте, в вершине залива, корвет встал на якорь в семидесяти пяти саженях от берега. Это было 8 сентября 1871 года, в 3 часа пополудни.

Миклухо-Маклаю дана была четырехвесельная шлюпка, и он тотчас же отправился со слугами и шведом Вильсоном осматривать берег и выбирать место для жилья. Объезжая берег, он выходил на сушу, заходил в селения папуасов, но лишь в одном селении натуралиста поначалу приняли недружелюбно, и он, еще не выбрав места окончательно, снова возвратился на корвет.

Здесь ему было объявлено командиром, что корвет по недостатку провизии долее семи дней стоять не может и чтобы поэтому Миклухо-Маклай поторопился выбором места, ибо надо еще его устроить здесь на житье, построить ему дом и, кроме того, нарубить для корвета полный запас дров, что не легко сделать в густом лесу с вековыми деревьями.

На другой день Миклухо-Маклай, уже вместе с командиром Назимовым и старшим офицером корвета лейтенантом П. П. Новосильским, снова поехал для выбора места и выказывал большое волнение, рассеянность и нервность. Выбор места в этом заливе вообще, по мнению командира, был не особенно хорош, ибо Маклая там нельзя было видеть проходящим кораблям, а ему самому, в случае опасности, трудно будет спастись водою и выйти в открытое море.

Наконец место было выбрано самим натуралистом, и, по возвращении на корвет, тотчас же было приступлено к перевозке вещей натуралиста на берег и к его устройству на жительство.

Было сделано все возможное. Весь наличный состав корвета был разделен на несколько партий: одни были заняты рубкой дров, другие - судовыми работами, третьи - точной съемкой залива и составлением карты и, наконец, четвертая партия, и самая большая, более ста матросов с офицерами и гардемаринами, занялась прежде всего расчисткой избранной натуралистом местности от девственного непроницаемого леса.

Работа эта представлялась почти непреодолимою, и только бесконечное терпение, ловкость и сметливость русского матроса помогли окончить ее успешно. Вековые тропические деревья с трудом поддавались топору, будучи страшно крепки, густые заросли мешали свободному действию, и в довершение всего, срубив дерево, его надо было кругом обрубать от переплетшихся до вершины лиан.

Для этого матросам надобно было лазить на вершины и там обрубать лианы. Однако в пять дней сто десять человек рабочих успели расчистить от леса площадь в тридцать сажен в диаметре и приступили к постройке дома из досок, купленных заранее натуралистом в Уполу, с прибавкой лесных материалов из запаса корвета.

Место дома в нескольких саженях от берега было указано самим Маклаем, и его построили на сваях, высотою футов в пять. Длина его была около трех сажен, ширина около полутора сажен, высота в рост человека.

Домик был построен из досок, разделен на две комнатки с небольшими окошечками и двумя выходами с двух противоположных сторон; от дверей до земли были поставлены лестницы, а покрыт был дом пальмовыми листьями, что искусно исполнил слуга-папуас. Для предохранения домика от змей и гадов, могущих всползти по сваям, на них были наколочены широкие жестяные круги параллельно земле.

Сам натуралист, изнемогший от недуга, лихорадочно желал поспеть всюду и везде, но офицеры и командир упрашивали его не надрываться, только указывать, где и что надо, и спокойно заниматься разборкой своих вещей; часть из них он отослал назад в Россию.

В первое время стоянки корвета в заливе Астролябии местные жители папуасы подплывали к корвету, подходили к работавшим на берегу и рассматривали невиданных пришельцев; они были совсем не вооружены, обращались ласково, давали подарки. Обнаружилось, что они вовсе не знакомы с железом.

Два прута, показанные им, сначала не обратили на себя их внимания, но когда ими ударили друг о друга и согнули и дикари получили понятие о гибкости и плотности этого материала, то удивились и приняли их охотно в подарок.

Командир и офицеры посещали и селения папуасов, находившихся позади леса, и старались расположить дикарей подарками к себе, чтобы они относились получше к оставляемому поселенцу, но папуасы относились к посетителям недоверчиво, подарков не принимали, а когда заметили, что на берегу производится какая-то постройка, то на них напал страх, и они начали выселяться отсюда и уходить в глубь страны. Пироги их исчезли, и дым, обозначавший места их поселений, перестал быть видимым.

Посещение селений папуасов не показало ни малейшего признака, чтобы когда-нибудь здесь была нога европейца: никаких вещей, принадлежащих расе с высшей материальной культурой, не было найдено, - словом, это был народ во всей неприкосновенности своего первобытного состояния.

Продолжая устраивать натуралиста на его новом местожительстве, под домом, между свай, вырыли яму, куда сложили большую часть его ящиков с материалами и инструментами: термометрами, барометрами, столярными и слесарными инструментами, хирургическими наборами, ареометрами, ружьями, револьверами, аптечным ящиком, банками со спиртом и, наконец, с товарами, назначенными для обмена с туземцами, и большим количеством книг на разных языках.

Мебель в доме была вся складная; запас белья невелик. Яму зарыли и сровняли, но кроме этой предосторожности, ввиду враждебного отношения папуасов к поселенцам и опасаясь нападения на дом, вокруг него зарыли в землю шесть пороховых мин против выходов из леса; проводники от запалов провели по земле в дом и научили слуг, как ими действовать.

Далее, за домом, к стороне леса, между двух больших деревьев вырыли скрытую яму для хранения запаса пороха в медном пороховом ящике с корвета и, отметив одно дерево фамилией плотника, определили местонахождение ямы шагами от дома.

По другую сторону дома, к заливу, вырыли еще яму и поставили туда ящик с важнейшими документами и вещами; яму эту отметили кучкой камней, особо уложенных; сюда же натуралист должен был зарыть и записку в случае несчастья или бегства. Устройством натуралиста занялись все с жаром и вниманием, обсуждалась всякая мелочь, всякая предвидимая случайность; около самого дома один из офицеров устроил и установил солнечные часы на случай, если бы остановились карманные, бывшие у натуралиста.

Срок стоянки корвета приближался к концу, главнейшие работы по устройству заканчивались, и вот тут-то, при обсуждении последних частностей, обнаружилась крайняя рассеянность ученого: он забыл запастись для себя и своих слуг провизией, и командир корвета, не находя другого выхода из этой крайности, решился, несмотря на крайнюю скудость продовольственных запасов на корвете, выдать Миклухо-Маклаю однодневную порцию экипажа корвета, то есть триста полных порций; Миклухо-Маклай не согласился принять провизию даром и внес по расчету стоимости деньги.

Под конец обнаружился и другой, весьма также крупный недочет в хозяйстве натуралиста: делая всевозможные запасы и покупки, он упустил из виду купить себе лодку, чтобы делать наблюдения на воде, ловить морских животных и водоросли, а, в случае крайности, и спастись от преследования папуасов.

Однако и эта беда была поправлена благодаря любезности командира корвета: Назимов отдал Миклухо-Маклаю принадлежащую корвету четырехвесельную шлюпку, весьма надежную и безопасную, со всеми принадлежностями и парусами; парусную палатку на троих, которую можно взять на шлюпку и поставить всюду только с помощью шлюпочных принадлежностей.

Для русского флага была установлена на мыске перед домом высокая мачта, чтобы обозначить для могущих сюда завернуть мореходцев национальность поселившегося здесь натуралиста. Климат местности, где поселился натуралист, несмотря на кратковременное в нем пребывание, оказал весьма вредное влияние на европейцев: сам Миклухо-Маклай захворал еще более от перемежающейся лихорадки, швед Вильсон тоже был поражен ею, один из офицеров, переночевавший только одну ночь в домике Миклухо-Маклая, по уходе корвета захворал надолго той же болезнью; вообще почти весь экипаж позднее перехворал лихорадкой, и судовому доктору и фельдшерам было немало работы по выходе в море.

Только один папуас Бой не подвергался лихорадке и спал прямо на голой земле без всякого вреда для здоровья.

Наконец все было окончательно устроено; на корвете Маклай послал в Японию русскому консулу часть вещей и денег на хранение, и 15 сентября, распростившись с натуралистом, корвет поднял якорь и вышел в океан; Миклухо-Маклай салютовал корвету флагом на мачте, а земляки махали платками, оставляя юношу-натуралиста в неизвестной стране на неизвестную судьбу.

Заботы любезного капитана корвета о судьбе самоотверженного подвижника науки не ограничились его устройством в Новой Гвинее. Придя на Марианские острова в порт St.-Louise d'Apra на острове Изам, Назимов обратился к губернатору испанских колоний с письмом, объяснив местопребывание русского натуралиста, просил сообщать всем командирам судов, заходящих в этот порт, что если им придется проходить мимо берегов Новой Гвинеи, то чтобы заходили в залив Астролябии для справок о натуралисте и для оказания ему, буде надо, помощи и защиты.

Такой поступок, говорилось в письме, будет справедливо оценен и русским правительством, и ученым миром, ибо Маклай поселился там с научными целями. В письме же был указан и адрес (именно Русское географическое общество в Петербурге), куда адресовать все сведения о натуралисте. Письмо это губернатор колоний принял весьма благосклонно и, послав в Манилу, велел отпечатать для сведения мореходцам во всех газетах на Филиппинских островах.

Подобная же просьба была послана из Нагасаки нашему консулу в Сидней для сообщения китобойным судам. В Маниле командир фрегата нашел немецкого натуралиста Мейера, экскурсировавшего на Филиппинских островах и желавшего проникнуть в Новую Гвинею, и тоже условился с ним относительно известий о Маклае.

Таким образом, было сделано все возможное, чтобы русский натуралист не был заброшен, забыт и беспомощен среди дикого населения. Дальнейшие события, к счастью, не оправдали опасений: Миклухо-Маклай не погиб и, вооруженный знаниями, сделал многое для науки.

2.2 Открытия Н.Н. Миклухо-Маклая в области физической географии