Финансовые рынки в обществах контроля и дисциплины

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Проблематика финансовых рынков в современных научных исследованиях приобретает всё большее значение в контексте преодоления последствий глобального кризиса, объяснения причин депрессии и провалов экономической теории (см., в частности: [2], [11], [12]). Значение этой проблематики непрестанно возрастает в силу того, что способы управления финансовыми рынками в условиях патримониального режима накопления предопределяют модель управления экономическим развитием стран и регионов и, как следствие, социальную и культурную динамику в целом (см. [8], [13]). Пристальное внимание заслуживает специфика функционирования финансовых рынков в странах с транзитивной экономикой, в которых общие просчёты монетаристской денежно-кредитной политики, приводящие к выдуванию финансовых пузырей, осложняются негативными последствиями дерегулирования хозяйственной деятельности, резким ухудшением инвестиционного климата, макроэкономической и институциональной неопределённостью. Даже в период бума российских первичных публичных размещений в 2006-2007 гг. средства, получаемые от эмиссии акций и облигаций, не инвестировались в основной капитал предприятий, а потому так и не стали фактором экономического роста (см. [1], [6]). Согласно данным Росстата, по итогам 2006 г. из 17 млрд долл., полученных от размещения акций, и 17 млрд долл., вырученных при размещении корпоративных облигаций, только 2,5 млрд долл. (14,7% собранных средств) и 60 млн долл. (0,4%) соответственно были направлены на инвестиции в основной капитал российских предприятий.

Две группы причин обусловливают паралич механизма инвестирования сбережений в реальный сектор экономики и спекулятивный характер российского фондового рынка. Одни -- сводятся к упущениям современной экономической науки и ущербности, если не порочности, монетаристской модели М. Фридмана. Другие -- состоят в технологиях власти, принуждающих к труду и поощряющих потребление, благодаря которым общество в средне- и долгосрочной перспективе получает положительную динамику экономического развития. Налаживание механизма инвестирования, таким образом, означает, прежде всего, разработку современной модели экономического управления, которая учитывала бы специфику финансовых рынков в обществах, находящихся на разных уровнях развития производительных сил и производственных отношений.

Вместе с тем проблемы ликвидности и развития финансовых рынков непосредственно обусловлены технологиями выработки, принятия и реализации властных решений как в странах с транзитивной, так и в странах с развитой постиндустриальной экономикой. Управление, как и любой другой вид экономической деятельности, обладает особенностями, имманентными самой культуре исторических обществ, когда любое хозяйственное преобразование становится только одним из аспектов целостного культурного перехода. Это означает, что в модели экономического управления, объемлющей традиционные формы государственного регулирования экономики с возможными постиндустриальными инновациями в управлении и финансовой системе, суммируются две серии событий -- экономическое развитие общества и реализация технологий власти, технологий принуждения к труду и поощрения потребления. Функции управления разделены между ними таким образом, что, в одном случае, власть есть, по сути, производная от экономического развития, главным структурным элементом которого являются финансовые рынки, а в другом -- экономическое развитие определяется технологией выработки и реализации властных решений.

Состояние экономики -- один из инфра-ресурсов политической власти, созидающий в условиях роста производства и потребления и разрушающий при спаде. Как отмечает Б.А. Лиетар: «Реальная проблема -- не в том, произойдут или нет изменения в денежных системах (они уже идут), а в том, понимаем ли мы, что подразумевается под такими изменениями» [4]. Любые денежные системы значительно облегчают процессы обмена результатами труда между людьми. Тип денег, используемый в обществе, способ, каким управляются финансовые рынки, отпечатывает ценности и отношения в обществе, поощряет или противодействует им, пробуждая специфические коллективные чувства и задавая образцы поведения. Конъюнктура и динамика современных финансовых рынков обусловливает настоятельную потребность в создании такой модели экономического управления, при которой технологические инновации и реализация властных технологий образовывали бы серии событий, задающих устойчивое развитие общества. Понимание происходящего, направление серий событий в нужную точку позволяет обществу обрести уверенность в завтрашнем дне, не паразитируя на одном только потребительском буме, стимулируемом кредитами и ведущем к обнищанию населения в случае девальвации национальной валюты или дефолта по долгам государственных корпораций. Для достижения этого понимания недостаточно определения общества как капиталистического (государственно-капиталистического, посткоммунистического и др.), с частной собственностью на средства производства и рыночной экономикой. Для определения способа наиболее эффективной мобилизации инфра-ресурсов в условиях кризиса и послекризисного восстановления необходим анализ взаимосвязанных серий событий на финансовых рынках, в денежно-кредитной и политической системах, раскрывающий сущность экономического управления в контексте применения властных технологий принуждения к труду и поощрения потребления. В этих целях воспользуемся историческим концептом, основанным на понятиях суверенитета, дисциплины и контроля.

Неклассическая рациональность и финансовый рынок.

Согласно М. Фуко, общества дисциплины приходят на смену обществ суверенитета в XVIII-XIX вв. Их расцвет приходится на эпоху, непосредственно предшествующую мировым войнам. В отличие от обществ суверенитета, дисциплинарные общества ориентированы не столько на сбор налогов с населения страны, сколько на организацию фабричного производства и сопутствующих ему гигантских пространств изоляции, отношения между людьми в которых строго регламентированы и не подвержены пересмотру. «Идеальным» изоляционным проектом выступает заводское производство, которое концентрирует и распределяет пространство и упорядочивает время с целью такого расположения производительных сил в пространственно-временном континууме, чтобы полученный результат превышал сумму изначальных сил. Теория прибавочной стоимости К. Маркса даёт описание экономического базиса дисциплинарных обществ, находящихся на индустриальной стадии капитализма. С развитием производительных сил на смену простому товарному воспроизводству обществ суверенитета приходит расширенное, основанное на наёмном труде капиталистического воспроизводства дисциплинарных обществ, изменяется количественное назначение элементов воспроизводства, когда некоторая часть прибавочной стоимости превращается в капитал. Появляется спекулятивный капитал, начинается ускоренное развитие науки и техники. Низкая заработная плата большинства наёмных работников принуждает «синие» воротнички регулярно продавать свою рабочую силу без какой-либо надежды на получение дополнительного частнособственнического дохода в будущем.

Социальная функция государства была осознана дисциплинарным обществом, когда Ф.Д. Рузвельт взялся за осуществление нового курса, с которым сочеталась принципиально новая экономическая теория спроса и государственного экономического регулирования -- «Общая теория занятости, процента и денег». Дж.М. Кейнс считал, что экономика не столько наука о мышлении в терминах моделей, сколько искусство выбора моделей, соответствующих постоянно изменяющемуся миру. Его предложения были направлены на стабилизацию внутренне неустойчивой экономики частных хозяйств за счёт государственного вмешательства на макроэкономическом уровне. Происшедшая благодаря развитию техники трансформация общественных отношений позволила использовать капитализм для большинства членов общества. Капиталистическая система осуществила технологическую эволюцию, приведшую, по словам Ж. Делёза, к «мутации капитализма» -- от капитализма концентрации ради производства и собственности к капитализму сверхпроизводства. Если общества надзирания и принуждения начала ХХ в. завоёвывали рынки путём создания дисциплинарных пространств, понижения стоимости товаров и специализации производства, современный капитализм захватывает контроль, фиксирует обменные ставки и видоизменяет продукцию. Кейнсианские меры определили и переход от властных технологий с открытым характером, открытость которых состоит в явном надзирании и принуждении к труду, к властным технологиям, которые манипулируют людьми, поощряя их как потребителей. Принуждение стало скрытым, надзирание превратилось в контроль, осуществляемый при помощи высоких технологий, которые собственно и характеризуют вступление общества в постиндустриальную эпоху инновационных решений. С развитием информационных технологий традиционные факторы производства -- земля, труд и капитал -- потеряли былое значение и отступили перед другим источником прибавочной стоимости и наращивания капитала -- знанием.

Наряду с технико-технологическим развитием основанием «мутации капитализма» послужило и то обстоятельство, что общество, как система с рефлексией, способно изменять само себя, реализовывать механизмы не только собственно научно-технического развития, но и механизмы осознанных социальных преобразований. Общества контроля и дисциплины представляют собой системы, управляемые при помощи механизма двусторонней обратной связи между мышлением и действительностью -- механизма, который Дж. Сорос назвал рефлексивностью (reflexivity) [9]. Рефлексивность подразумевает одновременную обусловленность социальной реальности, как настоящим состоянием дел, так и общественными ожиданиями, настроем. События экономической и политической жизни, в отличие от физических явлений, содержат в качестве участников свободно действующих контрагентов -- мыслящих людей. Использование результатов финансового, экономического или общественно-политического анализа изменяет саму исследуемую систему -- финансовые рынки, экономику, политическое устройство. Так, экономическая теория К. Маркса эксплицирует, чем завершается стихийное, неконтролируемое политическими и экономическими социальными институтами развитие капитализма. Практическое использование этой теории В.И. Лениным показало, каким социальным взрывом чревато массовое обнищание населения в периоды кризисных явлений или затяжной войны. В то же время осознание капитализмом своей социальной функции не произошло бы без рациональной оценки экономической эффективности комплексного изменения системы хозяйствования и социальных институтов. К. Маркс и В.И. Ленин оказали «услугу» потомкам, разъяснив, в чём должно заключаться главное направление экономического и государственного развития капитализма. Западное общество создало массового потребителя, обладающего высоким покупательным спросом, заинтересованного не в уничтожении, а в развитии капитализма -- развитии, сопровождающимся неизменным повышением уровня жизни большинства членов общества, а не только верхушки имущественной пирамиды.

С рефлексивностью, с действием механизма двусторонней обратной связи между мышлением и реальностью связаны основные трудности экономической науки. Разрабатывая экономическую теорию, К. Маркс опирался на философское понятие практики, не ожидая, когда философы оценят его как неклассическое основание современной науки. По словам П. Бурдьё, не ждали философов, чтобы узнать, что они подразумевают под произвольностью социального факта, лингвистического знака, объяснением социального через социальное, и другие основоположники общественных и гуманитарных наук -- М. Вебер, Э. Дюркгейм, Ф. де Соссюр. Вместе с тем достижения новейшей социологической и философской мысли до сих пор отделены от экономической теории, в том числе от анализа финансовой системы, по отношению к которой продолжает господствовать классическая теория эффективных рынков. Неклассическая рациональность, учитывающая роль и место субъекта в системе исследования, получила признание в философских и исторических теориях общественно-экономического развития; при этом, однако, дело не дошло до конкретно-эмпирического осмысления событий на финансовых рынках, а значит и неклассических теоретических моделей экономического управления.

Общепринятые макроэкономические модели, как правило, построены на предположении о рациональных ожиданиях репрезентативных агентов. Классические экономические модели не предполагают, что знание может быть несовершенным, а поведение адаптивным, и потому не могут в полной мере соответствовать эмпирическим данным. Модели рациональных ожиданий рассматриваются в макроэкономике как задачи динамического программирования, но у моделей динамического программирования есть серьёзные ограничения. Предпосылки о репрезентативных агентах и рациональных ожиданиях не допускают неоднородности экономических субъектов и предполагают существование единственной модели экономики. Не кажется ли это странным? Очевидно, что любая модель финансового рынка, претендующая быть основой экономического управления, не может не быть динамичной. Её динамичность определяется динамикой самой социальной реальности, определяемой, в том числе, результатами научных исследований и рекомендациями по экономической политике. Если эти исследования не сумеют выйти за пределы классической рациональности, «перешагнуть» за представления об односторонней детерминации социальных явлений со стороны некоторых объективных законов, модель экономического управления останется скованной рядом аксиом и гипотез, использующих, говоря словами крупнейшего специалиста по финансовой математике А. Кирмана и его коллег, «экономическую робинзонаду с рациональными ожиданиями» [3].

Безответственность, с которой экономическая наука не желает переступать за флажки классической парадигмы, порождает модели, в которых даже приблизительно не воспроизводится соответствие статистическим данным. Эти модели следует решительно отбросить -- именно в этом, по мнению европейских и американских экономистов, проявляется этическая ответственность учёного: как теоретические, так и практические аспекты в моделях экономической политики не должны вызывать нареканий. Фактически экономисты предлагают совершить шаг в сторону неклассической рациональности и создавать динамические макроэкономические теории, которые соответствовали бы двусторонней обратной связи внутри финансовой системы и экономики -- связи между принимаемыми решениями и будущими событиями, между мышлением и реальностью. Такой -- во многом философский -- шаг, дополняющий экономическое моделирование подходами других наук о человеческом поведении, и предлагают совершить А. Кирман и его коллеги. Сделать его не просто: разница между классической равновесной моделью экономического управления и динамической макроэкономической моделью неравновесных финансовых рынков столь же значительна, как различие между механикой И. Ньютона и принципом неопределённости В. Гейзенберга.

Рынки денег и капиталов versus рынка деривативов.

Эффективность мер по предупреждению второй волны финансового кризиса зависит от устойчивости национальной финансово-валютной системы, уровня диверсификации и конкурентоспособности экономики, в связи с чем, правительства используют традиционные методы стабилизации финансово-экономической системы. Обсуждение в ноябре 2008 г. на саммите G20 путей выхода из кризиса показало, что большинство стран национализирует часть активов финансовых организаций посредством предоставления субординированных кредитов и поддерживает ликвидность финансовой системы путём «выброса» на рынок дополнительных денежных средств. Эти меры были осуществлены в соответствии с монетарной моделью экономического управления и властными технологиями контроля, без которых невозможна реализация монетаристской денежно-кредитной политики. Не отставали от G20 и страны с транзитивной экономикой, использующие властные технологии дисциплины и принуждения к труду. Так, в Узбекистане в целях обеспечения устойчивой основы для развития финансово-экономической, бюджетной, банковско-кредитной системы, а также реального сектора экономики наряду с мерами по развитию разветвлённой сети микрокредитования предпринимательской деятельности были реализованы меры, направленные на повышение уровня капитализации ведущих банков страны. Также были приняты нормативные акты о стопроцентной защите депозитных вкладов населения и об оказании дополнительной помощи банковским и финансовым структурам [7]. Между тем применение монетаристских технологий контроля, способствующих патримониальному режиму роста в обществах, где едва ещё только начали оформляться фордистские отношения найма, чревато социальным взрывом по образцу Бишкека апреля 2010 г., когда бедность и ограниченность потребления масс явились последней причиной провала политики президента К. Бакиева. финансовый диверсификация инвестирование

По словам Ф. Лордона, мы являемся свидетелями биржевой социализации вознаграждения за труд. Отношения между руководством предприятия и коллективом работников-акционеров в вопросах динамики оплаты труда трансформируются таким образом, что вместо прибавочной стоимости, источником которой всегда было предприятие, инстанцией, определяющей размер вознаграждения и целесообразность роста фирмы, становится финансовый рынок [14]. Это, несомненно, и есть фундаментальная основа естественноисторического изменения современной модели экономического управления. Создают ли эти изменения благоприятные условия для долгосрочных инвестиций, а значит, и для развития реального сектора экономики? Взаимные обязательства между банками ныне достигли таких размеров, что любой кризис ликвидности в одном из сегментов финансового рынка может оказать самое разрушительное воздействие на всю экономику. Увеличение доли финансовых составляющих в доходах населения обществ контроля значительно интенсифицирует взаимосвязи между финансовым и реальным сектором экономики, когда циклы роста и падения стоимости финансовых инструментов непосредственно сказываются на стоимости товаров, росте и падении производства. Отсюда, велика опасность того, что главной характеристикой режима накопления с финансовой доминантой станет перенесение свойственной финансам нестабильности в сферу реальной экономики. Как и во времена К. Маркса, логика финансизма работает только в условиях длительных периодов повышательной конъюнктуры биржевого цикла, и любой кризис и биржевая паника возвращают к мысли о восстановлении традиционных механизмов социального обеспечения.

Отказаться от выдувания пузырей означает отказаться от денежно-кредитной политики монетаризма, от дерегуляции. «Чтобы выйти из этой ситуации, нет иного средства, кроме как... избежать того, чтобы она возникла! -- полагает Ф. Лордон. -- Чтобы уничтожить финансовый пузырь на корню (ab initio), нужно хотя бы частично лишить его кислорода, иначе говоря -- кредита» (цит. по [5]). Этот вектор, -- вектор институционального регулирования финансовых рынков, который вместе с тем есть вектор экономического управления, -- изначально может быть задан финансовыми центрами обществ контроля. В его отсутствии обществам дисциплины необходимо искать свои методы и способы управления финансовым рынком, которые смогли бы обеспечить устойчивое развитие экономики без рисков раздувания кредитных пузырей, а вместе с ними и стоимости продукции реального сектора экономики на внутреннем рынке. Не менее существенной задачей управления финансовым рынком становится контроль над самовозрастанием фиктивного капитала и тщательный мониторинг финансовых потоков, задающих разрыв между производством товаров и эмиссией производных финансовых инструментов.

Характерная особенность власти, бесконтрольной и предоставленной самой себе, тем более власти, которой обладают финансы, власти рынка, есть излишество и отсутствие меры. Диспропорции на финансовом рынке обществ контроля выразились в несоразмерно высокой номинальной стоимости биржевых и внебиржевых процентных и валютных деривативов по отношению к реальному сектору экономики. В 2005 г. стоимость деривативов на финансовых рынках североамериканских стран более чем в 20 раз превышала совокупный ВВП этих стран: 342.6 трлн долл. против 14251.8 млрд долл. ВВП США, Канады и Мексики. Капитализация рынка акций США, Канады и Мексики на конец 2005 г. составляла чуть более 18 722 млрд долл., а общий объём долговых ценных бумаг -- 25 264 млрд долл., что опять же более чем в 18 и 13 раз уступает номинальной стоимости финансовых деривативов. В условиях патримониального режима накопления и монетаристской денежно-кредитной политики фиктивному капиталу финансовых рынков свойственно не обусловленное реальным производством гигантское самовозрастание. Ограничения на власть денежного рынка могут быть наложены извне -- институтами регулирования. От того, насколько рациональны будут эти ограничения, определяющие интересы общества и финансовую дисциплину всех субъектов хозяйственной деятельности, зависит эффективность развития экономики в целом и финансовой системы в частности.

Среди проектов экономического управления, исходящих из идеи институционального регулирования финансового рынка, отметим три модели. Первая -- модель французских регуляционистов. А. Липиц настаивает, чтобы все финансово-кредитные институты, а не только банки были поставлены под контроль Центрального банка. Для предупреждения крупномасштабных финансовых кризисов предлагается использовать два механизма. Первый предусматривает разделение процентной ставки на две части. Одна часть будет действовать исключительно для субъектов реального сектора экономики; её следует поддерживать на самом низком уровне. Вторая часть будет относиться исключительно к субъектам финансовой сферы; её следует держать на максимально высоком уровне. Предлагается обнуление процентной ставки по кредитам, направляемым на финансирование решений общественных проблем, например, борьбы с парниковым эффектом, в то время как процент по спекулятивным кредитам следует повысить до 15%. Второй механизм связан с установлением посредством налогообложения предела дивидендных доходов, что позволит ограничить заинтересованность акционеров в сверхэксплуатации и бесконечной интенсификации труда наёмных работников.

Вторая модель -- модель финансовой архитектуры Дж. Андерхилла. Понятие «финансовая архитектура» Дж. Андерхилл определил как сумму международных институтов и вспомогательных процессов, нацеленных на управление глобальным дисбалансом, обменными курсами, транснациональными потоками капитала и на обеспечение стабильности финансового рынка -- от предотвращения кризиса до управления урегулированием долга [15]. По его мнению, разработка финансовой политики традиционно происходит в относительно замкнутых сообществах на основе взаимодействия центральных банков, министерств финансов, регулирующих агентств и их доверенных лиц в частном секторе. Крупные, действующие в международном масштабе финансовые институты саботируют демократически разработанные решения национальных институтов, в результате чего политика основывается больше на экономической теории, чем на объективных фактах. Политику следует приблизить к реальности, а политикам сосредоточиться на реформах, пересматривающих политическое обоснование и распределительный эффект финансовой архитектуры, в особенности в вопросах о том, а) в чьих интересах проводится политика, б) насколько легитимным является процесс принятия решений и итоговая политика, и в) каковы связи между процессом принятия решений и результатом.

Третья модель -- модель рефлексивного воздействия на финансовый рынок, разработанная Дж. Соросом на основе теории радикальной ошибочности. Формирование кредитного рынка, по сути, является рефлексивным процессом -- процессом двусторонней обратной связи между принятием решения и реакцией рынка. Дж. Сорос уверен, что для того чтобы избежать крайностей, этот процесс нужно регулировать, а поскольку регуляторы не только живые люди, но и бюрократы, значительный перевес в сторону регулирования может существенно затормозить экономическую деятельность. Финансист не допускает возврата к условиям, существовавшим после второй мировой войны. Скорее, рынку нужно уделить максимальное внимание, но такое, чтобы доступность кредита увеличивала производительность, гибкость и инновационность реального сектора экономики. Рынки гораздо лучше адаптируются к изменяющимся условиям полного неопределённости мира, причём адаптируются так, что сами активно оказывают влияние на дальнейший ход событий. А значит, в модели экономического управления необходимо учесть как фактор нестабильности и неуверенности, порождаемой финансовым рынком, так и фактор гибкости и приспособляемости рынка.

К апрелю 2008 г. рынок кредитных дефолтных свопов в США достиг 45 трлн долл., и покупатели контрактов совершенно не были уверенны в защищённости своих контрагентов. Патримониальный режим роста, пущенный на самотёк монетаристской денежно-кредитной политикой, позволил финансовой индустрии стать слишком прибыльной и непомерно раздутой, свидетельством чего может служить изменение рыночных процентных ставок. Так, в начале 1990-х гг. процентная ставка BNP Paribas составляла от 2 до 3% годовых, в конце 1990-х -- 15%, а в 2005-2006 гг. BNP Paribas и другие финансовые институты редко предлагали меньше чем 20-25%. Самым важным уроком кризиса 2008 г., по мнению Дж. Сороса, является то, что уполномоченные учреждения -- центральные банки, федеральные комиссии, комитеты по биржам, саморегулируемые организации -- должны контролировать не только объём денежной массы, но и процессы формирования кредитного рынка и условия кредитования [10]. Когда лопаются пузыри, обычные монетаристские и фискальные меры, противодействующие цикличности, неэффективны, при этом схлопывание сверхпузыря ещё не означает, что не возникнут новые пузыри. Если и далее следовать логике финансизма, будут снова накачиваться кредитные пузыри и закрываться предприятия с «низкой» нормой прибыли в 10%; при остром недостатке инвестиций продолжится рост спекулятивного спроса на товары сельскохозяйственного производства и выдувание пузырей на рынке сырьевых товаров.

Общим для этих проектов является вывод о недопустимости дальнейшего следования по пути классического равновесного моделирования финансовых рынков. Пока теория равновесия остаётся превалирующей парадигмой современной науки, её политическое следствие, рыночный фундаментализм будет оправдывать гонки по краю пропасти спекуляций на мировом финансовом рынке -- пропасти, вдоль которой прокладываются пути денежно-кредитной политики монетаризма. Бифуркации политической жизни и хозяйственного развития могут увлечь участников гонок на самое дно. Лопающиеся пузыри на финансовых и товарных рынках обществ контроля могут произвести эффект пробитых покрышек в экономических машинах дисциплинарных стран. Вместе с тем модель рефлексивного воздействия на финансовый рынок и парадигмы, которые предлагают Дж. Сорос, французские регуляционисты А. Липиц, Ф. Лордон, С. Монтань и другие теоретики институционального регулирования рыночных отношений, ещё должны доказать свою эффективность.

Литература

1. Абрамов А., Радыгин А. Финансовый рынок России в условиях государственного капитализма // Вопросы экономики. - 2007. - № 6. - С. 28-44.

2. К созданию институциональной политической экономии / Р. Буайе, Э. Бруссо, А. Кайе, О. Фавро // Экономическая социология. - 2008. - Т. 9. - № 3. - С. 17-24.

3. Финансовый кризис и провалы современной экономической науки / А. Кирман, Д. Коландер, Г. Фельмер и др. // Вопросы экономики. - 2010. - № 6. - С. 17.

4. Лиетар Б. А. Будущее денег: новый путь к богатству, полноценному труду и более мудрому миру. - М.: КРПА Олимп: АСТ: Астрель, 2007. - С. 25.

5. Одинцова А. Французские регуляционисты о финансовой доминанте современной экономики // Вопросы экономики. - 2008. - № 12. - С. 58.

6. Папава В. Финансовый кризис и посткоммунистический капитализм // Мировая экономика и международные отношения. - 2009. - № 8. - С. 89-95.

7. Расулев А., Воронин С. Государственное регулирование экономики и мировой экономический кризис // Общество и экономика. - 2009. - № 1. - С. 77.

8. Соловьёв О.Б. Институты знания и технологии власти: На пути к современной модели экономического управления. - Saarbrucken: LAMBERT Academic Publishing, 2011.

9. Сорос Дж. Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности. - М.: ИНФРА-М, 1999.

10. Сорос Дж. Мировой экономический кризис и его значение. Новая парадигма финансовых рынков. - М.: Манн, Иванов и Фербер, 2010. - С. 256-258.

11. Суэтин А. О причинах современного финансового кризиса // Вопросы экономики. - 2009. - № 1. - С. 40-51.

12. Тамбовцев В. Финансовый кризис и экономическая теория // Вопросы экономики. - 2009. - № 1. - С. 133-188.

13. Boyer R. Is a finance-led growth regime a viable alternative to fordism? // Economy and Society. - 2000. - Vol. 29. - № 1. - P. 111-145.

14. Lordon F. Le nouvel agenda de la politique economique en regime d'accumulation financiarise // Le Triangle infernal: Crise, mondialisation, financiarisation / G. Dumenil, D. Levy (eds.). - Paris: PUF, 1999. - P. 11.

15. Underhill G.R.D. Global Financial Architecture, Ligitimacy, and Representation: Voice for Emerging Markets // Garnet Policy Brief. - January 2007. - Number 3. - P. II.

Размещено на Allbest.ru